Последыш. Книга III

Глава 5 (1)

В результате, шведы прилетели не ночью, а на рассвете. Бармин, знавший расписание полета, был уже ногах, тщательно одет и выбрит и даже успел выпить чашечку кофе. За посадкой конвертоплана в Лютчике, — на площадке, находившейся в трех километрах от замка и в километре от центрального района Шексны, — он наблюдал из автомобиля. Принцесса, если, разумеется, за штурвалом находилась именно она, приземлила тяжелую машину, как легкий геликоптер, практически без толчка, так что ее едва-едва качнуло на амортизаторах. Автомобиль Бармина и машины кортежа тут же двинулись к конвертоплану, но там и ехать-то было всего ничего. Несмотря на габариты шведского аппарата, в целях безопасности посадку произвели на площадке городской вертолетной станции, которая отнюдь не поражала своими размерами. Впрочем, пока ехали, шведы успели открыть люк и стали выдвигать телескопический трап.

«Что ж, пойдем посмотрим, кто к нам пожаловал», — Ингвар вышел из машины сразу после ее остановки и в сопровождении двух телохранителей, — на меньшее число не дала добро служба безопасности, — пошел к составной железной лесенке, по необходимости заменявшей шведам нормальный трап.

Первым на бетон посадочной площадки спустился боец спецназа, — этих ни с кем не перепутаешь, — в камуфляже, каске и бронежилете с разгрузкой. За ним споро проследовали точно так же снаряженные и вооруженные штурмовыми винтовками офицер и еще двое бойцов. Это Бармину совсем не понравилось, поскольку из конвертоплана не могли не видеть, кто стоит напротив трапа. А когда один из спецназовцев повернул ствол в его сторону с требованием отойти на три шага назад, что являлось уже первостатейным хамством, Ингвар просто снес всю эту компанию вместе с трапом, ударив воздушной стеной и отправив катиться кубарем по бетонному полю.

На своей земле хозяин он, и только он может разрешить или нет присутствие вооруженных штурмовыми винтовками цепных псов чужой охраны. А он такого разрешения посольству Швеции не давал. И, более того, он, вообще, шведов на свой праздник не приглашал, а всего лишь разрешил прилететь, раз уж им так захотелось присутствовать.

— Новый трап доставят через четверть часа, — крикнул он, усилив громкость голоса одним из своих артефактов. — Придется подождать, господа. Выходить по одному, оружия на изготовку не брать! Увижу еще один ствол, направленный в мою сторону, и можете улетать нахрен, если будет на чем! Я не стану разбираться, случайно это вышло или нет!

На самом деле, ему страшно не хотелось ссорится. Напротив, встречая принцессу лично, он хотел продемонстрировать радушие и протянуть руку дружбы. Однако должен был поставить гостей на место, потому что спустить такое грубое пренебрежение его статусом, означало уронить лицо. И кроме того, существовала определенная вероятность того, что Ульрика Катарина решила таким образом проверить, так ли на самом деле крут ее будущий супруг, как о нем говорят. В этом случае, Бармин, тем более, не мог спустить хамство на тормозах. Леди должна четко усвоить, кто в доме хозяин, раз и навсегда.

Между тем, после его слов, возникла пауза. Сам он остался стоять, где стоял, его люди благоразумно держались на некотором расстоянии позади него и ближе к машинам, а конвертоплан и вовсе не подавал признаков жизни. По-видимому, на борту сейчас живо обсуждали возникший на пустом месте дипломатический конфликт. Но продлилась эта пауза недолго, и вскоре, не дожидаясь подачи нормального трапа, на бетон поля спустилась сама кронпринцесса Ульрика Катарина. Одна, по штормтрапу[63] и без оружия. Она была в форме офицера ВМС со знаками различия пилота, и, оказавшись на земле, тут же пошла навстречу Ингвару. Но зато он на этот раз с места не двинулся, стоял, смотрел, ждал развития событий.

— Здравствуй, Ингвар! — поздоровалась она первой. — Извини за этот досадный инцидент. Я знала, что ничем хорошим это не кончится, но граф фон Ашеберг человек старой закалки, к тому же его до смерти запугал мой старший брат. В общем, будь я в салоне, ничего этого не случилось бы. Но я в тот момент только-только выходила из кокпита.

