Последний дар жреца

Гийом Прево

КНИГА ВРЕМЕНИ

Том 1

ПОСЛЕДНИЙ ДАР ЖРЕЦА

Перевод с французского Иры Филипповой

Москва

Издательский дом «КомпасГид»

2019

УДК 821.133.1-053.6

Издание осуществлено в рамках Программ содействия издательскому делу при поддержке Французского института

Автор обложки Кристиан Брутен

Прево, Гийом.

П71 Книга времени : Т.1 : Последний дар жреца : [для сред, и ст. шк. возр.: 12+] / Гийом Прево; пер. с французского Иры Филипповой ; [авт. обл. К. Брутен]. — М.: КомпасГид, 2019. — 344 с.

ISBN 978-5-00083-595-1

Отец Сэма Фолкнера часто путешествует в поисках старинных редких книг. Но еще ни разу он не пропадал так надолго — и никогда не забывал поздравить сына с днем рождения! Случилось неладное, чувствует Сэм, и на свое четырнадцатилетие спешит не к друзьям, а в антикварный магазин отца. Там он находит потайную комнату, а в ней — странную книгу, камень с резным узором и чужеземную монетку.

Сэм прикладывает монету к камню — и оказывается на острове, который осаждают викинги... Что это: галлюцинация, реконструкция или ловкий фокус?.. Раздумывать некогда — нужно действовать! Сэм чудом спасается — только чтобы попасть в новую передрягу в разгар Первой мировой войны, затем очнуться в древнеегипетской пирамиде... Узнает ли когда-нибудь Сэм о судьбе отца и найдет ли способ вернуться домой?

Французский писатель Гийом Прево (родился в 1964 году) по профессии историк и до того, как заняться литературным творчеством, написал несколько научных исследований и работал на телеканале Histoire. В трилогии «Книга времени» он соединяет фантастику с историческим романом — и результатом становится увлекательнейшее приключение!

Originally published as Le livre du temps. Vol. 1. La pierre sculptée by Guillaume Prévost

Cover illustrations, by Christian Broutin © Gallimard Jeunesse

© Éditions Gallimard Jeunesse, 2008

© Издание на русском языке, перевод на русский язык.

ООО «Издательский дом «КомпасГид», 2019

Посвящается Шарлю и Полин

1 СЭМЮЕЛ

Сэмюел со стоном рухнул обратно на кровать: как же неохота никуда идти! Покосился на приоткрытую спортивную сумку, стоящую у него в ногах: оттуда выглядывал рукав кимоно и как будто бы приговаривал назойливо: «Поторапливайся, Сэм, сегодня соревнование!» Нуда, сегодня, в этом-то и проблема. И не просто соревнование, а «Турнир среди спортсменов 14–16 лет, всех весовых категорий». Дьявольская затея, плод больного воображения людей, не имеющих ни малейшего представления о спорте, ведь теперь Сэму наверняка достанется противник на пятнадцать сантиметров выше его и на двадцать килограммов тяжелее. Всю жизнь мечтал попасть в лапы к какому-нибудь жиртресту — например, к Монку, — чтобы закончить бой лежа на земле, придушенным его огромной задницей. Пожалуйста, только не сегодня. Только не в свой собственный день рождения!

— Сэмми, куда ты там пропал? — послышался нетерпеливый окрик снизу. — Опоздаешь на автобус!

— Сейчас, бабуль, спускаюсь!

Но вместо того чтобы спуститься, Сэм еще глубже зарылся в подушку. Из соседней комнаты доносились возбужденные завывания истеричной певицы. Она самозабвенно восторгалась красотой какого-то типа, которого встретила на пляже:

Какой ты классный,

Какой красивый,

И как опасен

Твой взгляд игривый!

О мальчик с пля-а-а-а-жа!

Вот ведь убожество.

Источник шума — двоюродная сестра Сэма, Лили. У нее по утрам в субботу нет других дел, кроме как собрать у себя в комнате подружек и часами болтать под аккомпанемент тошнотворно-сладкой музыки. Правда, следовало войти в положение Лили: ей было всего двенадцать (ну то есть переходный возраст), и к тому же субботние сборища, видимо, помогали ей пережить долгие разлуки с матерью. Мать давно растила ее одна, но несколько месяцев назад завела себе жениха и теперь моталась за ним по разным странам. Лили была ужасно противная, особенно по отношению к Сэму, — и что же он мог с этим поделать, если они оба жили у дедушки и бабушки? Лили смеялась над другими людьми, особенно когда разговор заходил на скользкую тему школьных оценок. Сама-то она демонстрировала невероятные успехи в школе (подобных успехов никак не ждешь от человека, который слушает такую тупую музыку), каждый день приносила еще больше пятерок, чем накануне, а в конце года заграбастывала себе все мыслимые призы и награды. Просто необъяснимо!

Ты для меня так ва-а-а-жен,

О-о мальчик с пля-а-а-а-жа!

— Сэмми! Уже почти десять!

Сэмюел вздохнул и как можно сильнее пихнул сумку ногой. Нет, ну надо же: весь мир им недоволен.

Он спрыгнул с постели, не расшнуровывая натянул кроссовки и с тяжелым вздохом распахнул дверь. И конечно же, именно в этот момент Лили с подружками тоже высыпали в коридор. Выстроились в ряд, как почетный караул, и глупо хихикали, стоя в своих красных, розовых и оранжевых майках, едва прикрывающих пупок.

— Сэмми, ты пластырь не забыл? — спросила сестра с притворной заботливостью. — А мазь от синяков? А то опять вернешься домой избитый, мой дорогой братик. Помнишь, как было в прошлый раз?

В прошлый раз Сэмюела на 43-й секунде боя придавило огромным пузом жирного Монка. Очень неприятное воспоминание. Лодыжка тогда вывернулась так, что даже смотреть на нее было жутко. Месяц без скейта.

— Попытайся хоть первый раунд продержаться, — добавила Лили, прыская от смеха. — Кто знает, вдруг повезет?

— Спасибо за совет, — ответил он. — А если встречу мальчика с пляжа, дам ему твою фотографию, обещаю. Кто знает, вдруг повезет?

Он в несколько шагов перемахнул через ступеньки, не обращая внимания на хохот за спиной. Внизу его ждала бабушка с аккуратным бумажным пакетом в руках.

— Сэмми, ну что это такое! Провалишь турнир! А ведь ты так любишь дзюдо! Ты не заболел?

Она беспокойно тряхнула своими белоснежными, почти голубыми кудряшками.

— Всё в порядке, бабуль, просто надо было немного размяться. Папа случайно не звонил?

Бабушка растерянно отвела взгляд.

— Нет, мой хороший, не звонил. Может, ближе к обеду...

— Если позвонит, попросишь, чтобы он меня забрал после дзюдо?

— Да, конечно.

Но энтузиазма в ее голосе было примерно столько же, как если бы он поинтересовался, каковы шансы того, что к ним зайдет пообедать Том Круз.

— Держи, я сделала бутерброды. Беги скорее, а то совсем опоздаешь. И будь осторожен, пожалуйста, а не как в прошлом году.

Сэмюел прикусил язык, чтобы не сморозить какую-нибудь грубость. Поцеловал бабушку, подхватил скейт и вышел из дома.

Усевшись на заднее сиденье автобуса, Сэм стал смотреть в окно на крохотные одинаковые домики, пробегавшие мимо, — каждый домик всё ближе и ближе к центру города. Отец не выходил на связь уже целых десять дней... Ни посланий по электронной почте, ни звонков, ни открыток. Такое с ним случалось не в первый раз, но всё равно... Десять дней!

В семье любили говорить, что Аллан — главный чудак из всех чудаков. В пять лет он запросто мог километра два-три идти за незнакомой собакой на улице и только потом сообразить, что заблудился. А в десять завел отвратительную коллекцию обрезков ногтей и не стеснялся отправлять письма разным знаменитостям с просьбой ему эти самые обрезки присылать. Ужаснее всего было то, что некоторые ему в самом деле отвечали: один теннисист, одна рок-певица, один телеведущий... Бесценные реликвии отец Сэма хранил в красном альбоме — он до сих пор лежал у бабушки на чердаке. На каждой странице — прозрачный пакетик с именем и датой и сопроводительная записка. Аллан потом несколько дней подряд сидел приклеившись к телеэкрану и силился разгадать, от которого из ногтей телеведущего был отрезан кусочек, теперь размещенный на странице его драгоценного альбома. Но если вы спросите мнение Сэма, лично он склонялся к мысли, что ноготь принадлежал какому-нибудь несчастному ассистенту звезды, обязанному отвечать на письма поклонников.

Только ведь отцу давно не десять... В его возрасте уже не коллекционируют ногти, не бегают за собаками и дают о себе знать, если исчезают из дома на несколько дней. Хотя, если подумать, с тех пор как не стало матери Сэма, Аллан жил как будто бы немного в другом мире. Раньше он был таким веселым — никогда не прочь прокатиться на велосипеде или сыграть в Burnout[1] на приставке, — а потом вдруг ушел в себя, как устрица в раковину, и не высовывается. Бабушка уверяла, что он просто очень грустит и что со временем ему полегчает. Но вот после автомобильной аварии прошло уже целых три года, и пора было признаться себе в том, что отцу, наоборот, с каждым днем становилось хуже. И бабушка это прекрасно понимала, ведь она сама в начале года убедила отца, что Сэму стоит пока пожить у нее. Отец пытался протестовать, но в итоге сдался. Может, так и в самом деле будет лучше, всё равно у него голова не на месте, чтобы заботиться о сыне. Сил хватает только на то, чтобы открывать свою книжную лавку два-три раза в неделю — да и то если бабушка его уговорит или кто-нибудь из верных клиентов станет донимать телефонными звонками. «Печаль», — говорила бабушка. «Слабохарактерность», — фыркала тетя Эвелин (мама Лили). «Глубокая депрессия», — констатировал врач.

Ну а десять дней назад Аллан исчез. Ему было свойственно вот так убегать, но обычно он отсутствовал не больше двух-трех дней. Прежде он возвращался обвешанный подарками и объяснял, что вынужден был срочно вылететь по делам в Соединенные Штаты, чтобы приобрести какое-то редчайшее издание, которое ему заказали. Бабушка снисходительно выслушивала объяснения, расцеловывала его в обе щеки, да и Сэм тоже был так рад видеть отца, что совсем не хотел набрасываться на него с упреками.

Вот только на этот раз Аллан что-то не спешил возвращаться. А сегодня, вдобавок ко всему, у Сэма день рождения. Разве мог отец, пусть он даже главный чудак из всех чудаков, забыть о дне рождения собственного сына?

Сэм выпрыгнул из автобуса перед зданием крытого катка. У остановки стоял продавец мороженого со своей тележкой, и солнце припекало так жарко, что в голове мелькнула мысль, не купить ли вафельный рожок. Но через десять минут начнется соревнование, на котором Сэма, весьма вероятно, будут нещадно подбрасывать в воздух, так что мысль о мороженом, видимо, была не самой удачной. Тем более что живот уже и без того как-то неприятно подвывал — наверное, предугадывал битву с самыми здоровенными борцами спортклуба.

Сэмюел бросил скейт на тротуар и на полной скорости покатил вперед, объезжая прохожих, коляски и продуктовые сумки на колесиках, Ничто так не воодушевляет, как эти движущиеся препятствия, готовые в любую секунду отклониться в сторону и повизгивающие, когда их слегка задеваешь, проезжая мимо. Он раз или два чиркнул скейтом о бордюр, перелетел через цементную скамейку и приготовился брать поворот, ведущий к спортивному залу. Поворот был проще простого, Сэм проделывал его сто раз: справа — ворота сквера, потом небольшой спуск, чтобы как следует разогнаться, и дальше по перпендикулярной улице, с которой...

БАМ! Сильнейший удар, грохот сминаемого металла — и вот Сэм лежит на животе, и ощущение такое, как будто весь сквер свалился ему на голову. Наверное, налетел на мопед, или мусорный бак, или...

— Господи ты боже мой!

Сэм осторожно привстал. Выходит, мусорный бак ему попался говорящий...

— Господи ты боже мой! Да это же наш дохляк Фолкнер!

И к тому же мусорный бак, которому известна фамилия Сэма.

— Монк, не надо! — вдруг вмешался девичий голос.

Монк. То есть он взял и впечатался прямо в Монка!

Движимый инстинктом самосохранения, о существовании которого он только что узнал, Сэм перевернулся набок как раз в ту секунду, когда жирный Монк бросился на него, а какая-то девушка и другой парень вцепились ему в плечи.

— Монк, перестань! Монк!

— Я его порву! Порву!

Сэм резко выпрямился и в последний миг увернулся от удара, который распластал бы его по земле, как коврик. Кровь ударила в виски, но вроде бы пока обошлось без переломов.

Монк приготовился было ударить снова, но тут, к счастью, вмешались многочисленные зеваки, наблюдавшие эту сцену.

— Ну-ну, — остановил Монка высокий бородач в строгом костюме.

— Он это нарочно! — заорал Монк, размахивая кулаками. — Нарочно на меня налетел! Посмотрите, что он сделал!

Он указал на свою опрокинутую сумку, из которой высыпались металлические детальки и печатные платы.

— Видали? — кричал он, обращаясь к господину с бородой. — Это всё бешеных денег стоит!

Пока Монк распинался, вращая глазами и колотя себя кулаком в грудь, к Сэму подошла Кэти, та девушка, которая пыталась остановить Монка.

— Всё в порядке? Кости целы?

Кэти была из клуба дзюдо Сент-Мэри. Ей было семнадцать или восемнадцать, и иногда она занималась административной работой младшей команды. Сэм не очень хорошо понимал, как эта симпатичная улыбчивая девушка может общаться с Монком.

— Я... Да нет, всё нормально, спасибо, — пробормотал он. — Опаздывал на соревнование, и...

— Соревнование? Тебе что, никто не сказал, что его перенесли?

Перенесли?!

— Я была уверена, что всех предупредили! Команда Фонтаны не смогла приехать, у них автобус позавчера сломался. Турнир перенесли на следующую субботу. Ты не прослушал сообщение на автоответчике?

— Нет! Хотя, может быть... Может, отец...

Сэм оборвал себя, не закончив фразы. Видимо, из клуба звонили в книжный магазин, потому что именно этот адрес указан в его карточке. Впрочем, ему совсем не хотелось сейчас объяснять Кэти или кому-нибудь еще, что он временно живет у бабушки, что его отца давно нет дома, поэтому к телефону тот не подходит, а следовательно, у Сэма не было никакой возможности прослушать сообщение на автоответчике.

