Последняя осень. Буря

Глава 10. Трудное решение

Маша думала, что ее жизнь — комедия с вечными передрягами, странноватыми знакомыми и нелепыми ситуациями. Однако реальность подсказывала, что это была трагедия. И вот она стояла в комнате, залитой не по-зимнему ярким солнцем, судорожно пыталась сообразить, как спасти Лебедеву.

Встревоженная Настя сидела на кровати, завернувшись в покрывало, словно гусеница в кокон. Прогнав рыжую, она потерла ладони, ссутулилась, произнесла:

— Мне проще выговориться постороннему, чем близкому человеку. Яна и Вика, стервы, поглумятся, Злата пожалеет, а ты… — она усмехнулась. — Просто послушаешь, потом пойдешь по своим важным делам, забьешь на мои проблемы. Сейчас мне нужно равнодушие. Позвала бы Леню, но он, наверное, будет нудеть.

«Она странно себя ведет, — заметила Маша. — Препараты уже действуют?» Настя зевнула, почесала нос, спросив:

— Ты когда-нибудь любила?

— Эм, да.

— Сильно? — допытывалась Лебедева.

Маша кивала, ведь даже в период расставания с Марком втайне знала, что испытывала к нему, просто боялась признать очевидное.

— Я тоже, — всплеснула руками Настя. — Люблю до безумия. Иногда совсем с ума схожу, делаю что-то, а потом… сожалею. Очень-очень.

Она ущипнула себя за щеки, тряхнула головой, постучала по стене, натянуто усмехнувшись:

— Как думаешь, я стану привидением? Буду тут носиться, приставать к строителям, потом к вожатым и детишкам. Про меня сочинят страшилку. Что лучше звучит: «Жуткая Настя» или «Ревнивая Анастасия»?

Маша растерялась.

— Точно, оба варианта — дерьмо. Эх, почему мне запрещали ругаться? «Дерьмо» — забавное слово. Бедная мама, она не вынесет… Знаешь, если что-нибудь повторять много раз, то значение потеряется. На тридцатом счете «Любимый» станет набором букв, лишится всякого смысла. Можно сказать, умрет. Ох, мой дорогой Глеб.

Маша прятала страх, понимая: «Она неадекватна». Спорить с девушкой в подобном состоянии казалось совершенной глупостью.

— Зато теперь он с той самой, — поморщилась Настя. — Единственной, идеальной. Пусть летают и радуются, пока могут. Я достану их в загробном мире. Глебушка принадлежит мне. Так было, есть и будет.

— Он же не вещь, — вырвалось у Маши.

— Жаль, — взгрустнула Настя. — Он мне нужен! Я ведь предупреждала, чтобы к нему не лезли, но та сучка… Жирная идиотка… Мне даже стыдно. Она ведь могла дожить до старости, а теперь мертва…

— Кто? — похолодела Маша.

Настя неопределенно взмахнула рукой.

— Я же намекала Глебушке: «У тебя сегодня странный аромат. Что за парфюм?» Он отнекивался, думал, забуду… Я отомщу за предательство… Не смогу и не захочу наказать его, а вот гадину вполне… Индийские благовония, ну-ну. Китайская подделка! Что он в ней нашел?

Маша приложила немало сил, чтобы собрать бессвязный поток в нечто осмысленное. Речь Насти напоминала артхаусные фильмы, которые хвалили критики и интеллектуалы, а обычные люди считали полным бредом.

— Ты про Эмилию? — ахнула она, вспомнив ароматические палочки.

— Угу. Я сразу узнала дешевый химозный запах, оцепенела… Фигура такая же, как на нюдсах, но главное — имя. Глебушка говорил, что задерживается из-за бизнес-партнера, которого звали Эмиль. Понятно, чем они занимались. Тварь его увела, но я, — голос дрогнул, — все спланировала, причем за пару минут. После сеанса, пока свет не включили, раздобыла пакетик с соленым арахисом, как могла, измельчила, подсыпала ей в чай, испугалась, что поймает. Та выпила, не поморщилась. Только вкус отметила, идиотка.

— Вот почему чай был соленым, — оторопела Маша. — Ты ее чуть не убила!

— Теперь уйду сама, — усмехнулась Настя и потрясла пустым блистером. — Разлучу их даже после смерти.

Хохот стал надрывным, сменился плачем.

— Мне очень жаль, — пролепетала она. — Эмилия этого не заслужила. На меня иногда находит… Если бы только все можно было изменить… Я ни за что бы…

— Она жива, — сказала Маша. — Тебе повезло.

— Н-но вчера она мучилась, — промямлила Настя. — Сыпь, зуд, рвота… Вика вернулась хмурой, Злата тоже погрустнела, сегодня Эмилия не пришла на завтрак, вот я и спросила у тебя, поняла, что она… Точно все в порядке?

— Да. Надеюсь, обойдется без осложнений.

— Угу, — шумно сглотнула Лебедева. — Фух, прямо гора с плеч. Какая же я идиотка… Мне было так плохо, всю ночь не спала, изводила себя, представляла, как окажусь в тюрьме, придумывала разные способы, чтобы… Погоди, то есть я зря съела десять таблеток? Совсем не соображаю… Хорошо, что она уцелела.

«Небольшая доза. Судя по упаковке, это что-то неопасное», — подумала Маша и заверила:

— Ты тоже выкарабкаешься. Строители скоро прибудут, доставят вас в больницу. Еще не все потеряно.

