Послушаем за Глухого

Глава 8

Если вы решили забраться в чужую квартиру, то нужно быть уверенным, что она пуста не только в данный момент, но и останется пустой, по крайней мере, пока вы будете там находиться. Но если вас все-таки застукали, то лучше не пытаться бросать на пол старуху с больной спиной, потому что она может вцепиться вам в одежду, дабы не удариться об пол копчиком, и во время возни она может прекрасно вас разглядеть, особенно если у нее превосходная зрительная память.

Карина Ангермен имела прекрасное зрение и цепкую память, к тому же она была зла, как дьявол. Особенно взбесил ее котенок. Маленький, худосочный котенок сделал лужу в спальне миссис Ангермен, прямо на расшитом золотом покрывале. Она была твердо убеждена, что пятно не отстирается, несмотря на то, что она сразу же залила его пятновыводителем. Заплатит ли страховая компания за ущерб, причиненный котенком покрывалу, – таков был первый вопрос, заданный Клингу рано утром, сразу после его прибытия к Ангерменам. Котенок, ведь, в конце концов, был принесен вором, а квартира была застрахована на случай кражи или пожара, так почему бы компании и не заплатить? Клинг не знал, что ответить. Он появился в участке в восемь утра и, узнав о ночном происшествии, сразу помчался на Ричардсон Драйв, 641. Его интересовала внешность вора, которую могли описать супруги Ангермены.

Ангермены сообщили, что пропала только золотая булавка с жемчужиной, хотя она могла и не пропасть, потому что, откровенно говоря, Карина Ангермен уже не помнила, дарила она ее своей сестре из Флориды или нет. Вор без сомнения, находился в квартире очень недолго, так как успел выпотрошить только верхний ящик шкафа. К счастью, миссис Ангермен перед поездкой спрятала все свои золотые вещи в калошу, которая стояла под вешалкой и не привлекала к себе большого внимания. Если вы прожили в этом мире шестьдесят восемь лет и если вас грабили четыре раза за последние семнадцать лет, то вы волей-неволей сами научитесь обманывать воров. Но когда эти сволочи приносят котов, чтобы они обгадили вам все покрывало, – это уж слишком!

– Вы можете рассказать, как выглядел этот человек? – спросил Клинг.

– Высокого роста, – сказала миссис Ангермен.

– Примерно какого?

– Выше вас.

– Примерно сто восемьдесят пять сантиметров, – уточнил мистер Ангермен.

– Во что он был одет?

– В темную одежду. Черного цвета, кажется, – сказала миссис Ангермен.

– Синего, – не согласился со своей женой мистер Ангермен.

– В любом случае, темного цвета, – сказала миссис Ангермен. – Брюки, куртка, рубашка – все темное.

– Какая рубашка?

– С воротником, – ответила миссис Ангермен.

– А вор – он был белый или черный?

– Белый. Я смогла рассмотреть часть его лица.

– Что вы хотите этим сказать?

– Я видела только его глаза и лоб. Он был в маске.

– Какого вида была маска?

– Носовой платок. Он закрывал его лицо от глаз до подбородка.

– Вы сказали, что видели его глаза...

– Да, видела.

– И его волосы тоже, – добавил мистер Ангермен. – Он был без головного убора.

– Какого цвета глаза? – спросил Клинг.

– Карие.

– Волосы?

– Черные.

– Прямые, волнистые, курчавые?

– Курчавые.

– Длинные или короткие?

– Нормальной длины, – сказала миссис Ангермен.

– Может, вы еще что-нибудь заметили?

– Ничего, кроме того, что двигался он очень быстро, – сказал мистер Ангермен.

– Я бы тоже так двигалась на его месте, – вмешалась Карина Ангермен. – Хорошенькое дело – позволить коту обделать золотое покрывало!

Утром детектив Стив Карелла пошел в уголовный суд и в установленном порядке написал следующее:

"1. Я, детектив Стив Карелла, восемьдесят седьмой полицейский участок.

2. Исходя из собственных данных, а также из заключения, полученного мною от судмедэксперта, довожу до вашего сведения, что совершено убийство. В ходе следствия выяснилось следующее: девятнадцатого апреля, в 10.15 утра, Джордж Мосслер, не имеющий постоянного места жительства, обнаружил в квартире 51 дома 433 по Норе Гаррисон-стрит тело неизвестного мужчины. Жертва была приколочена гвоздями к стене, в области груди имелась рана, нанесенная колющим режущим предметом. Ладони рук и перекрещенные ноги были пробиты гвоздями разной длины. Судмедэкспертиза установила, что смерть наступила от кровоизлияния в сердце в результате проникающего ножевого ранения. Смерть наступила в ночь на восемнадцатое апреля.

В результате осмотра находящейся рядом с местом преступления квартиры 52 была обнаружена теннисная кроссовка на левую ногу двенадцатого размера.

Двадцать второго апреля, во время обхода района совершения убийства с целью идентификации трупа по фотографии, следователь зашел в магазин Сэндфорда Эллиота на Кингз Секл, 1211, что находится в четырех кварталах от места преступления. Сэндфорд Эллиот был на костылях, его левая нога была забинтована. На правой ноге была белая теннисная кроссовка, очень похожая на обнаруженную в квартире 52. Во время беседы Сэндфорд Эллиот заявил, что в ночь на восемнадцатое апреля находился в Бостоне и что не знает человека на снимке.

