Последний дар жреца

Затем Сэм стал смотреть фотографии, которые хранились у кузины в телефоне. Это было очень бестактно с его стороны, но обстоятельства вынуждали забыть о приличиях. Большинство снимков посвящались любимой плюшевой игрушке Лили — мягкому щеночку с короткой серой шерстью по кличке Зан, которого она фотографировала со всех ракурсов и во всех видах. Вот Зан понурил голову и свесил уши; вот он замотался в пластиковый пакет и надел на голову шляпу от дождя; вот сидит на унитазе... Сэм не мог сдержать улыбки. Он полжизни был готов отдать за то, чтобы прижать к себе сейчас этого плюшевого пса. Обнаружилось здесь и три автопортрета Лили, снятых со слишком маленького расстояния и не очень удачных: щеки и нос получились огромными. Сэм почувствовал, как слезы наворачиваются на глаза. Лили...

Он закрыл телефон, а то стало уж слишком тоскливо. И тут ему показалось, будто со стороны входа в дом донесся какой-то шум. Он выбрался из постели и на цыпочках прошел через мастерскую, освещая себе дорогу свечой. Наверное, было уже за полночь, все давно спят... Он вышел в коридор и задержал дыхание. Тишина. Подошел к двери: засов отодвинут. Чтобы кто-то мог войти в дом — или чтобы можно было выйти изнутри? В такой поздний час и в такой снегопад... Сэмюел осторожно повернул дверную ручку и выглянул наружу. От дома тянулись следы и исчезали на пустынной улице.

13 ХОМЯКИ ИЗ БРЮГГЕ

— Сэмюел... Сэмюел Вааген!

Сэмюел был очень далеко отсюда, в глубокой бездне сна. Открыть глаза было нечеловечески сложно.

— Пора, мой мальчик!

Потребовалось несколько секунд, чтобы узнать лицо человека, склонившегося над ним со свечой в руке. Балтус... Изер... Брюгге...

— Поднимайтесь! А то пропустите найм на работу!

У Сэма во рту пересохло, мышцы онемели, а мозг соображал со скоростью мисочки заварного крема.

— Найм на работу, — механически повторил он.

Наконец проснувшись, Сэмюел оделся и присоединился к старику, который в полутьме столовой садился завтракать. На столе стоял дымящийся чугунок и были разложены ломтики сушеной ветчины, сыр и круглый белый хлеб. В камине горел жаркий огонь, и Балтус, не спрашивая согласия Сэма, налил тому в металлическую кружку черной пахучей жидкости.

— Выпейте, это вас согреет.

Сэмюел сделал один глоток — было похоже на подгоревший кофе с привкусом корицы. Вкус странный, но не противный.

— Как ваша рука?

Балтус показал забинтованную кисть.

— Болит, — вздохнул он. — Надеюсь, это всё-таки не перелом. Воспользуюсь нашим с вами походом в город, чтобы заодно заглянуть к врачу.

— Вы сможете продолжать рисовать? — спросил Сэм, укладывая ветчину и сыр между двумя кусками хлеба.

Придется! Нужно закончить портрет дочери, а конкурс уже через два дня! Какой у вас удивительный способ есть хлеб, Сэмюел Вааген, — добавил Балтус, глядя, как мальчик вгрызается в свой импровизированный сэндвич.

— Это... — проговорил Сэм, откусывая еще немного, — это я так научился в Мехелене. Мне, знаете, всё никак не дает покоя мысль... Ну, про вчерашних грабителей. Что им было нужно?

— Подозреваю, что они хотели меня ограбить! Что еще бывает нужно грабителям?

— Если я правильно понял, те, кто напал на меня до встречи с вами, искали вполне конкретный предмет. Что-то вроде украшения, что ли, с отверстием посередине.

Сэм внимательно следил за реакцией Балтуса, но того сообщение мальчика скорее развеселило, чем заинтересовало.

— С отверстием посередине? Ну, в таком случае ничего ценного в этом предмете не было: мастер попросту сэкономил металл и свои труды! К тому же в итоге они довольствовались вашей одеждой, правда? А ведь часто бывает, что грабители избавляются от своих жертв, знаете... Так что нам еще повезло, и вам, и мне!

Сэмюел кивнул: похоже, Балтус ничего не знает про монету с отверстием. Ну, или же он просто очень хороший актер. Сэм проглотил остатки сэндвича и, поторапливаемый стариком, поспешил надеть пальто с меховым воротником, которое художник держал для своих подмастерьев. Они двинулись в путь по заснеженной дороге, когда первые лучи солнца с трудом начали пробиваться сквозь серые тучи. Всё замерло, замерзло и напоминало декорации к фантастическому фильму. Сэм запросто поверил бы, что вокруг него лишь очень точное воспроизведение средневекового города с высокими узкими домами, островерхими крышами, готическими украшениями на фронтонах и деревянными балками, перечеркивающими стены. Они перешли через мост с двумя арками, под которыми спали лебеди, зарывшись клювами в перья, и миновали ворота внутренней городской стены. Здесь находилось сердце Брюгге и дома стояли еще плотнее, чем в квартале Святой Анны. Постройки жались друг к другу и, казалось, слегка наклонялись вперед, чтобы удобнее было любоваться собственным отражением в канале. Надежным часовым возвышалась над белой черепицей крыш гордость города — великолепная дозорная башня. Балтус завел рассказ об истории ее строительства, но Сэмюел, изумленный всем, что видел вокруг, скоро перестал его слушать. Они проходили одну за другой пустынные улочки, пересекли площадь, уставленную шатрами, — там обитали слуги из свиты графа — и наконец пришли к Винному порту. Пока остальные жители города спали после ночных гуляний, торговцы и грузчики уже готовились к пирам нового дня. У пристани теснился десяток лодок, и вокруг бочек громко разговаривали какие-то люди. Балтус подошел к человеку в красной шапке, который размахивал в воздухе палкой.

— Приветствую вас, господин смотритель порта! Один из моих подмастерьев ищет себе работу. Не найдется ли у вас чего-нибудь в эти праздничные дни?

Смотритель порта окинул Сэмюела беглым опытным взглядом.

— Не подойдет он для разгрузки, этот ваш подмастерье. Худой, как будто неделю не ел! Ну-ка попробуй сдвинуть с места вон ту бочку...

Он указал на небольшой бочонок, который какой-то коренастый здоровяк только что выкатил на мостовую. Сэмюел нагнулся, обхватил бочку руками и, притворяясь, словно ему это ничего не стоит, попытался ее поднять. Его ждало разочарование: бочка весила целую тонну и не оторвалась от земли ни на сантиметр. Другие грузчики, собравшиеся неподалеку, от души хохотали, глядя на его старания.

— Похоже, ваш ученик голову-то с трудом на плечах удерживает! — веселился человек в красной шапке. — Но раз рук у него нет, может, есть хотя бы ноги? Мне не хватает парня на кран. Оплата там не такая высокая, но работа будет ему по силам.

Сэмюел рассмотрел странное приспособление из досок, которое возвышалось над частью набережной, — поначалу он принял его за строительные леса.

Конструкция напоминала курину с отрезанной головой, с толстым туловищем и шеей, которая кверху всё больше сужалась. На самом деле это оказался деревянный подъемный кран, чьи тросы опускались прямо в лодки, чтобы вынимать из них груз. Приспособление работало за счет вращения большого колеса, которое раскручивали двое мальчишек, шагающих внутри.

— Сколько вы за это платите? — спросил Балтус.

— Пять денье за полдня, если не будет лениться, — ответил смотритель порта.

Балтус бросил на Сэма вопросительный взгляд. Тот понятия не имел, что представляют собой пять денье, но выбора у него не было, и мальчик кивнул.

— Договорились на полдня, — подытожил Балтус. — Если работа устроит, после обеда он снова придет. Вааген, надеюсь, вы найдете дорогу обратно к нашему дому?

Сэмюел снова кивнул и начал внимательно слушать инструкции смотрителя. Тот объяснял, что трое парней должны шагать внутри колеса, не падать, если оно раскрутится слишком быстро, и не терять равновесия, когда скорость снижается. Если новичок справится, его наймут на всю неделю.

Сэмюел дождался, пока колесо остановится, и шагнул внутрь. Двое напарников поприветствовали его невнятным бурчанием, и Сэм увидел, что с обоих мальчишек, несмотря на мороз, градом катится пот. По сигналу смотрителя все трое одновременно побежали, и колесо закрутилось, подгоняемое их ногами.

— Отлично, парни! А ну-ка дружно! — кричал смотритель.

Сначала Сэмюелу показалось, что работа — легкотня: нужно только копировать движения двоих ребят — «детей журавля», — а ходит-то он не хуже их! Однако минут через пятнадцать его внимание привлек механизм машины, сложная система веревок и роликов, которые производили у них над головой адский шум, — и сапог попал в прореху между двумя досками. Сэм почувствовал — почва укатывается из-под ног, барабан начинает швырять его из стороны в сторону, как белье в стиральной машинке. К счастью, именно в этот момент смотритель велел мальчишкам притормозить, чтобы лодки могли смениться. Пока двое других парней переводили дух, Сэм с большим трудом поднялся на ноги.

— В первый раз крутишь, да? — спросил у него один из напарников. Левый глаз у мальчишки был наполовину закрыт — то ли врожденная особенность, то ли травма.

— Ага, в первый раз, — ответил Сэм, потирая спину.

— Смотри в оба, а то отнимем у тебя всё, что заработаешь, — хихикнул мальчишка.

— Угу, — подхватил другой напарник. — С Мельхиором было лучше! Он-то по крайней мере на ходулях своих держался!

Первый напарник пожал плечами.

— Ну, по голове-то ему шарахнули так, что он теперь не скоро вернется. Говорят, дыра размером с кулак, через нее даже мозги видать!

Сэмюел насторожился.

— Дыра в голове? А что с ним произошло?

— Избили его, говорят. Ну, то есть сзади на него кто-то напал и камнем — по башке!

— Камнем, — изумленно повторил Сэм.

— Уж поверь, если только этого типа найдут... У Мельхиора вообще-то друзей хватает!

— Ясное дело! — подхватил Сэм как можно более небрежно. — А... а сейчас он где? В больнице?

— Мельхиор — в больнице? Еще скажи — в дозорном карауле! Я ж тебе говорю, у него друзей хватает.

Мальчишка с наполовину закрытым глазом посмотрел на Сэма, и в его полутора глазах тот уловил враждебность.

— А ты че, тоже хочешь глянуть на его мозги?

— Нет, совсем не хочу, — возразил Сэм. — Просто пытаюсь поддержать разговор.

— Ты бы лучше поберег силы: сейчас дальше будем разгружать.

Смотритель порта щелкнул пальцами, и все трое заняли свои места в колесе, приготовившись к абсурдному, бесконечному бегу по барабану. Ни дать ни взять хомяки из Брюгге!

После трех или четырех часов такой работы Сэм совершенно не чувствовал ног. К счастью, утренняя смена подошла к концу, и он наконец-то выбрался из этого адского колеса. Сэм позволил своим компаньонам первыми получить плату, после чего подошел к смотрителю. Тот задумчиво надул губы.

— Мда... — проговорил он. — Тебе повезло, что эти двое знают свое дело, иначе я бы тебя здесь не оставил. Слишком уж ты медленный и неловкий! Мне пришлось их наградить за лишние труды — дал им по дополнительному денье. Вычел из твоих, конечно!

Он сунул руку в карман, достал оттуда жалкие три монеты и протянул Сэму. Мальчика огорчила не столько очевидная непорядочность смотрителя, сколько отсутствие отверстия в центре монет.

— Подождите! Если я вернусь после обеда, можно вы заплатите мне другой монетой? Например, такой, где посередине дырочка? Я за нее готов работать даже несколько дней!

Смотритель порта посмотрел на него растерянно.

— Что еще за монета с дырочкой? Ерунда какая. Сразу видно, что ты не здешний. В Брюгге ни су, ни денье никогда не были с дырочками! И уж тем более — ливры! А если тебе нужны какие-то особые деньги, то надо идти к менялам. У них там какие хочешь монеты бывают, даже самые дурацкие!

— К менялам?

— Ну да, на площадь Кошелька![31] Ты, может, еще скажешь, что и про менял никогда не слышал?

В его голосе послышались подозрительные нотки.

— Менялы! — воскликнул Сэм. — Ну конечно! Площадь Кошелька! Какой же я балбес!

Смотритель порта вздохнул и пошел к одному из грузчиков — тот о чём-то его спросил. Сэмюел подумал, не догнать ли своих товарищей по колесу, чтобы еще немного расспросить их про несчастного Мельхиора — конечно же, это его он вырубил на кладбище, — но это было бы слишком рискованно, они могли о чём-нибудь догадаться и окончательно на него озлобиться. Так что Сэмюел двинулся наугад в сторону дозорной башни, чей колокол звонил каждые пятнадцать минут. По дороге он спросил у старушки, укутанной во что-то вроде мешка, как попасть на площадь Кошелька.

Город к этому моменту уже окончательно проснулся. На улицах стало совсем не пройти — люди, собаки, лошади продвигались вперед рывками, по мере того как грузчики, толкающие перед собой тачки с поклажей, останавливались, чтобы поболтать с другими такими же грузчиками. Настроение у людей было приподнятое; прохожие радостно обсуждали пиры и игры, на которых побывали накануне, и предвкушали раздачу хлеба и мяса, которая предстояла и в этот день. Сэм издали заметил арену, украшенную флагами, — там устраивались рыцарские турниры, но сейчас ни одного героя в доспехах на арене он не заметил. Какая жалость!

В квартале менял царила не меньшая суета. Площадь Кошелька оказалась прямоугольной, на ней стояли внушительного вида здания с решетчатыми окнами и ступенчатыми крышами. Вдоль домов тянулись столы на деревянных козлах, защищенные небольшими навесами на случай дождя и снега. Люди по обе стороны столов раздраженно перекрикивались друг с другом. Сэм не сразу разобрался, что же тут происходит. Брюгге был крупным торговым центром, куда съезжались торговцы со всех концов Европы, и деньги у всех были разные. Менялы обменивали все эти монеты на ливры, су и денье, имевшие хождение в Брюгге и позволявшие торговцам расплачиваться за здешние товары. Единственная проблема заключалась в том, чтобы договориться о курсе той или иной валюты. Торговцы всегда называли большую цену за свои иностранные монеты, а менялы обязательно предлагали меньшую. Вот почему здесь стоял такой шум и гам. Один из менял, говоривший с сильным акцентом, проявлял особый талант красноречия:

— Кортес, да сы такой ценой ты меня по миру пустишь! А пыро детишек моих ты подумал?

— Ой, да что ты, Бартоломео, — возмущался человек по имени Кортес. — Ты же самый крупный банкир на всей площади! Дай мне сколько я прошу, иначе я пойду к кому-нибудь другому!