— Я… Я же хотела убить человека, — с ужасом прошептала Настя. — Девушку, всего на год старше меня. Из-за парня. Это ненормально.

«И почему мне нужно всех утешать? — мысленно вопросила Маша. — У меня что, особые моральные принципы, эмпатия или красноречие? За дни в “Буре” Лебедева сказала слов больше, чем за целый семестр, а теперь прикидывается, будто мы — лучшие подружки. Что за чушь?» Спохватившись, она проговорила с долей неловкости:

— Ты запуталась, перенесла сильный стресс. Не отчаивайся. Из любой ситуации есть выход.

«Отлично, теперь я звучу, как тетки на ЕГЭ, — едва не фыркнула Маша. — Неплохая идея. Покушение на убийство — одно из жизненных испытаний, проверка на знания и навыки. Каждый способен его пройти… Может, я тоже спятила?» Несмотря на раздумья, она осознавала, что ввязалась в невероятно ответственную миссию. Ей, эгоистке, предстояло отыскать дорогу к Настиной душе, успокоить девушку, не навредив. Задание казалось чересчур сложным, если не невозможным.

— Порой мы совершаем неправильные выборы, — ввернула она дежурную фразу. — Если честно, не представляю, что ты чувствуешь. Уверена, как бы ни было плохо, это пройдет. Через год, два, три забудешь Глеба…

Настя перебила ее, выпалив:

— Никогда! Я буду любить его до последнего!

— Ты раньше с кем-нибудь встречалась?

— Ну да, — смутилась Настя. — Они были скучными, вполовину не такими классными.

— Разве ты по ним не убивалась?

— Нет, потому что в тех неудачниках не было страсти, интереса, настоящей мужской энергии.

«Запущенный случай», — отметила Маша, а вслух произнесла:

— Можешь вечно кататься на американских горках? Вверх-вниз, быстрее-медленнее?

Та согласилась без колебаний.

— Уверена? У любого закружится голова от постоянных перегрузок и скоростей либо подведет мозг: прежних высот не хватит, захочется еще и еще. Лучше плыть на лодке и поочередно грести, чем страдать от тошноты.

«Я сегодня философ», — хмыкнула Маша.

— При чем тут парк аттракционов? — удивилась Настя.

— Глеб подсадил тебя на эмоциональные качели. Стой, не отрицай, вспомни, что ты чувствовала, когда он был рядом?

— Восторг и обожание, — улыбнулась Настя.

— Что-то менялось, если он не рассказывал, где и с кем был, игнорировал твои просьбы?

— Да, мне было очень плохо.

— Он как-то исправлял свое поведение? Прислушивался к тебе?

— Конечно, мы же пара, — с жаром выпалила Настя. — Например… Или… Не могу вспомнить, но он учитывал мое мнение. Просто я младше, вот и предлагала какую-нибудь глупость. Глеб старше, умнее, опытнее. Доверяю ему больше, чем себе.

— Ты же интересуешься психологией, — предприняла новую попытку Маша. — Как бы специалисты описали ваши отношения?

— Преобладание денежных вибраций, грамотное распределение мужских и женских обязанностей, исполнение кармического долга.

— Ясно.

Маша с затаенной надеждой посмотрела на дверь. Даже бросать об стенку шарики или спорить с обиженными на женщин парнями было куда увлекательнее и полезнее, чем вести этот диалог.

— В твоих словах есть смысл, — неожиданно сказала Настя. — Я слишком привыкла к Глебу, будто срослась с ним. Пока не могу отпустить, смириться с потерей, поэтому вытворяю нечто неадекватное…

«Внезапный вывод, — хмыкнула Маша. — Ей вроде бы полегчало». Она миролюбиво предложила:

— Обсудишь со Златой?

— Думаешь, ей можно доверять?

«А мне?» — пронеслось в мыслях, но Маша удержалась от комментария.

— Злата не зря на психфаке, видно, что она горит профессией.

— Ты права, — воскликнула Настя. — Спасибо за помощь.

«Самый странный разговор в моей жизни», — отметила Маша и, выйдя в коридор, столкнулась с Яной, Викой и Златой. Последняя, выслушав пересказ беседы, отправилась к Лебедевой, а рыжая и блондинка продолжили подпирать стену.

Внезапно навалилась усталость. Прошмыгнув в комнату, Маша рухнула на постель. Эмилия не шелохнулась, Ангелина не оторвала взгляда от ноутбука. Динара по-прежнему отсутствовала. За окном ветер гнул белоснежные ели, сосны, дубы. «Будет метель», — мелькнуло на краю сознания. По сугробам скользила рябь. Приветливое солнце и зарождающаяся буря создали необычный контраст. Издалека картина показалась тихим пейзажем, но вблизи произвела бы впечатление начинающегося хаоса. Смерть Волгина вызывала схожие ощущения. Маша вроде бы получила ответы, но будто собрала не весь пазл. Нескольких деталей явно не хватало, однако пробелы вполне объяснялись промахами или непрофессионализмом. Личность убийцы не прояснила ситуацию, наоборот, навела смуту. «Если промолчу, Эмилия сможет жить без проблем, — подумала она. — Но пострадает семья Глеба. Если расскажу, Авдеева столкнется с уголовным преследованием, однако все будет по закону. Как же поступить?» Неудавшаяся месть Лебедевой тоже внесла долю сумбура в без того шаткое состояние. Хотелось на несколько дней пропасть для мира, вернуться лишь после того, как исчезнут все невзгоды.