Исходя из полученных мной достоверных данных и личного опыта расследования подобных дел, имею все основания считать вышеупомянутую найденную кроссовку вещественным доказательством в деле об убийстве и считать ее принадлежащей Сэндфорду Эллиоту.

На основании вышесказанного прошу уважаемый суд выдать ордер на обыск в доме и мастерской Сэндфорда Эллиота, проживающего по адресу Кингз Секл, 1211, и на арест вышеупомянутого Сэндфорда Эллиота в зависимости от результатов обыска для дальнейшего судебного разбирательства.

В другие судебные инстанции за ордером по данному делу ранее не обращался.

Детектив второго ранга Стивен Льюис Карелла, личный значок № 764-5632, восемьдесят седьмой полицейский участок".

Карелла понимал, что оснований для выдачи ордера очень мало, так как кроме кроссовки, никаких улик против Эллиота не было, а ведь тысячи людей носят кроссовки. Он знал также, что ордер, выданный по его прошению, адвокаты в суде потом могут поставить под сомнение как выданный по недостаточному основанию, то есть незаконно. И поэтому Карелла был даже немного удивлен тем, что верховный судья без всяких расспросов и проволочек подписал затребованный ордер.

Теперь в руках у Кареллы находился законный документ, дающий право на обыск, а в случае необходимости и на арест подозреваемого.

Если Карелле в следствии помог суд, то Клингу повезло в отделе идентификации. Не придав особого значения своей просьбе, он попросил проверить, нет ли в архиве досье на Фреда Липтона и Ната Шульцбахера, агентов по торговле недвижимостью, чью фирменную ручку нашла Августа Блейер в своей квартире. И, к огромному удивлению Клинга, информация, полученная им из отдела идентификации, сразу же поставила Фреда Липтона на роль главного подозреваемого в деле об ограблениях по Ричардсон Драйв. Клинг, конечно, мог подозревать и Станислава Яника как соучастника преступлений, поставщика котят и ключей, но описание внешности, данное миссис Ангермен, имело разительное сходство с внешностью Липтона. Взломщик был высокого роста, с черными курчавыми волосами и карими глазами. Яник же был небольшого роста, почти лысый и носил очки с сильными стеклами.

Клинг с удовлетворением узнал, что Нат Шульцбахер не имел судимостей (в принципе, он мог получить лицензию на торговлю недвижимостью, даже имея судимость). Но вот его продавец, Фредерик Липтон, уже дважды имел неприятности с законом. Первый раз он был арестован в 1954 году за мошенничество, а второй раз – в 1957 году за подделку ценных бумаг. Преступление, совершенное Липтоном в 1954 году, было незначительным, но все же суд имел все основания приговорить его к шести месяцам тюрьмы или исправительных работ. В результате он почему-то отделался штрафом на мизерную сумму – пятьдесят долларов. Преступление пятьдесят седьмого года было столь тяжким, что Липтон по закону мог получить смертный приговор или же сесть в тюрьму на очень длительный срок. Но и во второй раз суд оказался очень снисходительным к преступнику, и в результате, вместо положенных двадцати, он получил лишь десять лет. Три с половиной года пробыл Липтон в тюрьме Кэстлвью и в 1961 году был выпущен «на волю» под залог. Все выглядело законно: преступник понес наказание за преступление и сейчас является трудягой-маклером по торговле недвижимостью в районе Калмз-Пойнт. Но маленькая подарочная ручка, изготовленная по заказу шефа конторы, в которой в поте лица трудился Липтон, не давала покоя Клингу. За Натом Шульцбахером в архиве уголовной полиции ничего не числилось, он был обычным уважаемым всеми обывателем. Но Фред Липтон был бывшим уголовником. Поэтому Клинг, естественно, запросил у лейтенанта Бернса разрешение на установление слежки за подозреваемыми. Лейтенант такое разрешение дал, и с этого же дня слежка началась.

Вот и говори после этого, что полиция без предубеждения относится к отбывшим свой срок гражданам.

Из четырех человек, находившихся в номере Глухого в отеле «Девон», трое уже успели отсидеть за свои преступления. Четвертой была женщина лет сорока, совершенно невзрачной наружности. По ее виду можно было смело сказать, что она не совершала в своей жизни проступка более серьезного, чем неправильная парковка автомобиля. Отель «Девон» был одной из самых задрипанных дыр в городе. Номер был очень скудно меблирован и обставлен даже без намека на какой-либо вкус. В комнате было только одно кресло, и мужчины галантно уступали его даме. Сами они сидели вокруг стола на жестких деревянных стульях. На столе лежала детская грифельная доска. Глухой предложил гостям выпить. Дама вежливо отказалась, а мужчины, потягивая виски, принялись изучать нарисованную на доске схему.

– Есть вопросы? – спросил Глухой.

– У меня есть.

– Слушаю тебя, Джон.

Джон Прейс был высоким стройным мужчиной с изрытым оспой лицом. Он был единственным, кто выделялся своей одеждой среди собравшихся. Все, кроме него, были одеты в костюмы и галстуки, словно собрались на службу в церковь. На Джоне был джемпер, из-под которого выглядывал воротник спортивной рубашки.

– Где находится пульт сигнализации?

– Не знаю, – ответил Глухой, – но это неважно. Как я вам и говорил, мне, наоборот, нужно, чтобы сирена прозвучала как можно громче.