— Ну шытоже ты! Кортес! Ты разыбиваешь мине сердце! Только потому шыто ты мой дыруг и я хочу сыделать тебе пыриятно! Но я уже совершеннейший тыруп! Ты только посымотри: вот хылещет кыровь моя, и сылёзы льются по щекам!

Бартоломео умолк на секунду и сразу же обратился к молодому человеку, сидящему слева от него с какой-то доской и деревянными фишками на коленях.

— Энцо! Сосчитай-ка, будь добр: пятынадцать шестисот двадыцать пять по сыто двадыцать пять минус пять комиссии и пылюс тыри прибавки дыля Кортеса.

Энцо, по всей видимости, был не слишком сообразителен. Поскольку он медлил и всё никак не сообщал результат подсчетов, хозяин набросился на него:

— Энцо, да шыто такое! Ты, как я погляжу, самый сылабоумный изо всех идьотов этого города! Ты мыне больше не пылимянник! Ты, слушай, катасытрофа нашей семьи!

Когда Энцо наконец выдал некое число, меняла открыл ящик, стоящий у него под ногами, и отсчитал озвученную сумму. Сэмюел не мог разглядеть как следует, но ему показалось, что в сейфе имелось множество отделений и в них лежали монеты разных размеров. Вот бы ему туда заглянуть! Решительным шагом он направился к столу, но было поздно — Бартоломео уже убрал драгоценный ящик обратно под лавку. Сэм прошел мимо как ни в чём не бывало и, отойдя подальше, встал за колонной. Он довольно долго наблюдал за действиями банкира. Ну должен же, должен быть способ порыться в его сундуке!

14 СЕКРЕТ ВАН ЭЙКА

Колокол на дозорной башне Брюгге пробил три часа пополудни, когда Сэм решил вернуться в квартал Святой Анны. Перед этим ему посчастливилось попасть на раздачу яблок и булочек, а еще он купил себе у бродячего торговца филе копченой сельди — невозможно соленой. Теперь его мучила такая жажда, что он готов был выпить весь здешний канал...

Бонна открыла ему дверь и состроила кислую физиономию.

— Тихо, — сказала она. — Господин принимает шультгейса.

— Шультгейса? — озадаченно переспросил Сэм.

— Да, советника графа, если вам так понятнее. Шультгейс пришел расспросить про вчерашнее нападение. Бегите к себе в комнату, чтобы он вас не заметил!

Но Балтус, вероятно, их услышал — и крикнул из зала:

— Бонна? Это там не наш молодой человек вернулся?

— Вот прям только что вошел, господин, — раздраженно ответила она.

— Замечательно! Проводи его, пожалуйста, к нам, я представлю его господину шультгейсу.

Бонна закатила глаза к потолку и подчинилась. Через мгновение Сэм был представлен какой-то важной персоне с коротко стриженной бородой и в куртке с золотыми шнурами. Советник пристально посмотрел на него.

— Так вы говорите, этот юноша спас вас, господин Балтус? — спросил он низким и густым голосом.

— Я бы не смог сейчас беседовать с вами, мессир, если бы каким-то чудом он не появился и не вмешался!

— Каким-то чудом? — переспросил шультгейс, неприятно улыбаясь. Что же вы делали на кладбище Буа-Вьё, молодой человек?

— Пришел поклониться могиле своей тетушки, Марги Вааген.

— Старой Марги! Я разговаривал с ней на рыбном рынке незадолго до ее смерти. Она была глуха на одно ухо и потеряла половину зубов, вы знали?

Сэмюел почувствовал подвох.

— Я ничего о ней не знал — только имя. Она была родственницей моего отца, а сам я ее никогда не видел. Теперь я сирота, и вот хотел попытать счастья в Брюгге.

— Сирота — это удобно, — заметил советник графа. — Как бы то ни было, вы, похоже, выбрали очень удачный момент! Хотя, конечно, чрезвычайно неприятная эта ваша встреча с разбойниками! Ганс, вы знаете историю мельника Мартенса?

Старик отрицательно качнул головой.

— Представьте себе, месяцев восемь или девять тому назад с Мартенсом произошло нечто очень похожее на то, что случилось с вами. Однажды вечером он вышел с мельницы, и на него напали разбойники. По счастью, мимо проходил путник, который сумел их прогнать. Конечно, наш Мартенс его отблагодарил, отвесил тысячу благодарностей, дал ему кров, накормил, и мало-помалу они подружились. Ну так вот, хотите верьте, хотите нет, Ганс, но прошло три дня, и стоило нашему мельнику отлучиться, как его так называемый спаситель привел к нему в дом грабителей и те обобрали его до нитки!

Шультгейс бросил на Сэма многозначительный взгляд.

— Увы, никому нельзя доверить!

Балтус, похоже, не понял намек советника. Он ограничился тем, что предложил гостю стакан вина, но тот отказался:

— Спасибо, Ганс, я всего лишь хотел узнать, как у вас дела, и, пользуясь случаем, передать вашей дочери этот скромный подарок. Я бы, конечно, предпочел вручить его лично, но...

— Как я уже сказал, Изер ушла к кузине. Впрочем, она скоро вернется.

— К несчастью, мой дорогой господин Балтус, меня ожидает граф; я должен заняться подготовкой сегодняшнего праздника. Передайте, пожалуйста, мое почтение госпоже Изер, и еще я бы очень хотел узнать, что она думает о моем подарке.

Советник поднялся, щелкнул каблуками, поклонился старику Балтусу и гордо прошествовал мимо Сэма.

— Замечательный человек этот шультгейс! — воскликнул Балтус, когда за гостем закрылась дверь. — Он станет превосходным мужем для Изер.

— Мужем? — поперхнулся Сэм. — Но он ее раза в два старше! Если не в три!

— Конечно, ну и что ж такого? Он овдовел три года назад, богат, живет в прекрасной квартире во дворце Принсенхоф, который построил себе граф Филипп в центре города. О чём еще можно мечтать? Изер семнадцать лет — в этом возрасте пора подумать о замужестве. Я уже рассказывал вам, мои дела идут не слишком хорошо, и я боюсь, что денег на конкурсе мне не получить: рука всё-таки сломана, и я не могу держать кисть. А этот брак обеспечит Изер безопасность и комфорт, ей больше ни о чём не придется беспокоиться.

— Но она-то сама не против?

— Да что вы, ведь шультгейс еще и красавец, вы не находите? И к тому же такой внимательный. Взгляните, что он сделал для нее своими собственными руками!

Ганс указал на подсвечник из кованого железа, который по форме отдаленно напоминал дерево, чьи ветви завивались в спирали, чтобы держать свечи. Сногсшибательно.

— Мало того что он в некотором смысле художник, — продолжал Балтус, — он еще и учёный. Когда государственные дела позволяют хоть ненадолго отвлечься, он рьяно занимается алхимическими опытами, надеясь в один прекрасный день создать золото! Алхимики — очень образованные люди. Они исполнены такого жгучего интереса к наукам и устройству мира! Шультгейс не скрывает, что, если Изер станет его женой, он с радостью подключит ее к своим изысканиям. Разве муж, способный открыть перед женой горизонты познания, не лучше юного глупца, который только тем и будет заниматься, что делать ей детей? Нет, шультгейс — это прекрасная партия, и...

Тут из коридора донесся запах гари. Балтус хлопнул себя по лбу:

— Господи всемогущий, я забыл про масло!

Он поспешил в мастерскую и настежь распахнул дверь. От печи поднимался черный дым и наполнял всю комнату.

— Окно!

Сэмюел бросился к окну и, немного повоевав с замком, сумел впустить в мастерскую свежий воздух.

— Проклятая моя голова! — кричал Балтус. — Я оставил масло на огне и совершенно забыл про него! Ни на что больше не гожусь! И картины, и краски — всё в прошлом!

Он с помощью тряпки подхватил раскаленный котелок и, держа его на вытянутых руках, выплеснул смесь на мощенный камнем двор. Запахло старым обугленным носком и мазью от бронхита.

— А ведь мне почти удалось! Я уверен, что был близок!

— Это было... что-то важное? — рискнул спросить Сэмюел.

— Два года, мой мальчик, два года я силился раскрыть секрет Ван Эйка! Если бы мне удалось достичь его мастерства в приготовлении масляных красок, мои картины стали бы продаваться намного лучше!

Сэмюел не смог скрыть удивления.

— Ван Эйк — это вы про художника?

Мисс Делоней однажды рассказывала им про Ван Эйка. Но Сэм как-то не подумал, что он жил в это время и в этих краях!

— Конечно, про кого же еще! Он — любимый художник графа Филиппа, граф повсюду его за собой возит. Некоторое время назад Ван Эйк разработал новую технику, чтобы цвета были более яркими и сочными, как будто бы свет исходит в буквальном смысле из самой картины! Это потрясающий эффект, и портреты Ван Эйка повсюду вызывают восхищение. Его работы продаются раз в двадцать дороже, чем мои!

Сэмюел мысленно добавил, что, возможно, Ван Эйк еще и в двадцать раз талантливее — ведь он, если верить учительнице, считался одним из величайших художников Средних веков.

В прошлом году кто-то из его окружения проболтался, — продолжал старик, — и я узнал, что подобной живости цветов он достигает, добавляя в краски секретный ингредиент. С тех пор я изо всех сил пытаюсь обнаружить, что же это за компонент... Поверьте мне, я провел у печи много бессонных ночей и перепробовал все мыслимые рецепты! Сегодня я испытал гвоздику, и, возможно, именно в ней была разгадка. Но, к несчастью, всё сгорело! Проклятый Ван Эйк! Вместо того чтобы хранить тайну, мог бы поделиться своими рецептами с гильдией!

Балтус был вне себя от огорчения, поэтому не заметил, как Сэм внезапно побледнел. Секрет Ван Эйка... Да ведь он же его знает, этот самый секрет! Мисс Делоней рассказывала, что Ван Эйк, хоть и не сам изобрел масляные краски, стал революционером в способе их приготовления. К дробленым пигментам, которые позволяли добиваться разных оттенков, и к маслу, которое требовалось для их смешения, он добавлял вещество, раскрывавшее цвета и к тому же делавшее краски более удобными в использовании. Так вот, этим загадочным веществом было...

Впервые за всё время своих «путешествий Сэмюел столкнулся с серьезной этической проблемой. Следует ли открыть Балтусу секрет Ван Эйка? Вдруг тем самым он изменит ход истории? В его времени было снято так много фильмов о том, как изменение незначительной детали в прошлом производит непредсказуемое и непоправимое воздействие на будущее... Вдруг это — как раз такой случай? Сэмюел не знал, как быть... Конечно, одно дело, если бы Балтус жил до Ван Эйка. Открыть ему секрет великого художника до того, как тот сам успел изобрести свои краски, было бы чудовищной ошибкой. Но Балтус и Ван Эйк живут в одну и ту же эпоху и даже в одном и том же городе... К тому же Балтус так добр по отношению к Сэму, и помочь ему — прекрасная возможность его отблагодарить... Причем сделать это следует очень тактично...

— А вы не пробовали добавлять скипидар?

Балтус озадаченно посмотрел на Сэма.

— Что-что добавлять? — переспросил он.

— Скипидар.

— Вы имеете в виду экстракт смолы лиственницы?

— Ну да. Мой... дедушка называл это просто скипидар.

— При чём тут ваш дедушка?

Сэмюел и сам призадумался, при чём тут, действительно, дедушка.

— Ну... Дело в том, что мой дедушка тоже писал картины.

— Ваш дедушка был художником?

— Ну, не то чтобы... Он...

Сэмюел увидел на рабочем столе глиняный горшок, в котором стояли кисти.

— Он расписывал горшки.

— Горшки?

— Ну, или вазы. Да, точно, вазы... Украшал вазы рисунками.

— Ну надо же. Любопытная идея. И какая же тут связь со скипидаром?

— Мой дед всегда повторял: «Видишь ли, Сэмюел, для того, чтобы цвета были яркими, в краску следует добавлять немного скипидара».

— Венецианского скипидара... — проговорил Балтус. — Экстракта смолы лиственницы... А в самом деле, почему бы не попробовать? Это благородная смола, которая могла бы неплохо смешаться с красками. Конечно, понадобится еще определить температуру варки, но, если добавить экстракт к маслу и пигментам, он наверняка придаст им вязкости и прозрачности... Венецианский скипидар! Признаюсь, о нем я как-то не думал!

Тут входная дверь скрипнула, и Изер, напуганная дымом и запахом гари, закричала:

— Папа! Папа! Всё в порядке?!

— Я в мастерской, моя дорогая!

Девушка вбежала в мастерскую, щеки у нее раскраснелись от мороза.

— Папа, что тут творится?

— Ничего страшного, — успокоил её Балтус. — Просто сгорел один мой пробный состав. Но наш друг подал мне одну исключительно ценную идею! Я немедленно отправлюсь в лавку пряностей на Большой площади, куплю себе кое-чего. А тем временем...

Он перевел взгляд с Сэмюела на дочь и обратно.

— Вы говорите, что любите живопись, господин Вааген? А кисть в руках держать умеете? Сможете закончить за меня эту картину?

Он указал на портрет Изер, стоящий на мольберте.

— Я?

— Да-да, вы! Что мы теряем? Сам я завершить его смогу только спустя много дней — будет уже слишком поздно! Лицо почти готово, шея и волосы — тоже, нужно доделать только руки и складки платья. В худшем случае, если выйдет неудачно, оставим картину себе! А если результат нас устроит, попытаем счастья! Кто знает, вдруг вы унаследовали немного наклонностей своего деда?

Сэм лишился дара речи. Балтус предлагал ему рисовать! По-настоящему! И к тому же кого — саму Изер!

— Я не уверен, что справлюсь... — попробовал он запротестовать.

— Ну же, давайте не будем ничего усложнять! Я прошу вас об услуге! Изер, милая, не заставляй молодого человека ждать, ступай, переоденься. Краски уже на палитре, вот видите, я их успел приготовить. Нужно только освежить их вот этой жидкостью. Работайте легкими мазками, особенно когда станете рисовать руки. Что же касается платья, то это самая темная часть, здесь будет полегче. Просто постарайтесь не менять то, что я уже сделал, и понемногу двигайтесь дальше. И помните, каким бы ни был результат, мы ничего не теряем!

Балтус подхватил свою шубу и вихрем вылетел из дома, как будто спасался от пожара. Сэмюел остался в мастерской совсем один — и в полной растерянности. Он рассмотрел портрет, в общем удачный, но созданный без божественного вдохновения. В некоторых местах полотно оставалось белым, а кое-где карандашом были намечены контуры. Сэмюел никогда еще не рисовал на деревянной доске, обтянутой льном, но, раз Балтусу это удавалось...

