После

Глава II. В голове быка

Тьма стала светом.

Разум Люция продолжал мутировать в беспокойных полуснах, в которых он проводил утро. Встав с постели резко, будто и не собирался засыпать, а лишь прилег ненадолго, но только семь часов тому назад, он оглянулся. Обнаружив себя в комнате, заполненной светом как туманом, серым и смягчающим очертания.

"Пасмурно, впрочем, как всегда…"

Подойдя к широкой трещине, тянувшейся от пола до потолка, Люций провел рукой по краю, где торчали обломки кирпичей и камней известняка. Он вытащил один отваливающийся камушек и раскрошил его об кирпич.

"Интересно, думали ли о вечности те, кто строил эту цитадель?"

Из щели были видны облака, надвигающиеся на город, несущие с собой метель и серый оттенок затмения, словно вводя сражение в сон.

"Какой кошмар… и дал я ему здесь столько воли только по той причине, что ужасающая тоска душит меня, и вот-вот я взлечу на солнце, чтобы оно сожгло меня своим теплом. Если бы было больше смысла в моей жизни, не убил бы я его в одно мгновения там, во тьме катакомб?"

— Где же мой пленник?

_____

Стена была скользкой.

Плавно скользя по ней рукой, всегда держась к ней ближе, Стратоник медленно спускался по ступеням вниз. Он был уже ниже пыточной, где его держали местные уродливые обитатели. Он взял с собой свечку и кремний, которые обнаружил рядом со своей кроватью в новых покоях.

"Теперь они держат меня более почётно. Хотят взять меня этим. Вопрос в том… насколько я действительно благороден и честен. Удивительно, каким неблагородством будет вестись на столь благородное обращение. Через какое время эти существа, возможно бывшие когда-то людьми, утрачивают способность понимать чувства и мысли человека? Эти демоны, они похожи на нас во всем, лишь с той разницей, что лучше понимают жажду и страх. Или тёмные силы, завладевшие их телами, не меняют их души, а лишь дают им проявить свою худшую сторону? Вот, почему жрецы называют демонов падшими. Они падают в темноту…"

Темнота была настолько плотной, что казалась осязаемой, и в какой-то момент начала казаться живой; Стратоник словно слышал ее мысли, переливающиеся пятнами. Тьма была абсолютной. И хотя холодный разум знал о прикосновении руки к стене, но хотел посмотреть на руку, и не было руки, а одна лишь тьма.

Она обволакивала его.

Проход.

Рука нащупала углубление в стене.

Звуков здесь не было.

"Что там дальше?"

Попробовав ногой поверхность впереди, Стратоник обнаружил, что ступени ниже продолжаются и могут привести ещё куда-то, но он решил заглянуть в этот этаж, проверив сперва его.

Спустившись на колени, он высек искру и зажег свечу.

Далее коридор вел в небольшую комнату, заполненную книжными шкафами. Это было просторное книгохранилище, вырезанное в скале, как саркофаг, но лишь для книг, их знаний и мудрости.

Шкафы были с толстыми полками, невероятно массивны, словно по духу своему созданные для обороны книг, а не их хранения, и крепились на железные штыри из пола,

Здесь кругом была пыль и затхлость.

Пройдясь меж книжных шкафов, идущий стройными рядами, он подносил свечку то к одному, то к другому фолианту, многие из них были написаны на других языках или на более древнем диалекте, который было трудно понять. Ни одного хотя бы приближенно понятного названия, какие-то названия звучали похожими на слова, произносимые жрецами в тех глубокомысленных тихих беседах, что Стратонику довелось краем уха подслушать, пребывая по своей службе в библиотеке.

Он взял одну книгу, раскрыл и обнаружил в ней монолитные тексты без абзацев и делений, местами без каких-либо знаков, буквы сливались в единый поток, измененные, вроде знакомые, но написанные иначе, теми, кто, наверное, мало был похож на современных префекту людей.

Не нашлось других ходов из этой залы.

"Нужно смотреть дальше."

И Стратоник уже хотел поспешно выйти, как обнаружил небольшое высветленное место над одним из книжных шкафов.

Засмотревшись на него, Стратоник вдруг вспомнил странное изречение, звучавшее прерывисто и твердо, и он прошептал его одними губами.

Место стало светлеть.

Застыв на месте, человек стал всматриваться в это осветление, отодвигая свой разум от наблюдения. И вскоре он ощутил, как белое пятно вмещается в единую точку, а точка внезапно распространяется на весь мир.

Шорох.

Где-то упал фолиант, который неудобно был поставлен обратно на место.

Вырвавшись из оцепенения, Стратоник увидел, как белая плита сдвинулась внутрь и слегка повернулся в одну из сторон, как открывающаяся дверь.

"Неужели сработала та техника, которой меня обучал Протелеон?"

Он быстро подошел к шкафу, взобрался по полупустым полкам. Далее с большим усилием, Стратоник подвинул плиту.

Проход был свободен. Там была тьма узкого прохода, в котором можно было передвигаться только на четвереньках.

Вверху послышались шаги.

"Потушить свечку."

Шум был ещё очень высоко на верху, но в абсолютной тишине даже издалека он дошел до Стратоника, который легко спрыгнув, метнулся за свечой и, сдунув огонёк, ретировался в проход в стене.

Такие же тяжелые усилия понадобились, чтобы двинуть плиту обратно, спрятав проход.

И вновь поедающая всего человека темнота.

Собственные черты растворились и сознание стало блуждать, едва не отделяясь от тела.

"Сейчас я забрался сюда… а они там, наверху. И я все ещё у них в плену. Никогда не смей думать, что они не хуже или не лучше нас. Многие, кто так говорил про самые разные войны, предатели, проклятые матерями истреблённых детей, жителями сожженных деревень, умершими от голода крестьянами, чьи поля были вытоптаны врагом… Не смей так думать, до конца."

Он все полз по тоннелю.

"Надеюсь, Стратоник, тебе не придется говорить это себе хотя бы ещё раз, ведь ты подумал иное… ты подумал что-то, когда, держа обломок меча, увидел, как смотрел он на тебя. Нет, не пытайся найти что-то для себя в этом взгляде, это такой взгляд, который направлен внутрь, он не для мира или кого-то другого."

Тоннель петлял, внизу, под рукой иногда удавалось нащупать железо и какие-то решётки.

Гул.

Шум.

Внизу были слышны звуки.

То был множественный шорох и чавканье, кто-то копошился внизу, в непроглядной черноте, их было много, еле слышные нечеловеческие хрипы и всхлипы.

"Кто это? Неужели там внизу что-то, что выращивают демоны? Звуки похожи на то, как едят животные…"

Полез дальше.

Коридор петлял, поворачивал, было ясно, что почти все повороты вели налево. Он двигался по дуге, проползая над многими комнатами одного этажа, но как в них попасть ещё не было ясно.

"Рано или поздно, они найдут тебя, и ты должен попасться им не в тот момент, когда попадешь в этот тоннель, иначе они узнают то, что узнал ты, использовать это будет невозможно."

Наконец вертикальная штольня.

Ни вверху ни внизу нет света.

Зажег свечку, решил передохнуть.

Высунувшись, Стратоник дал маленькому тёплому огоньку согреть кусок вертикального пространства, и обнаружил тогда, что вдоль стен друг против друга идет снизу на верх множество углублений. Выше и ниже еле виднелись проходы на другие уровни.

"Похоже это все-таки вентиляция, не знал, что она есть в цитадели…"

Где-то вверху очень смутно послышались стоны нечеловеческой боли. Далеко внизу раздалось короткое мычание.

"Ладно, пора отсюда уходить. Я ещё вернусь сюда. Быть может."

Проделав весь путь назад, Стратоник остановился у плиты и стал прислушиваться внимательно. В комнате не было движения или чьего-то присутствия. Тогда он постучал костяшками пальцев по плите. Но никто не отозвался внутри.

Вылезти было не сложно.

Теперь предстояло пройти по лестнице обратно наверх и вернуться незамеченным в свои покои. Цитадель была огромна, блуждая по кольцевым коридорам верхних этажей, Стратоник обнаружил множество лестниц, помимо центральной, это были узкие каменные ступени, попадающиеся в лучевых коридорах, ведущих меж комнат к пристройкам цитадели, в которых также были разные лестницы и проходы.

Пробираясь по ним, прячась от патрулирующих существ, Стратоник ловко блуждал в своих интересах, запоминая новые для себя комнаты и их обновленное использование.

Все когда-либо бывшие здесь письменные столы были по большей части складированы в нескольких больших помещениях, архивы были разворочены и в них воцарился бардак, арсеналы с оружием были пусты, а просторные залы и кабинеты превращены в личные покои, в одном из которых теперь жил и Стратоник, неподалеку от прочих демонов.

"Демоноиды ответят за эту наглость…"

Коридор.

Последние бесшумные шаги.

Стратоник толкает одну из массивных высоких дверей, оставленных им закрытыми.

В покоях, на его постели сидит Люций и медленно листает небольшую книгу.

Это был трактат "Стратегия", написанный неким безымянным полководцем города двести тридцать семь лет тому назад.

Оторвавшись, Люций поднял взор на вернувшегося.

Морозы крепчали, а ночи становились дольше. Тварям было на это плевать, но в покоях Стратоника разводили огонь в старинной печи, встроенной в огромную квадратную полуколонну. Свечение из этой печи давало понять, насколько огромны эти покои, устроенные в зале, где сидело прежде множество людей, занимающихся управлением колоссальных территорий, принадлежащих городу. И посреди этого помещения располагалась на большом расстоянии от входа малая в сравнении с окружающим пространством кровать, на которой и сидел Люций.

Демон положил книгу обратно на прикроватную тумбу, которую сам незадолго до того велел принести в эти покои, а также письменный стол и стул, поставленные тут же рядом, и на который Стратоник при входе метнул изумленный взгляд.

— Ты куда-то отходил, Стратоник? — как бы невзначай.

— Да, — человек медленными шагами приближался.

— Куда же?

— Я любовался видом из окна в пристройке, — Стратоник попытался прибавить в голос драматичную нотку, глаза при этом чуть опустив, пытаясь рассеять их взгляд.

— Истосковался по внешнему миру?

— По свободе, — он подошел к столу и провел рукой по его гладкой поверхности.

— Ты в плену всего лишь считанные недели.

— И это мучительно. Кому-то и мгновения хватает, чтобы ума лишиться, — глаза двинулись, открыв на белках красную кровяную молнию, символ напряжения.

— Но не от заключения, тем более столь мягкого, какое мы даровали тебе.

— Даровали заключение? — нахмурился Стратоник.

— Да. Это наш тебе подарок, главным образом мой, конечно. Но подарки надо ценить, особенно если этот подарок твоя собственная жизнь.

— Мою жизнь мне подарил мой бог, а также мои родители.

— Твоей жизнью, — сухо говорил Люций, — распоряжаются все сверху по цепочке.

Стратоник улыбнулся.

— Неужели ты такой видишь нашу систему управления?

И Люций улыбнулся в ответ.