– Что-то мне это не по душе, – заметил Джон.

– Это будет означать конец операции. Никто из вас не знает, о каком банке идет речь и когда должно состояться ограбление. Так что, если вас что-нибудь не устраивает в плане, у вас есть время отказаться.

– Я только хотел сказать, – торопливо пояснил Джон, – что сирена...

– Она прозвучит, – упрямо перебил Глухой, – она должна прозвучать. Но пусть это волнует вас меньше всего.

– Может быть, объясните все еще раз, мистер Тобмен, – предложила женщина.

– С удовольствием, Анжела, – отозвался Глухой. – С чего же мне начать?

– Думаю, что с самого начала, – сказал еще один из гостей, тучный, наполовину облысевший человек.

Он нервно жевал кончик потухшей сигары. Звали его Керри Донован.

– Хорошо, – согласился Глухой и взял со стола небольшую сказку. – Это сейф. Единственный путь к нему – через дверь. О других способах можете забыть. Дверь открывается каждое утро в 8.30 и не закрывается почти до пяти часов вечера, то есть до конца рабочего дня.

– А когда мы начинаем? – спросил Руди Манелло.

Он был самым младшим из присутствующих. Каштановые волосы, без пробора зачесанные назад, обрамляли его узкое лицо. Он докуривал сигарету, пепел которой уже готов был упасть на пол.

– Место и время я вам назову только после того, как мы придем к согласию, Руди.

– Почему такая секретность? – недовольно спросил Манелло.

– Я не хочу даже минуты провести в тюрьме, – улыбаясь, ответил Глухой. – И хоть я вам доверяю, на данной стадии наших отношений я просто вынужден предпринять элементарные меры безопасности. Прошу понять меня правильно.

– Давайте все-таки послушаем план, – заявила Анжела, закидывая ногу на ногу.

Ее телодвижение не произвело на мужчин никакого эффекта. Анжела Гоулд была, наверное, самой непривлекательной женщиной, которую когда-либо видел в своей жизни Глухой. Длинный нос, узкие губы, очки с игривыми кучеряшками волос вокруг, которые так не вязались с ее возрастом, визгливый голосок – просто невозможно было представить более несимпатичное создание. Но она как нельзя лучше подходила на роль, которую придумал Глухой в своем плане и которую она должна была сыграть в последний день апреля.

– Итак, объясняю еще раз, – сказал Глухой, обворожительно улыбаясь.

Ему не нравились люди, с которыми он вынужден был связаться, но ведь известно, что даже лучшему футбольному тренеру не обойтись без команды для претворения в жизнь своих замыслов.

– В день ограбления Керри войдет в банк, неся в руке большой кожаный чемодан. В чемодане будут лежать архитектурные планы и масштабная модель зданий, и придет он как бы за кредитом для их строительства. Предварительно он договорится с менеджером о встрече по телефону, и будет вполне естественно, что он придет показать ему планы и макет.

– А где мы раздобудем все это? – спросил Керри.

– Это для нас уже готовят. Одна архитектурная фирма взялась за разработку, полагая, что мы будем заниматься жилой застройкой.

– О'кей, продолжай.

– Ты войдешь в офис менеджера и объяснишь ему цель своего прихода, затем положишь планы и макет на стол и предложишь ему подойти поближе, чтобы он мог их лучше рассмотреть. Это нужно для того, чтобы увести его от кнопки сигнализации, которая находится у него под столом. Если он к тебе подойдет, то уже не сможет на нее нажать.

– Но ты же говорил, что сигнал тревоги должен прозвучать, – сказал Джон.

– Да, верно, но не раньше, чем мы возьмем деньги.

– Те, что в сейфе?

– Да. Как я вам уже говорил, там будет полмиллиона наличными. Значит, Керри, тебе необходимо попасть в сейф...

– А вот это мне уже не нравится, – заупрямился Керри.

– Попасть в сейф не составит большого труда, Керри. Как только менеджер подойдет к тебе, ты приставишь пистолет к его голове и скажешь, что это – ограбление. Ты также добавишь, что если он немедленно не проведет тебя в сейф, ты размажешь его мозги по стенке.

– Именно это меня и тревожит, – нахмурился Керри. – А если он скажет, что, мол, давай, размазывай мои мозги, что мне тогда делать, а?

– Банк застрахован, зачем ему упираться? В наши дни трудно встретить банкира-храбреца. У них одна инструкция – нажать на кнопку сигнализации и спокойно ждать приезда полиции. В данном случае мы лишаем мистера Альтона – так зовут менеджера – возможности нажать на кнопку. Я уверен, что он не станет кочевряжиться и рисковать своей жизнью. Он проведет тебя в сейф без лишнего шума и возни.

– Надеюсь, – сказал Керри, – а если нет? Если я буду один в банке, то наверняка засыплюсь.

– Я тоже буду внутри, – сказал Глухой.

– Да, но ты не будешь держать менеджера на мушке!

– Я тебя выбрал потому, что у тебя есть опыт в таких делах, – объяснил Глухой. – Я считаю, что у тебя достаточно выдержки и нервов...

– Да, последний раз меня как раз и взяли в тот момент, когда я демонстрировал именно эти свои качества.

– Ты хочешь участвовать в деле или нет? – разозлился Глухой. – Можешь отвалить пока не поздно. Я не стану расстраиваться.