Через несколько минут вернулась Изер, одетая в прекрасное платье из черного бархата. Она села в кресло с золочеными подлокотниками, прямо перед мольбертом. Не говоря ни слова, она приняла нужную позу, и Сэм начал смешивать цвета. Он выбрал себе кисть и, как только ему удалось добиться достаточно бледного розово-оранжевого оттенка, стал делать набросок рук девушки. На первых мазках его собственные руки дрожали, но постепенно тонкие и нежные пальцы на ткани оживали, и он действовал увереннее. Сэм даже решался взглянуть на Изер, как художник, который старается уловить выражение модели. Сходство с Алисией Тоддс по-прежнему поражало его, только это была повзрослевшая Алисия, семнадцатилетняя и печальная. Через полчаса неловкого молчания Изер наконец нарушила тишину.

— Вы определенно очень странный молодой человек, господин Вааген. Появляетесь на кладбище, чтобы спасти нас, чуть ли не с ума сводите моего отца каким-то странным рецептом, а теперь еще и выясняется, что вы умеете рисовать!

Сэмюел не был уверен, что всё сказанное — комплимент в его адрес.

— Похоже, вы так же недоверчивы, как шультгейс!

— Шультгейс? Он приходил?

— Да, буквально только что. По-моему, он хотел увидеть вас. Даже принес вам подарок.

Сэмюел увидел, что пальцы девушки едва заметно дрогнули.

— Ваш отец сказал мне, что вы собираетесь пожениться?

— Так хочет он, — тихо ответила Изер.

— Но не вы?

— Дочь должна выполнять волю отца, не так ли?

В ее голосе было примерно столько же тепла, сколько в ледяной воде канала. Сэмюел решил оставить свое мнение при себе. Сполоснул кисть и добавил каплю жидкости на темные цвета на палитре. Черный ему нужен был глубокий и вместе с тем такой, который передал бы бархатистость платья. Идеально подошел бы тон не слишком густой и немного отливающий цветом сливы.

— Вы долго пробудете у нас? — спросила Изер после небольшой паузы.

— Постараюсь не задерживаться, не беспокойтесь. Мне нужно только... нужно заработать немного денег.

— Вращением колеса?

— Если других возможностей у меня нет...

— Однако я слышала, что на кран устраиваются работать не слишком достойные люди. Мелкие воришки и прочие проходимцы.

Значит, и она тоже считает его сообщником кладбищенских бандитов! Все просто помешались на своих подозрениях!

— Хочу вам напомнить, что ваш отец сам предложил мне устроиться на работу в порту. Я только приехал в Брюгге и никого здесь не знаю. Включая тех бандитов, которые напали на вас вчера, если вас это интересует.

Изер немного помедлила, прежде чем ответить.

— Я очень хочу вам верить, Сэмюел, — сказала она наконец.

Балтус пребывал в страшном волнении. После обеда он сразу бросился к печи и уже три часа колдовал над ней: подбрасывал в огонь дрова, добавлял то масла, то скипидара, перемешивал всё это с изяществом шеф-повара. Вонь стояла до того тошнотворная, что пришлось распахнуть окна, несмотря на сильный мороз. Сэм с онемевшими от холода пальцами, зарывшись по самый нос в воротник пальто, изо всех сил старался изображать внимание, хотя на самом деле хотел только одного — спать. Но приготовление краски подходило к концу, и было бы невежливо проявлять нетерпение.

— Получилось! — воскликнул Балтус. — Вы только посмотрите, какая яркость! Какая маслянистость! По-моему, я достиг желаемого! Прошу вас, принесите мне стеклянную бутыль.

Сэмюел, покачиваясь от усталости, подчинился. Старик поставил на край печи бутылку и вставил в горлышко воронку. Затем осторожно перелил в бутылку содержимое кастрюли — жидкость янтарного цвета, чьи испарения щипали глаза.

— Вот! Оставим это остывать до завтра. Утром я процежу состав через сито и проварю второй раз. Потом...

Глаза Балтуса сияли, как у ребенка.

— Потом я попробую этим писать. И если Богу будет угодно... Но я вас уже довольно измучил, мой мальчик, пора ложиться спать.

Он закрыл бутыль с жидкостью влажной тряпочкой и, пока Сэм возился с окном, начал задувать свечи.

— Спокойной ночи, Сэмюел Вааген, — сказал он. — И спасибо вам за скипидар!

Сэмюел направился в свою комнату, но, как только огонек свечи в руках старика пропал из виду, вернулся в мастерскую. Ему нужен был инструмент, которым можно разрезать ткань. Ножниц он не нашел, поэтому взял со стола два острых ножа. В сумерках портрет Изер выглядел мрачновато, но Сэм всё равно гордился руками девушки: они выглядели почти так, как если бы их написал сам Балтус. Почти...

Вернувшись к себе в каморку, Сэмюел достал из тайника (с одной из верхних деревянных балок) мобильный телефон и взглянул на дату: четверг, 10 июня, 23:11. Примерно шесть часов назад он покинул свою эпоху... Это еще терпимо, хотя бабушка, конечно, уже с ума сходит от волнения, и Лили тоже наверняка волнуется. Тем более что она — Сэм очень на это надеялся — постоянно вспоминает о брате!

Сэмюел сосредоточился на функциях телефона: на завтра у него было много планов. Во-первых, он решил сделать несколько снимков города. Брюгге под снегом в 1430 году — сенсационный успех снимку гарантирован! Но действовать придется очень осторожно. Если его поймают здесь с такой штукой, не избежать тюрьмы или даже костра.

Разобравшись с телефоном, Сэм начал изучать куртку, которую «одолжил» вчера у одного из разбойников — Мельхиора, если верить мальчишкам, вертевшим колесо. Куртка была кожаной, с шерстяной подкладкой. Может, получится вырезать в ней что-то вроде кармана, чтобы спрятать туда телефон, а еще сделать снаружи небольшое отверстие, через которое можно будет незаметно делать снимки? Правда, для этого утром придется попросить у Бонны иголку и нитку.

Сэм исследовал внутреннюю сторону куртки в поисках наиболее удачного места для кармана и вдруг обнаружил едва заметный разрез под левым рукавом. Да у куртки уже и так был карман! Сэм просунул два пальца в тепло подкладки — места в самый раз для телефона, нужно только немного расширить верх... И вдруг пальцы его нащупали какую-то бумагу, аккуратно скрученную в трубочку. Он вынул бумагу на свет и развернул. Написано было очень неразборчиво, Сэм не сразу смог прочесть все слова, но в итоге расшифровал послание:

Именем Господа Бога, аминь. 7 января в Брюгге. Поручаю банкиру Гримальди выдать подателю сего 3 ливра и 12 су с моего счета начиная с 11 -го числа, в случае если я не отменю этого повеления и при условии должного исполнения поручения. Да пребудет с вами Господь.

Ниже стояла подпись, но она была еще более неразборчивая, чем всё остальное. Что мог означать этот текст? Речь определенно шла о деньгах, о банкире Гримальди, об отмене повеления и о должном исполнении... Сколько всего произошло за эти дни! Может, несчастный Мельхиор украл бумагу у одной из своих жертв и надеялся получить за нее несколько монет? Сэмюел всё равно собирался завтра вернуться на площадь Кошелька, и если какой-то банкир и имеет отношение к этой истории, то узнать о нем можно будет именно там. К тому же Сэму в голову пришла еще кое-какая мысль...

Он во весь рот зевнул. Как кстати обнаружился карман — удалось сэкономить кучу времени!

Острием ножа Сэм прорезал в куртке окошко примерно четыре на четыре сантиметра, чтобы сделать несколько случайных снимков, не опасаясь, что его застукают. Если снимки выйдут неудачные, можно будет попробовать заново. Вот оно — волшебство XXI века!

Сэм с наслаждением свернулся калачиком под одеялом. Наконец-то, спать! Ему показалось, что со стороны входной двери опять донесся шум, но он слишком сильно устал и не мог бы сейчас даже приоткрыть глаза.

15 ТРИ ЛИВРА И ДВЕНАДЦАТЬ СУ

— Ну что ж, пора, — подбодрил себя Сэм и сделал глубокий вдох.

Он решительно пересек площадь Кошелька, пробрался сквозь толпу торговцев и зевак. На улице стало чуть теплее, чем в предыдущие дни, и снег понемногу начал таять на мостовой, превращаясь в кашу, которую месили копытами и сапогами. Город по-прежнему наводняли толпы, и Сэму наконец-то довелось увидеть состязание рыцарей, облаченных в латы, окруженных оруженосцами и герольдами, которые славили их победы, трубя в золоченые трубы. Яркие шлемы и щиты сверкали в лучах полуденного солнца, и Сэм был поражен металлической

броней воинов и размером лошадей — настоящие боевые машины. Удары были впечатляющими, пики, глухо треснув, переламывались пополам, толпа ликовала, соперники валились на землю, разбрызгивая вокруг себя грязь. Приоткрыв полы куртки, Сэм сумел сделать несколько кадров, несмотря на толчею. Но долго задерживаться здесь он не мог, его ждали дела поважнее.

Оказавшись под торговыми навесами, он без труда отыскал менялу Бартоломео — голос у того был самый громкий. Его племянник по-прежнему сидел слева от него, склонив голову над счетной доской. Сэм подождал, пока появится новый клиент, после чего сунул руку в карман, достал телефон и включил на нем калькулятор. Разыгрывалась партия его будущего!

После обычного обмена любезностями двое мужчин вступили в деловые переговоры: торговец, маленький лысый толстяк, который приехал в Брюгге покупать сукно, желал обменять шестьсот сорок два венецианских дуката на местные ливры и су. Судя по тому, что Сэм видел здесь вчера своими глазами, и исходя из рассказов Балтуса, один ливр равнялся двадцати су, а один су — двенадцати денье, то есть в ливре содержалось двести сорок денье. Сэмюелу была привычнее десятичная система, и это немного усложняло дело, но он уже немного потренировался.

— Адын су и пять денье за адын дукат, — предложил Бартоломео.

— Один су и семь денье, — отозвался торговец.

— Габриэль? Ты шито, хочешь, чтобы я закырыл свою лавку? Шитобы к следующей ярымарке меня здесь не было? Адын су и шесть денье за адын дукат, Габриэль, и ни адыним су больше!

— По рукам, — сердито буркнул собеседник.

— Энцо, будь добр! Шестьсот сорок два дуката по адному су и шести денье за адын дукат.

Племянник принялся перекладывать свои деревянные фишки, пока Сэм, тайком поглядывая на телефон (спасибо, что экран светится!), быстро стучал пальцем по цифрам и размышлял. 1 су — это 12 денье. Значит, 1 су и 6 денье — это 1,5 су. 642 дуката х 1,5 су = 963 су. Один ливр стоит 20 су. 963 : 20 = = 48,15 ливра. Вот чему равны 642 дуката. 48 оставляю в уме, но еще нужно перевести в су 0,15 ливра. 1 ливр = 20 су, значит, 0,15 ливра = 0,15 х 20 су. Получается 3 су. Сколько там у нас было ливров? Достаем из памяти: 48.

— Сорок восемь ливров и три су, — объявил он как можно громче.

На подсчет у него ушло не больше сорока секунд. Бартоломео и его клиент оглянулись и посмотрели на Сэма с интересом.

— Сорок восемь ливров и три су, заверяю вас, — повторил он.

Энцо, обеспокоенный появлением неожиданного конкурента, пересчитал всё два раза, прежде чем объявить с двухминутным опозданием:

— Эм... Да, дядя. Сорок восемь ливров и три су, так и есть.

Бартоломео молча посмотрел на Сэма и заплатил покупателю сукна, проворно вынув из-под лавки свой сундучок. Вскоре подоспел следующий торговец — этот хотел обменять на местную валюту 300 испанских реалов. Торг шел еще жарче прежнего — Бартоломео грозился перерезать себе вены! — пока наконец не был установлен обменный курс, который устраивал обоих: 1 реал за 35 денье.

— Энцо, — бросил Бартоломео племяннику, тем временем краем глаза выискивая в толпе Сэма. — Тыриста реалов по тыридцать пять денье за реал!

Сэмюел, не теряя времени, снова прикрылся полой куртки. 300 реалов х 35 денье = 10500 денье. 1 ливр — это 240 денье. 10500:240 = 43,75 ливра.

Дальше... 1 ливр = 20 су, значит, 0,75 ливра = 0,75 x 20 су. Получается 15 су.

— Сорок три ливра и пятнадцать су, — уверенно сообщил он.

Бедняга Энцо, совершенно подавленный, провозился еще незнамо сколько времени, прежде чем прийти к точно такому же результату. Как только клиент ушел, Бартоломео обратился к Сэму:

— Чего тебе туты надо, мальчик?

— Ищу работу, — отвечал Сэм с достоинством.

— Ты хочешь сыказать, работу сычетоводом?

— Именно так.

— Но у тебя ведь есть какой-то секырет, да?

Сэм предвидел этот вопрос — он продемонстрировал внутреннюю сторону куртки, на которой для отвода глаз нарисовал накануне непонятную таблицу с цифрами.

— У меня своя собственная система. Я считаю на пальцах и с помощью вот такой таблицы.

— А если я попырошу тебя умыножить пятьсот сорок три на девятьсот шестьдесят пять?

Сэмюел снова склонился к потайному карману и через несколько секунд сообщил результат.

Бартоломео задумчиво смотрел на него и вдруг принял решение:

— Энцо, может, пойдешь и немыножко посмотришь турыниры? Там сегодня сыражаются рыцари из Италии... Верынешься, когда колокол пыробьет пятый час, capito?

Племянник не заставил себя уговаривать и с готовностью уступил место Сэму, а когда пробирался мимо него, шепнул:

— Спасибо! Приходите каждый день, если угодно!

Сэмюел уселся перед счетной доской и постарался устроиться слегка под углом, чтобы незаметно пользоваться телефоном. Первый этап пройден.

— Энцо — это мой пылемянник. Он хорошо сычитает, но медыленно, как черепаха! А у меня гыла-за уже не те, что дывадцать лет назад, нужен помощник. Есыли бы мне тут кажыдый день помогал кыто-то вроде тебя...

Он понизил голос и тихо спросил у Сэма, чтобы другие не слышали:

— Сыколько ты хочешь, мальчик?

— Ну, вообще-то... — начал Сэм. — Мне нужна особенная монета. С отверстием посередине. У вас такая есть?

Бартоломео почесал в затылке: мальчик был явно непрост. Он нагнулся к своему ящику и немного порылся в его содержимом.

— По-моему, такую мне давал торыговец мехом. Хороший был день, но потом я локыти себе кусал — никыто не хочет монеты из Веныгрии или отыкуда-то там еще — какие-то очень далекие края.

Он издали показал Сэму два металлических кружочка, тусклых и желтоватого оттенка — может, медных? Размера они определенно были подходящего, но главное — в середине у обоих было отверстие. Да!

— Если станешь работать как сыледует, они обе твои, мальчик!

Сэмюел задрожал от счастья: он всё рассчитал правильно! Монеты действительно оказались у менялы! Еще немного математических упражнений, и...

В эту секунду к ним приблизился новый клиент, который держал в руке кожаный кошелек. Он вытряхнул содержимое кошелька на стол.

