Последний штурм

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Государственный секретарь Уильям Роджерс и советник президента по вопросам национальной безопасности Генри Киссинджер почти одновременно появились в кабинете Никсона. Два главных специалиста по внешней политике потребовались президенту для того, чтобы обстоятельно обсудить телеграмму главы американской делегации на переговорах в Париже, полученную вчера вечером. Несмотря на довольно позднее время, Роджерс успел вкратце ознакомить президента с ее содержанием и высказал мнение, что ответ на нее нельзя затягивать, чтобы не вызвать резкой критики в свой адрес.

— Телеграмма была совсем некстати, — недовольным тоном сказал он.

Это недовольство объяснялось тем, что Вашингтон еще не закончил выработку новых предложений, на что должно было уйти еще не меньше недели. Никсон не торопил своих ближайших помощников — Роджерса и Киссинджера.

Помощник президента по вопросам национальной безопасности, несколько суетливый, как все, кто рвется играть более важную роль, чем ему поручена или чем, по их мнению, они заслуживают, на несколько минут опередил государственного секретаря и хотел открыть фонтан своих бьющих ключом предложений, когда степенно вошел Роджерс. Киссинджер с преувеличенным вниманием поинтересовался самочувствием государственного секретаря. Роджерс не любил советника президента за его откровенную саморекламу и желание всех учить азам внешней политики, поскольку считал, что, кроме него, никто в ней ничего не понимает. Был, правда, у Киссинджера еще один конкурент в области саморекламы и в стремлении взять на себя роль творца внешнеполитического курса США — Збигнев Бжезинский. Но Бжезинский еще далеко стоял от Белого дома, а звезда Киссинджера поднималась все выше: с профессорской кафедры в университете он уже переступил заветные рубежи. Практически до поста государственного секретаря ему оставался один шаг, и Роджерс понимал, что такой гипертрофированно честолюбивый, самовлюбленный человек при случае легко подставит ножку, чтобы вырваться вперед.

Роджерс предвидел занятную картину, если судьбе заблагорассудится допустить к внешнеполитическому ведомству Америки двух таких людей, как Киссинджер и Бжезинский. Непомерные амбиции одного, пылающая жажда власти другого могли их столкнуть в острой открытой, а больше — в закулисной борьбе.

Размышления Роджерса прервал голос президента:

— Итак, друзья мои, какие вы придумали ходы против удачного выпада представителя Вьетнама в Париже?

Говоря это, Никсон имел в виду выступление министра иностранных дел Временного революционного правительства Республики Южный Вьетнам Нгуен Тхи Бинь, выдвинувшей семь пунктов урегулирования положения во Вьетнаме.

Роджерс доложил президенту, что государственный департамент, проанализировав предложения мадам Бинь, пришел к выводу, что они тесно смыкаются с предложениями представителя Ханоя на переговорах, которые в свою очередь были ответом на телевизионное интервью президента США.

— То предложение, — вставил Киссинджер, — было, вкратце говоря, предложением оставить правительство генерала Тхиеу один на один с Вьетконгом, с одной стороны, и с беспокойным, недовольным режимом южновьетнамским обществом — с другой.

Роджерс заметил, что обстановка во Вьетнаме меняется каждый день и она требует учета настроений как внутри страны, так и за рубежом, подчеркнув, что в общем решение о выводе американских войск из Вьетнама хорошо принято народом, но как раз это требует дальнейшего шага вперед. Военные имеют серьезные возражения против такой поспешности, поскольку вывод уже первых контингентов сказался на боевой активности оставшихся во Вьетнаме частей. Они выражают опасение, что такие настроения будут нарастать, а не уменьшаться.

— Да, — отозвался Никсон, — об этом снова предупреждает генерал Абрамс. И все-таки нам необходимо быстрее завершить начатую программу. Давайте посмотрим, что требуют от нас наши противники, я пока слышал только твое краткое сообщение, Уильям.

Роджерс достал из папки несколько листков текста, полученного от главы американской делегации.