— Неужели она недостаточно хороша, чтобы быть такой?

Успокоившись, Стратоник позволил себе подойти к столу и взять стул, чтобы сесть на почтительном расстоянии от Люция.

"Что же хочет от меня этот хитрый выродок?

— Читаешь эту книгу?

— Да. Здесь очень интересные и дельные советы по осаде, описываются разные механизмы, способы. Крайне интересно.

— Да, — на этот раз, хоть и блёкло, но искренне улыбнулся Стратоник, — в свое время я читал её взахлеб. Книги… это связывает меня с Башней.

— Почему ваш город так называется? Башня…

— Когда-то здесь была только цитадель, и её было видно далеко.

Люций встал.

— В этом что-то есть… Знаешь, раньше у меня было не так много времени для этого, — и он добавил почтительно, — Не откажешься ли ты пообедать с нами? Я, Табия и Элой, мы собираемся в северной пристройке.

— Да, не откажусь.

"Разве могу я отказаться от вашего мерзкого общества?"

Они встали и пошли.

Идя по коридору двое, сохраняли тишину, нарушаемую ползанием крылатых тварей по потолку, появлением крыс и странными криками где-то в глубине помещений; пока наконец не вошли в коридор, ведущий от главного кольца на север, к пристройке, где за острой аркой прохода открылся просторный продолговатый зал, украшенный полуколоннами, а против входа в нем были в ряд расположены высокие бойницы, не слишком высокие здесь были своды, и сам зал был представимого масштаба. По середине здесь стоял длинный стол, на другом конце которого по обе стороны от главенствующего кресла расположились Элой и Табия. Вся мебель была резной, украшенной головами разных рогатых животных и причудливыми заостренными узорами. По периметру горели факела, а на столе в ряд горел десяток подсвечников. Этот зал утопал в огоньках, как поляна в светлячках, только не слышно было их родного стрекотания, только алчно-подлый смех немногих собравшихся.

Оглядев все это лаконичное великолепие обстановки Стратоник улыбнулся глазами.

"Постараемся вести себя непринужденно, как и прежде. Демоны только и ждут, что потеряешь баланс, они разорвут меня при любом удобном случае. Или это всего лишь моя умственная уловка?"

— Префект, проходи и садись с нами, — сказал Люций.

Чему и последовал Стратоник, сев рядом с Элоем. Во главе стола же сел Люций и громко хлопнул в ладоши. Появились служанки, казалось бы, обычные девушки, с довольно невзрачной, но милой наружностью, одетые в простые столы с рукавами, и подали обедающим салат, а также расставили блюда с нарезками из различных сыров и фруктов, разлили алое сладкое вино по серебряным кубкам.

И такой кубок поднят был Люцием с самодовольным видом:

— За победу.

— За победу! — подхватили Элой и Табия и все трое осушили кубки.

После же них, взялся за кубок и Стратоник, и сказал:

— За нашу победу, — и выпил, уже после того, как все поставили свои кубки.

В недолгую паузу Табия, Элой и Люций с интересном смотрели на Стратоника, который, не обращая на них внимания, приступил к салату, взял себе кусок сыра, надломил хлеб и закусил им, а затем сделал ещё глоток, столь восхитившего его своим вкусом вина.

Человек наслаждался.

"Не слишком ли нагло это было? Впрочем, я не мог повести себя иначе. Есть предел даже мнимой любезности," — подумал Стратоник, пронзая взором зал и небытие.

— Кхм… да, хороший тост, — сказала Табия, смущенно улыбнувшись и посмотрев на Люция, тот обменялся с ней взглядом, полным таинственного понимания.

На считанное мгновение Табию обдало тепло, но она вернула себя в холодное сознательное состояние.

Для человека же здесь было холодно. И внутреннее тепло, накопленное за время пребывания внизу и в покоях, согретых пламенем печи, стало постепенно покидать Стратоника, от чего тот стал пить больше вина, в надежде сохранить хотя бы ощущение согревания.

"Напряжение растёт…"

— Здесь есть печь? — спросил он Люция, — Я понимаю, что вам все равно, но я скоро окоченею.

Вновь громко хлопнул в ладоши Люций.

Служанки вошли и стали копошиться у стенной печи вблизи входа.

— Ты теперь… выглядишь более расслабленным, Стратоник! — добродушно сказал Элой.

Ныне у человека было больше времени разглядеть и детально запомнить черты того демона, с которым он вел неоднозначную беседу в недалеком прошлом, но не успел запомнить эти черты, выражавшие радость жизни, этот самую малость вздернутый нос, большие зелёные глаза, гриву русых волос, вечно улыбающийся рот.

— Отдых приносит пользу мне, а до того я только и делал, что неустанно занимался делами моего войска.

— Больше тебе не придется этим заниматься, — произнес Элой.

— Надеюсь, что ты не прав, — Стратоник улыбнулся, пытаясь взять внешне тот же тон добродушия, что и Элой.

— Здесь будет какая-то музыка? — спросила Табия.

И вновь Люций хлопнул в ладоши.

Вошли другие служанки, с арфой, флейтой и несколькими другими струнными инструментами. Началась протяжная музыка, с лаконизмом в отдельных точных звуках и зловещим отрывистым звучанием, менявшим темп от неспешного и почти заторможенного, до агрессивно-резкого.

"Странная музыка у них… от неё так и хочется погрузиться в свои мысли."

— Стратоник, — начал Люций, — я хочу, чтобы завтра ты прошелся с нами по захваченным районам города.

— Для чего?

— Мне интересно то, как будешь ты смотреть на развалины родных кварталов.

— Люций, — с укором произнесла Табия.

И Люций со спокойной добротой посмотрел на неё:

— Ничего оскорбительного в этом нет. Но я лишь хочу услышать его мнение.

— Мне тоже кажется, — вмешался Элой, — что такая прогулка ни к чему. Не будем же мы хвалиться ему разрушениями, что учинили наши огрубевшие воины?

Взвыла протяжно флейта.

Но Стратоник только молчал, вглядываясь в разрытую яму тяжелеющего разговора, поедая пресную закуску, делая мелкие глотки сладкого вина.

— Видишь ли, — Люций как будто чуть виновато увел взгляд в сторону, властно поигрывая кубком в руке, — нет у меня желания показывать Стратонику те или иные груды камней и говорить, вот, посмотри, что мы сделали с твоим домом. Нет. Недавно я размышлял о нашей миссии…

"Миссия? У них есть миссия… это интересно!"

— Когда будет смена блюд? — с набитым ртом спросил Элой.

Хлопнув в ладоши, Люций продолжил:

— И мне кажется, я начинаю видеть её проявления в наших действиях. Наша миссия не состоит в абсолютном разрушении всего, но в преобразовании этого мира. И когда сейчас, я блуждаю среди улиц, потерявших свой облик, я обнаруживаю людей, и в их глазах, я вижу отражения всего нашего великого похода. Люди на захваченных территориях, они меняются.

Началась смена блюд. Принесли приготовленное разными способами мясо, обильно украшенное зеленью, затем соусы, острые, сладкие, а также новые напитки из горячего вина, мёда и пряностей.

— В чем же изменения? — неожиданно спросил Стратоник, перехватив внимание Табии и Элоя.

Музыка замолчала.

— Судьба, — пауза, и мелькает задумчивая улыбка, — Когда они видят наш поход, они видят воплощение судьбы. Их отношение к миру меняется. Пережив наше завоевание, эти люди ощущают себя иначе. Возможно, до этого, до поражения, люди, и то же было в Стремительном и в Океанических вратах… меняя обличие, я бродил там, среди людей, а до начала войны, я был вхож в некоторые круги в этих городах, и я видел людей деловых, — речь демона становилась все более серьёзной по своему тону, казалось, говоривший придавал значение своим словам, в них появилась некоторая не деланная торжественность, — Они мнили себя хозяевами нарождающегося мира. Все тогда говорили мне о силе некой магии. Передовые умы, ведущие за собой общество, наперебой толковали о грядущей силе человеческого разума, о новых открытиях в искусстве использования его скрытых до сих пор возможностей. Я уверен, даже сейчас в вашей Библиотеке, судорожно продолжаются эти исследования, и я думаю, вы видите в них последнюю надежду. Я не прав?

— Ты прав, — Стратоник улыбнулся искренне, впервые за долгое время, он редко держался искренне, но в этот раз слова демона действительно принесли ему странное, но удовольствие.

В ответ Люций улыбнулся глазами и, сделав глоток, продолжил:

— Ты увидишь в людях иное отношение к миру. Они покорились и готовы занять в нем свое место. Мы ведем войну не с вами. Мы ведем войну с вашими амбициям.

— Боги недовольны, — вмешался Элой, пытаясь сказать это, как ему показалось, более понятным для человека языком, — Они недовольны тем, что люди стали столь наглыми. Нельзя бросать вызов богам!

— Выпьем за это? — предложила Табия.

Все четверо подняли кубки, чокнулись ими и осушили до дна.

И вновь грянула мелодия, на сей раз весёлая и непринужденная.

— Так что скажешь, префект, ты пойдешь со мной?

— Пожалуй, соглашусь. Мне нужно знать, во что ты превратил мой город.

"Что же ты мнишь о себе, нелюдь? Неужели ты уже видишь себя проявлением судьбы? Немыслимое самомнение… только распаляет желание побыстрее скинуть тебя с твоего абсурдного пьедестала из наших костей. Монстр, ты будешь раскаиваться, вспоминая свои же собственные амбиции, а говоришь нам о наших… Ох, как же это вкусно."

Жадно поедал Стратоник мясо, не чувствуя себя уже скованным ни тяжелым разговором, ни пленом, ни компанией существ природы, враждебной его собственному существу.

"Как же легко, человек, ты забываешься в удовлетворении своих жалких нужд… я вижу это по твоим глазам, по твоим движениям. Как же вы люди, все-таки, слабы."

Согретый винными напитками и огнем печи, Стратоник ощущал наступавшее расслабление в своём теле и сознании. Будто разум его обдал вихрь из пожелтевших листьев, и с ними он окунулся в желтеющие, красноватые дюны опадающей серьёзности.

Обстановка становилась все более дружелюбной.

— Мне хотелось бы верить, — начал Стратоник свой развернутый ответ, — что в глубине души своей ты уже нашел то место, где ошибся, и теперь из него в тщетных попытках создать смысл, ты вытягиваешь нечто, что говорит мне о тёмной стороне твоего ума. Над такими вещами ты распростер свою мысль. Она осядет на них, как тонкая шелковая накидка. На вершине мыса хочется встать тебе, чтобы мир волнами разбился об этот мыс. Уже ли ощущаешь ты себя так?

— Да, — Люций поставил кубок, — ты довольно точно описал мои ощущения, но не мысли.

"Действительно, так я видел себя… в какой момент я возвысился настолько, что люди перестали быть отдельными лицами и слились в один большой океан, который я преодолеваю, и который окрашивается красным!? Проклятье…"

Изредка беря кусочек сыра, Табия внимательно слушала их разговор, а Элой жадно уплетал мясо.