— У меня для тебя тысяча флоринов, Бартоломео, — бросил он. — Дай мне за них хорошую цену, да поскорее, пока суконная лавка не закрылась!

Сотня умножений, столько же делений, десятки сложений и вычитаний плюс несколько случаев извлечения процентов — госпожа Кьюберт могла бы им гордиться: Сэмюел никогда еще с таким энтузиазмом не занимался математикой! Раз или два у него возникали небольшие затруднения — особенно с толстяком из Страсбурга, — но Бартоломео оказался терпелив и объяснил ему, что и Рим строился не за один день. Точнее, «сытроился». Арифметические успехи Сэмюела даже собрали небольшую толпу любопытных, которые аплодировали скорости его ответов. Сэму определенно светила блестящая карьера «сычетовода» — по крайней мере, до тех пор, пока батарейка в телефоне не сядет. Однако со временем торговцы стали появляться всё реже, и скоро Бартоломео решил, что рабочий день можно заканчивать. Он предложил Сэму вернуться завтра, поманив его другими удивительными монетами — очевидно, теми, от которых планировал избавиться, — но Сэм отвечал уклончиво. Как только у него в руках оказались две монеты и он убедился в том, что по диаметру они более-менее соответствуют размеру солнца на Камне, он обратился к меняле с еще одним вопросом:

— Я бы хотел показать вам кое-какую бумагу, господин Бартоломео. Мне вручили ее, но я не всё здесь понял.

Он показал ему записку, которую обнаружил в секретном кармане Мельхиора. Бартоломео нацепил на нос очки и начал читать:

Именем Господа Бога, аминь. 7 января в Брюгге. Поручаю банкиру Гримальди выдать подателю сего 3 ливра и 12 су с моего счета начиная с 11 -го числа, в случае если я не отменю этого повеления и при условии должного исполнения поручения. Да пребудет с вами Господь.

— Это вексель, — сказал наконец Бартоломео.

— Вексель?

— Si. У того, кто его выписал, отыкрыт сычет у баныкира Гримальди, и тот, кому он дал этот вексель, может пойти и получить тыри ливыра и дывенадцать су начиная сы одиннадцатого чисыла.

— А податель — он кто?

— Так это же ты! Ведь ты подашь вексель, пыравильно?

— То есть вы хотите сказать, что, если я пойду к банкиру Гримальди, я смогу получить эту сумму?

— Si, но при адыном усыловии: шито тот, кыто выписал вексель, не объявился и не написал обыратного распоряжения и шито вы выполынили данное им поручение.

— Поручение?

— Ну конечно! Тут же указано в писиме: «при усыловии должного исполынения поручения». Баныкир заплылатит, только есыли поручение выполынено и есыли тот, кыто выписал вексель, не передумал. Есыли ты пылохо выполнил поручение, то человек, дававший расыпоряжение, сыкажет Гримальди тебе не пылатить. Разыве вы не так договаривались?

— Да-да, именно так. Просто я немного запутался.

— А шито ты должен был для него сыделать?

— Ну... кое-что подсчитать. Очень много всего подсчитать. Только я так и не понял, почему он решил мне заплатить таким вот письмом, а не нормальными монетами?

— Вексели тут очень даже распространены. Так можыно платить на расстоянии. Я пишу вексель в Риме, посылаю его тебе, и ты по нему получаешь деньги в Бырюгге. Таким обыразом деньги не путешествуют, путешествует только бумага. Так безопаснее.

— А этот банкир Гримальди, где его найти?

Бартоломео вытянул палец.

— Пырямо вон там!

Сэмюел поблагодарил его и пересек улицу, сжимая монеты в руке. Небольшой крюк — и домой... Пройдя метров тридцать, он остановился перед прилавком, на который указал ему Бартоломео. На прилавке были горой свалены толстые книги, и за ними прятался сухонький старичок.

— Что угодно молодому человеку? — спросил тот с натянутой улыбкой.

Сэмюел положил на стол вексель. Чем больше молчишь, тем меньше рискуешь нарваться на неприятности. Длинные пальцы, покрытые пятнами и морщинами, похожие на старый пергамент, вцепились в бумагу, и два недоверчивых глаза пробежались по письму. Когда старик увидел подпись, в его глазах блеснул интерес.

— А, так вы от господина Клугга, очень хорошо!

Сэм понятия не имел, кто такой господин Клугг, но это не помешало ему с уверенностью кивнуть в ответ. Однако, по мере того как старик внимательно изучал содержимое письма, лицо его мрачнело.

— Три ливра и двенадцать су, — проговорил он. — Да-да, прекрасно. Пойду принесу вам деньги.

Он поднялся со стула и направился к зданию банка у него за спиной.

— Никуда не уходите, — добавил он. — Сейчас я всё принесу.

Сэмюел увидел, как старик исчез за дверью, а потом возник темным силуэтом за одним из окон. Он махал руками так, будто созывал слуг. Рядом с ним возникло два других силуэта,,и он.стал раздавать какие-то распоряжения, указывая на окно. «Ой-ой, — подумал Сэм; — Это он про меня...» Может, господин Клугг предупредил банкира, что у него украли вексель? Если так, то Гримальди сообщит властям. А это было бы очень некстати — это вообще всегда очень некстати!

Не дожидаясь, пока кто-нибудь выбежит наружу и закричит «Держи вора!», Сэмюел пробрался среди столов в дальний угол площади и бросился бежать, надеясь скоро затеряться в толпе. Излишнее любопытство чуть не стоило ему слишком дорого!

Монеты не сработали... МОНЕТЫ НЕ СРАБОТАЛИ! Сэмюел вращал их и так и эдак, но Камень оставался неумолим. Они точно были подходящего размера, разве что края немного неровные. Но нет, ничего: ни малейшего признака нагревания, никакой дрожи. Камень стоял холодный и мертвый, как все прочие могильные плиты на кладбище! В ярости Сэм зашвырнул монеты в канаву. Он застрял в Брюгге!

Надо ли говорить, что вечер он провел в унынии. Изер поинтересовалась у него, как прошел этот долгий день, но Сэм отвечал только неясными намеками на то, что хорошо бы ему заработать денег. Что же касается Балтуса, то он буквально на месте не мог усидеть от волнения. Во-первых, с нетерпением ждал, как завтра представит на конкурс свою картину, а во-вторых, чувствовал, что вот-вот раскроет тайну Ван Эйка.

— Я уже почти преуспел, я это чувствую! Масло пока чересчур вязкое для того, чтобы смешивать его с пигментом, но еще немного опытов, и всё получится! Гильдия изберет меня своим главным мастером!

О том, что он так сильно продвинулся в опытах благодаря Сэму, старик, похоже, совсем забыл... И в довершение картины Бонна была так мила, что налила мальчику в два раза меньше бульона, чем остальным, а вместо мяса положила ему кусок кости без мякоти. Впрочем, всё равно он был не голоден.

Перевалило за полночь, но Сэм лежал на кровати с раскрытыми глазами. Он-то думал, как ловко всё провернул с этим менялой, хотя на самом деле всего лишь потерял драгоценное время. В каком направлении искать? Часовня при кладбище была закрыта, и, порыскав среди могил, он тоже ничего не нашел. Где же монета? И где папа? Как он сможет спасти отца, если не способен спасти даже себя самого?

Единственная радость — фотографии. Не те, которые он сделал на турнире, — те получились размазанные, — а виды Брюгге, которые Сэм снял, пока шел на кладбище. Стены, дозорная башня, колокола, панорама города... Уже кое-что.

В коридоре вдруг послышался тихий скрип. Опять входная дверь! На этот раз Сэму совсем не хотелось спать. Он быстро оделся и на цыпочках вышел из мастерской. Ключ кто-то повернул, засов отодвинут. Вместо снега, покрывавшего землю в последние дни, сегодня всё покрывал слой черной грязи. Следы башмаков направлялись куда-то вправо. Терять Сэму было нечего, поэтому он поспешил по улице, на ходу застегивая пальто. Таинственный любитель ночных прогулок двигался определенно в сторону канала. Сэмюел следовал за ним на почтительном расстоянии и, перейдя три или четыре узкие улочки, оказался на мосту через канал. Впереди больше никого не было видно...

И тут сзади кто-то набросился на него и крепко схватил за плечи.

— Так вот ты где, мелкий воришка!

Сильная рука дернула Сэма за плечо и заставила развернуться. Перед ним стоял рослый молодой человек со светлыми волосами и жуткой гримасой на лице.

— Я так и знал, что ты с ним в сговоре! Балтус дал обвести себя вокруг пальца!

За его широкими плечами и пышной шевелюрой Сэм заметил силуэт Изер, накинувшей на голову капюшон. Изер!

— Так ты за ней следил, да?! — бушевал незнакомец.

— Нет, — ответил Сэм, пытаясь вырваться из его мертвой хватки. — Я не знал, что это она! Три раза подряд кто-то ночью выходил из дома, и я...

— И ты решил за ней проследить?! И конечно же, ты — один из шайки, которая на них напала! Ну так сейчас я тебе покажу, как нападать на честных людей!

— Подожди, Фридрих! — вмешалась Изер. — А что если он не врет? Что если это всего лишь совпадение?

— Совпадение?! Он появился откуда ни возьмись, просто для того, чтобы вам помочь? И в итоге завалился к вам в дом и разместился там на постой? Да я готов поспорить, что это шпион шультгейса! И заслуживает он одного — чтобы ему хорошенько надрали задницу!

— Фридрих, заклинаю тебя, не надо! Если отец узнает, что...

— Я ведь могу и заорать, между прочим, — ввернул словечко Сэм. — По крайней мере, спросим мнения соседей.

— Отпусти его, Фридрих, — настаивала Изер. — Еще не хватало перебудить весь квартал!

Молодой человек неохотно отпустил Сэма.

— Может, вы мне что-нибудь объясните? — обратился мальчик к Изер. — Я вам уже сказал вчера: шультгейс мне не друг! Он тоже принимает меня за одного из этих бандитов!

— Да конечно, — проворчал <Фридрих. — Ведь он же сам их и послал...

— Фридрих убежден, что советник графа нанял этих людей, чтобы организовать нападение на кладбище, — объяснила Изер.

— Но ведь советник надеется на вас жениться? — удивленно уточнил Сэм.

— Он мошенник, — прошипел Фридрих. — Он хотел сломать руку Балтусу, чтобы тот не мог больше писать картины. Если не будет картин, то не будет наград за победу в конкурсе.

— А если не будет наград за победу в конкурсе, то увеличиваются шансы получить согласие на нашу женитьбу, — договорила Изер. — Он знает, что отец поддерживает этот союз, потому что больше всего на свете хочет, чтобы я ни в чём не испытывала нужды. Но если бы в доме опять появились деньги, он бы снова засомневался.

Значит, шультгейс устроил Балтусу ловушку, чтобы помешать тому участвовать в конкурсе... Так вот почему советник был недоволен появлением Сэма! Неожиданный гость оказался незапланированным пунктом в его плане и едва всё не испортил!

— А кроме того, — добавил Фридрих, — шультгейс занимается вещами, которые противоречат христианской морали. Я несколько раз был в его лаборатории. То, что он там делает, — это ведь колдовство! Таинственные порошки, старинные книги, банки с мертвыми животными... Нельзя пускать к нему Изер, он сведет ее с ума.

— У вас есть доступ к его лаборатории?

— Я служу лакеем в Принсенхофе — дворце, в котором он живет. Иногда прислуживаю ему в его башне. И когда он работает с этими своими проклятыми металлами, можете мне поверить, дым стоит такой, будто началось светопреставление!

— Мы там и познакомились, в Принсенхофе, — уточнила Изер. — И с тех пор... С тех пор мы любим друг друга.

Сэмюел вообще-то и сам догадался.

— И встречаетесь по ночам?

— Отец слышать не хочет о том, чтобы мы поженились, — с горечью произнесла она. — А у Фридриха, может, и нет богатства, но зато он честный и отважный. Не то что этот выскочка Клугг, шультгейс — он и есть шультгейс!

— Клугг? — воскликнул Сэм. — Так шультгейса зовут Клугг?

— Нуда, а что?

— Но... но тогда вы правы! Это он! Это шультгейс! Он заплатил бандитам, и у меня есть доказательство!

Фридрих смотрел на Сэма так, будто того ужалила змея, от яда которой сходят с ума.

— Он над нами тут что, смеется?

— Изер, вы помните? — взволнованно продолжал Сэм. — Куртка, которую я забрал у одного из разбойников... В подкладке обнаружился тайный карман, а в нем — вексель, подписанный Клуггом. Понимаете, то же самое имя! Он обещал три ливра и двенадцать су за исполнение какого-то поручения. А поручение наверняка и состояло в том, чтобы напасть на вашего отца!

— Подлый мерзавец! — воскликнул лакей. — Да ведь его за такое...

— Успокойся, Фридрих, я прошу тебя! А этот вексель, — продолжала Изер с надеждой в голосе, — он у вас? Если мы покажем эту бумагу отцу, то раскроем ему глаза!

— Увы! Вексель я отдал банкиру Гримальди, — признался Сэм. — Я не мог предположить, что он окажется так важен!

Повисла неловкая пауза. Влюбленные отвели взгляд, виду них был подавленный. Ведь избавление от шультгейса казалось уже таким близким!

— У меня есть одна идея, — заговорил Сэм.

У него в голове всё постепенно прояснялось. Если за нападением стоял Клугг, не мог ли он в тот момент прятаться где-то неподалеку, в лесу, чтобы убедиться в том, что всё пошло по плану? Согласно теории Сэма, когда Камень забрасывает путешественника в другую эпоху, монета должна находиться поблизости. Или, по крайней мере, не слишком далеко... Не было ли у Клугга в тот день с собой монеты?

— Он работает с металлами, правильно? — уточнил Сэм. — Я видел подсвечник, который он изготовил... А вы случайно не помните, монеты он никогда не делал?

— Производить монеты запрещено, — ответил Фридрих. — Зато я видел у него в лаборатории разные тарелки, медали и много других вещей.

Медали...

— Что вы задумали? — спросила Изер.

— Вам необходимо доказать подлость шультгейса, верно? Я отправлюсь за доказательством прямо к нему в лабораторию. А Фридрих меня туда отведет.

16 АЛХИМИК

— Пс-ст-т!

Сэмюел обернулся. Фридрих стоял на пороге двери в глубине комнаты и подавал ему знак рукой. Среди трех сотен приглашенных в огромном сводчатом зале Принсенхофа их, конечно же, никто не заметил. Штук тридцать портретов, принимающих участие в конкурсе, были развешаны по стенам, но большинство гостей собралось у огромного стола, где слуги в сером и черном (цвета графа) разливали горячее вино со специями. Толпа восторженно зашепталась, когда в зал величественной поступью в окружении советников вошел Филипп Добрый, одетый в блестящую красную мантию, отражающую отблески свечей. Шультгейс стоял в его свите.

— Пора! — шепнула Изер.