— ...наверное, отец забыл... — проговорил он сквозь зубы.

Кэти нагнулась и выдернула скейт, который, будто шпага, воткнулся в решетчатую ограду сквера.

— Вроде бы цел, — сказала она. — Уже кое-что. Всё могло бы закончиться куда хуже.

— ПУСТИТЕ, ГОВОРЮ! — орал Монк, до сих пор ничуть не успокоившийся. — Этот придурок сначала заплатит мне за детали, а потом...

Трое окруживших Монка прохожих еле-еле удерживали его на месте, и крошечные зеленые глазки на раскрасневшемся лице толстяка метали молнии.

— Тебе лучше исчезнуть, — шепнула Кэти, пихая доску Сэму под мышку. — Пока он не опомнился!

— А тебе он ничего не?..

— Ой, не беспокойся, у меня к нему есть подход. И к тому же еще не факт, что его платы испортились! Мы собирались проапгрейдить компьютеры в клубе. Монк круто в этом разбирается, так что...

Монк круто разбирается в компьютерах? Так у него что же, есть мозг?

Кэти продолжала улыбаться.

— Сейчас доберется до своих обожаемых системных блоков и напрочь про тебя забудет. Так что давай, катись, увидимся в субботу.

Она едва заметно махнула ему рукой, и Сэм поспешил убраться. И очень вовремя, потому что Монк разорался пуще прежнего:

— ФОЛКНЕР, УРОД! ЗАПЛАТИШЬ СВОИМИ ЗУБАМИ, ПОНЯЛ??

2 КАМЕНЬ

Книжная лавка Аллана Фолкнера находилась в одном из тех старых кварталов Сент-Мэри, которые последние тридцать или сорок лет всё явственнее приходили в упадок. Выбор крошечного викторианского домика в два этажа, с обшарпанными голубыми колоннами и выцветшими ставнями, втиснутого между двумя другими домами, еще более обветшалыми, объяснить было крайне трудно — тем более что все остальные уважающие себя торговцы давным-давно покинули улицу Барнбойм. Там обитало только несколько старичков — таких же ветхих, как фасады их домиков. Рано утром они, будто призраки, молча выходили из дверей, а к девяти утра уже возвращались с корзинками, наполненными продуктами, и торопливо расходились по домам, запирая за собой дверь на два оборота замка.

При таком положении дел совсем не казалось удивительным, что открытие книжной лавки не вызвало большого ажиотажа среди жителей улицы. В лучшем случае от них можно было услышать «здравствуйте» и «всего доброго», немного резких рассуждений о том, что посетитель (бывают же нахалы!), паркуясь рядом с лавкой, заехал машиной на тротуар, или о том, что Сэм, когда возвращается из школы, невыносимо скрежещет своим скейтом. Вот и всё. Один только дядя Макс, добрый глуховатый старик, живущий через три дома от лавки, иногда удостаивал Аллана и Сэма беседой. Правда, беседы получались странные, потому что каждую фразу приходилось орать несколько раз ему в самое ухо, и это сильно усложняло общение.

Почему же отец выбрал для книжной лавки такой мрачный и всеми забытый уголок? «Чтобы отгородиться от шумного мира, — утверждала бабушка, — и укрыться от толпы». Когда Аллан продал их симпатичный дом в Бель-Эйре (слишком многое там напоминало Элайзу) и принялся подыскивать подходящее место для своей лавки, на самом деле он искал место для убежища. А жить в убежище — это не слишком весело, когда тебе тринадцать, почти четырнадцать, когда ты потерял мать и больше всего тебя привлекают торговые центры, искусственный свет, шум и скорость.

Сэм поднялся на крыльцо, оглядываясь по сторонам. Всё спокойно, нигде ни шороха. Он не был уверен, что поступил правильно, заявившись сюда. Может, надо было предупредить бабушку? Но, в конце концов, соревнование отменили, впереди целый свободный выходной, и к тому же у него сегодня день рождения. Что плохого в том, чтобы забежать к себе домой? Ведь это всё еще его дом, правильно? Забрать кое-какие диски, покопаться в старом хламе... «И заодно проверить, не вернулся ли случайно папа, — шепотом добавил внутренний голос. — Ну или, может, оставил какую-нибудь подсказку о том, куда уезжает». Дедушка, правда, на этой неделе уже два раза заглядывал в лавку, но кто знает?

Сэм повернул ключ в замке. Дверь со скрипом открылась, и вывеска «Антикварные книги Фолкнера» качнулась над головой.

— Папа?

Никто не отозвался. Сэм прошел через небольшую прихожую, миновал просторный зал, заставленный шкафами, плотно забитыми книгами, — совсем как в библиотеке. Кроме шкафов здесь были столы и стулья, чтобы можно было присесть и полистать книгу, а также два дивана, оборудованные галогенными лампами, — чтобы читать со всеми удобствами. Большая часть денег, вырученных от продажи дома в Бель-Эйре, пошла на эти пожелтевшие страницы и кожаные переплеты. Но как отцу удалось собрать такое количество антикварных книг, оставалось не меньшей загадкой, чем то, как он ухитрялся привлекать в магазин клиентов. Вполне вероятно, что дедушка и бабушка время от времени раскошеливались и помогали ему.

Сэм прошел на кухню. Всё было в идеальном порядке. Посудомоечная машина — пустая и, судя по чпоку, который издала дверца, когда он ее открыл, стояла закрытой уже много дней. Холодильник — почти пустой, если не считать просроченных йогуртов, пластмассовой упаковки сосисок (пластиковой, всегда поправляла бабушка) и двух бутылок пива. В последнее время здесь никто не пировал. Сэм поднялся на второй этаж и, когда вошел к себе в комнату, ничего не смог поделать с сердцем: оно екнуло. Постеры с Тони Хоуком и Вигго Мортенсеном на стенах, коллекция старинных машинок (это вам не обрезки ногтей!), его рисунки и гитара, оставшаяся с тех времен, когда он не очень успешно пытался научиться на ней играть. Впрочем, он пришел сюда не для того, чтобы оплакивать судьбу. Бросив в сумку два старых диска — будет чем оправдать свой визит сюда, — Сэм отправился исследовать отцовский кабинет. К сожалению, на письменном столе не лежало письмо с объяснениями, ни в одном из ящиков не нашлось документа, который пролил бы свет на исчезновение отца, и в мусорной корзине не обнаружилось квитанции от туристического агентства. Что же касается шкафов с одеждой в спальне, то, насколько Сэм мог судить, почти вся отцовская одежда была на месте, и три его больших желтых чемодана тоже никуда не делись.

Как всё это странно... Отец что же, отправился в путешествие, не захватив с собой сменной одежды? Или он думал, что уходит на несколько часов, максимум — на один день? Ведь даже зубная щетка стояла где и всегда, совершенно сухая, и тюбик с зубной пастой, и электробритва... Если, конечно... Как ни старался Сэм прогнать эту мысль, ему представилась покореженная машина, валяющаяся на дне оврага. Он помахал рукой, прогоняя страшную картину: нет-нет, с его отцом не могло произойти ничего плохого. Ведь не зря же он главный чудак из всех чудаков! А чудаки — они всегда выкрутятся из любого положения, так Сэму однажды сказал дедушка. Значит, должно быть какое-то другое объяснение.

Сэм спустился обратно на первый этаж и остановился перед столиком, на котором стоял телефон. Рядом мигал красной лампочкой серебристый автоответчик: «20 сообщений, память переполнена». Сэм включил кнопку воспроизведения. Раздался фоновый шум, затем щелчок, и чей-то голос произнес:

— Господин Фолкнер? На прошлой неделе я заходил к вам в магазин и видел там экземпляр «Двадцать тысяч лье под водой», который очень хотел бы...

Бип! Сэм включил следующее сообщение:

— Это «Антикварные книги» на улице Барнбойм? Я бы хотела узнать, во сколько вы открываетесь, я ищу редкое издание...

Бип! Следующее:

— Аллан? Это Томас Мурр. Вам удалось раздобыть Библию Плантена[2], которую я заказывал? Дело в том, что мне...

Бип! И так далее. Большинство сообщений было от клиентов и коллекционеров, но среди них — один звонок от человека, ошибившегося номером, одно рекламное сообщение («Господин Фолкнер? Если вы подумываете о том, чтобы заменить окна или ставни, наша компания предлагает...» и т.д.), звонок от банкира с назначением встречи (банкир явно не в духе) и шесть безуспешных попыток бабушки связаться с сыном. Все эти сообщения были оставлены больше восьми дней назад. От спортивного клуба ничего не было, и неудивительно — для них на пленке просто не осталось места.

Только одно сообщение показалось Сэму любопытным. Далекий металлический голос, искаженный большим расстоянием или плохим качеством связи, говорил:

— Аллан? Это я... Я знаю, что ты здесь... Не валяй дурака, сними трубку. Аллан, ты меня слышишь? Аллан? Да подойди же ты к телефону, черт возьми!

Потом — долгое молчание, и наконец:

— Окей, я тебя предупредил...

И таинственный человек повесил трубку. Сэм прослушал сообщение несколько раз: оно было записано накануне папиного исчезновения. В голосе слышалась угроза, но еще сильнее тревожило то, что он казался знакомым. И всё же Сэмюел понятия не имел, кому бы он мог принадлежать. Может, этот звонок имеет какое-то отношение к внезапному исчезновению отца? Звонивший явно о чём-то его предупреждал, и к тому же тут была недосказанность: «Окей, я тебя предупредил...» А может, всё это и не относится к делу, ведь Аллан, видимо, не успел прослушать все сообщения. Так что же?

Тут Сэму в голову пришла одна мысль: он нажал на кнопку «перезвонить», чтобы аппарат воспроизвел последний номер, который на нем набирали. У отца уже три года не было машины, и он часто ездил на такси. Возможно, он заказывал машину, чтобы поехать на вокзал или в аэропорт. Компании хранят информацию о последних поездках (Сэм узнал об этом из одного детективного сериала), и, возможно, удастся разузнать...

— Алло?! — крикнул хриплый голос на другом конце провода.

Если эта женщина принимала заявки клиентов, ей бы следовало бросить курить. Как можно скорее.

— Да, алло, — отозвался Сэмюел. — Я звоню, чтобы получить кое-какую информацию...

— Чего? — удивленно прохрипел голос.

— Мне необходима информация, будьте добры. Мой отец звонил вам несколько дней назад, и...

— Погромче нельзя? Выкатись-покатись!

Выкатись-покатись... Да это же Макс! Глухой как пробка старик, который живет по соседству!

— Дядя Макс! Дядя Макс, это вы?

— Чего вам? продолжал выяснять старик.

Дядя Макс, это Сэм, сын Аллана Фолкнера, из «Антикварных книг». Я смотрю, отец звонил вам десять дней назад...

— Из амбарных книг? — не расслышал старик. — Мне ничего не надо, так и знайте, и особенно амбарных книг! Найдите кого поглупее!

И в трубке раздались гудки.

Сэмюел несколько секунд стоял с телефонной трубкой в руке, не понимая, что делать дальше. Лучше всего было бы взять и навестить Макса прямо сейчас. Отец наверняка звонил ему для того, чтобы занести ключи и попросить поливать цветы или что-нибудь еще в этом духе... Но вдруг он заодно рассказал ему, куда отправляется? Хотя бы направление, хоть какое-нибудь название.,. Правда, общаться с глухим стариком было не так-то просто, но всё равно ничего лучшего в голову Сэму не приходило.

Он схватил сумку и направился к выходу, но вдруг помедлил, проходя мимо двери в подвал. Дедушка заверял, что подвал тоже проверил... Сэм не знал, надо туда зайти или не надо. Ну ладно, это ведь всего одна минута. Он зажег свет и спустился по двум пролетам лестницы, которые вели на книжный склад. Там у Аллана стояли металлические стеллажи с книгами и были сложены пустые картонные коробки. Еще здесь хранился материал для починки переплетов, а на дальней стене висел большой гобелен — возможно, для того, чтобы оберегать книги от сырости и холода. «Наверняка», — подумал Сэм, который раньше бывал в подвале всего раза три или четыре, в основном — сразу после переезда, а вообще тут обитал отец, это были его владения. Так или иначе, сегодня тут оказалось пусто.

Сэм шагнул обратно к лестнице и дошел уже до середины, но вдруг передумал. Что-то было не так. Склад выглядел немного иначе. По крайней мере, не совсем так, как запомнил Сэм. Он как будто бы... как будто бы как-то сжался, да. Мысль, конечно, глупейшая. Но единственный предмет, в котором Сэм был силен в школе, — это рисование, он всегда хорошо запоминал пропорции и размеры. Сэм зашагал к дальней стене, считая шаги: один, два, три, четыре, пять. Так и есть, не сходится. Должно было получиться шагов семь или восемь, то есть куда-то делись целых два метра. И это могло означать лишь то, что...

Сэм подошел к гобелену — копии средневековой вышивки, с единорогом и прекрасной дамой. Толкнул ковер рукой — но нет, ладонь уперлась во что-то твердое, за гобеленом всё-таки была стена. Наверное, Сэму померещилось, что раньше комната имела большую ширину. Он постучал по ковру костяшками пальцев — звук получился на удивление пустой. Отец что же, отгородил часть помещения стеной? И прикрыл ее ковром, чтобы не бросалась в глаза? Но что он мог там прятать? Еще один склад? Еще более древние и ценные издания?

Сэм приподнял тяжелую ткань и поднырнул под гобелен. Там оказалась простая гипсовая перегородка — такие легко собрать и поставить самому, без помощи строителей. Он стал ощупывать поверхность и наконец, продвинувшись метра на два вправо, почувствовал под пальцами дверные петли: дверь! С бешено колотящимся сердцем он толкнул ее.

— Папа?

В новой комнате тоже было пусто... Она освещалась маленьким ночником и была обставлена совсем по-спартански: раскладушка, табуретка — вот и всё. С одной стороны, Сэм был рад, что не обнаружил здесь отца — распростертого на полу и неподвижного. Или даже чего похуже... Но с другой стороны, в голове у него разом вспыхнула тысяча новых вопросов. Он подошел к раскладушке и увидел рядом на полу толстую книгу. Поднес ее к свету: ни названия, ни автора, просто красная обложка, толстая и потрескавшаяся от времени. Сэм открыл наугад первую попавшуюся страницу. Книга была явно историческая: «Преступления и наказания в эпоху правления Влада Цепеша». Он пробежал глазами разворот, посвященный разным видам пыток, применяемым неким Владом Цепешем в XV веке где-то в Валахии (ну и название!). Издание старинное, но не слишком, судя по шрифту и способу печати, книге лет сто, не больше. Отец Сэма обожал историю, но ведь не настолько, чтобы запираться в этой тесной конуре и читать о подвигах кровожадного валахийца!

