Последний князь удела (полная версия)

Глава 43

К концу Рождественских праздников царевна Феодосия окончательно поправилась. Радости её родителей не было предела. Моя персона явно оказалась в полном фаворе у царственной четы, разнообразные подарки присылали почти каждый день. Помимо прочего прислали мне и часы иноземной работы, удивили они меня тем, что тут единственная стрелка была неподвижной, а вращался циферблат.

Я же пытался ковать железо пока горячо и выпросить по возможности побольше льгот. Основную прибыль сулил выхлопотанный откуп на ввоз свинца, выданный на условии поставлять это стратегическое сырьё в казну по ценам чуть ниже английских. По моим прикидкам переработка и очистка нескольких тысяч пуд металла, завозимого в страну через Архангельск — Новые Холмогоры, могла принести дохода в пару тысяч рублей ежегодно.

Огромные затруднения вызвало получение дозволения на устройство потешного войска. Разрешение было дано при прощальном обеде у царя, на котором из бояр присутствовали лишь Борис Фёдорович и Дмитрий Иванович Годуновы, да Фёдор Никитич Романов.

Небольшого роста, худенький старичок — дядя всесильного царедворца настойчиво интересовался:

— За ради чего за удельное войско хлопочешь? Мимо Москвы желаешь рать иметь?-

Патриарх годуновского семейного клана носил чин постельничего боярина и руководил одноимённым приказом, что помимо прочего означало руководство царской охраной. Ему по должности следовало быть подозрительным. Хотя идея дать удельному князю возможность набирать служилый полк не нравилась никому из московских верхов.

— Да не настоящее это войско будет, потешное, — объяснялся я уже, наверно, в сотый раз. — Ради игры в войну да забавы детской прошу сие. Воями отроки будут понарошку, да оружье у них игрушечное. А в потехе той можно будет и иноземные какие воинские хитрости испытать.-

— Чего в ратные дела тешится — не уразумею, — не соглашался вредный старик. — Через тройку лет недоросли в годные лета войдут, так вволю в царёвых полках натешатся, ежели желание имеют.

— Опять же греховное сие творенье — игрища-то. Вот азм своим детям да племяшам с юных лет, почитай, как с колыбельки взяли, не во что тетешкаться не дозволял. Таковое воспитание впрок пошло — гляди, какой молодец вымахал, — семидесятилетний, седой как лунь, постельничий с гордостью осмотрел своего племянника.

Спорить с почтенным старцем не стоило, хотя приведённый им довод был крайне сомнителен, насколько мне было известно, из его восьми детей дожил до отроческих лет лишь один сын.

— Ежели охотой юнота тешится, то ничего дурного тут нет, — возразил не согласившийся с дядей царёв шурин. — Да немецкий ратный строй и прочие хитровины разучить пользительно будет.-

— Зря ты чужеземным еретикам потакаешь, — известным своим благочестием старик не сдавался. — Прельщение от них одно лукавое, да в вере расстройство.-

Беседовавший со своим двоюродным братом Фёдором Романовым царь обратил на нас внимание:

— Невелика просьбишка братца моего молодшего, велю удоволить.-

Потом немного помолчав, он обратился уже прямо ко мне:

— Всем сердцем тужу, оттого что запретный плод ты семени отцова, но для меня будешь завсегда любезен, николи не осерчаю на тебя.-

В эти времена в Москве никто не стеснялся в лицо говорить самые неприятные вещи, куртуазность в обиход ещё не вошла.

У меня же на душе кошки царапали. Если б не отказ патриарха Иова признать брак государя Ивана Васильевича с Марьей Нагой законным и не крайнее религиозное рвение моего сводного брата, то я по всем правилам мог стать первым наследником престола. Однако согласно русским обычаям на отцовское наследство незаконнорожденный прав не имел, а у царя Фёдора Ивановича недоставало воли эти правила изменить.