– Я хочу дослушать все до конца, – проворчал Керри.

– Ты пойдешь в сейф с мистером Альтоном, в руке у тебя будет чемодан, все его содержимое ты оставишь в офисе, на столе.

– Другими словами, – подсказала Анжела, – чемодан будет пустой.

– Правильно, – сказал Глухой и подумал про себя: «Это невозможно».

– Как только попадешь внутрь, – продолжал он, – переложишь банкноты в чемодан и вежливо попросишь мистера Альтона проводить тебя обратно в офис.

– А если в это время в сейфе будет кто-то еще?

– Ты заранее предупредишь менеджера, что для всех, кто заинтересуется твоим приходом в сейф, ты – мастер, проверяешь сигнализацию. Это сразу объяснит и наличие у тебя чемодана.

– Но если кто-то уже будет находиться внутри сейфа? – настаивал Керри. – Ты не ответил на вопрос.

– Мистер Альтон попросит его выйти. Проверка системы банковской сигнализации обычно проводится секретно, в отсутствии банковских служащих.

– О'кей. Я переложу деньги в чемодан...

– Правильно. Как только я увижу, что ты выходишь из сейфа вместе с мистером Альтоном, я выйду из банка, и начнется вторая часть нашего предприятия.

– После этого мы вступим в игру, – заулыбалась во весь рот Анжела.

«Абсолютно невозможно», – снова подумал Глухой и улыбнулся ей в ответ.

– Да, – лаконично ответил он. – Теперь вы вступаете в игру. Если вы еще раз посмотрите на план, то заметите, что с улицы к правой стороне банка есть подъездная дорога, которая огибает здание банка, а затем снова выходит на ту же улицу с левого крыла. Этот объезд был сделан для удобства доставки грузов. Он довольно узок: по нему может проехать лишь один автомобиль. В момент моего выхода из банка должны произойти два события, сразу и одновременно. Первое – Джон и Руда в машине номер один подъедут к окнам кассиров. Второе – Анжела в машине номер два остановится в начале проезда, выйдет из машины и откроет капот, как будто что-то случилось с зажиганием.

– Значит, после того, как Руди и Джон окажутся у касс, другие машины не смогут заехать туда, – выступила Анжела, с довольным видом поглядывая на остальных.

– Да, – согласно-учтиво кивнул Глухой.

– А в это время, – увлеченно вступил Керри, и Глухой удовлетворенно отметил про себя, что сумел-таки заинтересовать своих компаньонов.

– А в это время, – продолжал Керри, – я свяжу менеджера и засуну ему в рот кляп!

– Все правильно, – сказал Глухой. – Джон?

Джон приосанился и с важным видом ответил:

– Я выхожу из машины и разбиваю окно кассира молотком.

– В этот момент звучит сигнал тревоги. Но вы его не услышите. Он прозвучит в полицейском участке, а также в отделе безопасности банков.

– Но я услышу звон разбитого стекла, – сказал, улыбаясь, Керри. – После этого я выхожу из офиса менеджера, попадаю прямо в кассу и через разбитое окно спрыгиваю с чемоданом на улицу.

– Все верно, – кивнул Глухой. – Ты садишься в машину, за рулем будет Руди, вы объезжаете банк и попадаете на улицу. Я тем временем сажусь в машину Анжелы, и мы направляемся прямиком загорать куда-нибудь на солнышко.

– Сколько времени потребуется полиции, чтобы отреагировать на сигнал? – спросил Рули.

– Четыре минуты.

– А сколько уйдет на то, чтобы объехать банк?

– Полторы минуты.

Наступило молчание.

– Ну, что вы обо всем этом думаете? – спросил Глухой.

Он специально подобрал тупых напарников, и сейчас он прекрасно понимал, что основная задача на данный момент – заинтересовать их. Он с надеждой смотрел на их лица. Если ему не удастся убедить их, то придется заменить состав, хотя, в общем, найти замену было не так уж трудно.

– Я думаю, что все сработает, – сказал Джон.

– Я того же мнения, – согласился Руди.

– Да ничего не сорвется, вот увидите, – убежденно пропищала Анжела, и Глухой подмигнул ей.

– Ну, а ты, Керри?

Керри, бесспорно был ключевой фигурой плана. Как уже заметил Глухой, Керри единственный из здесь присутствующих мог спокойно войти в банк, приставить пистолет к затылку менеджера и взять деньги из сейфа. Вопрос, который задал сейчас Керри, был единственным умным вопросом, на который он был способен, но этого было достаточно, чтобы Глухой сразу засомневался, не слишком ли умных напарников он себе подобрал в этот раз.

– А почему ты сам не пойдешь к менеджеру и не приставишь пистолет к его затылку? – спросил Керри.

– Меня знают в банке, – моментально ответил Глухой.

– В качестве кого?

– В качестве клиента.

– Но почему клиент не может быть человеком, который просит кредит на строительство домов?

– Нет, почему, он может. Но мое лицо уже неоднократно снималось на видеопленку, когда я находился внутри, и я не хочу провести остаток жизни на допросах в полицейском управлении.

– А как же мое лицо? – спросил Керри. – Они ведь тоже будут знать, как я выгляжу, правда? Так что им не составит труда взять меня вскоре после ограбления.

– Но ты ведь изменишь свою внешность.

– Раньше ты ничего об этом не говорил...

