После хорошей войны

О «Неготовности» и снарядах

Беспощадным «богом войны» в вооруженных конфликтах первой половины ХХ столетия была артиллерия. Не элегантный стремительный самолет-истребитель и не грозный танк, а простые и незатейливые с виду миномет и пушка смерчем смертоносного огня разрушали укрепления, огневые точки и командные пункты, быстро и безжалостно уничтожали поднявшегося в атаку противника (на их счету половина всех убитых и раненых во 2МВ), прокладывали дорогу своим танкам и мотопехоте.

Среди всех составляющих матчасти артиллерии важнейшим следует признать боеприпасы. В конечном итоге именно снаряд (мина, пуля) является той «полезной нагрузкой», ради доставки которой к цели работает весь огромный комплекс, состоящий из людей, орудий, артиллерийских тягачей, автомобилей, линий связи, самолетов-корректировщиков и пр. Низкая точность стрельбы компенсировалась в ту эпоху огромным расходом боеприпасов (на подавление одной пулеметной точки по нормативам предполагалось израсходовать 60-80 снарядов). В результате, даже по самой простой характеристике - по совокупному весу, - артиллерийские снаряды значительно превосходили орудие, при помощи которого их отправляли на голову врагу.

Так, установленный приказом НКО № 0182 (по странной иронии истории приказ этот был подписан 9 мая 1941 г.) боекомплект к самой массовой в Красной Армии 122-мм гаубице составлял 80 выстрелов. С учетом веса снаряда, заряда и укупорки (снарядного ящика) полный вес одного боекомплекта (порядка 2,7 тонны) был больше веса самой гаубицы. Одним боекомплектом, однако, много не навоюешь. Как правило, на проведение наступательной операции (что в календарном исчислении соответствует 1015—20 дням) планировался расход боеприпасов в размере 4-5 боекомплектов]³], таким образом вес потребных боеприпасов многократно превосходил вес задействованных орудий. К несчастью, ни одной, ни двумя операциями 2МВ не ограничилась, и расход боеприпасов стал измеряться совершенно астрономическими цифрами.

В 1941 году вермахт израсходовал на Восточном фронте порядка 580 килотонн боеприпасов всех видов, что примерно в 20 раз превышает совокупный вес всех действующих на фронте артсистем (и даже десятикратно превышает вес всех немецких танков и САУ), а в дальнейшем и производство боеприпасов в Германии, и их расход стали еще большими. Производство боеприпасов в СССР за весь период Великой Отечественной войны оценивается сокрушительной цифрой в 10 мегатонн.

Тут еще необходимо вспомнить про то, что тонна тонне - рознь. Если вес пушки - это вес относительно дешевого черного металла (элементы лафета и вовсе сделаны из простой низколегированной стали), то на производство артвыстрела расходуются дорогостоящие латунь, медь, бронза, свинец; производство порохов и взрывчатки требует огромного расхода химикатов, дефицитных в условиях войны, дорогих и весьма взрывоопасных. В конечном итоге расходы на производство боеприпасов в эпоху 2МВ были сопоставимы с совокупными расходами на производство всего остального (танков, пушек, самолетов, пулеметов, тягачей, БТР и РЛС).

Как ни странно, но именно эта важнейшая информация о материальной подготовке и ходе войны в советской историографии традиционно обходилась молчанием. Желающие убедиться в этом самостоятельно могут открыть, например, 2-й том фундаментальной 6-томной «Истории Великой Отечественной войны Советского Союза» (М., Воениздат, 1961 г.). На описание событий начального периода войны (с 22 июня 41 г. по ноябрь 42 г.) коллектив авторов израсходовал в этом томе 328 тысяч слов - и чего ж там только нет! Перечислены и трудовые почины тружеников тыла, и духоподъемные пьесы советских драматургов, не забыты ни подлые происки неверных союзников (т. е. США и Великобритании), ни руководящая роль партии.

Вот только конкретная цифра расхода боеприпасов в операциях Красной Армии появляется один-единственный раз («в период оборонительного сражения под Сталинградом войскам Сталинградского и Донского фронтов было доставлено 9,898 тыс. снарядов и мин»), да и то без необходимой в рамках научной монографии детализации. Про расход боеприпасов в операциях 41-го года -вообще ни слова! Точнее говоря, слова-то есть, и их много - но без цифр. Обычно слова такие: «израсходовав последние снаряды, войска были вынуждены.», «острая нехватка боеприпасов привела к.», «уже на 3-й день боеприпасы были почти полностью исчерпаны.»

Попытаемся, насколько это возможно, частично восполнить это упущение.