Сэмюел сделал вид, будто любуется картинами, и постепенно двинулся вглубь зала, держа в руках чашку с горячим напитком.

— Друзья мои, — мелодичным голосом провозгласил граф. — Добро пожаловать в Принсенхоф! Я уверен, что изображатели Брюгге создали удивительные портреты. Давайте же взглянем на их работу, и конкурс начнется!

Раздались возгласы одобрения, и Сэм проскользнул в приоткрытую дверь.

— На некоторое время все при деле, — шепнул Фридрих. — Пошли!

Они миновали несколько коридоров, пока наконец не дошли до башни, образующей угол дворца.

— Вот тут живет шультгейс, — сказал Фридрих. — Лестница вниз ведет в кухню, а вверх — в лабораторию.

— Мы никого тут не встретим?

— Сейчас все обслуживают прием, даже сам шультгейс.

— А как мы откроем дверь в лабораторию?

Фридрих потряс железным кольцом, к которому был прикреплен огромный ключ.

— Прекрасно, — одобрил Сэм. — Лучше тебе остаться здесь, чтобы предупредить меня в случае опасности.

— Ты не хочешь, чтобы я пошел с тобой?

— Если нас обоих поймают, будет совсем глупо. Лучше стой на страже, так надежнее. Есть какое-нибудь место, где можно спрятаться, если что-то пойдет не так?

— Верхний этаж над лабораторией, в самой верхушке башни.

— Хорошо. Если кто-нибудь появится, беги меня предупредить, вместе спрячемся наверху. Ну а если повезет, то нас не заметят.

— А как ты собираешься искать доказательство?

— Что-нибудь придумаю. Мне всё равно еще кое-что нужно оттуда забрать.

Сэмюел бросился вверх по лестнице. На второй лестничной площадке он вставил ключ в огромный замок в форме волчьей пасти, толкнул дверь, и та громко заскрипела. В комнате оказалось не так темно, как он себе представлял, благодаря двум довольно большим слуховым окнам, через которые внутрь проникал свет. Комната была круглой формы — ведь она находилась в башне, — и в ней в невероятном беспорядке громоздились книги, какие-то бутылки, столы, заваленные листами пергамента, чучела птиц, непонятные гравюры... Металлические инструменты свисали с потолка, подобно связкам сосисок, и в воздухе витал устойчивый запах гари — это немного роднило лабораторию с мастерской Балтуса. Перед дымоходом стояла кирпичная печь, в которой Клугг, несомненно, проводил свои опыты. Еще тут обнаружилась полка с чем-то вроде реторты, чтобы дистиллировать спирт, склянки с травами и порошками, банки с маленькими животными — мышами и ящерицами, либо засушенными, либо плававшими в зеленоватой жидкости. Сэм призвал все свои небогатые познания в алхимии: он, например, слышал о философском камне (спасибо Гарри Поттеру!), о производстве золота то ли из свинца, то ли из ртути — вот, собственно, и всё. Придется полагаться на интуицию...

Сэмюел подошел к печи, которая была с ним одного роста и от которой исходило приятное тепло. Нижняя часть алела горячими углями, а верхняя, напоминающая нечто вроде глиняного умывальника, представляла собой емкость, наполовину вкопанную в горячую золу. Так вот как они делали золото?

Правда, никаких следов самого золота в лаборатории что-то не видно... Сэм открыл большой сундук под первым окном и наткнулся там на целый склад тарелок и медалей, о которых говорил Фридрих. Это были, безусловно, оригинальные творения, все более-менее ровные, представлявшие собой разные попытки Клугга преуспеть в металлургии. Сэмюел даже узнал закрученные ветви, которые наверняка служили моделью, когда шультгейс создавал подсвечник для Изер. Но никаких монет...

Тогда он направился к письменному столу, стоящему у второго окна, и сердце его бешено заколотилось: тут, поверх горы книг, лежала целая стопка всевозможных эскизов Камня! Скетчи были выполнены по большей части углем, Камень изображался с разных углов, на одном из листов солнце с шестью лучами окружали цифры. Подробный чертеж с точными измерениями! Шультгейс явно пытался разгадать секрет Камня!

Сэм, дрожа, обошел письменный стол. Сел в кресло перед открытой старой книгой, с которой Клугг, вероятно, работал. Страницы покрывали таинственные символы, а также небольшие рисунки, изображавшие штук шесть Камней в разных обстановках: на фоне храма (возможно, греческого?), рядом с пнем, на склоне скалистого холма, у подножия скульптуры вроде тех, что стоят на острове Пасхи, и т.д. Настоящий каталог Камней! Сэмюел глубоко вздохнул, чтобы мысли не путались. Пробежал глазами по листу бумаги, на котором большими буквами были выведены несколько слов. Сэм предположил, что это перевод на латинский того, что написано в старой книге:

SI QUIS SEPTEM CALCULOS COLLEGERIT,

SOLIS POTIETUR.

SI EFFECERIT UT SEX RADII FULGEANT,

COR EJUS TEMPUS RESOLVET.

TUM PERPETUUM AESTUM COGNOSCET.

Красные чернила были еще совсем свежие — видимо, шультгейс прервал работу специально, чтобы присоединиться к торжественному приему. Сэм на чём свет стоит ругал свой встроенный переводчик, который не позволял понимать ничего, кроме местного языка. Эх, почему он не брал пример с Лили, которую мать заставила (очередная ее прихоть) заняться латынью! Ну что ж, текст наверняка важный — Сэм взял лист пергамента и спрятал под куртку, чтобы изучить позже. Стал листать страницы старой книги.

Там говорилось не только о Камне, но еще и о целой куче каких-то чудовищ и странных предметов, которые, видимо, в те времена использовались в магических ритуалах. По крайней мере, так можно было судить по картинкам: летучая мышь с лицом ребенка, чучело птицы, которое бьет крыльями, точно такая же печь, как в этой лаборатории, сучковатая палка, украшенная драгоценными камнями...

— Поучительно, не так ли?

Вопрос взорвался в мозгу у Сэма внезапно и оглушительно, как петарда. Он не видел и не слышал, чтобы кто-нибудь входил в лабораторию! Едва дыша, он оглянулся и столкнулся нос к носу с шультгейсом, вооруженным ножом. Удивительно, но советник графа не выглядел разгневанным — скорее наоборот, вид у него был вполне довольный.

— А я всё думал, почему ты покинул прием, мой мальчик! Точнее, нет, я об этом не думал, я сам всё видел.

Он указал на деревянную доску под одной из полок, которая была отодвинута от стены, и за ней обнаруживался темный коридор.

— В Принсенхофе есть свои секреты — точно так же, как и у тебя. Ты знаешь, как заставить работать солнце, не так ли? Ты ведь благодаря ему объявился здесь и бросился защищать Балтуса?

Сэмюел не мог ответить. Он сидел с раскрытым ртом и тупо таращился на шультгейса, не в состоянии вымолвить ни слова.

— И это ведь ты вчера приходил к банкиру Гримальди? Он описал мне твою мерзкую наружность... Рассчитывал получить три ливра, да?

Клугг выхватил из камзола лист бумаги и помахал у Сэма перед носом.

— Узнаёшь мой вексель? Какая жалость, что старая змея Гримальди не смог тебя поймать, это избавило бы меня от...

Он оборвал фразу, как будто боялся спугнуть жертву. Его ноздри как-то странно дрожали, и желтый свет глаз Сэму тоже совсем не нравился.

— Ты знаешь, сколько времени я занимаюсь солнцем?

Сэмюел молча показал лицом и плечами, что не знает.

— Больше года! С тех пор, как мне доложили об этой странной гравюре на кладбище Буа-Вьё. Могила, на которой стоит Камень с солнцем, настолько древняя, что говорят, будто она появилась тут еще раньше кладбища. Так складываются легенды... В тот день, когда я туда пришел, как раз хоронили жену Балтуса. Там-то я впервые увидел Изер. Два солнца сразу — не может быть, чтобы это было простым совпадением...

Свободной рукой шультгейс рассеянно перелистнул несколько страниц книги.

— Ты знаешь происхождение слова «алхимия», мой мальчик? Конечно же, нет. Оно происходит от еврейского слова «шемеш» — «солнце». Все мы происходим от солнца. Все и всё! Тепло, свет, жизнь... Только если алхимику удастся достичь чистоты огня, сможет он превратить металл в золото. Об этом говорится во всех алхимических трудах. А некоторые из них упоминают также сверхъестественное могущество солнца на камне... Например, «Трактат о тринадцати достоинствах магии», который я купил у одного араба. Это очень непростая книга, но в ней много полезных знаний. Я уже многие недели пытаюсь разгадать ее тайны — в частности, о том, как плавить монеты. Надеюсь, ты мне поможешь?

Клугг приставил нож к шее Сэмюела.

— Вам... вам помогу? — переспросил Сэм. — Как же я могу вам помочь? Я ничего не понимаю в этих письменах и...

— Ай-ай-ай! Я знаю, что ты запустил в действие солнце, мой мальчик. В прошлый раз, после того как ты там побывал, оно было теплым. К несчастью, сколько я ни прикладывал к нему монету, она так и не обратилась в золото. Думаю, жара было недостаточно. Но ты... ты ведь знаешь, как снова разогреть его посильнее, правда?

Острие ножа коснулось кадыка Сэма, и по шее покатилась капля крови.

— Думай хорошенько, мой мальчик. Ты украл платежный документ и попытался получить по нему деньги у банкира Гримальди. Проник ко мне в лабораторию в надежде что-то украсть и здесь. Никто меня не осудит, если я решу тебя арестовать. И даже если — увы! — при попытке ареста произойдет несчастный случай! Так что было бы гораздо лучше, если бы ты мне ответил: ты запускал в действие солнце на камне на кладбище Буа-Вьё? Да или нет?

У Сэмюела не оставалось выбора.

— Я... Да.

Шультгейс сильно вдохнул, и нож в его руке слегка задрожал.

— Хорошо, — проговорил он. — Хороший мальчик. А сейчас...

Тут в дверь трижды громко постучали.

— Хозяин, хозяин!

Это был голос Фридриха.

— Кто там?! — рявкнул шультгейс.

— Ван Тоддс, хозяин! Вы должны немедленно спуститься!

Ван Тоддс?

— Нападение на графа! Он требует вас к себе!

Шультгейс помедлил буквально долю секунды.

— Входите!

Фридрих открыл дверь и побледнел при виде оружия.

— Хозяин, что тут...

— Слушай меня, Ван Тоддс. Я только что поймал этого разбойника, который рылся у меня в лаборатории. Надо, чтобы ты присмотрел за ним до моего возвращения. И проследи, чтобы он ни с кем не говорил! Ясно?

Фридрих кивнул, ему явно было не по себе.

— А теперь объясни мне, что произошло.

— Один из гостей... — пробормотал Фридрих. — Он вынул кинжал, пока граф любовался портретами.

— Граф ранен?

— В руку, да, он послал меня за вами.

— А нападавший?

— За ним гонятся...

— Ладно. Возьми вот этот нож, Ван Тоддс, и присматривай за мальчишкой до моего возвращения. Если сделаешь всё как я велел, получишь щедрое вознаграждение.

Фридрих взял оружие, стараясь не встречаться взглядом с Сэмом. Шультгейс посмотрел на обоих и поспешно направился к двери. Но не успел он сделать и трех шагов, как Фридрих схватил сковородку с плоским дном, свисающую с потолка, и обрушил ее на голову хозяина. Раздался оглушительный удар — как решающий смэш в теннисе — и Клугг без единого звука повалился на пол: гейм, сет и матч![32]

— Я ее как увидел, у меня прямо руки зачесались! — мрачно посмотрел на сковородку Фридрих.

Он закрыл дверь ногой и повернулся к Сэму, который так и сидел не шевелясь.

— Ты нормально? Я подумал, что ты как-то долго не спускаешься, и решил подняться проверить, как ты тут. Но услышал голоса...

— А граф? На него действительно напали?

— Конечно, нет, просто мне нужен был какой-то повод! Но теперь мы уж точно должны доказать вину шультгейса. Ты нашел что-нибудь?

Сэмюел ответил не сразу.

— Ты... Твоя фамилия Ван Тоддс, да? — спросил он, улыбнувшись.

— Да, а что?

— Я дам тебе доказательство. Но ты за это пообещаешь мне, что женишься на Изер.

— Какое прекрасное обещание, друг мой! Да мне больше ничего в жизни не надо, только бы Изер стала моей женой! Вот только после того, что произошло, Клугг вряд ли осыплет нас цветами!

— Просто тебе нужно будет на время покинуть город. А может, и Изер забрать с собой. Что-нибудь придумаете... Самое главное — вы должны пожениться. Возьми вот эту бумагу, она убедит Балтуса.

Сэм показал Фридриху вексель, лежащий на столе, и всё время, пока молодой человек читал, не спускал с него глаз. Фридрих Ван Тоддс! Прапрапрапра... дед Алисии Тоддс! Но при условии, что Фридрих всё-таки женится на Изер и у них будут дети! Вот почему Изер и Алисия так похожи! Алисия — буквально копия своей далекой бабушки!

— Подлая свинья Клугг! — воскликнул Фридрих, дочитав бумагу.

— Надо поспешить, — сказал Сэм. — Шультгейс может в любой момент очнуться. Где тут ближайший выход?

— Внизу, в кухне. Но сначала мне нужно отдать этот документ Балтусу и объясниться с Изер. Иначе Клугг всю вину переложит на меня. А ты нашел то, что тебе было нужно?

— Почти...

Сэмюел наклонился над неподвижным телом шультгейса. Он почти не сомневался, что она здесь... Сунув руку под камзол советника, он нащупал на ремне штанов небольшой кошелек, завязанный веревкой. Так и есть, внутри лежала круглая монета с отверстием посередине.

— Фридрих, мне надо бежать, — сказал Сэмюел, стараясь не выдать своих эмоций. — Я очень... очень рад, что встретил вас, тебя и Изер. Так рад, что ты себе даже не можешь представить.

— Ладно тебе, Вааген, что за кислый вид! Мы еще увидимся! Может, встретимся в Мехелене? По-моему, отличная идея, как считаешь?

— Отличная идея, да, — прошептал Сэм.

Они пожали друг другу руки и бесшумно спустились по лестнице. Фридрих пошел по коридору, ведущему в зал приемов, а Сэм побежал дальше в направлении кухни. Сердце его разрывалось на части: с одной стороны, страшно не терпелось вернуться в свое время, а с другой — было больно навсегда прощаться с частью собственной истории. Попутно покидая Фридриха и Изер...

Может, вот в чём она заключается — цена путешествий?