Мысли государя перескочили на иное:

— У кого ты инрогов рог куплял? Надобно и в царской аптеке сие снадобье иметь!-

— У заезжего немца, по вельми дорогой цене, — чувствуя, что мне могут поручить достать небывалое, я заранее подстраховался. — Едину гривенку за тысячу рублей сторговал.-

— Обмишулили тебя, — не раздумывая, сообщил конюший боярин. — Небывалая цена, в сто рублёв за сию меру и то в дорого.-

Вот-вот, — согласился царь. — Ежели ведомо тебе, где иноземец сей, то купи на наш обиход пару пудов инроговова рога, по указанной цене. Коли невмочь тебе сие — доложи что об немецком купчине знаешь нашему первому слуге, Борису Фёдоровичу. Коли чужинец перечить будет, и об том також дай ему знать.-

Как выкрутится из этой ситуации — я не знал, похоже, придётся подсунуть подделку и молиться, чтоб обман не раскрылся. Зато пропадал дефицит удельного бюджета, по примерным прикидкам мне должны были отсыпать из казны огромное количество серебра, чуть ли не тридцать три пуда.

Далее застольная беседа пошла о восточных делах, в Москву приехали посланники от персидского шаха и султана киргиз-кайсаков.

— Мню, любезного друга солтана турского, царя бухарского воевать кызылбаши с кочевыми людьми совместно будут, — сообщил Борис Фёдорович. — Сказывали купцы-тезики, великую силу хан Бухары Абдулла набрал. Евойные узбеки Хорасан с городами Мерв, Нишапур да Герат от персиян повоевали, ханство Юргенчское захватили, да у киргиз-кайсаков их стольный град взяли. Даже, бают, у ындейского падишаха землицы сей царь отнял. От такой войны турскому солтану убыток, а нам радость может выйти. Ежели держава хана Абдуллы ослабнет, последнего друга царь сибирский Кучум лишится.-

Это был ещё один парадокс этой реальности. Насколько мне помнилось, в моём мире Сибирь покорил Ермак, здесь же после гибели атамана казаки были выбиты обратно за Урал, погибла и посланная государем Иваном Васильевичем рать. Достиг успеха и заложил первый сибирский город воевода Мансуров, а завершил покорение сибирской земли князь Кольцов-Мосальский, едва ли не два года тому назад. Вся заслуга присоединения Сибири лежала на царе Фёдоре Ивановиче и его правительстве, исправно посылавшем на восток рати и припасы. Несмотря на несколько жесточайших разгромов, царь Кучум ещё воевал в степи, совершая разбойничьи набеги на русские остроги. Из захваченных в последних с ним сражениях грамот, было известно, что неугомонный сибирский царёк молит хана Абдуллу прислать ему войско в помощь. К счастью для Москвы владыка Средней Азии был слишком занят на своих южных рубежах.

Поговорив ещё с полчаса с боярами, царь удалился на молебен. Собственно мой царственный брат проводил в молитвах едва ли не по восемь часов каждый день, а по большим праздникам находился в главном московском храме, именуемом Иерусалим, круглые сутки. Неудивительно, что на государственное управление у него оставалось немного времени. Но к счастью, его шурин вёл дела наилучшим образом, и страна уже полностью оправилась от великой разрухи двадцатилетней давности.

К сожалению, с просимыми земельными прирезами дело шло туго. Увеличивать размеры удельного княжества московская администрация не собиралась, несмотря на великое ко мне царское благоволение. Уже при сборах обратно в Углич Годунов передал мне жалованную грамоту на волжский посад Усолье с окрестностями.

— Вели послать людишек, соляной промысел возобновить, а то запустел он в последние лета. Да вотчинку сию царь и великий князь Фёдор Иванович жалует с наказом, дабы на Усольском кургане держали сторожку от лихих людей, — сообщил мне боярин.

— Чего ж выварка соли-то отставлена? — добыча нужнейшего минерала прекращалась только по чрезвычайным обстоятельствам.

— Как у Никитки Строганова в казну отобрали Усолье, так стали разбегаться работные люди, да ещё воровские казаки место то зорили, — признал не особо высокую ценность пожалования Борис Фёдорович.

Что ж, дарёному коню в зубы не смотрят, поволжские земли должны были быть плодородней среднерусских. Единственное что препятствовало их использованию, так это постоянная угроза со стороны степи.

По приезду в ставший родным Углич, я первым делом бросился смотреть на привезённые купцом Джакманом товары. Он привёл к городу пятнадцать возов товара, и ещё в Вологде осталось груза на два дощаника. Первым делом мной были осмотрены книжки, практически все они были на латинском языке, малая часть на английском и голландском. Было тут пару книжек по металлургии и горному делу, две по механике и штук шесть по военному искусству и фортификации. Стоили они серебром едва ли не по весу, но покупка того стоила.