Сразу же отметим, что товарищ Сталин артиллерию любил и ценил, роль и значение боеприпасов вполне понимал. «Артиллерия решает судьбу войны, массовая артиллерия. Если нужно в день дать 400-500 тыс. снарядов, чтобы разбить тыл противника, передовой край противника разбить, чтобы он не был спокоен, чтобы он не мог спать, нужно не жалеть снарядов и патронов. Больше снарядов, больше патронов давать, меньше людей будет потеряно. Будете жалеть патроны и снаряды - будет больше потерь.» Замечательные эти слова были произнесены на апрельском (1940 г.) Совещании высшего комсостава Красной Армии. К сожалению, столь правильная постановка задач не нашла должного отражения в том реальном положении дел, с которым советская артиллерия год спустя подошла к порогу Большой войны.

Как видим, превосходя Германию по числу орудий всех основных типов, Советский Союз уступал своему будущему противнику и по общему количеству накопленных запасов боеприпасов, и по удельному числу снарядов в пересчете на один ствол. Более того, именно этот показатель (количество накопленных боеприпасов на единицу орудия) оказался тем ЕДИНСТВЕННЫМ, по которому противник имел значительное численное превосходство над Красной Армией (разумеется, мы говорим об основных компонентах материальной подготовки к войне, а не о каких-нибудь рашпилях копытных).

И это тем более странно, учитывая, что в деле накопления боеприпасов для будущей войны Германия находилась в особо тяжелом положении. По условиям Версальского мирного договора страны-победители установили для нее жесткие ограничения: по 1000 артвыстрелов на каждое из 204 орудий калибра 75-мм и по 800 выстрелов на каждую из 84 гаубиц калибра 105 мм. И это - все. Мизерное (в сравнении с армиями великих держав) количество орудий, 270 тысяч (меньше, чем тов. Сталин предлагал израсходовать за один день) артвыстрелов среднего калибра и ноль выстрелов крупного калибра.

Когда весной 1935 г. Гитлер заявил о выходе Германии из подчинения условиям Версальского договора, до начала Мировой войны оставалось чуть более 4 лет. История отпустила Гитлеру мало времени, а природа - еще меньше сырьевых ресурсов. С добычей и производством меди, свинца, олова, селитры и целлюлозы в Германии, как известно, не густо. Советский Союз находился в несравненно лучшем положении, однако к июню 41-го Германия накопила порядка 700 килотонн «полезной нагрузки» (снарядов) артиллерии средних калибров (от 75-мм до 150-мм), а Советский Союз - 430 килотонн. В 1,6 раза меньше.

Ситуация, как видим, достаточно парадоксальная. Общепринятым является такое представление: Германия обладала огромным научно-техническим потенциалом, но была ограничена в сырьевых ресурсах, в то время как «молодая республика Советов» только-только вступила на путь индустриализации и поэтому не могла на равных состязаться в области высоких технологий с германской промышленностью. На деле все оказалось точно наоборот: Советский Союз произвел несравненно большее количество более совершенных танков, превзошел Германию в численности боевых самолетов, орудий и минометов, но при этом, обладая огромными запасами руд цветных металлов и сырья для химической промышленности, значительно отстал в деле массового производства и накопления боеприпасов.

В общей ситуации с обеспечением Красной Армии боеприпасами накануне войны был допущен и такой провал, который объяснить разумными доводами совсем уже трудно. В войсках было мало бронебойных выстрелов к 76-мм пушке. Нехватка бронебойных 76-мм выстрелов в значительной мере «обнулила» два существенных военно-технических преимущества Красной Армии: наличие в составе вооружения стрелковой дивизии 16 «дивизионок» Ф-22 или УСВ, способных летом 1941 г. пробить лобовую броню любого немецкого танка, и длинноствольная «трехдюймовка» на танках новых типов (Т-34 и КВ). При отсутствии бронебойных снарядов новейшие советские танки опускались до уровня немецкого Pz-IV с короткоствольным 75-мм «окурком».

Чего же не хватило для организации массового производства 76-мм бронебойных выстрелов? Времени? Ресурсов? Производственных мощностей? Танки Т-34 и КВ были приняты на вооружение Красной Армии 19 декабря 1939 г. Дивизионная 76-мм пушка Ф-22 была принята на вооружение еще раньше, в 1936 году. Как минимум с этого момента следовало бы озадачиться производством боеприпасов, позволяющих в полной мере реализовать боевой потенциал этих систем вооружения. Производственные мощности советской экономики позволили накопить к июню 1941 года 16,4 млн осколочно-фугасных выстрелов к 76-мм полковым, дивизионным и горным пушкам. И еще 4,9 млн выстрелов к 76-мм зенитным пушкам. А вот 76-мм бронебойных выстрелов по состоянию на 1 мая 1941 г. было лишь 132 тыс. единиц.

