Последний сон

Глава 6

Регистрация прошла быстро и буднично. Они не стали заказывать торжественную церемонию в зале с красной ковровой дорожкой. Элейн категорически отказалась, чтобы не тратить лишние средства. Поэтому им просто выдали бланк на плотной шероховатой бумаге, который они заполнили печатными буквами, после чего по очереди оставили свои подписи.

— Поздравляю, — сухо сказала регистратор, проставляя печати. — Брак заключен. Теперь вы муж и жена, обладаете правами и обязанностями законных супругов.

Ее серое землистое лицо ничего не выражало. За день ей приходилось регистрировать три десятка браков.

— Спасибо за вашу помощь, — вежливо поблагодарил Лоуренс, забирая документ.

Регистратор скользнула по нему скучающим взглядом. На миг в ней зародилась искорка интереса к симпатичному мужчине, но тут же погасла. За дверями зала регистрации томилось еще несколько человек, ожидающих своей очереди заключить брак. Новоиспеченные супруги торопливо вышли, пропуская следующую пару.

В конце коридора их ждали друзья. Винсент разговаривал с Ингой, которая была давней подругой Элейн и тоже актрисой. Лоуренс с довольной усмешкой помахал перед ними свидетельством о браке.

— Дорогая! — Инга с искренним криком восторга крепко обняла подругу. — Я так рада!

— Поздравляю! — Винсент пожал Питеру руку. — Как ощущения?

— Он в восторге, — ответил Элейн вместо мужа, чем вызвала общий смех.

— Всего две минуты как женат и уже потерял право голоса, — улыбнулся Лоуренс. — Но я не против, — он приобнял жену и нежно поцеловал в висок.

— У меня есть для вас подарок, — лукаво подмигнула Инга, протягивая незапечатанный конверт.

— И у меня тоже! — засуетился Винсент, протягивая похожий конверт.

— Вы что, сговорились? — Лоуренс с шутливым подозрением посмотрел на конверты.

— Нам их сейчас открывать или лучше дома? — спросила Элейн с интересом.

— Мой откройте дома, — попросила Инга.

— Мой тоже, — кивнул Винсент.

— Спасибо, друзья, — искренне поблагодарил Лоуренс, пряча подарки во внутренний карман пиджака. — Проголодались? Наш ждет столик.

Они поспешили к заранее заказанному такси, припаркованному на углу улицы. Лоуренс не выпускал руку Элейн. Бросал взволнованные взгляды в ее сторону, краснея, ощущая себя влюбленным как никогда прежде. Ему все-же удалось осуществить мечту. Он женат на любимой женщине и это невероятно. Не кто-то другой, а он — Лоуренс! Больше он никогда не будет один! Если это не победа, то что тогда? Элейн довольно улыбалась, видя его опьяневший от восторга взгляд. В силу профессии она лучше контролировала эмоции, не позволяя другим читать себя как открытую книгу.

Ресторан был небольшим, по-домашнему уютным. Здесь царило красное дерево и бархат. В глубине зала стояло пианино, невидимый музыкант играл на нем незатейливые приятные мелодии, не мешая посетителям общаться друг с другом.

Винсент сразу же заказал игристого вина, чтобы отпраздновать как полагается. Тосты следовали один за другим. В приятной компании за дружеской беседой время летело незаметно. Спустя несколько часов они уже были изрядно захмелевшие, что, впрочем, не мешало им вести себя по-прежнему пристойно. Заканчивать вечер не хотелось.

— Слышите? — внезапно сказала Элейн, привлекая их внимание.

— Что слышим? — удивился Винсент.

— Музыкант больше не играет.

— Да? Наверное, домой ушел, уже поздно.

— Или у него перерыв, — невпопад хихикнула Инга, окуная креветку в соус. — Они должны играть до последнего посетителя.

— Ты так думаешь? А я вот сомневаюсь, — возразил Винсент. — Обычно у нанятых музыкантов оплата почасовая. Отыграл сколько положено и был таков. Думаю, все же, что он ушел домой.

— Хм… Очень хочется сделать одну шалость, — Элейн заговорщицки подмигнула друзьям и выскользнула из-за стола.

Прежде чем Лоуренс понял, что задумала его жена, она скрылась за ширмой и спустя мгновение до него донеслись первые звуки знакомой мелодии. Их музыка. Он застыл, завороженный.

— Неужели это Элейн играет? — шепотом спросил Винсент.

— Она отличная пианистка, — призналась Инга.

— Красивая мелодия, да, Лоуренс?

Сновидец не отвечал, потерянный в звуках, растворившись в моменте, он смотрел внутрь себя невидящим взглядом, потерянный в прошлом и настоящем. Когда мелодия отзвучала, Элейн вернулась к столу как ни в чем не бывало.

— Дорогой, что случилось? — она испуганно смахнула с его щеки слезы.

— Очень красиво, — прошептал он. — Лучшее, что я когда-либо слышал.

— Рада, что тебе понравилось, но не стоит так…

— Это все алкоголь, — проворчал Винсент со вздохом. — Он делает мужчин чувствительными. Откуда это прекрасное произведение?

— Мое собственное сочинение. Мы планировали использовать его в постановке, когда моя героиня должна была играть на фортепиано, но не сложилось.

— Нужно обязательно опубликовать его в каком-нибудь сборнике. Будет популярным!

— Нет, я бы не хотела популярности. Это слишком личное.

— Тогда его можно выпустить маленьким тиражом. Совсем маленьким, для узкого круга, так сказать… Для друзей. Еще вина?

Элейн и Инга синхронно прикрыли бокалы рукой и рассмеялись. Застолье все же подошло к концу. Время было позднее. Пока Лоуренс расплачивался, Винсент вызвался проводить Ингу домой.

— Лучше ей не слишком рассчитывать на моего друга, — пробормотал Лоуренс, как только их такси тронулось.

— Инга его уже раскусила, но она любит внимание, а твой друг, — Элейн положила голову ему на плечо, — очень милый и галантный, поэтому Инга хорошо проведет время.

— Как она догадалась? — спросил Лоуренс, которого позабавило ее определение Винсента как милого и галантного, с учетом того, что тот приходился внуком одной из ее версий.

— Дорогой, мы же работаем в театре. В нашей среде люди с предпочтениями как у Винсента — обычное дело.

Дома Лоуренс вспомнил про подаренные конверты. Сгорая от любопытства, он открыл их и показал Элейн: в обоих оказалась крупная сумма наличных.

— Какое счастье, что наши друзья взрослые практичные люди! — обрадовалась она. — Не стали дарить всякие глупости, которые собирают пыль на полке.

— Нам нужно было пригласить больше друзей, — улыбнулся он. — Здесь хватит на поездку.

— Медовый месяц?

— Скорее медовая неделя, но почему бы и нет? Куда бы ты хотела поехать?

— О, я же была практически везде… — она задумалась.

— Тогда ты работала, а я предлагаю тебе отдохнуть в отличной компании.

— Хорошо, давай поедем к морю. — Элейн посмотрела на одну из его акварелей, которой она украсила стену. — На следующей неделе. У меня есть пара свободных дней, а на остальные меня подменят.

— Тогда я завтра же возьму билеты! — Лоуренс лавировал между стопками коробками, которые еще не успел разобрать после переезда, пробираясь к шкафу, чтобы повесить пиджак. — А где остановимся? Частный коттедж или гостиница?

