Последний оргазм эльфийского короля

Мы наш, мы новый мир построим (типа эпилог)

Темно.

Лежу лицом вниз на чём-то мягком, упругом и – чувствую щекой – шершавом. Руки-ноги – да, на месте, хотя во всём теле ощущение какой-то ватности. Блин, где я? Тихонько поднимаю голову.

Свет – неяркий, рассеянный. Свет сочится через окно, задёрнутое прозрачной белой занавеской с очень знакомым рисунком; шторы раздвинуты. За окном – причудливо выглядящие ветви деревьев, тянущиеся к самому стеклу: кажется, что там, за занавесками, распустил щупальца какой-то многорук-многоног. Его зовут Вам-Кир-Дык? Да это же…

Рывком вскидываюсь (тело слушается). Диван негромко всхлипывает. Да, диван – мой собственный диван в моей собственной комнате на третьем этаже типовой «хрущовки» в большом городе Санкт-Петербурге на берегу большой реки Невы, на Земле – на Третьей планете системы Жёлтой звезды, как говорят в одном сказочном мире…

Я дома, а за окном в капризном свете уличных фонарей чуть шевелятся подёрнутые весенней листвой корявые ветки тополей: дому нашему сорок лет, и тополя вымахали выше крыши – живём как в лесу.

Встаю и медленно иду к окну – под ногами привычно щёлкает отлетевшая паркетная дощечка. Она отвалилась уже давно, только закрепить её некому – с мужиками у нас в доме напряг. Машинально поправляю деревяшку ногой, подхожу к окну и отодвигаю занавеску. За окном балкон – пустой, и под окнами тоже пусто: ни людей, ни даже бродячих собак. И мне на секунду кажется, что весь этот мир пуст – он вымер, и я в нём последнее живое существо, обречённое на одиночество. От этой бредовой мысли всё у меня внутри холодеет, и я поспешно отворачиваюсь от окна.

Я дома, но бурной радости от понимания этого факта я почему-то не испытываю – ни капельки. Наоборот – где-то внутри меня сидит комок, холодный и очень-очень горький: сказка кончилась. А была ли она, эта сказка? Может, всё это – волшебный мир, эльфийский король и прочее – мне просто приснилось? Пить меньше надо, девушка, – тогда не будешь падать на диван во всей упаковке, не снимая кроссовок и куртки…

Глаза привыкли к полутьме, и я отчётливо различаю все предметы: книжные полки, столик с пачкой иллюстрированных журналов, халат, переброшенный через спинку стула, придвинутого к дивану. Дверь в комнату закрыта, а дверца одёжного шкафа полуоткрыта – наверно, обитающий там домовой забыл её прикрыть. А с рабочего стола мрачно пялится на меня квадратный тёмный глаз компьютерного монитора. Магическое слежение? Тьфу, блин, какое, нах, слежение? Совсем крыша съехала…

Мой взгляд натыкается на электронные часы. Зелёные циферки ехидно подрагивают, выдавая мне ценную информацию: 22.47, пятница, и тэ дэ. Пятница? Значит, два часа назад я ещё была у Кристы, на той дурацкой вечеринке, где мне… Испуганно хватаюсь за лицо – у меня же там должен быть синячище во весь рост! Но пальцы встречают ровную гладкую кожу, и ничего не болит. Так что же мне приснилось: тусовка у Кристины или Эххленд? И ещё был какой-то люк – или его не было?

Дико хочется курить. Шарю по карманам – у меня ведь были сигареты, это я помню, – и тут мои пальцы нащупывают маленький аккуратный шовчик на внешней стороне левого нагрудного кармана куртки.

Я не вскрикнула только потому, что язык намертво присох к нёбу. Кидаюсь к столу и дрожащими руками нашариваю выключатель настольной лампы. Темнота отпрыгивает, а я стаскиваю с себя ветровку и подношу её к свету.