Маша вновь погрязла в глубокой яме расследования. Прежде и она, и ребята лезли напролом, но лишь скатывались по грязи, барахтаясь на дне. Она думала, прокручивая в воспоминаниях зацепки. «Что еще мы не учли? Попробую заново. Приезд, встреча с Марком, заселение, «Правда или действие», коридор, — бесшумно перечислила она, резко сев. — Динара ведь зашла сюда. Да, дверь точно открылась, меня разбудил свет. Но зачем она побрела обратно? Почему не легла?» Девушка покосилась на уголок подруги, воссоздав обстановку: идеально расправленное покрывало, взбитая подушка, чемодан, стоявший сбоку.

Ее будто прошибло электрическим разрядом. Маша устремилась в холл, позвала растерянную Динару в жуткую душевую, повернула кран, чтобы поток воды скрыл их речь от непрошенных слушателей, зашептала:

— Вспомни, как ты уходила после вечеринки.

— Не могу, — смутилась Динара. — Я сильно напилась.

— Попробуй. Это очень важно, — потребовала Маша. — Закрой глаза, представь, как пьешь с Глебом, Женей, Златой и Мишей. У тебя звонит будильник, предупреждает, что пора собрать награду в игре…

Несколько минут ничего не происходило, но потом Динара, будто загипнотизированная, произнесла:

— Злата смеется, когда говорю про цены с фаворитами, потом уходит. Волгин, эм, отправляет рыжего за выпивкой, Миша, кажется, храпит. Я встаю, пошатываясь, Глеб предлагает проводить меня до спальни, и мы идем… Не получается…

— Что? — озадачилась Маша.

— Подобрать код от замка. Я путаю цифры, тихо хихикаю, он наклоняется над чемоданом, возится, затем желает спокойной ночи. Не успеваю ответить, иду за ним, потом туплю… не понимаю, где нахожусь…

Маша остановила подругу, выпалив:

— Что Волгин забрал у тебя?

— Ничего, — ответила Динара. — Я бы заметила, если бы что-нибудь пропало.

— Может, он положил какую-то вещь? — предположила Маша.

— Я перекладываю шмотки по несколько раз на день. Если бы что-то изменилось, — она опешила, прикусив губу. — Вот черт.

Маша обратилась вслух.

— Флешка, — воскликнула Динара. — Мне показалось, что это мамина — она иногда ездит с моим чемоданом, — но, учитывая все, что произошло после вечеринки, похоже, я ошиблась. Это штука принадлежит Глебу. Что он там прячет?

Вскоре они уже копались в недрах багажа. В маленьком кармане нашелся кусок красного пластика.

— Ими еще кто-то пользуется? — удивилась Динара.

Вынув смартфон, она что-то напечатала и показала Маше экран. В заметке значилось: «Проверь, что на флешке. Я отвлеку Ангелину. Кивни, если согласна». Заговорщицки переглянувшись, они приступили к выполнению плана.

Динара, любезно улыбнувшись, приблизилась к Ангелине, кашлянула. Та застучала по клавишам еще усерднее.

— Ты не могла бы мне помочь? — назвав девушку по имени, попросила подруга.

— Я занята, — пробурчала та. — У меня поток.

— Какой? — наигранно удивилась Динара.

— Творческий.

— Пишешь новую главу? — с восхищением протянула Динара как хитрая лиса. — Что в ней происходит?

Ангелина раздраженно вздохнула, прикрыла крышку ноутбука, настойчиво сказала:

— Пожалуйста, не отвлекай меня. Если собьюсь, не смогу продолжить, буду долго зависать над строчками.

— Конечно-конечно, я сразу же отстану, — пролепетала Динара. — Только выручи меня. Это очень важно.

Ангелина уставилась в экран, перевела взгляд на Машу, и та, как плохая актриса, схватилась за голову, шикнув от мнимой боли.

— Ладно. Но недолго.

— Спасибо! — просияла Динара и увела Ангелину.

Маша со страхом уставилась на Эмилию, подошла к постели другой соседки, взяла ноутбук, воткнула флеш-накопитель. Устройство пискнуло. Сердце тревожно забилось, она быстро выключила звук.

— Некрасиво брать чужое.

Маша вздрогнула, перевела взгляд на Эмилию. Та невозмутимо припудривала лицо. «Как объяснить?» — лихорадочно соображала пойманная с поличным.

— Вы с Динарой что-то затеяли. Геля очень расстроится, если узнает, что «классные юристки», — Эмилия довольно точно скопировала звонкий голосок, — на самом деле — гнусные обманщицы.

— Неужели? — хмыкнула Маша. — Игорь тоже не обрадуется тому, что его методично подставляли.

— Я пыталась защититься, — вспыхнула Эмилия, но тут же смягчилась: — Не будем спорить. Как насчет дружеской услуги?

— Когда нас привезут в отделение, соврать следователю и потом сидеть в тюрьме? — сразу смекнула Маша. — Конечно, мне совсем не трудно.

Если бы сарказмом можно было убивать, Эмилия упала бы замертво. Однако Вселенная работала по иным законам, поэтому девушка произнесла:

— Я не об этом. Понятно, что, если в органах спросят, тебе придется рассказать. Главное — не говори знакомым, друзьям, в семье. Пусть только мы и правоохранители будем в курсе.