17 ПЕРЕВОД С ЛАТЫНИ

Сэмюел, пошатываясь, поднялся на ноги. Вокруг было темно, но запахи в нос ударили знакомые: пахло старыми книгами, бумагой и пылью. Он снова в «Книжной лавке Фолкнера»! Сэм на ошупь достал мобильник из углубления в нижней части Камня и поздравил себя с тем, что наконец-то ему удалось привезти с собой доказательства. Он включил телефон и посветил вокруг синеватым слабым лучом экрана. Взглянул на дату и время: пятница, 11 июня, 16:42. Его не было сутки, придется что-то придумывать. Пустяки по сравнению с тем, что переживает отец в замке Влада Цепеша... Хотя, может, пока его не было, папа успел вернуться?

Сэм выбрался из укрытия в уже знакомом состоянии, похожем на морскую болезнь: казалось, весь дом ходит ходуном. Он поднялся на кухню и налил себе полный стакан воды. Поискал пакетик галет, нашел только какое-то старое отсыревшее печенье, довольствовался и этим — и включил телевизор рядом с микроволновкой. Должно быть, он всё еще находился под действием переброски, потому что человек, комментирующий видеоряд про львов в саванне, глупейшим образом повторял каждую фразу по два раза:

— Табата — самая игривая из всего приплода львицы / Табата — самая игривая из всего приплода львицы, а Паулус — самый отважный / а Паулус — самый отважный. Стоит его матери отвернуться / Стоит его матери отвернуться, как он тут же тащит братьев и сестер / как он тут же тащит братьев и сестер открывать для себя огромный мир / открывать для себя огромный мир.

Что же касается львенка по имени Паулус (Табата, Паулус — ну и странные же имена выбирают львицы для своих детенышей), то он два раза подряд наподдал одной и той же лапой по одному и тому же несчастному скарабею, который встретился ему на пути и вынужден был два раза перекувырнуться через голову. К счастью, минут через десять эхо начало слабеть.

Почти окончательно проснувшись, Сэм обратил внимание на две вещи: во-первых, честно говоря, от него не очень хорошо пахло (корыто с ледяной водой в доме у Балтуса — этого было маловато) и, во-вторых, на рубашке появились странные пятна. Сэм стянул ее через верх, не расстегивая, и, быстро осмотрев, понял: он засунул пергамент с записями шультгейса под куртку, и красные чернила отпечатались на белой ткани. Придя на кладбище, он приложил монету к солнечному кругу, но совсем забыл об одежде. Куртку распылило во время перемещения, как и спрятанный под ней лист бумаги. Дело было то ли в высокой температуре, то ли в энергии, производимой Камнем. В любом случае буквы отпечатались у него на рубашке. Хоть и наизнанку, но всё же...

Сэмюел побежал в свою комнату на втором этаже, взял бумагу и карандаш и, поглядывая на рубашку в зеркало, скопировал текст старой книги:

SI QUIS SEPTEM CALCULOS COLLEGERIT,

SOLIS POTIETUR.

SI EFFECERIT UT SEX RADII FULGEANT,

COR EJUS TEMPUS RESOLVET.

TUM PERPETUUM AESTUM COGNOSCET.

По правде говоря, и на листке в клеточку из XXI века, написанные карандашом XXI века, латинские слова не стали выглядеть понятнее. Наверное, Лили они бы впечатлили намного больше... Сэм выбрал кое-какие вещи у себя в шкафу и решил принять душ. Тем более что из-за резких скачков температуры он весь взмок! Задержавшись перед зеркалом в ванной, он себя едва узнал. Плечи как будто стали шире? И бедра тоже? И даже пушок на щеках теперь вроде бы гуще? Если, конечно, дело не в сильной усталости, из-за которой он просто выглядит старше...

Вытершись и побрызгавшись одеколоном, Сэм оделся, застегнул сумку и собрался ехать к бабушке. Он ломал голову, как бы ей объяснить свое отсутствие, и тут из кухни донесся грохот упавшего стула. Паулус и Табата выпали из телевизора, пока охотились на скарабея? На ватных ногах Сэм спустился по лестнице. Перед открытым холодильником стоял совсем другой хищник, загорелый и в элегантном костюме кремового цвета, — Рудольф, верный рыцарь тети Эвелин.

— Предложить вам что-нибудь выпить? — бросил Сэм как можно более непринужденным голосом.

Рудольф обернулся, стиснув зубы.

— Негодяй! — рявкнул он. — Так вот где ты прятался!

Он с грохотом захлопнул дверцу холодильника и в два шага пересек кухню. В правой руке у него был мобильный телефон, который Сэм оставил на столе.

— Ты что, издеваешься над нами? Ты представляешь, в каком состоянии дедушка и бабушка? И твоя тетя?

Рудольф занес руку для удара, но в последний момент ограничился лишь тем, что схватил Сэмюела за плечо. Сэм не двигался с места.

— Где ты болтался со вчерашнего дня? Мы тебя везде искали!

— Я был дома. Ведь это мой дом, правда?

— Пока твой отец не вернулся, ответственность за тебя несем мы, твои родственники! И ты должен нас слушаться!

— Вы мне не родственник!

Глаза Рудольфа налились кровью: он явно еле сдерживался.

— Это мы еще посмотрим! — взвизгнул он. — А телефон? Лили думала, что потеряла его. А ты его украл! Зачем? Чтобы продать? Да ты уже даже выглядишь не лучше всех этих торчков, которые готовы на что угодно, лишь бы раздобыть новую дозу!

Сэмюел хотел сказать ему, что ничего не воровал и Лили самой вздумалось одолжить ему телефон — более того, она даже не спросила его мнения! Но это только создало бы кузине лишние сложности.

— Вы же видите, что я его не продал, раз он всё еще здесь!

— Мне бы следовало отвести тебя в полицию, они бы тебя быстро отучили врать. Проходимцы вроде тебя, если в них сразу же не пресечь дурные наклонности... Скажи спасибо тете, без нее я бы уже взял дело в свои руки!

Да уж, спасибо большое.

Продолжая крепко держать Сэма за плечо, Рудольф потащил, его на улицу к машине. Сэм почти не сопротивлялся: всё равно ему не очень хотелось тащиться к дедушке и бабушке на автобусе. Платой за комфорт стала необходимость выдержать подробный допрос с пристрастием, приправленный едкими замечаниями о том, как это безответственно со стороны Аллана — оставить сына одного. Сэм прикусил губу и изо всех сил напоминал себе о том, что молчание — золото.

Стоило им приехать и войти в дом, как лжедядя тут же стал совершенно другим: из агрессивного бульдога превратился в сенбернара-защитника, который привел в овчарню заблудшую овечку.

— Я его нашел, хоть это и было непросто! Утверждает, что ночевал на Барнбойм, но не думаю, что ему можно верить!

Бабушка бросилась к Сэму и осыпала его поцелуями.

— Мой малыш! Мой хороший! Я так испугалась! Так испугалась! Объясни мне, что произошло!

— Бабушка, мне было необходимо побыть одному. Имею я право немного пожить у себя дома?

— Ну конечно! Но почему ты убежал? Вот так, ни слова не сказав, не предупредив!

— Если вам интересно мое мнение, — вмешался Рудольф, — ему просто не хотелось находиться здесь, когда придут результаты из школы.

Ой, результаты... Он о них совсем забыл. Спасибо, Рудольф!

— Да, они пришли сегодня утром, — подтвердил дедушка. — Отметки не слишком высокие, но мальчика нужно понять, ему в последнее время пришлось нелегко. Ну и к тому же не так всё и плохо!

— И тем не менее я продолжаю считать, что на будущий год вам следует отправить его в интернат, — настаивал Рудольф. — Если... если Аллан не вернется, придется вам всё-таки на это решиться.

Повисла мрачная тишина, которую первым нарушил Сэм.

— Он вернется, — твердо сказал он громким голосом. — Я обещаю вам, что он вернется!

Дедушка кивнул.

— Конечно! Аллан всегда возвращается! Кстати, Сэмми, тебе звонил твой товарищ. Онк или Монк, я не разобрал.

Монк? Монк звонил?

— И... И чего он хотел?

— Просил напомнить тебе про завтрашний турнир по дзюдо. Мне показалось, для него очень важно, чтобы ты там был.

Разумеется, ведь Монк решил у всех на глазах разорвать его на части!

— Вообще-то я не в очень хорошей форме, — замялся Сэм. — На этой неделе почти не тренировался, так что если хотите, чтобы меня в первом же раунде вытурили...

Бабушка, снисходительно улыбнувшись, похлопала его по руке, но Рудольф был настроен иначе.

— Если вы сейчас уступите, то сослужите ему дурную службу! Особенно после того, что он сделал! Сэмюелу необходимы жесткие правила и дисциплина, и соревнование — лучший способ вырабатывать характер! Если он опустит руки перед первым же препятствием, как он станет справляться с трудностями в будущем?

Что за чушь плел этот тип в костюме? Увы! Бабушке, похоже, его доводы показались убедительными.

— Но ведь ты так любишь дзюдо, правда?

— Да... Просто я немного устал...

— Думаю, Аллану хотелось бы, чтобы ты пошел на турнир, — подытожил дедушка.

Рудольф победил. Он с ликованием добил противника последним ударом:

— Мы могли бы его проводить, это придаст ему сил! И, по крайней мере, будем знать, где он!

Сэмюела на весь вечер отправили в его комнату и запретили разговаривать с Лили, чтобы не допустить пагубного влияния на девочку. Последней каплей стала пресловутая «кража» мобильника, и дедушка с бабушкой решили, что всё-таки должны наказать внука. Удивительно, как в присутствии Рудольфа ситуация обязательно поворачивалась, не в пользу Сэма! За ужином ему пришлось выслушать новую волну обвинений — на этот раз от тети Эвелин: учится плохо, чуть ли не преступник, вырастет — станет бездомным попрошайкой, ну и так далее. В общем, с его будущим уже всё примерно было понятно: если отец не вернется, Сэма отправят в интернат-тюрьму под названием Мериадек, в США. И он снова решил, что лучшей реакцией будет молчание.

Оказавшись у себя в комнате, Сэм взял несколько листов бумаги, кое-что на них написал и скомкал в бумажные снежки. Выйдя на балкон, он зашвырнул снежки в раскрытое окно Лили — ему необходимо было с ней поговорить... Она еще сидела внизу с мамой, но должна ведь она когда-нибудь вернуться к себе и обнаружить на плюшевом ковре послание от Сэма! Дожидаясь ее, он уселся за компьютер. Поискал в интернете «Ганс Балтус» — безрезультатно. Существовало несколько Гансов Балтусов — например, один музыкант и один чемпион-велосипедист, — но ни одного средневекового художника с таким именем. Сэмюел узнал, что «клугг» — или клуг — это разновидность кекса с ромом, Изер — река неподалеку от Брюгге, ну а сам Брюгге, как он и предполагал, находится в северо-западной части Европы. Сэм послонялся по виртуальным художественным галереям фламандской живописи, но не слишком успешно: о картинах Ван Эйка информации было сколько угодно, а вот от портрета Изер, похоже, не осталось и следа. Две белые руки и черное платье, которые он с таким усердием писал, не вошли в историю!

Тут компьютер смешно чирикнул — значит, Лили вошла в чат, ссылку на который Сэм указал в своих бумажных снежках. Имя нового пользователя: мальчикспляжа.

ЛИЛИ: Молодец! Моя комната = корзина для мусора! Ладно, шучу, я рада, что мы можем спокойно поговорить. Не знаю, что нашло на маму, наверное, это всё Рудольф. Тут все на голове стояли! Ты как, нормально? За ужином вид у тебя был не очень.

СЭМ: Я не нашел папу, промахнулся с эпохой. Ты сохранила монеты?

ЛИЛИ: Я видела в Книге времени. Ты был в Брюгге 1430 года, да? Монеты ок, они у меня в сумке. Я всё время думала о тебе!

СЭМ: Спасибо огромное. Если бы не ты, меня бы там сто пудов повесили! Потом расскажу. Как твой латинский? Мне нужно, чтобы ты кое-что перевела. Возможно, это что-то важное:

SI QUIS SEPTEM CALCULOS COLLEGERIT,

SOLIS POTIETUR.

SI EFFECERIT UT SEX RADII FULGEANT,

COR EJUS TEMPUS RESOLVET.

TUM PERPETUUM AESTUM COGNOSCET.

Сам я ни слова не понимаю! Спасибо!!!

Лили пообещала перевести как можно скорее, а если с чем-то не разберется, позвонить учительнице, которую ей нашла мама. Сэмюел воспользовался паузой, чтобы ненадолго прилечь. Он уже совсем засыпал, когда в дверь вдруг тихонько постучали.

— Сэмми? Можно к тебе?

— Конечно, бабуль, входи.

Бабушка закрыла за собой дверь так осторожно, словно не хотела, чтобы кто-нибудь узнал, что она тут.

— Только не думай, будто мне доставляет удовольствие заставлять тебя здесь сидеть взаперти! — прошептала она. — Но ты ведь не хочешь объяснить, что происходит... Мобильный телефон, эти твои побеги, не можем же мы с дедушкой просто смотреть на это и ничего не делать!

— Бабуль, я ни в чём тебя не виню.

— Я знаю, — сказала она, усаживаясь у Сэма в ногах. — Это-то меня и беспокоит... Но я пришла не для того, чтобы читать тебе нотации. Тебе уже и так досталось от Эвелин. Я пришла, чтобы кое в чём признаться. Не знаю, вдруг это тебе поможет... Дедушка ведь рассказывал об археологической практике в Египте, на которую однажды ездил Аллан? Говорил тебе, как я тогда перенервничала?

— Ты боялась, что с ним что-то случилось, да? Но вы были в США и не могли оставить свой магазин в Чикаго, чтобы полететь в Египет.

— Если бы возникла необходимость, мы бы, конечно, полетели. Но в каком-то смысле нужды в этом не было. Как бы тебе объяснить... Даже за тысячи километров от Аллана я чувствовала, что он в опасности. Но клянусь тебе, Сэмми, я была на сто процентов уверена в том, что он жив. Ночью у меня случались такие, знаешь, короткие вспышки. Я бы соврала, если бы сказала, что видела его во сне. Это было не совсем так — я скорее чувствовала его присутствие. Матери в таких вещах не ошибаются, понимаешь, даже во сне. Он был там, окутанный туманом, среди каких-то странных построек, похожих на декорации в кино. Иногда он улыбался, а иногда морщился, как будто от боли.

Бабушка разволновалась, и Сэм обнял ее.

— Бабуль, я тебе верю.

— Ты очень хороший мальчик, мой дорогой Сэмми. К сожалению, это еще не всё, — всхлипнула она. — В тот день, когда... когда твоя мама вылетела с дороги на обочину... Помнишь, ты тогда лежал в больнице?

Конечно, Сэм до мельчайших подробностей помнил этот страшный день. Ему сделали операцию по удалению аппендикса, и о том, что случилось с мамой, Сэму сообщила медсестра. Ее звали Белинда, у нее были рыжие, похожие на квашеную капусту волосы и большие черные глаза, немного глуповатые. Испуганное выражение ее лица навсегда врезалось Сэму в память.