При этом еще следует принять во внимание, что бронебойный выстрел по стоимости и ресурсоемкости ничуть не превосходит осколочно-фугасный, а зенитный выстрел значительно сложнее и дороже бронебойного. Самым же убедительным ответом на вопрос о способности советской промышленности наладить массовое производство бронебойных снарядов можно считать наличие к началу войны 12 млн БР выстрелов к 45-мм пушкам. И даже это количество было еще признано недостаточным, и в плане выпуска боеприпасов на 1941 г. отдельной строкой прописано производство 2,3 млн бронебойных 45-мм выстрелов.

Тревожная ситуация с нехваткой 76-мм бронебойных выстрелов была осознана руководством страны, но с большим опозданием. Лишь 14 мая 1941 г. было принято Постановление СНК и ЦК ВКП(б), в соответствии с которым на одном только заводе № 73 планировалось довести выпуск 76-мм БР выстрелов до 47 тыс. в месяц. Тем же Постановлением поручалось наладить выпус к БР выстрелов к 85-мм зенитной пушке (с темпом 15 тыс. в месяц) и тяжелой 107мм корпусной пушке. Разумеется, за оставшиеся до начала войны несколько недель радикально переломить ситуацию так и не удалось.

«Так вот почему немецкие танки доползли до Москвы и Тихвина!» - воскликнет торопливый читатель и будет глубоко не прав. Все познается в сравнении, и сравнение числа БР снарядов с количеством осколочных и фугасных является лишь одним из многих критериев оценки. Бронебойными снарядами не стреляют по площадям, не ставят огневые завесы, не ведут заградительный огонь, их и не обязательно расходовать миллионами. Бронебойные снаряды используют при стрельбе прямым выстрелом, по отчетливо видимой цели.

В составе немецкой армии вторжения целей, на которые стоило бы тратить трехдюймовый бронебойный снаряд, было порядка 1400 (строго говоря, еще меньше, т. к. среди учтенных в этой цифре средних танков Pz-IV было некоторое количество машин ранних серий с 30-мм лобовой броней). Поделив реально имевшиеся снаряды на число танков, мы получаем впечатляющую цифру: 95 штук 76-мм бронебойных снарядов на один средний немецкий танк или САУ с усиленным лобовым бронированием.

Да, конечно, война - это не пасьянс, и на войне нельзя попросить противника подогнать средние танки к огневым позициям 76-мм «дивизионок», а прочую легкобронированную мелочь - поближе к противотанковым «сорокапяткам». Но даже если обстоятельства боя заставят расходовать дефицитные 76-мм БР снаряды на любую появившуюся в прицеле бронированную гусеничную машину (а таковых в вермахте на Восточном фронте насчитывалось никак не более 4 тысяч, включая пулеметные танкетки и легкие САУ), то и тогда чисто арифметически войска Красной Армии имели в наличии 33 снаряда на одну цель. При умелом использовании - вполне достаточно для гарантированного поражения. «Очень мало» это будет только в сравнении с гигантским масштабом производства бронебойных 45-мм снарядов, коих к началу войны было накоплено в количестве 3000 штук на один немецкий танк.

Увы, приведенная выше арифметика слишком проста и не учитывает самое главное - как были распределены и использованы наличные ресурсы. Упомянутые выше 132 тыс. 76-мм БР выстрелов в пересчете на одно дивизионное или танковое 76-мм орудие дают 12,5 выстрела на ствол. И это в среднем, если бездумно поделить «всем сестрам по серьгам». Однако еще 24 апреля 1941 г. зам. наркома обороны, начальник ГАУ маршал Кулик отправил в западные приграничные округа телеграммы следующего содержания: «76-мм бронебойные выстрелы направлять в войска по следующему расчету: на каждую пушку в стрелковых дивизиях - 6, в кавалерийских дивизиях - 12, моторизованных дивизиях - 12, укрепрайонах -12, бронепоездах - 10, казематные орудия - 20, капонирные - 10, на танках КВ -25, на танках Т-34-13». А следом идет еще одна, очень интересная фраза: «Расчет составлен на боевой состав к 1.1.42 г., исходя из фактического наличия бронебойных выстрелов к 1.7.41 г.». Т. е. в расчет было принято почти такое количество БР выстрелов, которое существовало в реальности к началу войны (22 июня 1941 г.), а вот «стволов» было учтено значительно больше («на боевой состав к 1.1.42 г.»).