— Какой в этом смысл? — удивилась Маша. — Потом все всплывет в СМИ.

— Сделай, как прошу, — оборвала Эмилия. — Тогда Геля ни о чем не узнает.

На рассуждения не было времени.

— Ладно, — выпалила она, почувствовав, что ее поймали на крючок.

— Правильное решение.

Эмилия подошла к выходу, едва приоткрыла дверь и замерла. Маша посмотрела на экран. В единственной папке, подписанной как «Тебе», нашлись изображения. Белые прямоугольники появлялись мучительно медленно. «Давай же», — разозлилась Маша, едва не стукнув по глупой железяке. Разглядев фотографии, она ахнула от удивления.

— Идут, — выпалила Эмилия.

Маша мигом вынула флешку и, отложив ноутбук, добежала до своего спального места, плюхнулась на подушку, стиснув в пальцах очень важную улику. В дверном проеме возникли недовольная Динара и Ангелина. Последняя проворчала:

— Прерывали из-за чепухи. Опять настраиваться…

Маша с подругой направилась в душевую, ставшую переговорной. Провернув трюк с водой, она поделилась новыми сведениями.

— Что теперь? — прошептала Динара. — Скажем Леониду, Кириллу и Жене?

— Сперва обсудим без них, — спешно возразила та.

— Я до сих пор в шоке, — растерянно произнесла Динара. — В голове не укладывается, как такое возможно.

— Скоро выясним, — твердо сказала Маша. — Сперва придумаем, как проведем допрос.

— Заманим на третий этаж? Там свободно.

— Слишком подозрительно. Ты бы согласилась?

— Зависит от повода, — ответила Динара.

Мозговой штурм не вдохновил на блестящие идеи, поэтому они уцепились за задумку Динары и, обсудив подробности, разыграли маленький спектакль.

В полумраке заброшенной ванной, находившейся на третьем этаже, было жутковато. Грязь, запах плесени, облезлая плитка создавали гнетущую атмосферу. Маше стало некомфортно, хотя ей предстояло исполнить роль призрака, а не жертвы представления. Она притаилась в левом ряду, замерла за перегородкой, взмолилась, чтобы из душа не капала вода, подумав: «Где они бродят?» Наконец, раздались шаги и голос Динары.

— Почти пришли, — с напускным страхом произнесла она.

— Точно сработает? — недоверчиво спросила их цель.

Маша пожалела, что не могла видеть лица, однако не покинула укрытие.

— Конечно, — сказала Динара. — Это мощный ритуал. Загвоздка в том, что призрак появляется не полностью, а частично: иногда голова, иногда нога, иногда туловище. Зависит от того, какую часть отрубили у покойного. В остальном идеальный обряд. Мы вызовем и задобрим дух Юры, дорога пройдет без происшествий.

«Кто в это поверит? — едва не усмехнулась Маша, но прикусила губу. — Я тоже “молодец”. Приняла Марка за привидение. Дурацкий сеанс». Неожиданно ей захотелось чихнуть. Она глубоко вздохнула, чтобы не испортить гениальный план. Пакет, в котором хранился реквизит, зашуршал.

— Что за шум? — обеспокоенно проговорила жертва их постановки.

— Где? Я ничего не слышу, — невозмутимо сказала Динара. — Поставь свечу справа. Да, отлично. Дай мне руки.

— Почему именно я? Пригласи Игорешу. Он обожает мистику.

— У тебя самая сильная аура, — уверенно воскликнула Динара. — Синяя энергетика, как у детей индиго. Такие рождаются раз в пять лет, совершают что-нибудь великое, меняют устои и традиции. Ты — проводник между мирами, настоящий магнит для паранормального, почти ведьма.

— Неужели? Зачем мы тащились сюда? Если я привлекаю сверхъестественное, могу вызвать призрака в любом месте.

— Чтобы нас не отвлекли, — объяснила Динара. — Понимаю, у тебя куча вопросов, но мы должны торопиться. Сущности бывают очень вредными.

«Ей бы в театральное или в шоу со сверхлюдьми», — хмыкнула Маша. Запястье зачесалось, но она лишь прикусила щеку, побоявшись стереть нарисованные кровоподтеки. Между тем Динара заголосила:

— Безвременно почивший Юрий Воробьев, мы взываем к тебе! Явись, откликнись на нашу просьбу, прости нас, благослови на добрый путь!

«У нее талант к написанию заклинаний», — улыбнулась Маша и, отогнув край чехла, постучала по плитке, затопала ногами.

— Кто здесь? — ахнула подозреваемая.

— Дух! — взвизгнула Динара.

Машу пробрал озноб. Спохватившись, она завыла, щелкнула зажигалкой Марка, подожгла со второго раза свечу, помахала так, чтобы на стенах возникли тени.

— Это розыгрыш? — завопила предполагаемая убийца. — Прекратите!

— Тш, ты рассердишь его, — со страхом пролепетала Динара.

Маша обхватила пальцами, измазанными в темно-красной гуаши, металлический ободок свечи, рассчитав, чтобы издалека показалось, будто огонь вырвался прямо из ладони. Встав боком, она вытянула вперед руку с пламенем и прохрипела:

— Среди вас убийца Глеба Волгина! Сознайся, или он придет за тобой.

Динара заверещала настолько громко, что в ушах едва не лопнули барабанные перепонки.

— Неправда! — крикнула третья девушка.

