Последний из рыцарей

11

Габриэльсхюс как будто очнулся после долгого оцепенения. Виллему вдохнула в него новую жизнь. Слуги оживились и весело взялись за приготовление праздничного обеда, достойного высоких гостей, собаки носились по всему дому и путались под ногами, даже Марина покинула свое укрытие и смотрела на приехавших с галереи верхнего этажа.

Присутствие Ульвхедина смущало всех. Никто не знал, кто он и зачем приехал сюда. Сам же он медленно ходил по дому и его продолговатые, косо посаженные глаза с удивлением озирали красивое убранство дома. Слуги испуганно расступались перед Ульвхедином, и лишь собаки с любопытством принюхивались к нему.

Тристан, не скрывая удивления, поздоровался с гостями. Наконец он решился пригласить всех наверх, чтобы познакомить с Хильдегард.

— Это и есть герцогиня? — живо спросила Виллему.

Тристан кивнул, не смея смотреть на великана, который поднимался следом за ними по лестнице. Каким тяжким может оказаться проклятье Людей Льда, думал он. Великан внушал ужас, и вместе с тем в нем было какое-то необъяснимое обаяние.

Хильдегард растерялась. Правда, она слишком долго вращалась в свете и умела скрывать свои чувства. Она извинилась перед гостями за то, что не может встать, и выразила надежду, что они согласятся посидеть с ней, чтобы она могла поближе с ними познакомиться.

Она сразу нашла в Доминике родственную душу: он, в прошлом придворный, тоже обладал утонченными манерами, а также отличался врожденным тактом.

Виллему и Ульвхедину, отмеченным печатью Людей Льда, светская беседа давалась труднее.

— Ну, рассказывайте, что у вас случилось! — бесцеремонно потребовала Виллему. — А потом узнаете нашу историю.

Тристан и Хильдегард переглянулись. Чуть заметно она кивнула ему. И Тристан рассказал гостям все: и о трагическом браке Хильдегард, и о ее болезни, и о том, что случилось с Мариной. Сама Марина не присутствовала при этом разговоре — Тристан видел, как она прогуливается по парку со своей любимой собакой.

Он уже в который раз порадовался, что у него есть собаки. Только благодаря им Марина начала понемногу возвращаться к действительности.

Лишь бы предстоящее ей испытание не лишило ее последнего рассудка. А если это все-таки случится, в этом будет и его вина. Тристан без конца проклинал себя за трусость, но у него не поворачивался язык заговорить с Мариной о родах. Он боялся увидеть ужас в ее глазах. Сейчас она была особенно ранима, и ее следовало беречь…

Он закончил свой рассказ, и в комнате воцарилась тяжелая тишина.

Но ненадолго. Виллему выпрямилась на стуле, ее желтые глаза метали искры.

— Я очень хорошо представляю себе, что вам пришлось пережить. Судьба любит дергать нити человеческих жизней, она заставляет слабых страдать, и позволяет негодяям творить их черные дела и торжествовать победу. Я часто не понимаю ее. Но в случае с Мариной я не понимаю уже вас. Разве можно смотреть на предстоящее событие только как на трагедию? Я имею в виду ребенка. Почему бы просто не порадоваться новой человеческой жизни? Не приветствовать ее появление на свет? Господи, герцогиня, это же ребенок вашей дочери! Неужели вы видите в этом только печальную сторону и не ждете его?

Мягкая улыбка Хильдегард говорила о том, что ей нравится прямота Виллему. Между ними было всего три года разницы, но Хильдегард выглядела на десять лет старше и опытнее, чем Виллему.

— И вы до сих пор ничего не объяснили девочке? — продолжала Виллему без передышки. — Она должна сейчас же узнать правду! Неужели вы не понимаете, каким потрясением будут для нее роды? Она знает что-нибудь об этой стороне жизни?

— Марина жила в таком замкнутом мире, — сказала Хильдегард. — И была всегда очень чувствительной девочкой. То, что она пережила, для нее — катастрофа, и ей уже никогда не изжить ее последствий.

— Я понимаю, герцогиня, что вам трудно самой поговорить с девочкой, вы боитесь напугать ее еще больше, — сказал Доминик. — С вашим больным сердцем это опасно и для вас.