— Все равно. Надо не забыть взять свидетельство о браке, чтобы не было проблем с поселением в один номер. Мы же теперь муж и жена.

— А кем еще мы можем быть? — деланно возмутился Лоуренс.

Элейн лукаво улыбнулась, но ничего не ответила. Она слишком устала, чтобы продолжать беседу. Вместо этого она просто поцеловала мужа.

Их брак по сути ничего не изменил. Дни были наполнены гармонией двух любящих людей, ночи — дрожью, страхом, холодным липким потом. Кошмар не отпускал Лоуренса: он снова переживал жизнь Генри, погруженного в бездну отчаяния. Украдкой сновидец все же выпил снотворный порошок, но желаемого результата не добился. На следующее утро он проснулся измотанный, разбитый, не помня содержания прошлой ночи, но его лицо снова было мокрым от слез. Элейн с тревогой следила за состоянием мужа, но что она могла сделать? Лоуренс не хотел волновать ее, говорил, что с ним все будет в порядке, он найдет выход, но это была неправда.

Вечером накануне долгожданного отъезда Лоуренс был тих и задумчив. Весь день перебирая книги и тетради, посвященные сновидениям, сновидец составлял подробный план для Элейн, отмечая, что и как изучать, на что стоит обратить внимание в первую очередь, а чем можно пренебречь, дотошно сопровождая все подробными комментариями. Он сидел за кухонным столом, погруженный в заметки, пока Элейн готовила ужин.

— Скажи, а как ты поняла, что я — тот самый? — неожиданно спросил он.

— Когда?

— В гримерке.

— Просто взглянула. Ты же как-то понял, что я — та самая, — Элейн развела руками.

— Но я видел тебя неоднократно во сне. Даже нарисовал. А по твоим словам мой облик был всегда для тебя чем-то… неопределенным. То есть, это вряд ли был конкретный цвет глаз или волос, так?

— Ты прав, — она задумалась. — Хотя кое-какие детали все же были. Я знала, что ты немного выше меня, худощав, гладко выбрит. Ах, — Элейн прижала руки к груди. — Я поняла! Это твой голос! Мягкий приятный тембр, который я узнаю из тысячи! Когда ты вошел в гримерку, я услышала, как ты что-то спросил и в начале решила, что мне показалось, но когда я увидела твое отражение в зеркале, я уже знала, что это ты.

— Значит, мой голос звучит по-особенному, — улыбнулся Лоуренс, освобождая стол от книг, чтобы можно было поставить тарелки. — Тогда я постараюсь болтать чаще.

— Вот и договорились!

Они поужинали и легли спать. Их ждал ранний подъем на утренний поезд. Посреди ночи Элейн проснулась, встревоженная. Она прислушалась и поняла, что в спальне слишком тихо.

Лоуренс не дышал. Точка невозврата была пройдена, сновидец больше не мог вырваться из кошмара, но выражение его лица было спокойным, даже умиротворенным, словно последний сон был милостив к нему. Элейн неверяще смотрела на человека, который был смыслом ее жизни. Не желая мириться со случившимся, она тщетно тормошила мужа, зовя по имени. Когда это не помогло, Элейн бросилась за помощью, но доктор лишь констатировал смерть.

— Остановка сердца, — буднично пробормотал пожилой грузный мужчина, заполняя бланк.

— Нет! Лоуренс же совершенно здоров! — она говорила о муже в настоящем времени, не осознавая, что он больше не принадлежит настоящему. — Он даже не курит! — Элейн с ужасом смотрела, как доктор небрежно накрывает холодное тело Лоуренса простыней.

— Иногда так бывает, — доктор сдержанно пожал плечами. — Рискованный возраст. Вот, держите. — Он отдал ей заранее проштампованный бланк. — Предъявите эту бумагу, чтобы получить свидетельство о смерти. С ним вы сможете похоронить мужа.

— Похоронить мужа? — словно эхо повторила Элейн его слова, глядя в пустоту.

— У вас есть кто-нибудь, кто может побыть сейчас с вами? — взгляд доктора смягчился. Ему постоянно приходилось быть свидетелем того, как рушилась чья-то жизнь, но в этот раз застывшее страдание в глазах женщины было столь глубоким, что доктор решил выйти за рамки профессиональных обязанностей. — Ваши дети или родители… Может, сестра?

— У меня есть подруга.

— Хорошо, обязательно позвоните ей, пусть приедет, чтобы вы не оставались одни.

Элейн так и сделала. Она не могла ясно мыслить и не помнила, как связалась с Ингой, но та вскоре приехала и была с ней весь день, не отходя ни на шаг. Внезапная смерть Лоуренса и для нее стала шоком.

Потом было много поездок, встреч с незнакомыми людьми — у всех одинаково-серые не запоминающиеся лица. Это казалось дурным, затянувшимся сном, который вспоминается на следующее утро лишь фрагментами. Как будто перед глазами мелькают черно-белые снимки, запечатленные неумелым фотографом, когда композиция смазана и люди всегда не в фокусе.

На этом снимке Элейн успокаивает Винсента. Он сжался в комок, сидя на шатком стуле, пытаясь не плакать. А на этом Винсент сам поддерживает ее под локоть, помогая сесть в его машину — она прижимает к себе жестяную урну, которую ни на мгновенье не выпускает из рук. Инга и Винсент все время рядом, но приходит момент, когда она благодарит их за помощь и остается одна. Теперь в квартире снова тихо, слышно лишь тиканье часов.

Элейн очнулась. Было холодно, страшно, одиноко, больно. Сейчас она в полной мере поняла, что чувствовал ее муж, когда описывал кошмар, в котором проводил ночи. Зачем ей жить в мире, в котором нет и больше никогда не будет Лоуренса? Конечно, есть другие версии ее и его, но они предназначены друг для друга, а для Элейн здесь и сейчас никогда больше не будет пары. Не считать же возможным вариантом неуловимого почтмейстера, который имеет общую внешность с Лоуренсом, но не имеет его золотого сердца.

— Я вдова, — прошептала она. — Какие горькие слова. Дорогой мой Лоуренс жил с этой горечью с самого рождения.

Будь у Элейн более чувствительная натура, линия ее судьбы оборвалась бы трагически прямо сейчас, но она привыкла жить в реальности и крепко стоять на ногах, несмотря на все невзгоды, коих в ее жизни было немало. Первый ранний брак был ужасным, роковая ошибка, стоившая ей нескольких лет жизни, второй поздний брак был счастливым, но мимолетным. Она позволила себе как следует поплакать, но когда слезы высохли, Элейн была полна решимости выполнить данное обещание. Не зря же Лоуренс накануне гибели составил для нее план занятий.

На кухонном столе ее ждали стопки книг и тетради с заметками. Следующий театральный сезон она пропускает, поэтому у нее много свободного времени. Элейн всегда была прилежной ученицей. Когда она получала роль, даже самую маленькую, то обязательно заучивала все реплики и в итоге знала пьесу целиком. Заточив карандаш и раскрыв тетрадь, она приступила к чтению. Заметки Лоуренса были прочитаны первыми, затем наступил черед записей почтмейстера. Однако, если с пониманием прочитанного проблем не было, то с применением на практике возникли сложности.