На кармане ясно выделяется круглое пятнышко – материя здесь чуть-чуть светлее, – обрамлённое почти незаметным швом. Да, я помню – сюда ударила стрела серого гоблина, а потом я сама заштопала дырку, и не как-нибудь, а магией. И мобильник – он был в кармане, а теперь его нет. И быть не может – я ведь бросила его в чашу Водопада Слёз. Значит…

Я почти падаю на стул, чудом не угодив мимо него. Мысли скачут, как угорелые; я выуживаю из кармана джинсов кошелёк и вываливаю его содержимое на стол. Разгребаю смятые купюры и нахожу среди стошек, десяток и полтинников три пятисотрублёвки – три, а не две! Поочередно подношу купюры к лампе и внимательно их рассматриваю – так и есть: на двух пятисотках номера одинаковые, то есть почти одинаковые – они отличаются только одной цифрой.

Минут хрен знает сколько сижу в полном обалдении. Потом в голове проясняется, и возвращается способность мыслить логически: способность, которой я всегда так гордилась. И первый же вывод предельно прост: я действительно была в мире фэнтези и провела там почти целый год. А потом меня вернули, и причем очень ловко: здесь прошло всего-то пара часов. И даже вежливо переместили меня прямо в мою комнату, а не в тот идиотский люк, куда я рухнула – хороша бы я была, выбираясь из этого грёбанного колодца, а потом пытаясь попасть к себе домой: ключи-то я потеряла где-то там, в Эххленде, – нет их у меня, нету! А отсутствие синяка – так это наверняка подарок добряка Причесаха. А кого же ещё – магесса Окостенелла скорее подарила бы мне многорядный шрам от кошачьих когтей во всю щёку, чем стала бы заниматься ликвидацией последствий моих неосторожных поступков в моём собственном мире.

Значит, всё это было, было, было! Мой амулет! Я торопливо запускаю руку за пазуху – что-то есть! – вытаскиваю это «что-то» наружу, и…

В моей ладони – горсть света, цветной силуэт в форме бабочки. И эта бабочка тает, тает, тает, распадается на светящиеся точечки и струйки, протекающие между пальцами, как талая вода. Но вода мокрая, от неё остаются влажные следы на коже, а свет – вот он был, а вот его уже и нет. Артефакт из чужого магического мира вместе со своей неразрываемой цепочкой исчез раньше, чем я успела сообразить, что он исчезает…

И тогда я тупо встаю со стула, деревянными шагами бреду обратно к дивану и падаю на него лицом вниз.

Я плачу. Нет, я не плачу – я рыдаю, я захлёбываюсь слезами. Я плачу так, как плачут обиженные дети – в детстве все беды и несчастья кажутся непереносимыми. Но детские горести быстро забываются, а я – я давно уже не ребёнок…

«За что, за что, за что?» – повторяю я сквозь слёзы и понимаю: было за что. Но я всё равно повторяю эти два очень коротких слова – повторяю их снова и снова, давясь слезами. Я помню вкус воздуха Эххленда, помню запах цветов на моей свадьбе, помню белую метель, говорящую голосом Вечности, помню балладу о любви и серые глаза рыцаря по имени Хрум де Ликатес. И вот – ничего этого нет, ни-че-го… Нет этого дивного мира, где умеют творить золото из пустоты, и где люди – то есть эххи – не умеют врать. То есть он где-то есть, этот мир, он реально существует, но мне туда уже не попасть – ни-ког-да… Я могу броситься под поезд, могу спрыгнуть с крыши четырнадцатиэтажного дома – не поможет. А если по какой-нибудь невероятной случайности я и попаду в портал, то вскрытие установит мою смерть от травм, полученных в результате несчастного случая, и никто не узнает, что меня равнодушно убил маг из Гильдии стражей Порталов и отправил моё мёртвое тело назад на Землю – как и положено по инструкции. Эххленд для меня – и не только для меня – закрыт. На-всег-да.