Хильдегард кивнула:

— Поверьте, я бы очень хотела все объяснить Марине и быть ей опорой. Но вы правы, полковник Линд, сопряженное с этим волнение может стоить мне жизни. А я еще нужна Марине. И чем дольше я проживу, тем для нее будет лучше.

— Безусловно. А наш благородный рыцарь Тристан, конечно, не мог взять на себя столь деликатную миссию, — ядовито заметила Виллему. — Поэтому позвольте это сделать мне. Только не сегодня, мне понадобится один день, чтобы познакомиться с Мариной и заслужить ее доверие.

— Да, но будь осторожна, — предупредил ее Тристан. — Душе девочки и так нанесена неизлечимая рана.

— Не бойтесь, я буду очень осторожна. Но я удивляюсь на тебя, Тристан, неужели ты не понимаешь, что герцогиню нельзя везти в Норвегию в таком состоянии! Лучше мы напишем Никласу и попросим его не откладывая приехать сюда.

Доминик выразительно глянул на жену и тут же отвел взгляд.

Но глаза Тристана и Хильдегард уже загорелись надеждой.

— Вы думаете, это возможно?

— Да, если поразмыслить, то трудно найти более разумное решение, — невозмутимо сказал Доминик. — Кроме того, мне кажется, вам следует претворить свои планы в жизнь и обвенчаться как можно скорее. Вы оба так настрадались, что заслужили спокойной и счастливой жизни здесь, в Габриэльсхюсе.

По лицу Доминика невозможно было прочитать его мысли.

— Спасибо, — вздохнула Хильдегард. — Должна признаться, меня очень пугало такое дальнее путешествие. Уехать от Марины, и вообще…

— Я напишу Никласу сегодня же вечером, — пообещала Виллему. — Когда Марина должна родить?

— Примерно через неделю.

— Самое время поговорить с ней, откладывать больше нельзя. Где она?

— В парке, — ответил Ульвхедин, стоявший у окна. Тристан и Хильдегард вздрогнули при звуке его глухого голоса. Тристан не смел даже смотреть в его сторону, боясь, что не сумеет скрыть отвращение. Он с трудом взял себя в руки.

— С вашим приездом я понял, как правдивы слова о том, что Люди Льда особенно нуждаются в поддержке своих близких. Вот вы приехали, и на душе у меня стало спокойно. Наконец-то рядом со мной родные мне люди! Но теперь ваша очередь рассказать нам свою историю.

Он нежно поправил подушки, на которые опиралась Хильдегард. При виде этой заботы у Виллему потеплело на сердце.

Она предоставила Доминику вести рассказ. Ей всегда было приятно слушать его голос. Доминик рассказал о том, как они нашли Чудовище с горы Нурефьелль.

Тристан спросил, почему на него шла такая охота, но Доминик не успел ответить, его прервал Ульвхедин.

— Лучше я пока выйду, — сказал он. — Можно мне осмотреть парк?

— Конечно. — Тристану было неприятно, что он вынужден говорить с Ульвхедином. — Но…

Он замолчал. Ульвхедин горько усмехнулся:

— Я буду держаться вдали от девочки.

Он ушел.

— Ульвхедин не любит слушать о своем прошлом, — объяснила Виллему. — Продолжай, Доминик!

С растущим страхом Хильдегард и Тристан слушали рассказ о следах сатаны. О том, как Люди Льда поняли, что чудовище относится к их роду и начали искать его, чтобы спасти.

— В этом и было наше предназначение, — сказал Доминик.

— И теперь вы все потеряли свои сверхъестественные способности? — спросил Тристан.

— Нет, — помолчав, сказал Доминик. — И это нас удивляет. Никлас по-прежнему может исцелять людей наложением рук, я сохранил дар ясновидения, а Виллему… Мне трудно это объяснить, но смотрите, как молодо она выглядит для своих лет. Как будто ее миссия еще не выполнена. Однако способности Виллему проявляются только в критических случаях, а сейчас в нашей жизни, можно сказать, затишье. Тем не менее, я думаю, что и она сохранила свой дар.

Тристан внимательно поглядел на свою кузину и кивнул, соглашаясь с Домиником.

— Значит, Чудовище теперь присмирело? — спросил он.