– Я знаю, – спокойно ответил Глухой.

На самом деле он об этом не говорил потому, что ему и в голову не приходил этот вопрос. Глухой улыбнулся.

– Ты должен будешь отрастить усы и побриться налысо. Так что все, что будет им известно, – это только то, что банк был ограблен новоявленным усатым Юлом Бриннером.

Все засмеялись, в том числе и Керри. Глухой выждал минутку. Они почти у него в кармане. Теперь все зависит от Керри. Но этот славный парень, все еще давясь от смеха, только в восхищении качал головой.

– Да, на тебя можно положиться. Все продумано до мелочей, – он отпил из стакана и продолжил: – Я, конечно, не могу расписываться за всех, но мне этот план по душе. Можешь на меня рассчитывать. – И Керри поднял свой стакан.

Глухой не стал подсказывать Керри следующий вопрос, логически вытекающий из первого. А ведь тот имел все основания спросить: «Мистер Тобмен, а почему бы вам не отрастить усы и не побрить голову самому?» Глухой поблагодарил про себя Керри за его тупость. Впрочем, если бы такой вопрос и возник. Глухой бы не растерялся и наверняка нашел бы подходящий ответ. Как правильно заметил Керри, Глухой подумал обо всем, включая даже то, о чем он на самом деле и не думал. Широко улыбаясь. Глухой обратился к присутствующим:

– Могу я считать вас в деле?

Через несколько секунд он уже разливал виски, чтобы отпраздновать заключение сделки.

Второй фотостат с изображением японского «Зеро» прибыл с дневной почтой. Карелла как раз собирался уходить. Он задумчиво смотрел на картинку, в то время как Мейер прикалывал ее к доске, где уже висели ранее пришедшие пять снимков. Затем Мейер взял конверт, в котором пришел фотостат, и посмотрел на отпечатанный на машинке адрес.

– Это снова тебе, – сказал он.

– Да, я видел.

– И опять неправильно написано имя. Посмотри, здесь снова "ф" вместо "в".

– М-да, – сказал Карелла, осматривая ряд выставленных Мейером картинок. – Может, у меня есть двойники, как ты думаешь?

– Почему ты так решил?

– Потому что не нахожу другого объяснения. Он адресует это мне, понимаешь, мне лично. Может, дублируя фотостаты, он намекает, что у меня есть близнец?

– Ты как считаешь?

– Угу, – задумчиво произнес Карелла. – А ты как считаешь?

– Я думаю, что ты потихоньку сходишь с ума, – ответил Мейер.

Когда Карелла вошел в мастерскую с ордером на обыск, Сэндфорд Эллиот работал. Длинный деревянный стол, за которым он сидел, был завален бесформенными кусками воска. Справа стояла круглая коробка из-под печенья, почти наполовину заполненная расплавленным воском; сверху была прилажена электрическая лампочка, которая своим теплом поддерживала воск в мягком состоянии. Эллиот зачерпывал воск рукой или специальной лопаткой, добавляя, исправляя, равномерно размазывая его по маленькой скульптуре обнаженной девушки, стоявшей перед ним на столе. Он был так погружен в свою работу, что даже не взглянул на Кареллу, когда тот вошел в студию. Карелла не хотел пугать его раньше времени. Эллиот только подозревался в убийстве, но если он действительно совершил преступление, то в испуге он мог натворить черт знает чего. Карелла несколько минут постоял возле шторы, разделяющей студию, и затем громко кашлянул. Эллиот сразу поднял голову.

– Вы? – удивился он.

– Я, – ответил Карелла.

– Что же вас привело на этот раз?

– Вы всегда работаете с воском, мистер Эллиот?

– Только если собираюсь делать скульптуру в бронзе.

– И как же вы это делаете? – заинтересованно спросил Карелла.

– Я не даю уроков по ваянию, – нервно ответил Эллиот. – Что вам нужно?

– Вот, – сказал Карелла, подходя в Эллиоту и протягивая ему ордер на обыск.

В ордере значилось: "Во имя народа нашей страны офицеру полиции предоставляются следующие полномочия: исходя из письменных показаний детектива Стивена Льюиса Кареллы, имеем основания подозревать, что вещественные доказательства совершенного убийства или другие представляющие интерес для следствия улики имеются и могут быть обнаружены.

В связи с вышеизложенным приказываю: между 6.00 и 21.00 произвести обыск в помещениях первого этажа по Кингз Секл, 1211, где проживает Сэндфорд Эллиот. Произвести досмотр личных вещей Сэндфорда Эллиота или любого другого лица, которое может быть заподозрено во владении вещественными доказательствами, с целью обнаружения белой теннисной кроссовки двенадцатого размера на правую ногу. Если данное вещественное доказательство будет обнаружено, офицер полиции обязан доставить его в здание районного суда.

Данный ордер должен быть использован в течение десяти дней со дня выдачи".

Эллиот прочитал ордер, проверил наличие даты и подписи судьи и спросил:

– Какая еще кроссовка? Я не понимаю, о чем идет речь!

Карелла посмотрел на его ноги. Эллиот был обут в кожаную сандалию – кроссовка как будто испарилась.

– В прошлый раз у вас на правой ноге была кроссовка. Я сам это видел. Этот ордер дает мне право произвести у вас обыск.

– Вы с ума сошли, – сказал Эллиот.

– Неужели?