— Врешь, — пророкотала Маша. — Ты давно хотела отомстить! Довольна расправой, грешница? Твоя душа сгорит в аду!

— Как ты могла? — ужаснулась Динара. — Зачем?

— Я не хотела, — промямлила лгунья. — Он вынудил… Стажировка, друзья… Мои родители очень верующие… От меня бы все отвернулись.

— Ты забрала жизнь Глеба, — увещевала Маша.

— Он чуть не сломал мою, — взвизгнула девушка. — Обещал сделать портфолио в своей студии, напоил, предложил раздеться для модного стиля «ню», потом вымогал деньги, грозился, что всем разошлет. Меня только-только взяли в классную юрпрактику…

— Не оправдывайся, — пророкотала Маша. — Ты жаждала крови.

— Нет! Я хотела, чтобы он уснул. Попросила у Ангелины снотворное, подсыпала в коктейль, когда все отвлеклись на драку Кирилла и Жени. Думала, проберусь в вожатскую, заберу флешку с компроматом.

— Как ты узнала, где ее искать? — ошеломленно спросила Динара.

— Волгин сам рассказал. Днем, когда я пришла и умоляла перенести срок, он поиздевался надо мной, запугал, что если не отдам сумму до отъезда, то покажет фотки всей группе. Я не брала в лагерь деньги, но он требовал, не унимался, предлагал отработать телом. Мудак, — вспылила девушка. — Ночью, вернее утром, я прокралась в вожатскую. Там почему-то было пусто: ни флешки, ни Волгина. Пришлось смириться, а после, когда труп нашли, интуиция мне подсказала: он умер из-за снотворного…

Маша вылезла из укрытия, уставилась на оцепеневшую Яну. Блондинка побледнела и пошатнулась, чуть не упав на пол. Динара вовремя придержала ее, за что получила лишь поток оскорблений.

— Как вы могли?! Мерзкие, подлые, лживые суки, — со злостью процедила Яна, лихорадочно размахивая руками. — Такие же, как Волгин!

— Интимки? Серьезно? — хмыкнула Динара. — Мы что, в средней школе? На «сливы» давно никто не реагирует.

— Только не юристы, — возразила Яна. — Помнишь, как на лекции обзывали судей, которые выставляли селфи в купальнике? Как смеялись над прокурором в плавках? Меня бы не взяли ни инхаусом, ни в крупные практики, ни в госорганы. Либо, что еще хуже, снимки бы всплыли, когда я уже построила карьеру, вышла замуж, стала знаменитой.

— Есть и нормальные работодатели, — возразила Динара. — Разве ты собираешься поступать на госслужбу?

— Вдруг передумаю? Последний год я словила мотивацию, многое переосмыслила, училась как проклятая и бегала по собеседованиям. Для чего? Чтобы Волгин все разрушил?

— Зачем тебе портфолио? — спросила Маша. — У моделей тяжелый график, они часто рекламируют нижнее белье или купальники. Как ты планировала совмещать с юриспруденцией?

Яна замялась, смущенно проговорила:

— С детства мечтаю об этом. Думала, засвечусь с классным буком, попаду в журнал или, если повезет, на обложку, наберусь опыта в праве и позировании, изучу индустрию изнутри, потом стану популярным фешен-юристом.

— Так только в фильмах бывает, — хмыкнула Динара. — Серьезно, модное право? Почему не спортивное или эльфийское?

Она поворчала на новые, абсурдные, по ее мнению, отрасли.

— Тогда предпримы тоже не существует, — сощурилась Яна.

— Это заблуждение, — с жаром возразила Динара. — Предпринимательские отношения…

Маша перебила новоиспеченную лекторшу, бросив Яне:

— Значит, у тебя не было умысла? В это сложно поверить. Мертвый шантажист лучше, чем украденная флешка. Волгин наверняка сделал копии, мог заявить о себе в любой момент, попросить большего.

— Тебя это не касается, — осадила Яна. — Глеб был редкостной мразью. Плевать, как он сдох, кто именно и зачем его прикончил… Без Волгина мир станет лучше.

— Ты убила человека, — строго отчеканила Динара. — Совершила деяние, за которое предусмотрена уголовная ответственность.

— Не надо цитировать УК, я в курсе, — огрызнулась Яна и смерила «актрис» гневным взглядом. — Потрачусь на адвоката, зато не опозорюсь. Волгин все равно требовал в два раза больше. Даже не вздумайте обвинять меня. Да, сглупила, понадеялась на честность, обрадовалась, что исполню детскую мечту. А он… Манипулировал мной, издевался, всячески намекал на фотосессию… В этой ситуации я — жертва, а он — преступник.

Яна поникла, прижала ладони к груди, с горечью прошептала:

— Вот и все? Вы расскажете следователю?

— Конечно, — твердо заявила Динара. — Мы же на юрфаке. Закон одинаков для всех. Какие могут быть исключения?

На миг Маше представилось, как ее осудили за смерть Кадошова и подруга в черной мантии с презрением огласила обвинительный приговор. По телу побежали мурашки, подумалось: «Обо мне она бы так же сказала?» Груз вины за смерть Артема будто потяжелел. Не осталось сомнений в том, что давнее решение не посвящать Динару в свою тайну было абсолютно верным, ведь дружить с преступницей было серьезным испытанием.