— В преамбуле, — сказал он, — как обычно, повторяется все та же мысль: Соединенные Штаты как сторона, начавшая агрессию, должны вывести свои войска из Вьетнама уже в нынешнем, 1971 году. Если США согласятся с этим, Революционное правительство гарантирует, что вывод будет происходить в условиях безопасности. Они требуют, чтобы мы прекратили поддерживать Сайгон. Это, по их мнению, создает условия для образования новой администрации, выступающей за мир, независимость, нейтралитет и демократию, с которой Вьетконг вступит в переговоры о путях решения всех внутренних проблем. Одним из условий для успешного продвижения вперед они считают безусловное устранение всех высших чиновников, которые, входя в нынешнее правительство, мешают найти разумный выход из тупика. И последнее, что они требуют, это обязательств Соединенных Штатов возместить Вьетнаму нанесенный ущерб, прекратить вмешательство и агрессию в странах Индокитая. После заключения соглашения по этим вопросам воюющие стороны должны прекратить огонь. Для этого они согласны на международный контроль.

— Они что, вопрос о военнопленных опустили? — спросил Никсон.

— Нет, он есть, но не считается главным. Вот как говорит об этом мадам Бинь: «Вопрос об освобождении военнослужащих и гражданских лиц, взятых в плен в ходе войны, может быть решен незамедлительно после вывода всех американских войск».

— Не кажется ли вам, — спросил Никсон своих собеседников, — что Ханой и Вьетконг вообразили, что ветер дует только в их паруса? Нам надо дать понять им, что Америка не та страна, с которой можно говорить в ультимативном тоне.

После продолжительного обсуждения ситуации Никсон и его советники решили действовать, как и раньше: тщательно, не торопясь, работать над ответом, не давая в руки противнику козырей. Поспешность могут расценить как слабость американской позиции.

Прошло всего несколько дней, и Вашингтон убедился, что эта тактика не находит поддержки ни в Америке, ни среди союзных стран. «Предложения коммунистов в Париже, — писала «Нью-Йорк таймс», — имеют принципиально новый момент. Американской делегации будет трудно доказать, почему она уклоняется от обсуждения очень ясных пунктов, позволяющих вывести переговоры из состояния застоя. Белому дому тоже должно быть ясно, что семь пунктов мадам Нгуен Тхи Бинь отвечают поправке Мэнсфилда об одновременном выводе американских войск и освобождении пленных. Надо воспользоваться просветом в тучах, которые еще висят над Индокитаем».

Французское правительство в лице своего министра иностранных дел дало положительную оценку новым инициативам, а газета «Монд» сделала резкий выпад по адресу США: «Для скептицизма, проявляемого американцами, нет ни малейших оснований. Новые предложения имеют особо важное значение в настоящее время, когда индокитайская политика США обанкротилась и зашла в глухой тупик».

Чутко реагировали на американскую позицию в Японии. «Нынешнее поведение Белого дома, — писала «Иомиури», — кажется алогичным. Отклонение предложения Временного революционного правительства означало бы большой удар по престижу США. Войну во Вьетнаме мы не можем рассматривать как «пожар на том берегу». Связанные с Соединенными Штатами военным союзом, мы можем быть сами опалены этим пожаром».

Когда отсиживаться в ожидании более удобной погоды для американской дипломатии стало уже невозможным, в большое турне по странам Азии вылетел Киссинджер. Он провел переговоры с лидерами сайгонского правительства, требуя от них быстрее овладеть положением и с помощью новой техники нанести ощутимые удары по противнику. Но ни Нгуен Ван Тхиеу, ни другие руководители не разделяли оптимизма советника президента. Он не убедил их в том, что Соединенные Штаты поступают правильно.

Потом Киссинджер исчез на несколько дней с горизонта Южной Азии. Даже всезнающие американские корреспонденты не могли найти его следов. Никто не знал даже, в какой стране он находится. Посол в Таиланде сообщил корреспондентам, что Киссинджер почувствовал усталость и решил отдохнуть несколько дней на Цейлоне — там целебны воздух и волны океана.

Девятого июля специальный американский самолет, маршрут которого удалось сохранить в строгой тайне, приземлился на пекинском аэродроме «Шоуду». Прямо от самолета в тяжелой машине марки «Хунци» с пуленепробиваемыми стеклами Киссинджера доставили в резиденцию в Запретном городе Чжуннаньхай. Начались глубоко секретные переговоры Киссинджера с Чжоу Эньлаем. В эти дни американские газеты как бы случайно стали публиковать новые отрывки из беседы Эдгара Сноу с Мао Цзэдуном. Особенно привлекли внимание две цитаты Мао. Одна относилась к январю 1965 года, когда Джонсон пустил на полный ход машину эскалации войны во Вьетнаме. Тогда Белый дом еще испытывал беспокойство: а как поведут себя китайцы? Именно этот вопрос задал американский биограф Мао своему собеседнику. «Китайцы, — ответил тот, — будут воевать лишь в том случае, если американцы нападут на Китай. Неужели это не понятно? У китайцев очень много дел у себя дома».