— Здравствуй, Эбба! — вполне радушно улыбнулся Бармин. — Инцидент полагаю исчерпанным, но предупреди своих. По случаю свадьбы я принял чрезвычайные меры безопасности, и надеюсь, что никто не испортит нам веселья. Однако следует учитывать, что нервничает не один лишь граф фон Ашеберг. У нас тут тоже у многих нервы на взводе, а мои дамы, — особенно, три из них, — девушки резкие. Если бы ударил не я, а, скажем, княгиня Полоцкая… Могла бы случиться война между королевством и империей. Надеюсь, ты меня понимаешь.

Принцесса понимала.

— Я с ними сейчас же переговорю, — пообещала она. — И еще, Ингвар… Извини, что свалились на тебя, как снег на голову. Брат боится покушения и не разрешает заранее оглашать планы поездок… Я раньше, до коронации и сватовства, ходила, где хотела, делала, что в голову взбредет. Гуляла по городу с одним бодигардом… Заходила в кафе, рестораны, делала покупки… А сейчас служба безопасности шагу ступить не дает!

— Это понятно. Неизбежное зло, — пожал Бармин плечами. — Часть наших с тобой обязательств и обязанностей.

— Выяснили, — кивнула женщина, которой, похоже, инцидент тоже не пришелся по душе. — Что теперь?

— Если у тебя есть второй пилот, было бы хорошо перегнать твой борт на аэродром в Вологде. Там будет удобнее, да и эту площадку стоит освободить.

— Пилот есть, но нужен сопровождающий.

— Разумеется, — Бармин подозвал стоящих чуть поодаль мужчин, одетых в штатское. — Это Миша, — кивнул он на одного. — Миша пилот, он покажет куда. А это Гриша, — кивнул в сторону второго. — Он офицер моей службы безопасности, поможет твоим разместиться на аэродроме и обеспечит охрану периметра. Скажи своим людям, что, как только прикатят трап, можно будет выходить и выгружать вещи. Машины поданы, — указал он рукой на кортеж. — Твоя охрана может следовать за тобой, но не в полевой форме и без винтовок. Их в замок в таком виде все равно не пустят, тем более на этаж, где живу я и мои близкие. Тебя и графа мы разместим там же. Вам уступили свои апартаменты мои невесты — княжна Збаражская и княжна Кашина. Коридор охраняют мои люди. Но к себе в комнаты можешь взять столько своих телохранителей, сколько посчитаешь нужным. Только пусть в коридор не выходят. Чревато.

— Как я понимаю, в условиях цейтнота ты сделал максимум возможного, чтобы принять нас, как следует, — оценила принцесса его усилия. — А куда ты подевал девушек, чьи апартаменты мы займем?

— Збаражская переселилась к моей сестре. Они подруги, росли вместе. А Кашина переехала ко мне.

— Тоже росли вместе? — съехидничала Ульрика, и Бармин с удивлением обнаружил, что, несмотря на то, что они едва знакомы, принцесса уже начинает его ревновать.

— Вроде того, — ответил он, отметив мысленно, что форма ей идет, но в вечернем платье, наверное, она будет выглядеть не хуже.

В конце концов, конфликт они совместными усилиями разрулили, не дав ему превратиться в настоящую катастрофу. Вещи из конвертоплана выгрузили, а всех четверых спецназовцев, которых смел удар Бармина, отправили на машинах скорой помощи в больницу в Вологде. Парни страдали от множественных переломов рук и ног и сильных ушибов по всему телу.

— Впечатляюще, — покачала головой Ульрика, выслушав доклад сопровождающего ее врача. — Теперь я понимаю, что ты имел в виду, когда говорил, что подготовка офицеров сильно переоценена. Какой у тебя ранг?

Большую часть охраны принцесса отослала вместе с конвертопланом, а с собой в Усть-Углу взяла только телохранителей в штатском. Ингвар ей, разумеется, ничего об этом не сказал, но, благодаря своему волшебному кольцу, увидел то, что увидел. Из шести телохранителей шведской кронпринцессы пятеро были магами не ниже шестого ранга, и один был явно выше десятого.

— Не знаю, — ответил он на вопрос Ульрики, которая приняла приглашение и ехала теперь в замок в его машине. — Ни разу не проходил аттестацию. Но, думаю, где-то в районе пятнадцатого ранга.

