Глава IV. Сон дракона

Грязь.

Мокрая слякоть под сапогами.

Лёгкое потепление в эти дни, предвещавшее особо сильные морозы, нежило тела людей.

Нижний квартал горел, по виадуку в него быстро проникал отряд из двух сотен ополченцев. Горожане в нагрудниках и кольчугах с круглыми щитами и копьями строились в фалангу и медленно выдавливали серокожих тварей, одетых в рванину.

Элитные черные бронированные воины противника закончились в битве на площади центрального района. И теперь оставшиеся серокожие отбросы с их искаженными неправильными руками и ногами, с разнообразным строением их убогих тел, перекошенными мордами, скалились и мечась по земле на четвереньках бросались на щиты, с треском ударяя по ним, но получали в ответ копья, и раненные, отползали назад в дикую стаю прочих плохо вооруженных тварей.

Так медленно счищали серую грязь воины ополчения.

Отдельные мелкие отряды проникали в переулки и запинывали попадавшихся там тварей. Лучники же ставили лестницы и забирались на крыши, подойдя аккуратно по черепице, они стали обстреливать отползающую толпу серокожих. Те с визгом падали, и на пути отступления лежали напичканные стрелами покореженные трупы, а горожане топтали их и добивали своими копьями и топорами, отрубали головы, и задние ряды насаживали эти головы на свои копья, чтобы нести их для устрашения рядом с белым знаменем города.

Летела щепа, ломались щиты, трескались и разрубали на части от ударов тесаков и клевцов тварей, те прыгали, выхватывали из фаланги воинов и утаскивали в свою толпу, где на глазах у горожан тут же за считанные минуты разрывали на части, они кидались затем оторванными кусками тел в ополченцев. Облитые кровью товарищей, горожане в ярости усиливали темп наступления, вырезая ряд за рядом тварей, что уже перестали сопротивляться и жались к узкой лестнице, ведущей на площадь западного района.

Уже из-за домов виднелась огромная цитадель.

Твари цеплялись друг за друга, лезли через головы, взбираясь на ступени, чтобы затем убежать наверх, бросив диких сородичей, закалываемых как скот на убой.

Вскоре весь квартал был почти зачищен, но сверху на краю площади показались лучники тварей, и стали из луков обстреливать людей на крышах и ступенях к площади, а также сбрасывать валуны, заготовленные здесь же, заставив ополчение ретироваться за уцелевшие дома, а лучников слезть в переулки или спрятаться на чердаках, выломав ставни в крышах.

В это время отряд рыцарей под предводительством самого Тавриона бежал близ массива скалы, чтобы забраться на один из высоких трехэтажных корпусов, бывшего многоквартирного дома, в котором жили и работали сапожники. Там, втащив на крышу огромную деревянную осадную лестницу, они смогли усилиями десятка воинов поднять её и приставить к краю площади наверху.

Длины хватило. Рыцари стали быстро взбираться один за другим. Твари поздно заметили это, полетели стрелы, не наносившие вреда белоснежным латным доспехам.

Ворвавшись на край площади, рыцари немедленно навязали драку стрелкам серокожих, те бросались и бились тесаками, но рыцари лишь разрубали их одного за другим, и затем целыми пачками, разливая повсюду их черную мерзкую кровь.

Летели куски тел, конечности и головы.

Таврион наконец забрался, оказавшись в кругу латников, истребивших немногочисленных стрелков врага.

Встав на край, он закричал:

— Эй, внизу! Сюда! — затем, обращаясь к своему помощнику, — Труби наступление!

Зазвучал рог.

Внизу из-за домов вышло единой плотной массой ополчение, река, ощетинившаяся копьями, быстро вылилась наверх.

И вот среди развалин и руин, среди леса длинных пик, на которые были кругом нанизаны тела убиенных людей, среди грязи и пепла, воины стояли, ожидая дальнейшего, пока Таврион неспеша осматривал местность.

Здесь была такая же пустыня из обломков, как и в центральном районе, и лишь там, на востоке начиналась застройка.

Вышел на большую груду обломков стратег города, чтобы обозреть пространство.

Хищный его взгляд увидел последние осадные орудия, которые запускали снаряды куда-то далеко за кварталы.

"Это оно! Эти твари покрывают жидким огнем главную улицу, что идет от моста из центрального района."

Он поднял меч:

— Воины, за мной!

И небольшой, но плотный массив людей двинулся по грудам, сбивая своим ходом пики с насаженными трупами, те падали и трескались, а кругом позади валялись эти самые замученные тела.

Когда приблизились, твари заметили их и покинули свои машины, разбегаясь, чтобы затеряться в переулках меж уцелевших домов. На улице после машин осталась лишь крупная свора серокожих, огрызающаяся и не дающая людям сломить последнюю баррикаду.

Таврион выбежал вперед, дав знак помощнику.

— Раздавим их! В бой!

И зазвучал рог.

Твари у баррикады в своем убогом ужасе разворачивались, чтобы увидеть, как с тыла на них несется плотный строй ополченцев.

Зажимаемые с двух сторон серокожие протыкались и разрубались, как свалившиеся в кучу куски мяса. Быстро образовывалось под сражающимися смердящее озеро черной крови.

Вскоре все нелюди были истреблены, и ополченцы встретились с рыцарями.

Одним единым воинством, ведомым своим стратегом Таврионом, вооруженные горожане и рыцари вышли на последнюю пустошь пред Цитаделью, откуда враг получал приказы, где гнездилась тьма, с которой они так неистово вели борьбу.

Тяжело дыша грудью, стратег стоял, озираясь. Далеко впереди на стенах внешней стороны кварталов, поднимались белые знамена людей.

В небе больше не летали драконы, не слышно было их режущего слух визга.

Таврион видел, как последние отряды серокожих спешно скрываются во тьме врат цитадели и те закрываются.

"Это конец. Мы отстояли наш город. В цитадели они не остановят нас!"

Тогда стратег города взошел на груду обломков, из которой торчали остатки стены и обращаясь к тысячам воителей произнес:

— Победа!

Поднялся бравый шум ликования, штандарты качались из стороны в сторону, люди кричали и смеялись.

_____

Табия спешила за Люцием.

Тот шагал, лязгая в своих воронённых доспехах, украшенных редким золоченным узором в виде шипастых стеблей розы, держа в одной руке руку спутницы, а в другой цилиндрический шлем с прорезью для глаз.

— Что происходит!?

— Они уже здесь! — прикрикнул на неё Люций и дернул за руку, чтобы та пошевеливалась.

— Мне больно!

— Быстрее!

И Табия не смея более упираться, шла быстро, как только могла.

Они спустились по винтовой лестнице и попали в широкий коридор. Впереди из-за угла выскочила группа из трёх воинов в стёганках с факелами. Они быстро заняли проход, выставив копья.

— Отойди, — тихо бросил он и отдал ей свой шлем.

Сделав пару шагов, демон растворился черным густым дымом, и растёкся под ноги попятившихся от ужаса воинов, и вдруг за их спинами, он воплотился, одним страшным выпадом разрубив троих со спины.

Табия, сглотнув, наблюдала.

— Не стой там, иди ко мне, — властным ровным тоном произнес демон.

Легко и молча Табия побежала к нему.

Пройдя ещё полукруг, они вышли к винтовой лестнице стержневой пустоты Цитадели. Спустились на несколько этажей, после чего сделав ещё несколько поворотов нашли покои, где мирно спал Стратоник.

— Вставай, префект! — громко сказал Люций.

Открыв глаза, Стратоник приподнялся и, опустив ноги на холодный пол, стал протирать глаза.

— Бежишь из цитадели, генерал? — ехидно спросил человек.

— Не время, пошли. Оденься и мы уходим отсюда. Ты же не думаешь, что я оставлю тебя здесь!? — последовала властная ухмылка.

Демон встал в дверном проеме, и наконец спрятал меч в ножны.

— Люций, они ведь ещё вчера не перешли моста! — визжала Табия.

— Стратег города хорош, — демон задорно распалялся, — Не нужно было никаких уловок и гениальной тактики. Достаточно было одного удара, окружить и разбить мои лучшие силы на открытом пространстве. Достаточно было этого, чтобы все посыпалось.

— Как хрупка ваша мощь! — произнес Стратоник с издевкой в голосе, заканчивая одевать плащ поверх многих туник для тепла.

— Это всего лишь одна из немногих побед людей, отсрочившая ваше неминуемое падение. А теперь уходим отсюда!

Все трое вышли и пустились в запутанные переходы и лестницы Цитадели.

Где-то в этом огромном здании шли бои, и последние твари сопротивлялись стремительному вторжению людей.

Колосс Цитадели вмещал в себя одновременно множество самых разных событий.

Вскоре они спускались по винтовой лестнице, которая, казалось бы, не будет окончена. Стратоник понял, как мало успел он изучить в этом громадном здании, и как много ещё секретов оно таило в себе.

Тоннель, необычной круглой формы, вел далеко вперёд. Несколько часов они шли, пока не очутились на выступе снежного склона, где местами сошел снег с валунов.

В паре миль ниже узкой полосой тянулось то, что когда-то было рощей. Почерневшие стволы. Не было нигде зелени, только снега, и торчащие из них обломки мертвых деревьев.

С горечью созерцал эти места Стратоник.

— И все же мир умирает, и не от зимы это засыпают земли. Вы, демоны, виной тому.

— Ты видишь осень этого мира, префект Стратоник, но за осенью наступает зима, — демон пытался взять успокаивающий тон, — И нет, это не смерть. Это лишь самая суровая осень, что когда-либо переживал твой мир. Ты ещё увидишь новую жизнь здесь.

— Нет, не хотел бы я увидеть то, во что превратится жизнь на этом континенте, если это нечто будет жить под твой властью, — в голосе перемешивались тонкими струйками обида и тоска.

— Ладно, давайте действительно уберемся отсюда! — заговорила Табия.

— Идем, — угрюмо ответил Стратоник.

И Люций повел их через снега, оставляя глубокие следы своего размашистого шага.

_____

"За что теперь бороться если, выйдя из города мы увидим лишь мертвые дали…"

Они шли разрушенными селениями и разжигали печи внутри, чтобы Стратоник не умер от холода. Еды нигде не было, но ещё немного вина у них оставалось с собой. Несмотря на окружающую их всюду гибель, дышалось вдали от города и войны гораздо лучше.

С поздним зимним рассветом они вновь поднялись и двинулись в путь по заснеженному предгорью, усеянному черными кусками, вырывающейся наружу скалы.

Впереди шел Люций, усталый Стратоник догонял его, за ними плелась Табия.

— Куда мы идем? — спросил префект.

— К моей армии.

Над ними было серое небо. Внезапно пролетела черная тень и упала где-то за рощей. Зорким взглядом Стратоник успел узнать дракона.

— И долго ещё идти? Ты чувствуешь своих выродков?

— Да, я чувствую их приближение, — в голос Люция закралась радость.