Да, дел было, действительно, много. Мао уже вынашивал идею «великой культурной революции», в ходе которой помимо устранения своих давних политических соперников, ставилась цель совершить такую перестройку государственной системы, которая позволяла бы при сохранении фасада революционности пойти на сближение с западными странами для создания «широкого фронта против советских ревизионистов».

Через пять лет, встретившись еще раз с Эдгаром Сноу, Мао Цзэдун уже определенно скажет: «Китайцы и американцы не должны иметь по отношению друг к другу никаких предубеждений, между ними должно существовать взаимное уважение на основе равенства».

Три дня продолжались переговоры в Пекине, после которых Киссинджер снова появился на горизонте. На пресс-конференции в Пакистане он сообщил о своем визите в Пекин и о полезных, удовлетворяющих обе стороны беседах с высшими руководителями Китая. Сообщение о том, что правительство Китайской Народной Республики официально пригласило Никсона посетить Китай в подходящее для него время до мая 1972 года, произвело эффект разорвавшейся бомбы. И сразу последовало заявление самого Никсона, что он с удовольствием принял это любезное приглашение, «чтобы установить новые отношения с материковым Китаем».

«Самое меньшее, чего можно было бы ожидать, — писала американская газета «Дейли уорлд», — это то, что Чжоу Эньлай как «ярый поборник антиимпериализма» должен бы дать ясно понять: в ответ на приглашение Никсона в Пекин — США должны прекратить явный саботаж парижских переговоров по Вьетнаму.

Самое меньшее, чего мог бы потребовать Чжоу Эньлай, — это чтобы американские вооруженные силы убрались из Вьетнама к концу года. Китайский премьер не сделал ни того, ни другого».

Заключительной частью длительного турне Киссинджера, в центре которого, как выяснилось, была поездка в Пекин, стал Париж. Он летел в столицу Франции героем. Еще бы! Первое высокопоставленное лицо американской администрации проникло за «бамбуковый занавес» и предложило китайским вождям принять в качестве гостя президента Соединенных Штатов. И они согласились. Киссинджер ни словом не выдал, что почва для такого приема готовилась самими китайцами задолго до того, как его «боинг» приземлился на аэродроме «Шоуду».

В Париже Киссинджер со свойственной ему развязностью, явно демонстрируя, что для него нет ничего недоступного, сказал, что приехал провести заседание «в узком составе». Он хотел повторить «пекинскую атаку» в отношении представителей сражающегося Вьетнама, сказав, что привез «план восстановления мира во Вьетнаме».

— «Новый» американский план, — сказал глава вьетнамской делегации, — это очередная попытка ввести в заблуждение мировое общественное мнение и американский народ. Вряд ли стоило господину Киссинджеру так изводить себя столь длительным и трудным путешествием, чтобы являться на серьезные переговоры с пустыми руками. В ответ на такие шаги, которые служат маскировкой далеко идущего тайного заговора против нашей страны, силы национального освобождения ответят усилением своей борьбы с агрессором. Американское правительство возвело силу в свой культ. Наш народ этим не запугать. Мы достойно ответим на брошенный нам вызов.

«Сейчас вряд ли подходящее время для проявления цинизма, — писала в связи с планом Никсона американская газета «Глоб энд мэйл». — У США нет другого выбора, кроме серьезного рассмотрения предложений коммунистов. Отклонение их будет расцениваться и врагами, и друзьями как продолжение глубоко порочной политики, проводимой сменявшими друг друга администрациями. Правительство США должно хотя бы раз быть честным. Оно должно вести переговоры с позиции доброй воли, отложив в сторону ложь и манипуляции».

Внимательно следили за китайско-американским сближением на Юге Вьетнама. Генерал Ле Хань, ставший командующим одного из участков фронта, провожая заместителя начальника генерального штаба Вьетнамской народной армии в Ханой, спросил, не вызовет ли это сближение изменения тактики американского командования.

