Последний страж Эвернесса

ГЛАВА 16 МОРОЗНЫЙ ВЕЛИКАН

Входя в дом, Питер и Уил продолжали спорить. Оба резко остановились, увидев посреди рабочего кабинета лежащую перед камином Эмили. Рядом с ней валялись остатки разобранного телефона, а также выдранный из стереосистемы динамик. Поверх выжженных пятен на ковре вокруг нее виднелась россыпь горелых спичек.

Уил метнулся к супруге и принялся трясти за плечо, но она не просыпалась. Более осторожный Питер тщательно оглядел комнату, прежде чем войти. В пепельнице лежали три окурка разных марок, на кухонной стойке красовались три немытые кофейные чашки, из одной еще шел пар.

От ярости кровь бросилась Питеру в лицо, а костяшки стискивавших подлокотники кресла пальцев побелели. Он чувствовал себя так, будто его изнасиловали. Короткими сердитыми рывками рук он покатил кресло через кабинет и дальше по коридору.

Мгновение спустя Уил ворвался в комнату и в панике зачастил:

– Ты должен что-то делать! Позвони в больницу! Кто-то разломал оба телефона! Еще одна выходка твоего психованного сынка! Это ты виноват! Ты! Куда он отправился? Где он?!

Питер указал на пентаграмму, начертанную мелом на оконном стекле.

– Это он применил к тебе, не так ли? Помнишь имена, которые он называл? Не произноси их, если помнишь, но тебе придется написать их для меня. Это было очень давно, я не помню ничего из этой ерунды.

– Какое мне дело до вашего вудуистского бреда! – взвизгнул Уил. – Разумеется, не помню! Я подаю на тебя и твоего психованного сынка в суд! Должно быть, он накачал меня наркотиками! Точно! Подсыпал что-то в еду за ужином! А теперь добрался и до Эмили!

Питер подался вперед и дал Уилу пощечину. Он ударил открытой ладонью, но руки и плечи у калеки были сильные. Рэнсом отлетел на другой конец комнаты и сполз по косяку на пол. Он поднялся, скользя спиной по двери чулана, потирая щеку. Глаза его пылали, и он тяжело дышал.

Затем он шагнул вперед, сжимая кулак.

– Давай, – кивнул старый вояка. – Может, я даже позволю тебе ударить первым. Потом сломаю тебе обе руки. Давай. Боишься напасть на калеку?

Уил попятился.

Питер покатился вперед.

– Эмили можно разбудить тем детским стишком, который я читал тебе. Я намерен отправиться на поиски своего сына и троих людей – может, их было больше, – которые его забрали. Мне нужно знать имя, которым он вырубил тебя. Оно – часть той чепухи, которой пытался учить меня отец. Ты поможешь мне наверстать упущенное время.

Рэнсом по-прежнему пятился. Он таращился на белеющую на стекле пентаграмму, и лицо его бледнело от плохо скрываемого суеверного страха.

– Но ты не знаешь, где твой сын…

– Я знаю, откуда начинать поиски. Имя!

– Морфин. Что-то в этом роде. Морфей…

– Не произноси!

Но Уил уже сползал в обморок. Питер, сидя в кресле, протянул руку, но не сумел его подхватить. Рэнсом упал на пол и с громким стуком приложился головой о ковер.

Питер опустил взгляд на распростертое тело. Возможно, он в этот момент припоминал, как Уил не спустился по склону, чтобы помочь ему подняться там, у водохранилища. Глубокие складки возле носа изогнулись в ухмылке.

– Говорили тебе, помалкивай.

Затем он поднял взгляд и увидел нарисованный мелом на зеркале в мельчайших деталях покой Срединного Сна, даже статуи святого Георгия и Мален, красной королевы войны, стоящие возле ложа.

– Да, – проворчал он. – Я знаю, откуда начинать поиски.

Ворон резко проснулся и сел прямо, кутаясь в серый плащ с пристяжным капюшоном. Он заснул на стуле возле постели Лемюэля Уэйлока. Что разбудило его?

Он смутно помнил, как играл в шахматы с маленьким человечком и пытался задавать тому вопросы о его жизни и обычаях, но не получал в ответ ничего, кроме запутанных побасенок, мифов и загадок – длинных усыпляющих повествований, расцвеченных не имеющими отношения к делу отступлениями, убаюкивающими лучше любой колыбельной.

Сын гор услышал птичье пение. Подойдя к окну, он заметил, что небо побледнело, хотя землю еще окутывала ночная тень. Солнце пока пряталось за горизонтом, но облака на востоке уже подернулись розовым на фоне тускнеющих звезд.

Заря, как всегда, пробудила его, несмотря на острое желание поспать подольше.