В отличие от Эмилии Яна не умоляла, не угрожала, а просто ушла. Маша восхитилась ее выдержкой, отметив: «У меня бы, наверное, так не получилось». Молча собрав реквизит, подруги покинули помещение, пересекли коридор, замерли в необжитом холле.

За разбитым окном свирепствовала буря. Сугробы взметались до свинцовых туч, снег кружился, отрезая лагерь от леса. Метель бушевала, ветер скорбно пел, трепал белые деревья. Сердце будто сковывало ледяной коркой, в мысли заползали страхи: «Мы отсюда не выберемся. Настя и Эмилия умрут первыми». Гибель Авдеевой распутала бы клубок из самокопания, лицемерия, борьбы между правильным и расчетливым поступками. Яне, хоть та и не сталкивала Волгина с лестницы, почему-то было сложнее сочувствовать. Возможно, Маша сильно очерствела за безумную пятницу. Динара, стиснув в ладонях свечи, спросила:

— Ты не согласна?

— С чем? — удивилась Маша.

— С наказанием для Яны, — вздохнула та. — По-твоему, мы должны отдать ей снимки и не высовываться?

— Тогда будем покрывать убийство.

— Мы столько горбатились, расследовали… Почему именно нас сделали виноватыми? — сердито скривилась Динара. — Паршивый осадок. Некоторые скелеты должны оставаться в шкафах.

— Забавно, что Волгин писал нечто похожее, — устало хмыкнула Маша и, вынув из кармана страницы рукописи, процитировала: — Иногда секреты не стоит раскапывать.

Динара встала рядом. Они принялись читать и погружаться в мрачную историю:

«…Пути назад нет. Я должен поведать миру о грехах Анатолия Волгина. Начну с его детства. В последний год жизни дед вел дневник, откуда я взял сведения. Должен предупредить, что некоторые факты могут быть ложью, потому что у меня нет иных источников, кроме записей убийцы.

Толя родился в сорок первом году в колхозе. Отец умер на войне, мать и бабушка едва тянули четверых детей, с малых лет приучали их к тяжелому и усердному труду. Когда мальчику исполнилось семь, его близкий друг утонул в реке. Толя пытался спасти приятеля, но не смог. Тихий ребенок стал еще более замкнутым, нелюдимым. Сверстники его сторонились, а взрослые не могли нарадоваться мальчику, ведь он всегда послушно выполнял то, что ему велели, не жаловался и не перечил старшим. В школе Толю хвалили за усердие, но братья смеялись над трусливым, болезненным толстячком. Примерно в девять лет он попал на петушиные бои. К сожалению, подробной информации о том, кто именно их устраивал, найти не удалось. Анатолий лишь упомянул, что его привели туда, чтобы «сделать мужчиной». Мальчика напугали крики зрителей, но ему не разрешили уйти, заставили смотреть. В момент, когда один петух до крови клюнул другого и алые капли брызнули на землю, Толя испытал нечто удивительное: ужас, волнение, прилив сил. Он вспотел и задрожал всем телом.

Повзрослев, Анатолий понял, что тогда, среди мужчин, жаждавших зрелища и крови, впервые пережил опыт половой жизни — оргазм, как сказали бы сейчас. Будучи ребенком, он не осознавал происходящего, стремился к жестокости, поэтому втайне измывался над цыплятами, забивал их камнями, желая вновь ощутить нечто подобное. Кровь быстро перестала будоражить, и он, случайно подглядев, как кто-то из соседей топит котят, вспомнил о гибели друга. Боязнь воды и возможность видеть, как мучительно умирают маленькие беззащитные существа, подарили ему новые впечатления. Когда и это наскучило, он стал бросаться на мальчиков помладше, сжимать их шеи руками, чтобы получать удовольствие. Пострадавшие пожаловались родителям, обидчика наказали, он затаился и пару раз тайно сорвал злость на соседских питомцах.

Пока Толя рос, зверь, запертый в его теле, требовал жертв, но боялся последствий. Чтобы не нарваться на неприятности, он погрузился в фантазии, где сначала топил обидчиков в реке, потом все чаще представлял удушение. Парни-ровесники встречались с девушками, но Толя сторонился женщин. В восемнадцать лет его чуть ли не насильно расписали с дочерью маминой подруги. Возможно, родные чувствовали, что с ним что-то не так, надеялись, будто семейная жизнь исправит странности мужчины. Этого не случилось. Он — согласно дневнику — не бил, но тихо ненавидел навязанную жену, брезговал ложиться с ней в одну кровать. Молодоженам пришлось завести ребенка. Чтобы меньше появляться дома, Анатолий задерживался на работе, занимался давним увлечением — футболом, словно преображался, когда бегал по полю с мячом. Усердные тренировки не прошли бесследно, его заметили, даже предложили переехать в город, приняли в сборную.

Анатолий ухватился за шанс, против воли перевез жену и сына в городскую коммунальную квартиру, отлично показал себя в матчах, но в двадцать шесть лет получил травму голени, ушел из спорта, затем окончил институт физической культуры и стал тренером. Работа в школе и пионерских лагерях пробудила в нем дремавшее чудовище. Первое убийство он совершил, когда приехал в родной дом на похороны матери. Увидев ее в гробу, Анатолий впал в лихорадочное состояние, ночью тихо выбрался на улицу, побродил по окрестностям и наткнулся на девятилетнего Ярика. Ребенок выглядел истощенным, побитым, жаловался доброму дяде на пьющих родителей, голод и жестокость. Анатолий без труда заманил его в лес, где велел раздеться, сделал из майки кляп, изнасиловал и задушил мальчика. Труп закопал под деревом, помолился о невинной душе, поклялся, что утром придет к участковому. Однако, проснувшись, он повременил с признанием. Через пару месяцев, узнав из письма, что Ярика даже не ищут, он почувствовал безнаказанность».