— Сейчас, товарищ Ле Хань, — сказал представитель Генерального штаба, — имеется благоприятная обстановка для ударов по врагу. Во-первых, Соединенные Штаты всюду подвергаются сильному давлению за свою нереалистическую позицию на переговорах в Париже. Наши предложения, подкрепленные успешными боевыми действиями здесь, будут ставить их в еще более трудное положение. Нарастает антивоенное движение внутри Америки. По сведениям, поступающим из Соединенных Штатов, брожение захватывает даже часть бывших солдат, которые активно выступают против политики Никсона. Во-вторых, и это вам хорошо известно, падает боевой дух американских солдат здесь. Они уже настраиваются на возвращение домой и вернуться туда хотят живыми. В-третьих, внутреннее положение сайгонского правительства очень шаткое. Конечно, американцы предпримут все меры, чтобы на выборах в октябре президентом снова стал Тхиеу, они не видят другой, более преданной им фигуры. И тут наши успешные боевые действия будут влиять на ослабление режима Тхиеу. И думаю, никакие манипуляции не смогут помешать нам успешно нанести удар по важным базам противника, в первую очередь на плато Тэйнгуен.

— Да, если нам удастся справиться с этой задачей, — сказал генерал Ле Хань, — положение американцев на плато ухудшится.

— Ну, не будем предрешать исход событий, лучше готовьте операцию. Скоро вам доставят мобильные ракетные установки, но использовать их надо только по важным целям. Вы ведь с ними знакомы?

— Да, товарищ генерал, видел их действие на боевых учениях Советской Армии, когда был слушателем в академии.

— Вот и хорошо, — подвел итог генерал. — Жаль, что не можем пока доставить хоть несколько установок в дельту Меконга, там бы они очень помогли.

Военная база «Чарли» была расположена вдоль главной автомобильной магистрали, пересекающей Центральное плато Тэйнгуен и как становой хребет соединяющей крупные армейские и военно-воздушные базы в этом важном стратегическом районе. Один пехотный полк, два артиллерийских дивизиона самоходных орудий и бронетранспортеров, одна воздушно-десантная рота для выполнения особых заданий и тринадцать вертолетов, не считая легкого оружия, — такова была сила «Чарли». Разведка обстановки на базе и вокруг нее была поручена группе Фам Ланя, которая имела своих людей во всех гарнизонах американских и сайгонских войск, дислоцированных на Центральном плато. Особенно хорошая информация поступала от опытного Нгуен Куока и работающего в штабе южновьетнамской дивизии заместителя начальника оперативного отдела.

В связи с новым заданием генерал Ле Хань обратился к главному командованию сил национального освобождения придать временно ему группу Фам Ланя. Командование согласилось.

Неделя потребовалась Фам Ланю, чтобы добраться до штаба Ле Ханя. Разведчик прибыл утомленный дальней и трудной дорогой, но всю усталость будто сняло рукой, когда он встретил Ле Ханя. Генерал обнял старого друга и долго не отпускал от себя.

— Ты здорово изменился, Фам Лань, — сказал генерал, — будто выше ростом стал и старше годами. Сколько же мы не виделись, а?

— Пожалуй, более двух лет. После падения базы Фусань мы уже не встречались.

— Быстро бежит время. Я недавно был в Ханое. Заходил в разведуправление, там о тебе знают. Кому надо, конечно. Сказали, что присвоено звание подполковника.

— Это мне сообщили товарищи, только не это сейчас главное, товарищ генерал.

— Да, — вспомнил генерал, — у меня для тебя интересная новость. Ты знаешь, что в Америке опубликована часть секретных документов Пентагона, раскрывающих тайну подготовки войны против нашей страны? Публикация вызвала громкий скандал в Америке и во всем мире. Вот, почитай, — Ле Хань вынул из стопки бумаг пожелтевшую сайгонскую газету с небольшой заметкой «Покушение на полковника Смита».

«Как сообщает агентство ЮПИ, — говорилось в ней, — в Вашингтоне неизвестными бандитами совершено покушение на полковника управления стратегической разведки министерства обороны США Юджина Смита. Несколько дней до этого специальная следственная комиссия установила вероятную причастность полковника к передаче в печать секретных документов Пентагона. Полковник провел пять лет во Вьетнаме, выполняя особые задания разведки. В 1963 году он принимал участие в свержении президента Нго Динь Зьема».

— Ну и что ты скажешь по этому поводу, ты ведь знал Смита? — спросил генерал, когда Фам Лань прочитал сообщение.