— Ты напряжен теперь, ты не ожидал этого поражения?

— Это, на самом деле не первое моё поражение. Мои крупные отряды громили ещё в землях Стремительного. Но это поражение самое крупное, — он грустно поправил плащ, — такого разгрома я действительно не ждал.

— Тебе только предстоит увидеть, на что способен человек! — воскликнул Стратоник.

Медленно Люций повернул голову, одним глазом поглядев на человека. Затем снова устремил свой взгляд вперёд, ухмыльнувшись самодовольно, и это чувствовалось в голосе:

— Предстоит… Ха. Я покорил весь этот континент. Орды мои сокрушили все армии этого мира. Все столицы пали к моим ногам. Один город продолжает ещё сопротивляться мне. Это не имеет значения. Новый удар будет гораздо сильнее. Мы встретимся с моей армией, ты увидишь, десять тысяч отборных моих созданий, закованный в броню. Я снесу этот город!

— Ты игрок и обманщик, — отвечал Стратоник, — я слышу это в каждом твоем голосе. Ты мог бы говорить это кому угодно другому, но от моего взора не скроешь. Я вижу, все твои замыслы, все твои планы, все хитрости. Ты прогорел! Эти десять тысяч не стоят и одной тысячи наших рыцарей, мы раздавим тебя!

— Я действительно игрок, но не стоит переоценивать и свои силы. Ставки слишком высоки, префект.

— Не знаю, префект ли я, имеет ли это смысл. Должно быть, когда я вернусь, эта война давно закончится, и я смогу быть выбран жрецом своего квартала. Я не воин… никогда не был воином…

— Не обязательно быть воином, чтобы сражаться.

Пауза. Табия стала идти быстрее, словно её усталости до того не было, или она только тешилась ею.

Где-то за рощей впереди пошел дым от костров.

Солнце уже сделало свою дугу и медленно садилось, небосвод становился все более сизым, наливаясь потемнением.

— Скажи мне, Люций… — внезапно голос Стратоника стал печальным, — что будет после этой войны?

— Стратоник… — он вздохнул, — ничего хорошего.

Оба они встали по колено в снегу, пока Табия побежала вперёд. Там, среди деревьев уже мелькали серые уродливые фигуры.

Грустно взглянул человек на демона.

— Но, если будешь подле меня, я обещаю тебе новый мир, — с теплотой произнес Люций.

Пройдя узкую полосу рощи, путники увидели огромный лагерь. Это было бесконечное поле, где в грязных ямах копошились твари. Им не нужны были ни шатры, ни костры, они рыли норы в снегах, или просто валялись под деревьями и в порослях кустарника. Посреди этой бесконечной толпы высились осадные башни, а вокруг них стояло множество метательных машин: катапульты, баллисты, скорпионы.

Путники прошли в дальний конец лагеря, где стояло несколько шатров. Там они остановились. Серокожие, обставляющие все внутри, в спешке вышли по их приходу. Здесь было скромно, не так, как в Цитадели.

Сели в кресла и наконец расслабились. Стратоник грел руки у жаровни и пил вино большими глотками из бурдюка, пока Люций медленно потягивал из кубка.

— Как же тяжело быть человеком, — медленно и сухо протянул Люций.

— Все равно лучше, чем демоном, — последовал такой же сухой ответ.

— Ты прав.

Напившись и согревшись, Стратоник наконец расслабился, голос его стал тверже и серьёзнее:

— Я не понимаю, что твари будут делать в этом мире, когда сожрут всех людей. Здесь будет пусто. Мы обитатели и создатели этого мира. Наши боги вручили нам этот континент, чтобы мы прославляли их. Прекрасные города будут стерты, поля останутся в запустении… останетесь лишь вы и альвы, эти лесные ублюдки.

— Не обязательно все люди погибнут. Но этот мир переродится. Ты увидишь это. Стратоник, тебе ведомо, как рождается магия?

— Магия? — Стратоник улыбнулся.

— Да, откуда ваши мудрецы берут свою силу.

— Наши жрецы бродят там, где обитают мысли людей.

— Это лишь одна её сторона, секреты, хранимые миром ваших духов… Но я говорю теперь о силе, которую дает магия.

— Сила, что течет по нашему миру, — Стратоник засмеялся, — это та сила, которой я чуть не убил тебя тогда, на потеху твоим же сородичам.

— Да… да, — с игривой обидой ухмыльнулся Люций.

— Это сила, текущая здесь бурными реками, они сходятся в нашем городе. Именно поэтому наши предки основали там город. Он питается этой силой, поэтому там можно жить несмотря на то, что он стоит на вершине горы. Мы рассеиваем сознание, чтобы вобрать в себя эту силу, но это достигается лишь долгими и упорными занятиями. До войны я практиковал это. Но рог зазвучал, и я был вынужден уйти в войско, где меня назначили префектом. А я так хотел стать жрецом… Люций, я никогда не хотел воевать. Война не была моим призванием.

— Тем не менее, то владение незримой силой, что ты показал, восхитило меня. Мало кто из демонов способен извлекать такие объемы из тайных рек.

Лицо префекта скрасила мечтательная улыбка.

— Мы, люди, зовем их Огнем мира…

— Красивое название.

— Наш город славится своей культурой, — Стратоник окреп, и с примесью гордости, голос его звучал все более низко и плавно, — Если ты гулял когда-нибудь по Стремительному, то мог заметить в лучших его домах скульптуры, это дело рук наших мастеров. Красота пронизывает всё наше существо.

— Да, влияние вашей культуры на континенте несомненно, — согласился Люций, затем сделал большой глоток, — но речь не об этом. Должно быть тебе ведомо, что вокруг вашего солнца крутится не только лишь одна эта планета.

— Да, это известно мне.

— Планет много, но не во всех течет сила. Огонь, как ты назвал это, есть лишь у этого мира.

— Наши мудрецы толкуют о том, что планеты оживают от огня мира, не может быть, чтобы в других мирах не было этого огня.

— Не огня, но даже жизни нигде нет, все прочие миры этого солнца, просто огромные каменные пустоши. Это одинокие глыбы, размером с этот континент.

Широко раскрыв глаза, Стратоник замер в кресле, затем выпрямил спину, и спустя ещё мгновение поднялся слегка возбужденно.

— Хм, не может быть этого.

— Почему же?

Префект сделал несколько шагов из стороны в сторону, а затем вновь сел в кресло, выдерживая прямоту и подняв руку, пальцы которой были большой и указательный образовали кольцо, а три остальных были вытянуты, стал уверенно говорить:

— Вселенная наша родилась из яркого взрыва. И была сперва лишь грудой облаков. Наши мудрецы видели это в своих видениях. Туманы объединялись в пыль, затем в камни, и наконец возникли планеты. Все двигается в этой вселенной к центру мира, чтобы затем однажды вновь сжаться в единую точку, из которой последует новый взрыв. Этот цикл наши предки назвали Перерождением мирового огня. Но ежели всевозможные вещества собрались в одну большую планету, то не могла она не вобрать в себя вездесущего огня вселенной!

— Нет, Стратоник, и я покажу тебе однажды это, — после недолгой паузы, тяжелую речь, словно наполненную развевающей тьму истины, продолжил Люций, — я был в тех мирах. Там нет жизни. Только камни. Ничего, кроме камней. И тайные реки там не текут. Истина в том, что сила течет из-за пределов, где нет даже звезд. Течет в нашу вселенную, к её центру, где скапливаются светила неба.

— Но на чем основываешь ты свои слова? — в упор спрашивал оживший Стратоник, спор о сути устройства мира взволновал его, как ничто другое.

— Я видел это! — прохрипел демон, внезапно сверкнув своими холодными глазами, как молниями на грозовом небе.

— Ха, Люций, я тоже много чего видел, — префект оперся локтем на одно колено, — Но всегда ты говоришь, что покажешь мне нечто. Так дай же мне узреть ту невероятную истину, о которой ты постоянно лишь только роняешь слова! Не то станется, что эти слова всего то дополнение к твоему наряду, ты влачишь их везде, они звенят, как безделицы.

— Рано… префект Стратоник, рано.

— Зачем же тянешь время?

— Я хочу, — Люций злобно заулыбался, также направив в упор взгляд на Стратоника, — в последний раз насладиться содроганием твоей души, пока разум твой ещё не тронут истиной!

— Ужасен, как ты ужасен, — сухо сказал префект.

В шатер ворвалась Табия, с лицом испуганной оленихи.

— Элой! — крик её перерастал в визг, — где Элой!

— Мертв, Табия, — спокойной ответил Люций.

— Что… — беззвучно произнесли её губы, — мертв…

Лицо затряслось в нарастающих рыданиях. Табия пала на колени. Встал Люций и подошел к ней, снял свой плащ и укрыл её, помог подняться. Вместе они прошли к кровати.

Обессилев, Табия упала в постель и содрогнулась в рыданиях.

Стратоник и Люций вышли.

Тишина была кругом, только лабиринт застав из черной ткани был, что образовали множество загонов для сна серокожих тварей, где они копошились, спали, пожирали кого-то или дико лаяли друг на друга во внезапно вспыхнувшей драке. Огней было мало, но по границе лагеря костры горели.

— Как это случилось?

— Я забежал за ним первым. Ещё прежде, чем отыскать Табию. Когда я поднялся в главный зал, он уже стоял у окна. Дул ветер, и снег лежал у его ног, он, видимо, давно смотрел вниз или куда-то вдаль. И я успел окрикнуть его. Знаешь, повернувшись, он улыбнулся мне, — пауза, — перед тем, как упасть.

— Но разве демон умрет, упав с такой высоты, разве не воспарит он черной тенью?

— Если захочет, то нет. Элой знал, чем ему это грозит.

— Грозит? Что же будет ему? Ведь теперь он мертв.

— Это для демона не смерть. Элой слишком сильно устал. Он забылся. Демоны так легко не покидают своих тел, поэтому он решил упасть с вершины этого мира.

— Ты хочешь сказать, он мог остаться жив? Мы должны найти его!

— Тише, — резко прохрипел Люций, — нельзя, чтобы Табия слышала об этом.

Спустя какое-то время Стратоник приглушенно спросил:

— Она любила Элоя?

Люций нахмурившись глянул на Стратоника, на что тот отвел взгляд.

— Нет, он конечно же не останется в живых, никакое тело не выдержит такого падения. Но наши хозяева найдут его. Мучения ожидают Элоя. Он поплатится за то, на что покусился. Дух его будет пытаться скрыться в других мирах, но они все равно найдут его. Их кара неотвратима.

— Твои хозяева… я так и не смог узнать, кому же ты подчинен, Люций.

— Мои хозяева скоро придут, и ты сам их увидишь.

_____

Глубокая ночь.

Тихий снегопад.

Круглая луна была видна.

Мерно марширующие ряды рыцарей, заранее одевших латы перед боем, плотно шагали по дороге, далее плавно идущей вниз в гигантскую расселину, выстраиваясь перед спуском.