Я потеряла дивный мир, а ведь могла бы сейчас – могла! – быть в нём герцогиней де Ликатес. Так ведь нет, я как та старуха из сказки Александра Сергеевича Пушкина: а подать мне избу со всеми удобствами, потом столбовое дворянство и дальше по списку. Вот и сижу теперь – то есть лежу – у вдребезги разбитого корыта: получила простреленную куртку и пятьсот рэ компенсации за моральный ущерб. Ну что за жизнь гадская…

Отревевшись, я поднялась с дивана и побрела на кухню. В квартире было пусто, тихо и темно: маман в очередной раз где-то устраивала свою личную жизнь (после того, как она вошла в постбальзаковский возраст, это занятие сделалось для неё основным хобби), папочка тоже отсутствовал (причём давно – уже лет этак двадцать). Папочка исчез из моей жизни, когда я ничего ещё толком не соображала, и потому был для меня существом мифическим, то есть виртуальным – я его просто не помнила.

Холодильник встретил меня белым безмолвием (обычно мы затариваемся продуктами по выходным), среди которого я отыскала кусок колбасы и бутылку какой-то выпендрёжной водки – наверняка чей-то подарок. Водке я обрадовалась куда больше, чем колбасе – самое то в моём раздрызганном состоянии. Набухала в чайную чашку грамм сто пятьдесят и жадно выпила: залпом, как воду. Это вам не слабенькое эххийское вино – в голове тут же зашумело, и по телу разлилось приятное тепло. Поставила чайник и сделала себе растворимого кофе – соскучилась я по этому напитку. Лучше бы, конечно, заварить, но у меня на это не было сил. Пока чайник закипал, я ещё приняла алкоголя, а после кофе более-менее пришла в себя: во всяком случае, перестала поминутно всхлипывать. За окнами было уже совсем темно: только пятна фонарей светились, словно глаза гигантских кошек. Да, кошек – эльфийских кошек…

Вернувшись в свою комнату, я села за стол, подпёрла лицо ладонями и уставилась на лампу. Мысли еле шевелились, как будто объявили любимой мне бессрочную забастовку. И что же мне теперь делать? Снова идти трудиться на благо фирмы, которую я ненавижу тихой ненавистью? Помогать какому-нибудь очередному кренделю уйти от налогов или вывести в оффшорную зону всё, что нажито этим кексом непосильными трудами праведными, и тихо радоваться подачкам, крохам с барского стола, которые наш директор именует зарплатой? И это после того, как я была королевой, управляла целой страной и решала исход битв и войн? Мне снова захотелось разреветься, но я сдержалась – Москва слезам не верит, и северная столица тоже где-то как-то придерживается той же политики. И постепенно возвращалась и нарастала привычная злость – она для меня вроде допинга. Уроды, козлы, сволочи – ну что за жизнь такая паскудная…

Я перевела взгляд с лампы на стол и увидела там книжку – одну из тех, что я совсем недавно, три часа назад (или полгода назад?) просто обожала. На обложке похабно лыбился красавец-эльф в зелёном прикиде, а рядом с ним многозубой улыбкой, похожей на оскал умершего от перелома позвоночника, ухмылялась дебильного вида девица с мечом в руке – типичная попаданка, судя по одежде и по выражению её морды лица. Мне остро захотелось запустить этом томиком в окно, но я пожалела оконное стекло – возись потом, вставляй. Я протянула руку, погладила глянцевую обложку, словно прощаясь со своей заветной мечтой, и тут меня вдруг осенило (я уже, кажется, говорила, что в стрессовых ситуациях у меня резко активизируются мыслительные процессы). Книга… Книга? Книга! Да, да, книга, едрён батон многоразовый!

