Пособие для Наемника (СИ)

Если бы Идель оглянулась на верного помощника, то увидела бы, как по его лицу проскользнула усмешка понимания. Но вместо этого Идель только качнула головой и с ноткой дерзости в голосе заметила:

— Будь ситуация обратной, и заставь я Алатира помогать мне, вы бы даже не посягнули на его шкуру, милорд.

— Разумеется. — Теоданис обошел стол и расправил плечи, невзирая на то, что Идель не обернулась ему вслед. — Ведь после моей смерти Алатир, как и все в Греймхау, останется с тобой, и ты сможешь решить, как быть с его шкурой сама. Как ты заметила, я не люблю делать твою работу.

Теоданис вышел вместе с Алатиром — тот кивнул на прощание Идель, — и, вопреки ожиданиям, Рейберт не попытался примоститься к ним и удрать вместе. Вместо этого он дождался, когда закроется дверь и, поймав взгляд Идель, подошел к ней. Она так и стояла, не двинувшись и прижимаясь бедрами к столу. Рейберт остановился чуть ближе, чем полагалось подданному и подчиненному.

— Мне следует извиниться, миледи. — Рейберт не улыбался, но его голос и взгляд выражали столько тепла и человечности, что хватило бы на три дюжины Теоданисов разом.

Идель несколько раз качнула головой, дернула бровью и заметила:

— Но ведь ты не считаешь себя виноватым, что науськал моего отца собрать их?

— Нет. — Блондин был участлив, но одновременно и непреклонен. — Вы сами просили повод, я его нашел. Я поступил правильно.

Губы Идель изогнулись нитью усмешки:

— Если однажды мне придется казнить тебя, я скажу то же самое.

Рейберт ничего не ответил — он медленно, точку за точкой ощупывал лицо женщины, статус которой сейчас не сквозил в каждой ее черте или в позе, как бывало обычно. Руки и узкие запястья Идель казались ломкими, как лед, и такими же холодными. Неестественно белые даже для нее. Рейберт вскарабкался взором до женского лица и подумал, что вся она истончилась, кожа местами стала прозрачной, как размоченная бумага. Сильнее выделялись на ее фоне темные круги под глазами, ярче проглядывалась голубая жилка, бьющаяся под левым глазом.

Рейберт невесело и почти незаметно хмыкнул. Он бы сказал, что сегодня Идель напоминает ему начало ноября.

— Вы отлично справились, миледи. С собранием.

— Брось. — Идель отвернула лицо, выражение на котором стало, наконец, более простым и свойским. Облизнулась и воззрилась на мужчину, стараясь больше не выглядеть слишком разбитой. — Они что-нибудь говорили? Пока ты шел с ними?

«Главы и мастера гильдий»

Рей приосанился, и, хотя и не отодвинулся, от этого движения дистанция между ними будто бы увеличилась.

— Что возможно, — он сложил руки на груди, — ваш отец был бы более понимающим, если бы… как бы сказать…

— Дословно.

— Если бы вы вели себя как женщина.

— Я и так веду себя, как женщина. Я выгляжу, как женщина и говорю, как женщина. По очевидной, мне кажется, причине. — Она не сдержала насмешки. Хороший знак.

— Я имею в виду, безутешное горе — это то, чего все ждали от молодой вдовы. Чтобы вы плакали, часами сидели у его могилы. Ну, все такое. Не судите их строго, они не знают вас, как я.

Идель сглотнула. Слова Рейберта сковали ее, и Идель пришлось намерено пошевелиться — слегка поерзать бедрами, подвигать плечами и даже прочистить горло — чтобы вернуть себе чувство собственного тела.

— Никто, никто не знает меня так, как ты.

Рейберт улыбнулся — коротко и ободряюще. Если подумать, ее сильная сторона… ее сильная сторона не в торговле или в дипломатии, а в том, что Идель понимает, как мыслят люди. И мало, кто понимает, как мыслит она сама.

Вот почему отношения между Идель и Теоданисом настолько странные и меньше всего напоминают связь отца и ребенка. Он тоже не понимает ее.

Рейберт испытал давно позабытое желание погладить леди по плечу или даже обнять — жесты из тех времен, когда он был ей не только самым близким другом, но и заменял безвременно ушедшего брата. Из времен, когда, несмотря на статус, она еще оставалась девушкой. Когда ситуации, с которыми Идель сталкивалась, и решения, которые ей приходилось принимать, еще страшили ее. Из времен, когда она еще сомневалась.

Когда она плакала.

Рейберт сглотнул, припомнив, как и отчего Идель изменилась. Посягательство Легрейфа заставило Идель предпринять самую отчаянную авантюру из всех, с какими ей доводилось сталкиваться прежде. Рей помнил, как паника душила ее в утро дня состязаний. Она кусала губы до крови и бормотала под нос, что понятия не имеет, что из этого выйдет. А если что-то и выйдет — как будет потом объясняться? Перед императором? Отцом? Собой?

Рей помнил, на сколь отчаянный шаг Идель толкнула паника в ночь после победы Нолана. Девчонка, меньше всего напоминавшая владетельную эрцгерцогиню, заявилась к нему, Рейберту, дрожа еще больше, чем утром. Она просила помочь, потому что совсем не хотела, чтобы первым, кто коснется ее, стал чужой и малознакомый гвардеец чертога. Он видел в ту ночь в глазах с зеленой крапинкой ужас осознания: теперь, когда Легрейф проиграл в поединке и гарантированно не должен был стать ее мужем, ей предстояло разделить себя с Ноланом — равно посторонним человеком, как и герцог Моркант. Жаль, что она никогда не принимала чувства Нолана всерьез. По крайней мере, до того дня.

Рейберт помнил свою растерянность. Нолан был славным малым, даже другом. В прошлом. А потом в одночасье превратился в того, кто совсем скоро станет «сэром», «главным», «лордом». Из злости на Нолана в ту ночь Рейберт даже был готов воспользоваться шансом, вложенным в его руки молодой эрцгерцогиней. Раз она здесь, в его утлой спаленке, наверняка знала, на что и зачем шла.

Однако к тому моменту Рейберт уже хорошо знал Идель, был посвящен, наверное, во все ее тайны, и, будучи старшим, представлял, куда приведет их такой путь.

В пустоту.

Потому что однажды от невозможности смотреть ему в глаза, Идель сошлет его. Поручит самое дурацкое дело и отправит подальше из виду. Не имеет значения, как в ту пору он, Рейберт, относился к Идель, важно, что отношения, сложившиеся меж ними за время ее взросления, были его синицей в руках. И уже тогда Рейберт знал, что ни за какие деньги не променял бы ее на журавля в небе. Журавль переменчив: сегодня тут, завтра там. А синица — она всегда здесь, в родном лесу, под боком. И это подбадривало.

Он не выгнал ее в ту ночь, но терпеливо ждал, пока Идель, успокоившись, уйдет сама. Он говорил, убеждал, приводил аргументы — и держался так далеко, как мог. Чтобы потом, по итогу, стать для нее ближе всех прочих людей. Ближе даже Ульдреда, который с самого первого дня пребывания в Греймхау умер бы за нее, не думая, просто потому, что задолжал Идель жизнь.

Рей вздохнул и все-таки погладил Идель по плечу:

— Ничто не высыхает быстрее слез? — Он не додумался — он помнил.

Идель накрыла его руку своей — длинные узловатые пальцы Рейберта были теплыми. На миг ей показалось, она чувствует, как по кончикам этих пальцев течет жизнь.

— Ничто не высыхает быстрее слез.

Когда женщина убрала руку, Рей отстранился.

— Ты не писал Редвуду?

Рейберт самодовольно хмыкнул:

— Еще неделю назад.

— Почему? — спросила Идель безотчетно, но Рей картинно оскорбился.

— Что значит «почему»? Вам нравится недооценивать меня?

— Ре-ей…

— Потому что я отлично представляю, насколько он для вас ценен, и понимаю, почему вы хотите видеть его другом. Он входит в ваши планы и важен для вас — этого недостаточно? — Мужчина улыбнулся. И Идель первый раз со дня, когда услышала роковую новость, улыбнулась в ответ. Мягко коснулась его плеча в безмолвной благодарности.

— Ты писал только ему?

Рей помотал головой: нет.

Идель отвернулась и, стоя, пробежалась взглядом по бумагам на отцовском столе. Свесила голову. Отъезд отца, гильдии, деньги и Редвуд. Редвуд, в котором все еще не решен вопрос с ее отмщением. Потому что… потому что Эмрису, если честно, плевать на это. Нолан — не его муж, и вряд ли Железный проникнется ее возмущением от безнаказанности убийцы.

— Хочешь, чтобы что-то было сделано и сделано хорошо, делай сам, — пробормотала Идель под нос.

— Что вы намерены предпринять? — Рейберт взял деловитый тон, отодвинув личное.

— Помочь барону Редвуда еще разок. — Идель постучала пальцем по бумагам, совсем не смотриваясь в их содержание.

— Найти убийцу Нолана? На вас непохоже.

Идель раздумчиво покачала головой.

— Я помогу ему сделать ту работу, в которой я смыслю, а он нет.