А наверху по краям уже бежали лучники и арбалетчики, раскладывали стрелы, собирали камни и тащили валуны, готовясь к своей засаде.

Где-то в вышине пролетел дракон. Таврион глянул на него бесстрастно, не предав никакого значения его появлению. Он начинал искренне верить, что орда тварей надвигается лишь для того, чтобы умереть под его ударами.

Кони на континенте были почти исчерпаны, нигде в конюшнях или опустевших деревнях не осталось лошадей, поэтому войско стало целиком пешим. Но за многие месяцы городских боев, рыцаре привыкли к пешему бою. И хотя теперь их было гораздо меньше, они, освещенные предыдущей славной победой, свято уверовали в своё превосходство.

Они сняли свои шлемы.

Вперёд вышел Таврион.

На том конце ущелья, что было длинной чуть менее одной мили, показались черные толпы. Они быстро шли одной большой рекой.

Встав на попавшийся рядом валун, Таврион также снял свой шлем и оглядел построившуюся тяжело бронированную фалангу, её белёсые доспехи отражали призрачный лунный свет. Лик стратега выражал уверенность и силу, глаза хищно сузились, разросшаяся борода выступала вперёд.

Лёгкое завывание ветра.

Гул нечеловеческих криков вдалеке.

— Рыцари! Этот день станет днем нашего триумфа. Близится последнее сражение этой ужасной войны. Силы врага на исходе. Обезумев, эти твари несутся в ущелье, где им уготована верная смерть. Так разобьем же их раз и навсегда, боги даровали нам этот мир, изгоним тех, кто противится их воле! И помните, что за нами последняя столица этого мира…

Он надел шлем. Последние слова его речи показались слегка овеянными мраком, ведь ни от кого больше нельзя было укрыть, как страшен их враг, и чем ближе он был, тем больше сомнений внутри людей возникало.

Свет, заполонивший их умы, боролся теперь с зарождающимся ужасом. Но пока они видели своего стратега и его решительность, то могли держаться уверено.

Таврион стукнул об камень своей двухсторонней секирой и спрыгнул, встав в первые ряды.

— Вперед! — крикнул он в сторону своему помощнику.

Рог протрубил наступление.

Белый штандарт над фалангой наклонился вперёд.

Фаланга двинулась.

Сражение началось.

Медленно и тяжело шагало рыцарство по рассыпчатому каменистому дну коварного ущелья. Вверху же в звездную щель превратилось в небо. Лязгали доспехи, шумели щиты и копья. Кроме лат, молчанием были скованы воины.

Когда наверху показались в небе десятки и сотни черных драконьих теней. Лучники стали пускать стрелы вверх, страх волной прошелся по отрядам стрелков, они стали выбегать из редких порослей и метаться меж валунов. Драконы летели на них, хватали отдельных лучников и уносили в небо, в них летели стрелы, какие-то драконы падали, усеянные арбалетными болтами.

Враг приближался…

Вдох.

Выдох.

Все сжимается внутри.

Черная бронированная орда налетела внезапно на стройные ряды фаланги. Копья затрещали, они ломались об броню, вынимались мечи, крушились щиты, звенели латы. Засверкало молниями клинков поле брани.

Рубка.

Падали рыцари мертвыми, их утаскивали твари и разрубали тесаками на части.

Рыцари наступали, крушили тварей, ломали их шлемы ударами булав, мечами резали в зазоры, топтали их, отрубали им руки и ноги, заливая все их черной кровью.

Раненных воинов отводили в глубину строя и утаскивали назад из ущелья, новые свежие рыцари шли вперед и заступали вместо товарищей.

Сверху летели стрелы, падали камни, тварей давили и истребляли. Вскоре они начали отступать.

Но вдруг из черной толпы вырвались серокожие крылатые монстры и устремились целыми облаками вверх. Копошащиеся тучи серых крыльев взвивались огромным столбом. Они быстро достигли краев расселины и вступили в бой со стрелками, что не могли им сопротивляться и разрывались на куски.

Трупы падали сверху, чести тел, лилась кровь.

Кровь уже шла дождем, прямо в полете монстры поедали убитых людей.

Белые доспехи рыцарей окрашивались в красный.

И вдруг вновь наступила темнота.

— Нет! Нет! — кричал Таврион, — держите строй, тьма не продлится долго! Идите на мой голос! Слышьте меня, рыцари города!

Но воины не хотели слышать его, их глаза не видели ничего, ни собственных рук, ни даже очертаний чего-либо, а лишь одну черноту, которая заполнила мира в эти страшные мгновения, подобные слепоте.

— Нет! Бежим! — кричал кто-то в толпе.

— Моя рука, они пожирают мою руку! — раздавались крики боли.

— Держите меня, держите, они утащат… — оборвался чей-то голос.

Вскоре уже не было криков, только чавканье и хриплый вой нелюдей, звуки надламывающихся тел. Разверзлась колоссальная трапеза. Ползали везде и жрали людей, твари сдирали шлема и выдавливали глаза, ели лица людей, пока другие отрезали им конечности, снимали латы, кинжалами разрезали тела.

В этом мраке, Таврион размахивал секирой и брел назад, он рубил все, что попадалось ему, отталкивал и отчаянно бежал, под ногами были скользкие тела, он падал среди бронированных мертвецов, слышал плеск крови кругом. Холодная кровь проникла под латы, когда упал. Мокрый он встал и побежал, разбрызгивая что-то. За спиной копошились и скреблись, хрипели.

Нигде больше не было слышно криков.

Тишина наступила.

Стихли бравые выкрики воинов, не шумела больше сталь.

А только раздавались отзвуки чьей-то трапезы в этой темноте.

_____

В низине было тепло.

Здесь были зелёные луга, они спускались к реке, её берегу из гладких камушков, средь которых текла чистая вода. В ней плавали серебристые рыбки, приносившие путешественникам удачу.

Неслышно звенело белое солнце.

Здесь не было зимы, но все же было прохладно.

"Пока мир умирает, это место живет… Зелёная трава, как давно я её не видел…"

Стратоник меланхолично пал на колени у края тропы и стал ладонями медленно водить по траве и мелкому кустарнику.

— Ну же, идем, — сказала Табия, — давай, Люций ждет.

Она рассматривала с плохо скрываемым интересом человека, изредка кидая взгляды в спину Люция, что шел впереди медленно, черный плащ его чуть развевался от ветра.

Закрыв глаза, префект ощущал кожей приятный ветер, спокойная улыбка растянулась.

— Здесь хорошо.

— Да, здесь и не подумаешь, что твой мир уже мертв, — едко добавила Табия и захихикала.

— Заткнись, — человек ухмыльнулся.

Они вновь неспеша двигались.

Преодолев брод, они увидели на краю рощи, полу-окруженный деревьями большой белый дом, похожий на храм. Его двухскатная белая крыша была подперта ребристой колоннадой с округлыми пьедесталами и ажурными капителями, изображавшими свитки. Перед домом была площадка, вымощенная массивными белокаменными плитами, сиявшими на солнце.

Внутри, за колоннами были стены и вход, двери из темной древесины, оббитой золотыми полосами по краям, у них были круглые тяжеловесные ручки.

Люций взял одну из них и потянул на себя, высвободив застарелый скрип.

Внутри был пыльный полумрак. Свет косыми столбами падал из щелей мелких окон у потолка. Исходил запах мокрого гниения. И в этом полумраке на скамьях, напоминавших каменные саркофаги в склепе, тут и там, сидели или лежали разные люди.

"Они только выглядят, как люди. Демоны. Но что с ними?"

Медленно повернулся демон, черный плащ его колыхнулся.

— Вот они, мои братья, — Люций говорил с присущей ему грустной улыбкой, — Когда-то были они смелыми людьми, лучшими воинами, отдавшими свои земли, мудрыми жрецами, забывшими своих богов, лучшими людьми.

— Что за уныние? — сказал гневно Стратоник, — и все же, с каким дерьмом мы ведем войну.

— Я хочу, чтобы ты знал, какова демоническая природа, как тяжко душе совладать с ней.

— Меня тошнит от всей это слабости! — крикнул Стратоник, и ещё раз бесчувственно оглядел помещение, полное апатичных тел.

— Глумись, сколько влезет, — засмеялся Люций, — мне и самому уже на них плевать.

С этими словами, Люций вытащил меч с лязгом, столь громким в этой усталой тишине, и передал Стратонику, но тот лишь отвел рукоять в сторону, отвернулся и вышел на свежей свет дня.

— Признаться, — Люций вернул меч в ножны, — мне казалось, ты можешь проникнуться к ним сочувствием.

Где-то пролетела стая мелких птиц, послышалось щебетание.

Подул совсем летний ветерок.

— Я мог бы. И сам я устал от войны, от города, от вездесущей смерти. Сколько длится эта война? Сколько лет прошло? Никто так быстро не смог бы захватить континент… два? Три года?

— Три, — подтвердила Табия.

— Даже здесь уже нет жизни! В этом мире стало ужасным все.

— Не слышал прежде, чтобы ты так говорил? Разве ты не сражался так за этот мир?

— С приближением поражения понимаешь все несовершенство того, что защищаешь, и всю тщетность борьбы. Потому что все надламывается, и наружу вытекает внутренний сок. И от содержимого моего мира смердит.

— Я рад, что ты все ближе к нашим чувствам. Мы могли бы обратить тебя, — в голос демона примешалась толика бодрости.

— Обратить? — с отвращением спросил Стратоник, полуобернувшись.

— Да. Мы могли бы взять твою душу и подарить ей новую природу. Это называется среди нас обращением.

— С чего ты взял… я не смог бы даже задуматься об этом!

Стоя, прислонившись к колонне, Табия внимательно следила за их разговором.

— Нет, нет, — Люций немного задумался, потупив взор, потом поднял голову и стал мерно шагать, — пойми, не всякая душа способна выдержать эту природу. Все эти люди, жаждали власти, влияния, богатства. Они шли на поклон к нам, видели нашу силу и мощь. И стремились к ней присоединиться. Но, все они, в глубине своей, были слабы.

— Ха! Но ты сказал, что это лучшие воины и мудрецы своих городов! — воскликнул Стратоник.

— Да. Но этого мало. Только люди, имеющие действительно прекрасные души, только по-настоящему выдающиеся люди могут стать демонами. Мы пришли в эпоху упадка. Все эти города погрязли во взяточничестве, в похоти, в слабости нравов. Так мало стало среди них действительно сильных людей. Эти лучшие люди не смогли стать демонами. Но ты смог бы.

Голос Люция становился громче, он распалялся от собственной речи и уже чувствовал, что его слова превращаются в бурный поток, словно горная река, прохладой остужающая разум человека и своей силой, сбивающая его с ног.

— Ты говоришь о потерявшихся душах, — ответил сухо Стратоник, — А я ещё помню, за что сражаюсь.

