Последний суд

ГЛАВА 20

— Ну и ну, — сказал Боттандо. — И что же за улика там была?

— Пара фотографий и несколько записок, спрятанных между холстом и рамой. Видимо, Гартунг начал подозревать Рукселя и установил за ним слежку. Человек, следивший за ним, докладывал Гартунгу о его передвижениях. Он видел, как Руксель ночью приходил в немецкую комендатуру и встречался со Шмидтом в кафе.

— И ты позволила Рукселю покончить жизнь самоубийством! По-моему, ты слишком много на себя берешь. Возомнила себя ангелом правосудия?

Она пожала плечами:

— Я не знала, что он сделает это. Правда. Но не могу сказать, чтобы его поступок меня огорчил. По-моему, для него это был наилучший выход.

А Гартунг оказался в некотором роде даже героем. Он понимал, что Мюллер не его сын — это свидетельствует из его письма приемным родителям, — однако остался с женой, когда она родила ребенка и лежала в больнице. И даже зная о связи Рукселя с Генриеттой, продолжает оплачивать его учебу.

— Уж не знаю, поздравлять тебя или нет, — сказал Боттандо.

— Лучше не надо. Все это дело было жутким кошмаром — от начала и до конца. Я хочу поскорее забыть о нем.

— Боюсь, все мы еще долго будем его вспоминать. Во-первых, из-за него у нас сильно испортились отношения с французской разведкой. Во-вторых, я не смогу сразу и в полном объеме восстановить дружбу с беднягой Жакэ. А Фабриано, я думаю, теперь вообще перестанет с тобой разговаривать.

— У каждого облачка есть серебряная оправа[9].

— А мне, по правде говоря, жаль Фабриано. Он не получит похвалы за удачное расследование, даже если мы умолчим о своей роли в нем. Дело настолько скверное, что за него никого не погладят по голове. Я больше чем уверен: Жанэ оно тоже попортило много крови. Ты, кстати, читала газеты?

Флавия кивнула.

— Как я поняла, все пройдет по полной программе. Пышные похороны. Президент республики во главе процессии. Медали на подушке. Я не смогла заставить себя дочитать до конца.

— Надо думать. Ну что, дорогая? Пора возвращаться на работу. Мы по-прежнему будем притворяться, что приказы здесь отдаю я?

Она улыбнулась.

— Только не сегодня — я беру выходной. У меня семейный кризис. Но сначала я напишу письмо, хотя мне ужасно не хочется его писать.

Тем не менее она сочинила его на удивление легко — стоило только начать, и слова сами полились беспрерывным потоком. Правда, перед этим она целый час обдумывала первую строчку, потом зачеркнула ее, начала снова и опять долго смотрела в окно. А потом вдруг взяла и написала:

Она перечитала письмо, надолго задумалась, потом запечатала его и положила на поднос исходящей почты. Закинула сумку на плечо и, запирая дверь кабинета, бросила взгляд на часы.

В три часа они собирались встретиться, чтобы ехать смотреть новую квартиру. Похоже, на встречу она опоздает. Впрочем, как всегда.