Последний князь удела (полная версия)

Глава 12

Очередной утренний подъем, посадка в седло и путь под конвоем в неизвестность. Но размышлял я в пути не о том, что меня ждёт, а о повальной местной привычке до полудня не есть. Нет, чтобы человек с утра жевал сухарь или кус холодной, засохшей каши, я иногда видел, а вот, чтобы завтракали, как я к тому привык в моём потерянном будущем, то нет. Выделенная Годуновым охрана маршрут выбрала вдоль Москва-реки, через Воробьево, пограбленное крымчаками. Через пять-шесть часов не очень быстрой езды дорога вывела нас к приземистой бревенчатой постройке, огороженной длинным тыном, за которым паслось множество лошадей. Это был вяземский ям, въезжать в него мы не собирались, но наш путь пересекли несколько гонцов спешно выскочившие со двора.

Один из вестников проскакав рядом, осадил коня и прокричал

— Сем днём, на солнешном всходе, русские полки изгоном крымского царя побили, на Оке-реке, у города Серпухова. Многих татаровей в реку пометали, много в полон поймали, да рухляди и лошади без счету захватили —

Новость эта была лучшая, что я слышал за последнее время. Значит всё таки у этого мира с моим родным есть много чего общего и послезнание рано скидывать со счёта. Невдалеке от почтовой станции показалась усадьба Бориса Федоровича. Выглядело это ладным деревянным острогом, на валу, с заполненным водой рвом и подъемным деревянным мостом. Рукой подозвав Ждана поинтересовался, как звать-величать жену боярина Годунова.

— Марья Григорьевна — и прибавил — Да не выйдет оне к нам, нелепо то, боярыне без мужа гостей привечать, клюшник али прикащик дожидатися будет —

При въезде во двор взору открылась картина той хозяйственной суеты, что бывает при полном переезде на новое место жительства. Большая часть свободного пространства была заставлена телегами и возками, с которых куча мужчин растаскивала тюки и свертки. Руководили всей масштабной разгрузкой и сортировкой две невысокие, крепкие женщины. Прекратив давать наставления грузчикам, они направились в нашу сторону. Ошибившийся в предположениях Тучков пробурчал:

— Родом оне худородные, вежеству не учёны-

Были боярыни внешне похожи, визуально явно отличаясь лишь головным убором, младшая из них была в рогатой кике, старшая же носила под платком простую, безрогую. Соскочив с коня, что к счастью в этот раз вышло успешно, заторопился к более строго одетой дворянке

— Доброго здравия, боярыня Марья Григорьевна-

— Здравствуй, племяш, обзнался ты, азм княгиня Анна Григорьевна Глинская. Бо с сестрой мы и ликом подобозрачны и возрастом схожи —

Да уж, не узнал тётушку, повернулся ко второй женщине, странно она выглядела сильно моложе, что-то княгиня путает.

— Простите, боярыня, спутал по молодости. Желаю здравствовать.-

— И тебе здравым бысть, княжич, милости прошу к нашему порогу.-

В беседу вступила Анна Григорьевна

— Легка ли была дорога, не изнемог ли ты, унук, в пути?-

— Спасибо, всё хорошо —

Похоже, старая Глинская заговаривается, видимо мерещится ей кто-то другой, потому как бабушкой она мне точно не приходится, но спорить совершено не хотелось, и я продолжил

— Как вы себя чувствуете, бабушка?-

— Что ж ты сызнова-то облазнился? Али двоение в очах, али разум запнулся? Аз есмь княгиня Анна Григорьевна Глинская, брательница твоя троюродная по батюшке, возможно ли сие тебе уразуметь?

Я совершенно не понимал, кем мне она приходится, но на всякий случай согласно покивал головой. Тут вступила Марья Григорьевна

— Сестрица, не бранись на сираго отрока, сице же он припуган, онемел аж.-

— Ступай до палат, княжич, распологайся, да почивай покойно, а там апосля молебна и вечерять пора наступит.-

И приветливо указав мне рукой на хоромы, зашептала сестре:

— Сказывали же люди, слаб умом Димитрий, да хвор телом, а ежели со страха на него падучая придёт? Кацые басни учнёт чёрный люд баять? -

Я поплёлся в сторону деревянного терема, но тут вспомнив главную весть, выпалил:

— У Серпухова татар разбили, одолело врага наше воинство-

— Слава Господу, смилостивился царь небесный, даровал оборение неверных-

И боярыня, истово крестясь, закричала степенному приказчику, что пересчитывал кули на возах.