— Очнись, Стратоник, ты уже давно не сражаешься, твоё войско разбито, ты больше не префект. Нет смысла сражаться за что-либо. Идем же к городу, чтобы ты мог вновь узреть, как ничтожно все то, за что ты сражался, как ложны все те ценности, иллюзии которых построили ваши жрецы и рыцари, и как они рассыпятся в прах под нашими ударами. Как слабо все это движением вселенной!

— Идем… — Стратоник помрачнел, в глазах его ещё мелькало увиденное в ущелье после сражения.

Картины кровавой трапезы стояли в сознании.

Они двинулись.

Табия подошла к Стратонику и провела рукой по плечу, он бросил на неё пустой взгляд без примеси нежности.

_____

Спустя несколько дней случилась встреча.

В тот тёплый вечер в низине. Стратоник сидел среди деревьев на склоне холма и наблюдал за рекой, которая здесь, в своих верхах, сужалась, становясь шумным горным потоком.

Твари строились в колонны, чтобы далее по лесной дороге обогнуть горы по её склону и пойти вверх, на город. Уже темным зимним утром, с марша они атакуют последнюю столицу вновь. В их жилах кипела кровь. Тёмная сила, объединяющая их, была полна обиды и ненависти по отношению к людям. И хотя твари мало что могли ощущать, кроме голода, страха и гнева, сейчас они были в необычном состоянии, в их слабом сознании зарождался свет победы, приводящий их в странный восторг.

И когда Стратоник подобрал с земли попавшийся в траве камешек, чтобы пальцами ощутить приятную гладкость породы, из-за ближайшего дерева показалась крылатая фигура серой кожи. Её трехчленные челюсти уродливо раскрылись, чтобы протолкнуть воздух сквозь рой клыков внутри.

Теперь на свету эти черты были видны.

Неровная кожа, покрытая буграми и шрамами, сильные руки, но слабый торс, с выпячивающейся грудиной, как у птицы.

Как и в тот раз, на Стратоника уставились, не моргая, мутные глаза слепого существа, но он подозревал, в них было ужасающе мощное зрение.

Ничего не сказав, существо оставило на траве свиток с печатью.

Встал человек, и быстро подошел к свитку, склонился, чтобы поднять его, а когда снова встал, то уже вновь был один.

Исчезновение столь же быстрое, как и появление.

"Надеюсь, однажды ты вернешь себе свой облик. Если ты несмотря на то, что стало с тобой, до сих пор продолжаешь сражаться и служить городу, то как я смею отчаиваться!?"

Он развернул свиток и, быстро прочитав, спрятал под плащ.

"Да, действительно… пора бежать отсюда. Ситуация нагнетается. Я нужен городу. Смог ли я разгадать ключ к победе? Нет. Сколь не блуждал я в подвалах цитадели, но мог видеть лишь то, что приоткрыли мне сами демоны. Пора бежать отсюда. Когда начнется новая осада, я смогу удалиться. Мой город укроет меня."

Почувствовав облегчение, Стратоник улыбнулся.

Наконец разрешилось его ближайшее будущее, до того окутанное туманом войны.

_____

Оно мечтало о полете.

Вот уже многие дни.

Теперь наконец-то мечта стала так близка.

Образы былой жизни все чаще мелькали в сознании, становясь все ярче. Во сне являлись люди из прежней жизни, до них можно было дотянуться.

Весь ужас происходящего вдруг стал очевиден настолько, что перманентная боль пронзила душу, переродившись в пульсирующие пилы, режущиеся сознание.

Всякий раз глядя на свои руки, оно лило слезы, видя искаженные серые конечности, завершенные смертоносными когтями.

Оно испытывало тяжесть в плечах, крылья все меньше слушались, но все равно хотелось лететь.

Воспарить в небеса и пронестись сквозь холодный встречный ветер разрезаемого воздуха к городу, где ждет спасение.

И вот последнее поручение было исполнено.

Близилась развязка войны, длившейся уже несколько лет.

И вот, ноги вступили на край дороги. Внизу была пропасть, что быть может своей темнотой укроет беглеца.

— Стой, — крикнул Люций.

Хозяин появился столь внезапно.

Оно обернулось.

— Ты не можешь желать этого, — сурово произнес демон.

Мышцы вокруг мутных глаз пульсировали, тварь напрягла всё тело, готовясь к рывку, но Люций моментально схватил одно крыло и рванул на себя.

Тварь упала рядом, и смиренно легла у ног хозяина, не смея пошевелиться.

— О, нет… — демон склонился и взял голову твари в свои руки, прикрыв ими неровные отверстия вместо ушей, — посмотри на меня.

Вознеслись к лику хозяина мутные расплывшиеся пятна глаз. И в них, Люций наконец заметил.

"Огонь… нет. Ты разумен! Не может быть! Ты все это время не был перерожден до конца!"

Сперва демона охватил гнев.

Но прошло несколько мгновений, и ему стало так невыносимо тяжело, что он отпустил голову и, резко встав, отпрянул.

"Нет… ты все это время был человеком. Как мерзко… Что я сделал с тобой!? Нет, мне уже плевать на все…"

— Прочь. Лети, ты заслужил это.

Обуянная страхом, дрожа всем своим уродливым телом, тварь подскочило и прыгнула в тьму пропасти, чтобы в ней расправить серые перепончатые крылья и улететь к городу.

_____

Город замер в ожидании.

Потепление спало, и морозы ударили с новой силой.

Люди, коренные горожане, и крестьяне, скопившиеся в нем, чтобы укрыться от войны, сидели в своих домах, а когда зазвенел колокол, все они прошли к библиотеке, чтобы скрыться в её подвалах. Им не дано было наслаждаться роскошью прекрасных залов библиотеки, они брели толпой обреченных по тёмным тоннелям, разбредались по залам и комнатам катакомб, какие-то из них ранее служили хранилищами и амбарами, какие-то тюрьмами, где-то были просто пустые комнаты, испещренные древними письменами, а где-то даже гробницы, в которых стояли тяжелые саркофаги из цельного камня.

Там они сидели в полной темноте, зажигая свечи лишь изредка, так как их оставалось очень мало.

Караван из леса альвов так и не вернулся.

В городе не было еды, не было воды, не было свечей, не было дров. Холод проник в стены каждого дома и заморозил все внутри. Воины рубили и жгли мебель в своих кострах внутри оставленных строений. Каждый квартал был превращен в крепость. Вновь везде была пустота, и лишь приспешники жречества в черных робах патрулировали улицы, пока воины ходили по стенам и по краям кварталов, возвышавшихся над снежным перевалом, где скрывалось множество ущелий и впадин.

Когда-то до войны, люди этого города славились своим мастерством. Их руки создавали все самое изящное и драгоценное на этом континенте. Великолепные скульптуры вырезались из камня, лучшие мечи выковывались в здешних кузницах, самые прелестные украшения создавались кропотливо в местных мастерских, и книги, по количеству которых ни одна другая столица не могла даже приблизиться.

Меха, драгоценности, мёд, оружие и доспехи и все прочие товары спускались на юг, на север же шли зерно, кожа, масло, скот, специи. Торговля никогда не прекращалась, как и бесконечные пограничные войны, и походы. Жизнь кипела в горах по всему континенту, но северная столица была жемчужиной этой жизни.

Люди севера были смиренными и суровыми. Крестьяне жили тяжким трудом, закрепощенные своими господами, владельцами земли. Они засеивали и собирали с большими усилиями урожаи с небольших горных полей, где в столь малом количестве имелась плодородная земля.

Рыцари гор были преданы богам как никакие другие воины этого мира. Они умирали с именами своих богов на устах, все сражались до конца и посвящали своим покровителям обильные жертвы.

Но теперь все это было не важно.

Время стерло все былые достоинства. Некогда имевшие уникальный характер, северные люди осунулись. Народ превратился в рабов, а правители в рабовладельцев.

Спустя столетия жрецы города отошли от дел. Мудрейшие люди, владеющие древними знаниями, перестали избираться в жрецы, их места стали занимать богачи, владевшие многими угодьями. Посты покупали за деньги, выборы выигрывали с помощью технологий политической борьбы. И настоящих мудрецов среди жрецов осталось немного. Все мудрецы, изучающие глубинную сторону человеческого разума, ушли в горы, затерялись в храмах, высеченных в отдаленных горных районах, где совсем не жили люди.

В управление городом на смену старейшинам, пришли молодые и амбициозные землевладельцы.

Под новым руководством северное государство изменило свое поведение на континенте. Огромные бронированные армии из тех, кто когда-то был призван охранять закон и порядок, спокойствие города, теперь собирались с завоевательными целями, распаляемые хищными воззваниями и жаждой наживы, что была чужда первым рыцарям.

Натиск на юг имел успехи. Армии Стремительного и Океанических врат были разбиты, границы сдвинулись на юг, были захвачены многие крепости и города. Культурное влияние севера распространилось тогда на весь континент. Но его древний источник иссяк.

Столица, некогда основанная жрецами для всех тех, кто жил стремлением к культуре, превратилась в обычную хищную столицу.

Город расширился, в нем стало больше горожан, его обнесли стенами, построили новую роскошную библиотеку и цитадель, из которой управлялись захваченные территории.

Наступил момент, когда северяне почувствовали приближение своего действительного господства на всем континенте.

Но пришла тьма.

Одним жарким летом, на юге появились из неоткуда огромные орды нечеловеческих существ. Они сокрушили войска юга, что вышли принять их бой. Десятки тысяч уродливых созданий неумолимо уничтожали все на своем пути. Это орды растаптывали поля, сжигали деревни, пожирая их жителей, ровняли мелкие города с землей. И вот однажды на север пришла весть о том, что Золотой престол пал.

Тьма сгустилась над югом.

Началась огромная война. Люди собирали одно воинство за другим, но серая орда разбивала любые войска, вступавшие с ней в сражение. Пали Океанические врата, пал Стремительный. Орда вторглась на север. Одна крепость за другой, один город за другим, все было сметено.

И вот серые толпы пришли к стенам столицы.

Но здесь наконец-то люди одержали свою первую победу, что осветила все обреченные души, ждущие конца этого мира.

Огонек ещё теплился внутри них.

Пока они сидели в темноте катакомб, искра надежды заменяла им свечу.

_____

— Верховный жрец Протелеон!

— Да, — ответил властный голос, разлетевшись под сводами огромного библиотечного зала.

Израненного стратега в рваной стеганке, покрытой кровью убитых соратников, вели под руки молодые парни в черных робах с дубинками. Один из них схватил за волосы непокрытую голову Тавриона и поднял, являя верховному жрецу избитое опухшее лицо.

— Таврион! — воскликнул взволнованно жрец.

Он сошел с пьедестала и склонился над лицом стратега.

— Пр… п… проте… леон… — он еле шевелил губами, выталкивая из последних сил звуки.

— Мне жаль, мне так жаль.

Стратег плюнул сгустком крови на мраморный пол.

— Ж-жрец… — послышался тяжелый хрип.