Как же танки новых типов остались почти (а в ряде случаев - и вовсе) без бронебойных снарядов? Внятного ответа на этот вопрос не смог добиться и сам маршал Кулик. Так, 16 мая 1941 г. он отправляет в Минск, начальнику артиллерии Западного ОВО телеграмму № 1481, в которой сказано: «По Вашей телеграмме № 6/арт. состоящие на складах округа 76-мм бронебойные выстрелы отправляются в войска только в июне. Предлагаю немедленно оперативным транспортом вне обычного плана перевозок отправить бронебойные выстрелы в войска, в первую очередь - танковые дивизии». Прошел месяц и еще четыре дня. 20 июня в 15:30 маршал Кулик отправляет очередную (за номером 1543) телеграмму в Минск: «По докладу одного из командиров ПТАБР (противотанковой артиллерийской бригады) округ не выдает бригаде боекомплект артвыстрелов. Предлагаю немедленно выдать всем ПТАБР боекомплект, в том числе положенные бронебойные выстрелы. Телеграфируйте 21 июня Ваше распоряжение и объяснение причины недопустимой задержки отпуска боекомплектов».

Мне пока не удалось выяснить - поступило ли в Москву «объяснение причины недопустимой задержки», или начавшаяся на рассвете 22 июня катастрофа сделала эту переписку бессмысленной. Зато не вызывает сомнений другой факт - снарядов к 45-мм противотанковым пушкам было не много, а очень много.

В западных приграничных округах накануне войны было сосредоточено 50 % от огромного общего ресурса 45-мм артвыстрелов (всех типов, не только БР). Всего в пяти западных приграничных округах (Ленинградском, Прибалтийском, Западном, Киевском и Одесском) числилось 6870 «сорокапяток», и на каждую из них в среднем приходилось по 373 бронебойных выстрела; эта цифра варьировалась от 149 в Одесском до 606 в Западном округе.

И на этом перечень противотанковых средств отнюдь не завершается. Только в пяти западных округах под броней (на танках Т-26 и БТ, бронеавтомобилях БА-6/БА-10) было без малого 10 тыс. 45-мм пушек. Но даже считая по самому минимуму (не учитывая наличие собственных танков, не учитывая войска и вооружение Ленинградского и Одесского округов), утром 22 июня 1941 г. три тысячи немецких танков ожидала встреча с 4997 противотанковыми «сорокапятками», в зарядных ящиках которых хранилось 2,3 млн бронебойных выстрелов.

Уместно будет вспомнить и про наличие в трех приграничных округах (Прибалтийском, Западном и Киевском) 2201 зенитной пушки калибра 76-мм и 85-мм и 373 корпусных 107-мм пушек. Даже при полном отсутствии БР выстрелов эти мощные артсистемы могли быть использованы для борьбы с танками, т. к. их энергетика позволяла разогнать осколочно-фугасный или шрапнельный снаряд до скоростей, позволяющих пробить броню немецких легких танков на километровой дальности[4]. К войне в воздухе в Красной Армии относились серьезно, и артвыстрелов для зенитных орудий было накоплено немало (более 1100 на одну 76-мм зенитку в западных округах).

Через две недели после начала войны, 5 июля 1941 года, за подписью генерал-лейтенанта Ватутина, вступившего в исполнение обязанностей начальника штаба Северо-Западного фронта (накануне войны - начальник Оперативного управления, заместитель начальника Генштаба Красной Армии), вышла «Инструкция по борьбе с танками противника», в которой предписывалось «заготавливать грязь-глину, которой забрасывают смотровые щели танка». И если отчаянный приказ Ватутина еще можно отнести к разряду трагических курьезов, то печально знаменитые бутылки с зажигательной смесью в июле 41-го были вполне официально приняты на вооружение Красной Армии и выпускались десятками заводов в миллионных количествах. Куда же подевались другие, несравненно более эффективные, нежели «грязь-глина» и бутылки, средства борьбы с танками?

Да, потери матчасти артиллерии были огромными. К 1 сентября 1941 года потеряно порядка 7,8 тыс. противотанковых 45-мм и 3 тыс. дивизионных 76-мм пушек. Немцы же к первым числам сентября безвозвратно потеряли 760 танков[5]. Возможно ли такое соотношение потерь танков и противотанковых орудий на поле боя, да еще и в ситуации, когда две трети танкового парка составляют легкие машины с противопульным бронированием? Разумеется, не только в бою с танками противника может погибнуть противотанковая пушка, так ведь и для немецких танков встреча с «сорокапяткой» не была единственной причиной потерь! Про уничтожение сотен вражеских танков отчитались и командиры советских авиационных дивизий, и командиры механизированных корпусов, а какое-то число немецких танков подорвалось на минах, завязло в болотах, да и злосчастными бутылками их поджигали не только в кино...

Стоит отметить, что в последнее время - после того, как конкретные вопросы о наличии и использовании летом 1941 г. средств противотанковой обороны стали обсуждаться публично - вновь оживилась версия о том, что все эти тысячи пушек и миллионы БР выстрелов ни к черту не годились, ничего не пробивали, а 45-мм БР снаряды крошились на цементированной броне немецких танков и пр. Разговоры эти имеют давнюю историю.