— Да, встречался несколько раз, очень умный противник. Нгуен Куок виделся с ним совсем недавно, когда Смит приезжал в Плейку. Откровенно говоря, мне жаль его. Видимо, он выбрал дорогу, опасную не только для себя, но и для американских властей. Это, конечно, дело рук американской разведки. Да, товарищ генерал, новость вы мне приготовили ошеломляющую, — задумчиво проговорил разведчик.

— А теперь посмотрим, что нам делать с базой «Чарли», — предложил генерал.

Фам Лань рассказал все, что знал о базе, высказал свои предложения, как подобраться к ней. И вдруг весело рассмеялся.

— Ты что? — удивился генерал.

— Вспомнил интересную вещь. Над главными воротами базы солдаты укрепили красочно разрисованный щит с надписью: «Где бы вы ни были в мире, вы везде найдете отель «Хилтон». Здесь мы приглашаем вас в «Хилтон-Чарли». Представляете, как они удивятся, если вы явитесь к ним с визитом, на который они совсем не рассчитывают.

Ле Хань улыбнулся, представив картину, нарисованную разведчиком.

Потом они перешли к обсуждению обстановки вокруг базы «Чарли». Несколько часов просидели они над топографическими картами. Наконец все было оговорено, установлены сроки, определены люди, которые будут связаны с Фам Ланем, намечены отвлекающие боевые акции. С трудом Ле Хань уговорил Фам Ланя остаться ночевать, отдохнуть после дальней дороги. Но всю ночь они проговорили, вспоминая свою жизнь, разные ее эпизоды, встречи, годы учебы в Ханое и в Москве, заглядывая в будущее.

— Может быть, тебе доведется освобождать Сайгон, — говорил Фам Лань генералу. — Вот будет праздник, а! Представляю, как твои танки колонной будут мчаться в Сайгон, наводя панику на противника.

— Ну, насчет колонн танков это ты преувеличил. Хотя бы несколько штук.

— К тому времени обязательно будут колонны. Сам же говоришь, скоро ракетные установки получаешь. Скажи, это будут «катюши»?

— Пока не знаю, заместитель начальника Генерального штаба сказал: мобильные ракетные установки. «Катюши» — это было бы здорово. Представляешь, как бы мы накрыли «Чарли»?

Перед рассветом в сопровождении офицера разведки, которому было поручено вывести «родственника» генерала Ле Ханя за пределы охранения, Фам Лань покинул контролируемую зону.

Через несколько дней Ле Хань получил депешу из штаба главного командования: «В связи с тем, что нашей разведкой установлена подготовка американо-сайгонскими частями наступления крупными силами в районе Уминь и западной части дельты Меконг, считаем целесообразным ускорить нанесение чувствительных ударов по намеченным вами объектам. Желательно, чтобы ваши действия начались не позже первых чисел октября».

В ночь на пятое октября части генерала Ле Ханя заняли исходные позиции для атаки. В три часа утра силы освобождения начали обстрел базы. Американские солдаты выскакивали полураздетые из казарм. Никто не знал, что делать. Десантники быстрее всех пришли в себя. Они собрались на своем учебном плацу готовые ко всему. Но даже офицеры не могли отдать вразумительной команды: они не знали, где противник. Огонь стал усиливаться, и американскому командованию стало ясно, что Вьетконг замышляет что-то серьезное. Командующий базой приказал офицерам организовать оборону на случай попытки противника ворваться на ее территорию гарнизона. Диспетчеры стали связываться с бронетранспортерами, находящимися на задании. Патрульные экипажи обычно несли службу на большом отдалении от базы, чтобы помешать Вьетконгу вывести трассу из строя. Наблюдение за безопасностью самой базы в их обязанность не входило. Хотя в последние дни пехотные подразделения частично были переброшены на другое направление, где началась боевая активность частей Вьетконга, на базе было еще достаточно сил, чтобы отразить любую атаку.

Из патрульных машин, приблизившихся к базе с севера и юга, сообщили, что наблюдаются вспышки артиллерийских выстрелов с северо-западного, юго-западного и восточного направлений. С высот, подступавших прямо к базе, бьют минометы.

Командующий базой приказал экипажам двух вертолетов подняться в ночное небо и попытаться ракетами, напалмом, пулеметами подавить огневые точки противника.

Собравшимся офицерам штаба он сказал, что всех их, в том числе и его самого, надо отдать под суд военного трибунала за беспечность и пренебрежение служебными обязанностями.