Привез Беннет семена, но были там только заказанных трав и свёклы.

— Точно сахарная свекла? — спросил я у англичанина.

— Вельми сладка, свиньи и прочий скот с охотой жрут, — подтвердил торговец.

— Ну а сахар из неё делают? Цукер, шугу, — меня ответ купца не удовлетворил.

— Сие токмо венецийцы на Крите, сарацины в Азии, да гишпанцы за морем выделывают из камыша особого, — в свою очередь удивился Джакман.

Значит, выработка сахара из свеклы здесь тоже не известна. Процесс я себе представлял довольно приблизительно, предполагая, что стоит измельчать овощи, выжимать и выпаривать сок.

Картофель, томаты, подсолнечник и кукурузу — ничего этого Беннет не доставил, оправдываясь тем, что и его заказ, в свою очередь, не исполнили в Амстердаме, поскольку никто не понял что это за растения.

Немного минералов он привёз в кулях и бочках, остальной их запас дожидался вскрытия Волги у Вологды. Графит, серый мангановый камень, ртуть, бура обычная и калёная, сода, различные квасцы и ляписы — всё это требовалось испытать для установления свойств.

Привезённая купцом растительная сода, стоившая немалых денег, лежала в бочке тёмными стекловидными кусками.

— Худ твой товар, — выдал я заключение после краткого осмотра.

— Сие лучшая аликантская барилла, — возмутился англичанин. — Изрядно сильнее аглицкой али френчской. Турский натрон может чуток лучше, но его взять ныне негде, всё венецийцы скупили.

По моим прикидкам вырабатываемая у нас, хоть пока и в ничтожных количествах, сода выходила в двадцать раз дешевле и в несколько раз лучше. По-крайней мере угличские стекловары над ней дрожали как над серебром. Явно стоило нарастить производство, у продукта был неплохой экспортный потенциал.

Следующим продемонстрированным минералом была бура двух сортов. Жирные на ощупь перламутровые чешуйки напоминали сухую борную кислоту, с которой я не однократно сталкивался в прошлой жизни. Стекловидные куски, мутного цвета именовались продавцом калёной бурой, или тинкалью, и именно это вещество, по словам торговца, использовалось в стекольном деле. Меня, однако, больше обрадовало получение натурального препарата, могущего служить и как антисептик, и как консервант для продуктов.

— Сколько возможно сей природной буры закупить? — уточнил я у Джакмана.

— Землю ту добывают в Тосканском грандюкстве, самосадочная она, но собирают её крестьяне помалу. Правит той страной арцик Фердинанд, из Московии к нему по многу бочек яиц рыбьих, именуемых кавьяр, возят, — ответил купец.

— Может этому итальянскому государю чёрной икры отправить, а взамен этой простой земли попросить? — коммерческая сделка наклёвывалась нешуточная.

— Редко какая бочка не попортится, отбор стоит вести тщательный, — предупредил торговец. — Ежели кавьяр добрый будет, то и от великого князя Фердинанда, товар требуемый в изрядном количестве последует.-

Ну, уж с борной кислотой обеспечить длительный срок хранения продукта не сложно. Конечно, этот консервант не особо полезен для здоровья, но всё же вред сильно зависит от количества потреблённого вещества. Так что уже через год можно было отправлять в Тоскану волжскую черную икру, а через два получить обратно необходимые мне соединения бора.

При переборке графита выяснилось, что опять в значительном количестве примешан неизвестный минерал, так досаждавший нам в прошлом. Я напрочь отказался покупать привезённое вещество без сортировки, бесполезные камни мне были не нужны, и оплачивать их не имело смысла. Купец клялся, что им привезён чистейший графит. Просто часть сырья закуплена из Англии, часть из Верхней Германии.

Сие одно и то же, — твердил Джакман. — Словенской речью именуют камень-карандаш, на родине называют графит, а германцы кличут молибданом.-

— Молибденом? — меня это известие просто поразило.

— А ещё молибдаеном, — подтвердил торговец.

Вот те раз, неужели именно так выглядит руда ценнейшей легирующей добавки к металлу? Стоило испытать её, и поэтому спор с англичанином я прекратил. Мысль, пришедшая в голову, была неожиданной:

— Бен, а иные земли и соли, что ты привёз, как на разных языках именуются?-

— Мангановый камень прозывается ещё мылом стекольщика, некоторые чёрной магнезией зовут, — задумавшись, отвечал купец-авантюрист.