— Чтобы лишить его отговорки, что-де он по уши занят, чтобы заниматься еще и вашим возмездием? — Светлые кустистые брови Рейберта изогнулись, обнажая иронию, с которой он видел ситуацию.

— И чтобы под благовидным предлогом мы прибыли в Редвуд первыми. Так мы займем наиболее выгодные торговые позиции до того, как туда явятся остальные. А когда Эмрис управится с реставрацией надела и когда он принесет мне голову убийцы, это всерьез поможет его репутации барона. С ним будет проще работать.

Рейберт сощурился, прикидывая весь объем последствий от этих нескольких фраз. По-змеиному усмехнулся.

— Или сложнее?

— Думаешь, начнет заноситься?

Рей пожал плечами: кто знает.

— Прикажете снова созвать собрание гильдий?

Идель покачала головой.

— Не сегодня. Мы тоже скоро уедем. Думаю… Думаю, самое время прогуляться на кладбище. И еще выбрать камзол в подарок. Не составишь компанию?

Рейберт слегка наклонил голову — из той позиции, в которой был, будто безмолвно отвечая: «Как прикажете». А затем распрямился, скосил на женщину чуть паскудный взгляд, и с пониманием, известным лишь им, оскалился:

— Когда грифон охотится, волк голодает.

Глава 31

Эмрис сидел у себя, когда к нему заявился Крейг с рапортом:

— Йорв — лучший! — Отрекомендовал он с порога. Эмрис приподнял брови, явно ожидая аргументов.

— Он поселил павлина на втором этаже в восточном крыле.

Железный прикинул одно к другому:

— Я же поселил там основной костяк «Железных братьев»?

— Ага! — Крейг светился так, словно сам придпринял все эти замечательные маневры. Впрочем, Эмрис пока не находил их такими уж замечательными. — Йорв сказал, Данворт воспримет это, как жест недоверия — ну, что вы поселили его рядом со своими людьми, чтобы они следили за бароном. В этом случае, вы сможете сказать, что напротив, как дорогому гостю предоставили ему самую надежную охрану из людей, которым доверяете даже свою жизнь. И чтобы барон наверняка не переживал, ему будет отлично слышен и гомон солдатских шуток, и их перебранки после работы или тренировок.

Спорно, подумал Эмрис. Интересно, как бы в такой ситуации поступила Идель? Может… Ох, может написать ей? Спросить совета и все такое? Да, определенно стоит написать. Она же сама говорила, что окажет любую дружескую помощь по части советов и рекомендаций. И, судя по ее недавнему письму, ей уже лучше, так что можно было бы вполне…

— А индюшку, — с большим пылом Крейг ворвался в размышления барона, — Йорв вообще сунул на первый этаж.

У Эмриса глаза полезли на лоб.

— Но… там же по сути служебные помещения.

— Ага! — Крейг окончательно засиял. Будь он и правда из железа, Эмрис сейчас бы ослеп от бликов. — Вообще, изначально он сказал, что женское крыло неремонтировано и… Задница Творца, вы б видели ее лицо, капитан! Аха-ха-ха!

— Крейг, к делу. — Хотя Эмрис усмехнулся, мысли он не терял.

— Кхгм, да. Короче, он сказал ей про женскую половину и сначала решил поселить в соседней от отца комнате.

— Но?

Крейг оскалился в совершенно дурашливой манере:

— Но я шепнул ему на ухо все, что она наговорила про ваш замок и наших ребят, и Йорв сказал, что соседство с «Железными Братьями» явно расстроит леди. И поселил ее на первый этаж. — Он выпятил грудь, и Эмрис подумал, что идею с первым этажом тоже вполне мог подкинуть сам Крейг.

— Там хотя бы потравили крыс? — уточил Железный.

— Да. — Как никогда тяжело сокрушился Крейг. И тут же расцвел. — Зато я точно видел там парочку вот такенных пауков! — Показал он явно больше, чем пауки в принципе могли быть.

Ну точно, понял Эмрис. С первым этажом — его идея.

— Танола согласилась?

— Противилась, ясен хрен. Спросила, почему бы ей не жить на третьем этаже. Но как же можно, сказал Йорв, чтобы незамужняя девица жила на одном этаже с холостым хозяином замка. Ну и что-то там еще пробубнил про ее репутацию и все прочее. Короче, словом, капитан! — Крейг чуть подпрыгнул на пятках, словно призывая к вниманию. — Йорв — вот такой мужик! — Он поднял вверх большой палец.

— И чем теперь она занимается? — Ох, как бы энтузиазм этого здоровяка не вылез боком.

Крейг пожал плечами:

— Баба-то? Не знаю. Жалуется наверное.

— Не то слово. — Без предупреждения в комнату вошел упомянутый Йорв. Тень, которую он отбрасывал под лучом проникающего оранжевого света, делала управляющего похожим на старого злобного колдуна из сказок — с коварными замыслами и ужасным скрипучим смехом.

— Когда я уходил, она что-то верещала барону. Он тоже хотел посмотреть, где будет жить его дитятко, — сообщил Йорв.

— Что верещала? — Первым заинтересовался Крейг. Эмрис сощурился, испытующе осматривая товарища. У него закралось подозрение, что пока Крейг провожал Данворта и Танолу на обед, у них возникли какие-то личные счеты.

— Ну что-де, он, в смысле, барон Данворт, говорил ей, что вы, — Йорв указал на Эмриса, — человек простой и точно оцените прямоту и практичность. Что если б не он, я имею в виду барон Дан…

— Я понял.

— … ее ноги вообще бы тут не было. Ну и что ей вообще не улыбалось лебезить перед каким-то… — Йорв вдруг осекся, и кураж в его лице немного притух.

— Каким-то? — Подначил Эмрис.

— Мужланом, ублюдком и убийцей.

Эмрис сначала слегка опустил уголки губ, а затем хмыкнул:

— Звучит так, словно она что-то обо мне знает.

К ужину это «что-то обо мне знает» вызвало внутри Эмриса неожиданную реакцию. Увидев в трапезной — Создатель, у него есть своя собственная трапезная! Трапезная! — Данворта с подопечной, Железный понял, что именно он — тот, кто ничего не знает об оппонентах. Барон Данворт вновь нещадно скалился, так что теперь Эмрис уверился, что этот человек не глуп, а бесконечно назойлив.

Что касается Танолы, то, похоже, она все доставшееся ей до ужина время потратила на натягивание бесконечных юбок и рюш. По ее лицу Эмрис мог бы сказать, что, кажется, девка получила знатный нагоняй от Данворта. Однако больше Железного занимало, что гостья окончательно сделалась похожей на облако.

«Как будто она без этих юбок на него не похожа».

Хозяйским жестом Железный пригласил гостей к столу. Чадящий свет факелов и канделябров немного ел глаза. В целом, у него были нормальные свечи, Эмрис знал. Но, кажется, Йорв с бесконечным трепетом воспринял желание нового господина поскорее спровадить незваных гостей, и подлил, куда возможно, прогорклого масла. Эмрис прокашлялся и проморгался, не будучи уверенным, что жертва не будет напрасной. Он бросил краткий взгляд на Йорва, который тем временем руководил прислугой, разносившей блюда с ужином. Хорошо хоть этот тростовидный богомол не додумался насыпать на стул Танолы гвоздей. Иногда особая прыть больше пугает, чем радует.

Эмрис тряхнул головой. За время в Редвуде он практически не отдыхал и уже откровенно отовсюду ждал если не подвоха, то проблем. Хватит надумывать. Нужно хотя бы поесть. Хоть раз по-божески, а не в кабинете в окопе из бумаг, которые он всегда боялся запачкать.

Наворачивал Эмрис знатно. Он и на приеме-то в честь своего титулования не кичился и не заносился — там скорее просто кусок в горло не лез, — а тут уж тем более. В целом, примерился Эмрис, все просто отлично: он ест, Данворт развлекает сам себя пустой болтовней, Танола и вовсе молчит. Решила переменить тактику? Молча улыбаться и таращиться, хлопая ресницами?

— Мать Танолы, должен я вам сказать, была уроженкой Агерона. — Ворвался голос Данворта и тут же стих. Судя по тому, как гость смотрел на Железного, ему, похоже, надо было что-то ответить. Вот проклятье.

— М-м! — Одобрительно промычал Эмрис и тут же спрятался за кубком с вином. Крейг, которого Железный вместе с Берном пригласил разделить трапезу, прыснул. Решение, ясное дело, совсем не находило отклика у Данвортов. Ну да ничего. Это его замок, его люди, а вот этих вот, с позволения сказать, сватов, он сам точно не приглашал.

— А вы знали, что смешение кровей всегда сулит крепкое потомство? — спросил барон.

Эмрис выплюнул все, что не успел проглотить, забрызгав при этом стол вином. Вокруг засуетилась прислуга, пока Железный колотил себя кулаком в грудь, пытаясь прокашляться.

Видя, что капитан сейчас не в состоянии отвечать, Крейг вступился за него, отбросив при этом мысль пошутить, что Эмрис больше по мальчикам. Был бы тут Эван, он бы оценил.

— А вы знали, что у барона Редвуда уже есть… — Как там говорят? Ну, не «краля» же, да? И не «зазноба». Тогда… Эм…

— Дама сердца, — подсказал Эмрис.