– Доктор Дю Лак еще не вернулся, – зевнул Ворон. – А жена где? Где… а?!

Теперь он выглядывал в окно, опираясь одной рукой на наплечник самурая, а другой на подоконник.

Часть кирпичной стены осыпалась кучей мусора. Через пыль и осколки битого кирпича вели следы крупнее слоновьих.

Бородач припал к окну, словно кот на охоте, волосы у него на загривке зашевелились. Глаза обшаривали пространство перед окном, но лицо его оставалось неподвижным, за исключением, пожалуй, усов, когда он щурился.

Не позволив серому плащу издать ни единого шороха, он скользнул прочь от окна и покинул комнату быстро и бесшумно. Внутри дома было по-прежнему темно, как ночью, но Ворон отличался острым зрением и без труда находил дорогу. Он спустился по полускрытой в арке винтовой лестнице и вышел в покой со стропилами, покрытыми резным узором из серебряных звезд и полумесяцев.

Высокие окна в дальнем конце казались серыми от призрачного света. Ворон снял рогатину со стены, где та висела на крючках, затем резко обернулся.

По бокам от кровати с пологом стояли две статуи: одна изображала мужчину в кольчуге, вторая – женщину в шлеме, килте и нагруднике. Мужчина попирал и пронзал копьем змею, обвившуюся вокруг его ноги.

Том О'Лампкин стоял на наплечнике женщины, завязывая на затылке у статуи кусок ткани. У мужского изваяния напротив поверх шлема уже была надета закрывающая глаза повязка.

– Том! – окликнул Ворон, кладя ладонь на раму французского окна. – Ступай, отыщи Венди и убедись, что она в безопасности. Передай ей, что я пошел прогуляться. Пусть она посторожит спящего дедушку! Мне надо на охоту. Что-то злое перелезло ночью через стену.

– Правда, что ли? Что-то злое? Нет, вы только подумайте!

Но Ворон уже ушел.

Ворон нагнулся и кончиками пальцев потрогал сломанные стебли травы в саду. След был огромный, больше слоновьего, круглый и беспалый, но походка напоминала человеческую. Ноздри сжались от странного, еле уловимого запаха. Несмотря на слабое освещение, Ворон изучил следы вверх и вниз по холму. Сам он в длинном сером плаще представлял собой чуть заметную тень, беззвучно проплывающую по траве. Не будь следы такими большими и четкими, он не смог бы идти по ним в тускнеющем свете звезд.

Ворон заметил, что след неровный: тварь явно была ранена. Разглядев кое-где на земле зеленовато-белые капли, снял одну кончиком пальца с палого листа и коснулся ее языком. Кровь твари оказалась словно из горького инея и морской соли, она пахла медью. Солнце еще не поднялось. Потеряв в потемках след на газоне за садом, Ворон, не колеблясь, пошел напрямую к лесу. Там он отыскал место, где ветки и сучья на высоте вдвое больше его роста оказались смяты, погнуты и сломаны.

След был слишком явный, чтобы его пропустить. Охотник помчался вперед с копьем в руке, капюшон бился за плечами, холодный ветер гулял в бороде и волосах.

Становилось темнее. Недоумевая, уж не повернула ли заря каким-то образом вспять, Ворон посмотрел вверх. Легкий, как перышко, холод коснулся его лица: сначала одна капля, потом другая. Начался снегопад, и тучи заслонили наступающий рассвет.

Стало темно, как под землей. Следопыт повертел головой. Отовсюду раздавалось птичье пение – со всех сторон, кроме одной. В том направлении птицы выкликали сигналы опасности, слышался шелест крыльев. Его острый слух уловил звук барабанящих по земле задних лап – предупредительный сигнал заячьего племени.

Ворон двинулся вперед, нащупывая путь рогатиной, словно слепец клюкой. Затем вдалеке забрезжил свет.

Прошло несколько секунд, прежде чем он добрался до места, где глазам его предстала странная сцена.

По обеим сторонам асфальтовой дороги тянулся лес. В кювете, задрав два колеса, валялся знакомый автомобиль. Одна фара разбилась и ослепла, вторая посылала луч под безумным углом в падающий снег. Лобовое стекло треснуло, крыша пробита и вдавлена внутрь.

Дорогу на дюжину ярдов вокруг машины покрывала скользкая ледяная корка. На ближних ветвях поблескивали сосульки, снег окутывал все белизной. Но это только поблизости от автомобиля, а дальше дорога лежала чистая.

По ту сторону машины маячила во мраке громадная белесая туша. Когда она двинулась в обход машины, блики от единственной фары на миг осветили ее. Сама тварь не полезла в луч света, но вскинула сломанный сук дерева, как дубину, чтобы разбить фару.