— У тебя были похожие мысли? — прервал паузу демон.

"Да? — подумал вдруг Стратоник, — Наверное так. А… Теперь я понял. Амбиции. Ты говорил об амбициях. Да, я понял тебя. Я только что внутренне возмущался тем, что было отражением меня."

— Да, — С грустью отвечал человек. — Я хотел бы тебе сказать, чтобы ты не нашел однажды это ошибкой. Это, то, из чего выводишь ты свои рассуждения, из того главного, что спрятано глубже всего. Это лишь один из оттенков того, что очень правильно для тебя или для меня. Сейчас я сижу с тобой, пью вино, ем мясо. Завтра, возможно, вырвусь и мы вновь скрестим мечи.

— Мне кажется, — в очередной раз вставил Элой, — вы друг друга не понимаете, а скорее ощущаете.

— Возможно и так, — согласился Стратоник.

Тогда человек взялся за кубок, стоящий на столе, откинулся на спинку стула и направил свой взгляд в темноту собственных образов.

"Я вижу… вижу залы. И ряды воинов. И белый свет из гигантских врат. Вижу колонны. Вижу марш. Вижу поля пшеницы. Слышу, как поют женщины и мужчины. Слышу хор. Это прекрасно. Новая сила человека. Похоже и ты видел это когда-то… но потерял. И теперь образы твои помрачнели, мутировали от ненависти и выродились в те орды уродцев, которые ты насылаешь на нас из своего гнева. Это избранный гнев, торжество твоей обиды. Но откуда эта обида? Ты видишь в своих мечтах кару для людей. Что изуродовало тебя так сильно?"

— Мы вернемся к этому, — заключил Люций.

_____

Библиотека пуста.

Один по ней ходит Таврион.

Подходит к большой чаше с водой и смотрит в ней на свое отражение. Затем поворачивает свой мужественный лик к верху, чтобы умыть его в лучах луны.

Этот свет спустил образ, от которого сжало грудь.

Миловидные нежные черты лица, украшенные скорбью.

"Психея."

Днем он управлял ветром мечей, а ночью становился в душе своей ветром одного мечтания, летящего над ночным полуразрушенным городом.

"Если я приду завтра."

Что давало повод думать, что получится.

Дерзкий замысел.

Боль.

Страх.

"Старые чувства, их разбудили, как свет будит меня в постели. А когда я последний раз спал в спальне своего дома? Дождя бы сюда. Решено. Приду. Брать, не брать…"

С глубокой как озеро грустью Таврион опустил глаза, чтобы мрамор отражением воплотил в них серое, в глубине злое, удовольствие нежной тревоги.

"Как ребёнок…"

Генерал сделал шаг и услышал скрип своих сапог, звук был приятен воинскому уху.

"Иду."

Таврион пошел один.

Преодолев освежающий в ночи лабиринт из узких переулков, где одинокого путника не схватят драконы, вечно бороздящие небосвод, генерал предстал пред массивными дверями и постучался в них. Охрана, стоящая у ступеней, узнав военачальника, продолжила тихо сидеть, подкидывая дров в костер большой бронзовой жаровни.

Дверь открыла юная рыжая служанка блёклой наружности, сразу узнавшая генерала, уже бывавшего в этом доме многим ранее.

— Проведи к госпоже.

— Госпожа спит.

— Тем лучше.

Не смея ослушаться высокого господина, рыжая девочка закрыла за ним дверь, впустив его в темноту дома, и далее провела через залы среди колонн к покоям.

— Благодарю, можешь идти.

Девочка послушно удалилась.

"Грёзы ведь тем прекрасны, что в них все так легко."

Раскрыл двери.

Внутри уже ждал взгляд замученных глаз, приглашающих к обоюдной блаженной тоске.

"Взгляды твои не врут, Психея."

_____

— Стратоник!

Раздался далеко в коридоре весёлый голос Элоя.

После ужина ещё долго бродил Стратоник по внутренним переходам цитадели. Цитадель была огромна. Выше от срединных уровней, где располагались покои пленника, другие этажи были украшены лучше, а коридоры в них были более извилистыми, комнаты там имели ломанные стены и разные фигуры в плане, кругом там возвышались статичные статуи богов с головами быков, козлов и орлов, символизирующие в том числе вечность загробной жизни.

Стратоник стал проводить много времени, разглядывая эти скульптуры и другие украшения. Он заглядывал в глаза из черного мрамора с серебряными веками и разглядывал в них сотворение миров, кары народов, и грустящую волю бога, которая свешивалась властной рукой когда-то с подлокотника трона, перед коим опустевший тронный чертог, а за окнами первозданный мир. Честь и слава этим временам, когда эти боги возможно жили, и могучие герои ходили по земле, прославляя их.

"Боги жили… Восхитительно. Они жили здесь. Возможно, эта цитадель построена на основании их дворца."

— Стратоник! — крикнул Элой, совсем близко.

— Элой? — человек развернулся.

В этот момент демон, как скоморох сделал колесо и встал, широко расставив ноги, гордо уперев руки в боки.

— Ты как шут, — сухо сказал Стратоник.

— Да! — Элой не только не обиделся, но рассмеялся.

— Что же интересного ты захотел поведать мне?

— Хотел показать тебе одно место.

— Я вижу, Элой, в твоих глазах, что ты хочешь ошарашить меня самой черной мерзостью.

— Да! — крикнул Элой и вновь взорвался самым добродушным и радостным смехом.

"Демоны… Вы ошметки действительного величия тёмных богов великой древности."

— Посмотри на это, — сказал Стратоник.

— Статуя господина, — с выражением почтения на лице Элой встал ровно и обратил внимание к статуе.

— Вы называете его господином? — изумился человек.

— Наш древний владыка. Когда-то давно, когда мы были людьми, мы поклонялись ему, наш культ был малочисленным. Но наше учением сделало нас теми, кто был избран.

— Кем избран?

— Спроси у Люция.

— Я спрошу у него, Элой, это важно.

— Пойдем сейчас, — демон продолжил отвлекать от темы.

— Куда же?

— Иди со мной, сюда. Мы спустимся на нижние уровни.

Двое пошли, прокладывая путь светильниками. Мимо изредка молча проходили прислужники, где-то пробегал поджарый остроухий пёс, сверкая глазами из черноты.

— Стратоник, ты ничего не заметил в нашем поведении?

— Наблюдаю легкость. Причина тому ваше наступление. Многократные победы делают вас расслабленными, что-то сверкающее они привнесли в вашу манеру держаться, широту и снисхождение.

— Это… это не все. Я говорю… о чем-то более поверхностном и вместе с тем более глубоком.

— О чем же?

Беседующие прошли мимо огромной скульптуры ангела, разрывающего пасть льва, подножие и некоторые черты пали под играющий свет, остальное осталось величественно сокрыто в почтенной тьме высоты.

— Стратоник… — демон замолчал и поник.

— Элой? — человек повернул к нему голову и дотронулся рукой до плеча.

Демон не отреагировал, продолжая выдерживать ведомую ему одному паузу.

— Мы умираем, Стратоник.

Человек задумался, не давая лицу явить злорадство.

"Жаль, что так медленно, жаль, что вы так не скоро умираете, а это было бы кстати. Но в чем суть это процесса, быть может я помогу вам его ускорить?"

— Вам ведома смерть?

— Это не телесная смерть… — голос Элоя стал грустным, — мы умираем душой.

— Но в последней беседе Люций показался мне таким оживленным.

— Он единственный из нас, кто ещё сопротивляется.

— Но я видел многих, там в горах. Видел веселье в их глазах, радость в лицах, слышал смех.

— Я отведу тебя к ним снова. Ты увидишь.

— От чего же это происходит?

— Если бы я знал наверняка, то пресек бы болезнь в её корне. Но корень мне не ведом.

— Неужели вас губят страдания? Или вам настолько скучно от вашей победы?

— Не злорадствуй, Стратоник.

— Я лишь подыгрываю тебе в твоей же злобной шутке.

— К сожалению это не шутка.

Двое остановились.

— Элой, я не вижу, чтобы вы умирали, — в голосе Стратоника появилась грозность, он уперся взглядом в Элоя — Не вижу, чтобы вы хоть малость ослабляли хватку. Ваши силы штурмуют наш последний город, уже превращенный в развалины. Мои сограждане кладут жизни там, сотни жизней каждый день, даже сейчас, пока мы ведем эту беседу, пытаясь отстоять последние груды камней. Нет. Элой, вы не мертвы.

— Да. Орда наступает постоянно. Армия есть машина. Мы запустили её, и она сломала весь этот мир… она будет двигаться дальше, а мы… ты увидишь однажды, как мы повиснем на ней, как наши тела повиснут на ней…

— Буду ли я печалиться об этом, Элой?

— Я не пытаюсь вызвать в тебе сочувствие, это немыслимо. Префект не поверит в такое.

— Тогда зачем ты рассказываешь мне все это?

— Потому, что не знаю, что мне делать…

— Как мило. Ты желаешь моего совета?

Элой повернулся к темноте, отбросил светильник и пал на колени. Его голос становился все тише и печальнее:

— Я не хочу победы в этой войне, Стратоник.

— Мне плевать, чего ты хочешь, Элой, — сухо ответил человек.

— Если бы я только мог заставить тебя увидеть во мне остатки человека.

— Если в тебе и был человек, он умер давно.

— Нет, я жив. Я был человеком, я помню какого это. Вспоминаю это все чаще. Мне становится все больнее.

— Твоя боль, моя отрада.

— Я мог бы разорвать тебя на куски, — он посмотрел на свои руки, на напряженные кисти, пальцы, как когти желающие схватить что-то, — не задумываясь, быстрое, великолепное убийство. Ты не боишься?

— Я префект войска. Мы на войне. Страх недоступен.

— Ты говоришь, как образцовый военачальник людей… — Элой опустил руки вниз и голову на грудь.

— Ты хочешь доказать мне, что ты человек?

— Хочу…

— Иди и умри. Человек истинно осознавший себя демоном, будет искать лишь смерти, чтобы не осквернять этот мир, что столь дорог ему.

— Нет, — тихий смех, — этого я делать не стану…

— Возможно не так уж ядовита печаль, отравляющая твою душу или то, что у тебя вместо души.

— Душа, Стратоник, она у меня есть.

— Чем тогда ты докажешь это мне?

— Я не хочу доказывать это, — он встал, развел руками и весело добавил, — просто однажды ты это увидишь!

В ответ ухмылка.

Двое пошли дальше.

Они спускались вниз узкими лестницами, короткими переходами, меж залов, среди колоссальных квадратных колоннад, меж божественных скульптур, выражающих первобытное величие. Пока наконец не подошли к заветному пролету.

Заглянув внутрь, Стратоник увидел узкий коридор со ступенями вниз, утопающими в темноте.

— Здесь ты пойдешь первым, — серьёзно сказал Элой.

— Быть по сему.

И человек шагнул.

Спуск длился несколько минут, они ступили в глубину скалы.