«Приказ войскам Западного фронта № 024 от 10 августа 1941 г.

Произведенная в присутствии Военного Совета фронта практическая стрельба из 45-мм пушки по немецким малым и средним танкам показала, что воображаемая особая прочность фашистских танков создается лишь трусами и паникерами. Вместо хорошей организации огня и его ведения такие люди расходуют большое количество снарядов, не нанося должного поражения танкам противника, и, оправдывая свою трусость, разводят вражескую теорию о неуязвимости фашистских танков.

На самом деле проведенная стрельба из 45-мм орудий бронебойным снарядом показывает, что при правильной организации и точности ведения огня первое же попадание в танк противника наносит поражение и немедленно выводит из строя танк и его экипаж. Установлено, что попадание из 45-мм пушки бронебойным снарядом пробивает броню малых и средних танков противника. Исключением является лишь лобовая часть корпуса среднего танка, для пробития которой требуются 2-3 прямых попадания. Опыт также показывает, что хорошо приготовленный орудийный расчет, способный спокойно и с выдержкой вести меткий огонь, может и должен каждыми двумя-тремя снарядами уничтожить танк врага.»

Конечно, следует принять во внимание и обстановку, в которой писался этот приказ, и задачи, которые он должен был решать. Едва ли соответствовало реальности заявление про «два-три снаряда, которыми можно и должно.». Но в любом случае, если уж и не трех снарядов, так одной десятой от общего числа бронебойных выстрелов, сосредоточенных в западных округах, должно было хватить для полного и многократного уничтожения всей бронетехники врага.

Что же касается боевого потенциала 45-мм противотанковой пушки, то она простояла на вооружении Красной Армии до самого конца войны, а вплоть до декабря 1944 г. и вовсе была единственным типом ПТО в составе штатного вооружения стрелковой дивизии. Да, в 1942 г. эту пушку существенно модернизировали, начальная скорость снаряда возросла на 15 %, повысилось и качество изготовления БР снарядов, однако все эти проценты смотрятся очень скромно на фоне тех радикальных изменений, которые к концу войны произошли в танковом парке противника: легкобронированная мелочь исчезла полностью, лобовую броню самого массового танка вермахта (Pz-IV) довели до 80 мм, а уж немецкие танки новых типов (Pz-V «Пантера» и Pz-VI «Тигр») были похожи на танкетки 41 -го года как дикий кабан похож на домашнего поросенка...

Столь же странной выглядит и история использования всех прочих (не только бронебойных) артиллерийских боеприпасов. Вот, например, самая массовая в Красной Армии 122-мм гаубица, накануне войны - основа огневой мощи дивизионной артиллерии (а после пересмотра штатного расписания, состоявшегося летом 1941 года, так и просто единственный оставшийся на вооружении стрелковой дивизии тип гауб ицы).

К началу войны непосредственно в пяти западных приграничных округах (не считая «занаряженных» для них запасов центра) было сосредоточено 3,38 млн выстрелов к 122-мм гаубице, т. е. более 10 боекомплектов для каждого из находившихся там 4071 орудия. Десять боекомплектов - это две фронтовые наступательные операции, обеспеченные по щедрым нормам. Если уж не до Берлина, так до Познани и Бреслау должно было хватить. А там и новые эшелоны с боеприпасами из тыла подвезут, благо было что везти - всего в СССР к началу войны было накоплено 6,7 млн выстрелов к 122-мм гаубице, а план производства на 1941 год предусматривал выпуск еще 3,6 млн выстрелов.

На эту же цифру - 3,38 млн гаубичных снарядов - можно взглянуть и под другим углом зрения. По установленным в конце войны на основании практического опыта нормативам (а нормативы эти многократно превосходили довоенные представления!) для уничтожения всех огневых средств пехотной дивизии вермахта (к числу которых были отнесены 613 ручных и станковых пулеметов, 138 минометов и 89 орудий всех типов) требовалось 50,4 тыс. снарядов 122-мм гаубицы. Таким образом, находившегося в западных округах запаса выстрелов должно было с избытком хватить на половину всей немецкой армии вторжения.

И не надо думать, что вторую половину ждала лучшая судьба - кроме 122-мм выстрелов в западных округах было накоплено еще и 2,79 млн гораздо более мощных (вес ОФ гранаты 40 кг против 22 кг у 122-мм гаубицы) шестидюймовых выстрелов к 152-мм гаубицам и гаубицам-пушкам. По 13 боекомплектов на каждое из 3558 тяжелых орудий. И для окончательной зачистки местности - 7,2 млн выстрелов к 76-мм полковым, горным и дивизионным пушкам и 6,1 млн выстрелов к 82-мм минометам (9,3 боекомплекта на каждый из 7298 минометов).