— Верховный жрец! — в дверях появился один из приспешников, он снял капюшон и продолжил, прежде его слов, глаза его кричали страхом, — они здесь! Орда у наших стен!

Приспешники поникли, лица их стали бледными.

Свет дня притих.

Оглядел всех Протелеон, и посмотрел на круглое окно под сводами. Там виднелась небесная расселина, края которой призрачно горели от солнца.

— Не печальтесь, братья. Конец уже близок, — произнес он мягко, и затем уже более твердо добавил, — Собирайте жрецов. Всех защитников поднять на стены. Живее! Истребим эту нечисть.

— Прости… Протелеон, — прохрипел тяжко Таврион и опустил голову на грудь.

— Уведите его. Дайте ему покой.

_____

Черная масса заполнила узкую гряду, по которой шла дорога к юго-западным вратам города, у подножия крутой вершины, на которой высилась Цитадель.

Вороненные грубые доспехи, шлемы с наносниками оставлявшие открытыми хрипящие клыкастые пасти, с которых обильно текла слюна, мутные желтоватые глаза, смотрящие с голодной ненавистью, круглые деревянные щиты, копья, тесаки, топоры, луки и арбалеты.

Среди всего моря железа и серой искаженной плоти возвышались колоссальные осадные башни, обтянутые кожей, и наполненные внутри серокожими тварями.

Тем временем стрелки и ополченцы толпились на стенах, а среди них и те немногие рыцари, что остались служить жрецам. Они бегали среди выпирающих мощных зубцов, над слегка скошенными стенами, выложенными из крупного известнякового кирпича. Вся фортификация были не более нескольких сотен шагов в длину и упиралась с одной стороны в крутой склон скалы, а с другой завершалась высокой башней, чей шпиль был острым и вытянутым, а после башни шел обрыв и снежный склон, в котором местами сошел снег, обнажив множество опасных расселин. Ворота города были в мощной постройке квадратного плана, выдающейся вперед, над которой по краям нависала галерея, по бокам от врат было несколько круглых бастионов, на которых были установлены метательные механизмы, под самыми стенами был ров, забитый почти доверху снегом.

Пики оставили на стенах, но теперь на них виднелись головы серокожих. Но вдруг озверело задул ветер, и одну из пик вырвало сильнейшим порывом, и та рухнула, голова с неё слетела и упала на снег.

Перед войском стояли Люций и Стратоник, разглядывая стены, пока лучники на них присматривались к ним. Стратоник был в плаще, а Люций в своих черных доспехах, украшенных позолоченными узором в виде стеблей роз.

Но никто не стрелял и не двигался, даже твари не шумели перед битвой.

Все ждали начала.

Все ждали рокового момента.

И пока, Стратоник лишь стоял, с неба упала к его ногам женская голова. Он наклонился, взял её и, развернув к себе, увидел лицо Психеи.

"Нет… Нет! Нет! Нет!"

Пошел снег обильно.

Ветер усилился.

Поднялась буря в один миг.

Его пальцы дотронулись до висков отсеченной головы, и мир вдруг овеял серый туман. Стратоник пал на колени. А мир вокруг исчез, развеялся.

Мысли пресеклись мгновенно.

И он увидел.

В темноте зажглись свечи. Это были покои в его доме.

Таврион.

Психея.

Черные робы.

Пики.

Резня.

Но его пробудил вопль драконов. Обуглившимися кусками разлагалось сердце внутри от ненависти, из него смола отчаяния потекла по душе, испуская ядовитый пар злобы, затуманивающий глаза. Развалины сердца обернулись в стучащий расплавленный свинец, тяжело давивший на грудь.

Столь долго он носил на плечах тяжесть войны. Уже давно он видел разложение города, уже давно превратились в прах души всех тех, кто его окружал, и он видел это, но так долго продолжал сопротивляться, веря в свое бравое дело. Все то, что окружало его, давно умерло. В столице не было ни чести, ни культуры, за которую он мечтал отдать жизнь.

Истинное величие погибло в далеком прошло, а ныне лишь его разлагающийся труп был облечен в нелепую омерзительную роскошь.

И стоило покинуть этот город, как за его спиной, самые близкие и светлые люди его окружения предали его.

Лик префекта задрожал, покрасневшие глаза наполнились слезами, губы сжались.

"Нет… Это больше не мой город!"

— Люций…

— Да, Стратоник?

— Уничтожь этот город.

Нежно улыбнувшись одним уголком рта, Люций надел на голову черный рогатый шлем и молча простер вперед руку. В холодных глазах отражался объект завоевания.

Затрубил рог.

Черная орда двинулась вперед.

Одним разом заработали сотни механизмов, горящие камни взмывали в небо… и затем врезались в городские стены, вырывая из них груды кирпичей. А осадные башни двинулись вперед, в окружении непроглядной толпы, из которой разом отправились многие тысячи арбалетных болтов.

Лучники на стенах стали пускать стрелы и запускать снаряды из баллист, установленных в бастионах.

Стрелы обоюдным дождем летели в обе стороны, отскакивали от стен, впивались в деревянные щиты, падали в снег, втыкались в землю и лед.

Баллисты стреляли в башни зажженными снарядами, те впивались в оббитые кожей корпуса, но твари в спешке забрасывали их снегом сверху из отверстий в башне, оттуда же выпускали стрелы по стене. Но несмотря на их усилия, одна из башен загорелась.

Люди на стене стали ликовать.

Но следующая башня смогла прорваться и подойти вплотную к стене; её дверь опустилась на зубцы стен и затрещала под сапогами серокожих, которые ринулись из неё разбушевавшейся рекой. Они спрыгивали прямо на копья, ожидавшие их на стене, они протыкались многими остриями, но продолжали падать и наваливаться кучей, пока вражеские силы на стене не были придавлены копошащейся грудой тварей. Следующие серокожие перелезали через своих убитых и живых сородичей и кидались на защитников стены, грызли их лица, и закалывали кинжалами, пробивая скверную кольчугу.

На стене тварей становилось все больше. Подошли ещё две осадные башни, и также высвободили стаи тварей, которые с большой скоростью заполняли все помещения, куда успевали добраться, и загрызали там всех, попавшихся им, воинов.

Люди бежали.

Ополченцы сбегали по лестницам, спускались в спешке по башням и бежали в город, где по улицам отступали в восточный район, где был второй рубеж обороны.

И уже вскоре все штандарты и знамена были сброшены со стен.

И поднялись черные штандарты, увенчанные золотыми главами быков, и на черных полотнах были красные бычьи головы.

Последние лучи уходящего дня осветили эту победу сил тьмы.

— Городская стена пала, — произнес восторженно Люций, — теперь в Цитадель!

Стратоник лишь опустил голову.

Ночью над городом виднелось бордовое сияние.

Жители выходили на площадь перед библиотекой, ополченцы и стрелки взбирались на крыши. Драконов не было. Сияние заставляло трепетать. Многие видели в нем символ неминуемого конца.

Когда оставалось три стражи до рассвета, твари пришли в движение.

Разношерстные банды тварей обшаривали захваченные уцелевшие здания западного района, выискивая там оставшихся ополченцев. Тем временем бронированные колонны шли по главным улицам центрального района через виадуки к серой площади, что видела их предыдущее, ещё столь свежее поражение, чтобы начать оттуда новое наступление. За колоннами двигались небольшие осадные башни, высотой со среднее строение в два этажа. Эти башни в окружении массы бронированной черной пехоты двигались по виадукам и подходя к кварталам, высвобождали внутрь десант на крыши, где твари сковывали стрелков, навязывая им ближний бой. Стрелки отступали, перебегая по заготовленным дощатым мостам меж крыш, закреплялись на парапетах и отвечали вихрем стрел, сколь было можно, но легковооруженные твари в рванине, преследовавшие их, отпихивали своих сородичей, падающих, со стрелами в теле, и продолжали лезть вперёд, прикрываясь щитами, метая дротики и камни из пращей. Внизу же бронированная черная пехота давила ополченцев, одетых в кольчугу и немногие панцири, и пытавшихся держать строй под натиском превосходящих числом тварей, которые лезли сверху по щитам и разламывали их цепами и булавами, рушили строй, вносили хаос в ряды ополчения и загрызали их в тесном уличном сражении.

Один за другим, кварталы захватывались.

Когда оставалась одна стража до рассвета, твари ринулись по длинному мосту и на плечах бегущих ополченцев вошли в восточный район, что был полон роскошных городских вил, крупных домов с внутренними дворами, дворов, окруженных высокими стенами. Улицы его были шире, здесь было больше аллей и совсем не было баррикад. Ополченцы бежали к библиотеке.

Черные орды неумолимо наступали, двигаясь к последнему оплоту сопротивления человечества.

Железная поступь.

Беспомощные крики страха.

Злой взгляд белого быка с черного знамени.

Пожар ненависти в красных глазах, что из черноты орды стремились к столь ненавистным людям.

Город был захвачен.

К последней большой площади перед библиотекой по виадукам бежали остатки ополчения. Жалкие сотни, неполные отряды, изможденные и раненные, вымотанные защитники своего города. На самой же площади стояло множество рыцарей, построенных в фалангу. И когда последние отступающие ополченцы ушли в тыл, вперёд выступили арбалетчики, они встали к баррикадам, что были выстроены по краю пропасти.

Завязалась перестрелка.

Стаи легковооруженных тварей с луками и пращами пришли раньше и стали обстреливать баррикады, пока по улицам медленно толкали крупные метательные машины, впереди которых шли первые бронированные колонны. Основные силы орды все ещё шли по серой площади.

Драконы заполнили небо своими стаями, сотни их кружили огромными роем в высотах над золотой полусферой библиотечной крыши.

На крыше одного из зданий, что стояло против виадуков, ведущих к библиотечной площади, появился Люций в своем рогатом шлеме. Одну свою руку он положил на парапет, и поднял другую руку в творческом жесте и, слегка растягивая роковой момент для собственного наслаждения, грозно опустил ладонью вниз, указав на площадь.

Рой драконов одной сплошной смертоносной рекой упал стремительно вниз, крупные темно-серебристые крылатые змеи с задними лапами, похожими на птичьи, они пытались схватить рыцарей, что были едва крупнее их самих, но те разили их копьями, арбалетчики посыпали их стрелами, драконы падали там же мертвыми и были растоптаны белыми железными сапогами, черное месиво их внутренностей давилось в кашу под ногами стальной фаланги.

Тогда Люций поднял руку и сделал легкое движение в сторону кистью в черной железной перчатке, костяшки пальцев которой были украшены острыми золотыми шипами.

Стаи тварей выставили внизу большие осадные щиты, за которыми постепенно плотно выстроились тяжелые пехотинцы. Затем подоспели метательные машины.

И когда грянул рассвет объятые огнем снаряды полетели из города на площадь.

Падали они, разбивая на смерть рыцарей, разваливаясь затем огненными каменными осколками. Стали лететь и прочие снаряды из баллист и катапульт. Под огнем метательных механизмов фаланга ретировалась с площади, отступая стройной твердой колонной к лестнице.