Мысли забегали, как ошпаренные тараканы, – забастовка прекратилась. А ведь таких, как я, фанатеющих от всей этой лабуды, – миллионы! Дети хочут сказок – дадим им сказок, нет проблем. Но детки нынче пошли избалованные – уж я-то знаю! – им подавай не просто сказки, а сказочки с гнильцой, чтоб побольше траха да побольше кровушки, а главное – они хотят, чтобы где-нибудь (неважно где, хоть у гоблина на закорках) отыскался бы мир, где их пакостным страстишкам, в которых им стыдно признаться даже самим себе, обязательно нашлось бы уютное местечко. Им хочется верить, что какой-нибудь рохля, не умеющий и не желающий быть настоящим мужчиной здесь, в нашем мире, там непременно будет Героем-Круче-Всех, причём без трудов и усилий, а просто так – на халяву. Им хочется верить, что девица с насквозь продуваемым чердаком, зоологическая хамка, ушедшая по своему умственному развитию на два шага от амёбы (причём в обратную сторону), там сразу же станет богиней Небездидой и будет играючи вершить судьбы миров. Им очень хочется именно таких сказок, и они готовы за них платить. И я помогу этим деткам: я буду писать для них эти сказки. Это совсем несложно, потому что я знаю, о чём нужно писать – ведь я сама из этих детей.

Стандартный фэнтези-роман (особенно типа юмористический) можно нащёлкать на клаве за месяц – ребята с филфака такие штуки делали на спор, а я что, глупее их? И у меня есть преимущество, которого нет ни у кого: его белобрысое эльфийское величество, король Шумву-шах, правитель Полуденной стороны Эххленда, сделал мне поистине бесценный подарок – он оставил мне память обо всех моих приключениях в мире эххов. Мне не нужно ничего сочинять – мне надо только слегка подретушировать мои воспоминания. Массовому читателю не нужна правда жизни – он будет читать только то, что ему приятно, что гладит его по шёрстке. Он хочет, чтобы примитивная попаданка-бестолковка походя брала верх над бессмертными – ему не нужно знать, что умная я плела такие интриги, узнав про которые сама миледи Винтер от зависти сгрызла бы себе ногти до самых локтей, но все эти интриги рассыпались пылью, столкнувшись со спокойной мудростью древней расы, на тысячелетия опередившей людей. Массовому читателю некомплиментарно отождествлять себя со мной, потерпевшей сокрушительное поражение и вышвырнутой из параллельного мира, словно нашкодивший котёнок, – ему это неинтересно. И поэтому я напишу свой роман на основе реальных событий, только по-другому. Как? А вот, скажем, так.

Таможенник Причесах на раз узрел во мне Избранную, распростёрся ниц и задарил мне некий многоцелевой артефакт, наделивший меня невероятным могуществом. По дороге к ближайшему населённому пункту я мимоходом, голыми руками удавила наглого паука, осмелившегося поднять на меня лапы (все воины моей почётной охраны, понятное дело, трусливо попрятались по кустам). Потом появился дракон и упросил меня взять его к себе в качестве служебной собаки. Я согласилась, но только при том условии, что эта скотина сама будет заботиться о своём пропитании, и дракон с радостью принял моё условие. В Ликатесе я размазала по стенкам её собственного замка одну колдунью, побоявшуюся, что я отобью у неё местного короля, на которого эта стерва сама давно положила глаз. В местную столицу меня сопровождал один местный типа рыцарь, красавец и вообще герой-любовник (дракон попросил краткосрочный отпуск для улаживания семейных дел), и как-то ночью на привале этот хмырь осмелился подкатиться ко мне с откровенно гнусными намерениями. Пришлось оторвать ему яйца (причём без наркоза) и уволить без выходного пособия.

Эльфийский король, импотент по жизни, при виде меня воспрял всеми фибрами и прочими органами души и тела и тут же предложил мне руку, сердце и царство в придачу. В принципе мне было достаточно только царства, но я великодушно взяла в придачу и этого эльфа пенсионного возраста – так, из чистого человеколюбия. Тем временем вернулся мой дракон, у него началась течка (то есть спермотоксикоз, течка – это у самок), и эта крылатая ящерица набросилась на меня – опять-таки с гнусными намерениями. Пришлось оторвать яйца и ему, чтоб впредь неповадно было (и чтоб такие кретины не размножались). Но тут началась война: местный Тёмный Владыка, прознав о несравненной мне, потерял сон и аппетит – короче, и этот сексуальный маньяк тоже решил нарваться на неприятность. И таки нарвался (в какой именно форме – это я ещё придумаю, не рвать же и этому яйца – нужно же какое-то разнообразие). Ну, и, само собой, восхваление, обожествление несравненной меня, мои статуи из чистого золота, и тэ дэ, и тэ пэ.