— Когда нам позвонили из полиции, я в первую секунду поняла, что надежды нет. Полицейский говорил, что ее увезли на скорой, но я уже всё знала точно. Как и в случае с твоим папой, я это просто почувствовала.

Сэмюелу совсем не хотелось погружаться в те ужасные воспоминания — особенно сегодня. Сейчас лучше было сосредоточиться на настоящем. Ну или, в данном случае, на прошлом...

— А сейчас, бабуль? Что ты чувствуешь про папу?

Она посмотрела ему прямо в глаза, и по щекам покатились две блестящие слезы.

— Он жив, мой хороший, я в этом уверена. Поверь своей старой бабушке: он жив!

— А... он улыбается или морщится?

— Ну... В последнее время в моих видениях туман такой густой, что за ним трудно что-нибудь разобрать. Но он там, это точно! Так что я очень тебя прошу, Сэмми, не делай глупостей. Я не хочу, чтобы, вернувшись, твой папа обвинил нас в том, что мы за тобой не уследили!

Она поцеловала Сэма в лоб и на цыпочках вышла из комнаты, после чего расплакалась уже от души. Сэмюел несколько минут вертелся с боку на бок, обдумывая только что услышанное. Папа жив... Можно ли слепо доверять бабушкиным видениям? Однажды Мейврик, учитель физики, обсуждал с ними предсказания и другие экстрасенсорные способности. Мейврик говорил, что люди, которые утверждают, будто переживали явления подобного рода, всего лишь заставляют свою память функционировать избирательно: «Если я десять раз повторю себе, что из-за угла сейчас выедет синяя машина, — объяснял он, — и в десятый раз синяя машина наконец появится, я, вероятнее всего, забуду про первые девять промахов и запомню только этот, десятый, удачный случай. Могу ли я после этого утверждать, что наделен даром ясновидения? Конечно же, нет. Просто нам утешительно полагать, будто мы управляем тем, что на самом деле нам неподвластно...»

Неделю назад Сэм не сомневаясь применил бы это объяснение и к бабушкиному рассказу — она всего лишь интерпретировала на свой лад события, которые уже произошли и были чистой случайностью. Но вот, спустя всего неделю, его взгляд на многие вещи изменился. Больше он уже ни в чём не может быть уверен!

Сэм лежал и размышлял над всем этим, и из-за стены до него доносилось приглушенное бормотание: это Лили рьяно принялась за перевод его текста. Утомившись ожиданием, он в конце концов уснул...

Около часа ночи его сон прервал коротенький компьютерный «бульк». Сэм бросился к монитору: одно новое сообщение от мальчикcпляжа. Он кликнул на него мышью.

ЛИЛИ: Спасибо за задание на каникулы! Сама я не справилась, так что в итоге мне помогла учительница латинского по электронной почте. Хорошо, что она меня любит! Вот как это переводится:

ТОТ, КТО СОБЕРЕТ ВСЕ СЕМЬ ЖЕТОНОВ,

СТАНЕТ ВЛАСТЕЛИНОМ СОЛНЦА.

ЕСЛИ ОН СМОЖЕТ ЗАЖЕЧЬ ШЕСТЬ ЛУЧЕЙ,

ЕГО СЕРДЦЕ ПРЕВРАТИТСЯ В КЛЮЧ, ОТПИРАЮЩИЙ ВРЕМЯ.

И ТОГДА ОН ПОЗНАЕТ БЕССМЕРТНЫЙ ЖАР.

Сэмюел несколько раз перечитал послание, пытаясь разобрать его смысл. Семь жетонов, властелин солнца, зажечь шесть лучей, бессмертный жар... Конечно, всё это имело прямое отношение к Камню. Однако некоторые выражения были не слишком очевидными, и он понимал, что Клугг вполне мог решить: приложив монету к солнцу, превратишь ее в золото. Но тут речь шла не об алхимии, а всего лишь о «путешествии»: его сердце превратится в ключ, отпирающий время!

СЭМ: Ты самая невероятная из всех двоюродных сестер этой галактики!!! Слушай, вот как я понимаю этот текст. По-моему, жетоны = монеты. То есть нужно собрать вместе 7 монет с отверстием, чтобы Камень по-настоящему заработал (в можно будет самому выбирать время?). 6 лучей — это лучи солнца. Как их зажечь? Понятия не имею. Солнце должно как-то загореться, наверное? Бессмертный жар — похоже, это про то жжение, о котором я тебе говорил: ты как бы горишь, но при этом не умираешь = жар + бессмертие... Ну, я так считаю! А ты что думаешь?

Он подождал, надеясь, что мальчикспляжа подтвердит его догадки, но четверть часа спустя вынужден был признать: по всей видимости, мальчикспляжа уже крепко спит...

18 СЮРПРИЗ

Это был знаменательный день — и толпа ему соответствовала: на парковке спортклуба негде было яблоку упасть. Рудольф ругал весь белый свет (слабое утешение), пока смог наконец припарковать свой сверкающий новенький внедорожник «порше» в ста метрах от входа, за каким-то обшарпанным зданием. Он, наверное, уже жалел, что вызвался сопровождать Сэма. Бабушка надела нарядное платье в цветочек, которое придавало ей цветущий вид, хотя на душе у нее было довольно пасмурно. А дедушка без конца говорил на такие увлекательные темы, как красная фасоль в банках и другие наиболее популярные у американцев виды консервированных продуктов. Сэм за всю дорогу ни разу не раскрыл рта, чтобы все понимали, что везут человека на бойню против его воли, — потому что так оно, черт возьми, и было. Тетя Эвелин не соизволила к ним присоединиться — гораздо более полезным в воспитательном отношении видом спорта она считала хоккей и тысячу раз говорила об этом Аллану. Что же до Лили, то ее попросту с собой не взяли, чтобы держать подальше от кузена. Утром Лили прислала Сэму сообщение о том, что всё равно она заказала себе кучу книг в библиотеке и в любом случае не смогла бы с ними поехать. В каком-то смысле Сэмюел был этому даже рад.

Войдя в спортивный зал, он инстинктивно первым делом поискал глазами Монка. Трибуны были уже наполовину заполнены, зрители шумно разговаривали, и их голоса гулким эхом отражались от металлического потолка. Прожекторы, установленные под самой крышей, освещали шесть матов-татами, которые сейчас с проверкой обходили арбитры. Капитаны команд переговаривались друг с другом, несколько дзюдоистов разогревались, одетые в тренировочные костюмы, а в судейском углу изучали таблицу матчей на мониторах. Только вот Монка что-то было не видно... Острый бронхит? Вывихнул руку, когда намазывал себе бутерброд арахисовым маслом? Внезапно проснулась совесть и он решил, что ему противна мысль о том, чтобы выбивать зубы младшим товарищам? Придумывать причины, почему Монк не явился на соревнование, можно было бесконечно...

Сэмюел оставил родных на трибуне Николя Жиля — по имени великого канадского чемпиона — и без особого энтузиазма двинулся в направлении раздевалок. По дороге он столкнулся с мастером Яку, приветствовавшим его едва заметной улыбкой. Мастер Яку всегда был очень сдержан, что не мешало ему проявлять живейший интерес к своим ученикам и о некоторых знать даже больше, чем знают их собственные родители. Именно этими его человеческими качествами объясняли умение Яку — в те времена, когда он еще участвовал в чемпионатах, — предугадывать действия противника.

— Я рад, что ты пришел, Сэмюел, — сказал он. — Знаю, ты не горел желанием участвовать в состязании, но это будет для тебя полезный опыт. Не бойся доверять себе, хорошо? А теперь иди переодевайся и как следует разомнись.

Сэм буркнул невнятное «спасибо», по-прежнему убежденный в том, что на самом-то деле ему бы следовало немедленно сесть в самолет и улететь на другой конец земли. Он выбрал себе шкафчик подальше от входа и медленно начал раздеваться, стараясь не слушать шутки ребят по поводу предстоящего состязания. Младше него тут почти никого не было — ведь четырнадцать ему исполнилось всего неделю назад! — так что его шансы достойно выступить на соревнованиях стремились к нулю. Он надел кимоно — точнее, дзюдоги, — повязал свой недавно полученный коричневый пояс[33], сделал несколько отжиманий и других упражнений и одним из последних вышел в зал.

Перед судьями выстроилось примерно шестьдесят участников соревнования, и шум на трибунах продолжал расти по мере того, как зрителей прибывало. Конечно, и Монк всё-таки был тут как тут, гора мускулов и агрессии. К счастью, он не видел, как пришел Сэм, потому что слишком увлекся: задирал долговязого блондина, одного из своих потенциальных противников. Сэмюел встал на другом конце строя и опустил голову. Из колонок полилась фольклорная музыка, и ведущий объявил соревнования по дзюдо Сент-Мэри — Фонтана открытыми. Рассказывали, что Сент-Мэри и Фонтана культивировали взаимное соперничество со времен основания обоих городов и между ними на протяжении ста пятидесяти лет регулярно вспыхивали жестокие схватки. После Второй мировой войны оба муниципалитета сообща решили заменить варварские драки совместными праздниками и мирным добрососедством. Клубы дзюдо вдохновились этой традицией и стали организовывать встречи во всех категориях для ребят 11–13 и 14–16 лет, и победитель становился кем-то вроде регионального чемпиона. В прошлый раз Сэм выступил совершенно позорно, встретившись с несокрушимым Монком еще в одной тридцать второй финала, где тот расплющил его как блин на 43-й секунде боя. Монк, который был всего на несколько месяцев старше Сэма, получил тогда кубок в категории 11–13 лет, а сегодня, конечно, рассчитывал получить еще и чемпионское звание в категории 14–16. Да и кто, в общем-то, мог ему в этом помешать? Может, он и не был тут самым старшим, но уж точно был самым здоровенным, а главное — самым хитрым. Каждый участник соревнования молил бога о том, чтобы ему не выпало драться с Монком!

Сэмюел направился к татами, где должен был состояться его первый бой. Он бросил взгляд на трибуну Николя Жиля, откуда ему подбадривающе махала бабушка. Взял в руки красный пояс, который протянул ему арбитр, повязал его поверх своего и встал напротив Пита Морета, своего товарища по клубу. Команда Сент-Мэри была гораздо более многочисленная, поэтому руководство соревнований давно приняло решение, что противников будут выбирать независимо от того, из какого города участник. Вот почему Сэму запросто мог выпасть шанс драться со своим земляком Монком.

— Хаджиме![34] — объявил арбитр.

Сэмюел сделал два шага вперед и попытался ухватиться за рукав дзюдоги Пита Морета. Конечно, можно было прямо сейчас проиграть, чтобы выбыть из состязания, но он не доставит такого удовольствия Рудольфу. К тому же Пит не относился к самым сильным ученикам мастера Яку, и поражение Сэма в этом бою показалось бы учителю подозрительным. Так что Сэм позволил Питу выдохнуться, выжидая момента, когда можно будет использовать свой фирменный прием — коши-гурума, бросок через бедро, — но при первом же удачном случае подсек его опорную ногу и швырнул противника на мат. Арбитр объявил:

— Вадза-ари![35]

Вадза-ари — значит, семь очков в кармане, прекрасное начало.

Сэм продолжил схватку в партере, применив один из своих любимых приемов удержания: правой рукой крепко обхватил Пита за шею, а левой придавил к земле и удерживал под весом собственного тела. Противник лежал под ним, придушенный, и Сэм мысленно отсчитывал секунды.

— Иппон![36] — объявил арбитр.

Иппон – это высшая оценка, десять очков, которые означают победу!

Сэмюел и Пит поднялись, поправили на себе кимоно и поприветствовали друг друга. Арбитр вытянул руку в направлении Сэма, чтобы указать победителя.

Бабушка и дедушка бешено зааплодировали внуку со своих мест.

Пока Сэм надевал тапочки, чтобы дойти до раздевалки, сладкий голос Монка пропел у него над ухом:

— Неплохо, Фолкнер. Пит Морет — это твой уровень, да... Я бы очень огорчился, если бы ты ему проиграл. Ну, ты понимаешь, о чём я.

И он выразительно сжал кулачищи.

— Я рад, что не разочаровал тебя, Монк.

Сэм не стал дожидаться продолжения разговора и поспешил убраться: зачем лишний раз подвергать себя унижению? Можно было бы разузнать, ждет ли его схватка с Монком, но об этом думать не хотелось. Он укрылся в туалете — там было спокойнее — и вернулся в зал только ко второму бою.

Дальше всё разворачивалось как во сне. С жеребьевкой ему повезло: до одной шестнадцатой финала попадались только такие противники, которые оказывались ему по плечу и которых ему в прошлом уже доводилось побороть как минимум по одному разу. К тому же он чувствовал себя в прекрасной форме и выполнял захваты с непривычной легкостью. Он всегда был неплохим дзюдоистом, по крайней мере в том, что касается подвижности и техники, но обычно ему не хватало силы во время выполнения бросков и удержания в партере. Однако сегодня приемы, требующие силы, давались ему проще обычного. Когда он взглянул на свое отражение в зеркале в туалете, собственные бедра и плечи показались ему более мощными, и он решил, что, наверное, и в самом деле успел нарастить мышцы. Может, это из-за пробежки в колесе в порту? Или благодаря беготне по кладбищу Буа-Вьё? А может, путешествия во времени сами заменяют тренировки в тренажерном зале?

Приободренный успехом, он спокойно вышел на свой четвертый бой. На этот раз противником Сэмюела оказался незнакомый ему парень из Фонтаны, обладатель коричневого пояса, быстрый и нервный. Он не дал Сэму опомниться и сразу же заработал юко — пять очков, — подхватив его правую ногу и удерживая на месте, пока Сэм тщетно пытался защищаться. К счастью, он упал на бок и смог свернуться в клубок, чтобы избежать удержания. В партере бой не продолжился, арбитр прервал схватку командой «Мате!», и противники снова сошлись. Только на последней минуте Сэмюел вдруг нашел решение, выполнив не вполне обычный уки-отоси: противник сделал неосторожный выпад, Сэм притянул его к себе и, слегка присев, резко швырнул в противоположном направлении. Выбитый из равновесия два раза подряд, дзюдоист из Фонтаны опрокинулся на спину, и это принесло Сэму прекрасную вадза-ари. Семь очков против пяти, победа с минимальным преимуществом...

Бабушка была вне себя от радости, когда в полдень они встретились в кафетерии рядом со спортклубом.

— Четвертьфинал, Сэмми! А ты не хотел идти!

— Мне просто повезло, — бросил он, не поднимая глаз от тарелки со спагетти болоньезе.

— Уж это точно! — подхватил Рудольф. — На левом ковре всё было совсем по-другому! Там ребята, похоже, гораздо более крупные и сильные. Особенно тот, с которым ты в начале разговаривал в зале...

— Монк?

— Может быть! Этот тип — ну натуральный мясник! Он каждого вырубал меньше чем за минуту!

— И... Тебе, возможно, придется с ним драться? — забеспокоилась бабушка.

