ГЛАВА 12 ОН ОБРЕЧЕН И ДОЛЖЕН УМЕРЕТЬ

I

– Смурной он какой-то, – проворчал Питер. – Смурнее, чем обычно, в смысле. Странно что-то. Эмили стояла у окна.

– Он уезжает на нашей машине! – Голос ее звучал сердито.

Она обернулась вовремя, чтобы увидеть на лице Питера выражение, которое уже тысячу раз видела раньше. Это выражение говорило: «Такую возможность нельзя упускать». Питер обожал сбегать посреди спора.

Бывший муж покатился к двери и не потрудился ответить, когда она крикнула ему вслед:

– Ну и куда ты направляешься? Ты всегда уходишь прежде, чем мы закончим разговор! Долг зовет, да? Только что ты можешь сделать? Ты же не в состоянии за ним побежать? – Она еще много чего сказала.

Затем он оказался снаружи. Трогательно было наблюдать за ним через окно, видеть, как медленно и неуклюже он управляется со специальным подъемным механизмом, чтобы затолкать кресло в заднюю часть машины. Питеру пришлось стоять, опираясь на костыли, пока это происходило. А к этому времени Уил уехал так давно, что Питеру совершенно незачем было продолжать погоню.

Но он, естественно, продолжал. Этот раз ничем не отличался от других. Эмили позволила занавеске упасть, загородив ей вид из окна. Она не хотела видеть это снова – Питер, пытающийся преодолеть физический недостаток глупым неотступным упрямством.

Занавеска всколыхнулась, и она поймала секундный проблеск габаритных огней, две красные точки, исчезающие в отдалении на подъездной аллее.

Эмили вздрогнула и обхватила себя руками, удивляясь, чего это она так рассердилась и испугалась.

Секунду спустя она услышала хриплый крик с другого конца коридора. Она перешла с быстрого шага на рысь. Дверь Галеновой комнаты была распахнута, постель пуста, но шум исходил откуда-то дальше по коридору, из хозяйской спальни.

В той спальне телефон упал с тумбочки и валялся в путанице проводов на ковре. Гален стоял на коленях на другом конце комнаты, наставив пальцы на телефон, с перекошенным от ужаса лицом. Он вытянул руки в странном жесте: средние пальцы согнуты, мизинцы и указательные вытянуты в стороны.

Из трубки доносился механический голос:

– Если вы хотите позвонить, пожалуйста, повесьте трубку и наберите номер заново. – Затем раздавалась настойчивая трель, и Гален напрягался от ужаса.

Эмили подошла, подняла телефон и повесила трубку. Она медленно повернулась, мысли на ее лице не отражались.

– Гален, с тобой все в порядке? – ласково спросила она. – Может, приляжешь?

Молодой человек встал, явно потрясенный.

– Голос не принадлежит ничему живому. Даже голоса вампиров звучат для моего слуха более человечно: они некогда были живыми! Я не слышу души! Нет души! Нет души!

– Гален?..

Казалось, он снова овладел собой, лицо его разгладилось.

– Мама, мне надо, чтобы телефонный гонец передал послание одному человеку.

– Гален?.. Ты забыл, как пользоваться телефоном? – Она опасливо протянула ему телефон.

Мама, правда, ничего особенного.

Она помахала перед ним телефоном.

– Нет, давай. Какой номер тебе нужен? Гален моргнул.

– Номер? (Азраил думал, что раскрыл секрет механизма. В конце концов, он имел форму магического квадрата. Он старательно, буква за буквой, произнес имя.)

– Если не знаешь, спроси оператора. – В голосе ее появилась нотка страха, и она обеспокоено смотрела на Галена. – В каком он городе?

– В столице этой страны. Я забыл название. Там есть обелиск, смотрящий на водоем, а в другом месте защитный пятиугольник, охраняющий нацию от бед.

Эмили подняла трубку, набрала номер и попросила помощи оператора в Вашингтоне. Затем медленно протянула трубку Галену.

– Скажи тёте, с кем ты хочешь поговорить.

Гален поднес трубку к уху, затем снова отодвинул. Издал недоверчивый смешок. Приложив ладонь к лицу, он уставился на трубку: сначала в просвет между большим и указательным пальцем, затем между указательным и средним, затем между средним и безымянным и так далее, как будто эти просветы служили своего рода микроскопом. В глазах его появилось странное выражение радости и триумфа.

– В этом механизме спрятан магнитный железняк, не так ли?

Эмили отпрянула.

– Ты не Гален, да?

Юный незнакомец, который выглядел как ее сын, поднял на нее темные сияющие глаза. На губах его играла зловещая улыбка.

– Там внутри находится железка, которая указывает на Полярную звезду, не так ли, мэм?

– Во всех динамиках есть магнит. Кто вы, черт подери, такой? Как вы, черт подери, сумели принять облик моего сына? Где он?

– Во всех? Значит, они здесь обычное дело? – Тут он взялся за крышку микрофона, отделил ее, и на ладонь ему выпал металлический диск.