Сэм схватил фонарик, висящий на крючке, и стал внимательно осматривать темные углы комнаты. Однако больше в ней ничего не было, если не считать серой тени в углу — здоровенного булыжника высотой сантиметров пятьдесят, закругляющегося кверху. Сэм подошел поближе, чтобы как следует его рассмотреть. Это было что-то вроде тотемного камня или какой-нибудь еще языческой штуки, такие встречаются в фильмах ужасов и сулят неминуемое проклятие каждому, кто их обнаружит. На одной из поверхностей камня был рисунок: в верхней части неизвестный художник высек нечто вроде солнца с кружочком посередине и лучами, которые представляли собой, в общем-то, просто трещины в камне — всего шесть штук. В нижней части имелось углубление размером примерно с ладонь. Эта штуковина напоминала доисторический автомат, торгующий орешками, только без орешков. Иными словами, вещь была совершенно бессмысленная. Если только она не означала, что отец внезапно вступил в какую-нибудь секту!

Пока Сэм с разных сторон освещал камень, его взгляд упал на металлический кружок, лежащий на полу в нескольких сантиметрах от булыжника. Он поднял его и повертел в руках: это оказалась грязная монета с отверстием посередине, с изображением переплетенных линий и символов, напоминающих арабскую вязь. Но вот из какой именно страны была монетка, непонятно... В любом случае, с виду не слишком древняя и вряд ли ценная. Может, этот каменный тотем на самом деле был всего-навсего какой-нибудь традиционной игрушкой из далеких стран? Бросаешь монетку, и она должна попасть либо в углубление (за это дают меньше очков), либо в один из лучей солнца (больше очков). Захватывающе, ничего не скажешь!

Сэм попытался затолкать монетку в одну из бороздок, но ничего не вышло — она каждый раз вываливалась из трещины и падала на пол. Если тут куда и можно сунуть монетку, так это... Не слишком веря в успех, он поместил ее в середину солнца — и она вдруг ловко туда легла, как будто примагнитилась.

«Ну что ж, — подумал Сэм. — Уже кое-что...»

И тут в комнате раздался странный гул. Сэмюел приложил ухо к камню: тот как будто вибрировал; и из глубины доносились ритмичные толчки. А еще ему вдруг показалось, что камень уже не такой холодный. Воображение разыгралось, это ясно. Хотя... Да, от камня действительно что-то исходило. Тепло... Тепло и что-то еще, он будто притягивал к себе. Сэму показалось, что даже пол вокруг камня дрожал, и, наверное, достаточно было коснуться теплой поверхности рукой, чтобы убедиться в реальности этой странной вибрации. Он протянул к камню ладонь...

Последнее, что Сэм успел почувствовать, это сильнейший ожог, который взметнулся вверх по руке и раскалил всё его тело.

3 АЙОНА

Сэм упал на колени, внутренности горели, тело сотрясали спазмы. Его мучительно долго рвало, и он, опираясь на руки, с изумлением смотрел на траву под своими пальцами. Трава... Трава?

Когда он смог наконец поднять голову, стало совершенно ясно: он больше не на складе. Он... нигде. Каменистый берег с тонкими полосками песка, а дальше — бескрайнее море. Сам он находился на склоне холма, среди камней, густо поросших травой. Что произошло? ГДЕ ЕГО ОДЕЖДА? Джинсы, футболка? На нем была теперь только какая-то ночная рубашка из грубой ткани, промокшая от пота и такая широкая и длинная, что закрывала и руки, и ноги целиком. И, между прочим, страшно кололась. А где ожоги? Он до сих пор чувствовал огонь, охвативший его в тот момент, когда он коснулся рукой камня. Сэм тогда стал прямо человеком-факелом! И тем не менее на коже не было никаких следов, к тому же она стала розовой, как у младенца. Как будто ему всё это приснилось.

Всё еще дрожа и пошатываясь, он выпрямил спину. Камень... Наверняка это всё из-за камня. Злополучный булыжник стоял здесь же, метрах в двух или трех от Сэма. Только немного изменился, стал как будто повыше и почернее. Но изображения остались прежними: солнце с лучами-расщелинами и темное углубление в нижней части. Сэм вдруг исполнился надежды: надо просто приложить, монетку в центр рисунка, и всё станет как было. Ну конечно, это всего лишь страшный сон, и в этом сне ему нужно приложить монетку к секретному месту камня... Он пошарил в траве вокруг себя и яростно поскреб землю: монетка пропала бесследно. Стал искать дальше: приподнимал валуны, забирался пальцами под камни — всё напрасно. Попробовал прикладывать вместо монеты камешки, но ни один не подходил по форме и размеру. Сэм выругался, проклиная дурацкий тотем, и в конце концов разрыдался. Так это никакой не сон... Никакой не сон!

Понадобилось несколько долгих минут, чтобы он смог худо-бедно прийти в себя. Что бы там с ним на самом деле ни произошло, говорил Сэм себе, слезами делу не поможешь. В конце концов, он ведь жив, правильно? И даже начинает мерзнуть.

Он встал на ноги, отряхнул песок с рубахи и стал взбираться на вершину холма, чтобы как следует оглядеться. Оказывается, он находился на довольно большом острове. Остров был серый, почти без растительности, будто всё живое смело с него ветром. За спиной у Сэма грохотало море, а над головой нависали тучи, сквозь которые там и тут прорывались столбы золотого света. А внизу... Внизу были дома, да, пожалуй, похоже на дома. Дым... И даже люди! Он смог различить среди домов крошечные подвижные точки!

— Э-эй! — заорал он. — Э-ге-гей!

Но расстояние было слишком велико, и ветер дул в лицо, так что он не мог донести крик до людей. Тогда Сэмюел побежал, не обращая внимания на то, что ноги у него босые и проваливаются в рыхлую почву. Тут есть деревня, остров обитаем! Сейчас ему всё объяснят! Может, там, в подвале, он потерял сознание? Его пришлось увезти на вертолете скорой помощи — вот откуда на нем эта больничная рубашка! Но произошел несчастный случай и... К счастью, теперь всё позади, и эти люди сейчас его приютят. Можно будет высушиться и позвонить бабушке, чтобы не волновалась... Она, наверное, уже с ума сходит от беспокойства!

Запыхавшись от бега, через десять минут Сэм начал сбавлять ход. До деревни оставалось не больше пары сотен метров. Вообще-то это была не совсем деревня, скорее, нечто вроде кочевого стойбища из каменных домиков, окруженного невысоким забором. Летний лагерь? Коммуна хиппи, проповедующих жизнь ближе к природе?

Сэмюел вдруг резко остановился. Отсюда жителей можно было разглядеть уже довольно четко. По крайней мере, одну группу, которая собралась возле чего-то вроде загона для овец. Они как будто бы указывали на него пальцами и обсуждали его. Все как один — мужчины, и одетые очень странно — в коричневые длинные мантии, подпоясанные веревкой вместо пояса. Сэм хлопнул себя по лбу. Да это же монахи! Остров монахов! Вот папа удивится, когда он ему расскажет!

Сэм снова двинулся вперед, но на этот раз уже немного настороженно. Что-то он не слышал о том, чтобы в их краях существовало подобное религиозное учреждение. Наверное, ему в подвале стало совсем плохо, раз врачи решили отправить его настолько далеко от дома! Видимо, он пролежал без сознания несколько дней. Странно только, что, если не считать приступа рвоты, чувствовал он себя не так уж и плохо...

Группа мужчин теперь тоже двигалась в его сторону. Они шли неорганизованной толпой и возбужденно жестикулировали. У некоторых в руках были палки или мечи. Желудок у Сэма снова сжался. Однажды он видел по телевизору репортаж о клубах любителей Средневековья, которые собирались по выходным, чтобы пожить как во времена крестоносцев. Двинутые, если кому интересно мнение Сэма... Но выбирать не приходилось — больше на острове, похоже, никого и не было. Тут с порывами шквального ветра до него стали долетать голоса и куски непонятных фраз:

— Dia dite...

— Go rev... me agot...

Похоже, говорили на эльфийском языке, как во «Властелине колец». Видимо, чтобы было уж совсем аутентично.

— Bhi ag Colum-Chill! Acht bhi...

Сэм откашлялся и робко поднял руку в знак приветствия:

— Эге-гей!

До людей оставалось не больше двадцати метров.

— ...uaignigh nah-Alban?

И тут произошло нечто еще более странное, чем всё, что происходило до этого: без малейшего усилия и напряжения Сэм вдруг начал понимать, что говорят эти люди! Секунду назад это был незнакомый ему язык, состоящий из странных гортанных звуков, а теперь он вдруг — раз! — и понимает всё настолько хорошо, как будто с рождения практиковался в этом наречии.

— Я же вам говорю! восклицал горбатый бородач. — Он просто взял и появился, возник из ниоткуда! И сразу очутился в бухте Колума Килле!

— Это лазутчик! — рявкнул другой, глядя на Сэма с осуждением. — Явился прощупывать почву, чтобы потом нас обокрасть!

— Хватит! — перебил его тот, кто шагал первым, видимо, их главный. — Сначала послушаем, что он сам скажет. В своей безграничной милости Господь, возможно, прислал нам своего последнего вестника... Мальчик, откуда ты взялся?

— Да его наверняка из моря на берег выбросило, — вмешался худой верзила прежде, чем Сэм успел придумать ответ. — В этом году в море не протолкнуться из-за рыбацких лодок, так что...

— Оглобля, может, ты помолчишь? — перебил его главный. — С виду он вполне смышленый, так что наверняка сам может рассказать, откуда появился.

Сэмюел пытался унять дрожь в коленках и всё гадал, что за небывалые звуки вырвутся сейчас из его рта. Что же до причин его появления на острове, то, судя по настроению этих людей, лучше отвечать как можно более туманно.

— Я... Меня выбросило морем, — сорвалась с его губ удивительная фраза, полная эльфийских согласных. Моя... Моя лодка опрокинулась,

А я что говорил! — восторжествовал Оглобля.

— Вранье! — крикнул горбун. — Он просто вдруг появился из ниоткуда!

— Ну ладно, брат Эгран, видно, зрение у тебя уже не то, что в молодости! — возразил главный. —— А если речь идет о бухте Колума Килле, то это, возможно, знак... Наш великий учитель разве он не заботился о нас всю нашу жизнь, братья мои?

— Да, отец-настоятель, — согласились все хором.

— Хоть и настали суровые времена, из бухты Колума Килле не может прийти ничего дурного, не правда ли? Господь никогда не позволил бы нашим врагам осквернить столь священное место... А следовательно, мы можем предположить, пока у нас не появится доказательств обратного, что этот мальчик действительно прибыл к нам на остров по морю. Кто знает, что принесет нам его визит? Пути Господни не бывают прямыми, но они всегда выводят на дорогу мудрости.

И, повернувшись к Сэмюелю, он добавил:

— Как тебя зовут, мой мальчик?

— Сэм, — немного помедлив, ответил тот.

— Сэум, — повторил аббат, гулко растягивая гласную. — Крестили тебя, Сэум?

— Да, — кивнул Сэм. «Да» прозвучало как «та», но он этого не заметил.

— Значит, крестному знамению ты обучен?

Монахи пристально смотрели на него, и Сэм счел за лучшее продемонстрировать: поднес три пальца поочередно сначала ко лбу, потом к груди и к обоим плечам. Его жест был встречен нестройными выкриками «Аминь!», и все палки и мечи разом опустились, будто по волшебству.

Отец-настоятель улыбнулся ему.

— Превосходно, Сэум. Насколько я могу судить, ты — добрый христианин и не имеешь отношения к этому дьявольскому племени! Так значит, ты находился в рыбацкой лодке, да?

Сэм согласился — что еще он мог сказать?

Ну что ж, Сэум, на ближайшие дни — если я не передумаю — ты присоединишься к нашей общине. Станешь спать в хлеву — брат-эконом выдаст тебе охапку соломы. Тебе будет запрещен доступ в спальню и в погреб с запасами, а в церковь и скрипторий[3] разрешается входить только в сопровождении одного из нас. Да вот хотя бы брата Ранальда. Раз он так рвался тебя защищать, пускай берет под свою опеку! Ну и, конечно, ты должен будешь нести монастырское послушание.

Брат Ранальд — тот, которого называли Оглоблей, — отнесся к словам настоятеля с большой серьезностью и с почтением поклонился.

— К несчастью, — продолжал настоятель, — ты попал на остров Айона не в добрый час. Возможно, для тебя было бы лучше кануть в пучину вместе с твоей лодкой. Белые Чужестранцы уже спешат к нам. Они разграбили другие монастыри и города в двух днях парусного пути отсюда. Наш монастырь гораздо богаче прочих — им это известно. Так что теперь я боюсь, как бы тебе не пришлось разделить нашу печальную участь, Сэум.

И настоятель отвесил гостю легкий подзатыльник — очевидно, имея в виду отцовский ободряющий жест, но Сэм от этого удара едва не рухнул на землю.

— Бог испытывает нас, мой мальчик! Возможно, нам придется защищаться... Ну пойдем, на сегодня горизонт чист, можно спокойно ложиться спать.

Настоятель повернулся к нему спиной и направился было обратно в деревню, но Сэму не терпелось узнать больше подробностей:

— Простите, отец, вы не могли бы мне...

Настоятель резко развернулся, брови его сердито сдвинулись на переносице.

— Первый обет, который тебе надлежит хранить, рыбак Сэум, — низким голосом произнес он, — это обет молчания. Здесь никто не говорит, если я не задал ему вопроса или если того не требует его работа. Особенно — в пределах монастыря... Запомнил? Брат Ранальд, прошу вас, в будущем следите за тем, чтобы ваш воспитанник соблюдал законы общины.

Брат Ранальд поспешил к Сэмюелю и взглядом приказал ему смиренно потупить глаза.

Скоро Сэму пришлось признать очевидное: это были никакие не любители исторических переодеваний. Люди, встретившие его у холма, ни во что не играли — он попал к настоящим монахам. Но уж очень отсталым! Надо было свалиться на Землю с планеты Гнилых Отбросов или чего похуже, чтобы мириться с жизнью в таких условиях. Монастырь представлял собой просто группу дощатых бараков, построенных посреди непроходимой грязи. Только каменная церковь с кособокой колокольней, стоявшая в центре поселения, отдаленно напоминала цивилизацию. А вот всё остальное...