Магнезия это вроде соединение магния, его я видел, из него изготовлялись в оставленном мной мире огнеупоры. Был этот минерал светлого цвета, возможно привезённое мне вещество стоило испытать в качестве флюса или материала футеровки.

Остальные имена привезённых им руд не вызывали у меня никаких стойких ассоциаций. Тогда я стал называть названия интересующих меня элементов:

— Слыхивал ли где таковые прозвища — хром, никель, вольфрам, платина, каменный уголь?

— Угля что в земле родится, на родине преизрядно находится, — сообщил англичанин. — Токмо он бесполезен вовсе, горит плохо, почти ни к какому делу негож, у нас через него пиво чистят. Что до названия вольфрама, то слыхивал яз побасенку, что сей волчий металл у плавильщиков олово пожирает, то же о кобольдовой земле бают. Сам того не видал, вот прочую напасть- чуму оловянную, что кубки да миски в пыль обращает, в Московии почасту встречал. Платиной гишпанцы дурное, лживое серебро кличут, кое монетные портачи производят воровским образом. Прочие имена мне неведомы.-

Сведения были полезные, мне стоило заказать себе образцы этих веществ:

— Привези для меня с десяток кулей вашего угля, да поищи вольфрам, да и кобальт тоже. Что до платины — это металл серый, цветом с серебром схож, но по весу и прочим признакам близок к золоту, его мне тоже нужно.-

— Не слыхивал и серебришке весом как золото, — пожал плечами Джакман. — Но в Амстердаме поспрошаю у гостей, что с Гишпанией торгуют.-

Все остальные закупленные минералы я велел разделить и отправить часть к стекольщикам, часть к горшечникам, а остаток в зельевую палату. Немедленно получивший расчёт серебром купец пришёл в восторг. Поскольку вывоз благородных металлов из страны был запрещён, мне стало интересно, что он будет закупать для экспорта за границу.

— С голландцами рассчитаюсь в Новых Холмогорах, пеньковых канатов да смолы закуплю, на остаток мехов и шёлка персидского, — не стал строить секрета из своих коммерческих планов англичанин.

Торгового гостя, увозившего в Вологду, где у него был двор, пару пудов серебра, я велел сопроводить своим охранникам. Этот иностранный предприниматель был для меня и для всей удельной экономики слишком важен, чтобы потерять его при налёте разбойных людей.

На третий день приезда, после разбора неотложных дел, добрался я до своей химической лаборатории. Мои юные химики Стенька и Юшка набрали себе в помощники шестерых парней, и с ними уже довольно сносно наладили производство соды и серной кислоты, пусть и в миниатюрных масштабах. Правда, наши установки особой технологичностью не блистали, вонь от утекавшего аммиака, или как его окрестили местные — симиака, стояла чудовищная. Производство требовалось отодвинуть от города подальше. В процессе размышлений, куда перенести мастерскую, с чего-то вспомнилось, как можно использовать получаемую попутно с содой соль кальция. Её можно было давать в слабом растворе детям и беременным для укрепления костной ткани.

Через неделю появились первые результаты опытов с бурой и мангановым камнем. С утра старший артели стекольщиков с удовольствием демонстрировал совершенно прозрачную колбу. К вечеру явился занимавшийся опытами с фаянсом горшечник Фёдор, носящий теперь фамилию Песков, и с восторгом заявил:

— Княже, вельми лепая мурава выходит, глянь как чудно!-

С этими словами он протянул мне белую миску, которую только не вполне ровная форма отличала от виденных мной в прошлой жизни дешёвых тарелок. Собственно уже можно было начинать изготавливать первую посуду, наверно имело смысл отправить этого мастера в Боровичские Рядок. Пришла в голову мысль, что туда можно было перевести просящего участок в Угличе гончара Ивана. С Мстинских мест было ближе до Устюжны, да до удельной столицы было не очень далеко. Так же оставшийся от перегонки бурого угля кокс надо было как-то использовать, кроме как на топливо он ни на что не годился.

Кузнец Акинфов нагревая манган в горне с углём, получил корольки из странного лёгкого металла. Опилки его не горели, из этого стало ясно, что найденное вещество не магний. Заметного улучшения металла от добавок этого материала в тигли тоже не происходило. Я решил пока условно считать мангановый камень окисью марганца, и при получении большего количества материала продолжить испытания.