"Я не помню этого прохода… я бывал в Цитадели, и даже в этом месте, но я не помню этой лестницы. Они создали её? Или вскрыли замурованный ход?"

Спустившись, обнаружил, что стены от кирпича перешли в горную породу, а поверхность под ногами от плит перешла к чистому камню.

Вокруг была темнота. Пустое пространство, лишь малую часть которого мог пожрать свет. И нельзя было оценить, насколько велика была эта пещера.

— Ты слышишь? — тихо спросил Элой.

— Нет.

— Прислушайся…

Стратоник замер и стал рыскать слухом в тишине.

Где-то внизу послышались шорохи.

Тогда Элой ступил вперёд и оказался на краю пропасти, Стратоник подошел, когда тот бросил вниз свой светильник, и тот падала долго, после чего внизу упал, и там разбился, а луч света пал на конечности тех, кто копошился там внизу. Можно было разглядеть чьи-то свежие останки и руки, разбирающие их.

— Что это? — с отвращением спросил Стратоник.

— Сейчас покажу, — с этими возбужденными словами, Элой метнулся к стене и стал крутить там некое колесо, от которого шла цепь вверх, и где-то во тьме что-то стало спускаться.

Шум цепей.

Вопли внизу.

Животные крики.

Хрипение.

Тогда Элой нащупал у стены заготовленный заранее лук и стрелу, он подошел к Стратонику и зажег её, после чего сделал выстрел во тьму.

Попадание. Зажегся большой шар в железной клетке, похоже, смазанный чем-то, возможно, нефтью.

От него шел сильный свет, и падал вниз, освещая теперь трепещущее от яркости стадо похожих на человека сутулых существ с короткими ногами, длинными руками и непропорционально массивными челюстям, делающими их лица столь неблагородными. Серая их кожа, не знавшая дня, жирно блестела.

Твари поедали кого-то, среди останков Стратоник разглядел людей…

В сторону…

Рвота вылилась изо рта тугим потоком.

— Зачем…

Выронил светильник.

Свет устремился вверх.

Снова рвота.

— Бог мой отец!

Элой взорвался насмешливым смехом, окрашенным в безумную глупость, злоба которой раздавалась в черноту, маслянисто растворяясь в ней.

Омерзение и обида захлестнули Стратоника, он упал на колени в тяжелой отдышке.

И демон сказал свой зловещий комментарий:

— Мы кормим их людьми, а потом едим их!

Новый взрыв смеха.

Не выдержав, Стратоник сотрясся в щекочущем гневе, грудь ему сжало злобой.

Рывок.

Спрятанный нож…

Сверкнула сталь.

Удар!

Возвышаясь в напряжении Стратоник, наблюдал, как павший Элой приподнялся и, пролив изо рта алую кровь, с веселым безумством в глазах, тяжело вытащил нож из груди, и отбросил его в сторону.

Затем из спины демона выросли две пары призрачных черных согнутых теней крыльев и приподняли своего хозяина, и тот, как обмякшая туша, прикрывая руками рану в груди, свесив голову смотрел на человека.

Сперва ужаснулся человек, но затем сощурив глаза достал другой нож и приготовился к новому нападению.

Но встав на ноги, Элой взмахом двух крыльев, ставших явью, как хлыстами, отбросил Стратоника прочь; тот упал в десятке шагов, но сохранил нож в руке.

Сразу поднялся.

И выставил нож.

Грозной жизнью наливались вздувшиеся мускулы, видные из-под разорванной тоги.

Дух борьбы в лице дышал злобой.

— Ты действительно опасен, — со снисходительным изумлением произнес Элой.

— Но не опаснее тебя, демон, — ответил Стратоник, и в голос его приходило успокоение.

Крылья постепенно исчезли, растворившись, как сон.

Демон подошел. Оставшись на почтительном расстоянии, он подал руку.

Стратоник смотрел ему в глаза, переживая ненависть, словно шелковая ткань его души прожигалась раскалёнными углями, а обрывки падали в бездну бессилия, ускоряющую свою холодную глубину.

Ненависть.

На миг весь мир застыл, превратившись в сплошную темноту, в которой сияла чистым горением одна только ненависть, как раскалённая луна, политая патокой скорби.

Только ненависть.

Но момент не мог длиться вечно.

Глаза Элоя вдруг наполнились нежностью.

— Я не убью тебя, Стратоник, ты ценен для меня, как напоминание о человеке внутри меня самого. Все здесь видят тебя именно так.

Ничего не отвечал человек.

Молчание длилось долго.

Стратоник закрыл глаза, лицо исказила боль.

"Живи. Они пожирают нас! Живи. Они… кормят откармливают животных нашей плотью! Живи. Я сказал тебе, жить. Ты должен. Ты не человек, ты должность, не смей сейчас оставить в себе хоть каплю чувств. Ты стоишь среди демонов и должен жить до того момента, когда сможешь нанести им удар, а до тех пор не смей считаться ни с какими унижениями."

Ненависть сменилась отвращением, стекающим по гневным взрывам в дно сознания, искры жгли грудь.

"Встань… пора идти отсюда."

Медленно и устало он поднялся и сказал:

— Ты мнишь, будто способен расправиться со мной, и неужели вовсе не считаешь, что можешь пасть от моей руки?

— Ты опасен в драке… — он ухмыльнулся, и отвел взгляд, — но это не значит, что я не справлюсь с тобой. Всё-таки… мы не равны.

Элой наконец опустил поданную для помощи руку.

— Да, и я не стал бы подавать руку тому, кто ест подобных мне. Тебе приходится прятать свою ненависть к нам, ты думаешь, что если мы не будем о ней вспоминать, то ты будешь в большей безопасности?

— Лучше умереть, чем пытаться скрыть презрение к вам.

— Это на самом деле… — Элой повернулся спиной и медленно зашагал прочь, продолжая свою речь, — то, что забавляет больше всего. Мы… Мы держим своего врага… И зная про самих себя, что мы монстры, именно к отдельно взятому противнику мы проявим уважение.

— В какой момент вы успели так проникнуться ко мне? — сухо спросил человек, убирая нож за пазуху.

— Возможно, когда увидели, как ты сражаешься. Телесное качество первее всего. Пойдем прочь отсюда, зря я показал тебе это место…

— Однажды, я распну тебя, — ухмыляясь сказал Стратоник.

И они двинулись прочь.

_____

"Какое унижение… они едят нас, а теперь после смертельной драки, после удара, от которого он должен был только издохнуть, это чудовище протягивает мне руку. Это унижает всех, меня, его, это не рыцарство. Мерзкий абсурд! Бог, отец, прости мне это, я отомщу за унижение."

Думал, лежа на простой шкуре в углу гигантских покоев.

Где-то вдалеке мерцала искра свечи на столе.

Ещё дальше была дверь.

Никто не стучал.

Тишина.

Звенело в ушах.

Не долетали сюда отзвуки сражений. За толстыми кирпичными стенами спрятано другое общество, которое устроено на иных принципах.

"Как будто ты ждал другого от демонов."

Свеча погасла.

"Нельзя сидеть сложа руки?"

Глаза слипаются.

Никто не мешает.

"Что? Кто будит меня? Табия? Ну конечно я не мог не увидеть, как ты поглядывала на меня…"

Мысленно Стратоник представил, как дверь открывается, и нечто тёмное, но притягивающее с прекрасным человеческим обликом проникает в покои, медленно подходит и подле него опускается на колени, чтобы снять одежды.

Не было понятно, когда именно наступило утро, когда прошел день, сколько длился сон, но в один момент в покои вошел один из прислужников, чтобы провести префекта к главным вратам Цитадели.

Главные врата непропорционально возвышались. Прихоть бюрократской красоты. По обе стороны врастали в стены женские статуи, подпирающие перекладину над вратами. И эти врата открылись.

Свет зари воссоздал лик префекта, вытачивая его из темноты.

Пред Стратоником на ступенях, уходящих бесконечно вниз, стоял, раскинув руки, Люций, черные волосы которого развевались на ветру, несущем пепел, а за спиной его лежали в руинах моря обгорелых камней, мертвое тело города в застывших кирпичных барханах кричало смертью молчаливо; обласканный пожарами воздух доносил запахи огня и гари.

Вдоль ступеней шла колоннада, где капители были украшены алыми шарами, неизвестного камня, а по обе стороны от ступеней по склону стоял лес из копий, на которые были насажены обгорелые трупы жителей.

Вонь трупов стояла.

Но небо было чистым, насыщенным, словно сапфир.

— Отвратительное зрелище, не правда ли? — спрашивал демон, весело округляя глаза, выражая в растянутой улыбке восторг.

— Ты омерзителен, — сквозь зубы бросил Стратоник и пошел вниз, слуги последовали.

На что Люций только смягчил выражение лица и полузакрыл мечтательно глаза.

Пройдя вниз, они очутились на просторной площади, по окраинам которой оставались куски стен и колонн, где-то возвышались голые трубы печей, кучи мусора, лежали ещё трупы, бегали собаки, летали вороны большими стаями, а в вышине извечно кружили злые силуэты драконов, издающих свои вопли, похожие на орлиную смерть.

— Наслаждайся гибелью этого мира! — воскликнул Люций, показывая всем своим видом, что происходящее приносило ему не удовольствие лишь, но уже блаженство.

Гневным взглядом одарил Стратоник демона и пошел вперёд, чтобы забраться на гору из кирпичей, с которой были видны расчищенные руины и расчищенные от обломков дороги, по которым маршем двигались ровные колонны в черной броне, за ними же текла серокожая толпа в тряпье и шкурах, держа над собой лес копий, испещренная огоньками красных глаз, река искорёженных длинных рук, коротких ног, крупных челюстей, с которых текла слюна.

Хищная сила неестественных источников жизни несла вперёд вооруженные потоки.

— Резервы наши пребывают к стенам восточного района, — огласил Люций.

— Всю эту падаль ждет только смерть, — со стихающим отвращением проговорил префект.

— Они идут туда за этим, — насмешка ушла из речи демона, — эти существа не предназначены к жизни, только к смерти.

— Как мерзко должно быть, что рождается только за тем, чтобы быть раздавленным в бессмысленной мясорубке.

— Не думал, что услышу такое от префекта войска этого города! — Люций слегка изумился, затем добавил со злой ухмылкой, — не ты ли сам рожден для того же?

— Нет.

— Нет, ведь твоя мясорубка не бессмысленна?

— Я сражаюсь за мой город. Этот град моя родная обитель, и я буду счастлив защищать её по последнего вздоха.

— Твой город больше не имеет смысла! — злорадно крикнул Люций.

— Кто ты, чтобы говорить так? — гневно ответил Стратоник.

— Я победитель, — произнес демон, с лицом, являющим завершенное самодовольство, венцом которого стали глаза, в которых отражаются сказанные слова.

Тогда человек гордо закричал:

— Ещё нет!

И засмеялся раскатисто, словно гром сопровождал смех его, подавляющий весь мир.

— Я возьму этот город! Возьму, он будет моим!

— Не бывать этому!