Он выпрямился, высоко подняв крохотную металлическую пластинку, и рассмеялся.

– Самый могущественный из волшебных помощников! Самый дивный и редкий! И они здесь обычное дело? Ток в магните протянется из моей руки к Полярной звезде. Все, в пределах его досягаемости, досягаемо и для меня! Не надо больше охотиться за оброненными волосками или подстерегать тень в зеркале, чтобы проткнуть ее ножом! Теперь у меня есть меч, который достанет до края небес!

Эмили повернулась, выскочила в коридор и бросилась прочь от него. Насмешливый голос юного незнакомца беспечно произнес:

– Мэм, полагаете, что можете убежать от Полярной звезды так же легко, как убежали от своей совести и брачных обетов? Сомнус! Свяжи конечности Эмили цепями иллюзий!

Она успела добежать до гостиной, когда руки и ноги у нее отяжелели. Она упала на колени, потом на пол. Это было кошмарное ощущение, странно знакомое, когда знаешь, что не спишь, но не в состоянии шевельнуться.

Юноша вошел в комнату. В его руках была швабра, изъятая из чулана в прихожей, и он перешагнул через женщину на полу, словно она какая-то вещь. Швабра задергалась у него в руке и указала на кухонный телефон.

Он вернулся, держа телефон за шнур, и взял из высокой коробки на камине горсть длинных спичек.

Он опустился на колени и зажег спичку, заворожено глядя на ее маленькое пламя. Устремив взгляд на пламя, а не на Эмили, он заговорил.

– Сомнус дарует тебе дар речи. Фантазм приостанавливает способность трезво судить. Все вещи покажутся тебе, как бывает во сне, не странными, но знакомыми, и ты ответишь на мои вопросы. Ты поможешь мне в совершении ритуала. Есть много людей, которые присягнули мне на верность во сне, люди могущественные и влиятельные, короли и бароны. Мы посмотрим, преклонят ли они передо мной колено в знак верности теперь, когда их сны сбываются. Мы призовем их голоса в эту комнату, а пламя скажет нам, говорят ли они правду. Поможешь ли ты мне призвать сюда их голоса?

– Где мой сын?

Эмили казалось, ее голос слишком слаб, чтобы быть услышанным, словно она только вообразила, а не произнесла эти слова. Но он ответил.

– Он на обратной стороне Луны, в пустыне Мук, где слепые приносят боль других в жертву жутким внешним богам Фалегу, Бетору и Аратрону. Не отчаивайся, ибо скоро я намерен снова заключиться в собственную плоть. И я знаю, что королева-волшебница посылает сны (втайне, она полагает, хотя я их раскрыл), чтобы призвать спасителя твоего сына. А! Но ты мне не веришь? – Он улыбнулся, зажег еще одну длинную спичку и начал подносить пламя все ближе к ее глазам.

– Видишь?


II

Узкая дорога вилась по густо поросшим лесом холмам. Голые ветви, ощетинившиеся толпами сучьев, выделялись паутинными силуэтами на фоне зимних звезд. То и дело чернота пейзажа нарушалась бледными пятнами фонарей над ступенями у соседских дверей или бликами лунного света от бегущей речной воды внизу.

Питер сгорбился над рулем машины, следя за кругами света, которые неслись перед ним по дороге и расталкивали густую темноту впереди. Он видел, как Уил свернул с подъездной аллеи налево. Рэнсом направлялся не к главной дороге. Нет, в том направлении до самого водохранилища нет ни одной развилки.

Вписываясь в поворот, где дорога на минуту выходила в долину реки, Питер уловил отблеск фар вверху впереди. Кто-то припарковался на дамбе возле насосной станции.

Питер утопил акселератор до упора, и машина, виляя, пронеслась по узкому изгибу и со стонами запрыгала по выпуклостям и впадинам дороги. Деревья здесь росли густо, их никто не подстригал, и сучья скребли по крыше и бокам.

Затем лес по обе стороны расступился, и обзор улучшился. Впереди дорога пересекала дамбу. Справа раскинулась под звездами черная гладь водохранилища. Слева створки шлюза пропускали поток несущейся воды, который обрушивался вниз с крутого бока дамбы в реку далеко внизу, издавая шум, напоминающий нескончаемые раскаты грома.

Там, где дамба встречалась со скалой, располагалась небольшая заросль кустов и деревьев. Земля там кренилась под опасным углом, прежде чем рухнуть крутым обрывом. Уил перегнулся через край, держась одной рукой за самый конец согнутой ветки дерева, и заворожено глядел вниз.

Питер знал, что внизу там ничего нет, кроме долгого падения в мелкую воду с каменистым дном.

Он подъехал ближе, притормаживая, опасаясь спугнуть Уила. Дорога позволила ему подобраться к Рэнсому на расстояние нескольких метров.

Детский стишок, которому научил его отец, неотступно вертелся в голове:

Ты спишь, хотя сверкает день.

Ты вроде бодр, но это ложь,

Украл твой разум чародей,

Ты обречен и ты умрешь.