Как увидеть необходимый сон, если не видишь снов вовсе? Элейн перепробовала множество разных способов: использовала лавандовое мыло, пила лавандовый чай, принимала лавандовые ванны, но все это ни на шаг не приблизило ее к цели. Она лишь крепко спала до самого утра, а то, что ей снилось было настоящей нелепицей. В записях Лоуренса было предположение, что триггером к раскрытию способностей сновидца может послужить любая вещь или запах. Элейн вспомнила, что во время гастролей особенно интересные сны ей снились тогда, когда окна ее комнаты выходили на побережье. Звук волн успокаивал, принося с собой красочные дивные образы. Она ухватилась за эту возможность.

На следующий же день, благодаря совету знакомого звукорежиссера, Элейн направилась в специальный магазинчик на окраине города, где приобрела пластинку с записью. На одной стороне пластинки были записаны звуки летнего леса — шелест деревьев, птичьи трели, а на другой — шум прибоя. Тем же вечером, благодаря старому, видавшему виды, проигрывателю, он засыпала под мерный рокот моря.

В спальне мягко горел ночник. Элейн думала о своей жизни, о превратностях актерской карьеры, о встрече с Лоуренсом, о доме, где она могла бы жить с ним, о том, что теперь у ее изголовья всегда лежит блокнот, карандаш и серебряные часы ее мужа…

…В саду было прохладно. Она взяла со столика бокал с яблочным соком и с довольным вздохом откинулась на спинку плетеного кресла. Сегодня выходной, можно насладиться заслуженным покоем. Густые цветущие розовые кусты скрывали ее от любопытных глаз. Розы так обильно разрослись в этом году, что к беседке стало сложно подойти, не наткнувшись на лозы, но она упорно тянула с подвязкой. У ног лежала большая черная собака. Мирная тихая картина…

Как только Элейн открыла глаза, то тут же схватила карандаш. Нужно было в точности записать увиденное. Это был первый яркий сон за долгое время! Такой реалистичный, как будто недавнее воспоминание — все в точности, как рассказывал Лоуренс. Воодушевленная успехом, следующим вечером Элейн в точности повторила ритуал. «Сладких снов», — сказала она самой себе, запуская проигрыватель, и устраиваясь под одеялом.

…Ветерок обдувал ее руку, выставленную в окно автомобиля. На пассажирском сиденье стояла накрытая платком изящная птичья клетка. Внутри сидела маленькая желтая птичка — подарок, который она купила для мужа. Конечно, немного странно покупать на юбилей что-то подобное, но он сам просил необычный подарок. Раз он так сильно любит птиц, то должен быть доволен. Дорога петляла, заставляя сбросить скорость. Места безлюдные, вокруг только склоны гор, поросшие эвкалиптом. Густой воздух пропитан их резким целебным ароматом. Она поправила солнцезащитные очки и мягко повернула…

Проснувшись, Элейн почувствовала горечь эвкалипта на языке. Кожа рук была горячей, словно ее все еще согревало жаркое летнее солнце.

— Поразительно… — пробормотала она, тяжело дыша.

Прилежно записав увиденное, Элейн пошла в ванну, чтобы освежиться. Из головы никак не выходила мысль, что она должна покормить канарейку, но ведь она никогда не держала птиц! Ей захотелось вернуться обратно в видение. Было приятно ехать по дороге в окружении красивых мест на встречу к любимому человеку и везти ему подарок. В этом сне у нее было будущее, которого больше не было в ее маленькой жизни.

Элейн практически ни с кем не общалась. Она мало гуляла, в основном ходила в магазин, чтобы купить продукты, а по возвращении домой выполняла обязательный ритуал с пластинкой и много спала. Инга беспокоилась за нее, но Элейн сумела убедить подругу, что в полном порядке и осенью снова вернется к работе.

— Как у тебя с деньгами? — рискнула спросить Инга, зайдя к ней в гости на чай. — Если тебе что-то нужно…

— Не волнуйся. У меня достаточно сбережений, чтобы продержаться до следующего сезона. Или меня уже отправили на театральное кладбище? — безразлично поинтересовалась Элейн.

— Нет, что ты! Клайв сказал, что придержит место для тебя в любом случае. Только он не знает, захочешь ли ты получить роль в комедии…

— Нам достался очень чувствительный режиссер, — уголки губ Элейн дернулись в усмешке. — Напомни ему, что после развода я блестяще исполнила роль в «Розе».

— Да, чем грустнее жизнь, тем на сцене безудержней веселье, — согласилась Инга. — Какие планы на завтра? Может, погуляем? Сходим в кафе. Погода стоит хорошая.

— Спасибо, но мне сейчас не хочется. Я занята.

— Чем же? У тебя новое увлечение? — Инга с любопытством оглянулась, но кухня, где они сидели, выглядело как обычно.

— Лоуренс оставил мне книги про то, как управлять снами, я тоже решила попробовать.

— Ах, осознанные сновидения! Да, это может быть интересно, — Инга успокоилась и потеряла интерес — по ее мнению новое увлечение не представляло опасности.

Элейн не представляла, как раньше ей удавалось засыпать в тишине. Теперь, стоило услышать шелест волн, как ее веки сами смыкались, а голова склонялась к подушке. Звуки моря действовали безотказно, унося ее в красочный водоворот, фрагментов чужих жизней. Иногда сны повторялись, но не слишком часто. Ни один из них нельзя было назвать кошмарным или хотя бы тяжелым, все они в равной степени были приятными.

В ее обучении наметился прогресс, когда за одну ночь она смогла увидеть несколько снов один за другим. Но вместе с тем Элейн все больше тревожила ее неспособность влиять на содержание сна — везде она была безвольным наблюдателем и не больше. Ей никак не удавалось встретиться с мужем. Она ехала к нему на встречу, ждала в спальне, встречала на остановке после работы, ее мужчина всегда был рядом, но недостаточно близко, чтобы посмотреть на него, обнять, сказать ему все те добрые слова, что она собиралась сказать Лоуренсу. Как это изменить Элейн не знала.

Проведя недели в бесплодных попытках повлиять на ситуацию, она неожиданно нашла билеты, которые купил Лоуренс для поездки. Тихое отчаяние сменилось надеждой. Глядя на бесполезные кусочки картона, Элейн сказала:

— Будем считать это добрым знаком. Мне советовали сменить обстановку, не запираться в себе, что ж… Я так и сделаю. Дорогой, ты одобряешь мое решение?

Она вопросительно взглянула на жестяную банку с содержимым которой так и не смогла расстаться. Будь у нее в собственности дом с садом, она закопала бы ее в саду, под розовым кустом, но увы, сада не было. Как и собственного дома, авто, пианино или сотен других бесполезных вещей, которыми она обладала во снах. Не то, чтобы Элейн всерьез ждала, что Лоуренс ответит. Но когда она обращалась к нему, словно он был рядом, ей становилось чуть-чуть легче.

На следующий день она взяла билет на поезд, идущий к морю. Курортный сезон все еще был в разгаре, но ей невероятно повезло. Прямо перед ней какой-то несостоявшийся пассажир сдал свой билет, и она выкупила его место. Элейн, привыкшая путешествовать налегке, не стала брать много вещей, только самое необходимое. Все уместилось в дорожный саквояж. Предупредив Ингу о внезапных переменах в планах, она с легким сердцем отправилась в путешествие.