– Я никогда в жизни не носил кроссовки.

– Но я все-таки взгляну, если вы не возражаете.

– Можно подумать, что я могу вам помешать, – сказал с нескрываемым сарказмом Эллиот и снова углубился в работу.

– Значит, вы не хотите мне рассказывать, как работаете с воском, – задумчиво констатировал Карелла и медленно двинулся вдоль стены.

Он обходил студию в поисках шкафа или комода, где по логике вещей могли храниться обувь и одежда. Рядом с дверью, ведущей в помещение магазина, висела еще одна штора, и Карелле показалось, что она прикрывает шкаф. Но он ошибся. За шторой находились небольшая мойка, стол и холодильник. Он присел на корточки и открыл холодильник. Внутри было полно рук, ног, голов и бюстов. Все это было сделано из воска, но у Кареллы все равно осталось неприятное впечатление, словно он наткнулся на останки массового захоронения лилипутов.

– Что это? – спросил Карелла.

– Части тела, – ответил Эллиот.

Он не только не собирался помогать Карелле, но даже стал откровенно наглым и грубым. Кареллу это абсолютно не удивило: кого же обрадует присутствие человека, который явился с бумажкой, дающей ему право перерыть в доме все сверху донизу.

– Вы их плавите?

– Да, – ответил Эллиот.

– Вы храните их в холодильнике, чтобы они не деформировались?

– Гениально! Как вы догадались?

– А зачем вы их храните?

– Я их использую как образцы, – сказал Эллиот. – Это образцы, с помощью которых я придаю скульптуре нужную позу.

Карелла понимающе кивнул головой, закрыл холодильник и снова принялся ходить по студии. В углу он обнаружил упаковочный ящик, но, открыв его, Карелла увидел, что Эллиот хранит в нем свои вещи. Карелла стал перебирать одежду, по возможности стараясь не нарушить порядок, в котором были сложены джинсы, свитера, рубашки, носки, белье и куртки. На дне он нашел еще одну сандалию, парную той, которая была на Эллиоте. Там же лежали две пары кожаных мокасин, но кроссовки не было. Карелла закрыл крышку ящика.

– А почему вы работаете с воском, ведь он такой нестойкий? – спросил он.

– Я уже говорил вам, что использую его только тогда, когда собираюсь отлить скульптуру в бронзе, – ответил Эллиот, положив инструмент на стол.

Затем он обернулся и с едва сдерживаемой злобой подчеркнуто медленно разъяснил:

– Это называется – «метод потерянного воска». С помощью воска делается форма, а когда дело доходит до литья, воск растапливается и в форму заливается расплавленная бронза.

– Ага, значит, именно таким образом первоначальный воск и «теряется», правильно?

– Удивительно, как это вы догадались, – снова ехидно произнес Эллиот и взял со стола специальный нож.

– А что вы делаете потом, когда вынимаете из формы застывшую бронзу?

– Снимаю заусеницы, заделываю дыры, крашу, полирую ее и устанавливаю на мраморное основание.

– А что здесь? – спросил Карелла, указав на закрытую дверь.

– Склад.

– Склад чего?

– Я храню там крупные части. В основном гипсовые.

– Вы не будете возражать, если я взгляну?

– Вы умеете достать человека, – покачал головой Эллиот. – Вам мало того, что вы пришли с ордером на обыск, так вы еще задаете дурацкие вопросы...

– Не надо лезть в бутылку, – спокойно напомнил Карелла.

– А почему бы и нет? – возмутился Эллиот. – Я вообще-то думал, что вы расследуете убийство!

– Мне кажется, вы до конца это не осознали, мистер Эллиот.

– Я прекрасно все понимаю! И я вам уже говорил, что понятия не имею, кто этот убитый.

– Да, вы мне это уже говорили. Вот только беда в том, что я вам не поверил.

– Ну так и не притворяйтесь таким приторно вежливым, – сказал Эллиот. – Если я подозреваюсь в убийстве, то мне не нужны ваши великосветские манеры.

Карелла молча вошел в помещение склада. Как и говорил Эллиот, там находились несколько больших работ и отдельных гипсовых кусков, тоже, без сомнения, слепленных с Мэри Раин. В конце комнаты Карелла увидел еще одну дверь.

– Куда ведет эта дверь? – спросил он.

– Что? – переспросил Эллиот.

– Тут есть еще одна дверь.

– Наружу. На аллею.

– Откройте мне ее, пожалуйста.

– У меня нет ключа. Я никогда ее не открываю. Она все время заперта.

– Тогда мне придется взломать ее, – предупредил Карелла.

– Зачем?

– Я хочу посмотреть, что находится за ней.

– Но там только аллея.

На засыпанном гипсовой пылью полу отчетливо виднелись следы. Это были следы правой ноги и круглые отпечатки от резинового набалдашника костыля. Следы вели прямо к двери.

– Ну так как, Эллиот, вы собираетесь открывать дверь?

– Я ведь уже сказал – у меня нет ключа!

– Прекрасно, – отозвался Карелла и резким ударом ноги выбил дверь.

– А у вас есть разрешение на это? – сразу закричал Эллиот.

– Можете подать на меня в суд, – ответил Карелла и шагнул наружу.

Возле стены стояли переполненный мусорный бак и две больших картонных коробки, также полные мусора. В одной из них Карелла обнаружил кроссовку, которая еще вчера была на Эллиоте. Он вернулся в студию и показал скульптору кроссовку.