— Ты увидишь, я заставлю тебя увидеть это! — он указал рукой на башню, — я снесу эту сучку! Там не будет даже праха прежней власти. Наше господство в этом мире грядет, и уже никто не смеет это отрицать, кроме фанатиков и глупцов, — Люций протянул руку на север, — Теперь смотри туда.

Слева среди колонн стоял, возвышаясь огромный человекоподобный зверь: вместо ног у него были копыта, а голова его от быка, из пасти его вырывается со свистом дым, а бордовые глаза его светились. Быкоголовый стоял, опираясь одним копытом на основание разрушенного обелиска, и был вдвое больше окружавших его людей; на коленях они молились на него, пока тот гордо смотрел вперёд, созерцая мир, ожидающий его господства. Один из старцев встал среди всех и запел на древнем неизвестном наречии тёмный гимн зверю, тогда быкоголовый опустил одну руку меж ног и стал делать плавные движения, ускоряя их с каждой строчкой песнопения, ублажая себя в момент торжества своего тёмного культа, пока наконец не кончил и не взревел, бычьим воплем огласив начало новой эпохи. Люди стали кричать, рыдать и смеяться, а бычья голова не прекращала свой рёв, гортанные звуки которого сливались, словно из многих медных труб в один протяжный вопль.

Окружающие люди вторили воплю, их экстаз доходил до предела, они сбрасывали с себя одежды, доставали кинжалы и закалывали себя, а те, кто оставался жив, разрезали животы умершим и, разбрасывая потроха, обмазывали свои тела кровью. Бык брал и тех и других, разрывал на части, под крики боли, страданий и наслаждений, и пожирал сырое человеческое мясо. Шерсть быкоголового божества окрашивалась чёрным, искрилась, с неё текла смола, издающая пар. Бычья морда будто надломилась со страшным хрустом, челюсть стала шире и обросла множеством клыков, которые крошили пожираемую плоть; из пасти текла беспрерывно кровь, и вскоре вокруг могущественного существа было красное озеро, в котором резвились с диким смехом оставшиеся люди, они вылезали из-за руин, раздевались и прыгали в кучи влажных останков, бросаясь ими, кидаясь, как снежками.

Когда быкоголовый закончил трапезу, его рога стали толще, из висков выросли новые, а из спины с хрустом вырвались на свободу гигантские крылья, подобные орлиным.

Крылья сделали взмах, отбросив нескольких людей.

И тогда мощнейший луч солнца ударил, засветив зверя. Но тот взревел, подняв морду к небу, которое на миг стало светлее, и со страшной силой оборвал свои крылья, и завершил ими свой черный божественный обед, какой не мог позволить себе ни один царь царей этого мира.

"Нет! Невозможно! Бог мой отец! Я не хочу видеть!"

Лицо Стратоника будто сползало вниз, отпадая от головы, так он чувствовал зверя, будто тот был высотой под ним, с которой он мог упасть.

— Да! Он вернулся! — с придыханием молвил Люций.

Демон сделал серьёзную мину и пошел к быкоголовому, Стратоник последовал за ним, выдерживая почтительное расстояние, между ними толпились слуги.

Люди вокруг быка разошлись в стороны, и тот пошел к цитадели, сотрясая воздух своей судьбоносной поступью. И пред ним предстал демон в черных одеждах и отвесил скромный поклон, исполненный подлинного уважения. Быкоголовый положил покрытую лоснящимся иссиня-черным мехом когтистую лапу на голову Люция и немного погладил, после чего шумно выдохнул со свистом дым из могучих ноздрей и пошел дальше. Стратоник был не в силах подойти к этому существу, он притаился за грудой камней, опустив одну из рук к сапогу, где спрятан был кинжал, и со страхом, подобным ожиданию падения неба, наблюдал, содрогаясь душой, за тем, как воплощение древней власти проходило мимо.

Весь ужас померк вокруг этого черного божества.

Могучая спина с кровоточащими обломками крыльев колоссального существа удалялась, но видна была сила, с которой нельзя совладать, каждое движение было проникнуто этой силой, и это подавляло.

Страх сменялся ощущением собственного бессилия, накрывающего, как волна самого страшного шторма, сбивающая и лишающая опоры, чувство равновесия исчезало, а ощущения заполнялись сдавливающей лёгкостью.

Подойдя, Люций положил Стратонику руку на плечо, успокаивающим тоном продолжил зловещее пояснение:

— Он возьмет свой топор, который мы нашли в глубине цитадели в одном из саркофагов. Весь север снова будет в его власти, когда мы поднесем ему этот город, он перестроит его по своему замыслу, ты увидишь это, если покоришься нашей власти. Быть может, я возьму тебя с собой и покажу тебе все четыре обновленные столицы мира. Эти города уже никогда не будут прежними!

— Нет, Люций, это ужасно… — выдавил из себя Стратоник.

Вид его становился все более подавленным.

— Посмотри, Стратоник, представь только, — он радостно указал на Цитадель, корпус которой уходил вверх за пределы обычного взгляда, — это будет твой новый дом!

— Нет… нет… — только бормотал в ответ Стратоник, тщетно прокручивая в сознании образы, которые его сознание было неспособно переварить.

В эти минуты, он видел, как вернулся к торжеству ужас, который он сам не считал возможным до той степени, что его отсутствие понимал, как одну из опор современного ему мироздания. Но теперь ужас был здесь, и можно было прочувствовать его обжигающее дыхание.

Оглядываясь, Стратоник видел, как серокожие доедали остатки гниющих трупов, сновали как гиены, вытаскивая ещё дышащие тела из-под обломков.

Раздавленная душа из раздавленных осколков вдруг гневом растопленных слилась из руды отчаяния в расплавленный клинок ненависти, и разум охладил его, закалив форму для борьбы. Теперь Стратоник сосредоточился.

"Нет, гнев сжигает страх! Насколько бы не было великим это существо, оно будет уничтожено! Бог отец, клянусь тебе в этом!"

Человек смотрел на солнце, слепящее глаза, но наслаждался этим светом, в котором чувствовал руку высоких сил, ратующих за его тяжелую праведную победу, которая ознаменует истину.

Руку на плечо положил ему Люций.

— Теперь идем к домам, где ещё живут людей. Я проведу тебя по ним. Ты увидишь их перерождение, которое уже свершилось. Мы истребляем лишь треть живущих, остальные попадут в новый мир!

— Для твоего пропитания… — устало произнес Стратоник.

— Людей я не ем, префект, только благородных оленей.

— Что же ты делаешь с людьми?

Но ничего не ответил Люций, а лишь сжал в руках ткань плаща и потянул за собой Стратоника.

Демон, человек и свита стали пробираться дальше, среди рядов разрушенных колон, груд кирпичей, остатков стен, прочего мусора, покрытого снегом.

Бело-серо-черный пейзаж стонал в растягивающемся разрушении. Все здесь кричали о гибели.

Ветер усилился.

Делегация подошла к массивному трёхэтажному корпусу, прямому в плане, украшенному полуколоннами и высокими окнами, тянущимися сквозь этажи цветными витражами. Чудом уцелевшее здание было необычным для этих кварталов. Над входом висела таблица с красным глазом, веко которого чуть опускалось. Такие же глаза были краской выведены на окнах, и во многих местах на стенах.

"Видимо, так они помечают постройки, которые не следует трогать."

У подножия стен валялись замерзшие трупы тех, кому не позволено было найти здесь приют, торчали копья с насаженными на них заледенелыми головами.

Закричали команду.

У края дома мимо пронесся отряд серокожей пехоты.

Тяжелые деревянные двери раскрылись, впуская человека и демона в объятия теплоты. Свита наполнила помещение, смешиваясь со здешними прислужниками. Пятеро жрецов сошли по ажурной лестнице мраморных ступеней, и по полу из гранитных бордовых плит прошлись, стуча посохами, к гостям.

Носивший самую длинную белоснежную бороду дряхлый старец визгливым старческим голосом приветствовал:

— Мы счастливы видеть вас, господин, в одном из последних уцелевших домов этого города!

— Жрецы! Вы зовете демона своим господином!? — с пренебрежением закричал Стратоник.

Старцы ничего не ответили.

Тогда Стратоник достал кинжал и, кинувшись к говорившему, нанес ему удар, оставив оружие по рукоять в груди, старец открыл рот не в силах издать звука или вздохнуть, пал, содрогаясь перед ускоряющейся смертью. Оставшиеся столпились вокруг него, силясь поднять и унести прочь.

— Стратоник! — запоздало Люций одернул того за плечо, и снисходительно добавляет, — обуздай свой гнев, это больше не твои люди.

— Нет! — кричит Стратоник, но затем выдыхает и пытается, как только может охладить свой разум. Руки его и голова опускаются, тяжелое дыхание выравнивается.

Тогда они прошли вдвоем далее, растягивая за собой свиту, переходя из одного зала в другой, где везде были гранитные полы и полотнища, завешивающие стены, серебряные светильники на высоких ножках слегка развеивали мрак просторных комнат. Везде здесь ютились людей, завернутые в множество одежд, чтобы согреться от крепчающих морозов, они жгли печи и жаровни, толпились вокруг них, ели свои скудные пайки. Их глаза смотрели в никуда, взгляды не соприкасались, чей бы Стратоник не хотел поймать, нигде не получалось. Никто из них не говорил, все только ели или сидели в углах, стараясь не издавать звуков.

"Нет… это конченные поломанные люди. Они ждут только смерти."

— Нет, Люций, я не вижу в этих людях способности жить дальше. Ты собрал сюда живых мертвецов. Ты переломал судьбы этих людей. Когда-то это был мой народ. Сейчас вижу я скорбь и внутреннюю гибель в каждом взгляде.

— Сейчас они в переходном периоде. В будущем ты увидишь их становление. Эти люди только готовятся войти в новый мир. Ты ещё увидишь, как они воспрянут.

— Увижу, — громче отвечал человек, — когда мы выгоним вашу серую сволочь из нашего города.

Словно блёклыми куклами были набиты залы.

— Встань, — сказал Люций одному из мальчишек, сидевшему в углу, тот затрясся и поднял голову, — подойди ко мне.

— Не надо, — тихо добавил Стратоник.

Но Люций обернувшись лишь по-доброму ухмыльнулся ему:

— Подойти ко мне, не бойся.

Подошедшему медленно ребёнку, завернутому в несколько покрывал, демон протянул, поданную слугой, большую долю сыра. Ребёнок схватил её и, сделав один мощный укус, стал быстро, будто в страхе, отламывать куски и бросать разным детям, вылезающим из-за спин взрослых, а те ловко ловили, делили ещё в своих кругах и жадно ели уже совсем обмельчавшие крохи.

— Благодарю, господин, — ребёнок бросился на колени и прижал голову к полу.

— Встань, дитя, и скажи мне, чего ты ждешь?

— Я… — не поднимая головы, — жду конца освобождения, господин.

— Что же, по-твоему, будет после освобождения?

"Освобождения? Какого освобождения?" — Стратоник нахмурился.

— Мир, господин.

— Какой мир?

— Прекрасный, как в сказаниях, господин.