Поезд тронулся, увозя ее в неизвестность. Пассажиры глазели по сторонам, дремали, в предвкушения долгожданного отпуска радостно посмеивались, но никто не обращал внимания на грустную женщину, одиноко сидящую у окна. Ночь прошла мирно. Элейн не стала завтракать, только торопливо выпила чашку чая. Когда поезд подъезжая к станции, замедлил ход, она уже была собрана, в нетерпении сжимая ручку саквояжа. Город у моря почти не изменился с того раза, как она была здесь. Все такой же маленький, душный, только теперь узкие улочки были заполнены толпой галдящих туристов. Зимой, без разношерстной толпы, это место ей понравилось больше.

«Что делать, если я не найду, где остановиться на ночь? — мелькнула у нее испуганная мысль. — Тогда мне придется спать на пирсе. С другой стороны, это может быть не так уж и плохо. Сейчас тепло, а я буду так близко к морю, как это возможно. Вдруг мне даже удастся переночевать в лодке?» Но ее безумным фантазиям не суждено было сбыться. В первом же кафе на побережье, куда она зашла передохнуть, вывесили табличку «Сдается комната». Предыдущие жильцы: семейная пара и двое активных детей, прямо сейчас уезжали домой. Хозяйка кафе, уставшая от создаваемого ими шума, с нескрываемым облегчением сдала освободившуюся комнату взрослой одинокой женщине.

— Мне невероятно везет, — удивилась Элейн, стоя в общем коридоре и сжимая в руках заветный ключ от комнаты. — Неужели это твое влияние, дорогой?

— Вы что-то сказали? — в дверях напротив показался другой постоялец. С его лица не сходило недоуменное выражение.

— Простите. Я говорила с мужем, — честно призналась она и поспешила скрылась в своей комнате.

Обстановка была скудной — пара раздельных кроватей, старый шкаф и маленький столик для письма, но актрисе во время гастролей приходилось жить в условиях и похуже. Постель была свежей, а остальное ее не волновало. Элейн переоделась, открыла окно, выходящее на пляж. В комнату сразу же ворвался теплый ветерок, принеся с собой звуки улицы. Человеческие голоса заглушали шум волн, но она знала, что к вечеру все измениться.

Элейн отправилась на прогулку. По рассказам Лоуренса этот город был очень необычным местом, но его возвышенная творческая натура во всем видела необычное. Чтобы делал Лоуренс, будь он сейчас рядом? Наверняка бы шутил, рассказывая забавные истории. А еще обращал внимание на необычные постройки, смешные выходки птиц, нелепые вывески. Его бы все восхищало. То и дело, он предлагал бы где-нибудь остановиться, чтобы она могла отдохнуть. В представлении Лоуренса, Элейн была хрупким нежным цветком, который следовало оберегать. Ей очень не хватало его заботы.

Она бродила по улицам без цели, без смысла, пока не устала. Люди вокруг были такими же приезжими, как и она. Их легко было узнать по расслабленным позам, вызывающе яркой одежде. Местные жители же все как один спешили. Им было не до праздных разговоров. Они стремились успеть заработать как можно больше в течение сезона, поэтому их походка была образцом целеустремленности, а выражение лица — фальшивой доброжелательности. Элейн старательно делала вид, что не замечает ищущие взгляды продавцов. Лишь один раз она уступила своему правилу и купила фруктовый леденец с лотка у девочки с золотистыми локонами. Сердце Элейн не устояло. У девочки были такие же ясные голубые глаза, как у ее мужа.

Когда Элейн оказалась рядом с театром, то медленно обошла его по кругу. От скуки изучила старые афиши, то и дело встречая знакомые имена. В этом месяце представлений не было. Повернув за угол, Элейн, движимая каким-то смутным чувством, вдруг обернулась. В этот момент дверь театра отворилась и в проеме показался человек в черной униформе служащего. Она ошеломленно охнула, увидев его и поспешно прикрыла рот рукой. Мужчина, похожий на Лоуренса словно двойник, закрыл дверь, звеня связкой тяжелых ключей, и быстрым пружинистым шагом отправился по своим делам.

Элейн тут же последовала следом, стараясь держаться на расстоянии, чтобы не выдать себя. Он не обернулся. «Должно быть, это и есть Генри! — догадалась она, не выпуская из виду высокую худощавую фигуру. — Почтмейстер, о котором рассказывал Лоуренс». Ей очень хотелось окликнуть мужчину, завязать разговор, но она этого не сделала. Несмотря на явное внешнее сходство, он все же отличался от ее милого Лоуренса. И дело было не в манере держаться, привычке чеканить шаг или потирать ладонь — все это мелочи. В нем не было той теплоты, света и мягкости, что излучал ее муж, зато было в избытке холода, темноты и цинизма. Опасный человек, способный на все, хотя и не несущий в себе изначального зла.

«Бедный Генри,» — пробормотала Элейн, провожая глазами знакомый силуэт, скрывшийся в дверном проеме. Ей стало его жаль. В поиске чего этот человек приехал сюда, зачем продолжает жить в этом городе, чего подсознательно ждет? Что произойдет, если она постучит в его дверь? Нет, конечно же она этого не сделает — это абсурд. Элейн решительно развернулась и пошла в противоположном направлении. Ее ничто не связывало с этим человеком. Она не увидела, как занавеска на втором этаже дрогнула. Мужчина, стоявший у окна, изучал снующих по улице людей, выглядя весьма обеспокоенным. Почтмейстер чувствовал себя неуютно, но не мог понять причины. Так и не обнаружив ничего интересного, Генри пожал плечами и задернул занавеску.

Элейн решила, что с нее хватит на сегодня прогулок и зашла пообедать в кафе. Так как как заведение было далеко от пляжа, посетителей здесь было меньше и цены вполне вменяемые. Она села за дальний столик, со вздохом вытянув ноги. Оглянувшись украдкой, сняла туфли. Прошли те времена, когда она могла гулять часами и не чувствовать усталости.

— Желаете отведать наше фирменное блюдо? — жизнерадостная официантка протянула меню — тонкий лист серый бумаги с написанными не нем от руки названиями.

— Конечно, — Элейн не стала спорить. — Ради него я и пришла.

Официантка еще раз улыбнулась и исчезла. Вскоре перед посетительницей появилось блюдо, накрытое полукруглой крышкой. Она подняла ее и отшатнулась от облака горячего пара.

— Осторожно! — предупредила девушка, звеня соусницей. — Не обожгитесь.

Фирменным блюдом оказались мидии, запеченные с рисом. Щедро полив кушанье острым соусом, Элейн попробовала. С момента смерти Лоуренса вся еда была для нее безвкусна. И этот раз не стал исключением. Если бы с ней была Инга, она бы наверняка оценила блюдо, она обожала морепродукты. Жаль, что подруга не могла поехать из-за плотного графика. Ничего, зато с ней всегда будет Лоуренс. Никто не сможет отнять у нее мужа.

Элейн скосила глаза на соседний стул и словно невзначай подвинула тарелку в сторону. Почему бы и не представить, что он сидит рядом? В этом нет ничего дурного.