— Не прибедняйся, — усмехнулась в ответ принцесса. — Если учесть силу нанесенного удара, примерную плотность воздуха в стене и то, что удар снес трап, но не задел сам аппарат, ты владеешь своей силой на очень высоком уровне. Важно ведь не разнообразие приемов, а эффективность их использования.

— Возможно, — не стал спорить Ингвар. — Не знаю. Меня никто этому не учил. Я обыкновенный самоучка.

— Самоучка, — вроде бы, согласилась женщина. — Возможно, что и так. Факты, собранные нашей разведкой, подтверждают, что ты нигде никогда ничему систематически не обучался. Родился и вырос на острове за полярным кругом. Рано остался сиротой, и все, собственно. Остается конечно вероятность, что твой отец и, возможно, его друзья или даже люди, специально прибывшие на Грумант, чтобы ему помочь, занимались с тобой по особой программе, учили тебя… Это кажется трудновыполнимым, но зато хорошо объясняет твое поведение. Но вот, что я тебе скажу. Или мы действительно не знаем и не понимаем, что, на самом деле, происходило с тобой на острове, или у тебя интеллект на уровне нормальной гениальности.

«Гениальность нормальной не может быть по определению», — почти автоматически отметил Бармин, но вслух говорить этого не стал.

Гением Бармин себя не считал, и даже более того, он точно знал, что о гениальности даже речи не идет. Одаренность? Это да. Единственный раз, когда он полностью прошел Векслеровский тест на измерение интеллекта, — а случилось это, когда ему уже было сильно за тридцать, — показал 137. Выше ста тридцати, — значит, не безнадежен, — но отнюдь не сто сорок и уж точно не сто шестьдесят. Другое дело, что, помолодев, он явно стал думать быстрее и, пожалуй, эффективнее. Может быть, теперь у него, и в самом деле, вырос коэффициент интеллекта? Или это магия на него так влияет? Все может быть.

— Увы, — ответил он принцессе. — Должен тебя разочаровать. Я не гений и не уникум. Я самый обыкновенный, Ульрика. Это факт. И знаю я недостаточно. Образования не хватает даже по таким пустякам, как этикет, не говоря уже о политике или экономике. Так что, будем смотреть правде в глаза, выдающаяся в нашей паре, — если конечно мы все-таки пара, — это ты, принцесса. А я обыкновенный середнячок. Однако в силу не зависящих от нас обстоятельств командовать, если поженимся, все равно буду я.

— Это больной вопрос? — стала вдруг серьезной Ульрика.

— Какой именно? — попытался Бармин сделать «морду кирпичиком».

— Кто в доме хозяин.

«Больной? — спросил себя Бармин и сам же себе ответил. — Возможно. И я даже знаю отчего. Я просто устал быть ведомым!»

Всю жизнь, несмотря на все свои очевидные успехи, — степень, профессура, хороший заработок, — он оставался ведомым. Начальники, общественное мнение, жена и дети, мать и теща, — все они знали, чего хотят, и так или иначе заставляли его делать не то, что хочется ему, а то, что сказали они. Правительство, старшие товарищи, родня и друзья всегда, в конечном итоге, добивались своего. А он? Опутанный моральными принципами и обязательствами буквально перед всеми, начиная с родины и кончая какими-то левыми соседями, бездарными студентами и родственниками «седьмая вода на киселе», отравленный интеллигентской склонностью к рефлексии и постоянным страхом, как бы чего не вышло, он, как стало теперь более чем очевидно, не жил, а существовал. Но, получив второй шанс, — да не просто так, а с невероятными бонусами в виде магии, титула и кучи денег, — Бармин не хотел повторять ошибок прошлого. Менгден не Бармин и не уступит никогда и никому. Обещал принцессе жениться, значит, женится, — слово надо держать, — но стоит ей лишь однажды нарушить обещание, данное ему в ответ, и тут же отправится жить в Стокгольм, с ребенком, но без него. Язычество тем еще замечательно, что развестись не проблема. Было бы желание. Впрочем, кроме данного слова, есть еще брачный контракт, вернее, будет, когда они будут обсуждать условия помолвки, и вот в нем Ингвар собирался прописать свои интересы четко и однозначно, большими красными буквами. Готическим шрифтом. И подчеркнуть двойной волнистой линией!