— Да, — ответила Виллему. — И, пожалуйста, не называй его Чудовищем. Ульвхедин на самом деле очень добрый и благородный человек.

— Не сомневаюсь! — Тристан не мог победить свою неприязнь. — Однако я никогда не видел такого отталкивающего человека!

Доминик рассказал о последнем поступке Ульвхедина: он спас от разбойников их друга, судью, хотя это могло стоить ему жизни.

— И был за это вознагражден, — заметил Тристан. — Его выпустили живым из Норвегии.

— Да, но вернуться туда он не может. Если б ты только знал, как он тоскует сейчас по Элисе, по сыну и по их дому в Элистранде.

Все замолчали, думая об одном и том же: если Ульвхедин останется в Дании и к нему приедет семья, им придется жить в Габриэльсхюсе. Все чувствовали, что Тристану не по душе оказывать им гостеприимство. К тому же он только что завещал Габриэльсхюс Марине!

— Вы утверждаете, что он из рода Людей Льда, и я в этом не сомневаюсь, — взволнованно начал он. — Наше проклятье поразило его сильнее, чем кого бы то ни было из нас. Я удивляюсь, что вам удалось сделать из него человека. Хотя в глубине души все-таки не доверяю ему. Расскажите про него подробнее. Откуда он взялся. Я не знал, что в нашем роду остались какие-то неизвестные нам ветви!

На этот раз Доминик попросил Виллему продолжить рассказ об Ульвхедине.

— Однажды Ульвхедин упомянул, что он, по смутным воспоминаниям, родился в какой-то маленькой долине в Валдресе… — начала она против обыкновения сдержанно.

— В Валдресе? — воскликнул Тристан. — Хорошее местечко! По-моему, там живут только волки, медведи и язычники.

— Успокойся, — добродушно улыбнулся Доминик. — Это вы, датчане, считаете, что в горах могут жить только язычники. Мы же убедились, что там живут такие же люди, как и мы.

Виллему продолжала:

— Когда Ульвхедин сказал это, Доминику представилась горная цепь. Мы с Домиником поехали в Валдрес и там узнали, что эта горная цепь называется Хемседалсфьеллене. Ульвхедин описал ее нам точь-в-точь, как она выглядит со стороны Валдреса. Мы нашли ту долину. Она лежала в стороне от селений и поблизости не было никакого жилья. Один крестьянин помнил Ульвхедина еще ребенком. Он направил нас в небольшое селение. Старушка там рассказала нам, что Ульвхедин родился в горах и что его мать умерла от родов.

В комнате воцарилось молчание.

Тристан кивнул.

— У нее, верно, были сильные разрывы, правда? Ничего удивительного, я видел, какие у него плечи, — заметил он.

— Да. Старуха помнила даже, где находится могила этой бедной женщины и вечером, на закате, мы пошли туда. Я помню все так, словно это было вчера: неприступные горы, залегшие в них черные тени и солнечный нимб над вершинами, холодный воздух, ветер… — Виллему даже вздрогнула. — Могила заросла, но нам удалось очистить от травы деревянный крест и разобрать почти стертую надпись.

В комнате воцарилась звонкая тишина.

— Вы узнали имя его матери? — спросил Тристан.

— Да.

— Но оно едва ли вам что-то объяснило? Откуда вы могли слышать его раньше…

— Представь себе, оказалось, что мы его знали, — неожиданно мягко сказала Виллему. — Благодаря ее имени мы поняли, кто был отцом Ульвхедина.

— Как звали его мать? — Тристан ничего не понимал.

— На кресте было написано — Гудрун Свартскуген.

Время как будто остановилось, тишина была такой оглушительной, что ничего, кроме нее, во всем огромном доме не было слышно.

Наконец Тристан встал. Хильдегард поразилась его бледности. С трудом, словно смертельно раненный человек, он подошел к двери. Никто его не остановил, и через мгновение его уже не было в комнате.

Хильдегард с удивлением смотрела на гостей.

— Ульвхедин — его сын, — объяснил ей Доминик. — Ни один человек на свете не причинил Тристану столько зла, сколько эта женщина, Гудрун Свартскуген. Движимая злыми помыслами и горя желанием отомстить Людям Льда, она соблазнила пятнадцатилетнего восторженного Тристана и заразила его ужасной болезнью. Эта болезнь отравила ему жизнь и навсегда лишила его радости. Благодаря целебным средствам, известным Людям Льда, он давно уже избавился от самой болезни, но ее последствия поразили его душу и тело. Как Тристан, самый мягкий и чувствительный из всех нас, это пережил, можно только догадываться.