— Это вам! Комплимент от заведения! — официантка поставила на стол маленькую вазочку с салатом из авокадо.

— Спасибо.

— Извините, что не принесла сразу! Я сегодня такая несобранная, — девушка хихикнула. — Скажите, пожалуйста, — она наклонилась к Элейн и спросила громким шепотом, — а вы случайно, — тут она покраснела, — не актриса? В прошлом году шла пьеса «Незнакомка», нам она очень понравилась. Вы очень похожи на актрису главной роли…

— Да, это я, вы узнали меня, — сразу сдалась Элейн.

— Ах, как чудесно! — девушка захлопала в ладоши. — Можно взять автограф? Для мамы. Ее зовут Маргарет. — Она протянула блокнот и карандаш.

Элейн нечасто приходилось давать автографы. За всю карьеру в театре, наверное, не больше двадцати раз. Обычно все ограничивалось букетом цветов в день премьеры или коробкой конфет. Поэтому неожиданная встреча с поклонницей удивила и порадовала. Получив желанный автограф, официантка обрадованно взвизгнула и убежала за стойку. Посетители посмотрели на Элейн с интересом. Нечасто рядом с тобой обедает знаменитость.

Элейн с невозмутимым видом продолжила ковырять рис вилкой. Когда принесли напитки и счет, то оказалось, что он уже оплачен.

— За счет заведения! — подмигнула девушка. — Большое вам спасибо. Обязательно приходите еще.

Элейн не стала спорить и благодарно кивнула. Если провидению угодно бесплатно накормить ее обедом, так тому и быть. Конечно, она не собиралась этим злоупотреблять, но мысль, что ее мастерство не совсем бесполезно, согревала сердце. Лоуренс был прав, этот город мог удивить. Воодушевившись, Элейн с нетерпением ждала прихода ночи. Спустившись к набережной, она купила шарик мороженного. Все скамейки с видом на море были заняты влюбленными парочками, поэтому она села на краешек парапета. Сегодня было тихий день, лодки едва покачивались на волнах. Кое-кто даже купался.

Это место в набросках Лоуренса встречалось несколько раз. Лодки, чайки, фонарь и море. Когда работник крематория, заполняя формуляр спросил, кем работал умерший, Винсент сказал, что служащим, но Элейн перебила его и Лоуренса записали как художника. Теперь они оба были людьми искусства. Простая формальность, верно? Только не для нее.

Когда она вернется домой, то обязательно устроит в театральном вестибюле выставку лучших работ Лоуренса. Вход будет свободный. Администрация театра наверняка пойдет навстречу, ведь это привлечет посетителей. Жаль, что у Лоуренса не так уж много картин, которые подходят для выставки. Или наброски на блокнотных листах тоже считаются? Может, если их собрать вместе… Элейн задумалась, размышляя, как лучше представить публике наследие мужа.

Ночь опускалась на город. Пляж опустел, люди переместились за столики в кафе. Ветер принес с собой желанную свежесть, которой так не хватало днем. Какой-то молодой человек пригласил Элейн выпить с ним чашечку кофе. Он был навеселе, но разговаривал вежливо и держался с достоинством, какое бывает только у людей осознающих, что они не совсем трезвы. Элейн вежливо отказалась и поспешила уйти. Жизнь продолжалась, но ей было не до спонтанных свиданий.

Вернувшись в комнату, она открыла саквояж, осторожно достала оттуда жестяную банку, поставила ее на стол и стала ждать глубокой ночи. Очень кстати в ванной обнаружилась книга. Это был бульварный роман в мягкой обложке, но все же лучше, чем ничего. Погрузившись в надуманные жизненные перипетии героев, она скоротала время. Когда кофе закрылись, а на набережной не осталось никого, кроме сторожей, Элейн выключила свет, взяла банку и крадучись вышла наружу.

На пристани было безлюдно. Очертания лодок в мягком серебристом свете луны выглядели волшебно. Первоначально Элейн хотела сделать это на рассвете, но Лоуренс был сновидцем, поэтому ночь ему подходила больше. Она медленно шла по пирсу, прижимая банку к груди. Пришло время прощаться. Это была одна из целей ее приезда сюда. Слишком тяжело было держать прах Лоуренса в квартире.

Конец пирса, далеко выдающийся в море, зарос водорослями и был покрыт ракушками. Боясь поскользнуться, Элейн ступала осторожно. В ее голове мелькало назойливое видение, как ее нога соскальзывает, она падает, ударяется головой о каменную плиту и без сознания погружается в холодные воды. Все глубже и глубже, туда, где нет света. Как ни странно, видение ее успокоило. В мыслях о скорой смерти было что-то невыразимо приятное. Никто не знает, что она здесь и не придет на помощь.

Став спиной к ветру, Элейн открыла банку и одним движением развеяла прах над морем. Он смешался с водой, растаяв в ней. Остались только маленькие частицы пепла, приставшие к ее пальцам.

— Прощай, дорогой, — сказала она едва слышно. — Обещаю тебе, это временная разлука.

Постояв несколько минут в молчании, Элейн пошла обратно. Особо резвая волна догнала ее, окатив холодной водой ноги ниже колен. Опустив пустую банку в мусорный бак у пирса, она вернулась в комнату, чувствуя себя древней старухой.

Раздеваясь, Элейн не стала зажигать свет, ее глаза привыкли к полумраку. Неприятно засыпать одной в незнакомом новом месте. За годы гастролей она так и не привыкла к этому. Волны плескались совсем рядом, совсем непохожие на запись, что она слушала дома. Интересно, что теперь делает почтмейстер? Мирно спит или в спешке собирает вещи, подчиняясь непреодолимому порыву уехать?

Воспоминания о прошедшем дне стали спутанными. Молодой человек, встреченный на пляже и предложивший кофе, почему-то обрел облик Лоуренса. Или все-таки Генри? Она не узнает точно, пока тот не улыбнется, а он предельно серьезен и смотрит с укором. Глаза сами закрываются. Волны шумят.

…Плохо освещенный серый коридор, в углах скрываются тени. Она идет в потоке усталых людей. Шаг за шагом. Впереди только серые спины, позади серые лица. Вдруг звонит звонок. Все вокруг спешно расходятся по сторонам. Двери хлопают, она остается одна. Коридор кажется бесконечным, ей страшно. Свет меркнет…

…Дом красив только снаружи. Внутри стены и потолок покрыты копотью, свисающей безобразными хлопьями. Она медленно проводит по стене рукой в перчатке, морщась смотрит на черную отметину на ладони.

— Он сгорел, вы знали? — говорит рабочий, одетый в синюю спецовку. — До тла. Построили на пепелище новый, но старая гарь все равно просачивается.

— Почему?

— Дом проклят. С этим ничего не поделаешь. Хотя, можно покрасить, конечно, но будет запах…. Будете красить?

Она чувствовала, что это не поможет. С проклятьем ей не сладить…

…Над очагом висит котелок, в котором булькает жидкость. От варева поднимается пар. Что еще она собиралась положить? Какой-то важный ингредиент, без которого ничего не получится. На большом кухонном столе стоят пузырьки из темного стекла и блюдце с грибами. В пузырьках яды, грибы — бледные поганки. В котелке ее последняя трапеза. Сегодня день, когда она отравит себя…

…Обессиленная, она сидит на старом, покрытом пылью диване. Время уходит, она чувствует, как морщинами и старческими пятнами покрывается кожа, как становятся хрупкими кости. Но под этими пятнами и морщинами, она по-прежнему молода, неужели никто не замечает ее красоту?