Всего же к 22 июня 1941 г. в пяти западных приграничных округах было сосредоточено 27 млн артиллерийских выстрелов (не считая минометных), что примерно соответствует фактическому пятимесячному (!!!) расходу всей Действующей армии в 44-45-м годах. В одном только Западном ОВО (разгромленном наголову в течение 10 дней) было накоплено «6700 вагонов боеприпасов различных видов». Много ли это? В 1944 году, проводя грандиозные наступательные операции, Красная Армия расходовала в среднем 9254 вагона боеприпасов в месяц. Вся Красная Армия, на всем огромном протяжении советско-германского фронта. Что же касается одного Западного фронта, то с марта 1943 г. по март 1944 г. он израсходовал 16 661 вагон боеприпасов, т. е. порядка 1400 вагонов в месяц.

Заслуживают самого пристального внимания и сосредоточенные в приграничных округах 490 гаубиц Б-4 и 234 тысячи выстрелов к ним. 203-мм гаубица Б-4 - это огромное чудище на гусеничном лафете, с весом в походном положении 19 тонн. 203-мм гаубица бросала 100-кг снаряд на дальность в 18 км и предназначалась для разрушения особо прочных железобетонных и броневых оборонительных сооружений (специальный бетонобойный снаряд пробивал перекрытие ДОТа толщиной в 1 метр). В 1944 году в ходе грандиозных по масштабу наступательных операций Красная Армия израсходовала 168 тыс. 203-мм выстрелов. В среднем по 17 тысяч на каждый из «десяти сталинских ударов». Наличие 234 тыс. таких снарядов в приграничных округах (12 боекомплектов на каждую гаубицу) молча, но твердо свидетельствует об исключительной серьезности намерений советского военно-политического руководства...

Как же были использованы эти циклопические горы боеприпасов? Генеральный штаб КА задался этим вопросом уже на третий день войны. В 21:00 24 июня 1941 г. зам. начальника ГШ генерал Соколовский телеграфирует в штаб Западного фронта: «Из переговоров Вашего зама по тылу по прямому проводу 24.6 видно, что фронт испытывает затруднения с артвыстрелами, но в то же время обеспеченность Западного ОВО по состоянию на 20.6.41 была (с учетом матчасти до полного оперативного развертывания) следующей:

1) 45-мм выстрелов 3604 тыс., или 450 выстрелов на одно орудие;

2) 76-мм полковых обр. 1927 г. - 610 тыс., или 750 выстрелов на одно орудие;

3) 76-мм дивизионных - (неразборчиво, похоже на 690) тыс., или 230 выстрелов на одно орудие;

4) 76-мм зенитных выстрелов - 480 тыс., или 535 выстрелов на одно орудие;

5) 122-мм гаубицы обр. 1938 г. - 132 выстрела на одно орудие; есть в наличии еще 600 тыс. выстрелов обр. 1910/30 г., которыми можно стрелять с помощью таблицы стрельбы, разработанной для гаубицы обр. 1938 г. под снаряд 1910/30 г.

Немедленно донести сведения о расходе боеприпасов по 24.6 включительно. В дальнейшем расход показывать еженедельными сводками, как это требуется директивой ГШ».

Отдадим на этот раз должное советским историкам - они никогда не обрушивали лавину этих и подобных им цифр на голову читателей.

В популярных книжках для простых советских людей просто объяснялось, что «история отпустила нам мало времени», снарядов не хватало, одна винтовка на двоих. В своих «правильных» воспоминаниях генерал Болдин (в начале войны -заместитель командующего Западным фронтом) пишет: «На пятые сутки войны, не имея боеприпасов, войска вынуждены были отступить и разрозненными группами разбрелись по лесам».

В серьезных закрытых исследованиях упор делался на описание огромных, практически непреодолимых трудностей с... вывозом боеприпасов на восток!

«В связи с отступлением наших войск многие базы и склады из-за невозможности использования и эвакуации были либо взорваны, либо оставлены. В Западном ОВО из прифронтовой полосы удалось эвакуировать всего около 2000 вагонов материальных средств. По данным ГАУ, удалось эвакуировать только 11 из 40 артиллерийских складов, расположенных по линии Ленинград - Нежин - Кременчуг. »

Будучи абсолютным дилетантом в военном деле, я не могу понять - зачем надо вывозить боеприпасы из зоны боевых действий? Боеприпасы - это запасы для боя. Неужели в бою и операции они могут быть лишними? Настолько лишними, что от них приходится с величайшими усилиями избавляться? И это в ситуации, когда «не имея боеприпасов, войска разрозненными группами разбредаются по лесам.». А что означает фраза «из-за невозможности использования»?

Невозможно съесть за один день 10 сутодач продовольствия, невозможно залить в бак танка даже один лишний литр горючего сверх конструктивно обусловленного объема, но что может помешать использовать артвыстрелы по их прямому назначению?