— Я понимаю. — Хильдегард смахнула слезы. — Он говорил, что у него не может быть детей. Что он не в состоянии… не в состоянии любить женщину.

Доминик кивнул.

Виллему широко открыла глаза:

— Но ты-то, откуда это знаешь? Мне, например, это было неизвестно. Он сам тебе сказал?

— Нет. — Доминик улыбнулся. Виллему обернулась к Хильдегард.

— Вот видите, и все-таки ему это известно, — почти беззвучно проговорила она. — От него ничто не может укрыться. Даже я не знаю всего, что известно ему!

— Не надо изображать меня более загадочным, чем я есть, — сказал Доминик. — Однажды, очень давно, Маттиас по секрету рассказал мне, что, когда Тристану было пятнадцать лет, он обратился к нему по поводу какого-то недуга. Поэтому я догадывался, что необычное поведение Тристана объясняется какой-то серьезной болезнью, тем более я знал, что Маттиас дал ему то же средство, которое он в свое время давал Олине. Все остальное я понял, наблюдая за душевным состоянием Тристана. Да, мне многое известно о нем. Он был очень несчастен, и я не раз опасался, как бы он не попробовал свести счеты с жизнью.

Доминик повернулся к Хильдегард.

— Поэтому, Ваше Высочество, я очень обрадовался, увидев его таким счастливым. Ваше общество преобразило его. По-моему, он прав, желая объявить своим ребенка Марины. В их судьбах много схожего. Он стал отцом в пятнадцать лет. Она станет матерью в четырнадцать. В этом возрасте трудно брать на себя какую бы то ни было ответственность. Я прав? — спросил он у вернувшегося в спальню Тристана.

Тристан все еще был очень бледен, у него побелели даже губы.

— Да, — пробормотал он. — Конечно, ты прав.

Хильдегард взяла его руку в свои, и он сел на край ее кровати, однако взгляд его был устремлен на родственников.

Наконец Хильдегард осмелилась задать вопрос, который давно вертелся у нее на языке:

— А Ульвхедин знает о том, что Тристан его отец?

— Нет, — со вздохом признался Доминик. — Мы не решились сказать ему об этом. Хотели сперва поговорить с Тристаном.

Тристан вздрогнул.

— Мне бы не хотелось, чтобы он узнал об этом в моем присутствии.

Виллему всплеснула руками.

— Какие же вы трусы! Повторяется история с Мариной. Как хотите, а я считаю, что мне следует рассказать ей о предстоящих родах.

Лицо Тристана исказила гримаса боли.

— Сперва ты должна получше с ней познакомиться. Спустись в прихожую, она как раз возвращается из парка.

— А Ульвхедин?

Благородное лицо Тристана помрачнело.

— Его я не видел.

— Хорошо, — сказала Виллему. — Я иду.

Пока она отсутствовала, Тристан расспрашивал Доминика об остальных членах семьи. Между прочим, Доминик сказал, что они с Виллему собираются навестить сестру Тристана, Лене, которая жила в Сконе, они уже очень давно не виделись. Общество Доминика благотворно подействовало на Хильдегард, она оживилась. Доминик владел многими языками и хорошо знал светскую жизнь Европы. Они беседовали, пока не вернулась Виллему.

Виллему была очень мрачна.

— Я не знала, что дело обстоит так худо, — тихо призналась она. — Бедная девочка. Она на грани безумия. Тристан, прости, я была слишком самоуверенной. Боюсь, у меня не хватит решимости сказать ей правду!

Хильдегард вздохнула.

— Все так безнадежно. Боюсь, правда только подтолкнет ее к безумию.

— Теперь я лучше понимаю вас с Тристаном, — сказала Виллему.

Тристан вдруг насторожился.

— Кто там приехал? Я слышу чужие голоса. Неужели к нам приехали новые гости?

— Может, это Ульвхедин?