Сначала Сэма отвели в хлев, где брат-эконом приготовил ему постель — так он это назвал, а на самом деле просто швырнул под ноги единственной корове охапку сена. Еще он выдал Сэму изъеденную молью мантию с капюшоном и толстое шерстяное одеяло, после чего велел оставаться в хлеву и ждать вечерней трапезы. По его недовольной физиономии Сэм догадался, что брат-эконом, как и горбун Эгран, с подозрением отнесся к внезапному появлению в монастыре мальчика, который пришел неведомо откуда. И, в общем-то, их подозрительность не была безосновательной...

Наступал вечер. Единственное окно хлева было закрыто ставнями, но через щели Сэм мог наблюдать за перемещениями монахов. Он насчитал пятнадцать или двадцать человек разного возраста — в основном все они были невысокого роста, за исключением настоятеля и Оглобли. Складывалось впечатление, что каждый назубок знает свою роль в монастыре и не испытывает ни малейшей необходимости в словах. Одни таскали ведра и огромные мешки, другие укрепляли ограждения, вбивая в землю новые колья, третьи то входили, то выходили из церкви — в том числе и те, кто работал в большом доме, самом ярко освещенном из всех, пристроенном к колокольне. Всё это происходило в полнейшей тишине, если не считать звонкого хлюпанья сандалий по грязи.

Сэмюел, по правде говоря, уже совсем не знал, что думать. Он вроде бы слышал об Айоне где-то в Новой Шотландии, но это было, мягко говоря, далековато! А кроме того, даже если он сообразит, каким образом попал в такую даль, оставалась еще загадка этого безумного монастыря и странных намеков настоятеля. Что за Белые Чужестранцы? Каких опасностей с ужасом ждут все эти монахи? И главное: почему Сэм понимает их чудной язык?

Дверь хлева резко распахнулась.

— Сэум, — услышал он шепот Оглобли. — Пора ужинать, поторопись! Только помни — ни звука!

Сэм послушался и последовал за ним через темный двор в трапезную — длинное здание, пристроенное к кухне. Как только он вошел, все собравшиеся повернулись к нему. Их оказалось гораздо больше, чем он себе представлял, по крайней мере тридцать, и они расселись за двумя длинными столами. Настоятель сидел в глубине трапезной, один, а какой-то монах стоял перед высоким столиком, на котором лежала огромная книга. Ни один из братьев не раскрывал рта, но все они скребли свои миски таким затейливым образом, что это можно было принять за какой-то особый шифр. Горбун Эгран, сидящий одним из первых за правым столом, бросил на Сэма взгляд, исполненный ненависти. Брат Рэнальд проводил Сэма до скамейки за столом слева, и, едва они уселись, дежурный монах начал читать. Сэмюел предположил, что текст, вероятнее всего, звучит на латыни, но, в отличие от «айонского эльфийского», в этой речи он не понимал ни слова. Похоже, синхронный переводчик, который работал в его голове, не мог распознавать два чужих языка одновременно...

Вскоре появился брат-кухарь с тяжелым котлом в руках. Он обошел оба стола, наполняя каждую миску пахучим супом, в котором плавали неведомые темные травы, похожие на волосы. Дома Сэмюел никогда не ел суп — это было дело принципа. Но сейчас он, во-первых, проголодался, а во-вторых, чувствовал, как его пронзают тридцать пар глаз. Он отважно окунул подобие ложки в дымящуюся жидкость, выловил прядь волосатой зелени и проглотил. Ох, не стоило этого делать... Во-первых, он обжег себе нёбо — ожог второй степени, не меньше! Во-вторых, суп на вкус оказался невозможно горьким, как концентрат самой ужасной капусты, от которой он всю жизнь упрямо отказывался. Но сейчас отказаться от еды не было никакой возможности. Сэм яростно стиснул зубы и, стараясь не дышать через нос, опрокинул в себя всю тарелку — ожог пищевода третьей степени. Он хотел освежиться, глотнув воды из металлического кубка, который перед ним поставили, но и тут его ждала неудача: в кубке оказалась какая-то отрава — жгучий напиток с острым запахом коровьих лепешек, от которого он чуть не задохнулся. Оглобля незаметно толкнул его под столом ногой, и Сэм принял решение больше не прикасаться к супу. На второе ему удалось пожевать кусочек чего-то похожего на мясо — единственное, что он смог выковырнуть из поданного ему жуткого ломтя жира, — и немного сыра, твердого как камень. «Десерт» — густая и горячая, слегка подслащенная масса — оказался немного лучше всего остального, но свалился в желудок таким безнадежным комком цемента, что пришлось осушить до дна кубок с отвратительной жидкостью. И это был Сэм, который всегда ныл, что бабушка положила к жареной картошке слишком мало майонеза!

Когда испытание едой завершилось, брат Ранальд отвел его обратно в хлев, освещая путь мерцающим пламенем свечи. На черное небо высыпали звезды, и дул всё тот же порывистый ветер.

— Извини, Сэум, — проговорил Оглобля. — Я не могу оставить тебе свет, настоятель не велел. Еще подожжешь тут всё...

Он открыл дверь и отошел в сторону, пропуская мальчика внутрь.

— Но я зато вот чего для тебя захватил...

Он достал из-под мантии четвертинку буханки грубого хлеба и сунул Сэму в руки.

— Еще там есть ведро, если умеешь доить корову...

Не сказав больше ни слова, Ранальд быстро закрыл дверь, и Сэм услышал, как огромный ключ со скрипом повернулся в замке. Он снова остался один. Впрочем, не совсем: из темноты до него донесся дружеский храп коровы. Сэмюел на цыпочках подошел к ней и вынужден был констатировать, что она улеглась прямо на его охапку сена. Ночь начиналась превосходно!

4 СОКРОВИЩЕ КОЛУМА КИЛЛЕ

Как бы Сэмюелу хотелось проснуться у себя в комнате, под своим одеялом, и чтобы радио заверещало: «Семь утра, ребятки, просыпаемся! Давайте-ка встряхнитесь как следует, прямо сейчас на „ Радио-Хит“ для вас самая свежая бомба от группы Linkin Park...» Но вместо всего этого он получил мощный удар хвостом и услышал душераздирающее мычание. Просто поразительно, сколько шума способна, оказывается, производить спящая корова! То она что-то жует, то причмокивает, то вздыхает... А то и чего похуже... И это еще не говоря о чокнутых монахах, которые всю ночь занимались тем, что ходили туда-сюда по церкви, распевали во всё горло (это только днем у них полагалось молчать!) и даже звонили в колокол в совершенно немыслимое время. Короче говоря, поспать Сэму совсем не удалось.

Ну а утром... Поскольку он был заперт вместе со своей шумной (и дурно пахнущей) подружкой, Сэму не оставалось ничего другого, кроме как наблюдать через щель в ставнях за балетом монахов. В дневное время суток они тренировались в битве на мечах (с точки зрения костюмов это напоминало «Звездные войны», а по эффективности драк больше походило на передачу «Сам себе режиссер»). Был момент, когда Сэму пришла в голову мысль, а не участвует ли он в съемках какого-нибудь реалити-шоу: «Их тридцать, они совсем одни на необитаемом острове, перед ними — сложнейшая задача: выжить в невыносимых условиях средневекового монастыря! Только на нашем канале: они едят траву, дерутся в грязи и поют по ночам! Каждую субботу вы голосуете, чтобы выбрать нового отца-настоятеля!» Ну и так далее.

Вот только камер вокруг не наблюдалось.

К полудню, когда желудок Сэма взвыл от голода, наконец показался Оглобля. На руку себе он намотал веревку с крючками.

— Сэум, — прошептал он. — Мы идем на рыбалку!

— На ры...

О нет! Монахи поймали его на слове! Они решили, что он наловит им рыбы! И ведь нельзя теперь обмануть их надежды...

— Быстро!

Сэм послушался и молча побрел следом за братом Ранальдом. Они вышли через задворки поселения, чтобы не наткнуться на братьев, размахивающих мечами. Как только они оказались вне пределов слышимости, Оглобля протянул гостю кусок хлеба и немного сыру, которые вынул из рукава.

— Держи, поешь. Ты наверняка не привык принимать пищу всего один раз в день.

Сэм набросился на золотистую корочку хлеба и с несколько меньшим рвением — на ломтик бледного сыра, жесткого, как обломок кости.

— Ты его не жуй, — посоветовал Оглобля. Пусть сам растает на языке.

Они бодро зашагали прочь от монастыря, и, когда вокруг потянулись зеленые луга и каменные изгороди, Сэм наконец решил задать вопрос:

— Куда мы идем?

— Ты ведь никакой не рыбацкий сын, правда? — спросил Ранальд в ответ.

— Ну, вообще-то я...

— Врать нет смысла... Даже если я дам тебе крючки, — добавил он, взмахнув веревкой с крючками, — ты не разберешься, как с ними управляться. У тебя зубы слишком белые и руки слишком тонкие для простого рыбака.

Сэм начал судорожно придумывать, чем бы ему возразить, но ничего не приходило в голову.

— Думаю, настоятель тоже едва ли тебе поверил. Он наверняка просто не хочет знать...

Сэмюел ничего не понимал. Ясно было одно: обман вот-вот раскроют.

— И ведь у брата Эграна зрение не такое уж плохое, правда, Сэум? Ты ведь действительно пришел из бухты Колума Килле? Ты хотя бы знаешь, кто этот самый Колум Килле, именем которого ее нарекли?[4]

Сэм покачал головой.

— Колум Килле был святым. Это он основал наш монастырь, вот уже больше двух сотен лет назад. Он был родом из Ирландии и избрал остров Айона для того, чтобы отсюда нести слово Христа в Каледонию[5]. В те времена пикты и англы[6] еще и слыхом не слыхивали о христианстве.

В потоке незнакомых названий Сэм узнал только одно: Ирландия. А Ирландия, насколько он помнил, находилась на западе Европы, в тысячах километров от дома. Как он мог тут оказаться?

— Колум Килле еще и много чудес совершил. Побеждал воинов и чудовищ, разговаривал с ангелами и Богом. Сегодня монахи приходят к нам издалека, чтобы почтить его память и стать продолжателями его школы.

«Так у них тут на Айоне и школа есть?» — не понял Сэмюел.

— Сам я, — продолжал Оглобля, — родом из Дублина. Мне нужно было провести в монастыре три года, чтобы усовершенствоваться в знании книг, но...

Тут взгляд его устремился куда-то далеко, за горизонт над океаном.

— Они уже близко, — вздохнул он, вглядываясь в морскую гладь.

— Кто?

— Белые Чужестранцы... Мы точно не знаем, где именно они живут. Но где-то далеко на севере. Их огромные корабли уже несколько месяцев бороздят соседние берега. Они грабят и разоряют. Ну и, понятно, прослышали о сокровище Колума Килле...

— О сокровище?

— Да. О самом великолепном и бесценном во всей стране. Я тебе его покажу, если хочешь. Видишь вон ту бухту?

Он указал на точку метров на четыреста или пятьсот левее той бухточки, где очнулся вчера Сэм.

— Вон оттуда Колум Килле пришел на остров. А видишь небольшой пригорок чуть правее? Там мы спрятали сокровище. Пойдем со мной, я тебе всё объясню.

Они полезли вверх по камням, образующим холм с видом на океан. За одним из самых крупных камней обнаружилась расщелина шириной с человеческое тело, которая вела в пещеру. Пещера освещалась через небольшое отверстие в потолке и напоминала желудок доисторического зверя. Две тонкие перекрещенные балки подпирали мрачные своды, а рядом, прислоненный к одной из балок, стоял топор.

Белые чужестранцы никого не щадят, — рассказывал Ранальд. — Кого не убивают, забирают в рабство. Говорят, они даже продают своих пленников и награбленное последователям Магомета... Но сокровища Колума Килле им не получить.

Как бы Сэм ни напрягал зрение, никакого сокровища он в пещере не видел.

— И где же оно?

— Сегодня после полудня братство перевезет самые прекрасные экземпляры сюда. Давно пора было это сделать.

— Но почему вы думаете, что Белые Чужестранцы не отыщут этот тайник?

— Потому что я им помешаю, — заверил Сэма Ранальд, и в голосе его послышался вызов. — Как только на юге покажутся их паруса, я приду сюда, в пещеру. Разрублю вот эти балки, и свод над входом обрушится. После этого пусть они хоть весь остров перероют, можешь мне поверить: им никогда не отыскать сокровища.

— Но как же вы? — спросил Сэм. — Как вы выберетесь из пещеры, если вход будет завален камнями?

Ранальд указал на природный дымоход у них над головами.

— Если Бог будет милостив, вылечу в трубу. Настоятель не зря поручил это именно мне — я самый худой во всём монастыре.

«Оглобля», — вспомнил Сэм.

— А если вам не удастся выбраться?

— Тогда я погибну... Как и все мои братья, которым предстоит вступить в сражение с проклятыми безбожниками. Но хотя бы сокровище Колума Килле удастся уберечь.

Он с улыбкой вгляделся в лицо Сэма.

— Не печалься, мой мальчик! Твое внезапное появление нас приободрило. По крайней мере, некоторых из нас. То, что ты пришел на остров накануне нашей неминуемой встречи с врагом, попросту не может быть случайностью: наверняка тебя направил сюда сам Колум Килле...

Брат Ранальд обращался с ним чуть ли не с почтением, и Сэм догадался, что некоторые монахи, пребывая в тревоге и печали, приписывали ему значительность, которой у него вовсе не было. Ну что ж, если из-за этого к нему станут относиться получше, то пускай приписывают что хотят.

Они вернулись в монастырь и сдали на кухню выловленную рыбу — Оглобля оказался отличным рыбаком. Выйдя из кухни, он кивком велел Сэму следовать за ним и направился в скрипторий.

— Сейчас, — шепнул он, открывая дверь, — ты своими глазами увидишь сокровище Колума Килле!

У Сэма глаза на лоб полезли от изумления. Вот бы отца сюда! Тот падал в обморок при виде любой потрепанной книжки... Эти монахи, похоже, были последними людьми на земле, которые занимались чем-то подобным! Одни сидели на низких табуретах перед раскрытой книгой и переписывали ее на длинные свитки. Причем вручную, удерживая пергамент прямо на коленях! Другие складывали пергаментные листы, сшивали их в тетради и делали из них новые книги. Третьи стояли перед высоким столиком и кистью рисовали яркие цветные иллюстрации на страницах с текстом. С потолка свисало на цепях множество масляных ламп, заливавших комнату мягким светом. Вдоль стен выстроились книжные шкафы, сколоченные из простых досок, а в них — десятки уже готовых книг или тех, которые предназначались для переписывания. Некоторые были в серебряных переплетах с гравировкой.