Секрет молибдена нам тоже не давался. Доставленный минерал горел с выделением газа с сильным серным запахом, при проходе через воду образующим слабое купоросное масло. В остатке оставался лишь серый порошок, то же самое оставалось при кислотной обработке руды. Попытки восстановить из этого сырья металл углём в тигле дали лишь капли странного металла и чрезвычайно твёрдые зерна. Будучи добавленными в тигли для варки стали, они только ухудшили углеродистое железо, сделав его практически не ковким. Но мне вспоминалось по последней иномирной работе, что на последних стадиях смешивались лишь чистые металлы, а полуфабрикаты добавлялись в ходе доменной плавки.

Прочие доставленные минералы отдали для испытаний в зельевую палату. Юшка и Стенька, за год уже набившие руку на химических опытах, должны были вместе с новоприбранными помощниками провести лабораторные исследования с тщательной записью результатов. Хотя конечно их записки, составленные на шведско-финско-русском новоязе, без них самих прочитать было затруднительно. Даже подмастерьев они себе набрали из уездных общин кацкарей и сицкарей. Те тоже разговаривали на странном варианте русского языка, но с финнами почему-то достаточно легко находили общий язык.

Навестил меня пропадавший почасту в заречье Баженко Тучков. Без всякого принуждения он уже привил от оспы под две сотни людей, и пока обходилось без тяжких побочных последствий. Процедуру он проводил тщательно, а рекомендованные до прививки молитвы, а после пост и строгое уединение успокаивали особо религиозных. Даже запрет мочить надрез нашёл понимание в народе, ведь отказ от мытья и ухода за внешним видом считался одной из высших формой христианского аскетизма. Потому не редкость было встретить даже церковного иерарха с грязной и косматой бородой и слипшимися сосульками волос.

— Княже, посадские меня стали звать — чирья открывать и руду пускать с жил. Ходить, аль нет? — задал вопрос паренёк.

Несмотря на то, что Баженко по возрасту тела был чуть старше меня, городские жители разузнали, будто он лекарское дело 'ведает'. Это сразу дало основание обращаться к нему с различными просьбами по медицинской части. Вообще в слово 'ведает' закладывался мистический, совершенно языческий смысл, им объясняли практически любое превосходящее средний уровень умение. Набор ланцетов же ему сделал кузнец Миронов, лучшего хирургического инструмента не было до самой Москвы.

— Нарывы вскрывай, только обрабатывать не забывай, как рассказывал, — дал я отмашку на начало обширной врачебной практики. — Что до пускания крови из сосудов, мыслю — дело сие бесполезное. Ты бы лучше пока на скоте каком, коровах или лошадях потренировался раны зашивать и обрабатывать.-

То, что рассасывающийся шовный материал делают из бараньих кишок, мной было объяснено молочному брату давно. Был у нас уже и эфир, проблема была с испытаниями этих новшеств. За попытку экспериментировать с мёртвыми людьми могли потащить на костёр, поэтому начинать стоило с животных. Опять же в случае неуспеха коновалам традиционно просто не платили за работу, в случае трагического окончания лечения человека последствия для доктора могли быть гораздо тяжелее.

Обсуждали мы с Бакшеевым организацию потешного войска. Моё желание создать пехотную часть Афанасий не понимал:

— Со стрельцов да пищальников токмо в городовом и осадном деле, да за гуляй-городами польза есть. Битвы конные рати выигрывают, испокон века так было, и до второго пришествия так будет. Да все полки царёва двора, кои в поход рядом идут, те же стрельцы стремянные — все верхом бьются. —

— У иноземцев всё по-другому, — спорил с ним я.

— Да тако же, — отмахивался рукой ветеран. — У Литвы в поле конные хоругви бьются, ихние стрельцы и немцы наёмные обоз да пушки сторожат. Свеи — те завсегда верхом в поле выезжают, токмо не в прямой бой как литвины кидаются, а с пистолей палят. Пешцы их с огненным да копейным боем — смех один, вперёд шаг на вершок делают, назад на аршин. Про татаровей и говорить нечего. —

— Может пехота разбить врага одна, кавалерия только преследовать будет, — переубедить меня Афанасию не представлялось возможным, про Суворова мне помнилось крепко.