Боекомплект - это «расчетная снабженческая единица», к техническим возможностям орудия она прямого отношения не имеет. Ресурс ствола позволяет отстрелять многие десятки боекомплектов; в частности, ресурс ствола 122-мм гаубицы обр. 1910/30 был установлен в размере 7 тыс. выстрелов, 152-мм гаубицы обр. 1910/30-6 тыс. выстрелов, для 76-мм «дивизионки» - 5 тыс. выстрелов. Все упомянутые выше орудия (не считая, разумеется, Б-4) имели практическую скорострельность не менее 3-6 выстрелов в минуту.

С необходимыми перерывами для охлаждения ствола наличный запас боеприпасов западных округов технически было возможно отстрелять («выложить», как говорят артиллеристы) за 18 часов светового июньского дня. Одного дня.

Не будем, однако, упражняться более в лукавстве. Вся эта схоластика с расчетом технической производительности орудий не имеет ни малейшего отношения к реальным событиям. Войска разрозненными группами разбрелись по лесам. В такой ситуации расходовать боеприпасы по назначению стало некому, и единственной альтернативой их срочной эвакуации (или уничтожению) был захват миллионов артвыстрелов противником. Все это понятно. По-настоящему странные события происходят позднее, тогда, когда, казалось бы, шок от внепланового начала войны должен был смениться некоторым восстановлением управляемости, порядка и дисциплины.

Всего во втором полугодии 1941 г. боевой расход артвыстрелов к 122-мм гаубице составил 1,78 млн шт. Противник же израсходовал на Восточном фронте более 12 млн выстрелов к 105-мм гаубице. Даже со всеми оговорками о том, что структура артиллерийского вооружения пехотной дивизии вермахта и стрелковой дивизии Красной Армии была различной (у нас было больше минометов и 76-мм пушек), и с учетом того, что снаряд 105-мм немецкой гаубицы был легче (15 кг против 22) и обладал меньшим поражающим действием, нежели снаряд советской 122-мм гаубицы, трагическая картина подавляющего огневого превосходства противника вырисовывается, увы, вполне отчетливо.

Как такое могло случиться? Может быть, Красная Армия потеряла в приграничных боях все орудия, и стало просто не из чего стрелять? Нет, орудия (в частности, 122-мм гаубицы) отнюдь не закончились. Они и не могли закончиться, т. к. сосредоточенные в западных округах вооружения составляли лишь часть (конкретно по 122-мм гаубицам - ровно половину) от общего ресурса вооружений Красной Армии. Соответственно, даже полная потеря всей матчасти, сосредоточенной на западном ТВД, не могла сделать эту армию безоружной. Не прекратила в воскресенье, 22 июня 1941 г., свою работу и военная промышленность, в частности главный производитель 122-мм гаубицы М-30 (завод «Уралмаш» в Свердловске) никуда не эвакуировался и выпустил во второй половине 1941 года 1835 гаубиц этого типа. В конечном итоге баланс 41-го года по 122-мм гаубицам сложился такой: было на момент начала войны - 8,1 тыс., получено - 1,9 тыс., потери - 6 тыс. (в полтора раза больше, чем было в приграничных округах на начало войны), остаток на конец года - 4 тыс. единиц.

Предложить читателям точный временной график наличия и убыли 122-мм гаубиц, причем непосредственно в частях действующей армии, я не могу. С точностью, достаточной для целей данной обзорной статьи, можно предположить постоянное наличие на фронте не менее 3 тыс. гаубиц. При такой оценке получается, что в среднем одна 122-мм гаубица «выкладывала» в месяц 99 снарядов. Для ровного счета - сто. 1,25 боекомплекта в месяц. В разгар ожесточенных сражений лета-осени 1941 года.

Это не мало, а очень мало. Мало - это установленный Директивой Генштаба Красной Армии № 5377 от 25.12.1941 г. лимит расхода артвыстрелов на январь 1942 года, в соответствии с которым ведущим наступление (!) фронтам (Калининскому, Западному, Брянскому) из резервов центра предоставлялось 3 боекомплекта в месяц, а еще 1,5 б/к разрешалось иметь в возимых запасах частей и соединений. Всего 4,5 боекомплекта в месяц. И это - расход, исчисленный вовсе не по потребности, а лишь по скудной возможности; своего рода блокадный паек.

Про злосчастное зимнее наступление 1942 г. написано уже много книг, статей, даже фильмы сняты. Тема острой нехватки боеприпасов артиллерии, самоубийственных атак на неподавленные пулеметы противника присутствует там постоянно. Об этом вспоминают и уцелевшие рядовые, и маршалы. «Моя записная книжка свидетельствует, - пишет в своих мемуарах К. А. Мерецков (на тот момент - командующий Волховским фронтом), - что запасы армии по боеприпасам позволяли нам расходовать ежедневно в среднем 7 выстрелов на 120-мм миномет и 122-мм гаубицу и 14 мин на 82-мм миномет». Но ведь даже 7 выстрелов в день - это «целых» 200 в месяц, т. е. в два раза больше, чем средний реальный расход 41-го года!