Под недобрым взглядом горбуна Эграна Ранальд подвел Сэма к столику с наклоненной столешницей. На ней лежала книга — Сэм никогда в жизни не видел ничего подобного. На переплете из литого золота был выгравирован какой-то святой. Он поднял вверх руку с двумя вытянутыми пальцами, и со всех сторон его окружали ангелы и фантастические животные. А еще книга была инкрустирована десятками драгоценных камней — синих, красных, зеленых, некоторые размером с ноготь на большом пальце... Сокровище Колума Килле!

— Это наше бесценное Евангелие, — прошептал Оглобля.

— Брат Ранальд, — буркнул горбун. — Молчание!

Ранальд как будто бы не обратил внимания на замечание Эграна, и тот вышел, бормоча что-то себе под нос. Под изумленным взглядом Сэма Оглобля щелкнул мощными застежками и раскрыл книгу. Страницы были исписаны витиеватым старинным почерком и украшены искусно нарисованными человеческими и геометрическими фигурами. Сэм ничего в этом не понимал, но догадывался: даже если перед ним всего лишь копия, такая книга должна стоить целое состояние![7]

Он уже несколько минут любовался драгоценным томом, когда у них за спиной хлопнула дверь. Вошел отец-настоятель в сопровождении горбуна.

— Брат Ранальд... — начал отец-настоятель. — Какими бы ни были обстоятельства, этому мальчику не следует нарушать покой скриптория. Ни в коем случае! Отведите его обратно в хлев и заприте там до вечерней трапезы.

— Но, отец-настоятель, вы же сами велели... — попытался оправдаться Оглобля.

— Молчите, брат Ранальд, иначе вы оба раскаетесь... К тому же приближается вечер, пора переносить книги в укрытие. Пусть позвонят в колокол и все соберутся в скриптории. Что же до тебя, мой мальчик, — добавил он, обращаясь к Сэму, — надеюсь, ты меня услышал: чтобы до вечерней трапезы я тебя не видел.

За спиной у настоятеля горбун Эгран потирал руки, и глаза его торжествующе поблескивали.

Сэм проснулся весь мокрый от пота. В желудке ощущалась тяжесть и оглушительно урчало. Проклятая капустная похлебка никак не отпускала... Через открытые ставни в хлев проникал слабый свет: день едва занимался.

И вдруг Сэму стало ясно, что рокот доносится вовсе не из его живота.

Вскочив на ноги, он бросился к окну. Снаружи доносились крики и звон оружия. В панике Сэм не сразу смог подтянуться, чтобы выглянуть в окно. Там шла настоящая битва... Белые Чужестранцы высадились на остров! По крайней мере несколько человек — точно. Огромные, сильные, в шлемах с забралом. Монахи защищались как могли, часть забаррикадировалась в церкви, несколько человек отчаянно бились врукопашную.

Внезапно дверь хлева распахнулась, и корова в ужасе замычала.

— Сэум! Сэум!

Это был Оглобля, с мечом в руке. Он запер за собой дверь на ключ и, подойдя ближе, зашептал:

— Нас застали врасплох... На рассвете... Кто-то зажег огонь, чтобы им легче было нас отыскать! Монастырь захвачен!

Ба-бах! Раздался оглушительный удар в дверь.

— Сэум, ты должен спасти сокровище, иначе оно достанется этим варварам!

— Я? Но ведь это вы должны были пойти в пещеру! — забормотал Сэм. — Мне ни за что не...

Ба-бах! Снова грохнуло в дверь.

— Послушай, Сэум, времени совсем не осталось!

Брат Ранальд подобрал полу мантии, чтобы показать лодыжку, из которой хлестала кровь.

— Я ранен и не смогу быстро бежать. А ты проворный, ты улизнешь.

Ба-бах! Деревянные доски начинали трещать, и корова мычала всё громче.

— К тому же, — добавил Ранальд, хватая Сэма за плечи, — там ты будешь в большей безопасности. Прижмись к стене и, как только дверь выломают...

Он не смог закончить фразу, потому что прямо в эту секунду дверная рама разлетелась в щепки и серебряная масса с воплями ворвалась внутрь.

— Беги, Сэум! — приказал брат Ранальд, отбиваясь мечом.

Сэм на дрожащих ногах бросился в сумерки, стараясь не замечать оглушительного металлического лязга, который раздавался со всех сторон. Он спрятался за бочкой, а потом присел — и так, пригнувшись, двинулся вдоль изгорода. Оказавшись позади монастыря, он поднял перекладину, преграждающую выход с территории, и со всех ног бросился через поле.

«Беги, Сэум! — казалось, звучало у него в ушах. — Спаси сокровище Колума Килле!»

Добежав до первой каменной гряды, он бросился на землю. Окончательно еще не рассвело, никто его не увидит... Однако, оглянувшись, у входа в монастырь он заметил двоих — монаха и Чужестранца. Только они не дрались между собой, а оживленно что-то обсуждали. Эгран... Так это он предал своих братьев! Это он зажег огонь, чтобы помочь разбойникам! И теперь он указывал пальцем в сторону Сэма...

Сэм пригнулся и побежал дальше. Возможно, ему повезло и Белые Чужестранцы его ещё не заметили. Интересно, кто они такие? В каком вообще веке живет остров Айона?

Забежав за прибрежную скалу, закрывавшую вид на море, Сэм сразу получил ответ на свой вопрос: у западного берега были пришвартованы два больших корабля с носом в форме дракона. Вытянутый силуэт и кроваво-красные прямоугольные паруса невозможно было спутать ни с чем другим: драккары![8] Как в учебниках по истории! Значит, Белые Чужестранцы — это викинги!

Открытие так потрясло Сэма, что он потерял равновесие и растянулся в траве. Истина, которую он до этой секунды отказывался признать, вдруг представилась очевидной и неопровержимой. Монастырь, скипторий, монахи, викинги... Он попал в другое время! ОН ПОПАЛ В ДРУГОЕ ВРЕМЯ!

Сэмюел вскочил и оглянулся. Один из воинов бежал в его сторону, остальные один за другим пробирались на территорию монастыря. На месте Эграна был теперь лишь скрючившийся на земле силуэт — захватчики избавились от сообщника.

Сэм побежал дальше. Он уже прилично оторвался от преследователя, но ноги у него были в два раза короче, чем у рослого викинга. Солнце понемногу заливало оранжевым светом серый океан, и побережье острова окрашивалось в фантастические цвета.

Место, до которого Сэму предстояло добежать, казалось невозможно далеким, будто находилось на другом конце света... Вспоминая советы Дональда Дака, их учителя по физкультуре, получившего такое прозвище за нелепый утиный голос: «Два коротких вдоха, долгий выдох, не сбивайтесь с ритма!», Сэм мчался по той тропе, которой вчера они проходили с Оглоблей. Как же давно это было!

Наконец впереди показался холм, нависающий над самым морем. Викинг по-прежнему оставался далеко позади — метрах в четырехстах-пятистах. То ли верил, что рано или поздно настигнет добычу, то ли не очень хорошо бегал. На голове у него был чудовищный шлем с прорезями для глаз, скрывавший лицо до самого подбородка, а в руках -т меч и щит метра в полтора высотой. Не хотелось бы встретиться с ним лицом к лицу...

Сэмюел, тяжело дыша, полез вверх по скале. Да где же этот их вход в пещеру? Вон там, чуть выше... Он скользнул в каменную расщелину и едва не налетел на один из маленьких столиков — монахи расставили их, когда перетаскивали сюда книги. Так, быстрее... Сэм схватил топор и ударил по первой — самой тонкой — балке. А что если не сработает? Что если тайник продуман неудачно? Он ударил посильнее, и на деревянной подпорке появилась довольно отчетливая зарубка. Еще, еще! Наконец первая балка с хрустом переломилась. Груда камней, наваленных над входом в пещеру, вздрогнула — но не более. Сэм потер ладони: на них вскочили две огромные мозоли. Но ничего не поделаешь, Белый Чужестранец наверняка уже совсем близко. Сэм накинулся с топором на вторую балку — та страшно сотрясалась под каждым ударом. А что если стена вдруг возьмет и обрушится прямо на него? БА-БАХ! Сэм еле успел отскочить назад. Свод с грохотом рухнул на землю, и огромная груда камней завалила вход. Получилось!

Когда облако пыли немного рассеялось и можно было попытаться дышать, Сэмюел убедился, что не причинил книгам большого ущерба. Пострадал только один из столов — и несколько книг упали на землю. Сэмюел машинально сложил их в стопку (рефлекс сына торговца книгами). Самое маленькое издание было необычного формата, длинное и узкое, и с каким-то кольцом. Может, это чтобы носить книгу на поясе? Сэм с удивлением отметил, что страницы в ней все одинаковые: на каждой изображен остров, который вполне мог оказаться Айоной, и ниже — какая-то надпись. Как жаль, что он так и не научился читать на латыни... Вдруг Сэмюел застыл: снаружи доносились неприятные звуки — что-то вроде приглушенного стука молота. Викинг его выследил, камни обрушились с таким грохотом, что этого нельзя было не услышать. Может, преследователь уже разбирает завал?

Сэм оглянулся по сторонам в поисках какого-то оружия. На худой конец сгодится вот этот обломок балки — можно ею отбиваться... Кроме обломков тут лежали одни только книги, самые ценные — завернутые в кожу. Среди них была и та книга в золотом переплете, которую Сэм листал в скриптории. Внимательнее изучив пещеру, он обнаружил нишу в стене и в ней ящик. Подтащил его поближе к свету, открыл. Монеты... Золотые и серебряные. Еще одно сокровище монастыря! Порывшись в монетах, он обнаружил одну с отверстием посередине. На ней виднелась какая-то неразборчивая надпись, и диаметра она определенно была такого же, как... Да, такого же, как та, которую он вложил в выемку в камне в отцовском подвале! Та злополучная монета, которая так хорошо вписалась в рисунок солнца и с которой всё это началось! Как же он раньше не сообразил? Он попал на Айону с помощью монеты, и, чтобы вернуться обратно, ему нужна другая такая же! Подходящего размера и с дырочкой посередине!

Сэм затолкал драгоценную находку в карман Штанов, похожих на кальсоны, которые ему выдал брат-эконом. До бухты Колума Килле отсюда было минут десять, не меньше. Если бы только добраться до Камня...

Сэмюел оценил высоту естественного дымохода в своде пещеры. Минимум пятнадцать метров. На каникулах он немного занимался альпинизмом — Наверное, такую стену он одолеет. Вот только нужно найти что-то вроде подножки, уж слишком он маленького роста. Сэм быстро перенес книги вглубь пещеры — там они останутся сухими — и стал осторожно водружать столы друг на друга. Забравшись на эту импровизированную стремянку, он довольно легко проскользнул в пролом в скале, Цепляясь за стены справа и слева от себя. Медленно поднимаясь таким способом, он старался не обращать внимания на крики викинга, который орал перед заваленным входом. Сэм карабкался примерно три минуты и наконец вынырнул наружу на вершине холма, через щель, которая была ему еле-еле впору. Набрал полные легкие морского воздуха... Теперь оставалось только одно: сделать так, чтобы его не заметили.

Сэмюел опустился на живот и ящерицей стал спускаться по обратной стороне холма. Викинг увидел бы его, только если бы тоже забрался на самую вершину. И всё-таки из предосторожности Сэм отполз на приличное расстояние, прежде чем подняться на ноги. Направление: бухта Колума Килле.

Он добежал до крутого берега, нависающего над отмелью (Дональд Дак похвалил бы его за неплохой результат), и бросился в узкую бухту. Камень по-прежнему был там! Он сможет вернуться домой! Сэм дрожащими руками вынул монету из кармана и, еще раз быстро оглянувшись, вложил ее в круглую выемку, изображающую солнце. Камень начал нагреваться, и вскоре нестерпимым жаром охватило всю руку от пальцев до плеча. Сэмюел широко раскрыл рот, чтобы закричать, но больше никто не мог его услышать.

5 НА ПЕРЕДОВОЙ

— А-а-а-а-ар-р-р!

Крик застрял в горле, сдавленный подступившей рвотой, — Сэм стоял на четвереньках на грязной голой земле, и его выворачивало наизнанку. Золотая монета монахов не вернула его домой!

Он выпрямился, стараясь не слишком испачкать рубашку. Было прохладно и туманно — похоже на весеннее утро, и находился он посреди чего-то, что, вероятно, прежде было деревней. Теперь от главной улицы остались одни только остовы зданий, проломленные крыши, железные каркасы и обломки досок... Он огляделся по сторонам в поисках Камня: тот стоял у старинного полуразвалившегося фонтана и был едва заметен в кустах. Никакой монеты у Сэма, конечно, больше не было.

Куда его забросило на этот раз? И в какое время? У здешних домов, хоть и разрушенных, в отличие от жилищ острова Айоны, имелись настоящие окна и двери. Но и современными их тоже язык не поворачивался назвать. Сэм вошел наобум в первое попавшееся здание: всё здесь было перевернуто вверх дном, мебель стояла обгоревшая, обломки стульев были разбросаны по разбитому плиточному полу. Он вышел из этого дома и зашел в следующий, потом еще в один. Везде та же разруха... Сэмюел порылся в каком-то старом ящике в поисках съестного, но безрезультатно. Так постепенно он добрел до конца улицы. Смотреть тут тоже было особенно не на что: безрадостный грязный пустырь с невысокими холмами, на которых прежде росли деревья, но теперь их как будто бы повалило бурей невиданной силы. Нет, Сэм всё-таки предпочел бы Атлантический океан.

— Сю... Сюда...

Сэмюел подскочил на месте. Замогильный голос раздавался откуда-то из-за расколотого на две половины амбара.

— Кто... Кто здесь?

Сэм решил, что будет умнее не отзываться. Он зашел за амбар, перепрыгивая через лунные кратеры, которыми был изрыт весь двор. Голос раздавался из рва, поросшего ежевикой.

— Прошу вас...

На дне рва лежал человек. Военный. Форма вся в грязи, ни рукой, ни ногой пошевелить, похоже, не может. Одна из ног была неестественно подогнута под туловище, а лицо казалось совсем обескровленным.

— Пить, пожалуйста.

Он едва шевелил губами, которые, как и всё лицо, покрывал толстый слой грязи. Только глаза выделялись на темном фоне двумя огромными светлыми пятнами.

— Воды, — простонал он.