Данворт вытянулся в лице — даже глаза немного приоткрылись. Похоже, этого он не ожидал.

— Оу… ну, конечно! — Нашелся барон. — Вы, разумеется, взрослый мужчина, и у вас есть отношения. Но, вы же понимаете, что жениться вы сможете только и только на благородной женщине, — с достоинством подчеркнул Данворт в конце и стрельнул глазами в Танлолу.

Эмрис распалился. Мало того, что поесть спокойно не дают, так еще позволяют себе трещать, с кем он должен сочетаться браком. Он и так прекрасно видит их точку зрения! Вот же она! Сидит прямо тут, в бесконечных голубых оборках! Идель хотя бы была деятельной и толковой и разбиралась в некоторых вещах, чтобы лезть с советами! А это недоразумение… Ох, задница Творца!

— Послушайте, барон, леди Греймхау уже… — Эмрис хотел сказать, что с ним уже делились советами по поводу сватовства, однако закончить Железному не дали. Данворт замахал перед собой ручкой с пухлыми пальцами и нагло прервал:

— Опять вы ссылаетесь на эрцгерцогиню Греймхау, но, давайте честно: ее положение очень сильно отличается от вашего. Ее светлость могла себе позволить выйти за простака в свое время, а вам, барон Редвуд, все-таки нужна серьезная поддержка старинной и благородной фамилии. — Гость снова приосанился, явно намекая на себя. Пф! Как будто он раньше не догадался, о ком речь, непримиримо вознегодовал Эмрис.

— Или погодите! — Напрягся Данворт и быстро мазнул взглядом по подопечной. Лишенная возможности говорить, Танола ела. С большим чувством и удовольствием. Может, так она и раздалась? — невольно подумал Железный. Потому что дядька велел ей все время молчать? А чем еще себя занять возле еды, если говорить нельзя?

— Вы что, хотите сказать, что увлеклись дочерью Теоданиса? — Данворт снова разулыбался, но теперь как-то по-другому. Он несколько раз ударил по столу, будто подбадривая посмеяться с ним вместе. Затем снова посмотрел на племянницу и даже дождался, когда та поглядит в ответ. Видимо, надеялся на солидарность. — Послушайте, Эмрис, — он попытался уменьшить дистанцию, — леди Греймхау… — он чуть потянул, добавляя интонациям уклончивости, — она, конечно, известна некоторой неразборчивостью и симпатиями к мужчинам ниже своего статуса. В конце концов, — он как-то опошленно хохотнул, — мы все видели, как она оказывала вам поддержку на том приеме.

Эмрис поймал себя на мысли, что, похоже, начинает разбирать виды отвратительных улыбок. Вот ехидная, вот сальная, а вот такая, после которой можно и в рыло дать.

Железный даже не понял, как опустил приборы и сжал кулаки.

— Но, барон, давайте все-таки смотреть на вещи реально. Даже если… симпатия к вам леди Греймхау и приобрела какие-то… осязаемые формы, — Данворт мерзко хмыкнул, — все же не стоит давать волю фантазии. Леди Греймхау может сколько угодно интересоваться вами, как мужчиной, но как муж вы ей без надобности…

Эмрис закатил глаза, взрыкнув:

— Да яйца Создателя! Я не собираюсь жениться на ней! При чем тут вообще леди Грей…

— Так и я о том же! — Данворт снова сделался само радушие и плавным жестом указал на уже запунцовевшую Танолу. — А вот кто в самом деле мог составить вам со всех сторон выгодную партию, так это…

Эмрис вскочил из-за стола так, что половицы под его стулом застонали.

— Я не собираюсь жениться ни на леди Греймхау, ни ком-либо еще. Если это все, то я вас оставлю. Можете закончить ужин, отдохнуть, а с утра… — «убираться на все четыре стороны». Тц, надо как-то помягче. — А с утра возвращаться в собственные владения. — Он замешкался: все еще недостаточно вежливо, похоже. — У вас наверняка полно дел в баронстве. — И, не давая Данворту ответить, Железный возгласил: — У меня вот — гора на плечах. Так что спасибо за дружеский визит, с… сосед, — выдавил Эмрис. — Рад был познакомиться.

Если бы, вылетая из трапезной, Эмрис оглянулся, он бы увидел, что Крейг, похоже, овладел искусством смотреть с безграничным осуждением. Раньше не умел.

Вымощенный камнем императорский тракт лежал значительно западнее текущего маршрута. Он был безопаснее, но длиннее. Теоданис не то, чтобы стремился как можно скорее убраться из собственных владений, но он определенно торопился поскорее достичь столицы. Потому дорогой герцог избрал широкую прогалину чуть восточнее основного тракта. Она ужом петляла в низине промеж холмов, заросших ноготками, барвинками и кое-где кентрантусом. Лучи закатного солнца ложились так, что ручей, извивавшийся чуть левее, выглядел как из жидкого, расплавленного золота.

Герцог натянул поводья и глубоко вдохнул, обводя взглядом владение: красиво. Красивый надел достался ему в наследство. Жаль, что он провел в родных землях так мало времени.

Теоданис поднял руку, давая знак сопровождающей его кавалькаде остановится. Он коротко оглянулся через плечо: чертог Греймхау отсюда уже не видать. Вздохнул еще раз — не то с сожалением, не то с облегчением. Он вышел даже раньше, чем планировал. Долгие прощания — не про него.

Так правильно, еще раз сказал себе Тео, и посмотрел вперед. Заодаль виднелись силуэты нескольких всадников. Вроде бы четырех, однако закатный час мог приврать.

Теоданис пальцем подманил к себе Алатира — обритого наголо бойца, под весом которого проседал гнедой. Алатир, бронзовый от обилия летнего солнца и привычки держаться в жару наполовину раздетым, походил на медведя. Однако, несмотря на его размеры, всякий, кто знал Алатира в деле, мог поклясться: в бою этот медведь нагоняет льва.

— Их четверо?

Алатир сощурился:

— Похоже на то.

— Знамя или флаг?

— Нет. — Алатир мотнул головой. Теоданис молча дал знак продолжить путь. Видимо, не он один счел этот маршрут наиболее приемлемым.

— Будьте наготове, — приказал герцог. Алатир кивнул:

— Да, милорд. — Он развернул коня назад и в пару кратких выражений активизировал отряд.

Когда до столкновения с незнакомцами осталось немного, Теоданис распознал, что зря опасался. Путников в самом деле было четверо, они не по погоде кутались в плащи грязно-травянистого цвета. Черты главного из них Теоданис узнал бы и в горячке. Когда две группы мужчин сошлись достаточно близко, всадник напротив скинул капюшон и усмехнулся. Солнце тут же высветило красно-золотым торчащие скулы и утесом выдающийся нос, сделав широкое худое лицо еще более угловатым.

Теоданис приценился: выбранный маршрут, одеяния, едва пробившаяся щетина, несвойственная ее обладателю, и вполне паскудная ухмылка.

— Это не похоже на официальную делегацию, — сказал Теоданис вместо приветствия.

— Это не она и есть, — усмехнулся в ответ Эйвар Дайрсгау и первым спешился. — Я, скорее, с дружеским визитом. — Еще до того, как он договорил, Теоданис тоже спустился и уже тянул руку для локтевого пожатия.

Мужчины кратко обнялись.

— Поедим? — Взял Теоданис с места в карьер и оскалился. Обернулся. Остальные тоже спешились.

В другой ситуации Дайрсгау спросил бы: «Прямо тут?», но сейчас воздержался. Они все же на землях Теоданиса, который едет с вооруженным отрядом и знаками отличия герцогского дома. Вряд ли кто-то отважится нападать.

И все же Эйвар качнул головой:

— Признателен, но я не хотел бы задерживаться.

— Да брось, — усмехнулся герцог, — затемно все равно не успеешь до чертога. Давай-ка, посидим у костра.

— Есть что? — Сразу оживился Дайрсгау, не став упрямиться.

— Обижаешь. — Тео лично подошел к коню и отвязал от седельной сумки мех. Отсалютовал. Затем выискал взглядом Алатира и дал знак разбивать лагерь, а сам движением головы поманил Эйвара к ручью:

— Освежимся с дороги.

Эйвар сопротивляться не стал. Он подстроился под неторопливый шаг Теоданиса и вполголоса заметил самоочевидное:

— Она не простит тебя, что ты оставил ее в такой момент.

— А я не прощу себя, если мое герцогство достанется размазне.

Теоданис сказал это таким тоном, что Эйвар понял: тема закрыта. Хватит и того, что он, лорд Дайрсгау, прибыл явно с неформальным визитом.

Они добрались до водоема. Эйвар расстегнул кожаный ремень плаща, пересекавший грудь в диагональ. Сбросил покров и присел у водной кромки. Стянул перчатки, запустил в прохладную быстрину руки. Пробрало. Наклонился вперед и несколько раз зачерпнул так, чтобы освежить волосы. Ополоснул лицо, отер шею. Пыль августовского зноя смылась, и к Дайрсгау вернулось чувство бодрости.

Охрана лордов организовала бивак: бойцы развели костер, достали пайки из вяленых мяса и рыбы, дорожных подсушенных хлебцев и сыра. Раскупорили меха с элем. Охотиться вблизи было не слишком сподручно, а удаляться прочь от лагеря не имело смысла: до завтрашнего ночлега припаса точно хватит, а там уж и лес будет, где можно поживиться дичью. Потом парочка крупных поселений, трактиры в которых смогут накрмить всех, а оттуда до столицы рукой подать.