— Нет, они говорят по-датски. — Он открыл дверь спальни. — Похоже… Хильдегард, это комендант копенгагенского дворца и с ним придворный доктор! Но с чем они к нам пожаловали? Я спущусь к ним!

— Нет, попроси, чтобы их проводили сюда, — сказала Хильдегард. — Я тоже хочу знать, что они скажут, не надо оставлять меня в неведении.

— Изволь, я все исполню, как ты хочешь. Вам тоже, я думаю, будет интересно их послушать, — обратился он к Виллему и Доминику. — Там во дворце что-то неладно. Надеюсь, вы не слишком устали?

— Что за вопрос! — возмутилась Виллему. — Можно подумать, что мы дряхлые старики!

Тристан и Хильдегард обрадовались своим друзьям из Копенгагена. Хильдегард уверяла доктора, что давно уже не чувствовала себя такой здоровой. Доктор осмотрел ее наедине и как будто остался доволен ее состоянием. Сообщение Тристана о том, что они ждут целителя из Норвегии, он пропустил мимо ушей. Как всякий медик, он не доверял целителям и знахарям. Но был вынужден признать, что душевное состояние герцогини значительно улучшилось. Он лишний раз убедился, что радость и надежда могут творить чудеса.

Марина, по обыкновению, держалась в стороне. Она не желала видеть никого из копенгагенского дворца.

Хильдегард попыталась оправдать ее поведение.

— Вы, наверное, уже знаете, господа, о новом несчастье, которое обрушилось на мою дочь?

— Вы писали мне об этом, Ваше Высочество, — сказал доктор. — Ужасная трагедия.

— Да, но мы надеемся, что все, в конце концов, окончится благополучно. Мы с Тристаном намерены пожениться и объявить ребенка своим. Однако если мое здоровье не даст осуществить задуманное и Марина останется сиротой, я попрошу вас об одной услуге.

— Мы выполним любую вашу просьбу, Ваше Высочество, — поспешил заверить ее комендант.

— Благодарю вас. Так вот, если я умру раньше, чем мы поженимся, Тристан обещал жениться на Марине и объявить ребенка своим. Со временем все забудут подробности этой истории. Но если это случится скоро, боюсь, как бы какие-нибудь глупцы не обвинили Тристана в безнравственности. В таком случае, надеюсь, вы сделаете достоянием гласности истинное положение вещей. Тристан благородный человек, он настоящий рыцарь. И я не хочу, чтобы он выступал в роли растлителя малолетней!

— Мы вас понимаем, Ваше Высочество, — в один голос сказали доктор и комендант дворца.

— А теперь, господа, объясните, что привело вас сюда? — попросила Хильдегард.

— Мы приехали за Тристаном, — начал комендант. — События в Копенгагене приняли опасный оборот, и петля вокруг дворца затягивается все туже. Жизнь Его Величества под угрозой, заговорщики подбираются к нему все ближе. Я могу рассказать вам не одну леденящую кровь историю. В последнюю неделю заговорщики, похоже, перешли в наступление. Мы опасаемся за судьбу монархии, Тристан, и не мы одни. Вы должны поехать с нами в Копенгаген и помочь нам, мы вам доверяем.

— Ваше доверие мне льстит! Но почему именно я? Разве нет других надежных людей?

— Есть, но все они не посвящены в суть дела. Нам не хотелось бы, чтобы эта невероятная история стала всеобщим достоянием. Вспомните, как хорошо мы действовали втроем!

— Но сейчас я не могу покинуть Габриэльсхюс! Это исключено!

Гости замолчали, понимая, что он прав.

— Простите, могу я узнать, в чем все дело? — осторожно спросил Доминик.

— Заговор против короля, — буркнул Тристан. — Но я вижу, что Хильдегард устала. Прости, дорогая, я должен был раньше подумать об этом! Мы сейчас покинем тебя и дадим тебе отдохнуть.

— Но, Тристан…

— Я все расскажу тебе потом, обещаю. Ты даже побледнела от усталости. Ложись поудобней!

Он трогательно помог ей лечь. Хильдегард безропотно подчинилась. Она и в самом деле устала.

Тристан и его гости уютно устроились в верхней гостиной. Тристан распорядился, чтобы им принесли вина.

— Когда же вы сможете приехать? — спросил его доктор.

Тристан беспомощно развел руками.