Рукопись не имела продолжения. Девушки шокированно молчали. Из пакета капала краска. Маша, заметив красные брызги, поежилась.

— Пять жертв, — тихо проговорила Динара, посмотрев на предыдущую страницу. — Жестоко убивал, а умер от старости. Почему его не поймали?

— Наверное, хорошо скрывался, — мрачно произнесла Маша.

— Очень жаль замученных ребят и всех, кому этот урод испортил жизнь.

Маша вспомнила слова Эмилии о том, что Глеб планировал издать и экранизировать биографию Анатолия. В мыслях заворошились сомнения.

— Вдруг Волгин соврал и выдумал деда-маньяка, чтобы заработать на громком деле?

Динара опешила, пробормотала:

— Но трофеи…

— Почти в каждой семье есть значок с олимпийским мишкой, — возразила Маша. — Кораблик из старой бумаги мог быть чьей-то старой поделкой, обрывок обугленной ткани в целом ничего не доказывает.

— Фотографии, — выпалила подруга.

— Вожатых тоже снимали вместе с пионерами, — сказала Маша. — Глеб мог найти подписанный снимок, запомнить мальчика рядом с дедом, раздобыть здесь, в «Буре», альбом с тем же ребенком или кем-то похожим, потом выдать его за Юру Воробьева, которого в реальности убил совсем другой человек.

— Как же имена остальных жертв, чувства маньяка? Такое нельзя выдумать.

— Глеб собирал уголовные дела и обожал криминальные хроники. Про детство и фантазии скопировал из протокола допроса какого-нибудь серийника, имена взял из нераскрытых убийств, создал ненастоящую серию, — предположила Маша. — Сама посуди: кто-то в советском колхозе устроил петушиные бои, повел туда ребенка, чтобы он «стал мужчиной». Разве не бред? К тому же зачем Анатолию под конец жизни раскаиваться, подробно описывать преступления?

— Многие серийники так поступают, — растерянно сказала Динара. — Специально вспоминают, что совершили, и кайфуют. Уроды.

— Кажется, на криминологии объясняли, что они делают это сразу после случившегося, сохраняют впечатления или вроде того. Анатолий почему-то ждал кучу времени, потом раскаялся, заботливо сложил все в рыбацкий ящик и скончался. Если бы ты искала информацию о родственнике, полезла бы в гараж?

— Вряд ли, — нахмурилась Динара, недолго помолчала, затем вздохнула: — Ой, еще несостыковка. Если Анатолий боялся реки, он бы не ходил на рыбалку и не покупал бы ящик, ведь в него бы сразу заглянули. Получается, Глеб — лжец, шантажист и манипулятор? — ахнула она, затем скривилась: — Как в человеке может быть столько гнили? Он же выглядел совершенно нормальным.

Маша подумала об умершем. За фасадом успешного байера, идеального партнера, увлеченного исследователя криминальных историй прятался парень, который снимал порно, подавлял волю Насти и жестоко обращался с ней, раскапывал старые уголовные дела ради популярности и наживы. Он погиб из-за цепочки на первый взгляд не связанных между собой событий. Эмилия и Яна, если не врали, действовали порознь, не имели умысла на убийство. Кем были настоящие злодеи в этой мутной истории? Вдруг их уже покарали судьба, некое божество или эфемерная справедливость?

Маша не могла найти точного ответа, наблюдала за бесновавшейся стихией, размышляла над трагедиями Волгина-младшего, Кадошова и собственной участью. Она понимала: разъяренный одногруппник наверняка бы причинил ей вред и, если бы она, отбиваясь, покалечила его, пошел бы в полицию. Ее бы осудили за превышение пределов необходимой обороны. Разум подсказывал, что она не должна была изводиться, но убийство человека, пусть и почти преступника, не могло пройти бесследно. Иногда ее, как и любую жертву насилия, отравляли вопиющие мысли: «Может, я дала ему надежду? Вела себя двусмысленно? Нарывалась?» Маша прекрасно знала, что все было иначе. Она общалась с Артемом только ради помощи в учебе, но каждый раз, видя новости про изнасилования и намеки, будто пострадавшая сама виновата, злилась на авторов подобного бреда, а в минуты слабости начинала сомневаться в себе. Самокопания сводились к вопросу о том, стала бы ее жизнь лучше, если бы Артем уцелел? Она была уверена в обратном. Яна будто попала в похожие обстоятельства. Живой Волгин не оставил бы ее в покое.

Снег клубился в воздухе, затем укрывал землю. Воображение нарисовало, как по весне сугробы растаяли, превратились в воду и ручьи обогнули посветлевший, отремонтированный корпус, чтобы напитать растения, а зимой вновь укутать мир белой пеленой. Если то, что замораживало и убивало, в конце приносило пользу, может, и для оступившегося человека не все было потеряно?