После ужина лорды распорядились сопровождению проверить оружие, решить со сторожевым охранением и отдыхать. Отдыхали сначала шумно: обменивались новостями — все они сплошь старые знакомцы, — травили байки, играли в кости.

Убедившись, что остальным не до них, Эйвар и Теоданис устроились поудобнее у огня и принялись передавать друг другу мех.

— Есть новости из Редвуда? — Они спросили одновременно — и одновременно рассмеялись.

— Похоже, нет, — первым вздохнул Теоданис. — Тогда главным вопросом становится Легрейф.

— Он всегда у нас главный вопрос, — усмехнулся Эйвар.

— Он уже что-то предпринял? Или все еще ждет, когда я откину копыта, чтобы засвататься к Идель?

— Боюсь, сейчас для этого ему даже не нужно ждать твоей безвременной кончины, — резонно заметил Дайрсгау. — И, если Идель согласится, сдвоенная мощь двух герцогств размажет Аерона. А Легрейф, через брак с ней заявит о правах на трон.

Теоданис недовольно фыркнул — так, что едва пар не повалил из ноздрей.

— Неужели ему мало, что он женил Аерона на своей сестре?!

Эйвар поглядел скептически:

— Брось, кому надо быть дядей императора когда-то потом, если можно быть императором самому и прямо сейчас?

— Она откажется. — Пригвоздил Теоданис.

Дайрсгау не стал ничего говорить: Теоданис не дурак, и констеблем Деорсы был неспроста. Просто сейчас ему сложно мыслить трезво — во всех смыслах, подумал Эйвар, глядя, как активно герцог прикладывается к выпивке. Как бы он ни делал вид, что ему плевать на судьбу Идель, ему не плевать. Потому Эйвар предпочел дождаться, пока Тео опровергнет себя сам.

— Но если она откажется, Легрейф зажмет ее. Отрежет от сообщения с остальными землями и до кучи перекроет кислород с моря. Вынудит! Ему даже не нужно будет штурмовать мои земли! А если я отведу войска от столицы, то он перебросит силы, чтобы попросту захватить трон, а уже потом, будучи императором жениться на Идель и так легитимизировать власть. — Теоданис скрипнул зубами.

— Потому, — Дайсргау вдумчиво кивнул, — тебе придется охранять императора. А Идель — полагаться на союзников. Иначе Легрейф сперва получит доступ к твоей дочери, потом к ее деньгам, а потом к войскам, когда заставит тебя уступить под угрозой ее смерти. — Эйвар взял у Теоданиса мех, наскоро пригубил и протянул назад.

Теоданис настрожился. Выражение его лица — немолодого, куда сильнее испещренного морщинами, чем у Дайрсгау, — сделалось грузным.

— Ты поэтому едешь инкогнито? У Аерона уже есть кандидат Идель в мужья?

Эйвар так и застыл с протянутым элем. Очевидно, пока Тео не дождется ответа, передача не состоится. Он отнял руку и отвел глаза:

— Целый список. Один другого краше. — Судя по интонации, Эйвару не нравился ни один претендент. — В основном из Вольных Городов.

Теоданис кивнул:

— Я так полагаю, речь не про Талассий. Мы уже в союзе.

— Не про Талассий и не про Патьедо, — подтвердил Дайрсгау. — Родословные остальных правящих родов в республиках Аерон уже перебрал. И, разумеется, я с его подачи уже распространил весть о вдовстве Идель за морем и по всем соседям.

В этом Теоданис даже не сомневался. Со смерти Нолана прошло больше месяца, для Эйвара Дайрсгау это куча времени.

— Кто фаворит?

— У меня или у Аерона? — Посмеялся Эйвар. — Император ставит на дожа Иттории, но он уже властвует. Поэтому его, как особо сложный аспект для дипломатов, император оставил на крайний случай. Теперь выбирает среди прочих.

— А что советуешь ты?

— Север.

Теоданис опустил уголки губ — неожиданно.

— Я, признаюсь, думал, ты выберешь Хаделинд. Если центр наших торговых интересов перемещается на западный маршрут, Хаделинд стал бы самым идеальным вариантом.

Эйвар поиграл бровями:

— Если мы с Хаделиндом будем в союзе, то, конечно, договариваться станет легче, с одной стороны. А с другой — хуже нет, чем вести дела с собственной семьей. Деорса и Хаделинд передерутся за то, кому из общей торговой выгоды причитается и кусок побольше, и условия получше. А если объединиться с севером, и оба будем торговать на запад и юго-запад, то Хаделинду не останется ничего другого, кроме как принять любые выгодные нам условия. Просто из страха, что в противном случае мы навалимся с двух сторон и разотрем Хаделинд в пыль. Конечно, не стоит показывать враждебность, но… — Эйвар двусмысленно протянул, позволяя Тео додумать все самому.

Теоданис, прочем, только усмехнулся:

— Это твоя идея? Уж больно знакомые интонации я слышу.

Дайрсгау посмеялся, приобретя вид, будто его авантюру раскрыли.

— Это то, о чем твоя дочь говорила с императором в день титулования Эмриса Железного.

— В отношении кого? — Явно ведь тогда подобные сделки Идель предлагала не для самой себя, у нее вопреки возможностям сватовства тогда был муж!

— Ее высочества Алинор. Ей исполняется четыре в этом году, Аерон стал подумывать о вариантах помолвки через два-три года. Однако теперь, думаю, эти разговоры можно отложиить. Первой деорсийской принцессой на выданье снова оказалась леди Греймхау.

Дыхание Теоданиса стало глубже и слышнее: герцог подавлял недовольство.

— Идель официально не принцесса. И у нее есть год траура, не нагнетай. До его истечения никто не станет к ней свататься. Во всяком случае, никто из списка Аерона.

— Скорее всего.

Тео вскинул голову и шумно втянул воздух. Облизнулся. Огляделся. Потянулся и вырвал мех из рук Эйвара. Сделал несколько крупных глотков. Сделал бы больше — да мех опустел. Наблюдая за герцогом, Эйвар без слов поднялся, прошел к стянутым с коней вьюкам, открепил одну из фляжек и вернулся.

Теоданис отслеживал каждое действие советника, и когда тот сел у костра, сокрушился:

— Никто, для кого моя дочь хоть что-нибудь значит, не может быть с ней в браке. А тем, кто может, от первого до последнего, срать на нее.

Эйвар надолго замер, остановив взгляд на глазах герцога. Языки пламени плясали, высвечивая яркие, желто-белые блики на смоле зрачков.

— Когда она вышла за Нолана, ты тоже был недоволен. — Эйвар постарался смягчить угол.

— Но стерпел! Потому что это было всем на руку!

— Правда. — Эйвар не мог не согласиться. — Нолан выиграл для Аерона целых четыре года, — шепнул он не своим голосом, после чего надолго приложился к фляге.

Теоданис рванулся и схватил Эйвара за грудки. Эль из горлышка выплескался ему на руку.

— Вы имеете отношение к смерти моего зятя? Вы с Аероном оба?!

Эйвар бесстрашно встретился взглядом с Теоданисом. Свободной рукой охватил чужой кулак у себя на груди.

— Нет. Но не буду скрывать, мы допускали мысль, что со временем от него придется избавиться.

Герцог отпихнул Дайрсгау и горестно хмыкнул:

— Когда это — со временем?

— Очевидно, после появления у нее законного потомства.

Настало время Теоданису уставиться в лицо собеседника, не окончив вдох. Не то вопрос, не то вскрик застрял у него в горле, но он ничего не сказал.

Мало-помалу часть бойцов перешла в дозор, рассевшись поодаль, а часть принялась укладываться на ночлег. Эль все настойчивее бил в голову.

— Хорошо, что ты едешь в Греймхау, — тихо обронил герцог, будто опасаясь быть услышанным. — Страшно в такой момент остаться лицом к лицу с действительностью.

Дайрсгау подобрал с земли какой-то камешек и бездумно бросил в огонь. Лучше ничего не говорить, чтобы не сбивать Теоданиса с пьяных откровений. Порой, это нужно каждому.

Теоданис взглянул на друга и в душе хмыкнул: никто сейчас не признал бы в них императорских советников.

— Сам вызвался или Аерон отправил? — Обмен элем возобновился.

Эйвар оскалился — вполне самодовольно.

— Наши взгляды совпали. Именно поэтому, он обрадуется, что ты приехал пораньше. Сейчас во дворце нет никого, кроме Тадао, чтобы спасти императорскую задницу в случае чего.

— Легрейф еще в столице?

Эйвар мотнул головой:

— Аерон выставил его за день до моего отъезда. Да он и сам бы не захотел задерживаться. Думаю, сейчас он больше всего раздумывает, как действовать.

Теоданис кивнул и надолго замолк. Протянул Дайрсгау фляжку, но тот отрицательно махнул рукой: хватит.

— Я бы не хотел предстать перед твоей дочерью косым сивушником. — Он улыбнулся, надеясь, что это ободрит Теоданиса. Уж больно тот раскис. — Она верит, что я толковый мужик.