Машина смяла мелкие кусты на пути, но потом пошли деревья, и ближе Питеру было не подобраться. Он открыл дверь и позвал:

– Эй, Уил, что ты затеял?

Сам он тем временем шарил под сиденьем в поисках коленных скоб.

Тот обернулся и помахал свободной рукой. Взгляд у Уила был стеклянный, на губах застыла отсутствующая улыбка.

– Я собирался прыгнуть со скалы или высокой колокольни. Знаешь, чтоб мозги проветрить. Я обнаружил, что тело у меня крепче железа. Со мной ничего не случится. Я уже много раз так делал. – Тут его идиотская улыбка превратилась в гримасу преувеличенного беспокойства. – Э… ты ведь не скажешь Эмили, правда?

Питер шарил под пассажирским сиденьем в поисках второй скобы и не мог ее найти. Он отозвался:

– Конечно нет. Но сначала одна вещь. Можешь оказать мне услугу?

– Что такое?

Одна нога Рэнсома стояла на земле, другая болталась в воздухе, ветка слегка покачивалась под весом мужчины.

Питер наклонился, поставил оба костыля на землю и рывком сдвинулся вперед, удержавшись за счет силы мощных плеч. Он крякнул.

– Эй… тебе оттуда видно мои номера, а? Уил неохотно отвел глаза от провала.

– А? Конечно видно, ясно как день.

Плечи Питера вздыбились, и он перенес тело вперед, волоча бесполезные ноги по грязи и опавшим листьям.

– Прочитай!

– Что?

Еще шаг. Склон начал опасно крениться.

– Прочитай эти чертовы буквы на номерном знаке.

– Э…

Еще шаг. Впереди его ожидало переплетение ветвей, короткое падение, затем Уил. Затем долгое падение. Питер уже находился на ненадежной земле.

– Не забавно ли, что ты разучился читать? – крикнул он лунатику. – Отчего это, по-твоему? Подумай об этом, мужик!

Вися на одной руке на ветке дерева, стоя одной ногой на склоне, Уил бессмысленно таращился на номерной знак. На лице у него проступало выражение сосредоточенности. Затем он повернул голову и уставился на луну. Лицо его было таким внимательным, будто он ловил неслышные голоса. Затем голова Уила начала медленно опускаться, словно его взгляд притягивала пустота внизу.

Питер, зажмурившись, бросился вперед толчком плеч. Костылям не за что было уцепиться на склоне. Ветви деревьев хлестнули его, когда он упал. Последовал хаос боли и головокружения, пока он кувыркался и катился вниз. Затем удар: он врезался в дерево. Один из костылей полетел в воздушный провал, медленно и бесшумно вращался при падении.

В спине и бедрах стреляла боль, но он проглотил стоны и стиснул зубы.

Голос Уила раздался рядом:

– Ты ранен? Знаешь, а мне падения никогда не вредят. Тело мое твердо, как железо, так что я могу прыгать со скал и высоких колоколен…

Питер, лежа на животе в опавшей хвое и жесткой, как проволока, сухой траве, взглянул на горстку зажатых в кулаке листьев. Лицо у него перекосилось от мучительного сосредоточения, губы шевелились, словно он пытался припомнить давно позабытое слово или фразу. Он смутно думал о чем-то, что его отец когда-то заставил его выучить наизусть. Что-то глупое, какой-то Дурацкий детский стишок; нечто выброшенное из головы.

Затем лицо его прояснилось, глаза засияли. Питер крикнул:

– Дерево, за которое ты держишься! Посмотри на него! Посмотри на эту чертову штуку! Ты споришь, что это лавровое дерево?

На самом деле это был клен, но Питер надеялся, что Уил не сообразит.

И действительно, тот ответил:

– А? Я ничего не знаю про деревья, кроме того, что я могу прыгать так далеко, так далеко…

– Духи мира! Он не возразил, что держится за лавр! Эй, Уил, послушай! Есть песенка про лавровые деревья, меня папа научил! Не хочешь послушать, черт тебя дери?

– Я поговорю с тобой, когда залезу обратно. Пока…

Питер запел:

Дриада Дафна!

Скромности едва ли Подобной красоте пристал обет!

Ночь не придет туда, где целовали Ту, о которой грезил дерзкий свет.

Обманы сна бегут от стрел полудня,

Их разгоняет струн волшебный гром.

Лишь тот способен одолеть безумье,

Кто коронован лавровым венком.

День, Гелиос, Аполлон, Гиперион! Ты лунное безумие смиряешь,

Тобой повержен полночи дракон!

И внезапно Уил, панически вереща, вцепился в ветку обеими руками.

Пока он взбирался по склону к безопасному месту, Питер лежал в спутанном подлеске, колотя кулаком по земле, по его перекошенному лицу текли слезы, и он стонал: «Иисусе, ёпть, Христе, сработало. Будь старик проклят, сработало. Будь проклят этот старый дом, сработало. Все работает. Это все правда. Будь они прокляты! »

Прошло немало времени, прежде чем он нашел силы подтянуть себя обратно.

Загрузка...