— Что же это за сказания?

Ребёнок замялся, но потом ответил, все также выпаливая фразы:

— Про нового бога, господин! Эти сказки нам читают жрецы каждый вечер, когда мы ложимся спать, господин!

— Прекрасно, прекрасно, — покровительственно оценивал Люций, — держи ещё, — слуга подал мальчишке ещё одну долю сыра, — беги к своим.

— Благодарю, господин! — радостно крикнул ребёнок и, схватив кусок, побежал, чтобы затеряться среди греющихся людей.

— Префект, что скажешь?

— Ничего не скажу.

— Возможно, ты ещё не готов к увиденному.

— Не было во мне ожидания от тебя истинно глубинных изменений в людях, ты просто калечишь то, что смог заполучить в свои лапы.

— Префект, ты воспринимаешь эти изменения так только из-за своего страха.

— Во мне нет страха.

— О, нет, это уже пустая фраза. Я видел, как ты смотрел явление господина. Страхом ты пронизан.

"Разговор перетёк в невыгодное русло, пора отрезать эту тему действительно серьёзным ответом!"

— Лишь мои действия в бою покажут, остался ли во мне ещё страх.

— Быть по сему, — также серьёзно ответил Люций.

Делегация направилась далее по залам.

Во всем доме была одинаковая картина. Это был один большой муравейник в спячке, покинутый надеждой и полный уныния, ожидания конца, но никакой новой жизни, так и не смог увидеть в этих людях Стратоник, даже когда искренне, хоть и неявно, попытался разглядеть это. Он также подходил к разным страдальцам, некоторые из которых узнавали его и тихо произносили звание, приветствуя взгляды, в которых смешивались терпеливый гнев, разочарование и затухающая признательность, ведь среди них попались ему бывшие солдаты, сложившие оружие уже в окружении.

Затем делегация покинула корпус.

Бродя среди гигантских груд камней, они обозревали новейшие достопримечательности захватываемого города: аллеи из распятых жителей, лабиринты полуразрушенных стен, озера заледеневшей крови, места жертвоприношений и пожираний человеческих останков, сборища серокожих, распевающих гимны неизведанным черным существам, которых почитали своими богами.

Через некоторое время Стратоник решил для себя, что достаточно окреп, чтобы сбежать в ближайшее время. Он тщательно запоминал изменившиеся очертания западного района, расположение лагерей, патрулей и дозоров.

_____

Тянулись дни отдыха в покоях, сотканных из лоскутков света и тьмы.

Генерал и его приспешники были заняты завязавшейся на южном фланге ожесточенной схваткой за окрестности очередной башни, в которой жил когда-то уважаемый жрец, ныне уже погибший.

Из подслушанных разговоров Элоя с прочими демонами, удалось узнать, что там, на южном фланге, силы людей неожиданно разгромили крупную колонну серокожих, пройдя по ранее не раскрытым тоннелям, не соединявшимся с общей системой городских катакомб.

"Теперь я должен уйти отсюда… Я прочел все их карты, их разум действительно в упадке, судя по тому, что они позволили мне сделать все это, и до сих пор держат за почетного пленника несмотря на то, что я всего лишь передавал поручения и собирал обоз для войска. Или настолько уверенны в своих силах, что им уже настолько на все плевать?"

Вскочив с постели, Стратоник быстро надел на себя несколько туник, ноги обернул тканью, одел поверх тёплый плащ с капюшоном, и прихватил с собой краденный меч и мешок, содержащий немногие запасы сушенного мяса и вина.

Коридоры сменялись другими коридорами, изученные переходы сменялись крутыми лестницами, залами, полными скульптур, и далее колоссальными колоннадами, прячущими беглеца в тени от проходящих мимо слуг, пусть и не вооруженных, но могущих своими глазами нарушить тайну бегства.

Наконец он нашел ту самую узкую винтовую лестницу, по которой спустился, попадая в заветный коридор.

Здесь он зажег факел.

Глазам открылся путь к спасению.

Шириной в телегу проход, которому конца нет, и потолок его уходил ввысь. Под ногами плескалась от шагов тухлая вода среди камней и кирпичных обломков, покрытых мхом.

Вскоре показалось серое пятно, медленно превращавшееся в свет от щели в стене.

Но в этот момент нечто зашевелилось под ногами; Стратоник увидел закованное в потускневшие латы тело, заваленное камнями, в спешке он стал раскидывать камни, освобождая страдальца, пока тот не смог поднять головы, закрытой шлемом с прорезью, в которой были видны белки без зрачков.

Вонь вдарила.

Кислотный аромат трупа обдавал своим омерзением.

Поморщившись, Стратоник в страхе отпрянул, испытывая одновременно жалость и гнев.

— Что ты!? — зашипел префект.

— Я один из рыцарей… — прозвучал удивительно мягкий и спокойный голос из-под шлема.

— Неужели жизнь ещё есть в тебе? — негодовал Стратоник.

— Демоны… — голос временами ослабевал и был неровным, — они умерщвляют тела, а затем запирают душу внутри. Я не хозяину этому трупу, но я навечно здесь.

"Не связан ли ты с демонами, и вытащив тебя отсюда, не попаду ли я в беду?"

— Ты пытался сбежать отсюда?

— Да… но демоны настигли меня…

— Жестоко.

— Не печалься обо мне… больше я не чувствую ничего. Мне только бывает грустно иногда…

— Но для чего демоны запирают души в телах?

— Мы понадобимся им позже. Я не успел узнать… как именно… но они намерены использовать нас для усиления своей власти.

— Я остановлю их! Скажи, можешь ли ты идти?

— Беги, не трогай меня, выбирайся отсюда.

"Да, думаю, что не смогу утащить на себе живой труп."

— Жди дня нашей победы, эти твари не получат твоей души!

Произнеся твердо последние слова, человек встал и побежал на свет.

Вблизи наконец щель испускала яркий свет свободы, и Стратоник вошел в него, выйдя на узкую тропу, идущую вдоль склона на запад.

Небо, затянутое пасмурными тучами, испускало успокаивающий снег.

Перед глазами был мир, он распростерся далеко, были видны леса, русла высохших рек, поля, холмы и овраги, все эти мелочи наполняли колоссальное блёклое пространство.

"Пора действовать!"

_____

Мысль.

Образы.

Стройные белые ряды.

Грозовое небо.

Нечеловеческие крики.

Копья вверху.

Копья опускаются.

Строй.

Шаги, топот тысяч…

Шум сражения перетекает в рёв бойни, а затем гремит резня.

Затмение.

Фигура человека в черной броне.

"Что я теперь?"

Он силился вспомнить времена до затмения, но ничего не получалось, кроме как вырвать клочки, связанные с тем роковым сражением, в котором при неудачной попытке отбить град Стремительный погибли лучшие войска человечества.

Спустя какое-то время он понял, что был человеком.

Существование было жёстким.

Тварей нещадно гнали многотысячными колоннами по извилистым горным дорогам и суровым перевалам. Одна за другой мощнейшие крепости людей сметали, как огненной волной, валом снарядов от сотен осадных машин, после чего уже по грудам кирпичей шагали кованные сапоги, раздавливая черепа, а драконы слетались, чтобы доедать то, что оставалось после боя, и только после этого слетались вороны. И эти вороны летали тысячами над колоннами на марше, пожирая тех, кто падал, не выдерживая темпов.

На подходе к Башне они вошли в несколько менее крупных городов, раскинутых на перевалах, и обнаруживали там лишь запустение, как и на всех последующих территориях, пока наконец не подошли к столице всех северных земель.

Демоны с наскока взяли цитадель, драконы поливали её огнем, плавя стены верхних уровней, пока отборный отряд демонов не проник внутрь, а оттуда не пробился к воротам, чтобы открыть их и впустить бронированную колонну.

В это время завязались тяжелые бои на улицах, где в каждом переулке возводилась баррикада, ощетинившаяся копьями и выплёвывающая множество стрел по всему, что движется.

Но не он должен был стать одним из тех, кто будет перемолот в этих первых днях сражения за город.

Он сохранил осколок человеческой души, в которой таились остатки аккуратности и самообладания. Искра разума в глазах и грустная задумчивость не остались без внимания. Демоны заметили его и взяли в цитадель, прислуживать. Черные силы уродовали его плоть, выращивая в ней крылья, пока однажды он не проснулся в темноте, расправив новые конечности, которые были столь огромны. И вспорхнув он увидел своими новыми глазами пространство в его беспросветных очертаниях.

Демоны сделали его своим прислужником.

В ночи он летал, выполняя самые разные их поручения.

Тяжкие бесконечные дни войны, полные беспрестанной тяжелой работы, сменились приятной службой, в которой он наслаждался наградой за свою ловкость, в виде теплого ночлега и отборной пищи.

Мало что было ясно об этой войне.

Твари не общались между собой, они только жрали и выполняли команды, их держали в тупом неведении и гнали на убой, в бессмысленных атаках, не считаясь с их численностью.

И над этим хаосом хозяева возвысили его, вытащили из той грязи.

Но все это время он помнил, что был когда-то человеком.

И вот однажды, когда он летел с донесением, пролетая тенью меж башен, его настигла чужая мысль и чувство тоски.

Он сел, сложив крылья среди пустынной площади, где были только камни и трупы.

Кто-то звал его.

И тогда он полетел на этот зов.

На северной стороне, на краю района его встретил человек в плаще.

Владея речью тварей, этот человек мог спокойно изъясняться с ним, и он поведал ему, что тот, блуждая среди духов и сущностей увидел осколок его души, лежащий в пустыне отчаяния и боли, и решил поднять его, чтобы вернуть к жизни.

Незнакомец оказался разведчиком города.

Разведчик обещал, что жрецы вернут ему человеческий облик и утраченную часть разума, сделав жизнь вновь полной света и достоинства.

Так он стал предателем.

_____

Вниз по склону горы на запад вела единственная узкая тропа.

Дул ветер.

Шла метель.

Целый день без отдыха Стратоник карабкался по этому обледенелому карнизу горы.

Пока наконец не обнаружил единственную хижину, уцелевшую у входа в заваленную шахту.

Войдя, внутри обнаружил лишь мебель, покрытую пылью. Некоторые сундуки были вскрыты. Кто-то ушел отсюда, но взял с собой далеко не все.

Растопить нормально эту хижину было нельзя, хищные глаза врага могли заметить дым. Тогда Стратоник достал все оставшиеся здесь свечи и светильники, зажигая, обложил себя ими и закутался во все ткани и шкуры, какие только смог здесь найти.

"Это конец… холод к утру добьет моё тело, и побегу придет конец."

Но он выжил, и смог увидеть солнце ещё один раз, изо всех сил надеясь, что не последний.

Необходимо было идти дальше.

Спустя ещё один дневной переход склон стал значительно менее крутым. К заходу солнца, который теперь происходил раньше, он дошел до крупного выступа, обнесённого каменной стеной, покрытой засохшей лозой. Под ногами здесь был только снег, но местами он растаял и открылась жухлая серая трава и сдохший кустарник.