— Не знаю, — он говорил правду и не хотел смягчать ее улыбкой или еще чем. — Не знаю, Ульрика, больной это вопрос или нет. Знаю, что это принципиальный момент, и надеюсь ты понимаешь, в чем состоит разница.

— Ответь мне, тогда, на еще один вопрос, — попросила вдруг Ульрика. — Пожалуйста! Мне это очень важно знать. Обещаю, на сегодня это последний.

— Спрашивай, — разрешил Бармин, которого неожиданно увлек этот странный разговор.

— Твоей сестре Варваре двадцать четыре года, а ее подруге Елене Збаражской — двадцать три. Это так?

— Да.

— У них у обеих великолепное университетское образование и обе закончили один из лучших лицеев северо-запада, Академию в Ниене. Образованные, воспитанные и опытные женщины, не так ли?

— Так и есть, — подтвердил Ингвар, уже сообразивший, как ему казалось, о чем его спросит сейчас принцесса.

— Когда надо что-нибудь сделать, кто из вас решает, что делать и как?

— Я, разумеется, — пожал плечами Бармин. — Это тебя удивляет?

— Это меня смущает, — по-видимому, честно ответила на вопрос Ульрика. — И еще, пожалуй, озадачивает. Не знаю, право, что мне теперь с этим делать.

— Я тоже не знаю, — солгал Бармин. — И, увы, ничем тебе помочь не могу.

Он знал, разумеется, что она должна сделать, если хочет, чтобы они остались вместе на какой-то сколько-нибудь длительный срок, но не хотел брать инициативу на себя. В этом вопросе, Ульрике придется принимать решение самостоятельно. Все, что считал нужным, он ей уже сказал. Остальное — сама!

— Ты все время говоришь, не знаю, — заговорила женщина после короткой паузы, — но звучит это так, словно, ты приказываешь мне, не лезь! Или еще что-нибудь в этом роде. Приказываешь, а не просишь… И это именно то, о чем ты говорил тогда в ресторане. В семье должен быть один господин, и женщине не стоит брать на себя не свойственные ее природе функции.

— Это вопрос или итог твоих долгих размышлений?

Она не ответила. Молчала минуту или две, — Бармин не торопил, — потом все-таки заговорила:

— Я позволила себе лишнее, — сказала, словно, через силу. — Не пересекать границы, ведь так?

— Это самое разумное, как мне кажется.

— Но, как узнать, где проходят твои красные линии.

— Примерь на себя, и сразу поймешь.

— Значит, этап деклараций мы миновали…

— Мне просто надоело раз за разом объяснять очевидные вещи, — признался Бармин.

— То есть, ты против сближения и не дашь мне даже шанса узнать тебя лучше? — Ее интерпретация несколько отличалась от того, что он пытался ей сказать, и Бармин решил внести ясность:

— Ты прилетела сюда, сообщив о визите со вчера на сегодня, — сказал он тихо. — И это, учитывая твои обстоятельства, вполне нормально, поскольку конспирация — наше все! Вопрос в другом, зачем, вообще, надо было устраивать весь этот переполох? У меня завтра свадьба. Сестра тоже выходит замуж. А ты, оказывается, приехала, чтобы лучше меня узнать. Считаешь, это нормально?

Бармин говорил спокойно и, пожалуй, даже доброжелательно. Он не сердился, на самом деле. Тем более, не злился на Ульрику, потому что невозможно обижаться на чужого человека, а она, как ни крути, чужая для него и, пожалуй, слишком самостоятельная, чтобы сварить с ней кашу. Однако, даже если отбросить в сторону вполне простительный в его положении гнев, сказанное им, являлось правдой. И сейчас ему было более чем любопытно, что ответит Ульрика, ведь, если отнестись к его словам беспристрастно, он ее только что отчитал, как ребенка, хотя по возрасту сам годился ей в сыновья.

— Я… улечу сегодня же вечером.

— И этим только усугубишь ситуацию, — ведь, вроде бы, умная, образованная женщина, а несет околесицу. — Теперь, если не хочешь дипломатического скандала, тебе придется гостить у меня хотя бы до двадцать шестого, потому что двадцать четвертого я снова женюсь. Две свадьбы в один день…