Ворон разглядел чудовищное создание: тварь вдвое выше высокого человека, а то и больше. Шкура ее поблескивала, словно бледный лед. То, что бородач поначалу принял за усы, оказалось всего-навсего гроздьями сосулек, стекающих из ротового отверстия куполообразного черепа, увенчивавшего это порождение мрака. Лицо отсутствовало, вернее, лицевую пластину из толстого льда прорезывали лишь две щелки для глаз и одна более широкая щель внизу – для рта.

Затем фара погасла. Тут же заморгали габаритные огни. Теперь сцену освещали периодические желтые вспышки аварийной сигнализации. Прогремел выстрел, но сердце у Ворона подпрыгнуло от радости, поскольку он понял, что застрявший внутри машины Питер еще жив.

Скользя неясной громадной тенью, великан отступил. И тут донесся шум, словно от набирающего силу арктического ветра, и Ворона ударило холодом столь жестоким, что на глазах выступили слезы и пришлось хватать воздух ртом.

Желтый свет включился, затем погас, затем включился снова, затем погас опять. Ворон, щурясь, разглядывал громадный округлый силуэт и бледные облака пара, поднимающиеся от его лицевой пластины. Великан дышал на автомобиль, и вокруг него вырастали сугробы: на сломанной машине, на дороге, на деревьях, на траве.

Ворон дождался мига темноты и метнулся через дорогу, бесшумно нырнул в лесок на той стороне. Пробраться сквозь спутанный подлесок и сухие сучья и очутиться примерно за спиной у приземистой туши чудовища было делом нескольких мгновений (темно, неясный свет, опять темно), а шума он производил не больше, чем лиса на охоте.

За спиной у великана бородач спрятался от выдуваемого порождением тьмы ветра. Он по-прежнему мерз, но легкие перестали болеть от холода. Ворон понимал, что в сердцевине этого ветра Питер не сможет долго выдерживать напор мороза.

Желтый свет погас. Ворон вылетел из-за деревьев, держа двумя руками рогатину, и бесшумно помчался вперед. Серый плащ бился за его спиной, точно крылья. Свет вспыхнул. Он уперся ногами покрепче, взревел и ударил.

Наконечник копья отскочил от ледяных пластин, доспехами прикрывавших громадную округлую спину чудовища, скользнул вверх и погрузился под мышку твари.

Стало темно. Сын гор с громким криком налег на копье всем своим весом и вогнал наконечник до упора.

Без единого звука чудовище грузно и медлительно повернуло куполообразную голову. Ворон разглядел безносый профиль твари. Снова темнота. Затем глазам его предстало лишенное черт лицо. Голова у твари поворачивалась, как у совы.

Темно. Ладони вспыхнули огнем, когда великан ударом дубины выбил копье из рук Ворона. Охотник услышал, как с треском переломилось древко.

Свет. Наконечник копья засел у великана под мышкой. Одна рука свисала вяло и бесполезно, другая поднимала громадную деревянную дубину.

Темно. Ворон шагнул назад, поскользнулся, удержался на кончиках пальцев, колени не успели коснуться земли. Движения его были бесшумны. Удар пока не настиг его.

Свет. Долгое мгновение ничего не выражающие глазные щели взирали сверху вниз на припавшего к заснеженной траве Ворона. Тот в свою очередь уставился на лишенное черт нечеловеческое лицо. Раздалось долгое шипение, великан набирал воздух.

Бородач пошарил пяткой сзади, нашел не скользкий от снега булыжник.

«По-моему, теперь я знаю, как должен чувствовать себя эльф Венди».

Темно. Порыв леденящего ветра из ротовой щели великана пролетел мимо, но подхватил длинные полы плаща, сбив Ворона с ног, и швырнул его через обледенелую дорогу.

Свет. Великан, массивный и безмолвный, как айсберг, поплыл через шоссе к нему с занесенной для удара дубиной. Ворон метнулся к кювету, цепляясь пальцами за лед на дороге.

Темно. Человек свалился в кювет под машиной, где, он надеялся, великан не сможет его достать.

Тишина.

Свет. Опустив дубину, великан застыл посередине дороги и наклонил свою громадную безликую голову, словно прислушивался.

Темно. Ворон ждал в холоде, пока огромные руки перевернут машину или пошарят под колесами, как человек тычет шваброй под диван, чтобы убить юркнувшую туда мышь.

Свет. Великан повернулся и медленно заскользил прочь по дороге. Опять тьма, за ней снова свет. Великан затерялся во мраке, скрытый завесой падающего снега. Но Ворон видел, как медленно и мучительно двигается это создание, и гадал, насколько серьезно ранил чудовище.