Через пару часов прибыли рабочие. Эмилию и Настю увезли в ближайшую больницу. Бригадир Иосиф, крепкий мужчина средних лет, спокойно отреагировал на новость о трупе, посчитав Глеба «очередным передознувшимся нариком», вызвал полицию, собрал студентов в зале и разразился речью о вреде наркотиков. После двух-трех слов звучали маты, что придавало сказанному больший вес. Новость о Василии произвела на него эффект разорвавшейся бомбы. Маша хмыкнула: «Иосифа шокировал бомж, а не покойник? Странные приоритеты».

— Пусть ваш главный все разруливает, — пробасил бригадир. — Щас приедет. У нас зачмуриловка, сроки горят, не до ваших разборок. Лады?

Приняв молчание за согласие, он размашистым шагом двинул туда, где заперли бездомного. Вскоре из помещения донеслась отборная брань. На миг Маша пожалела Василия, но, вспомнив его выходки и так называемые розыгрыши, посуровела.

— Маш, — прошептал мрачный Женя. — Ты как?

— Бывало и лучше, — ответила она, затем вежливо спросила о его состоянии и настроении.

— Мне очень плохо, — тяжело вздохнул тот. — Голова трещит. Видимо, перепил. Почти неделю не просыхаю. Эх, старость.

Маша усмехнулась.

— Завязывай, — строго сказала Динара. — Такими темпами тебя скоро закодируют.

Женя поморщился, неожиданно сменил тему:

— Признавайтесь, что вы сделали с соседкой? Почему ее отправили на лечение?

— Мы не в курсе, — отрезала Динара, невозмутимо соврав. — Эмилия нормальная, ей не нужны сплетни.

— Ты же знаешь, я никому… — начал парень.

— Не скромничай. Через тебя проходят все слухи, — фыркнула та. — Эмилии нездоровится. Так и передай друзьям.

Женя отмахнулся, завел разговор с Михаилом.

— Уже разбалтывает, — хмыкнула Динара. — Мужчины — главные сплетники.

Маша не прокомментировала высказывание подруги. Внизу послышалась возня. Вскоре в помещение ввалилась оперативная группа. Невысокий седой следователь с усами прямиком из семидесятых, отряхнувшись от снега, поправил очки, представился и сказал:

— Вызвали в метель, не могли подождать? — недовольно причмокнул губами он. — Где жмур?

— На первом этаже, — сказал Кирилл. — Еще в понедельник умер.

— Безобразие! Вы зачем тянули? Небось, все следы затоптали. Нам лишних висяков не надо, и так статистика проседает.

— Мы не могли позвонить. Ни у кого не было связи, — пролепетала Ангелина.

— Дошли бы пешком, делов-то, — отмахнулся следователь, будто пробираться через сугробы в лесу, а потом идти по трассе было очень легко. — У вас, молодых, много сил.

Ему никто не ответил.

— Мертвеца пришлось переместить, но мы все зафиксировали, — с гордостью доложил Игорь, словно выступал на семинаре. — Вернее, произвели криминалистическую фотосъемку.

Следователь прищурился, указал на Кирилла и Гробаря, скомандовал отвести его к трупу и описать случившееся. Парни спустились с правоохранителями, бригада рассредоточилась по корпусу, а студенты продолжили ждать Захара Владимировича.

Преподаватель примчался за полтора часа. Он выглядел хуже, чем перед поездкой: прическа растрепалась, на лице появилась пятидневная щетина, под глазами залегли темные круги.

— Что произошло? Кто умер? — сумбурно спросил Захар Владимирович.

Вика, Леонид и Женя по очереди изложили недавние события. Каким-то чудом чехарда загадок и несчастий уместилась в коротком рассказе. Захар Владимирович посерел, неразборчиво пробормотал об увольнении и крахе карьеры, затем покаялся, будто на исповеди:

— Простите, коллеги, — он замялся. — Ребята, я действительно виноват перед вами. Для меня семья всегда будет на первом месте. Когда вы женитесь или выйдете замуж, заведете детей, поймете, почему я так поступил. Если мечтаете преподавать, помните, что нельзя полагаться на сознательность студентов. Совершеннолетие, учеба в университете, хорошие оценки — это не показатель зрелости.

«И извинился, и поругал. Видно, как сильно он за нас переживает», — хмыкнула Маша, ожидав большего сочувствия.

— Как ваши родные? — участливо спросила Ангелина.

— Потихоньку выздоравливают.

Следующие часы тянулись вечностью. Машу, как и других членов группы, допрашивали, таскали по корпусу, уточняя подробности, постоянно торопили. Путь до маршрутного такси Бориса, дорога, ожидание перед кабинетом следователя, расспросы, составление и подписание протокола будто бы длились целые сутки.

— Ты домой? — спросила Динара, когда их высадили возле университета.

— Да.

На чернильном небе слабо поблескивали звезды. Маша ощущала изнеможение, будто пробыла в «Буре» по меньшей мере пять лет. Серый, шумный, пропахший выхлопными газами машин город теперь казался раем.

Подруги заказали такси. Маша вышла первой, поплелась на свой этаж и, нашарив ключи, прошмыгнула в квартиру. Зайдя в родную спальню, она удивилась тому, что соскучилась по простенькой, но мягкой кровати, старому компьютеру, шкафу, заставленному книгами и учебниками. На душе было тепло, наконец все закончилось. Телефон завибрировал. «Наверное, Динара доехала», — подумала она и взглянула на экран. В мессенджере обнаружились сообщения от Марка: мем с котиком, трек из нового альбома и пожелания спокойной ночи.

Маша улыбнулась. Жизнь, похоже, начинала налаживаться.