— Когда Марина родит и оправится после родов… И когда Хильдегард поправится…

— Хильдегард не поправится. Вы только обманываете себя, — доктор говорил резче, чем обычно, — его тронула нежная привязанность друг к другу Тристана и Хильдегард, и он не хотел этого показывать.

«Придворный доктор понятия не имеет о целительском даре, которым обладают некоторые наши родичи, — думал Тристан. — Вот приедет Никлас, тогда посмотрим!..»

Тем временем комендант рассказал, кто такие поборники истинной власти, каковы их цели и что случилось с тех пор, как Тристан покинул Копенгаген.

— Все это крайне подозрительно, — задумчиво сказал Доминик. — Эти оккультные секты приносят большой вред уже одним тем, что верят, будто их представления о том, как должен быть устроен мир, единственно верные и жизнь всех людей следует подчинить именно этим представлениям. Они гораздо хуже тех сект, члены которых действительно обладают кое-какими сверхъестественными способностями. Представители таких сект, как правило, более разумны и миролюбивы.

Доминик, сам отмеченный печатью избранности, свойственной некоторым представителям его рода, не мог не знать этого…

— Что вам сейчас о них известно? — поинтересовался Тристан.

— Почти ничего. Но на этой неделе нам удалось разоблачить одного из них. Помните офицера королевской охраны, который нашел куклу?

— И задержал нас, а тем временем они убили молодого солдата? Да, я его помню.

— Этот офицер был одним из них, — сказал комендант. — Он как-то странно вел себя в последнее время, собственно, ничего особенного, но у нас возникли определенные подозрения.

— Он вам что-нибудь сказал?

— Увы, нет, — с горечью признался комендант. — Он успел покончить с собой до того, как мы приступили к допросу.

— Жаль, — Тристан огорчился. — Если не ошибаюсь, говорили, будто их должно быть тринадцать? Ведьмин круг?

— Да, но это всего лишь предположение. Нам почти ничего о них неизвестно. Нас только пугает, что офицер, поставленный охранять короля, да и тот молоденький солдат тоже, были из королевской охраны…

— На самом деле у них уже давно была возможность убить короля, — сказал доктор. — Но, по-видимому, для них не это главное. Им мало убить короля, они должны принести его в жертву! А для этого короля надо доставить туда, где совершаются жертвоприношения. К сожалению, мы не знаем этого места.

На лестнице послышались шаги, и в дверях появился Ульвхедин. Все повернулись к нему. Сгущались сумерки, в неярком свете он казался сказочным великаном. Наконец на его лицо упал свет. Комендант и доктор вскочили и схватились за оружие.

— Успокойтесь, господа! — Доминик тоже встал. — Это наш родственник, его зовут Ульвхедин, он тоже из рода Людей Льда. Не пугайтесь его свирепого вида, он в высшей степени надежный человек.

Тристан промолчал. На какое-то время он почти забыл об Ульвхедине. Но вот Ульвхедин появился…

Виллему заметила, что у коменданта тряслись руки, когда он снова сел на свое место.

Она в двух словах объяснила Ульвхедину, о чем они говорили. Он кивнул, и беседа возобновилась.

Им не сразу удалось найти прерванную нить разговора. Наконец Тристан сказал:

— Вместе с тем юношей, которого нашли повешенным в городе, поборники, если не ошибаюсь, потеряли троих из своих людей. Но кто знает, сколько новых душ они обратили в свою веру за это время. Есть ли у них сейчас тринадцать человек? Кажется, именно это число им необходимо.

Он сам слышал, как у него дрожит голос. Но волнение, вызванное появлением Ульвхедина, еще не прошло.

— Все указывает на то, что их должно быть тринадцать, — сказал комендант. — Мы ведь знаем, что это оккультное число. Поборники представляют собой орден.

— Но кто его возглавляет?

— Это неизвестно, и спросить об этом не у кого! Все они немы, как могила.

Доминик поднял голову. Его желтые глаза по-кошачьи сверкнули.

— Вы чего-то не договариваете, господин комендант.

— Что вы имеете в виду?

— Вы нам сказали не все, — проговорил Доминик. — Вас что-то гнетет, но вы не хотите говорить об этом!

Комендант вопросительно повернулся к Тристану.