Акцент военного показался Сэму смутно знакомым. Как и его одежда, и круглая каска.

— Вы ранены?

— Вот фляжка... Прошу вас.

Сэм осторожно стал спускаться, уворачиваясь от шипов ежевики, — тем более что на ногах у него были какие-то древние предшественники пляжных тапочек. Он вытащил железную флягу, застрявшую в ветках кустарника, открутил пробку и поднес горлышко к высохшим губам солдата. Тот прильнул к фляге и пил, пока не утолил жажду.

— Благодарю, — сказал он чуть менее сиплым голосом. — Сам Бог послал тебя... Не представляю... Не представляю, откуда ты здесь взялся. Да еще в такой одежде... Но ты должен привести людей мне на помощь.

Сэм молча кивнул, чтобы не перебивать военного, которому каждое слово давалось с большим трудом.

— Ты сейчас... Выйдешь из деревни. С другой стороны. И пойдешь по дороге так, чтобы тебя не заметили. Всё время вправо. Через километр будет форт Сувиль. Ну, ты знаешь, конечно. Скажешь им...

Он слабо кашлянул.

— Скажешь им, что капрал Шартрель из... из двести тридцать девятого пехотного полка ранен. Во Флёри, за Гранж-о-Мор. Они поймут. Не знаю, почему санитары меня не подобрали. Наверное, я был без сознания.

Он посмотрел на Сэма умоляющим взглядом.

— Ты ведь это сделаешь, правда? Не бросишь меня? Ты же видишь, я здесь долго не продержусь.

Сэмюел кивнул.

— Хорошо... Я... Главное, не сбейся с пути, малыш. Иди низом, наверху на холмах всюду немцы.

Капрал Шартрель хотел добавить что-то еще, но его глаза закрылись, и он еле слышно захрипел.

Нельзя было терять ни минуты.

Сэмюел выбрался изо рва и двинулся по дороге в противоположном направлении. Война... Идет война. Которая? Солдат сказал, немцы. Так это что же, Вторая мировая? Но у Сэма было об этой эпохе две-три видеоигры, довольно реалистичных, и он не узнавал военную форму. Нет, наверное, Первая мировая. Однажды на уроке истории им показывали черно-белый фильм. О траншеях и всём вот этом... Да, пожалуй, Первая мировая. Капрал... Видимо, капрал французской армии.

Сэмюел, пригнувшись как можно ниже, двинулся по дороге. В общем-то, к такому способу перемещения ему было не привыкать... Вот только в белой рубахе он представлял собой идеальную мишень. Тем более что вокруг велись сражения — вот откуда развороченные деревья и разрушенные дома...

Но всё равно, не сидеть же сиднем в разбомбленной деревне, дожидаясь автобуса, который отвезет тебя домой. К тому же надо помочь раненому...

Сэм без помех пересек деревню, бесцветную и опустошенную. Никаких немцев на вершинах холмов видно не было. Может, просто еще слишком рано... Интересно, на войне бывает расписание и часы работы?

— Стой, кто идет?

Из окопа вдруг выскочили трое военных. Они перерезали Сэму путь и наставили на него дула винтовок.

— Марсель, а это еще что? — ошеломленно спросил самый здоровый из троих. — Стрелять или как?

— Не стреляй, Жанно, — сказал пожилой солдат с седыми волосами. — Сначала надо разобраться, что к чему.

— Да это, похоже, мальчишка! — воскликнул третий, у которого были роскошные усы.

— Ты кто? — спросил пожилой. — Откуда взялся?

— Я от капрала Шартреля из двести тридцать девятого пехотного полка, — на одном дыхании выпалил Сэм. — Он там, в деревне Флёри, за Гранж-о-Мор. Ранен в ногу. По-моему, состояние очень тяжелое...

— Шартрель! После позавчерашней битвы мы записали его в пропавшие без вести! Так он жив?

— А ты откуда это знаешь, а, парень? — спросил пожилой, которого здоровяк называл Марселем. — Может, это уловка фрицев, чтобы заманить нас в западню?

— Слушайте, так чего делать-то? — вмешался Жанно. — Стрелять или как?

— Опусти ружье! — приказал усатый. — Это же ребенок! Он говорит по-французски и знает капрала.

— Возможно, — отозвался Марсель, — но решать не нам. Надо сообщить капитану.

Он кивнул Сэму:

— Давай шагай, малец, и чтоб без фокусов.

Сэм безропотно подчинился — на Айоне он уже понял, как важно бывает помалкивать, — но про себя задавался вопросом, что за тройка снайперов ему повстречалась. Тот, здоровый, с глупым выражением на лице, похоже, новичок, которому не терпится воспользоваться оружием.

Марсель, а вон того ворона можно подстрелить?

— Идиот, хочешь, чтобы немцы нас обнаружили? Еще успеешь погеройствовать, когда тебя отправят отвоевывать обратно форт Дуомон![9]

Солдаты продолжали препираться до самого форта Сувиль, каменного укрепления с высокими башнями и подземной частью. Они прошли по каменному туннелю, поприветствовав часового в караульной будке.

— Когда ты меня сменишь, Жанно? — крикнул он им вслед.

— Мне так и не дали пострелять! — ответил тупица-здоровяк, как будто стрельба была главной целью его жизни.

Они миновали несколько подземных коридоров — Сэм изо всех сил пытался запоминать повороты. Наконец добрались до комнаты отдыха — она тоже находилась под землей, и военные здесь болтали шутили, играли в карты. Марсель поспешил к одному из них — прямому, как восклицательный знак, отрешенно наблюдавшему за всеобщим оживлением.

— Капитан! — рявкнул Марсель, встав по стойке «смирно». — Мы задержали мальчишку на дороге из Флёри! Утверждает, что видел живым капрала Шартреля!

Капитан окинул Сэма оценивающим взглядом и холодно бросил:

— Проводите его ко мне в кабинет.

Один из солдат немедленно встал и повел Сэмюела по очередному тоннелю. Вскоре они оказались в небольшой комнате, освещенной двумя электрическими лампочками. Из мебели там был только стол, три стула и книжные полки во всю стену.

Через две минуты вошел капитан.

— Оставьте нас, Шатенер. Я сам его допрошу.

Как только они остались одни, капитан предложил Сэму сесть и встал позади него, опершись руками на спинку стула.

— Я мог бы отдать приказ немедленно расстрелять тебя, — без лишних вступлений и рассуждений начал он. — Ты находишься на закрытой территории... Все соседние города эвакуированы, даже Верден. Любой мирный житель, который решится сунуть сюда нос, автоматически попадает под подозрение в шпионаже.

Он наблюдал, какое впечатление производят его слова на Сэма, но тот старался ничем не выдать волнения.

— У меня очень мало времени, малыш. Немцы в последние недели становятся всё опаснее, в любую минуту могут перейти в наступление. При таких обстоятельствах никто не спросит у меня, была ли веская причина тебя казнить...

Он нагнулся вперед и заглянул Сэму в лицо.

— На данный момент у меня только две гипотезы. Если патруль, который я отправил, вернется целый и невредимый вместе с капралом Шартрелем, я буду считать, что ты — обычный сорванец, сбежавший из сиротского приюта или исправительного учреждения. Тогда станет понятно, почему ты в ночной рубашке... Возможно, сбежав и пытаясь добраться до Флёри, ты заблудился. В таком случае завтра я передам тебя в полицию, и там тебя хорошенько отмоют. Если же мой патруль попадет в ловушку, я пойму, что ты предатель. И ты, наверное, догадываешься, что за этим последует.

— Но я действительно разговаривал с капралом... — упорствовал Сэм.

Капитан перебил его:

— Мне совершенно неинтересно слушать твои выдумки, малыш, у меня есть дела поважнее. Шатенье отведет тебя в камеру, а дальше будет видно. Когда он приведет тебя обратно, уж лучше расскажи, как всё было на самом деле. Иначе...

Командир хлопнул Сэма по шее и грубо подтолкнул к двери.

— Шатенье, помаринуй немного этого нарушителя. Выдай ему одеяло и чего-нибудь поесть. Как только отряд вернется, жду рапорта старшего офицера.

Два часа? Три? Сэм потерял ощущение времени. Он сидел, завернувшись в одеяло унылого коричневого цвета, и собирал подушечкой пальца последние крошки галеты со дна миски. В камере воняло сыростью и мочой, но, по крайней мере, тут было не холодно. Он изо всех сил надеялся на то, что патруль смог целым и невредимым добраться до деревни. Если их угораздило вступить в схватку с врагом... Впрочем, Сэм не верил угрозам капитана. Четырнадцатилетних детей не расстреливают, даже в военное время. Конечно же, нет. Он просто хотел его напугать... А вот чего Сэму действительно следовало любой ценой избегать, так это встречи с полицией. Отсюда до Камня было рукой подать — не больше километра, наверное. А если Сэма отправят в тыл — в приют или еще куда, — с камнем можно проститься. Значит, надо придумать, как бы...

Дверной замок угрожающе щелкнул, и на пороге появился дружелюбный усач — тот, который задержал Сэма.

Всё в порядке, сынок? Ух ты, а тут вообще-то не розами пахнет, скажи? Ну что ж поделаешь, карцер — не самое подходящее для тебя местечко! Давай вставай, выведу тебя подышать свежим воздухом. С тобой тут кое-кто хочет побеседовать.

Сэмюел, как был, в одеяле, пошел за усатым. Подышать свежим воздухом — это было всего лишь красивое выражение, потому что на самом деле они пошли всё по тем же глухим коридорам и добрели по ним до двойной железной двери, сразу за комнатой отдыха. Хоть он и убеждал себя в обратном, но опасался, что за дверью обнаружится двор, где его поджидает расстрельный отряд.

— Т-там... Там капитан? — опросил он без особой надежды.

— Капитан? Ишь ты! Увидишь скоро и капитана!

Усач повернул ручку и втолкнул Сэма в открывшуюся дверь.

— Я тебя тут подожду...

Сэмюел сделал шаг, и в нос ему ударил запах, не оставляющий сомнений в том, где именно он оказался, — лазарет или походная больница. Вдоль стен стояли ряды кроватей, и на них лежало не меньше десятка раненых, некоторые спали. Санитар в белом халате широко улыбнулся Сэму.

— Леонард здесь, мой мальчик, он хочет тебя поблагодарить!

Сэмюел подошел к ширме, за которой разместили капрала Шартреля. Тот лежал на серой простыне, а ногу его сковывало нечто вроде металлической клетки. Лицо было бледным, щеки ввалились, но, на взгляд Сэма, капралу было не больше лет двадцати пяти — тридцати. С большим трудом Шартрель растянул губы в приветливой улыбке.

— Спасибо... Спасибо, малыш. Знаешь, ведь ты появился буквально в последнюю минуту. Еще бы немного... Два дня назад я попал под обстрел. Мы сражались за Флёри. Я свалился в котлован. Конечно, это тоже меня спасло, но если бы не ты... У тебя имя-то есть?

Сэм принялся лихорадочно вспоминать французские имена.

— Жак... Меня зовут Жак.

— Ну, Жак, видно, ты мой ангел-хранитель. Парни мне рассказали, что тебе пришлось иметь дело с капитаном, но ты не волнуйся, мы тебя поддержим. После того, что ты сделал...

Он протянул Сэму руку и медленно разжал ладонь.

— Держи... Хочу подарить его тебе. Это мой талисман. Нашел в траншее в прошлом году. Хозяин так и не объявился, так что...

Он уронил в раскрытую ладонь Сэма серебряную медаль, от которой осталась только потускневшая окружность с буквами «Французская Республика».

— Это военная награда, малыш, ее присуждают самым отважным. Может, мне и самому такую вручат, кто знает! Человек, которому она принадлежала, видно, потерял ее среднюю часть, а может, пулей выбило. Она в таком виде, конечно, уже ничего не стоит, но я втемяшил себе в голову, что она меня оберегала. Нужно ведь на что-то надеяться, когда идешь в бой! И вот доказательство — ты пришел и спас меня.

Капрал посмотрел на Сэма с тем же внимательным выражением, что и брат Ранальд накануне, — как будто бы перед ним стоял человек со сверхспособностями.

— Держи, малыш, ты ее заслужил!

Сэм сжал медаль в ладони. Она была теплая — интересно, это жар руки капрала или нечто другое? Теперь у него есть монета, чтобы вернуться, он в этом не сомневался... Непонятно было, откуда эта уверенность, но он просто знал.

Тут по крепости разнесся оглушительный рев сирены. Коридоры наполнились криками:

— Воздушная тревога! По местам!

Первый взрыв раздался где-то далеко и был как будто бы приглушен толщиной стен. За ним, с интервалом в несколько секунд, последовал второй.

— Вот мерзавцы! — воскликнул санитар, снимая халат. — Не дадут даже передохнуть!

Он направился к выходу, по пути схватив, сумку с медикаментами.

— Оставайся здесь, малыш, это может затянуться надолго. Посмотрю, не нужна ли кому моя помощь.

Все раненые привстали на кроватях и обменивались своими соображениями. Лампы, горящие под потолком, потускнели.

— Э-э, похоже, задели электричество, — вздохнул капрал.

Во время следующих трех взрывов лампы мигали, а четвертый погрузил лазарет в полную тьму.

Сэм быстро принял решение — возможно, другого шанса у него не будет.

— Спасибо, — шепнул он, пожав руку Шартреля.

Он подхватил одеяло и бросился к двери. Вход в крепость, насколько он помнил, находился слева, в трех длинных коридорах отсюда. Сэм бежал, время от времени касаясь стены рукой. Два раза его чуть не сбили с ног солдаты, бегущие в темноте в противоположном направлении.

— В оборонительную башню! Быстро!

На последней развилке Сэмюел едва не перепутал направление, но, к счастью, заметил свет в конце одного из коридоров. Взрывы звучали всё чаще, некоторые — совсем рядом, от них дрожала земля под ногами. Сэм спрашивал себя, как он пробежит мимо часового... Может, удастся как-нибудь его отвлечь?

Он вжался в стену и внимательно наблюдал за караульной будкой. На посту стоял Жанно, глуповатый здоровяк. Вот везение! Если, конечно, он там один...

— Эй, Жанно! — крикнул Сэм, отделяясь от стены. — Меня за вами прислал капитан!

— Чего это? — отозвался тот, прицеливаясь в Сэма из ружья.

— В оборонительной башне такая стрельба... — продолжал мальчик. — Там не хватает людей!

— В оборонительной башне?

— Да! У капитана под рукой не было больше никого, кроме меня, чтобы послать за вами. Ему нужны все стрелки...