— Как давно это продолжается? — напротив нее сидит женщина в серой униформе. Ее лицо незнакомо.

— Что, простите?

— Речь о ваших фантазиях. Помните, мы говорили о том, что вы придумали себе идеального мужчину, который ждет вас.

— Придумала? — она хочет встать, но крепко связана по рукам и ногам. — Он существует! Отпустите меня!

— Не стоит так волноваться, это для вашей же безопасности. — Голос женщины звучит угрожающе. — Оставьте попытки выбраться! Мы уже проходили с вами через это.

— Зачем я здесь?

— Повторяйте за мной: «Я всегда буду одна…» — женщина наклоняется, от нее пахнет смертью. — Или вы хотите, чтобы стало хуже? Повторяйте!

Связанные руки жжет огнем, на глазах наворачиваются слезы разочарования и бессилия. Она одна в этом страшном месте, никто не войдет в дверь, не разрежет путы, не спасет ее…

Элейн проснулась с криком, задыхаясь от ужаса. За окном краснел рассвет, в дверь настойчиво стучали. Она услышала обеспокоенный мужской голос:

— Вы в порядке? Что случилось?

— Ничего! — поспешно крикнула Элейн.

Она встала, набросив халат. Щелкнул замок, в узком проеме показался взъерошенный мужчина, одетый в мятую пижаму.

— Простите, что разбудила, — извинилась Элейн. — Мне приснился кошмар.

— Вы так ужасно кричали… Я решил, что на вас напали, — признался постоялец с тревогой всматриваясь в ее заплаканное лицо. — С вами точно все хорошо?

Она быстро кивнула, не найдя сил ответить. Вымученно улыбнувшись, Элейн закрыла дверь. Нет, нельзя быть в порядке после такой кошмарной ночи. Пошатываясь, она кое-как добралась до кровати. Рука легла на подушку — та была мокрой от слез. Значит, вот таков удел сновидца? Совсем не похоже на то, что ей обещали. Почему она видела эти ужасные сны: полные горечи, пронизанные ощущением неотвратимой беды? Приезжая сюда, она надеялась найти желанный покой, но стало только хуже.

— Ах, Лоуренс, что мне делать… — простонала она, пряча лицо в ладонях.

Элейн больше не пыталась уснуть. Вместо этого она умылась и причесалась, пытаясь насколько это возможно игнорировать уставшую несчастную женщину в зеркале. Едва снаружи послышался шум открываемых дверей и ставень, она спустилась, чтобы позавтракать. В ее сумочке лежали несколько набросков города, которые сделал Лоуренс.

— Горячий бутерброд и кофе, пожалуйста, — попросила она заспанного официанта.

Элейн была единственной посетительницей. Утренний прилив принес с собой прохладный ветерок, заставив ее поежиться и пересесть внутрь кафе, поближе к теплу кухни. Когда на столе появилась тарелка с горячим бутербродом и чашка с кофе, она протянула официанту рисунок.

— Можете помочь? Знаете, где это?

— Уверены, что это здесь? — парень задумался.

— Абсолютно. Мой муж нарисовал эти дома в прошлый приезд.

— Почему же он сам вам не сказал, где искать это место?

— Он сказал, что это где-то на берегу, — Элейн смущенно улыбнулась, — но я плохо ориентируюсь в городе.

— Тогда должно быть вам нужна улица, идущая вдоль побережья. Точнее не скажу, уж простите, дома для меня все одинаковые. Идите в ту сторону, — он махнул рукой, — не пропустите.

Элейн поблагодарила официанта и сделала глоток пресного кофе. Вернулся бы вкус, если бы рядом сидел Лоуренс? Его присутствие все вокруг делало лучше. Стоит признать, что до судьбоносной встречи в гримерке, Элейн не жила, а пребывала в летаргическом сне. Только увидев в зеркале желанное отражение, она сделала первый вдох в своей жизни.

Прогулка ранним утром имеет свои преимущества. Еще не жарко, нет толп отдыхающих, все спят в уютных постелях или попивают чай сидя на веранде. Элейн не спеша шла вдоль побережья по узкой дорожке. Миновав яхт-клуб, рыбацкий причал и несколько ресторанов, она вышла к огороженной флажками танцевальной площадке. Дальше виднелось спортивное поле. Она знала, что на верном пути, все было именно так, как рассказывал Лоуренс. Вскоре череда кафе сменилась коттеджами. Элейн достала рисунки Лоуренса, чтобы не пропустить нужный дом.

Сомнений быть не могло, перед ней коттедж, виденный ее с десяток раз в разных ракурсах. Лоуренс часто рисовал его. На улице не было ни души. Элейн повернулась, чтобы взглянуть на море. Оно было спокойным, с едва заметными белыми барашками. Какой невероятный контраст с ее чувствами. Внутри нее бушевал ураган сомнений и отчаяния. Зачем она пришла сюда?

Элейн посмотрела на окна второго этажа, где располагалась спальня. Ей нужно попасть туда. Может быть, если заснуть в той спальне, она сможет наконец контролировать сны? Какой бы странной не казалась эта идея, она придала ей сил. Женщина посмотрела по сторонам и уверенно прошла по дорожке к входной двери. «Если там кто-то есть, то я попрошу разрешения осмотреть дом, — подумала она, пряча рисунки в сумочку. — А если никого нет, я все равно окажусь внутри. Может, будет открыто окно или черный ход, или…» Но ей не пришлось нарушать закон. Она постучала и дверь распахнулась сама. Удивленно моргнув, Элейн на мгновенье замешкалась, но все же шагнула внутрь.

Оказавшись в полутемном коридоре, Элейн не сразу разглядела удивительное убранство дома. Резные панели из мореного дуба, полированные рога животных, бархат… Откуда вся эта роскошь? Снаружи дом казался таким простым. Она с удивлением посмотрела на большой тяжелый канделябр, покрытый воском. Сделав несколько шагов, Элейн оказалась в огромной гостиной, украшенной шелковыми гобеленами, на которых были вытканы сюжеты охоты: за белоснежным оленем гонится огромный черный волк, кошка в прыжке ловит птицу, всадник, закованный в латы, преследует какого-то невиданного зверя. В углу нашлось место огромному закопченному камину. В центре гостиной стоял стол, накрытый красной скатертью. Рядом с ним стоял один единственный стул с высокой мягкой спинкой.

Элейн медленно обошла гостиную, рассматривая гобелены и поражаясь размерам зала, которые был намного больше, чем это было возможно.

— Присаживайтесь, — позади нее раздался низкий спокойный голос.

Элейн испуганно обернулась. В проеме стоял высокий темноволосый мужчина. Его гладковыбритое лицо несло на себе отпечаток власти, как бывает у тех, кто привык с рождения приказывать. В гостиной было тепло, но на плечах хозяина лежал тяжелый плащ. Белоснежное льняное полотенце было небрежно переброшено через руку.

— Здравствуйте, — сказала Элейн нервно. — Извините, что я без приглашения. Я стучала. Вы владелец?