– Вы, конечно, никогда ее раньше не видели?

– Никогда.

– Я так и думал. Ну, вот что, я бы не хотел говорить словами полицейского из телесериала, но должен вас уведомить, что теперь вы не должны покидать пределы города.

– А зачем мне куда-то ехать?

– Ну, я не знаю. Кажется, вы очень любите ездить в Бостон. Последуйте моему совету и не меняйте местожительство, пока я не свяжусь с вами еще раз.

– А зачем вам понадобилась эта старая кроссовка? – спросил Эллиот.

– Может быть, не весь воск «потерялся», а? – ответил вопросом на вопрос Карелла.

Полицейским, который в тот вечер должен был вести слежку за Фредериком Липтоном, оказался Коттон Хейз. Он сидел в машине и наблюдал за тем, как Липтон закрыл дверь своего агентства и пошел вниз по улице, где в конце квартала стоял его «Форд-Конвертибл». Хейз дождался, пока Липтон сел в машину, и поехал за ним, держась на значительном расстоянии, но не теряя «Форд» из виду. Проехав примерно полторы мили, Липтон остановился возле одного дома, вошел внутрь и находился там около четырех часов. Затем он снова сел в свой «Форд» и направился в бар под замысловатым названием «Ги-ги-гоу-гоу». Поскольку Липтон не знал Хейза в лицо и еще потому, что в баре танцевали обнаженные по пояс девицы, Хейз решил зайти внутрь и продолжить наблюдение там.

Собственно говоря, он не ожидал увидеть что-то особенное и не ошибся. Как правило, девушки в подобных заведениях были молодыми и привлекательными. Они извивались под ритм оглушающей слух рок-музыки в опасной близости от столиков, а подвыпившие завсегдатаи пытались их потискать, не вставая со своих мест и только протягивая руки. Но «Ги-ги-гоу-гоу» немного отличался от других подобных ему баров. Танцовщикам здесь было наверняка за тридцать, а может, и еще больше, и их внешность плохо вязалась с теми жалкими попытками акробатических этюдов, которые они предпринимали на сцене, желая привлечь внимание зрителей.

Когда Хейз вошел в бар, там как раз была пауза между выступлениями. Но через секунду мощные динамики обрушили на него волны кричащих звуков, и на сцену одна за другой выскочили четыре танцовщицы. Не переставая наблюдать за Липтоном, Хейз вдруг подумал, что вся эта музыкальная аппаратура стоит дороже, чем все четыре танцовщицы вместе взятые. Да, бары в Калмз-Пойнте отличались от себе подобных в Айсоле.

Липтон, как оказалось, знал одну из танцовщиц, крашеную блондинку лет тридцати пяти. Вырезанные из блестящей бумаги звездочки прикрывали лишь соски ее огромной, накачанной парафином груди. Ее здоровая, обширная задница вдруг вызвала у Хейза ассоциации с кобылами, вернее, с их задами, которые он видел в рекламных роликах Рейнголда. Когда номер закончился, танцовщица присела рядом с Липтоном на табурет у стойки бара, перемолвилась с ним несколькими фразами, а затем они вместе пошли и сели за столик в конце зала. Липтон заказал выпивку для своей подружки, и они проговорили примерно полчаса, после чего она поднялась, так как ей снова нужно было выступать. Публика не сводила с нее восхищенных глаз, словно наблюдала не дешевый кабацкий номер, а, по крайней мере, выступление Марковой на премьере «Лебединого озера». Липтон расплатился и вышел из бара. Без всякого сожаления Хейз покинул сомнительное заведение, вышел вслед за объектом наблюдения и «довел» его до самого дома. Там Липтон загнал машину в гараж, расположенный на первом этаже, и поднялся наверх. Решив, что объект вернулся домой на всю ночь, Хейз поехал обратно в бар, заказал виски с содовой и стал ждать возможности завести беседу с толстозадой танцовщицей.

Такая возможность ему представилась после окончания одного из десятков похожих друг на друга выступлений.

Она как раз направилась либо в туалет, либо в раздевалку, когда Хейз остановил ее и, вежливо улыбаясь, сказал:

– Мне очень нравится, как вы танцуете. Могу я вас чем-нибудь угостить?

– Конечно, – без запинки ответила танцовщица.

В ее обязанности входило вынуждать посетителей покупать разбавленное водой виски или джин, который почему-то выдавался владельцем за шампанское. Девица провела Хейза за столик, где совсем недавно она сидела с Липтоном. У столика сразу возник официант с блокнотом наготове. Танцовщица заказала двойной бурбон с содовой, очевидно, считая шампанское слишком изысканным напитком для данного случая. Хейз опять заказал виски с содовой и, улыбаясь, сказал:

– Мне действительно очень нравится, как вы танцуете. Вы давно здесь работаете?

– Ты – полицейский? – сразу спросила девица.

– Нет, – разыгрывая искреннее удивление, ответил Хейз.

– Тогда кто же ты? Блатной?

– Нет.

– А почему ты ходишь с пистолетом?

У Хейза сперло дыхание. Откашлявшись, он спросил:

– С чего ты взяла?

– Да я знаю. Справа. Я увидела, что у тебя что-то выпирает в том месте, и, когда мы шли к столу, попробовала рукой. Это пистолет.

– Да, ты права, это – пистолет.

– Значит, ты – полицейский?

– Нет. Но вроде того.

– Да? Тогда кто ты? Частный детектив?

– Я ночной охранник. Работаю на фабрике между Клейн и Шестой улицей.

– Если ты ночной охранник, то что же ты делаешь здесь? Уже ночь давно.

– Я заступаю после двенадцати.

– И ты всегда пьешь, когда идешь на работу?

– Нет.

– А куда ты ездил, когда первый раз уходил из бара? – спросила девица.

– Да ты никак меня заметила? – ухмыльнулся Хейз и подумал, что пора переводить разговор на какую-нибудь сексуальную тему, подальше от опасных вопросов.

– Да, – я заметила тебя, – пожав плечами, ответила девица. – Ты очень крупный парень. И потом, у тебя рыжие волосы, что тоже не часто встретишь. У тебя, случайно, кличка не Рыжик?

– Все зовут меня Хэмп.

– Хэмп? Это от какого же имени?

– Сокращенно от Хэмптона.

– Это твое имя или фамилия?

– Фамилия. Меня зовут Оливер Хэмптон.

– А-а, теперь мне понятно, почему ты предпочел «Хэмп».

– А как тебя зовут?

– А ты что, не видел моей визитной карточки?

– Наверное, не заметил.

– Ронда Спэар.

– Это твое настоящее имя?

– Нет, это сценический псевдоним.

– А как тебя зовут на самом деле?

– А зачем тебе? Будешь звонить мне по ночам и тяжело дышать в трубку?

– Нет, я, конечно, могу позвонить, но вряд ли я буду дышать в трубку.

– Если человек не дышит, то он мертвый, – ответила Ронда.

Улыбнувшись, она допила свой напиток одним глотком и томно произнесла:

– Я бы не отказалась от еще одного двойного бурбона.

– Конечно, – быстро сказал Хейз и, подозвав официанта, заказал еще один бурбон. – И сколько же ты можешь выпить за вечер?

– Ну, десять – двенадцать. Это же кока-кола. А ты – полицейский, и знаешь это не хуже меня.

– Я не полицейский, и я не знал, что это кока-кола, – ответил Хейз.

– Зато я прекрасно вычисляю легавых, – ответила Ронда, а затем, подумав о чем-то своем, внимательно посмотрела Хейзу в глаза. – Что тебе нужно, фараон?

– Немного поговорить, только и всего.

– О чем?

– Зачем ты сказала полицейскому, если я таковым являюсь, что он платит за бурбон, а получает кока-колу?

Ронда игриво дернула плечом.

– А почему бы и нет? Если бы эту забегаловку хотели прикрыть, то легко сделали бы это еще лет десять назад. Все легавые этого участка, включая лейтенанта, находятся на здешнем содержании. Я даже иногда танцую без всяких дурацких наклеек на сиськах, и никто еще меня за это не привлек. Ты, наверное, тоже пришел сюда, – задумчиво сказала она, – чтобы получить свой кусок пирога.

– Я не полицейский, – снова повторил Хейз, – и мне глубоко плевать, даже если ты будешь плясать с голой задницей и при этом вливать в себя бочонок с кока-колой.

Ронда вдруг как-то по-детски рассмеялась. Улыбка преобразила ее лицо и, наверное, сейчас можно было рассмотреть остатки той внешности, которая была у нее в молодости. Но улыбка быстро слетела с губ, и лицо ее стало прежним.

– Спасибо, дорогой, – сказала она подошедшему официанту и затем, подняв бокал, обратилась к Хейзу: – Может быть, ты и не полицейский. И вообще, кому какое дело?

– Поехали, – сказал Хейз, тоже поднимая бокал.

– Поехали.

Они выпили.

– Но если ты не полицейский, то какого черта тебе от меня надо? – не унималась Ронда.

– Ты очень красивая девушка.

– Угу.

– Я думаю, что ты и без меня это знаешь. Ронда почему-то опустила глаза, как бы разглядывая звездочки на сосках.

– Я видел, как ты говорила с одним парнем. Я уверен, он...

– Неужели?

– Да.

– Значит, ты следил за нами?

– Конечно. Я могу побиться об заклад, что вы обсуждали не цены на кока-колу.

– А откуда тебе, собственно, знать, о чем мы говорили?

– Этого я не знаю. Я только хотел сказать, что такая красивая женщина...

– Угу, – снова кивнула Ронда.

– Наверное, у тебя нет отбоя от мужиков, поэтому тебя не должно удивлять и мое внимание к тебе.

– А ты находчивый парень. Но подглядывать нехорошо.

– Почему ты так говоришь?

– Потому что ты – легавый.

– Послушай, сколько тебе можно повторять...

– Ты – полицейский, – спокойно и уверенно произнесла Ронда. – Я не знаю, что тебе нужно, но мне кажется, что пора с тобой прощаться. Кто бы ты ни был, я чувствую в тебе какую-то опасность.

– Я – ночной охранник, – попробовал настаивать Хейз.

– Да-да, конечно. Тогда я – Мерилин Монро, – сказала Ронда и допила свой напиток. – Ты расплатился с официантом? – И встав из-за стола, она пошла, виляя своей широкой задницей, обтянутой тонкой полоской красных трусиков, которые, казалось, могли на ней лопнуть в любой момент.

Хейз расплатился и вышел на улицу.