— Господин генерал, — сказал начальник штаба, — у нас прямая обязанность — охрана магистрали. Работа ответственная, а у нас забрали целый полк.

— Благодарите всевышнего, — резко оборвал командующий, — что этот полк вовремя забрали. Вы можете представить, что бы тут происходило сейчас, если бы солдаты, потерявшие способность подчиняться, начали, как стадо баранов, метаться по базе. Это была бы не военная организация, а сумасшедший дом.

Щелкнула рация. Сквозь рев моторов до присутствующих в штабе прорвался голос командира вертолетчиков:

— Господин командующий, обнаруженные артиллерийские и минометные позиции противника обрабатываем всеми видами оружия подавления. Однако противник ведет по вертолетам сильный огонь из крупнокалиберных пулеметов: мы слишком заметная цель, ведь летаем с включенными прожекторами.

— Выключите их, черт побери! — приказал генерал.

— Но тогда мы будем действовать вслепую. Никакой гарантии в точности поражения.

— Передайте координаты огневых точек противника артиллеристам. Я сейчас переговорю с ними сам.

— Что вы скажете, полковник? — спросил генерал только что вошедшего начальника артиллерии. — Я собирался с вами разговаривать по радио.

— Мы получили от вертолетчиков примерные ориентиры для стрельбы и уже ведем огонь по ним. Но в темноте, без настоящей разведки трудно сказать, насколько эффективен наш огонь.

— Господин командующий, — снова ворвался голос вертолетчика, — по-моему, артиллеристы бьют точно. Произошло несколько взрывов в том районе, откуда противник ведет огонь. Не меньше ли стало взрывов на территории базы?

— Сейчас здесь не поймешь ничего, стреляет ли противник или это рвутся наши боеприпасы. Продолжайте наблюдение и сообщайте координаты артиллеристам. Да и сами действуйте активнее.

Начало атаки на базу проходило, как и было задумано. Когда в бой втянулись и артиллерия, и вертолетные отряды базы, генерал Ле Хань приказал действовать специальным отрядам, заранее укрывшимся в полутора-двух километрах от артиллерийских позиций американцев. По рации генерал передал офицерам, командовавшим отрядами, условный сигнал. Хорошо обученные, натренированные и знающие, что им делать, бойцы за несколько минут преодолели отделяющее их пространство, и, подняв крик, ошеломивший ничего не ожидавших американцев, забросали их гранатами. У артиллеристов даже не было под руками оружия, чтобы отбиваться от противника, и прислуга орудий, которая не успела разбежаться под прикрытием темноты, полегла в этом ночном бою.

Начальник артиллерии, отпущенный генералом руководить огнем, получив сообщение от офицера с пункта связи, что батареи почему-то прекратили огонь, взорвался:

— Какого черта они там думают?! Хотят, чтобы Вьетконг захватил базу?

Он сам решил говорить с командирами батарей, но они не отвечали. Полковник вызывал одного за другим, но ответа не было.

Через два с половиной часа по базе ударили ракетные установки, укрытые до поры в надежных местах. Они дали по «Чарли» несколько залпов и по приказу, известному им заранее, покинули огневые позиции и взяли курс к месту постоянного расположения в глубине горно-лесистого массива.

Залп ракетных установок по базе был настолько разрушителен и неожидан для американского военного персонала, что все — от командующего до последнего солдата, решив, что сейчас на базу ворвутся солдаты Вьетконга, — находились словно в оцепенении. Страшно было смотреть, что происходило на территории: горели бараки, продолжали рваться боеприпасы на складе, вертолеты, кружившие в ночном небе, не могли сесть в огненное море и улетели на другие аэродромы.

Еще до восхода солнца подразделения, выделенные для разгрома базы «Чарли», начали уходить вглубь гор. Это был трудный марш, поскольку уходить приходилось с тяжелой техникой. И только полная деморализация противника позволила уйти в полном порядке. Пусти американцы по следу вертолеты и десантников, солдатам генерала Ле Ханя пришлось бы нелегко.

Созданная два года назад база «Чарли» перестала существовать, потеряв практически всю артиллерию, несколько вертолетов, склад боеприпасов, жилые помещения, сорок семь человек убитыми, включая начальника артиллерии.

Американское командование решило не восстанавливать базу. Уничтожив все, что можно было уничтожить, личный состав базы был эвакуирован в Плейку.

Но над главными воротами базы еще долго висел красочный щит, приглашавший всех в отель «Хилтон-Чарли».