— Я хозяин этого места, — ответил мужчина с легким поклоном и подойдя к столу, отодвинул для нее стул, приглашая сесть.

Удивленная, она не могла отказать ему и присела на краешек.

— Что будете заказывать? — поинтересовался мужчина, положив перед ней папку из красной кожи.

— Что это? — удивилась она.

— Меню.

— Разве это… — Элейн осеклась, не закончив предложение.

Ее осенило. Когда Лоуренс описывал замок, она представляла себе его иначе. Живое воображение Лоуренса сделало это место ужасающим, но приземленный взгляд Элейн не находил в обстановке ничего сверхъестественного. Наоборот, она замечала вполне обыденные вещи: пыль на старом бархате, распущенные нити, свисающие неровной бахромой на гобелене, пятнышко на скатерти и прочие изъяны. Однако хозяин, обладающий пугающим животным магнетизмом, действительно был опасен.

— Я должна уточнить у вас одну деталь… — Элейн вздохнула, собираясь с духом. — Скажите, что это за место?

— Здесь вы отведаете самые изысканные блюда, — хозяин сделал приглашающий знак рукой и открыл меню. — Любые деликатесы на ваш выбор. Стоит только пожелать, я приготовлю их для вас.

— Вы знаете мое имя? — рискнула она.

— Да, — он задумчиво скользнул по ее телу хищным взглядом. — Предпочитаете, чтобы я обращался к вам по имени?

— Если угодно, но прежде скажите свое, будьте так любезны.

— Вы уже знаете мое имя, — мужчина улыбнулся, обнажив острые белые зубы, и склонился в галантном поклоне. — Зовите меня Эрл. Если хотите, я приду позже. Дам вам время выбрать.

— Боюсь, с недавних пор я не чувствую вкуса, — честно сказала Элейн. — Будет кощунством отдать блюда, над которыми вы потрудились, той, кто не в состоянии оценить их совершенство.

— Хм… — он в сомнении склонился над ней, шумно втянув носом воздух. — Это правда. Ваша сущность пропитана горькой смесью: утрата, сожаление, безысходность, боль. Это помешает вам наслаждаться едой, но я могу помочь.

— Неужели? — прошептала она, стараясь не смотреть в голодные глаза существа, игнорируя холод, пробежавший по коже.

— Или вы хотите, чтобы стало хуже? — вопросом на вопрос ответил он.

Элейн вспомнила свой недавний кошмар, где прозвучали эти же слова с той же интонацией. Неужели Эрл был причиной кошмаров? Она зажмурилась, взывая к своей внутренней смелости, а когда открыла глаза, то обнаружила, что хозяин невозмутимо стоит у дальней стены.

— В мои намерения не входит пугать гостей, — объяснил он. — Вам нечего бояться.

— Значит, я могу уйти? — она встала.

— Если пожелаете, но мне жаль терять клиента. Позвольте, я вам кое-что покажу.

Он поманил ее, а сам скрылся за портьерой. В том, как он двигался было что-то паучье. Элейн подавила в себе желание бежать и последовала за хозяином. Отодвинув бархатный занавес, она обнаружила того стоящим в дальнем конце узкого прохода, вырубленного в толще необработанного камня. Эрл распахнул дверь позади себя и скрылся внутри. Элейн последовала за ним и оказалась в комнате без окон.

Это место можно было назвать кабинетом, здесь был стол и стулья с прямыми высокими спинками. Особое внимание обращали на себя большие напольные часы, облицованные черным мрамором. Часы шли, но циферблат их был пустым, лишенным стрелок и часовых отметок. Хозяин сел за стол и указал на стул напротив.

Как только она села, он достал из складок плаща стакан, наполненный мутной красной жидкостью и поставил перед ней.

— Что это? — осторожно спросила Элейн.

— Решение вашей проблемы. Вы не можете есть, но один глоток и к вам снова вернется вкус к жизни.

— И сколько мне это будет стоить?

— О, — Эрл ухмыльнулся змеиной улыбкой, — считайте, что это комплимент от заведения.

Она не поверила ему.

— Такой же, как вы дали Генри? — рискнула спросить она.

— У меня был гость с таким именем, — признал хозяин. — Он неважно себя чувствовал. Я помог ему.

— Называете это помощью? — прошептала Элейн. — Он потерял себя.

— Он получил именно то, в чем нуждался в тот момент, — возразил Эрл. — Похоже, вы подозреваете меня в злом умысле, но вы ошибаетесь. — Он подвинул стакан вперед. — Один глоток и будете избавлены от горя.

— Каким образом? Забуду о нем?

Хозяин пожал плечами.

— Нет, это меня не устраивает. Я не хочу ничего забывать. — Она сжала губы и нахмурилась. — Зачем вы наслали кошмары?

— А зачем вы пытались нарушить условие сделки, зная о ней? — в тон ей ответил Эрл, не спуская с нее тяжелого взгляда.

— Я не заключала никакой сделки.

— Генри пожелал никогда с вами не встречаться, а вы умышленно его преследовали…

— Только чтобы убедиться, что он существует. У меня не было намерения говорить с ним.

— И только поэтому я был к вам милосерден, — он практически прошипел последнее слово, — и послал своих слуг, а не пришел лично. Считайте это предупреждением. Не желаете пить? — Эрл успокоился и иронично изогнул бровь.

— Нет.

— Воля ваша. Существует два типа гостей. Одни не хотят ничего знать, другие хотят знать все. Как насчет того, чтобы стать настоящим сновидцем?

Быстрым движением руки он смахнул стакан на пол. Элейн напряглась, ожидая, что тот разлетится на сотни осколков, но стакан исчез, не коснувшись пола. Эрл достал из кармана коробочку из красного дерева, отливающую лаком.

— Снимите крышку. — Приказал он. — Нет?

Он поддел крышку ногтем. Та легко поддалась, с щелчком повернувшись на скрытых петлях. Внутри, на черной бархатной обивке, лежала колода карт. Рисунок на рубашке едва заметно двигался, пульсируя: фиолетовый водоворот, подсвеченный изнутри всполохами молний.

— У вас есть талант, но с картами вы достигните большего.

— Лоуренс обошелся без карт, — она покачала головой. — И я обойдусь.

— Это лишь инструмент из мира снов, — заметил Эрл. — Будь у Лоуренса колода сновидца, он прожил бы дольше.

— Почему же вы не предложили их ему?

— Пустая трата сил, — хозяин покачал головой. — Тот, кто среди изобилия искусно приготовленной дичи выбирает гарнир, никогда не возьмет карты.

— Значит, вы считаете, что я могла бы их взять?

— О да, у вас горячая кровь. — Элейн ощущала, как по ее коже скользит его блуждающий хищный взгляд. — Вы будете бежать так долго, как только сможете, хотя и не овладеете сном в полной мере. Видите, я с вами предельно честен.

— Значит, у меня нет выхода?

— Почему же? — он невозмутимо сложил пальцы в треугольник. — Выход есть, он за вашей спиной. Я делаю предложение и ни к чему не принуждаю.

Элейн представила, как покидает это странное место и его жуткого хозяина, возвращаясь к одинокой пустой жизни. Неудачница, приоткрывшая завесу тайны существования и сбежавшая, устрашенная увиденным. Что ее ждет в реальном мире? Только старость, полная сожалений. Элейн уже знала, что не уйдет, что пойдет до конца каким бы он ни был.