— Стрелки, — пробормотал Жанно, опуская ружье. — И мне дадут пострелять?

— Если поторопитесь, конечно, дадут! Немцы ждать не будут!

— А как же... Как же караул?

Капитан велел только, чтобы ворота закрыли. Я этим займусь, идите!

Туповатый здоровяк задумался всего на несколько секунд — очевидно, столько времени понадобилось его нейронам, чтобы ухватить суть задачи.

— Я буду стрелять! — повторил он с идиотским выражением на лице. — Я буду стрелять!

И он наконец исчез в подземных переходах. С такими новобранцами войну им, конечно, не выиграть!

Как только Жанно исчез в туннеле, Сэмюел подбежал к воротам. Бомбардировка снаружи усилилась, вокруг поднимались огромные столбы пыли. Момент для прогулки был не самый подходящий, но, по правде говоря, выбора не оставалось: если один из снарядов попадет в Камень, со своей эпохой можно проститься навсегда.

Сэм дождался следующего взрыва и пробежал метров сто к дороге на Флёри. В воздухе стояли пыль и грохот, небо разрывали вспышки молний. Сэм накрылся одеялом, молясь, чтобы оно сделало его хоть немного менее заметным. Артиллерия форта Сувиль открыла ответный огонь, пальба велась перекрестно, и пушечные выстрелы перемежались лишь треском ружей. Солдат Жанно наверняка был в восторге!

Внезапно, когда Сэмюел уже полагал, что выбрался из самой опасной зоны, над ухом у него что-то просвистело. Пуля... Его заметили! Он бросился на землю и скатился на обочину, чтобы затеряться в поле. Спрятавшись за насыпью, ждал, пытался успокоиться. Больше выстрелов не было... Через две минуты он пополз вперед, как змея. А если и Флёри немцы тоже окружили? Он на мгновение приподнялся и посмотрел на деревню впереди — нет, путь был открыт.

Преодолев двухсотметровую полосу препятствий, Сэмюел наконец добрался до первого разрушенного здания. Прислонившись к тому, что осталось от печи, осмотрел себя и констатировал, что с ног до головы весь черный от грязи. Профессиональная маскировка! За спиной, над дорогой, форт беспрерывно обстреливали с холмов. Смотреть на этот смертоносный огонь, который всё лился и лился откуда-то с неба, было невыносимо. Ничего общего с фильмами про войну. Сэм собрался с духом и начал заползать последовательно то в один, то в другой разрушенный дом, стараясь, чтобы снаружи его не было видно. Старинный фонтан так и стоял на прежнем месте, и Камень, укрытый густой зеленью, — тоже.

Сэмюел взял медаль капрала и крепко прижал к сердцу.

— Пожалуйста, очень тебя прошу, отнеси меня домой...

И дрожащей рукой поднес медаль к Камню.

6 ОДИН ВО МРАКЕ

Через мгновение Сэмюел почувствовал, как под руками и ногами материализовался холодный пол. Его снова согнуло пополам от тошноты, но на этот раз спазмы удалось сдержать и его не вырвало. Вокруг было темно, то есть не просто темно, а темно абсолютно. Может, с тех пор, как он отправился в путешествие, ночник в подвале погас? Сэм наугад пополз вперед и натолкнулся на массивный стол, которого совсем не помнил. Он явно не в книжном... Поднявшись, Сэм попытался нащупать стену. Она нашлась в двух шагах: гладкая и такая же ледяная, как пол. Сэмюел похолодел от ужаса. А что если он заперт? Что если Камень перенес его в такое место, из которого невозможно выбраться? А может, он и вовсе ослеп? Ведь такие путешествия во времени наверняка могут самым непредсказуемым и ужасным образом отразиться на состоянии организма!

Сэм в панике стал кружить на месте, как зверь, пойманный в клетку. Комната была не очень большой, примерно четыре на четыре метра, но двери в ней не было! Он попал в ловушку, как крыса! Сэм несколько раз подпрыгнул вверх, но до потолка не дотянулся.

Возможно, получится выбраться через верх?

Он взобрался на каменный стол и встал на цыпочки. В пустоте у него над головой висело что-то мягкое. Сэм ухватил его пальцами и резко дернул. Верёвка. Нет, лучше: веревочная лестница, прикрепленная к чему-то наверху. Он вцепился в нижнюю перекладину — точнее, в веревку, прикрепленную поперек, — и начал карабкаться вверх. Похоже, конструкция держалась. Он поднимался не спеша, чтобы не начать вращаться, как рыба на крючке, и вскоре добрался до проема в потолке. Отверстие выходило в какой-то коридор, тоже погруженный в темноту. Сэм пополз на четвереньках, руками нащупывая дорогу перед собой. Хорошо, что он это делал, — в какой-то момент пол вдруг ушел из-под рук. Впереди разверзлась дыра — что-то вроде колодца. Сэму пришлось подняться на ноги и медленно, очень медленно обойти дыру, вплотную прижимаясь к стене. Миновав колодец, он продолжил путь, и на следующем повороте ему показалось, что в тоннеле стало чуть светлее. Да, где-то вдали мерцал робкий огонек. Сэм поднялся на ноги и бросился бежать. Масляная лампа в комнате справа...

— Боже мой! — воскликнул он.

Иероглифы, повсюду иероглифы! И фигуры, нарисованные в профиль, яркими живыми красками. У некоторых в руках были кувшины, корзины с фруктами, домашняя птица... Другие жали пшеницу или играли на музыкальных инструментах. Рядом с фреской на дощечке стояли глиняные горшки с красками и лежала деревянная кисть, у которой был сломан кончик. А еще обнаружилась пачка изрисованного папируса. Очевидно, эти рисунки служили образцами фигур на фреске, вот только на каждом листе рисунки были одни и те же... Да он в Египте! Может, даже прямо в пирамиде!

Сэм поднял масляную лампу повыше... Стены были до самого потолка разрисованы бесчисленными символами, фигурками с человеческими головами или с головами животных. Фантастика!

В этот момент сбоку из коридора до него донеслись шаги и шепот:

— ...ты проводил его до самого двора? — тихо проговорил один из голосов.

Кто-то шел сюда. Художник? Сэмюел не успел придумать ничего лучше, как задуть фитиль лампы.

— До самого двора, как ты и велел, господин. Ему нужно было уйти до того, как вернутся рабочие.

Двое. Язык певучий и ласкающий слух, и опять Сэм всё понимал!

— Он ни о чём не подозревает, ты уверен?

— Уверен. Он провел осмотр, как было запланировано.

— Он не говорил о предметах, которые хотел бы поместить в гробницу вместе с саркофагом?

— Ни слова.

Сэм уже мог различить танцующие тени факела: двое шли прямо сюда.

— Ну что ж, придется действовать, пока комната не замурована.

— Похороны состоятся не раньше следующей декады[10], хозяин...

— Представь себе, мне это известно! — резко ответил первый голос. — Я потому и поменял дату. Через пять дней полнолуние. Он отправится в бассейн храма Рамсеса для ритуального омовения. В шестой час ночи ты пошлешь кого-то из своих людей к ограде дворца. Одной стрелы будет достаточно.

Их шаркающие шаги остановились на пороге, и Сэм увидел, как осветилась дальняя стена. Огромная ястребиная голова какого-то божества смотрела на него своим единственным глазом. А что если заговорщикам вздумается войти в эту комнату?

— А дальше, хозяин?

— Дальше, когда твой сообщник исчезнет, я займусь всем остальным.

— А.. — замялся второй собеседник. — А как насчет оплаты?

— Каждый из вас получит по шесть мешков пшеницы и шесть мешков ячменя, как и было условлено.

Они развернулись, и их голоса стали удаляться.

— Ты гарантируешь, что твои люди будут молчать?

— Да, господин. Они знают, чем рискуют, если предадут меня.

— Волнения рабочих нам на руку, это отвлечет визиря[11]. Думаешь, дело дойдет до восстания?

— Я не знаю, господин. Возбуждение растет вот уже несколько дней, и...

Сэм больше не мог разобрать их слов — сердце билось так громко, что заглушало шепот заговорщиков. Он продолжал стоять как вкопанный за углом стены, пока не почувствовал, что сердце немного успокоилось. Саркофаг. Храм Рамсеса... Он в самом деле попал в Древний Египет!

Всё стихло, и Сэмюел решился выбраться из укрытия. Возвращаться обратным путем бессмысленно, лучше пойти дальше по коридору и попытаться найти выход. И поскорее — пока не начался трудовой день и рабочие не вернулись на свои места!

Он снова опустился на колени, на ошупь двинулся вперед — и вскоре оказался у подножия лестницы. Поднявшись на пятнадцать ступенек, обнаружил, что находится в помещении, освещенном точно такими же масляными лампами. Это была комната головокружительной красоты: по потолку раскинулось звездное небо, а на стенах толпа рабов тянула огромную золотую лодку. В центре лодки сидел человек в богатом головном уборе — фараон? — держащий за руки божество с собачьей головой и еще одно — с головой барана. Сэмюел пожалел, что недостаточно внимательно слушал школьного историка. Анубис[12], Тот[13], Гор[14] — в голове у него была каша из имен египетских богов, он хоть убей не помнил, кто из них кто. Прохода по коридору, Сэм отметил, что иероглифы ему по-прежнему непонятны. Видимо, возможности встроенного в голову переводчика были всё-таки не безграничны...

В конце коридор раздваивался, и Сэм решил свернуть налево. Взобрался по очередной лестнице и почувствовал приближающееся тепло. Пожалуй, это неплохой знак... Еще пять ступенек, и метрах в двадцати впереди забрезжил солнечный свет. Сэмюел стянул с себя рубашку и повязал вокруг пояса — жара становилась удушающей. Дверной проем был не слишком большим, но выходил, казалось, прямо в безупречно синее небо. К сожалению, проверить, так ли это, Сэму не удалось — снаружи приближались крики.

— Вы не имеете права! — кричал кто-то сиплым голосом. — Вы должны исполнять волю визиря!

— Сейчас мы тебе покажем, кто тут какие права имеет! — отвечали ему. — Нам уже две декады ничего не платят!

— Да! Да! — подхватил целый хор голосов.

В воздухе просвистел хлыст.

— Если левый отряд[15] снова откажется явиться в долину, — продолжал сиплый голос, — я пойду с этим лично к визирю!

— Можешь передать ему привет от меня! — бросил его собеседник. — И скажи, что, как только эта гробница будет доделана, мы с моим отрядом отправляемся домой. Больше никакого строительства, пока нам не выплатят долг! Точь-в-точь сколько было обещано!

Снова — дружные крики одобрения.

— В таком случае визирь позволит мне применить силу! — пригрозил сиплый голос.

— Только попробуй, несчастный писец![16] А если переломаешь нам руки, сам будешь расписывать залы!

В толпе засмеялись, и последний довод, похоже, попал в точку. Писец ничего не ответил, только зашагал яростно в направлении двери: Сэм увидел, как мелькнул на фоне синего неба его профиль. Мальчик поспешил укрыться в одной из темных комнат, а силуэт снаружи тем временем возмущенно жестикулировал.

— Раз ты такой умный, Пенеб, объясни мне, почему вы не доделали гробницу Сетни?

— Мы уже почти закончили, но нам не хватило красок, и ты это прекрасно знаешь. Похоже, сам-то ты не слишком усердно работаешь.

— Это ведь усыпальница жреца, а не сына фараона. Не надо было с ней так долго возиться!

Говорящие спускались по лестнице, и теперь Сэм слышал их еще отчетливее.

— Сетни был лучшим жрецом Амона[17] на памяти не одного поколения! Он достоин и в смерти тех же почета и славы, какими пользовался при жизни.

— То есть ты, Пенеб, полагаешь, что способен судить, чего достоин или чего не достоин жрец? И что тебе решать, сколько времени следует уделять строительству его усыпальницы?

Шаги были уже совсем близко, и от факелов в коридоре стало почти так же светло, как снаружи.

— Если я не ошибаюсь, писец, его сын щедро заплатил тебе за нашу работу... Тебе и всему управлению гробниц!

— Расходы управления тебя не касаются, Пенеб. Советую не сердить меня и других людей из нашего ведомства. Твоим людям лучше позаботиться о том, чтобы...

Внезапно факелы осветили комнату, в которой укрывался Сэмюел. На него уставились два чёрных глаза. Человек с бритым черепом, одетый в одну лишь набедренную повязку, держал в руке хлыст.

— А ЭТО?! — во всё горло заорал писец. — ЭТО ЕЩЕ ЧТО ТАКОЕ?

Сэм не успел открыть рта, как получил мощный удар хлыстом по ляжке.

— Воришка в усыпальнице, за которую отвечаешь ты, Пенеб!

Вж-жик! Во второй раз хлыст ударил так больно, что мальчик вскрикнул и упал на колени. Писец разошелся не на шутку.

— О да, теперь я расскажу визирю, как ты заботишься о гробнице Сетни! Любой грабитель или мелкий жулик может...

Хлыст взметнулся в воздух в третий раз, но Пенеб остановил руку писца.

— Немедленно прекрати! Если хочешь на ком-то выместить гнев, вымещай на мне!

Мужчины стояли друг против друга, готовые схватиться врукопашную. Лицо писца исказила злоба.

— Может, ты объяснишь мне, Пенеб, что делает этот чужак на твоей стройке?

Пенеб не моргнув глазом ответил:

— Это мой племянник. Он здесь, чтобы обучиться моему мастерству. И поверь мне: если ты его еще хоть раз тронешь...

Они смерили друг друга уничтожающими взглядами, после чего писец развернулся и зашагал прочь, расталкивая любопытствующих, столпившихся на пороге.

— Визирь с вас глаз не спускает! — прогремел он на ходу. — Со всего вашего левого отряда! Не забывайте про это!

Он ушел, и повисла тяжелая тишина. Собравшиеся рассматривали Сэма, не зная, что и думать. Наконец один из них произнес с улыбкой:

— Что же ты, Пенеб, не приветствуешь своего племянника?

Несколько человек зааплодировали, и Пенеб помог Сэму подняться на ноги. Затем начальник отряда раздал работникам поручения и повел Сэма в комнату при входе, где сам занимался фреской. Не говоря ни слова, он знаком велел ему сесть и как ни в чём не бывало принялся за работу при свете масляных ламп. С помощью острого резца и деревянного молотка он вырезал фигуры, предварительно нарисованные на стене по тщательно расчерченной гигантской сетке. Четыре пятых рисунка были уже вырезаны, и он заканчивал человека в натуральную величину, принимавшего подарок от бога с головой цапли — или какой-то другой птицы с длинным загнутым клювом. Сэм изнывал от жары и к тому же не смел пошевелиться — отхлестанные бедра горели огнем. Он только зачарованно наблюдал за тем, как выходят из-под искусных рук мастера то складки ткани, то изгиб локтя...