Теоданис посмотрел на советника нечитаемым взглядом. На мгновение сощурился, потом нахмурился, будто бы примерялся к чему-то, и Эйвар никак не мог взять в толк, к чему.

Глава 32

Железный заперся в спасительной тишине кабинета-спальни. Снял поддоспешник и пояс, чтобы сесть удобнее, и ослабил шнуровку на тунике сверху.

Уставился на стол перед собой.

Опять бумаги. Бумаги, бумаги — куча каких-то бумаг! Прежде он мог бы увидеть такое их количество, только если бы наелся сырой рыбы и знатно обделался. Широким движением Железный предплечьем отодвинул кипу в сторону. Пододвинул к себе небольшую стопку чистых листов — благо, Йорв позаботился о наличии, — и вооружился пером. И почему он, в самом деле, не додумался сразу написать Идель ответ? Может, потому что нервно простился с Теоданисом? Но ведь кому, как ни ему, знать: родителей не выбирают. Как, в общем, и всю родню.

А поинтересоваться ее самочувствием, поспрашивать про сукно и ткани, и попросить совета относительно назойливых девиц — это в самом деле неплохая идея. Отношения, какими бы ни были, это участие двух сторон. И леди Греймхау сделала уже столько шагов, что Железному в пору бы устыдиться собственного бездействия.

Не зная, как начать, Эмрис выудил из стола письмо от Идель. Его он хранил в верхнем ящике, среди прочей «важной почты». Развернул и вчитался. «Любезный барон» — начиналось послание. Хм, Данворт тоже начинал с «любезного». Это, видимо, тот самый «хороший тон», определил Эмрис. Обмакнул перо, вывел на чистом листе «Любезная эрцгерцогиня», подумал, что звучит совершенно ужасно, и на том и остановился.

Дальше-то что?

Писать что-то нейтральное — это как отбывать повинность, а он не считал свои отношения с Идель повинностью. В конце концов, сегодня он в самом деле произнес то, о чем прежде не задумывался: Идель никогда не попрекала его или его людей за их привычки, или взгляды, или за то, как они пахнут. И не то, чтобы прежде его «Братья» пахли лучше: наемничество — оно никогда не сахарное.

Да, был один случай, когда она высказала ему, Эмрису, за его бесконечные подозрения, но, пожалуй, он сам к этому подвел. К тому же, сегодня, общаясь с Данвортами, Эмрис поймал себя на нежелании соответствовать ничьим ожиданиям, на нежелании оправдываться, когда он в своем праве. Возможно, Идель чувствовала себя так же, полагая, что разница в их статусе настолько велика, что объяснения решений с ее стороны попросту унизительны.

Написать что-нибудь вроде: «Я рад, что Вы чувствуете себя лучше» или «Я так и не сказал этого, но я очень сочувствую Вам» как будто бы можно. Но вот это «Я рад» сразу сделает письмо слишком личным. Меньше всего он хотел быть неверно понятым, а учитывая, что Железный толком не знал, как к нему относится сама Идель, такой шанс оставался.

Потому Эмрис остановился на втором варианте, написал: «Я так и не сказал этого, но я очень сочувствую Вам». Посмотрел несколько секунд, а потом зачеркнул «очень» и написал «бесконечно». Так, пожалуй, красивей. Изысканней. Больше подходит лорду.

Вглядываясь в черновик, Железный опять замер. Заявить, что он уже почти занялся поисками убийц ее мужа, при том, что в собственном письме леди об этом не упоминала, значило бы повиниться. А виноватым Железный не был и себя не считал. С тем же успехом он мог бы сознаться, что поручил Эвану немного пошпионить в Греймхау.

Эмрис потер подбородок, почесал под челюстью. Вообще, надо признать, за прошедшие недели он ни разу не получил сообщения о каких бы то ни было бандитах, убийцах, и ни разу никто не покушался на его жизнь. Странно. Странно ведь! Если, по словам очевидцев смерти Нолана, хотели убить именно его, Эмриса, то почему не приходят? Боятся сунуться в замок? Если так, то снимает ли это подозрение с тех, кто живет здесь? С прислуги, например? Конечно, вряд ли за убийством Нолана стояла та малолетняя прачка или местный конюх, но ведь теоретически убийцы могли иметь сообщение с прислугой, не так ли? Или все же дело в том, что на деле хотели убить именно Нолана, а фразу про ошибку ляпнули нарочно, чтобы запутать след? И в этом случае слова, брошенные Идель на кладбище, приобретают больше смысла.

«Они хотели рассорить меня с императором».

Если… если это правда, то — почему? Что такого в отношениях Идель и Аерона? Кому они не нравятся? Герцогу Легрейфу? Тому самому, которого Аерон попросил не приезжать на его титулование, потому что тогда «не избежать скандала вокруг Идель»? Да быть не может, чтобы он ждал столько времени, чтобы снова попытать счастья с эрцгерцогиней! И почему ему вообще так нужна эрцгерцогиня? Если бы Легрейф в самом деле руководствовался только любовью, наверняка, Идель бы уступила. Если бы руководствовался только чувствами, наверняка не пришлось бы приводить войска к Греймхау.

И почему, вселенские сиськи, все, все сегодня в Деорсе упирается в Греймхау?

Может, лучше как следует разузнать про Легрейфа? Эмрис ни разу не пересекался с ним. Может, тот очень стар, и Идель отвергла его из-за возраста? Или уродлив? Или вообще карлик? Впрочем, о подобных вещах наверняка осведомлен Йорв. Нужно будет растрясти у него, что знает.

Железный вздохнул. Он не был управителем надела, но как наемник он точно мог сказать: в любом хаосе нужно искать того, кому выгодно. Если подумать, он вообще ничего не знал об Идель. Нет, конечно, он уже имел представления о том, какая она, о том, что она зам… была замужем, и что она высоко ценит советника Дайрсгау. Но чем она занималась на самом деле? Какую-такую помощь она оказывала императору — если вообще оказывала, — что это вставало кому-то поперек горла? И почему, если ее помощь короне вредила чьим-то планам, злоумышленник вовсе не прикончил ее?

Это ведь был самый ясный и прямой путь обескровить Греймхау. И шансов было предостаточно! Ладно бы Идель целыми днями невылазно сидела в чертоге, который, к примеру, охранялся бы особенно хорошо. Да и то, хмыкнул Эмрис самодовольно, нужно было бы еще сто раз проверить его безопасность. Но по факту Идель ездила в столицу и за море, и даже в родном чертоге, как выяснилось, ее отец-военачальник часто отсутствовал, что делало ее уязвимой.

Создатель, она женщина! Ее что угодно делает уязвимой! И даже при некоторой ее сноровке Идель точно не была воительницей, так что…

Додумать Железный не успел. Сначала с кончика пера сорвалась очередная капля, и барон увидел испачканное кляксами письмо с сиротливым «Любезная герцогиня! Я…» (и правда выглядит несуразно!). Затем отложил перо и наскоро скомкал лист. Собирался выбросить в сторону, однако дверь комнаты скрипнула, и смятыш, выскользнув из рук, поскакал по столу. Эмрис уже наклонился, на пол-ладони оголив кинжал за голенищем.

И испытал одновременно равное желание воспользоваться им, чтобы убить визитера, воспользоваться им, чтобы прикончить себя или попросту спрятаться под кроватью. Еще можно было сигануть в окно.

В дверях стояла Танола. И по тому, во что она была одета, Эмрис без труда определял, зачем она здесь.

На девице — впрочем, Эмрис в уме вычеркнул слово «девица» — была надета черная кружевная сорочка, не особо прикрывающая что бы то ни было. По крайней мере, сверху — Танола, кутаясь, держала на согнутых локтях плед, не слишком плотно запахиваясь.

— Барон? — Обратилась она тихо и осторожно ступила внутрь комнаты, чуть раздвигая полы пледа.

Эмрис так и не успел ничего сказать до того, как голос перестал слушаться. Без своих многочисленных рюш и оборок Танола не выглядела облаком. Она вообще не была толстой, нет. Скорее, немного пышкой, и была… Эмрис прочистил горло, когда Танола вовсе скинула плед к ногам.

Танола была аппетитной.

И достаточно смелой, судя по тому, как неуклонно она двигалась к нему. Ох, проклятье, сейчас бы он точно не назвал себя Железным. И когда он успел встать из-за стола?!

— Миледи. — Голос и вправду сел. Надо было как-то отделаться от нее. Выпроводить. Эмрис сейчас точно не смог бы объяснить почему, но внутреннее чувство подсказывало: надо выпроводить, обязательно. Как наемник, чутью Эмрис доверял. А подумать над причинами опасений он сможет и потом. Потому как прямо в этот момент он, кажется, неспособен ни на что, кроме очевидного.

Брови на лице Танолы подпрыгнули вверх.

— Барон? — По интонации Эмрис слышал, что она посмеивается над его обращением. Создатель, почему все знатные бабы в империи над ним посмеиваются? — Вы ведь прекрасно знаете, в какое убогое место поселил меня ваш управляющий.

— Если вам не нравится, где вы…

— Мне очень нравится, где я, Эмрис. — Перебила Танола, встав совсем рядом. Жар, исходящий от ее зовущего тела, дотянулся до него, едва не выбив последнюю дельную мысль.