— Как ты стрельцов за гуляй-город выведешь, так их враг и стопчет, — убеждал опытный воин.

— Можно к пищалям штык прикрепить, это как копьё будет, снизу у дула узкое навершие рогатины приладить — до всадника с земли как раз достанешь.-

— Где ж такое видано? — усмехнулся Бакшеев. — Топор на самопал насаженный я видал, не всякий богатырь таковое оружье осилит, копий да рогатин не доводилось. Но мню — никак не сподручней бердыша будет. Ни до литвина с пикой, ни до свея с пистолем не достанешь, татарский лучный перестрел також не перемахнёшь.-

— Бердыши со временем вовсе отставим, — огорошил я старого бойца.

— Нелепицу сущую творить собираешься, — огорчился не оценивший моих замыслов уездный окладчик. — Но пойдут в таковой полк токмо городовых сынов боярских недоросли, да стрельцовы дети. И то им жалованье хоть малое, но дать придётся, всё ж от труда в отчем доме отрываем. Справных воев сыны ногами землю месить не восхочут.-

— Конную роту тоже заведём, — уступил я Афанасию. — Заодно в потехах учебных воинских их с пехотой друг против друга спытаем.-

— Вот и ладно, — пошёл на компромисс ветеран. — Так-то ты быстро сообразишь, что блажь пустая твоя придумка недорослей поместных в стрельцы верстать.-

Через два дня после Сретенья Господня в Углич прискакал вестник из Москвы. Привёз он из столицы письмо от боярина Годунова и помимо этого выложил кучу свежих новостей. Попали в опалу и были пострижены в чернецы оба брата Щелкаловых, руководившие кроме всего прочего приказом Большой казны, Посольским приказом и Печатным двором. Также на Болоте в срубе сожгли иноземного лекаря- чернокнижника. По-видимому, это доктор Павел Ситадин понёс такую суровую кару за бестолковое лечение царской дочери. Сообщил гонец, что на Москве празднуют заключение мира с Крымом.

Незамедлительно я ознакомился с посланием от Бориса Фёдоровича. Хан Гази-Гирей дал шерть перед русским послом о любви и дружбе с Московским государством, согласившись на сильно уменьшенную дань. Собственно куда ему было деваться — Высокая Порта вступила в войну с Империей германской нации, и крымские орды требовались на венгерских равнинах. Отказ послать войска мог стоить хану трона и головы, именно за игнорирование повеления султана отправляться на персидский фронт лишили жизни его старшего брата. Более ничего существенного в письме не было, царский шурин переживал лишь о том, что не ошибся ли он, отказав в финансовой помощи посланцу императора Рудольфа. Так же в тексте приводился список запланированных к несостоявшейся посылке даров. В основном там были меха, на немыслимую цену в двести тысяч рублей. Не знаю, сколько эти соболиные, лисьи, куньи да беличьи шкурки стоили в Европе, но императорский двор явно лишился кругленькой суммы. Ну и поделом им, что они Суворова в войнах с турками всегда подводили, мне в школе затвердили накрепко. Не найдя в послании ничего особо секретного и личного, отдал его на ознакомление Бакшееву.

Старый воин был не силён в грамоте. Текст он читал медленно, водя вдоль строк пальцем и беззвучно шевеля губами. Но память и внимательность у него были явно повыше моей.

— Чудно, — промолвил Афанасий. — Крымский царь шертвует за татар крымского юрта, перекопских да белгородских. А вот за Казыеву орду, азовских татаровей, да за улус Дивеевых детей клятвы мирной не даёт. А в позапрошлогодней грамоте сии земли за собой писал, бахвалился. С чего в отступ-то пошёл?-

— Наверно откочевали восточные степняки из под его руки, — высказал я предположение.

— Нечисто тут, — заключил рязанец. — Как вольные ногаи отъехали так и вернутся. Марать крымскому царю себе титулование не с чего. Видать набег они готовят, Кази-Кирей же ссорится из-за сего не хочет, наперёд отговаривается.-

Что ж версия вполне правдоподобная. Но прежде чем извещать Годунова, следовало ещё каким-нибудь образом уточнить ситуацию. Ошибаться и рушить свой образ провидца грядущего не хотелось, предположение о предстоящем набеге стоило подтвердить ещё из каких-нибудь источников.