— Я не смотрел таблицу, — уклончиво ответил Сэм. — Всё равно дальше я сегодня уже вряд ли пройду. Можно мне еще макарон?

Когда все уже ели десерт, Рудольф достал мобильный телефон Лили и с загадочным видом положил его на стол.

— У меня тут был к тебе вопрос, Сэмюел... Телефон ты не продал, но ты ведь им пользовался, так? Фотографировал?

«Черт!» — выругался про себя Сэм. Не хватало только, чтобы этот придурок копался в фотографиях из Брюгге! Хорошо еще, что Сэм хотя бы стер неудачные снимки с рыцарями!

— Рудольф, вы что, рылись в телефоне? Вряд ли это понравится Лили...

Рудольф стукнул кулаком по салфетке.

— Ты, может, еще учить меня будешь? Что это за фотографии?

— О чём ты, Рудольф? — забеспокоился дедушка.

— О старом городе под снегом. Под снегом, в это время года, представляете? Интересно, где он мог такое сфотографировать!

— Ну, мало ли всего удивительного происходит, — вздохнул дедушка.

— Вы что, не понимаете?! взорвался Рудольф. — Он ведь всё это время просто издевался над нами! Не был он у себя дома! И в прошлые выходные ни на каком вокзале не ночевал! Он шляется где-то, неизвестно где!

На секунду Сэмюелу показалось, что его раскрыли. Рудольф смотрел на него очень нехорошим взглядом, будто бы всё происходящее для него, лже-дяди, — личное оскорбление. А что если Лили проболталась? Нет, не может быть. Просто Рудольф не мог вынести, когда ему кто-то не подчинялся.

— В четверг по телевизору была отличная передача о городах Европы, — сказал Сэм. — Вы не смотрели? Я просто сфотографировал экран.

— Врешь! Фотография с экрана не получилась бы такой четкой!

— Вы ошибаетесь, Рудольф, у этой камеры очень хорошее разрешение. Два миллиона пикселей, если не ошибаюсь... Вы же всегда выбираете лучшее, правда? А теперь прошу прощения, мне нужно пойти разогреться.

И он поспешил встать из-за стола во избежание дальнейших расспросов...

Когда Сэм вошел в зал, перерыв был еще в полном разгаре. Многие обедали, дожевывая прямо на трибунах свой сэндвич, а участники соревнования разбились на группы рядом с татами.

— Ну ты сегодня молодец! — похвалил Сэма Пит Морет. — Никогда еще не видел тебя на таком подъеме!

— Спасибо!

— Ты знаешь, с кем встречаешься в четверти?

— Я... Я пойду посмотрю.

На самом деле Сэм сначала зашел в раздевалку, потому что увидел рядом с мониторами Монка, а ему совсем не хотелось выслушать от него новую порцию издевательств. Монк рядом с мониторами... От этой мысли у Сэма вдруг потемнело в глазах, пока он мыл руки в туалете. Монк рядом с мониторами! Ну конечно, какой же он идиот!

Сэм быстро надел кимоно и поспешил к судейскому столу. Монк — компьютерный гений, Кэти ведь ему говорила. Именно Монк отвечал за работу компьютеров в спортклубе — и мог запросто подтасовать результаты жеребьевки так, чтобы Сэм прошел несколько туров и в конце концов они обязательно встретились! Может, он нарочно назначил ему слабых соперников... Это объясняло, почему утром у него всё получалось так легко!

— Извините, у вас есть таблица четвертьфинала?

Джонатан Робин, секретарь клуба, послал таблицу на печать, вынул лист из принтера и протянул Сэму:

— Удачи, Фолкнер!

Сэм погрузился в таблицу со стрелками и прямоугольниками. Четвертьфинал А: Джерри Пэкстон против Сэмюела Фолкнера. Уф! Не Монк! И Джерри Пэкстона Сэм знает — не монстр, но крепкого сложения и очень упрямый, проиграть ему будет не позорно! Проиграть и таким образом избежать встречи с Монком! Сэмюел выдохнул и улыбнулся: он станет защищаться не слишком активно — и выйдет из турнира целый и невредимый, но при этом вполне достойно! И пусть Рудольф подавится своими рассуждениями о дисциплине и характере! В худшем случае, если Пэкстон допустит грубую ошибку... Сэм снова заглянул в таблицу: Четвертьфинал В: Милтон Фарли против Рональда Джоли. Значит, в худшем случае в полуфинале он встретится с одним из этих двоих! Жизнь прекрасна при любом раскладе!

Сэм оглядел трибуны, пытаясь обнаружить своего следующего противника. Публика возвращалась в зал, чтобы продолжить смотреть турнир, и многие зрители пересаживались или стояли в проходах, дожидаясь своих друзей. Джерри наверняка тусуется со старшими на северной галерее... И вдруг Сэма будто молнией ударило. Пэкстон действительно оказался на северной трибуне, но он сидел в стороне от остальных ребят, на одном из нижних рядов, и его рука нежно приобнимала за плечи Алисию Тоддс... Его Алисию Тоддс! АЛИСИЯ ТОДДС ЗДЕСЬ! И она встречается с Джерри Пэкстоном!

Сэму пришлось прислониться к рекламному стенду, чтобы не упасть. У него перед глазами снова возник образ Изер и наложился на внешность Алисии в узких джинсах и черной короткой майке с открытым животом. Ее красота освещала весь спортивный зал — Сэм видел это даже с такого расстояния. Пэкстон жадно целовал ее — так, будто она только что приехала, и пальцы их рук нежно переплетались. Сэму показалось, что его сейчас вырвет... От охватившей его радости не осталось и следа, и он почувствовал, как сердце буквально съеживается в груди. Дыхание стало прерывистым, перед глазами всё поплыло. Алисия... Конечно, момент был не самый подходящий, но ему необходимо было с ней поговорить. Между ними существует связь, о существовании которой она даже не догадывается, но эта связь сильнее всего на свете. Сильнее робости Сэма и его страхов... Да, он просто обязан с ней поговорить.

Он, как робот, двинулся в направлении северной трибуны и неловко остановился прямо перед влюбленной парочкой.

— Привет!

Они посмотрели на него, удивленные тем, что кому-то вздумалось их отвлекать.

— Фолкнер? — проворчал Джерри. — Вроде бы начало еще не объявляли?

— Нет, но дело в том...

— Мы с Сэмюелом давно знакомы, — перебила его Алисия голосом, от которого стало хорошо на душе. — Жили раньше по соседству.

Она посмотрела на Сэма, и он не мог прочитать ее взгляд: в нем были одновременно и интерес, и любопытство, и, возможно, немного горечи, но главное — воспоминания, так много воспоминаний! Сэмюел впился ногтями в ладонь, чтобы не заплакать.

— Да ладно, ты знаешь Фолкнера? — удивился Пэкстон. — Ты мне не говорила!

— Мы не виделись уже года три... — ответила Алисия. — Я понятия не имела, что он захочет с нами заговорить! Наверное, это только из-за предстоящего боя...

— Прости меня, — проговорил Сэм. — Я... Я повел себя ужасно глупо. Надо было прийти к тебе и всё объяснить. Но у меня в голове тогда такая каша была! Я виноват... А ты... ты изменилась!

«Ты ужасно красивая, — добавил он про себя, — и наверняка по мне видно, что я по-прежнему в тебя влюблен».

— Надеюсь, это комплимент, — рассмеялась Алисия. — Ты тоже подрос.

Пэкстону надоело слушать их разговор:

— Ладно, Фолкнер, давай! Сейчас на татами разберемся, окей? Лучше пойди пока разогрейся с малышом Моретом, тебе это пригодится.

— Да-да, не буду вам мешать...

Он попятился прочь от трибуны, понимая, что выглядит ужасно глупо. Алисия не отрывала от него взгляда, а Пэкстон провожал презрительной ухмылкой, как бы говоря: «Вали, недомерок, ты до этого еще не дорос! Алисия — моя!»

О том, чтобы сдаться в предстоящем бою, больше не могло быть и речи...

19 «ХАНСОКУ-МАКЕ!»

Поединки финального этапа соревнований проходили на центральном татами. Четвертьфинал младшей категории завершился, и настало время группы 14–16 лет. Сэм, охваченный глухой яростью, немного потренировался с Питом. Время от времени он бросал взгляд на Алисию, но она сидела отвернувшись в другую сторону. Ну ничего, в конце концов она обязательно на него посмотрит.

— Сэмюе-е-е-ел Фолкне-е-ер!

Под шум аплодисментов он вышел на ковер и поклонился сопернику.

— Хаджиме!

Начало схватки было непростым. Сэмюел и Джерри устроили настоящий рукопашный бой, стараясь поймать друг друга за рукав или отворот дзюдоги. Сэм был не намерен сдаваться: шесть веков назад он помог прапрапра...бабушке Алисии Тоддс избавиться от шультгейса, и теперь он не позволит, чтобы над ним насмехались в присутствии прапрапра...внучки Изер! Пэкстон уже несколько раз пытался сбить его с ног, пользуясь собственным весом, но Сэм держался. Он полагался на заносчивость противника и его чрезмерную самоуверенность — Джерри ни на секунду не сомневался в том, что он сильнее! Проблема была в том, что он был выше Сэма сантиметров на пять-шесть, и надо было стараться не подпустить его к себе. Сэм изобразил одну или две атаки — не столько потому, что надеялся заработать на этом очки, сколько из опасения, что иначе его оштрафуют за отсутствие боевого духа. В ходе третьей минуты, когда Сэм уже чувствовал, что подступает усталость, Джерри ослабил защиту: уверенный в своем превосходстве, он выпустил отворот кимоно Сэма, схватил его за воротник и дернул назад, надеясь, что противник потеряет равновесие. Сэм не раздумывая, как молния, завел плечо под руку Пэкстона, одновременно пригнул колени и рванул вперед. Тело Джерри нарисовало в воздухе красивую кривую и рухнуло на ковер. Шарах!

— Иппон! — крикнул арбитр.

Трибуны взорвались дружным воплем. Сэм победил! Он выпрямился, не вполне веря в произошедшее... Бабушка посылала ему воздушные поцелуи, а у Рудольфа вид был такой, как будто он сам проиграл. Двойная победа! На северной трибуне Алисия Тоддс поднялась со своего места. Вот теперь — да, она на него смотрела!

Мастер Яку поздравил его одним из первых:

— Что я тебе говорил, Сэм? Не бойся себе доверять! У тебя есть всё для того, чтобы идти к цели!

Сэм с благодарностью принял похвалу и не стал признаваться учителю в том, что планирует сдаться в полуфинале.

Следующие полчаса он вполглаза следил за тремя другими поединками. Для него соревнования закончились... Рональд Джоли выиграл четвертьфинал в группе В после жестокой схватки в партере, а Монк (и это никого не удивило) прошел в полуфинал, победив обладателя черного пояса из Фонтаны. Но всё это было совершенно неважно... Бои в возрастной категории 11–13 лет Сэма тоже нисколько не интересовали, и он с легким сердцем приготовился вступить в бой полуфинала — и проиграть его! Вот только за две минуты до боя Джонатан Робин, секретарь клуба, вдруг подошел к Сэму и хлопнул по спине.

— Фолкнер! У меня хорошая новость! Ты идешь прямиком в финал!

Сэмюел вздрогнул.

— Что?

— Рональд Джоли получил травму — похоже, плечо вывихнул. И выбыл из соревнований.

— Что?

— Фолкнер, ты что, глухой? Ты в финале!

Тут ведущий и в самом деле объявил в микрофон об отмене боя и сразу же назвал оставшихся участников полуфинала — Монка и долговязого блондина, того самого, которого Монк задирал перед началом соревнований. Сэм был уничтожен. Со своей скамейки он видел, как Монк и долговязый набросились друг на друга с яростью диких зверей и принялись толкаться, издавая хриплые крики. Сэм такого боя просто не вынесет! В какой-то момент верзила попытался взвалить на себя Монка, заорал под его весом, и было отчетливо слышно, как хрустнули его ребра. Ну или, может, не ребра, а какие-то другие кости или хрящи, кто знает... Атака не принесла результатов, и противники продолжили бой уже в партере, вцепившись друг в друга с удвоенной яростью. Арбитру даже пришлось вмешаться, чтобы они друг друга не искалечили!

Сэмюел зажмурился. «Я дерусь с Монком в финале, — снова и снова звучало у него в голове. — На глазах у Алисии... Я дерусь с Монком в финале, на глазах у Алисии...» Когда он снова посмотрел на татами, Монк лежал на спине, удерживая противника у себя между ногами и так сильно сдавливая ему шею руками, что тот стал почти фиолетовым. Верзила несколько раз ударил по земле, признавая поражение. Раздался новый гул восхищенных криков. Сэмюелу оставалось жить всего несколько минут.

Последняя четверть часа перед финалом прошла просто ужасно. Все подбадривали Сэма и давали советы, а его тем временем накрыл приступ тошноты. Точно такой же, как бывает, когда воспользуешься Камнем... Камень — вот что было ему сейчас просто необходимо! Ненадолго махнуть в Японию, почему бы и нет, неважно даже, в какую эпоху. Но как бы сильно ни напрягал он воображение и ни думал о монете и солнце, ничего не происходило. Он умрет здесь, в спортзале Сент-Мэри, на глазах у изумленной публики!

Он снял тапки и ни живой ни мертвый взошел на татами. В белом кимоно и на расстоянии одного метра Монк выглядел еще огромнее. Прямо йети, снежный человек. Йети, который плотоядно облизывается. Да-да, Монк именно это и делал. Сейчас он сожрет Сэма, прямо так, заживо.

Сэмюел постарался сосредоточиться на том, как решил вести бой: пусть он проиграет, но с высоко поднятой головой. Алисия — здесь, в зале, об этом нельзя забывать... Однако чем больше он сосредотачивался, тем гуще становилась пелена перед глазами. Подсознание определенно отказывалось это видеть...

— Хаджиме! — гаркнул арбитр.

Вперед! Нужно поставить собственный рекорд, продержаться больше 43 секунд!

Монк бросился на Сэма, которому в последний момент удалось удержаться на ногах. Противник, однако, ухитрился поймать его за рукав и попытался заставить развернуться. Сэм выгнулся дугой, чтобы не поддаться. Монк был гораздо тяжелее и определенно гораздо мощнее. К тому же от него воняло потом и ногами... Интересно, десять секунд прошло? Йети спокойно выставил вперед ногу, проверяя устойчивость Сэма справа. Прямо как на тренировке. Похоже, он вообще не спешил побеждать. Сначала хотел измотать противника, поиграться с ним... Старая песня про кошку и мышку. Тут Монк попытался сделать бросок через бедро, и Сэм едва успел увернуться. Правда, при этом он вывихнул кисть, но сдержался и не подал виду, что ему больно. Казалось, силуэт Монка, огромный и нелепый, вцепившийся в дзюдоги Сэма, — это какая-то фантазия, плод больного воображения, и только вонь, которая распространялась вокруг него, была вполне реальна.