Солнце поднималось из расселины в облаках над ледяным безжизненным океаном, лучи его прямо били в горы. И в этих лучах рыцари обнажили мечи и развернулись, чтобы, преодолев площадь, встретить врага. Сумрачная сила уже двигала грубые вороненные доспехи и существ внутри них вверх по виадукам.

В лучах солнца над пропастью схлестнулись в последнем бою воины в белых и в черных латах. Рыцари резали тварей, скидывали в пропасть, но те цеплялись в них, утаскивая за собой в смертельное падение. Под шлемами их лица искажались болью, глаза заливались слезами, но оскал лишь крепчал до самого конца. Среди последнего света, что застал людей, воители в белоснежных латах, имея под ногами лишь узкую полосу камня, врастали в неё, теряя щиты, с помятыми доспехами, теряя конечности, проливая кровь, продолжали стоять, сияя в лучах рассвета, принимая на себя все удары.

И вот последние сотни рыцари стали десятками, которые под напором многотысячной серокожей силы были вытолкнуты вверх, на площадь, где обратились в бегство к раскрывающимся вратам библиотеки, из которых выходил в своей белой мантии верховный жрец города Протелеон.

Старец был глубоко погружен в себя, голова его была опущена, покрасневшие глаза широко раскрыты. Все его существо пульсировало молнией, извивающейся в одном беспрерывном порыве вот уже много тяжелых дней и бессонных ночей, и одна лишь сила древнего заклятия поддерживала его тело.

В руках верховный жрец держал золотой посох.

Стукнув тем посохом об землю, он склонил голову над ним и зашептал громче. За ним в два ряда по лестнице вышли седовласые жрецы в столь же белоснежных мантиях, они стали глубоким гортанным пением воспроизводить древний текст, значение которого было ведомо лишь им.

Твари подбирались к лестнице, они подползали, робко приближались, выставляя вперед оружие, страх вдруг возник в их рядах.

Фаланга, глубиной в один ряд, одинокой дугой выстроилась перед ступенями к библиотеке. С помятыми доспехами и множеством ранений, залитые кровь, последние рыцари стояли перед колоссальной толпой, занимавшей всю площадь и тёмной, как воды глубочайшего озера в безлунной ночи.

В ушах рыцарей зазвучал древний текст.

Их мысли заполнило монотонное звучание внушительной речи извне, сотни голосов вне их сознания вливались внутрь. И они увидели, как светящийся текст стал покрывать ступени и затем площадь.

И Люций видел это.

Глаза его потухли в бессильной злобе, огонь в них лишь тлел, но он сам изо всех сил пытался отрешиться от своих эмоций, чтобы устремиться внутрь проводимого обряда.

Тишина.

Дыхание.

Мысли.

Пустота.

Перед ним сперва расстилались сизые туманы, за которыми он увидел переливающуюся золотом и перламутром цепь мысли, разрубив её, он стал падать среди молочной завесы до тех пор, пока не очутился в чистой темноте, где было множество камней, летающих огромным кольцом. Из-за них виднелось свечение, на которое он полетел.

Страха не было.

Эмоции были истреблены, но их мелкие змеи ещё плелись за его растворяющейся тенью. Избегнув многих висящих в пространстве острых валунов, Люций увидел свет, пред которым был старец, одетый в мантию.

Прекрасный юноша с длинными черными волосами подлетел к старцу, развернувшемуся в смятении, и ударил в грудь. Старец, не ожидавший этого, медленно растворился в потухшем свечении.

И в мгновение Люций проснулся, он стоял все там же на крыше у парапета и лицезрел, как из лестницы пред Библиотекой расширяется белая сфера, она росла, испепеляя всех серокожих, кто с ней соприкоснулся.

Твари убегали, падая с края и толпясь на виадуках, что обрушались, падая большими кусками вниз.

Но вот белая сфера застыла, в одно мгновение превратившись в полупрозрачный купол, поверхность которого тревожилась от бегающих по ней перламутровых молний.

Демон пал, обессиленный на колени, положив голову на каменные перилла, и наконец закрыл глаза с облегчением.

Орда лишь стояла, пялясь полу-разумными алыми очами на застывшую свою погибель.

_____

— Что теперь будет с нашим миром? — спрашивал Стратоник.

— Неужели не очевиден для тебя конец?

Зажженные края расселины проливали на мир вторичный свет дня, одного из последних для людей.

Стратоник и Люций прогуливались по аллеям кварцевых колонн абсолютно пустого восточного района. Они спускались по улице мощённой идеальной ровной квадратной плитой, позади них сверкал купол.

— Теперь библиотека для тебя вне досягаемости, — Стратоник посмотрел вверх, где не было драконов.

— Да, ты прав.

— Что же волен ты делать?

— Это все уже не важно.

— Я жду, Люций, хочу перед смертью увидеть, что станет с этим миром. Тешу себя надеждой, что среди серой пустоши в степях найду зелёный росток.

— Ты слишком привязан к старым формам, Стратоник, — расслабленно бросил Люций.

— Префект Стратоник, — поправил с деланным пафосом.

— Префект? — лицо демона заискрилось улыбкой, — очнись, твоего государства нет. Я говорил, что ты увидишь это. Смотри же, теперь это мой город.

— Здесь нет города, — с блеклой мрачностью ответствовал человек, — город так и не стал твоим. Хотя и не помню я, чтоб искренне ты рвался его покорить. Его людей ты всего лишь уничтожил, но культура… — он запнулся.

— Культура живет в людях, Стратоник, теперь город это ты. Можешь сказать это с гордостью. Меня беспокоит, что ты не сожалеешь о том, что… послушай, Стратоник, ведь здесь больше нет ничего. Смотри. Твои близкие и родные, все те, кого ты знал…

— Они могли остаться под куполом.

— Да. Ты можешь тешить себя этой надеждой.

Беседа завела их на край серой площади, где заледенели дюны руин, их гребни и пики превратились в застывшее мгновение кипящего океана обломков. Везде там среди камней были обмерзлые трупы и обглоданные скелеты.

— Разве твои прихвостни не видели, как люди прятались в Библиотеке?

— Они обречены. Я не выпущу их оттуда, впрочем, даже в этом нет нужды, — короткая пауза, — мне пора. Я боюсь, мы можем больше не увидеться.

— Не только города, но и мира нет ныне. Должен был бы сделать я вид, что ненавижу тебя, но теперь в пустоте, мне жаль расстаться с одним из последних голосов этой пустоты, не важно, кто ты и откуда, что и зачем делал. Знаешь, в этой пустоте так много вещей теряет свою важность.

— Мне жаль, Стратоник, я не просто так разрушил этот мир.

Люций посмотрел в глаза Стратоника, в которых кроме него самого ничего не было, лишь отражался пейзаж.

— Мне кажется, я близок к счастью, — спокойно сказал префект.

— Скоро, скоро, — Люций отступал медленно к краю, за которым опускался вниз безмятежный склон горы, опустив грустный взор, — если вернусь, покажу новый мир.

В завершение своих слов Люций расслабленно упал с края, и более его не было видно здесь.

Стратоник не стал подходить к пропасти, а вместо этого повернул к восточному району и пошел ускоренным шагом.

Перепрыгнув через трещину в полуразрушенном виадуке, срезав через переулок между виллами, он нашел одиноко стоящую башню, и за ней двор, окруженный беленой стеной с красной полосой у основания.

Найдя врата, он отворил их и обнаружил небольшой внутренний двор, где на голой расчищенной земле стояли живописные валуны, а среди них валялась разломанная мебель, опрокинутые жаровни, впереди же были слетевшие с петель деревянные двери, оббитые железными пластинами.

Внутри, на мраморном полу сидела Табия, обхватив плечи руками с выражением спокойствия на лице.

— Префект?

— Табия, идем, — твердо сказал Стратоник.

— Это так странно, что ты решился прийти за мной.

— Я хотел бы забрать отсюда хоть кого-нибудь, Табия, — он взял её за руку и помог подняться, — и не помню кого-то ещё.

— Как жаль, что Элой мёртв… Стратоник…

— Мне тоже жаль, — он взял её за плечи и посмотрел в глаза, получилось искусственно, но продолжил говорить, — но здесь больше нечего делать. Я ухожу под купол. И я хотел бы забрать тебя, если ты ещё хочешь жить.

— Жить? Стратоник, о чем ты говоришь? Все уже закончилось. Город захвачен, демонам больше ничто не угрожает. Наш господин теперь единственный хозяин континента.

На лице Табии появилось выражение подобное тому, что видел Стратоник на лицах апатичных демонов в зелёной низине.

— Нет, — в глазах префекта вспыхнул огонь, он стал говорить быстрее и ярче, — в других городах есть ещё люди, ещё живы альвы в своих дремучих лесах. Мы укроемся там, я выведу людей из-под купола, мы доберемся до Стремительного…

— Нет, — мягко прервала Табия, положив руку на плечо, — Стратоник… никаких других городов больше нет.

— Нет… — префект увел пустеющий взгляд в сторону, в нем скопилась горечь.

— Люций не сказал тебе, прочие города давно разрушены. Перед тем, как начать осаду, Люций отдал приказ своим созданиям пожрать всех жителей захваченных городов. Сейчас там уже все мертвы.

В глазах расцветала черная роза, Стратонику стало действительно плохо, из его глаз медленно потекли слезы. Внутри стало тяжело, грудь сжало, дыхание усилилось.

— Идем. Табия…

— Что, Стратоник?

— Уйдем отсюда прочь. В леса. Хотя бы в леса…

— Лес? — Табия улыбнулась, — я давно не была в лесу.

Девушка тихо засмеялась, Стратоник рванул её и она безвольно пошла за ним, словно истратившая свою жизнь кукла.

На улице их ожидало крылатое создание, уже знакомое Стратонику. Мутные белёсые глаза сжирали от нетерпения увиденное.

— Забери нас, — произнес властно префект.

Тварь сперва обхватила за талию Табию, и взмахнуло ввысь, быстро промчавшись над площадью и опустившись на её краю, совсем близко к куполу. Там Табия развернулась и стала созерцать мерцания молний на поверхности этой силовой полусферы, дожидаясь, пока тварь делала второй заход.

Приземлив Стратоника, создание преклонило колено в смиренной позе, дожидаясь, пока через купол не прошел человек в полном латном доспехе, но без шлема.

Разлетелись мелкие искры бесшумно, когда тело преодолевало поверхность.

Это было Лимний, он подошел к созданию и то встало, обратив к нему взор белёсых расплывшихся зрачков, в которых зарождалось подобие надежды.

Лимний положил одну руку на серокожее плечо, и другой резко выхватил кинжал и нанес быстро один удар в грудь, прижав тварь к себе.

— Прощай, рыцарь, — сказал он с сожалением и выпустил создание из своих объятий в пропасть.

Ничто не успело отразиться на лике падающего в никуда создания.