— Микитка, беги к попу, отцу Никодиму, дабы не вкушал ничего, да облачился торжественно, благодарственный молебен служить уготовился —

При этих словах и так протекавшая на подворье сумятица, многократно усилилась, превращая запутанную разгрузку и приём груза в настоящий хаос.

Слуги провели меня в одну из пристроек дома, где я и несколько моих людей и разместились. К счастью до ужина никто с расспросами не лез, а беседа при вечерней трапезе протекала в формальной форме, что позволяло отделываться краткими ответами. Образ слабоумного ребёнка надо было разрушать, и мне приходилось вслушиваться в застольную беседу сестёр, чтобы в нужный момент блеснуть огромными для этих времен познаниями. При переходе разговора на хозяйственные темы стало ясно — время пришло. Выслушав сетования о затруднении проверки счетных записей отгруженного, принятого и запасенного, я торжественно предложил свою помощь.

Княгиня подивилась:

— А ты, батюшка, счётной грамоте учен? Нам то, с сестрами, в младых летах, ни к тому бысти, то молодших нянчили, а то пряли али ткали. В зрелых же годинах неудобь сие постигать.-

— Ну как же. Я отлично знаю математику. Могу и в уме считать, если надо —

По распоряжению хозяйки ключники принесли записи, представлявшие собой длинные накрученные на деревяшки свитки. Их развернули, и на меня нашла оторопь. Буквы я еще мог с грехом пополам разобрать и сложить, но вот цифровая запись предстала в виде какого-то шифровального кода. Ряды клеточек, как для игры в крестики-нолики, с хаотично расставленными внутри буквами перемежались странными закорючками.

— Что сие?-

Младший ключник заглянул через моё плечо и сказал:

— Хлебная роспись. Принято в новый амбар внове две сотни и пяток четьи ржицы с пол-полтретью осьмины. Выдано шешнадцать четвертей с осьминою, да семи разов по тридесяти сем четей без полуосьмины, тако всё и роздано —

— А арабскими цифрами нельзя записать — тут я вспомнил происхождение современных счётных символов — или индийскими?-

Понадеявшаяся на меня и обманутая в лучших чувствах Анна Григорьевна разозлилась:

— Кацы ж тебе цыфири потребны? Мы, чай, не в Ындее, а на Руси, и счет наш, исконно, словенский. Аль и про учение счётное ты лжу сказывал, насмехался над нами?-

В очередной раз я, похоже, крепко сел в лужу. Отступать не хотелось, и мне пришлось потребовать еще раз прочесть приходно-расходную запись. В уме сразу стал складывать целые числа, решив разобраться с дробными потом. Баланс явно не сходился, выдано было больше чем принято.

— Сколько раз принимали в амбар зерно?-

— Един раз. Две сотни и пяток четвертей да к ним пол-полтреть осьмины.-

— И ничего там раньше не лежало?-

— Истинно. В пусте амбар бысть.-

— Значит, со счетом при выдаче ошиблись, меньше выдали.-

— Облыжно ты, князь, вину возводишь. Тем дачам многожды видоков ести. Да меры двукратно считаны.-

— Да не сходится твои записи. Принято двести пять четей с малой толикой, а выдано двести семьдесят пять с чем-то, не может такого быть.-

— В отдачу пошло две сотни семеро десятков да три четверти с осьминою да полуосьминою —

— Ну вот. Сам сознался. Как ты раздать то смог больше чем взял?-

Ключник поклонился княгине и боярыне и произнёс:

— Дозвольте слово прямое молвить —

— Говори, Тришка —

— Мню, дураки княжича Димитрия счётной грамоте учили, окромя устных складывания да вычета, ни чему ни обучен. Добрый вчител ведает, да юноту учит, что в честной приимочной полной мере осемь четей, а в отдаточной без обману шешть. Ну а про то, что он знаков цыфирных не розумеет, да буквенные некрепко, сиесть стыдное дело, по родству ево, непригоже в бесписменниках ходить —

— Ладно, ступай, Трифон-

Закончила урок арифметики боярыня Годунова.

— Ты, отрок, не тужи. Ежели будешь речи наказателей с прилежаньем постигать, то и овладеешь хитрым уменьем счётным. А что небреженьем тебе держали, то на Москве уже ведают —

На этом ужин был завершен, и слуги препроводили меня галереями в выделенную часть хором.