«А чему же тут удивляться?» - скажет, наверное, сердитый читатель. Да, причину столь бедственного положения «знают все», и что примечательно -традиционная советская историография и «суворовская версия» слились в трогательном единстве при объяснении причин «снарядного голода» 41-го года. Разница только в интонациях речи и политических оценках, но по сути дела непримиримые оппоненты едины: главной причиной беды они считают огромные потери боеприпасов, произошедшие в результате «внезапного нападения» в первые дни и недели войны. Простое это объяснение имеет один серьезный недостаток - оно совершенно не стыкуется с известными ныне фактами.

Прежде всего надо вспомнить, что для Советского Союза приграничные округа - это не полоска перепаханной земли у пограничных столбов, а нечто гораздо большее. Пять западных приграничных округов по совокупной площади территории превосходили Германию, Польшу, Австрию и Чехословакию вместе взятые. Там были районы, в которых живого вооруженного немца не видели раньше сентября. Что же касается эшелонирования складов боеприпасов, то лишь 25 % боеприпасов западных округов находилось на расстоянии 50-200 км от государственной границы, а около трети всех запасов находилось на удалении от границы в 400-500 км и более. К этому остается добавить и тот простой (выше уже упомянутый факт), что на территории западных округов хранились не все боеприпасы Красной Армии, и даже не большая их часть, а порядка 44 % (по всей номенклатуре артвыстрелов).

В результате в целом за вторую половину 1941 года небоевые потери артвыстрелов - какими бы огромными они ни были в абсолютном исчислении -оказались существенно меньшими, чем фактическая подача боеприпасов в войска.

И это не удивительно, учитывая, что в июне 41-го вне зоны боевых действий находилось более половины всего ресурса артвыстрелов, а заводы Наркомата боеприпасов перешли с предвоенного форсированного на сверхфорсированный военный режим работы.

Ошеломляюще удивительно другое - войска Красной Армии, задыхающиеся от нехватки снарядов, израсходовали боеприпасов вдвое меньше, чем получили! Если верить вполне официальной статистике (в данной статье использовались главным образом сведения из монографии «Артиллерийское снабжение в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», изданной Главным артиллерийским управлением в 1977 г. под грифом «Секретно»), то в первые шесть месяцев войны артиллерия Красной Армии просто не успевала расходовать имеющиеся боеприпасы! Естественным (с точки зрения простой арифметики) результатом этого стало то, что наличный остаток боеприпасов на конец года многократно превзошел боевой расход.

Это очень странно. Это невероятно странно - попробуйте сравнить количество денег, израсходованных вашей семьей за полгода, с наличным остатком в кошельке... Если верить цифрам, то в январе 1942 г. Красная Армия могла сметать врага миллионами снарядов и мин, но вот мемуары маршала Г. К. Жукова (на тот момент - командующего Западным фронтом) напрочь разрушают такую благостную картину: «Особенно плохо обстояло дело с боеприпасами. Из-за отсутствия боеприпасов для реактивной артиллерии ее пришлось частично отводить в тыл. Вероятно, трудно поверить, что нам приходилось устанавливать норму расхода боеприпасов 1-2 выстрела в сутки на орудие. И это, заметьте, в период наступления!»

Неизбежно возникает вопрос: а можно ли верить всей этой статистике? Сразу же отвечаю: нет, нельзя. В реальности все было еще хуже, и реальный боевой расход артвыстрелов был ЕЩЕ МЕНЬШЕ. Об этом прямым текстом пишут авторы упомянутой выше монографии: «В донесениях, которые поступали в ГАУ, потери боеприпасов во многих случаях показывались как боевой расход. За потери боеприпасов из-за нераспорядительности тех или иных начальников налагались суровые наказания, и чтобы избежать их, потери часто маскировали боевым расходом. Проверить такие донесения в условиях отступления войск было невозможно .»

Но, может быть, мы просто чего-то не понимаем? Может быть, существует некое неведомое дилетантам правило, в соответствии с которым войска на войне должны расходовать в два раза меньше боеприпасов, чем получают? Да ничего подобного! Смотрим на ту же статистику, но по 1943 году. Расход гаубичных выстрелов (всех калибров и типов) составляет 96 % от подачи в войска, расход 76-мм пушечных выстрелов так и вовсе превосходит подачу (107 %), 82-мм минометы израсходовали 79 % полученных выстрелов, противотанковые пушки - 83 %.