— Нет! — крикнул Стратоник, — ведь это был человек!

— Уже нет, — послышался голос Протелеона, — мне жаль, но он уже не смог бы стать человеком, тьма слилась с его телом, от неё его избавит лишь смерть.

Верховный жрец прошел сквозь купол, распуская облако мимолетных искр, пока молния пробегала по поверхности рядом, оставляя бархатный след.

— Мне было больно, Стратоник, — жестко произнес Лимний, в глазах его не было счастья, — мне было больно лгать ему.

Стратоник молча уставился в ущелье, но там нельзя было разглядеть что-либо.

"Ты потерял уже так много, что более можешь не тратиться на сожаление о чем бы то ни было…"

— Префект Стратоник, ты представишь нам эту даму?

— Её имя Табия.

Лимний и Протелеон переглянулись.

— И…?

— Табия. Больше мне нечего сказать. Она не дочь, не жена, не представительница знатного рода.

— Я Табия, невеста генерала серой орды, — с ноткой гордости произнесла Табия, — дочь нашего господа, нового хозяина этого мира.

Обернувшись, Стратоник увидел её с обычным спокойным достоинством в лице и осанке. Взгляд Протелеона зажегшийся гостеприимством до того, теперь потух, окунувшись в напряженную усталость.

— Не человек, — отчеканил Лимний.

— Намерены пленить меня?

— Нам незачем пленять тебя, — ответил Протелеон, — ты пришла сюда сама. Зачем же?

— Ах… Мне больше не нужны причины для того, чтобы быть где-то…

— Пройди за мной, — Протелеон улыбнулся, глаза его стали проще.

— Нет, моё существо не выдержит соприкосновения с этой сферой! — встревожено воскликнула Табия.

Тогда Протелеон коснулся золоченным посохом купола и приподнял конец, под которым, будто разрыв ткани, образовался проход. Пригнувшись, Табия прошла внутрь, и люди вошли следом.

Перед тем, как уйти, Стратоник обернулся к степям, покрытым белым снегом, и заметил в них странное призрачное свечение. Множество маленьких красных огоньков было там везде, словно равнина сквозь снег зацвела.

— Верховный жрец!

— Да? — и Протелеон обратил свой взор в цветущую красными огнями даль.

— Это уже не касается нас, Стратоник, идем. Мы не сможем остановить то, что ты видишь.

И тогда алые огни стали подниматься в небо, словно земля испускала обратный дождь.

_____

Пустота.

Превосходящее всё темнота.

"Проснись."

Там, где осознавалась высота в этом кромешном отсутствии света и, быть может, даже пространства, там, наверху, тускло мерцал огромный дворец.

Но можно было видеть лишь его гигантскую колоннаду, которая местами виднелась из-за свечения существ неясной формы. Плотные, материализовавшиеся лучи красного света составляли мост к этой колоннаде.

"Тысячи людей молили о пощаде в Золотом престоле, и я пожрал их, тысячи людей молили о пощаде в Стремительном, и я пожрал их, тысячи людей молили о пощаде в Океанических вратах, и я пожрал их, и вот, последняя столица, северная жемчужина, пала к моим ногам, и я пожрал тысячи её людей."

Люций снял шлем и отбросил во тьму, где он беззвучно улетел в беспредельные пустоты. Длинные черные волосы опустились на ажурный воронённый доспех с позолоченными узорами.

Неспешно он шел вперед по красному мосту, который мягко обрывался вперед бархатным краем.

Из глубин взлетали алые огоньки и вливались в мост, достраивая тот своими телами, составляя новую поверхность под каждый торжественно-расслабленный шаг Люция.

Раскинул руки в стороны и глубоко вздохнул.

"Наступает момент моего триумфа."

Там вдалеке появилась тонкая полоса ярчайшего белого света. Раскрывались гигантские врата, словно вертикальные плиты древнейших саркофагов.

"Да, я иду…"

Алые огни взлетали всё обратным дождем, соединяясь в прямую дорогу к раскрывающимся вратам.

"Моя алая магистраль! Сколько сил, сколько страданий я вложил в неё! Прекрасная алая магистраль, так жаль, что уже никогда я не смогу создать нечто более красивое, чем то, что я создаю в этот момент. Этот миг я пронесу сквозь новый цикл вселенной."

Медленно двигались тяжелые плиты дверей, размеры которых поражали сознание, камня для строительства самого неприступного и большого замка в мире людей не хватило бы, для создания хотя бы одной из этих плит; словно ожившие скалы они раздвигались.

На короткий миг Люций повернулся назад, чтобы бросить взгляд в прошлое, и увидел планету, её синий океан был покрыт белыми пятнами небес, она была приглушенно яркой от солнца, лучи которого, однако, не проникали в это место, ведь оно не было местом как таковым.

Свет входа приутих, когда врата раскрылись полностью. Из белого свечения возникли движущиеся очертания колоссального существа. Сросшиеся изгибы его множественных бордовых тел, покрытых панцирями, мучительно пульсировали, а меж них плавно шевелились тысячи отростков. Среди этого хаоса плоти горели белые огни иных глаз.

Люцию явился его истинный бог.

Сам же демон приник к мосту, и брыкаясь он рвался назад.

Ничего кроме страха не осталось в этот момент в его душе.

Всеобъемлющий страх от ощущения угрозы, заполнившейся все то пространство, что только можно было бы себе представить, чувство собственной ничтожности столь непреодолимой, что даже немыслимо было обозреть всю тщетность какой-либо воли.

В мире больше не было места для свободы, ибо, глядя на своего бога, вышедшего к нему, Люций пронизывался пониманием того, сколь бессмысленным было все прежнее его бытие.

И даже вечность души будет стерта в прах могуществом этого бога, что заполнит собой все, и границей его существа станет предел вселенной.

"Нет… Нет! Нет!"

Огни продолжали лететь снизу, и алая дорога устремлялась ввысь, к божественным вратам.

На какое-то мгновение все мысли пресеклись.

Наступило полное затишье, в котором только страх сферичной молнией бегал по телу, сдавливая изнутри все конечности, сжимая горло.

Вдох.

Внутри упало белое перо.

Где-то вспорхнула птица.

И в этом беззвучии, смог зародиться дух, из него вылезли другие мысли, и Люций очнулся.

"Что я вижу?"

Успокоение пришло.

"Нет. Любые мысли сейчас будут излишни. Я просто не хочу достигнуть этого места."

Люций был в последней тысяче шагов до дворца, поднимая голову, он смотрел на существо.

"Как много крови я пролил, чтобы этот дворец разверз свои врата для меня. Неужели я стал богом, неужели я уподобился этому существу? Нет… отдай мне мои стремления, отдай мне мою ничтожность. Я ещё так мало жил, чтобы уйти в этот дворец."

Отростки шевелились, завиваясь кольцами, панцири ширились и вновь оседали, белые огни мерцали на бордовых телах.

И вдруг свет стал столь ярким и приятным, алая дорога на миг исчезла под ногами. Вдруг холод проник всюду. Бархат объял всю кожу, эти ощущения сливались в противоречивое расслабление, смешанное с болью.

Стало весело. Счастье забило источником в груди, но Люций ощущал, как воды этого источника медленно окрашивались в черный цвет.

Он медленно поднялся и сделал шаг назад.

Теплота поднялась от кончиков пальцев, заполнив собой все тело, стало лучше.

Холод исчез.

"Нет… нет, мне нет места в этом дворце. Нет, верни мне мой дух. Я избрал иной путь, и ухожу от этого света. Сладкое свечение ловушки запредельных удовольствий, я презираю это. Вы все свободны. Я отпускаю вас всех."

Люций встал прямо, расправив руки.

И весь мост почти в одно мгновение распался на сотни, тысячи и миллионы алых птиц, состоящих из одного лишь свечения. Их облака превратились в роящиеся небеса посреди пустоты и стали туманностью, в которой медленно падал Люций.

Космос.

Вокруг возникали звезды.

Так демон падал обратно в мир.

Дворец вверху исчез.

Люций засмеялся в пустоте.

_____

В Библиотеке было пустынно.

Все мудрецы находились внизу, помогали горожанам.

Горит жаровня близ пьедестала.

В зале собраний префект Стратоник и верховный жрец Протелеон, одетые в синие мантии сидели на ступенях ближе к середине, а на пьедестале в кресле расположилась Табия со скучающим видом.

Краски сгущались в ослабевающем свете наступающего вечера. Потекли лиловые полутона в причудливых тенях, теплеющие лучи сухо покрывали скульптуры в нишах.

— Поведай нам, — говорил старец, — место, из которого вы пришли в наш мир?

— Зачем мне отвечать?

— Табия, — попробовал Стратоник, — ты знаешь, война окончена. Больше люди не могут сопротивляться. Но мы хотим, чтобы ты рассказала нам как можно больше, мы хотим теперь только выжить.

— У вас не получится. А хотя война и вправду окончена. Что ж, я могла бы потешить себя, ха, ответами на ваши расспросы. Если интересно откуда мы, то мы ни откуда не приходили. И я, и Люций раньше были людьми.

— Скажи же нам, что изменило вашу природу? — спросил Протелеон.

— Сотню лет тому назад, Люций был самым младшим сыном правителя Золотого престола Бронзовой династии Монтуэмхет, его первым именем, данным ему родителями, было Ахмос. У него было восемь или девять братьев. Он так и не поведал мне причины, но однажды он ушел в джунгли, где после блужданий набрел на алтарь, культ которого уже многие сотни лет был под запретом, упоминания о нем стерлись, и лишь отшельники в горах помнили о нем. Последнее, что Ахмос смог заставить сделать свое тело, это лечь на этот алтарь. Но когда он умер, душа не смогла покинуть этого места. Ахмос был вынужден блуждать по окрестностям алтаря многие десятилетия, пока однажды не упал во тьму, там его призвал наш бог. Он нарек Ахмоса именем, который ваш язык не воспроизведет, здесь же он назвался Люцием. В потоке черных душ грязных существ из другого мира, он вернул его в наш мир. Эти души селились в телах умерших людей, Люций поднял многие тысячи захоронений под алтарем, великое кладбище, что давно поросло джунглями, восстало. Так явилась серая орда.

Зал погрузился в задумчивое молчание, которое затем прервал с мрачным видом Протелеон:

— Это строители, многоокие строители магистралей.

— Значит это и есть хозяева, о которых говорил Люций, — сказал оживленно Стратоник, затем обратился к старцу, — Протелеон, ты знаешь об этих богах что-то?

— Это не боги. Это животный вид, намного более разумный, чем мы.

— Но кроме бесплодных духов кто может превосходить человека, хозяина земли, для которого боги создали все?

— Поверь, Стратоник, есть ещё много более разумных существ во вселенной, гораздо более разумных, чем можешь ты представить. Одна лишь победа этих демонов опрокинула верховенство человека…

— Мы ещё не проиграли эту войну! — распалено воскликнул Стратоник.