Не стоит в ответ звать ее по имени.

— Миледи, — тверже обратился Железный и безотчетно взял женщину за плечи. — Вам лучше уйти.

— Боитесь, я здесь по наущению дядюшки? — Смекнула Танола, взглянув Эмрису прямо в глаза. Тени свеч и камина выплели на ее щеках затейливый бронзовый узор.

— Разве нет? — Думать было отчаянно сложно, но Эмрис старался.

— Нет. — Она улыбнулась, не отводя взгляд. Железный напрягся до кончиков пальцев ног: что опять за игры? Будь он по-прежнему просто капитаном, уже перешел бы к главному. Но собственный опыт, недоверие аристократии, и еще один женский голос в голове, убеждавший не так давно, что ему следует быть готовым к любой низости, удерживали Эмриса на поверхности сознания.

— Я здесь потому, что наконец-то дядюшка не лезет ко мне со своими бестолковыми советами и еще потому, — она призывно облизнулась и выдохнула. Горячий воздух мазнул Железному по губам, — что вы — мужчина, который наконец-то не стал его терпеть и заткнул на своих условиях.

— Хо… хотите сказать, — горло слушалось преотвратно, — вы не одобряете его затею со сватовством?

Вообще-то, в это можно поверить, учитывая, что там наслушал под дверями Крейг. Но если он, Эмрис, мерзкий плебей, то почему она здесь?

Железный встрепенулся, словно кто-то впустил в комнату струю прохладного воздуха. От Танолы это не укрылось. Она чуть отступила, разорвав их тактильный контакт.

— Хочу сказать, что нашей деорсийской знати пойдет на пользу свежая кровь.

«Свежая кровь? Да наше происхождение ничем не отличается! Мы оба из боковых ветвей, племянники лордов! Я, если на то пошло, племянник графа!»

— Вы слишком выделяетесь умением не слушать больше, чем хотите. Другие руководствуются этикетом.

Эмрис окончательно потерял нить происходящего.

— Вы пришли сюда говорить об этикете? — Он нетерпимо повел головой. И вдруг понял, что каким-то немыслимым образом дал Таноле лазейку. Как? Какую?

Однако ее лицо уже изменилось.

— Я пришла его нарушить. — Танола потянулась к шее сзади, дернула за потайной крючок, и верхняя часть ее сорочки опала вниз, оголяя грудь и живот.

Эмрис закатил глаза, одновременно задрав голову. Черт-те что!

А в следующий миг почувствовал, как мягкие женские ладони поползли по его груди.

— Возможно, вы рассуждаете, что теперь в своем новом статусе, вы сможете попробовать недоступных ранее вам нежных и тонких дам из высшей знати, и обнаружите что-то особенное. — Эмрис взглянул Таноле в лицо в тот момент, когда она опять улыбнулась — улыбкой слишком знающей, слишком опытной. В поисках спасения Эмрис повертел головой, и тут же взором зацепился за бюст, отвести глаза от которого уже не удалось.

— Но, поверьте, вам это быстро надоест. Потому что ва… тебе будет скучно.

Она чуть опустила руки в явном намерении потянуть вверх тунику Эмриса. Тут он ее и перехватил.

— Танола. — Проклятье! — Оденься.

Женщина возмутилась — всего на миг, словно не понимая, почему он отталкивает. Она попыталась потянуть одежду Эмриса вверх еще раз, и мужчина стиснул женские запястья крепче. Танола ойкнула, Железный скрипнул зубами.

— Оденься, — повторил он строже.

Похоже, не шутит, поняла женщина. Чувственность улетучилась с ее лица, уступив место настороженности, а потом и возмущению.

Эмрис отодвинул Танолу, разжал пальцы и сцепил руки за спиной. От греха подальше. Женщина, явно недовольная, сузила глаза, но все же нехотя подчинилась. Вид у нее был такой, что Эмрис практически ожидал угрозы в духе: «Вы заплатите за это!» или «Вам это с рук не сойдет!». Вот дрянь, ему теперь еще надо учиться тактично отказывать женщинам?

И правда дрянь. Раньше он просто говорил: «Иди отсюда» или «Проваливай». В тех случаях, когда вообще был повод отказывать.

Железный снова покачал головой — собственным мыслям, а в следующий миг Танола вздрогнула, обернувшись к двери.

Из коридора донеслись шаги. Грузные, тяжелые, спешные. Танола забеспокоилась. Раз шаги ее пугают, значит, она точно не распознает в них шагов «дядюшки». Еще бы! Это же Крейг — Железный его ни с кем не спутает. -К-н-и-г-о-е-д-.-н-е-т-

Танола спешно огляделась, подобрала плед, вперилась взглядом в лицо Эмриса. Тот не сдержал насмешки, представив, как было бы весело, если бы сейчас именно она сиганула в окно. Потом принял вид посерьезней и сказал:

— Успеете.

Соврал, конечно. Потому что едва женщина бросилась к выходу, как из коридора, увидев приоткрывшуюся дверь, раздался голос:

— О, капитан, вы не спите! А я как раз… Э-э-э… Миледи?

Крейг столкнулся с Танолой и растерял мысль. Женщина замешкалась, опустила взгляд и обошла его, на ходу заворачиваясь в плед. Крейг-таки обернулся ей вслед и застыл, раскрыв рот.

— Ох! — Крякнул он, получив от Эмриса тычок в плечо. Обернулся, посмотрел на Эмриса, затем развернул лицо в сторону, где по коридору удалялась Танола. Указал туда большим пальцем:

— Э, я помешал?

Эмрис, наконец, расслабился, и на его лице отразилось утомление.

— Спас. Заходи и говори, чего пришел.

Заходил Крейг медленно, все еще поглядывая в сторону Танолы.

— Надо же, а казалась редкой дурнушкой.

— Сам удивился. Ты будешь заходить или как? Если ничего серьезного, лучше проваливай. Я устал. Дурацкий день.

— Да, пожалуй, — пробормотал Крейг. — Слушайте, капитан, а я не понял, между вами в итоге что-то бы…

— Крейг! — рявкнул Эмрис. Крейг тряхнул головой.

— То есть нет?

«Не уберется ведь», — вздохнул про себя Железный.

— Не было. Если это все, что тебя интересует прямо сейчас…

— Да-да, уже ухожу.

— Погоди! — остановил Эмрис, сообразив, почему Крейг заинтересовался. — Она же тебе не нравилась!

— Так и до сих пор не прямо нравится, барон. Но я же и не разговаривать с ней собираюсь.

Железный с пониманием хмыкнул.

— А если она все же начнет?

— Болтать? — Уточнил Крейг. Эмрис кивнул. — У меня не начнет! — Крейг приосанился, отряхнулся и развернулся в сторону, где исчезла Танола.

Эмрис со смиренным видом вернулся в кабинет. Закрыл, наконец дверь, и сел за стол.

Днем они с Йорвом подготовили и разослали отказные всем будущим сватам, которые вознамерились приехать в Редвуд чуть позже Данворта. Мол, простите радушно, еду принимать вассальную присягу и решать дела на месте, обвыкаться в собственном баронстве. Благодарю за выражение дружественности (это он вписал по наущению и настоянию Йорва), но у императора есть требования, да и у его высокочтимой кузины, которая хочет голову убийцы ее мужа. По сути в силу упущенных сроков отказать не вышло еще всего двум, но они должны прибыть со дня на день. Остается надеяться, они не будут провоцировать его как Танола. Ни в каком смысле. Все же не хорошо столько грубить.

Если прежде Эмрис еще сомневался, то сейчас, когда кровь снова прилила к голове, точно решил, что обязательно должен проехать по Редвуду. С инспекцией, знакомствами, разведкой и прочим. И да, чтобы поймать убийцу. Ведь если здесь, в замке, на него не рискуют нападать, значит, нужно предоставить убийцам шанс. Любая охота требует живца, ему ли не знать.

Любая помощь — признательности. Любой неплохой союзник — поддержки, подумал Эмрис и подтянул к себе чистый лист.

«Любезная эрцгерцогиня!» — по новой вывел мужчина и, скрючившись, закусил губу. Когда они с Идель обедали или ужинали в разных тавернах в Вольных Республиках, их тоже иногда прерывал Крейг. Он так же шумно заваливался, громыхал всем туловищем. При этом Идель, в отличие от Танолы, не вздрагивала, если Крейг врывался без стука. И не подавала признаков беспокойства, хотя совершенно точно она не могла не слышать шагов громилы. Интересно почему?

«Может, потому что она никогда не заявлялась к тебе среди ночи в чем мать родила?» — Спросил Железный сам себя.

И пожал плечами: как знать. Все-таки он имел весьма скупые представления о женщине, с которой, как уже начало казаться, успел сблизиться.

Идель сидела в кресле в излюбленной позе. Одна из ее рук традиционно упиралась в подлокотник, другой Идель теребила большой округлый медальон, свисавший на длинной цепочке. Он не был изящным и присущим леди — скорее, массивным и достойным рода. Тиснение по золоту изображало фамильный знак герцогов Греймхау — грифонью трехпалую лапу с острыми когтями.