— У меня нет желания управлять снами. Мне нужно лишь послать весточку.

Эрл заинтересованно наклонил голову, выжидая.

— Мне нужно, чтобы Генри, как бы его не звали, где бы и когда бы он не жил, получил мое послание. Каждый Генри, оставшийся без Элейн, падающий в пучину беспросветного отчаяния, должен знать, что жизнь стоит того, чтобы прожить ее до конца, ведь одиночество не бесконечно для тех, кому суждено всегда быть вместе. Это не нарушит вашу предыдущую сделку?

— Я следую условиям сделки только когда она заключена. Если жизненные линии будет переписаны, я заключу другую сделку, вот и все. Мне неважно с кем вести дела, — пожал плечами хозяин. — Главное, что вы готовы положить на другую чашу весов. Готовы ли вы платить?

— У меня ничего нет, — тихо сказала Элейн.

— Есть. Если не желаете служить мне, иногда оказывая взаимовыгодные услуги, — он выразительно посмотрел в сторону колоды, — то платите жизненной силой. Своей, конечно же, — добавил он, предвосхищая ее вопрос.

— И сколько вы хотите? — в ее голосе слышалось облегчение. Элейн никогда бы не согласилась принести в жертву других людей.

— Немного, — Эрл плотоядно облизнулся, — равносильно нескольким годам вашей жизни. Может быть лет пять… Семь…

— Мои годы в обмен на послания?

— Ваши годы в обмен на одно послание для Генри. — Он покачал указательным пальцем. — Если хотите, чтобы каждая его личность получила весточку, то другие ваши личности должны будут заплатить за это. — Эрл умолк, наблюдая за тем, как гостья напряженно размышляет.

— Не спешите, подумайте. Время, — он с усмешкой взглянул на часы без циферблата, — у нас есть.

Элейн показалось, что она слышит тихий грустный голос Лоуренса: «Мы встретились только потому, что я прошел весь этот путь шаг за шагом: конверт — изучение снов — поездка к морю — знакомство с Эрлом — портрет — афиша в театре. Если убрать конверт, меня здесь не будет.» Если она сейчас откажется, то Лоуренс никогда не получит послание от нее, а значит они не встретятся, она не узнает о судьбе Генри и умрет в одиночестве. Что может быть хуже этого?

— Лоуренс тоже должен получить письмо.

— Я знал, что вы об этом попросите. Хорошо. — Эрл кивнул. — И, хотя он не оригинальная личность, хоть и упорная, отдаю ему должное, я усилю действие вашего послания к Генри, чтобы оно дошло отголоском до Лоуренса в его версии реальности.

— В таком случае… — она сделала глубокий вздох и несмело кивнула.

— Принимаете условия сделки? — Эрл прищурился, моментально превратившись из голодного пожирателя в расчетливого холодного законника. — Годы жизни в обмен на послание. Возврат будет невозможен.

— Я согласна. Как это произойдет? — Элейн пристально смотрела на него.

— Это просто. Закажите блюдо, напиток…

— Можно воды?

— Как пожелаете.

Взмах руки и в его длинных аристократических пальцах возник хрустальный бокал, наполненный до краев. Эрл бережно передал его прямо ей в руки. Хрусталь был холодным. Она поднесла бокал к губам и замерла.

— Что не так? — глаза хозяина тревожно блеснули.

— Размышляю о парадоксе. Генри покончил с собой оставшись один раньше срока. А я специально лишаю себя нескольких лет жизни, чтобы помешать ему это сделать, но ведь именно моя ранняя смерть и была причиной его отчаяния.

— Зато благодаря вам появится чудесное послание. А годы… — он пожал плечами. — Считайте это платой за притяжение друг к другу. В какой сон ни войди, — он закатил глаза в напускном негодовании, — там окажетесь вы двое. Вы ведь тоже парадокс, понимаете? Другие люди с радостью перемешивают сны друг с другом и только вы всегда вместе.

Элейн больше не колебалась. Страх оставался, поселившись на дне ее сердца, но тревога покинула ее, позволив сделать один решительный глоток. Вкус воды был обычным — ни горьким, ни затхлым. Просто прохладная вода, которую принимаешь как должное и без которой не можешь прожить.

— А теперь спите, — ласково прошептал хозяин, забирая стакан из ее ослабевших пальцев. — Наслаждайтесь последним сном.

Веки Элейн отяжелели и закрылись, она медленно провалилась в мягкую, теплую темноту, по бесконечным просторам которой разносилось мерное тиканье. То громче, то тише, словно волна за волной, набегающие на берег, словно биение сердца. Темнота, пронизанная единым ритмом…

…Погруженная в полумрак спальня, воздух пропитан горечью, на прикроватном столике пузырьки с бесполезными лекарствами. День на исходе, луч проникает сквозь шторы, освещая стол. Ее дыхание хриплое, сердцебиение неровное, она очень слаба. С каждым днем сил остается все меньше. Ей не увидеть весну. Хочется закрыть глаза и забыться тяжелым сном, но луч света, падая на желтый лист бумаги, вызывает в памяти воспоминания, и она встает. Медленно, делая частые остановки, чтобы перевести дух, пожилая женщина, высохшая от недуга, опускается на стул, стоящий рядом со столиком для письма. Муж практически не оставляет ее одну, но сегодня он вынужден уйти и у нее в запасе есть несколько часов.

Рука тянется к желтому листу. Когда-то давно она записала на нем прекрасную мелодию, которую сейчас не может вспомнить. Пришло время старой бумаге послужить для другой цели. Ее пальцы мелко дрожат, но движения как всегда аккуратны и точны. Немного клея и лист превратился в конверт. Она берет ручку… Строки неровные, наползают друг на друга, боль затрудняет письмо, но она лишь пишет крупнее, чтобы муж мог прочесть написанное. Чтобы не случилось дальше, он не должен забыть, что их расставание — это лишь миг неопределенности перед обязательной встречей.

— Это мое обещание, — хрипло шепчет она, прикрывая глаза от боли.

Свернув письмо, она вкладывает его в конверт. На лицевой стороне старательно выводит имя мужа и прячет конверт между книг и газет месячной давности. Он не должен найти его до того, как ее не станет.

— Всему свое время, — в изнеможении она откидывается на спинку стула, наполненная радостным чувством выполненного долга.

Все же ей стоит вернуться в постель до того, как вернется муж, но женщина так устала, что ей хочется умереть прямо сейчас. «Нет, он не должен увидеть меня сидящей здесь, — думает она, — нужно сохранить хоть немного достоинства.» Она опускается на кровать, замирает, слушая тиканье часов, погружаясь в забытье…

…Послание в желтом конверте было всегда: в виде настоящего письма, в виде идеи или сна о ней. Оно часто менялось, принимая причудливые формы: от листа бумаги и фразы на запотевшем стекле до птичьей трели.

Всякий раз, когда ее время истекало и она оставляла его одного, тонущего в бездонном омуте скорби, он получал от нее весть — спасительную точку опоры, которая становилась центром его маленького мира вплоть до последней минуты его жизни. И во сне, и наяву, он знал, что она сдержит свое обещание.