— Вы хотите, — вновь заговорила Табия, прервав мужчин, — подвергнуть сомнению божественность нашего хозяина? Разве не видели вы, как он снизошел к вам в виде быкоголового!?

— Нет, — отвечал спокойно Протелеон, — этот монстр лишь один из тех, кто пытался однажды приблизиться к строителям. Табия, Стратоник проводит тебя в твои покои. Твои слова действительно помогут нам в наших поисках, я искренне благодарен тебе.

— Было бы забавно понаблюдать за тем, как вы пытаетесь выжить на этой умирающей планете, — с улыбкой весело произнесла Табия, — идемте же, префект Стратоник!

— Да, Табия, — сухо сказал префект и встал, подав Табии руку.

Вместе они ушли.

А Протелеон остался.

Мучительно тянулось рассуждение о будущей судьбе человечества.

Отвыкнув испытывать страх, Протелеон впервые за многие годы, вновь почувствовал его. Даже когда он понимал, что осада города обозначает неминуемость грядущего поражения в этой войне, он не ощущал отчаяния, потому как следовал лишь строгим указаниям разума, не ведающего смятения, и до последней минуты непоколебимо исполняющего свою работу, поиск решений. Протелеон лишь искал решения проблем, возникающих одна за другой, и только теперь внезапно очнулся от труда, в котором утопал, и увидел, что вызов, стоящий пред ним больше него самого многократно.

"Нет… я не враг этого бога. Я могу лишь прятаться в тени, которую он отбросил на наш мир."

Протелеон улыбнулся.

"Благо человек создан с такой нерушимой и безграничной гордостью, что даже такое существо не заставит его отказаться от своих устремлений. Кому-то они боги. Но не нам. Мы, люди, покорители вселенной. И будем бороться до конца."

Старец встал и направился к выходу. Минуя коридоры и лестницы, он добрался до вершины Библиотеки, к её последнему залу, где на колоннаде покоился золотой купол, от которого расходились вниз по защитной сфере перламутровые молнии тревоги.

_____

Таврион был прикован к стене.

Из одежды была лишь рваная туника, завязанная на одно плечо.

Руки его были раскинуты, голова покоилась на груди, грязные волосы липли ко лбу, весь он был в грязи, поту и пятнах застывшей крови.

"Похоже, приходит мой конец. Эти сволочи заточили меня здесь…"

Комната не была освещена, лишь тусклый свет маленькой прорези в двери. По коридору изредка прохаживался ополченец, которого с каждой стражей сменял другой.

"Северная пристройка Библиотеки… здесь они решили меня заточить."

Но вот оковы внезапно спали.

И тело с тупым звуком пало на холодную землю, где лежало так мало соломы.

"Предательское тело… Но что же это? Неужели кто-то освободил меня… Не вижу никого здесь."

Дверь с еле слышным скрипом отворилась.

Лунный свет проник, покрыв землю.

Таврион поднялся, пытаясь побороть ощущение тяжелой мягкости своих конечностей, прислонившись к стене, он оттолкнулся и оказался в проходе, держась за его край руками, чуть не падая.

Ополченец в это время прошел мимо и был повернут спиной.

"Далеко… не дойду…"

Тогда Таврион ретировался в тень камеры близ входа.

Через некоторое время ополченец конечно заметил открывшуюся дверь, но идти внутрь не рискнул. Он постучал в дверь коридора.

— Сюда!

— Что там?

— Здесь дверь раскрылась, что-то не так!

— Сейчас, открываю…

Вскоре послышались множественные шаги.

Но Таврион вдруг почувствовал, что его руки и ноги медленно сливаются с темнотой. И вот он уже сам является темнотой, а не тем, кто внутри неё.

"Что это!?"

"Я пришел за тобой, Таврион. Это я. Тот, кто разбил тебя в ущелье, во Вратах страха. Ты подарил мне победу. Теперь я освобожу тебя."

"Прочь, демон!"

"Не противься, ты уже в моих руках."

Медленно Таврион погружался в полную темноту, пока не осталось ничего, кроме неё, и он мог лишь наблюдать цветы своих мыслей, распускающиеся из пёстрых бутонов, одни из других.

_____

В прекрасном зале с пьедесталом в центре, в кругу больших зажженных жаровен, изображающих воспаривших в хищническом устремлении орлов, чьи крылья кончиками направились вниз, а лапы были готовы схватить добычу, злые клювы же раскрыты.

Лунный свет столбами бил на обелиск, зажигая белые письмена, означающие молитву купола.

Рядом стоял Протелеон в своей триумфальной белоснежной мантии и перечитывал текст этого древнейшего заклинания.

Тишина.

Метель не взвывала в эту ночь.

Все было спокойно.

Внезапно среди книжных шкафов в одной из ниш возник черный дым, он медленно протек из окна, и разливался уже мрачным туманом по полу, заполняя всю нишу.

Запахло серой и гарью.

Явился Люций в белой тоге с черной полоской и в золотом лавровом венке, он спокойно заговорил:

— Приветствую тебя, верховный жрец Протелеон.

— Демон… — омрачилось лицо жреца и голос был строг, — зачем пришел ты ко мне?

— Я пришел за своей невестой, Протелеон. Мой друг Стратоник привел её сюда, но время для её отдыха окончилось, я должен забрать её с собой.

— Почему ты решил, что она здесь?

— Нет, нет. Я всегда знаю где она, ведь её душа в моих руках, привязана ко мне. Такова моя демоническая природа.

— Не в твоей природе дело, Люций.

В дверях появился Стратоник, за его спиной пряталась Табия.

— Люций… — прошептала она.

— Табия, — повернулся тут же демон, и мягким тоном продолжил, — нам пора, Табия.

— Отпусти её Стратоник, — сказал Протелеон, — она нам уже ни к чему.

— Ни к чему? — спросил Люций.

— Я лишь пригласил Табию, — вежливым тоном объяснял Стратоник, — в этот прекрасный дворец, чтобы она могла насладиться пребыванием в жемчужине нашего города.

— Города больше нет, — сухо отрезал Люций, — и жемчужина этим руинам ни к чему.

— Люций, скажи, что будет с миром? — спросил Стратоник, — Ведь ты хотел показать мне это?

— Я ошибся в себе, — голос демона наполнился печалью, — Стратоник, быть может, ты пройдешь свой путь гораздо лучше, чем я. Теперь я хочу лишь уйти в пустоту, на время стать тенью этого мира.

— Ошибся?

— Но ты увидишь, префект Стратоник — тогда голос Люция вновь оживился и далее стал торжественным, — Поступь моего бога непоколебима и судьбоносна. Его воле противиться невозможно, хотя я и намерен попытаться сейчас сделать это… уйдя от божественного света.

— О каком божественном свете ты говоришь? О какой поступи? — Стратоник все больше чувствовал зловещий смысл слов Люция.

Демон раскинул руки и произносил речь возвышенно, как только мог:

— Боги, мой покровитель и его собратья, спустятся на эту землю и отчистят её от жизни. В нынешней форме жизнь это болезнь планеты. И я был призван избавиться от тех, кто был венцом её, способным защитить этот мир. Моя миссия завершена, и я хочу удалиться, вопреки пути наверх, что мне обещан. Но это не важно, ибо воля богов нерушима. Мир преобразится, жизнь больше не будет нужна, грядет мир, в котором энергия и материя будут существовать в чистых своих формах.

— То, о чем ты говоришь, — прервал его Протелеон, — есть, по существу, не более чем апокалиптическая профанация, вызванная глубоким отчаянием. — Голос старца был твердым и ощущалось в нем спокойное чувство превосходства, — Вы, демоны, ввязались в это. Вы отдали себя во власть существам иного порядка. Их действие разрушительно для вас, и в этом разрушении вы теперь вынуждены искать какие-то смыслы, но не имея никакой почвы начинаете изрекать этот несуразный бред. Жизнь, это сложнейший венец всех тех процессов, что происходят с элементами в природе. Жизнь сложнее, чем чтобы то ни было. Жизнь, это плод развития, и весь мир находится в том движении, которое будет порождать и усиливать жизнь, она будет распространяться во всех мирах, какие бы уродливые её формы не выбивались из этого торжественного процесса, разрываясь взрывами жестокости. Вы падете. Вы будете раздавлены жизнью. Жизнь сильнее, чем чтобы то ни было.

— Но жрец… — отвечал Люций, — О, верховный жрец, я видел этого бога, своего покровителя. Тысячи душ я погубил, чтобы из них возвести путь к нему, и я увидел его. И нету ничего могущественнее в этой вселенной.

— Глупец, мир духов оберегает жизнь, — жестко ответил Протелеон, он говорил характерно, жестикулируя свободной рукой и потрясая посохом, голос его вибрировал, волнами меняя уверенные и властные интонации, — Ты не бродил среди них. Ты не заглядывал в настоящие высоты тонкого пространства, где обитают ангелы, тебе не ведомы истинные боги нашего мира. Природа жизни, вот что действительно непоколебимо, и твой бог всего лишь одно из созданий этой природы. Ты ещё увидишь настоящий свет, что развеет всякую тьму, даже самую могущественную; и ты будешь раскаиваться в том, сколь короткий и ничтожный путь избрал.

— Быть может, я уже близок к этому раскаянию, жрец. Мне больше нечего сказать. Стратоник, Протелеон, прощайте.

— Прощай, Люций, — произнес Стратоник, растворяя свой взгляд в уходящих демонах.

"Мы почти стали друзьями… Я так и не понял, кем ты был, Люций. Быть может злым роком моей судьбы и судьбы всего мира, или лишь прекрасной душой, что была когда-то утеряна, ведь только такая может стать демоном. Но как быть дальше? Что же делать!?"

Последние слова были произнесены гостем.

Сквозь мраморный пол поднялся густой черный туман, скрывший демона, и затем расплывшийся, чтобы растаять в воздухе.

— Мы должны уйти в леса, — в словах Стратоник решительностью попытался скрыть страх, — что будет, когда придут его хозяева? Как нам спасти наш народ?

— Мы уже никого не спасем, префект Стратоник, — лицо старца вновь стало бесчувственным, как маска, воплощающая правителя.

— Но почему!?

— Его боги, это создатели космических магистралей. Спустившись в наш мир, они превратят его в магическую мастерскую, узел, через который течет энергия.

— Мы должны вывести людей в леса, к альвам, там ещё есть где укрыться!

— Я не знаю, Стратоник, сможет ли выжить этот народ. Но этот купол будет здесь.

— Купол? — голос префекта срывался и пропадал, — Протелеон, как можешь ты говорить это после всех тех усилий и жертв, что мы принесли, дабы спасти наш город и его народ!?

— Купол будет стоять. Мы, маги, венец общества, и я был обязан сохранить нас для будущего. И потому договорился с господином. Двурогий сохранит купол, в обмен на жертву.

— Какую жертву?

Протелеон мрачно улыбнулся.

Больше книг на сайте — Knigoed.net

Загрузка...