Несмотря на внешне расслабленную позу, ее светлость бдительно вслушивалась во все, что говорили за длинным столом кабинета Совета. Те из мастеров гильдий, что знали леди давно, не выказывали удивления и не обманывались. Только глава Гильдии Банкиров, господин Авернус, косился на Идель с неодобрением, поджимал губы и прицокивал.

«Петух» — не стеснялась Идель в мыслях. Откуда он вообще взялся?

День выдался жарким. Окна и двери были раскрыты настежь, создавая эффект сквозняка. Рейберт с началом собрания пытался образумить леди и убедить ее закрыть дверь, но Идель выставила назойливого помощника стоять стражем снаружи.

Дослушав соображения господина Хааса, мастера над ткачами, Идель чуть подалась вперед, хлопнула ладонью по столу, бездумно, многолетней привычкой повторяя жест отца.

— Я вас поняла. Что ж, как я говорила в прошлый раз, самым правильным будет не только занять лидирующие позиции на зарождающемся рынке Редвуда, но попросту обустроить его наиболее выгодным для нас образом. Потому вскоре я отправлюсь в Редвуд и… — Она помедлила, нарочно неспешно обводя взглядом собравшихся, — отправлюсь не одна.

Господин Рауд, глава гильдии столяров, кашлянул от неуверенности, госпожа Тирена, глава гильдии красильщиков, поерзала. Кузнец Риммель подобрался, распрямляя спину, и уточнил, что леди имеет в виду.

В душе Идель усмехнулась: она редко позволяла себе эту слабость, но порой ей нравилось слегка тонизировать подданных. Не стоит им забывать, что лишь ей из здесь присутствующих позволено сидеть вальяжно и говорить, когда хочется.

— Каждый из вас должен как можно скорее вернуться в собственный цех и прислать сюда самого толкового из всех самых доверенных ваших помощников.

— Вы хотите отправится целой делегацией? — Риммель открыто изумился. Идель как бы между прочим повела плечиком:

— Почему нет? Как бы хорошо я ни была осведомлена о делах каждой из гильдий, все же никто, лучше опытного мастера, на месте не скажет, в чем состоят необходимости его ремесла. И, пожалуйста, — призвала Идель чуть громче, — предупредите своих людей, чтобы не смели за моей спиной устраивать грызню с представителями остальных ремесел. Честолюбие — это похвально, но только когда Греймхау соперничает с кем-то снаружи, а не внутри.

Герцогиня обратилась к бумагам, разложенным на столе — небольшие выписки, которые предоставил сегодня каждый из глав о состоянии дел в подведомственной мануфактуре на текущий момент.

— Ваши представители должны прибыть в чертог не позднее, чем послезавтра утром, так что не рассиживайтесь. Снабдите их всей необходимой информацией и снарядите для дороги. Позаботьтесь также, чтобы ваш поверенный оказался способен путешествовать верхом.

На этом Идель почти готова была распустить собрание, когда увидела слишком уж отчетливое облегчение на лице Авернуса.

— К вам это тоже относится, господин Авернус. — Она нарочно поймала взгляд мужчины, который тут же принял недовольный вид. Видимо, тем, что ему тоже достанется какая-то работа, вместо того, чтобы просто греть задницу, сидя на деньгах.

— А что, простите, мы будем делать у Редвуда?

— Барона Редвуда, — безмятежно поправила Идель.

— Ну, барона Редвуда. — Снизошел Авернус. Физиономия у него была при этом была в точности, как у тряпочных кукол, которым Идель в шесть лет уродливыми стежками вышивала кривые рты. — Если у него еще ничего нет, то заемщикам вроде нас…

— Неужели ваш предшественник, — Идель перебила, вновь откинувшись на спинку кресла, — не сказал вам, что я не одобряю ростовщичества?

— Но пользуетесь его благами, да? — Авернусь склизко ухмыльнулся.

Не желания продолжать бессмысленную дискуссию, Идель перешла к главному:

— Меня интересует вложение в дело. Редвуд богат лесом и, так и быть, давайте отдадим древесину на откуп барону. Но где леса, там и охота, а где охота — кожевничество. Полагаю, мы могли бы поучаствовать в оснащении дубильных мастерских и прочего. Обсудите со столярами степень нашего участия, — велела она Авернусу.

Господин Рауд, мужчина и сам будто наскоро и грубо выделанный тесаком из цельного куска ольховой древесины, обратился к Идель.

— Но, я думаю, у них уже все есть. В Редвуде, в смысле. И дубильные станки, и все прочее.

— В Редвуде раньше было все прочее, сейчас — там вообще непонятно, что и как. А даже если у них все есть, — Идель растянула уголок губ, — мы выясним, чего у них нет и предоставим недостающее. За этим, собственно, вы все туда и едете. Я, при всех своих безусловных талантах, не смогу ни по времени, ни по осведомленности заниматься устройством каждой мастерской лично. Потому помните, что от того, как справятся ваши помощники, напрямую зависит и ваша собственная прибыль. Да и еще, господин Рауд…

Идель осеклась: ее взгляд на миг устремился вперед — в тот момент, когда в дверном проеме мелькнул Рейберт, указавший большим пальцем куда-то в сторону.

— Миледи? — услышала она голос столяра будто из соседней комнаты.

Идель даже не обернулась, пробормотав: «Вернитесь в чертог вместе с поверенным, обсудим кое-что отдельно».

В кабинет с видом беспрецедентной срочности влетел стройный мужчина в затертом пыльном плаще. Капюшон был низко надвинут на лицо.

— Леди Греймхау! Послание из императорского дворца!

И хотя мужчина скрывался, Идель не могла его не узнать.

— Это все, — обронила она собранию одномоментно с тем, как гость протянул в руках тубус.

— Но у меня остались вопросы, миледи! — влез Авернус. — Простите, но вы толком не даете не то, что сведений, но даже нормальных обдуманных указаний и разъяснений, что де…

— Рейберт. — Идель не посмотрела ни на Рейберта, ни на Авернуса. Ее взгляд был намертво прикован к Эйвару Дайрсгау, который первый раз в жизни стоял перед ее герцогским креслом на одном колене, склонив голову.

Рейберту не пришлось говорить дважды. Он вежливо предложил собранию удалиться, а когда Авернус снова начал причитать, попросту выволок того вон. Прежде, чем он закрыл за остальными дверь, Идель расслышала сперва обращенное к ней: «Я оставлю стражу по эту сторону, ваша светлость», а затем обращенное к Риммелю: «Господин Риммель, не могли бы вы разъяснить нашему новому мастеру банкиров несколько элементарных правил? Боюсь, вы действуете деликатней». И, наконец, убедившись, что они одни, Идель потянулась вперед и коснулась рукой мужского плеча в читаемом жесте:

— Милорд, мы одни. Встаньте, пожалуйста. В такой позе вы очень меня смущаете.

Эйвар подскочил на ноги по-молодецки, распрямился и расправил плечи. Сбросил капюшон. Идель взглядом указала на тубус в руках мужчины:

— Там в самом деле что-то есть или он пуст? — Разумно было предположить, что если это «послание из столицы», то таковым был сам Дайрсгау, а не какое-либо письмо от Аерона. В конце концов, письмо с соболезнованиями брат передавал еще с самым первым посыльным, тем, который доставил ей весть о смерти мужа.

Эйвар потряс тубус, как бы демонстрируя его пустоту, и, следуя приглашающему движению женской ладони, расположился в первом же кресле за столом по правую руку от леди. Идель никак не могла припомнить, чтобы хоть раз видела на этом лице такое оживление и даже мальчишеское веселье.

— Я выклянчал его у Рейберта, как приехал, чтобы был повод заявиться сюда. Хотел появиться эффектно, — пооткровенничал Эйвар, чуть наклонившись в направлении женщины. Он легко дернул плечами: — Признаться, сроду ничего подобного не делал.

Слова Дайрсгау вызвали у Идель неожиданную для лорда реакцию: она поднялась, ощутимо оперевшись на подлокотники, и прошла к первому креслу с левой стороны стола. Села ровно напротив мужчины, который, проследив это перемещение, вновь стал самим собой и чуть прищурил один глаз.

— Не знаю, у кого как, — произнесла Идель вполголоса, будто не обращаясь к Эйвару конкретно, — а у меня всегда затекает шея, когда приходится смотреть на собеседника вбок.

Она с комфортом расположилась, поискав наиболее удобную позу, и наконец, возвела на Эйвара ясный открытый взгляд.

— Так зачем вы здесь, лорд-председатель Тайного Совета?

Глава 33

Эйвар наблюдал за Идель, искоса бросая краткие взгляды, пока они двигались к могиле ее недавно почившего мужа. Несмотря на то, что он оценил ее рвение сесть в кабинете к нему лицом, подчеркивая паритетность их отношений, он все же спросил, где они могут поговорить без свидетелей. Разумеется, он не предполагал — или предполагал не в первую очередь, — что Идель поведет его сюда. Если подумать, лучше так, чем оставаться в чертоге: ему ли, тайных дел мастеру, не знать, что уши есть не только у стен, но и у каждой дверной петли?

— Вам точно не станут задавать вопросы, что мы здесь? — уточнил Дайрсгау, когда они достигли нужного надгробного камня.

— Даже если зададут, я не обязана на них отвечать. — Ее голос был сух и ясен. — В конце концов, вы приехали как друг. И где, как не здесь, друг мог бы утешить меня?