Тепло ещё боролось с холодом. Но жизни здесь уже не было.

Никакой жизни.

Стратоник словно бежал в пустоту.

Громадные изгибы бело-серой местности и блёклые желтоватые степи по левую руку, по ним текут тени небес.

Сердце сжалось при мысли о том, что колоссальная пустота, составляющая весь остальной мир, теперь не имеет в себе какой-либо жизни. Если там ещё и есть где-то искры, то они вскоре потухнут. И все прочие земли, кроме последних очагов их города, это безжизненная громада. Стратоник ощутил на миг, сколь огромна пустота, покрывшая все.

"Неужели все кончено… Глупое сопротивление. Стоило только увидеть это, чтобы понять, что все кончено."

В стене были раскрытые врата, будто выпустившие жизнь из этого поселения. Внутри каменные одноэтажные хибары, врытые в землю, слюдяные оконца их под самыми обветшавшей черепичными крышами.

Но мхом здесь ничего не поросло.

И нигде не шел дым, и не слышно было даже лая бездомных собак.

"Даже вороны вымерли здесь… Нет, видел я, как пустеют земли, как опустошаются они войной. Но этот мир действительно как будто умирает."

Он прошелся меж заброшенных хижин, заглянул в одну из них, там лежали начисто обглоданные кости, разбросанные по полу среди обломков мебели, и так в каждой хижине.

Веяло кислой затхлостью.

"Даже если мы победим… Бог, мой отец. Куда же мы выйдем из нашего города? Что мы увидим здесь? Засеем ли мы снова наши поля? Вернемся в эти дома? Ничто здесь не дышит."

Ветерок вздохнул, приоткрыв солнце.

Волна света прошлась по всему поселению, и вновь все накрыла синяя тень сумерек.

Плавно Стратоник зашел в одну из хижин, и только тогда, взглянув на землю, увидел, как по ней промчалась крылатая тень.

Тогда с шумом вне хижины нечто спустилось на землю, взметая вихри снежной пыли и камней.

Из слюдяного окна ничего не было видно.

Лязг.

Клинок сверкнул от луча вновь явившегося солнца.

Стратоник метнулся в угол, чтобы просмотреть улицу, затем выбежал с перекатом и обернулся, прижавшись спиной к стене противоположной хибары.

На крыше того дома, где он прятался, возвышалось серокожее создание, похожее строением тела на человека, но с короткими ногами, выгнутыми назад и оканчивающимися когтями. Голый каркас сухих мускул был как плащом укрыт сложенными крыльями.

Немного понаблюдав, Стратоник зашевелил губами:

— Хочешь поговорить…

Создание сделало человекоподобный жест, военное приветствие. Сжатый кулак, стукнув в грудь, направился прямо.

"Ха… неужели это было человеком!"

Префект молча повторил.

Тогда создание легко шагнуло, ровно очутившись на земле и расправив плечи, гордо подошло и поднесло свиток с печатью, на которой была изображена парящая птица, держащая копьё.

"Печать нашей разведки!"

Подняв взор Стратоник, увидел мутные белки, в которых расплывалось нечто, что должно было быть зрачками, но в них горел странный огонек, словно эти глаза не только видели, но понимали его.

Повторив салют, создание взмахнуло крыльями и улетело вверх к скалам, скрывшись за изгибом склона.

Выдох.

Приятный треск затвердевшего воска:

"Возвращайся к заточению. Нам нужны глаза и уши. Мы знаем, господин вернулся. Башня хранит секреты его господства. Узнай все об этом."

_____

— Мыслишь ли ты, что такие представления не сближают с людьми?

Элой произносил это с недоумением, придерживая вилкой кусок и отрезая деловито его ножом, чтобы по окончанию своих слов положить в рот кусочек таящего мяса.

— Мне плевать на то, как должно реагировать людям, — сухо отвечал Люций, разбалтывая вино в позолоченном кубке.

В небольшом узком зале, стены которого были завешаны зелёными тканями, а своды утопали в темноте, куда не доходил свет факелов, стоял стол во всю длину, за которым они сидели, размеренно трапезничая.

На другом конце стола Табия, изливала свою скуку в струны арфы.

— Ты показал своему врагу все то, из-за чего он должен ненавидеть тебя, — продолжал Элой, выдерживая возвышенно-несерьёзный тон — он еле скрывал свою ненависть, я видел, как он вернулся полностью разбитым, видел, как со страхом он проходил врата цитадели, через которые сюда вошел господин. И теперь господин где-то здесь внизу, скрылся в нижних покоях, и мы не ведаем, что там происходит. Ты запретил слугам спускаться туда. И пока это происходит, Стратоник переваривается здесь в собственном соку. Если он ещё не сбежал.

— Отсюда, — подала голос Табия, прервав игру, — просто некуда уйти. Теперь везде пусто.

Арфа возобновилась, погружая всех в собственные думы.

Струны колебали воздух, в котором летали мысли, сталкиваясь и переплетаясь между собой.

— Да, мир умирает. Если бы они могли уйти, они бы давно покинули этот город. Но других городов больше нет.

— В Стремительном ещё есть сопротивление, — хмуро буркнул Люций.

— Мы давим их, как насекомых, — со зловещей ухмылкой говорил Элой, — Наши пауки попросту лакомятся там этими надоедливыми мухами.

Арфа замолчала, струны уступили словам:

— Мы должно быть убедили единственного человека, что был в наших руках, в том, что мы могильщики этого мира. Зачем же ты пытался, Люций, убедить его в чем-то другом.

— Я верю, Табия, что мы не могильщики. Остаткам человеческого в нас понятно то омерзение, которые ощущают люди, их упадок и ненависть, их борьбу, их тягу к той жизни, что они строили здесь для себя своими руками на протяжении многих столетий. Но то огромное новое, что поглощает нас и подчиняет себе, оно показывает, как мало значим человеческий взгляд. Что их взгляд не имеет больше смысла. Что мы представляем собой существ нового ранга, и та форма существования, которую они называют жизнью, для нас бессмысленна и омерзительна. Грядет новая форма существования. Чистая энергия будет двигаться в пространстве, не скованная больше чем либо. Даже вы ещё не способны мыслить об этих вещах, но они грядут. Это будет торжество духа. Миры сольются, а вечная теплота заполнит всё. Если об этом рано говорить даже с таким существами, как вы, то человеку это тем более не стоит говорить прямо. Поэтому для начала я желал бы сломить его волю тем зрелищем, которое я для него приоткрыл. Когда ужас настолько завладеет его разумом, что сломает его, он будет готов выслушать нас, будет готов для новой истины.

— Ты слышал, Элой? Он обзывает нас существами, — сухо заметила Табия.

— Он не обзывает, а любя называет, — с теплотой ответил Элой, отодвинув блюдо с обильными остатками для псов и других существ цитадели.

— Ты не знаешь, — в голове Табии замешалась толика обиды, — но, возможно, однажды ты будешь все также говорить эту речь, а слушать тебя будут лишь скелеты, и повезет если вороны слетятся вокруг тебя, чтобы в той мертвой тишине можно было услышать в ответ хотя бы шелест их крыльев!

— Как грубо! — ухмыльнулся Элой.

— Ты только взращиваешь в нем ненависть к себе, веришь, что этим можешь что-то донести до него. Люди и без того могут уничтожать друг друга, этим их не впечатлить. Но что они по-настоящему держат за величие, это способность давать осязаемые блага. Мы здесь не для этого, и было бы не искренним пытаться изображать из нас мессий. Раньше ты не баловался подобными вещами.

— Это не баловство! — крикнул Люций, — Господин здесь. Дура, разве ты не видишь, что происходящее имеет больший смысл, чем просто взятие ещё одного города!

— Что мне дела до тех чудовищ, которых ты пытаешься вытащить на свет! — огрызнулся в ответ Табия, и чтобы успокоить себя попытался возобновить пение своих струн.

Люций встал и подошел к Табии быстрым шагом. Одним устрашающим ударом он отбил арфу в сторону. Табия встала дала ему пощёчину, которую тот будто и не заметил, а лишь сделал второй удар.

Элой спокойно допивал вино, живо бегая глазами по сторонам и пряча возбужденную улыбку.

Табия, отлетев, упала на пол с коротким тупым звуком и ошарашенным лицом, полным ужаса, будто уже ощущала все новые удары, в которых была не ненависть, а практичное стремление сломать её тело. Чёрная роза страха расцвела буйно внутри.

Леденящая цельность взгляда с вершины возвышающейся фигуры Люция завораживала.

— Животное.

Тишина.

Постояв так ещё немного, Люций ушел из комнаты.

Немного позже Элой встал и подошел к Табии, чтобы помочь ей встать. Отказавшись от помощи, Табия медленно отползала в тень, не смея даже прошептать свои проклятия.

_____

Он не отходил в тень.

Это сами тени ползли к нему.

Люций медленно блуждал по самым нижним этажам, спускаясь по той или иной узкой винтовой лестнице.

Здесь было тихо. Вся живность перебралась наверх, оставив без обслуживания большие внутренние пространства. В воздухе теперь стало пахнуть серой и гарью. И даже крылатые твари не ползали по потолку, даже крысы ушли отсюда.

Злой дух чувствовался. Уже почти кожей можно было ощущать его присутствие.

Мысли текли лучше.

Временами Люций мог узнать неведомую руку своего господина, будто гладящую его по спине. Странное покровительство почти что можно было узреть. Господин был невидим, но был рядом, и он был больше, чем все эти залы.

Во время успокаивающей прогулки мысли стекались во внутреннюю душевную даль.

Люций думал о Стратонике. Любого человека или не человека мог он самыми разными приёмами покорить, создать в его голове образ бога, беспредельного владыки. Ужасом ли, благом ли, болью, надеждой. Но Стратоником не способен он был завладеть. Мог его сокрушить, испепелить болью его душу, но получил бы лишь мешок с переломанными костями, полный ненависти.

"Как это было бы не изящно…"

Ему хотелось силой одного лишь разума в нетронутом виде завладеть умом этого человека. Потому что тот отражал силу этой короткой эпохи. И пусть считанные месяцы или даже недели остались до полного захвата города и вместе с тем падения последнего оплота сопротивления людей в этом мире, Люцию нужно было владеть этим миром в будущие времена, а для этого требовалось сохранить часть человеческой расы.

Можно было бы управлять через страх. Продолжать и дальше вешать, распинать многие тысячи жителей.

"Я мог бы возвысить их всех… вдоль дорог."

Мерные шаги вдруг стали слышны. Волна их отзвука расходилась по субстанциям черноты.

Встав ненадолго, Люций словил кожей ощущение темноты, а потом побрел дальше.

"Тупое истребление, это не победа. Это жалкое убийство. Наша победа будет одержана лишь тогда, когда мы разломаем в дребезги все их смыслы, все их надежды. Их взгляд сейчас устремлен в небо, как шпиль башни. Мы обломаем его, обратим в землю, воткнем в глину, они припадут главами к камням, лицами будут месить грязь, почитая нашего господина. Такой победы я хочу. Желаю покорения умов людей, их воображения. Они примут нашу веру! Я заберу все их души с собой!"

Где-то вдали появился мерцающий огонек. В другом зале, зелёная искра то исчезала, то появлялась, медленно двигаясь в сторону.

"Быть может Табия права, когда говорит, что только благами можно покорить умы людей. Это не древние дикари. Не те животные, какие когда-то бродили здесь стаями, истребляя друг друга. Это жители города. Они славятся тем, что могут создавать блага. В этом суть города. В обилии его благ, сила его в сокровищах, что он порождает. Да. Можно было бы всех запугать. Но что это… я не заполучу людей, а лишь их бледные тени, их тела станут вялыми, их воля сотрется в пыль и развеется. Мне нужна сила людей! Мне нужна в подчинении раса, а не грязь!"

Огонек засиял ярче и стал двигаться в другую сторону.

"Господин играется со мной?"

Люций повернулся к одной из лестниц и быстро взбежал по ней на верхний этаж, далее его путь вел наверх по длинным тесным коридорам и ступеням.

"Я уже вижу стройные ряды, полные силы воли."

Метнувшись в пристройку, он стал быстро подниматься по её узким крутым лесенкам.

"Но что же мои твари? Чем они станут после этой войны? Неужели я их отпущу на волю? Псы войны, рожденные только для того, чтобы быть единожды спущенными с цепи."

Остановился на мгновение в коридоре, рядом с бойницей, за которой пролетела крупная стая ворон с громким карканьем.

"Почему Табия так злиться, смотря на мои попытки? Неужели её хоть сколько-нибудь колышет игра с этим человеком? Нет. Просто её бесит уже все. Она также больна, как и я. Мы оба больны. Только Элой, проказник, выглядит бодрым. Но только сейчас. Сколько пройдет времени, прежде чем он начнет срываться? Что он сделает? Упадет со скалы? Скормит себя тварям? Где сейчас все наши друзья?"

Дойдя до покоев, где жил Стратоник, Люций не обнаружил его там, но не предал этому значения, потому как дозволял неопределённость местонахождения своего пленника. Цитадель была огромной. Внутри неё легко можно было потеряться.

"Что ж… этот человек крепок, подобно камню. Но что может сдвинуть камень. Сильнее всех камней всегда была река. Но что это будет за река."

Образы выстроились в цепь и сверкнули молнией разума.

Камень.

Река.

Вода.

Дерево.

Водяная мельница.

"Да, это оно!"

Но в этот момент вошел сам Стратоник:

— Ты ожидал меня здесь?

— Ты был в городе? — спросил Люций, видя на человеке плащ.

— Прогулки нужны мне, чтобы не сойти с ума, даже если за пределами этих залов одни лишь руины.

— Верно. Но что же ты будешь делать в ближайшее время?

— Не могу знать. У тебя есть идеи?

— Да. Почему бы тебе не стать префектом города?

Мрачная молния сверкнула веной на лбу человека.

— Какого города?

— Мой город, — в голосе Люция явилась толика гордости, — после войны будет нуждаться в восстановлении.

— Эти руины своим градом зовешь? — с грустью произнес Стратоник, — не думал я, что тебя хоть на миг осенит мысль о цветении городов. К чему тебе это? Пустошь, вот твоё царство. Люди тебе ни к чему. Ты сожрешь все, что здесь есть. Я уже вижу твою колоссальную статую здесь, на площади, размером во весь центральный район. Слова на ней о твоем величии. И ни души… ни единой души вокруг, — немного погодя, посмотрев Люцию в глаза, добавил, — во всем мире.

— Ты не прав, — сказал Люций, — это…

— О нет, я прав, — Стратоник прервал его, — Ты играешься, к чему это мне? Ты лишь печалишь меня. Ты позволяешь это себе только потому, что я не могу достать меч и разрубить тебя, а я так хотел бы это сделать. Пустыня твое царство. Воцарись в абсолютной пустыни, при мысли о которой, даже самая крепкая воля превращается в прах, который пророки стряхнут с пят своих, покидая наш город.

— Возможно ты прав. А если ты прав, что ты будешь делать?

— Умру в попытке тебе остановить! — возвысил голос человек, ударяя им об своды огромных покоев.

— Умрешь! — Люций залился злобным смехом.

— Как ужасен твой смех… — ухмыльнулся Стратоник, — все твои злодейства я в нем слышу, все загубленные тобою души. Как ты ужасен. Ты поразительно ужасен!

— Хватит ласкать мой слух, — Люций успокоился.

— Тебе не удастся убедить меня в том, что ты движим добром, и что в тебе есть хотя бы крупица добра.

— Мне понадобятся твои усилия, чтобы построить мою статую.

— Скорее я убью себя.

— Скажи, почему ты до сих пор не сбежал?

— У меня не было возможности. Я бы уже давно сбежал от тебя.

— Я мог бы отпустить тебя. Мне на самом деле безразличны твои силы и все силы города. Вы все просто утоните в тех ордах, которые я нашлю на вас, не напрягая чрезмерно своих сил.

— Но никакая армия не поставит нас на колени.

— Однако люди в городе уже ждут наступления нового мира. Ждут, стоя на коленях.

— Как унизительно…

— Нет, в этом нет ничего унизительного. Эти люди все ещё живы, Стратоник, они там, в домах, сжигают последние дрова, чтобы согреться ещё немного в ожидании грядущих морозов.

Стратоник представил себе ледяные трупы, покрытые инеем скульптуры из плоти и крови.

— К чему мне спасать их… — вдруг сказал он.

— Что? — Люций изумился.

— Зачем мне эти люди?

— Разве эти люди не есть твой город, который ты стремишься спасти? — удивление Люция расцвело, заставив его видеть кого-то другого перед собой в этот момент.

— Мой город, это культура, — взгляд префекта ушел в темноту, — Сломленные люди не представляют собой культуры, но только лишь груду искалеченных душ. Не важно, пали они от своей ли слабости или от того, что ты надломил их, дав им образ, перевесивший все те усилия, что составляли их жизнь. Уже и это не важно. Костры погасли. Звезды потухли.

— Так может говорить только человек в глубоком отчаянии.

— Ты не увидишь, как я сломаюсь и стану таким же, — воскликнул Стратоник, — Мой город имеет сердце. И это сердце пока ещё пылает. И ты его не получишь!

— Да, — заулыбался Люций, — этот настрой куда лучше! Так что же ты скажешь о тех людях?

— Мне действительно нечего сказать тебе о них. Но если я останусь жив по окончанию этой войны, то я сделаю все, чтобы сохранить их жизни.

— Пожалуй, это все, что мне хотелось от тебя услышать.

— Ты растворяешь разговор в пустоте, — бросил Стратоник, снимая с себя плащ и направляясь к кровати.

Тем временем Люций направился к выходу.

— Ты сегодня поднял мне настроение, и чтобы сохранить эту искру внутри я вынужден удалиться. Быть может, завтра мы с тобой направимся в низины…

После этих слов демон удалился.

Стратоник достал из-под плаща меч и положил на кровать.

"Быть может завтра я прикончу тебя."

Дождавшись абсолютной тишины, Стратоник схватился руками за голову, сжав свои волосы в них и пал на колени.

"Что я сказал ему?"

За спиной послышался женский голос:

— Префект?

— Табия?

Развернувшись, Стратоник видел, как в черноте огонь расписывает небрежно черты девушки. Лицо нежно застывало в терпеливом спокойствии. Прочел затаившийся интерес и подошел.

— Он тебя не заметил?

— Возможно не хотел замечать.

Заледеневшее время, облитое вишневой патокой желаний, взрывает свой ритм, создавая заторможенное ускорение.

Через несколько часов наступило утро, и этого не было видно через толщу гигантских камней, составивших массивы стены.

Поднимаясь в полной темноте, Стратоник наощупь находит свечу и зажигает её единственной искрой, подносит её к постели, где лежит Табия, изогнувшись в изящном положении, словно нарочно; одеяло наполовину свисало, едва прикрывая талию.

"Не так уж и плох этот плен."

Больше свечей.

На столе лежали самые разные свитки, различные свитки, в которых отражается жизнь цитадели перед её штурмом, различные сообщения, указания и приказы, списки, кроме того, трактаты и карты, планы. По всему этому разношерстному полотну бегали мимолетно очищенные разумом светлые глаза, собирая сведения.

Днями и ночами, Стратоник изучал все то, до чего мог дотянуться. В общение с прислугой он не вступал, но было ясно, что он пытается освоиться, собрав как можно больше знаний.

— К чему это все? — сквозь тающий сон донеслись слова Табии.

— Без науки я схожу с ума, — не отрываясь бросил человек.

— Какая наука в горах этих записей?

— Мне важно знать, как мыслят люди. Я могу понять их по этим записям.

— И что же… ты понял о них?

— Скажи лучше, к чему тебе об этом спрашивать? — Стратоник повернул лицо, одним глазом оглянувшись.

— Ты думаешь, что сможешь сбежать отсюда?

Табия просыпалась. Она встала и стала одевать столу без каких-либо стеснений.

— Я нахожусь в своем городе и всегда должен делать что-либо для его сохранения и защиты…

— Как скучно.

— Прикосновения к этой теме портят твоё чарующее обаяние.

Она улыбнулась и, опустив голову, приглушенно ответила:

— Спасибо.

— Все это не важно. Мне было хорошо.

Стратоник поднялся и одел плащ, чтобы затем выйти из комнаты, оставляя Табию наедине с её нарастающим чувством открывающейся под ней бездны.

Вдруг она вспомнила переливчатую заманивающую мелодию, которую слушала, когда грезила о пути на север, о шатре генерала и безмятежных садах, и ей стало так смешно.

_____

В самом верхнем зале сидел Люций, затылком прислонившись к краю окна.

Демон смотрел в западную сторону и медленно погружался в свои собственные мысли, пока не начал следить за ними. Глаза видели лишь переливающийся молочно-пепельный туман, в котором извивались волнами переливчатые серые черви и белёсые пруды. Где-то в этом болоте движений белели растянутые окна, за ними свет уже имел слишком большое значение. Мысли текли, и вот он уже видел эти мысли, как они змеями ползут в темноту, сбрасывая кожу, меняя цвета от желтого к красному, затем к фиолетовому, синему, зелёному, затем сворачиваются в кольца и клубки, из которых лезут новые. И вот он стал их пресекать. Душить, резать на корню.

И не стало мыслей.

Но дальше не дано было пройти.

И явился один красный глаз, горящий бордовым лучом света.

В страхе Люций отринул видение…

"Пока ты боишься, ты не сможешь пойти на спасительный свет твоего божества, которое освободит тебя."

Темнота вновь сгустилась, глаза закрылись от неё.

"Знаю…"

Спустя какое-то время в залу ворвался один из прислужников в облике юноши в тунике, завязанной на одно плечо.

— Мой лорд! — лик его был картиной тревоги, в которой Люций увидел все детали изменения хода сражения.

— Да? — тревога эта передалась мрачной молнией по лицу демона.

— Войска людей перешли в наступление!