А сейчас я тут как бы в отпуске, а потом вернусь, потому как без моего зоркого глаза и твёрдой руки весь тот фэнтезийный мир мигом придёт в хаос и запустение. И продолжение следует: а как же! Надо окончательно дотоптать Тёмного Владыку, переловить в океане всех морских чудовищ и устроить в Камероне типа океанариум (и зоопарк), а драконов заставить организовать закрытое акционерное общество: авиакомпанию грузопассажирских перевозок «Эх, лайн!». А потом – потом надо навестить тамошних богов, Следящих, и поставить их на место. Так что тома на четыре хватит с лихвой, а там, глядишь, ещё чего-нибудь придумаю. И вот такое типа чтиво пойдёт только так, влёт, и читатель радостно замурлычет и радостно достанет кошелёк.

А я стану знаменитой: гонорары, слава, известность, вилла на Коста-Дорада, новый любовник каждый месяц (или даже каждые десять дней), роскошные машины и завистливые взгляды самой Ксении Собчак. И так будет, потому что моих читателей – миллионы, а будет ещё больше (я очень постараюсь). Цинично, скажете вы? А мне насрать, что вы скажете! Победителей не судят, а если и судят, то обычно оправдывают.

Я уверенно включила компьютер, открыла новый вордовский файл и быстро набила название: МЫ НАШ, МЫ НОВЫЙ МИР ПОСТРОИМ. А что – клёво! Кажется, это строчка из какого-то хита времён недоразвитого социализма – дедуля мой любил его напевать своим дребезжащим фальцетом. Я несколько секунд любовалась названием, потом подняла глаза – как будто подсказал кто-то – и увидела ни книжной полке уголок сигаретной пачки. «А вот и награда за правильное решение проблемы!» – подумала я, щёлкая зажигалкой (она лежала там же, рядом с пачкой – есть у меня привычка заныкивать сигареты и зажигалки в разных углах комнаты).

У меня закружилась голова – ещё бы, почти год не курить! – и я замерла, наблюдая за сизой дымной струйкой, медленно ползущей вверх на фоне белого экрана компьютерного монитора. Буквы – там, где их закрывал дым, – чуть подрагивали, словно подмигивали мне и говорили: «Правильно, Алиночка, молодец, – это ты классно придумала!».

И тут в настольной лампе что-то пыхнуло, щёлкнуло, и свет погас; погас и монитор. Я потыкала выключатель – хрен вам, выбило пробки. А потом я услышала негромкий такой звук – как будто по железу царапают гвоздём. Звук шёл от окна, я повернулась, и…

Сигарета выпала у меня из пальцев и упала на пол, но я не обратила на это внимания. За окном, на металлическом ограждении балкона, сидела здоровенная ворона – мне даже показалось, что это та самая птица, из-за которой я влетела в тот памятный люк. Вороны – они твари индивидуальные, и похожи друг на друга только на первый взгляд. В комнате было темно, а на ворону падал свет от уличного фонаря, и я могла разглядеть эту пернатую тварь – размером с небольшую курицу – во всех её подробностях. Ворона сидела спокойно, вцепившись лапами в балконный поручень, и смотрела на меня, чуть наклонив набок свою чёрную голову с внушительным клювом. Я увидела блестящий вороний глаз – ворона видела меня, более того, она меня специально разглядывала, причём внимательно: как бы изучающе.

И взгляд птицы был осмысленным: в нём была мудрость, укоризна и грусть – лёгкая, еле заметная.

И мне стало очень-очень-очень не по себе…

Санкт-Петербург,

22 декабря 2007 года – 17 февраля 2008 года