— Мои родственники обладают особыми свойствами, — смущенно объяснил ему Тристан. — Люди Льда отличаются от обычных людей.

— Да, но как он узнал?

— Доминик многое знает. Лучше расскажите все, как есть! И о тех трех высоких незнакомцах — тоже. Ведь вы сейчас думали о них?

— Да, — признался комендант. — Я не понимаю, кто они. Высокие, худощавые, мертвенно-бледные, так про них говорят. Они сеют страх в кварталах вокруг дворца. Особенно их боятся женщины. Говорят… нет, это слишком страшно, чтобы в это поверить, думаю, все это плод чьего-то больного воображения, и мне не хотелось бы пересказывать эти слухи в присутствии дамы.

— Виллему — не дама, — возразил Тристан. Удар, который он получил под столом по лодыжке, только подтвердил правоту его слов.

— Но я должна это знать, — потребовала Виллему.

— Даже не просите, сударыня, — отрезал комендант.

— Ситуация и без того скверная, не хватает еще, чтобы мы начали рассказывать, о чем болтает прислуга, — заметил доктор.

«Все равно я это узнаю, — упрямо решила Виллему. — Так или иначе, а я вытяну из вас все подробности до единой. Возбудить в женщине любопытство и замолчать — неслыханная дерзость!»

Комендант и доктор остались ночевать в Габриэльсхюсе. Тристан распорядился, чтобы им приготовили комнаты. Проводив доктора и коменданта на ночлег, он показал Доминику и Виллему их покои.

— Я рад, что вы здесь, — сказал он. — Но…

— Ты скоро привыкнешь к Ульвхедину, — Виллему похлопала его по руке. — И со временем полюбишь его.

— Едва ли. — Тристан вздрогнул. — Теперь понятно, почему у тебя, Никласа и у Лене родились нормальные дети!

— Да, мы долго не понимали, почему это поколение не было затронуто проклятьем. Раньше такого не случалось. До сих пор один человек в каждом поколении нес на себе печать Людей Льда. Это правило не нарушилось и теперь. Наш Тенгель, Альв, сын Никласа и Ирмелин и дочь Лене Кристиана избежали этой участи, выбор судьбы пал на твоего Ульвхедина.

— Не называй его моим! — процедил сквозь зубы Тристан. — Как я могу признать своим ребенком существо, зачатое таким образом?

Взгляд Доминика полоснул его по сердцу.

— У этого, как ты выразился, существа, — сказал Доминик, — было тяжелое детство. Ангелом его, конечно, назвать нельзя, но если бы люди не были так жестоки к нему! Чтобы отделаться от ненужного им сироты, они поставили капкан, и он попал туда ногой. Ему пришлось сидеть в капкане, пока он, терзаемый голодом и жаждой, не вырвал ногу, оставив в капкане ступню. У него нет правой ступни, Тристан! Отсюда и появилось выражение «следы Сатаны»!

Тристан отвернулся и долго молчал. Потом тихо засмеялся, горько и беспомощно.

— Что с тобой, Тристан? — удивилась Виллему.

— Вы хоть подумали о том, кто он, этот ваш Ульвхедин?

— Нет, а что?

— Он Паладин! Маркграф Паладин! Что сказал бы на это дедушка Александр?

— Дедушка Александр прижал бы его к сердцу, — запальчиво сказала Виллему. — Дедушка был великодушный человек, он бы и незаконного ребенка бабушки Сесилии принял бы как родного, останься этот ребенок жив. Дедушка отнесся бы к Ульвхедину милосердно!

Тристан увидел сходство между своей судьбой и судьбой дедушки Александра. Ни один из них не мог любить женщину плотской любовью. Оба приняли чужих детей, как своих, по крайней мере, Тристан обещал это сделать. Но хотел он это сделать по собственной воле или только подчинялся обстоятельствам?

Он обернулся к Виллему и Доминику, взял их за руки.

— Спасибо! — горячо сказал он. — Спасибо, что вы указали мне путь! Надеюсь, вы завтра поможете мне.

— В чем?

Он не успел договорить. В дверь вбежала испуганная Марина.

— Дядя Тристан, что делать? — рыдала она. — У меня так болит спина и живот! А мама молчит. Я думала, она спит, пыталась ее разбудить, но она мне не ответила.