Темнота. Мигалки отключились.

Сверху упал луч фонарика.

– Надеюсь, с вами все в порядке.

– В порядке.

– Хорошо. Вам придется помочь мне выбраться. Один костыль я потерял, а подъемник под таким безумным углом не выдвинется.

Морщась от боли, Ворон поднялся, весь в синяках, но чудесным образом невредимый. Через разбитые стекла машины он разглядел Питера, лежащего на животе с фонариком в одной руке и пистолетом в другой. На запястье той руки, в которой он держал фонарик, висел костыль.

– Спасибо. Спасли мне жизнь. Не забуду. И как раз вовремя.

– Что происходит? Что за странные вещи тут творятся?

– Ну, Большой Беляк столкнул мою машину с дороги руками, когда я врезался в него. Коробку передач сломал. Но внутрь он попасть не мог, разве что я бы его пригласил (полагаю, он счел машину чем-то вроде дома). Но он выбил мне окна и ждал, пока я замерзну.

– Но что это за гигантская тварь?

– Великан.

– О… – Ворон погладил бороду. – Почему копье поразило его, а пули отскакивали?

– Не знаю. Мне думается, копья ему знакомы, а пули – нет. Верил в копья, типа того. И не знаю, почему он ушел, когда уже почти одолел нас. Вы собираетесь мне помочь или будете стоять, отвесив челюсть?

К моменту, когда Ворон извлек Питера из убитой машины, посадил на землю, вытащил кресло, поднял калеку и устроил его в кресле, приближавшаяся к ним через лес точка мерцающего желтого света обрела четкость. Это был человек с огнем в руке.

По мере приближения Ворон разглядел Галена Уэйлока, одетого в джинсы и фланелевую рубашку, с лиловой занавеской, обернутой вокруг плеч наподобие плаща. На бечевке вокруг шеи красовались шесть крохотных металлических дисков, походившие на детали какого-то механизма. В одной руке юноша держал черенок от швабры, в другой – сковороду с горящими промасленными тряпками. От нее и исходил свет. Продвигаясь вперед, Гален каждые несколько секунд взглядывал на огонь, сосредоточенно поджав губы.

Теперь он поднял глаза.

– Отец, Высокий дом подвергается нападению. Мы должны пойти туда. Ты мне позволишь?

По мне, так дом может катиться к чертям!

Гален моргнул.

– Значит, ты отказываешься от своих притязаний на него?

Ворон предостерегающе положил руку на плечо Питеру и начал говорить, но Питер сердито перебил:

– По мне, так пусть этот дом хоть в море прыгает! Я хочу знать, что ты сделал с Эмили!

Ворон негромко сказал ему на ухо:

– Это не Гален! Человек по имени Азраил де Грэй захватил его тело!

– А? Откуда вы знаете? – прошептал Питер в ответ.

– Венди сказала! Ну, знаете, моя безумная жена.

– Этого мне вполне достаточно! – проворчал Питер и потянул из-за пазухи пистолет.

Гален навел на него черенок от швабры.

– Морфей! Сомнус!

Правая рука Питера онемела, он выронил пистолет и зевнул. Он бросил фонарик и поднял левую руку, сложив пальцы колечком, отставив указательный и мизинец. Фонарик ударился об асфальт и выключился. Питер выкрикивал:

– Аполлон! Гиперион! Гелион!

Ворон тем временем, не испугавшись, метнулся вперед через дорогу с поднятыми руками, готовый подставить парню подножку.

Гален бросил сковородку в снег. Свет погас, все сделалось совершенно черным. Следопыт обшарил руками все вокруг, но ничего не нащупал.

Он припал к земле, вслушиваясь. Никто не может ходить по снегу беззвучно, однако он никого не слышал.

Пока Питер подбирал оброненный фонарик и включал его обратно, Гален успел испариться. Питер спросил:

Сколько до восхода солнца?

Ворон понюхал воздух.

– В это время года? Полчаса, может, меньше. А что?

– Его власть слабее всего на рассвете, особенно на заре воскресенья. Он наверняка страшно спешит. Ему надо попасть в дом в течение ближайшего получаса. Думаю, с ним есть еще люди, в смысле, другие человеческие существа. Мы должны добраться туда первыми. Вы хорошо бегаете?

И тогда они помчались по дороге. Ворон несся на предельной скорости, ноги его ходили, как поршни, толкая кресло, колеса гудели, а Питер сидел, подавшись вперед и вытянув перед собой руки: в одной пистолет, в другой фонарик, луч которого мерцал в падающем снегу.

Затем бородач произнес:

– Венди!

И побежал еще быстрее.