Прошло не меньше трех часов, прежде чем Пенеб наконец заговорил с Сэмом, вырвав того из легкой дремоты:

— Ты поставил меня в затруднительное положение, мой мальчик. Писец велит стражникам присматривать за нами. Все, кто попадает внутрь гробниц, обязаны хранить в секрете всё, что здесь происходит, и, если ты исчезнешь, мне придется за это отвечать. Нужно, чтобы ты на некоторое время остался со мной, иначе они догадаются, что я соврал. А писец только и ждет, как бы меня подловить.

На мгновение Пенеб прервался, чтобы довершить человеческий глаз, а потом продолжил:

— Это — Сетни, верховный жрец Амона. Он умер два месяца назад. Бальзамировщики скоро закончат свою работу, и мумию поместят в саркофаг. Надеюсь, ты явился не для того, чтобы пробраться в его гробницу и разграбить ее...

Впервые за целый день он повернулся к Сэму.

— Ты в бегах, да? Тебя били и плохо кормили? Я перевидал множество рабов вроде тебя — ребятишек, с которыми дурно обходились хозяева. Богатым не насладиться вкусом своего богатства, если вокруг не будет бедноты! Тьфу!

Он с презрением плюнул и набросился на изображение подарка, который держал в руках бог с головой цапли. Время от времени он сверялся с листами папируса, на которых был нарисован каждый элемент фрески.

— Как твое имя, мальчик?

— Сэм, — произнес Сэмюел с каким-то ему самому незнакомым акцентом.

— Сем? Ну что ж, Сем... Раз уж ты всё равно здесь, поучись моему делу. Резец следует держать мягко и всегда точно знать, куда перенесешь его в следующую секунду. Глаз должен не только видеть то место, по которому бьешь, но и предугадывать эффект, который произведет удар. Вот смотри, как, например, тут...

Несколько мастерских движений — и на камне вспыхнул солнечный диск.

— Задача резчика — дарить вечную жизнь форме, которую он вырезает, понимаешь? А художники — те создают жизнь цветами, красками.

Говоря всё это, он, к изумлению Сэма, вырезал на стене нечто вроде закругленного кверху столба и в центре этого столба изобразил солнце с шестью лучами. Образ был упрощенный, но в нем безошибочно угадывался Камень... Фреска рассказывала о Камне и о том, каким образом жрец Сетни его получил!

У Сэма потемнело в глазах.

— Простите... А что... Что означает эта сцена?

Пенеб ответил не сразу. Он сосредоточенно наносил частые насечки в нижней части Камня, изображая глубину нарисованной там впадины.

— Именно в этой комнате умерший принимает гостей. Он появляется здесь в самые торжественные моменты. Очевидно, бог Тот передает ему предмет, который для жреца очень важен.

— А этот предмет... Вы знаете, что это такое?

— Не имею ни малейшего представления. По велению Сетни его сын предоставил нам образец для фрески. Жрецы Амона часто обращаются к нам с требованиями, недоступными нашему пониманию.

— Но ведь сын Сетни наверняка знает, что это такое, правда?

— Не думаю. В начале работы я с ним говорил. Он не смог толком объяснить мне, что это за предмет. Лично я полагаю, что это священный сосуд, который бог возвращает жрецу. Уж не знаю, по какой причине...

— А в том, что именно бог Тот дарит этот предмет, не может быть какого-то смысла?

Пенеб кивнул.

— Для маленького необразованного раба голова у тебя работает не так уж и плохо. Бог Тот никогда не появляется на фресках случайно. Ты знаешь не хуже меня, что он покровитель волшебников, врачей и писцов... Ну а еще он, конечно же, управляет временем и может как угодно менять порядок дней и ход сезонов. Правда, это мало что разъясняет в нашем вопросе... Но мне нравится, что у тебя пытливый ум. Пошли, — добавил он вдруг, выпрямляясь. — Здесь я закончил. Надо сказать художникам, что теперь их черед.

Сэмюел на ватных ногах последовал за мастером. «Бог Тот управляет временем, — повторял он про себя. — Меняет порядок дней и ход сезонов!»

7 ДВОРЕЦ МИЛЛИОНОВ ЛЕТ

Проведя несколько дней в доме Пенеба, Сэм стал чувствовать себя так, будто приехал в чужую страну изучать язык. Многие его друзья отправлялись в Европу на каникулы, чтобы подтянуть немецкий или итальянский (а на самом деле — общаться с девушками и слушать музыку). Так почему бы и не Египет вместо Германии или Италии? С той лишь разницей, что семья, принимавшая у себя иностранного школьника Сэма, жила за три или четыре тысячи лет до него...

Несмотря на гигантскую временную пропасть, иностранная семья была очень мила. Нут, жена Пенеба, относилась к Сэму как к любимому племяннику и ни о чём не спрашивала. В первый вечер она попросила двоих своих сыновей, Диду и Биату, у которых только и было дел, что носиться повсюду и хохотать, помочь Сэму умыться в маленьком бассейне в глубине сада. После этого она приготовила ему ужин из сушеной рыбы с рубленым огурцом и луком, винограда и медовых лепешек — угощение гораздо более удобоваримое, чем на Айоне. Чтобы уложить гостя спать, Нут постелила рогожку прямо под открытым небом, на крыше дома. Воздух был теплый и дышал ароматами — Сэмюел не высыпался так хорошо с тех пор, как покинул собственную спальню. Словом, и условия размещения, и радушие хозяев были безупречны.

А вот в отношении развлечений службе, организовавшей этот языковой обмен, фантазии явно не хватило. За каждым жителем городка Сет-Маат[18] зорко следили меджаи — представители местной полиции. Из-за того, что все здешние мужчины трудились над оформлением царских гробниц, они фактически были лишены свободы передвижения: в управлении гробниц опасались, как бы мастера не выдали грабителям ценную информацию о сокровищах... В связи с этим жители города если и выходили за его пределы, то только для того, чтобы отправиться на стройку. В их распоряжении были даже специальные работники, обязанные выполнять за них задачи, требующие выхода во внешний мир: ловить рыбу, ходить на рынок, приносить воду, стирать белье и так далее. Таким образом, жители Сет-Маата общались только между собой, ходили друг к другу в гости, устраивали праздники с песнями и танцами и даже соревнования по игре в какие-то особенные шашки[19], в которых Сэм ничего не понимал. Диду и Биату тщетно пытались объяснить ему правила, но его фишки непременно оказывались съедены на пятом или шестом ходу, и оба ребенка при виде этого каждый раз чуть не умирали со смеху.

В итоге за всё время своего пребывания в Египте Сэмюелу довелось только один раз выбраться на экскурсию. Как-то утром, очень рано, когда Пенеб уже ушел на стройку, Нут пришла его будить.

— Сем, хочешь поехать со мной на рынок в Фивы?

— В Фивы?!

— Я знаю меджаев, которые сегодня стоят на страже, они нас пропустят.

Сэм не заставил себя упрашивать: рынок означает покупки, покупки означают деньги, а деньги — это монеты. Ну а монеты — это...

Он нацепил набедренную повязку, которую ему выдала Нут, и ждал, пока она приготовит две корзины. В сопровождении Диду и Биату они пересекли городские ворота, сунув двум стражникам пакет медовых лепешек. Оказавшись за городской стеной, они отправились к причалу, там сели в длинную гребную лодку и переправились на другой берег Нила, движение на котором было ничуть не менее оживленным, чем на городском шоссе воскресным вечером. Сет-Маат располагался на западном берегу реки, известном как берег мертвых: за исключением городка мастеров, там находились сплошь гигантские храмы, возведенные в честь фараонов, и в недрах каменных склонов были высечены гробницы. А вот с пирамидами Сэму не повезло: Пенеб рассказал ему, что пирамид давным-давно никто не строит — слишком дорого! — да и вообще в их местности их отродясь не было. Еще один минус организации, занимающейся каникулами по обмену...

Когда они высадились на берегу живых, Сэм был потрясен красотой Фив. Город простирался на многие километры, поражая пышными постройками и монументами, которые перемежались группами узеньких улочек, и во всём этом преобладал сверкающий оттенок охры. Рынок кишмя кишел покупателями и товарами: люди кричали, толкались локтями, а прилавки ломились от фруктов, цветов, разноцветной глиняной посуды, живой птицы и тканей всех видов и сортов. Нут точно знала, что ей нужно, и ловко перемещалась среди людей и местного транспорта — ослов. У одного торговца она брала определенное количество фиг, у другого — именно такой пучок лука-порея и ни за что не желала купить кориандр ни у кого иного, кроме как у старой нубийки с морщинистым лицом. К несчастью, вскоре Сэм вынужден был признать страшную правду: на этом рынке никто не расплачивался деньгами. Все мастерски торговались друг с другом и обменивались товарами — например, Нут выменяла четыре медовые лепешки собственного приготовления на горшок гусиного жира и горшок воска. Жители Фив категорически не пользовались монетами, совсем! Они даже не знали об их существовании!

Рынок был расположен рядом с храмом Амона. Храм оказался таким впечатляющим, что у Сэма глаза на лоб полезли. А еще ему в голову пришла одна | мысль...

— Что случилось, Сем? —спросила у него Нут.

— Просто я тут подумал... Это ведь храм Амона, в котором верховным жрецом был Сетни, да? — уточнил Сэм.

Нут кивнула и подала ему знак говорить потише.

— А с сыном Сетни вы знакомы? — вполголоса продолжал он.

— Нет, знаю только, что зовут его Ахмосис.

— Он, наверное, живет в Фивах?

— Да, у него красивый дом радом с храмом Монту[20].

— А вы не могли бы... Не могли бы вы меня туда отвести?

Нут нахмурилась.

— Нив коем случае. Во-первых, я не знаю, где именно этот дом находится. И даже если бы знала, его рабы нас ни за что не впустили бы. Или тебе опять захотелось поступить в услужение?

Сэмюел в ответ невнятно качнул головой.

— Я хочу тебе напомнить, Сем, что ты пока нужен Пенебу. Если завтра ты не вернешься, ему грозят неприятности. Потерпи еще денек-другой!

И Нут была права...

Не прошло и часа после их возвращения из Фив, как в дом Пенеба ворвался знакомый Сэму писец в сопровождении двоих стражников. Нут встретила незваных гостей как ни в чём не бывало.

— Ты к Пенебу, писец?

— Нет, я к тебе.

— Ко мне?

— Жена лучше управления знает подход к мужу. Ты должна отговорить его от бунта.

— Отговорить?! Но ведь их возмущение справедливо, писец! Мы уже почти месяц не получали платы!

— Дело не в этом. Я говорил с визирем. Закрома пусты, нужно ждать, пока пшеницу и ячмень пришлют с севера. Две декады, максимум — три. Управление гробниц не в силах это ускорить.

— Закрома пусты, но жрецы и писцы едят вдоволь! А у нас все запасы закончились. Если бы мы не исхитрялись как-то выкручиваться сами... — начала было она, но оборвала себя, испугавшись, что сказала уже слишком много.

Впрочем, писец ничего не заметил.

— Бунт ни к чему хорошему не приведет, — продолжал он. — От него никому не будет проку. Твой муж рискует потерять работу, и многие люди из его отряда — тоже. Что вы станете делать, если управление вас прогонит?

— Пенеб — лучший скульптор в Фивах, и его люди — одни из самых умелых во всём Египте. Пройдет много лет, прежде чем управление сможет найти им замену.

— Возможно, — произнес писец слащавым голосом. — Но готова ли ты идти на такой риск? Чего стоит даже самый лучший скульптор в мире, если у его семьи нет крыши над головой и его дети побираются на улицах? Насколько мне известно, Нут, у тебя двое очаровательных мальчишек. Я тебя очень прошу: подумай.

Он направился к двери, но на пороге оглянулся.

— Кстати, как успехи у племянника Пенеба?

У Сэма, который, укрывшись на террасе, слышал каждое слово, пересохло во рту.

— Ну как тебе сказать... — ответила Нут. — По-моему, он не слишком одарен. И смелости его работе не хватает. Пенеб уже подумывает о том, чтобы отправить его обратно к брату в Мемфис.

— Так я и думал, — бросил писец с ухмылкой. — Слабак, сразу видно. И к тому же слишком бледный, даже как будто нездоровый. Если понадобится пара ударов плетью, чтобы кровь лучше циркулировала, приводи мальчишку ко мне.

На следующий день, несмотря на визит писца, ситуация с управлением гробниц ничуть не улучшилась. Пенеб вернулся со стройки непривычно рано и к тому же — в сопровождении шестерых рабочих. Все они кипели от возмущения.

— Усыпальница Сетни готова, — объявил Пенеб, опуская котомку на один из сундуков. — Мы прекращаем работу.

— Прекращаете работу? — переспросила Нут, не веря своим ушам.

— Мы обсудили это и пришли к единогласному решению. Больше мы не станем делать ничего до тех пор, пока не получим провизию. Правый отряд настроен так же...

— И это еще не всё, — добавил самый мускулистый рабочий. — Мы решили отправиться во дворец с жалобой. У меня дома в бочках не осталось ни капли пива и вода уже зацвела. Наша трехлетняя дочка всё время плачет, просит пить и есть!

— Мезу прав, — подхватил другой рабочий. — Надо идти к Рамсесу и требовать своего. Если сидеть здесь и ждать, ничего не произойдет!

Да, — хором поддержали их остальные. — В храм Рамсеса! Во Дворец миллионов лет!

Пока рабочие шумели, перебивая друг друга, Сэмюел подошел к Нут.

— Ахмосис, сын Сетни... Он жрец в храме Рамсеса?

Нут кивнула и ушла посмотреть, чем бы напоить и накормить гостей. Во всей этой суматохе Сэм снова вспомнил разговор, который подслушал в гробнице Сетни: «Через пять дней, — резко говорил таинственный голос, — будет полнолуние. Он придет совершать ритуальное омовение в храм Рамсеса. В шестой час ночи ты отправишь одного из своих людей к стене... Одной стрелы хватит».

Кем еще мог быть этот самый «он», которого планировали убить и который приходил осматривать гробницу Сетни, если не Ахмосисом — сыном умершего жреца? Ахмосис, в свою очередь, являлся жрецом храма Рамсеса, и в его обязанности, возможно, входило исполнение определенных ритуалов в ночь полнолуния...