Эйвар обернулся к ней всем туловищем и произнес сдержанно и просто:

— Что бы ни привело меня в Греймхау, ваша светлость, я всегда, всегда, — подчеркнул он, — буду приезжать, как друг.

Идель не сразу отозвалась. Она присела у могилы, потрепав сначала землю, а потом и надгробие. Ее лицо на миг осветилось мягкой улыбкой. Эйвар не торопил женщину и стоял молча. Вероятнее всего, в следующий раз Идель сможет оказаться здесь нескоро, но и без этого он не позволил бы себе тревожить ее.

Эйвар знал Идель давно и довольно близко. По крайней мере, он точно мог сказать, что был самым частым адресатом ее писем. Поэтому и не мешал — ни сейчас, ни раньше.

Леди распрямилась (Эйвар учтиво предложил руку) и поравнялась с мужчиной. Посмотрела на него несколько секунд и вновь обратилась к плите. Когда… когда отец умрет, она, на правах единоправной герцогини, обязательно посмертно присудит Нолану титул. И велит изготовить другой камень, с эпитафией и гербом, как и положено ее супругу.

— Вас послал император? — Она так и не вернулась взглядом к Эйвару. Тот не стал настаивать. Он наскоро огляделся, убедился, что они в самом деле одни — по случаю разговора с ним Идель даже Рейберту запретила приближаться — и счел за возможное немного расслабиться.

— Мы с его величеством глубоко соболезнуем вам, миледи.

Идель вздохнула, распрямившись и вскинув голову до хруста в шее.

— В другой ситуации я бы обязательно огрызнулась, знаете? — Ее глаза вперились в небо, рассматривая.

— Каким образом? — Заинтересовался Эйвар. Ему показалось, она хоть немного оживилась.

— Спросила бы, разве вы прибыли сюда не для того, чтобы науськать меня лично поехать в Редвуд? — Предвосхитила императорскую просьбу женщина и посмотрела на советника прямо.

Дайрсгау не сдержал насмешки.

— Но, как я понял, вы уже туда собрались. Мне нет смысла делать лишнюю работу. — Эйвар был откровенен. Несмотря на то, что на лице леди все еще немного играла улыбка, мужчина отчетливо видел ее грусть.

— Да, собираюсь, — обронила она. — Но не хочу.

— Бездействие вам несвойственно, — заметил Дайрсгау.

— А порядочность?

Эйвар на мгновение растерялся: обычно с Идель не приходится беспокоиться, что сказал что-то не то. Главное, просто поддерживать официальный тон.

— Я хотела бы оплакать его. Хотя бы оплакать, — поделилась Идель, не сводя взгляда с могильного камня. — Его и…

Она замолчала сама. Лишние слова сейчас не приведут к добру.

— Вы не плачете. — Он не спрашивал.

Идель нахмурилась. Она могла бы ответить: «Плачу, просто там, где не увидит никто. Даже я». Но этого лучше не говорить вообще никому. Потому она улыбнулась — неискренне и скоро.

— Слезы не решили еще ни одной серьезной проблемы, ваша милость. — Леди все же обернулась к мужчине.

— Хорошо. — Он расценил ее внимание как добрый знак и слегка взмахнул руками. — Если бы… если бы вас не сдерживала вдовья порядочность, — подобрал Эйвар слова, — вы бы хотели поехать в Редвуд?

Идель чуть прищурилась и улыбнулась. На этот раз, отметил Дайрсгау, совсем по-другому.

— И все равно нет.

— Но почему? Разве это не отвечает вашим собственным притязаниям и интересам, миледи?

— Вы прекрасно знаете, что отвечает. — Идель сделала жест рукой, как бы приглашая к прогулке. Эйвар вздернул бровями: несколько странно променадить по кладбищу. Но, сказал он себе, куда важнее, кто сопровождает тебя в числе живых, а не мертвых, и проследовал рядом с леди.

— Барон может воспринять мой визит… — Идель облизнулась, не зная, как выразиться лучше.

— Ближе, чем стоило бы? — подсказал Эйвар.

— Именно.

— Вы прониклись к нему? — спросила мужчина, и по его голосу было непонятно его отношение к этому факту.

— Он хороший человек. — Она могла сказать это, зная, что Эйвар не станет придираться. Если судить людей по количеству крови на руках, то они с лордом Дайрсгау ненамного чище Эмриса. — Я не хочу давать ему ложные надежды. Не хочу, чтобы он расценил мое вмешательство, как намек или что-то вроде этого.

Дайрсгау лениво заметил:

— Вы знаете, ваша светлость, мы ответственны за сказанное и содеянное, а не за то, что услышат и увидят посторонние.

— Знаю, да, — нехотя протянула она. Надгробия семейного кладбища словно шагами-тактами отмеряли их путь, мелькая по обе стороны аллеи. — Но… — Идель глубоко вздохнула и призналась: — Он слишком неискушен, милорд. Во всяком случае пока. Мы и так многого ему не договариваем.

— Так или иначе, без вашей поддержки ему было бы куда сложнее.

Идель хмыкнула:

— Вы называете это поддержкой, лорд Дайрсгау. Но Эмрис — наймит, и он, я вас уверяю, счел мое участие подкупом.

— Дело не в имени. — Эйвар решительно махнул рукой в отрицающем жесте, едва не задев Идель. Они почти достигли калитки у противоположного выхода с кладбища. — Дело в том, что вы так или иначе выказали дружеское расположение. И это, признаться, меня в вас особенно восхищает. — Эйвар бросил на Идель краткий взгляд. И неожиданно для себя поймал встречный.

— Моя склонность разбрасываться подарками?

— Ваш талант обрастать друзьями, — поправил мужчина. — Вы сами прекрасно знаете, что одаривать можно по-разному.

— Считаете меня расточительной? — Идель свела брови.

— Мудрой. Вы ведь не ставите клеймо долженствования на тех, кому помогаете. Вы говорите с ними, как со старыми друзьями, и это располагает к вам.

Идель слегка замедлилась, поглядев на мужчину в упор:

— И когда это, лорд Дайрсгау, вы лично присутствовали при моих разговорах с друзьями?

«Сейчас, например»

— В целом или конкретно последний раз?

— В последний раз.

— На титуловании барона Редвуда. Клянусь, вы приветствовали его в тронном зале с таким радушием, словно сами туда позвали.

Идель подняла одну бровь и заметно улыбнулась.

— Ревнуете, милорд?

— Всегда.

Эйвар ненадолго остановился и открыл калитку. Он вышел первым, чтобы по ту сторону ограждения подать Идель руку и поддержать, когда она будет переступать через небольшой каменный порожек. Они оказались на просторном усеянном садовыми и дикими цветами дворе, от которого, двигаясь полукружьем на запад параллельно линии крепостных стен, можно было выйти в герцогский сад. Направо тоже был путь, в сторону храма, и Эйвар дал Идель выбрать направленье.

Лево, как он и думал.

— Отчего же не право? — подначил мужчина.

Идель закатила глаза в притворной докуке.

— Вы прекрасно знаете мое отношение к Аббатству Непорочных. Если бы не подданные, давно бы снесла все храмы.

— Да ладно, хватит и того, что вы сделали пристройку к таверне так, чтобы она примыкала к храму стеной к стене.

Идель засмеялась — едва ли не впервые с тех пор, как мир померк.

— Я посчитала, что после того, как на народ нагонят жути в храме, самое оно пропустить по кружечке. И, кстати, привезла из Иттории нового барда.

На лице Эйвара проскользнуло неприкрытое сомнение.

— Я крайне сомневаюсь, что вы не нашли певца поближе.

— Глазастого и способного пересказывать новости, подавая их в нужном свете? Не самые частые таланты среди менестрелей.

— Пожалуй.

Будто в дополнение к беседе о бардах, до Идель и Эйвара донеслись крики котов. Истошные, протяжные, и вспыхивающие очагами с неподконтрольными интервалами. Эйвар грудью рассмеялся.

— Что это?

— А, — отмахнулась Идель, давая понять, что разговоры о котах ее не занимают. — Пока меня не было, отец гонял всех не по тем вопросам, которыми они занимаются обычно. В итоге недавно у нас здесь вместо кентрантуса зацвела валериана. Я приказала выкорчевать ее, но как вы понимаете, все местные коты нынче в большой печали. Поэтому они регулярно приходят сюда и орут.

— Может, — Эйвар ненавязчиво усмехнулся и почесал уголок губ, — вам засеять ее снова? Прямо перед входом в храм? И под окнами у досточтимого брата Фардозы не помешало бы.

У Идель на мгновение от смеха дернулись плечи и губы.

— Хорошая мысль.

Эйвар, довольный достигнутым успехом в улучшении настроения Идель, осведомился:

— Я никогда не спрашивал: чем они так вам не угодили?

— Коты или аббаты?

— Аббаты.

Идель отвела глаза.

— Прежде всего, бесполезностью. Они велели мне спрашивать Создателя всякий раз, когда я не знала, как поступить, хотя на деле стоило спрашивать собственных людей, на которых отразились бы мои поступки. Аббаты призывали меня молиться всякий раз, когда надо было действовать. И в этом вся суть. