Послушай-ка, слон…

XI

Вскоре Доминик сделался любимцем всей улицы. Особенно привязались к нему дети. Да и взрослые всё чаще заворачивали в сад полюбоваться могучим белым слоном. Хотя жители городка не были знатоками и ценителями слонов (настоящие знатоки живут в лесах Азии и Африки), всё же они знали, что белые слоны встречаются чрезвычайно редко. А редкости высоко ценятся.

Они знали, что в Индии белый слон считается животным священным, ему даже воздают почести. Хозяином такого слона может быть только могущественный властитель — магараджа. Он носит пышные, увешанные драгоценными камнями одежды и разъезжает всюду на белом слоне, который убран в дорогую попону, тоже украшенную драгоценными камнями.

Наверно, вам хочется знать, как на своём слоне сидит магараджа? Думаете, так же, как на лошади?

Ничего подобного! Спина у слона слишком широкая для того, чтоб на него можно было усесться верхом. Пожалуй, только Гулливер или какой-нибудь другой верзила может сесть на слона верхом, но обыкновенный человек (а ведь даже самый грозный магараджа — обыкновенный человек, хоть он и пытается внушить иногда своим подданным другие мысли), но обыкновенный человек, говорю я, не в состоянии сесть верхом на слона, как на лошадь. Поэтому слону на спину ставят что-то вроде домика или беседки, или, может быть, что-то вроде нашей телефонной будки. Эту беседку или будку, которая, впрочем, не застеклена, закрепляют особыми ремнями, чтоб она ни в коем случае не съехала набок. В будке ставят сиденье, иногда даже золотой трон, на котором восседает магараджа.

Сам ли магараджа правит слоном? Ни в коем случае.

Слоном правит погонщик. Погонщик сидит у слона на голове, между ушами, и оттуда подаёт команды. Он заставляет слона идти вперёд, поворачивать налево, направо. Иногда велит слону пятиться и опускаться на колени.

Да, да, опускаться на колени! Если вы думаете, что я оговорился, то это не так.

Слоны умеют становиться на колени. Неповоротливые, неуклюжие на вид, они могут с большой точностью выполнять ваши приказы. Надо их только научить. А учатся они с малолетства в специально предназначенных для этого школах.

Похожа ли такая школа на наши школы?

Я думаю, не похожа. Там нет ни парт, ни кафедры для учителя, ни доски. Такие уж там порядки. Должен вам сказать, что мне это не нравится. Если б я был, к примеру, директором такой школы, я бы сразу велел притащить туда и парты, и кафедру, и доску.

По какому такому праву слоны лишены учебных пособий? Если б школа стала похожа на наши школы, слонята учились бы намного скорее, знания быстрее укладывались бы у них в голове, они не простаивали бы весь школьный день на ногах, они могли бы часок-другой посидеть за партой. Парты должны быть, разумеется, сделаны так, чтоб они были вместительнее тех парт, за которыми сидите вы и за которыми когда-то давным-давно сидел и я.

Могу вам по секрету сказать: я часто мечтаю собственными глазами увидеть такой класс, где за каждой партой сидят тихохонько вежливые, хорошо воспитанные слонята. Вот было бы зрелище!

Но вернёмся к Доминику. Домиником, как мы уже сказали, интересовался весь район. Жители города, хоть никогда не были в Индии, не видали настоящего магараджу и только по слухам знали о существовании белых слонов, прекрасно отдавали себе отчёт в том, какую ценность представляет собой Доминик.

Они мигом сообразили, что Доминик — это нечто совсем особенное. Ни в одном из соседних районов не было такого чуда. Даже в зоопарке, расположенном на берегу протекающей возле города реки, не было такого слона. Жили там, правда, два взрослых слона и один слонёнок, но это были обычные серые слоны, и они не шли в сравнение с Домиником.

Вам, наверно, интересно, как звали этих слонов?

Признаюсь откровенно, в мои намерения не входит заниматься этими слонами сейчас. В нашей повести в своё время они ещё появятся. Но раз вас одолевает любопытство, я скажу.

Слона звали Гжесем, слониху — Гжесихой, а слонёнка — Жемчужинкой. Когда мы попадём в зоопарк, мы с ними познакомимся поближе.

Гжесь и Гжесиха, о Жемчужинке я уж не говорю, были меньше Доминика. Это было заметно сразу. Стоило зайти в зоопарк посмотреть на Гжеся и на Гжесиху, о Жемчужинке я уж не говорю, а потом прийти и встать рядом с Домиником, чтобы понять, что Доминик по сравнению с ними великан.

Действительно, Доминик так вырос, что теперь без труда заглядывал в комнату к Пине, которая, как известно, находилась на втором этаже. Если окно было открыто, он как ни в чём не бывало просовывал туда голову и говорил:

— Ку-ку!

Частенько случалось так, что это «ку-ку» будило Пиню. Часов у Доминика не было, и он заглядывал в комнату к Пине в самое неподходящее время.

— Отвяжись! — говорил ему Пиня. — Ещё рано, дай поспать.

— Ку-ку! — повторял Доминик и хоботом стаскивал с Пини одеяло.

Пиня вскакивал с постели и мчался к окну. Вот-вот, казалось, схватит он одеяло, но одеяло всё же исчезало за окном.

— Ты сумасшедший, а не слон! — кричал Пиня, высунувшись из окна.

А Доминик тем временем, не выпуская одеяла из хобота, размахивал им в разные стороны.

— Вот я тебя! — кричал Пиня и в одной пижаме выбегал в сад, чтобы отобрать у Доминика одеяло.

Стоило Пине появиться в саду, как Доминик немедленно закидывал одеяло через окно обратно в комнату.

— Сейчас же отдай одеяло! — говорил рассерженный Пиня.

— Чего тебе от меня надо? — спрашивал с невинным видом Доминик, а у самого глаза разбегались в разные стороны.

— Сейчас же отдай одеяло! — повторял Пиня.

— Какое одеяло? — удивлялся Доминик. — Первый раз слышу...

— Ты лучше меня знаешь какое!

— Где ты видишь одеяло?.. Нет у меня никакого одеяла.

— Кто же его тогда с меня стащил?

— Откуда мне знать, — отвечал Доминик. — Может, духи?

— Напрасно умничаешь, — говорил Пиня. — Наигрался — и будет! Отдавай одеяло, вот и всё!

— Нет у меня одеяла. Иди в комнату, посмотри, наверно, лежит на диване.

Волей-неволей Пине приходилось идти обратно в комнату. Одеяло действительно лежало на диване, но стоило Пине сделать с порога один шаг к постели, как в окне тотчас появлялся хобот Доминика, хватал одеяло и уволакивал его снова на улицу.

С ума сойти!..

Пиня опять мчался вниз, Доминик снова забрасывал одеяло в окно, и так далее и так далее, пока Доминику не надоедала вся эта возня и одеяло вроде бы по его небрежности не оказывалось вдруг в руках у Пини. Хуже всего бывало, когда Доминику не удавался так называемый «бросок» и одеяло вместо Пининой постели повисало на яблоне или на старом каштане, который рос неподалёку от дома.

— Ну и что теперь будет? — спрашивал в таком случае Пиня.

Доминик молчал.

— Послушай-ка, слон, — говорил тогда Доминику Пиня, — влезь на дерево и сними одеяло. Умел забросить — умей достать.

Но сделать это было не просто. Чаще всего одеяло висело на такой высоте, что достать его хоботом Доминик не мог, а прыгать он не умел. Если б существовал такой предмет — «прыжки» и надо было бы сдавать экзамен, то Доминик получил бы двойку, а то и кол. Да ещё с двумя минусами.

— Ладно, ладно, — говорил Пиня, — посмотрим, что теперь будет! Проснутся мама и папа, увидят одеяло на каштане, и... Страшно даже подумать, что тогда может произойти...

Доминику в эту минуту было ужасно стыдно.

— Я нечаянно!.. — уверял он Пиню.

— Это только так говорится.

— Правда нечаянно...

— Не верю!

— Клянусь тебе!

— Чем клянёшься?

— Своим хоботом.

— Твой хобот никуда не годится!

— Что верно, то верно, — со вздохом соглашался Доминик.

— Не мог даже попасть в окно! — продолжал Пиня.

— Правда, правда, — поддакивал Доминик.

— С таким хоботом стыдно людям на глаза показаться.

— Что же мне теперь с ним делать? — спрашивал расстроенный вконец Доминик.

— Вели сшить на него футляр и держи в футляре, — советовал Пиня и начинал карабкаться вверх по стволу.

В этот миг фарфоровое сердце Доминика билось сильнее и он шептал с волнением:

— Что ты делаешь, Пиня?

— Ничего, — отвечал Пиня.

— Как так «ничего»? Ведь ты лезешь на дерево?

— Ну так что? Нельзя?

— Я ничего не говорю... Можно, только...

— Только что?

— Только я хотел тебе сказать: ты очень-очень хороший...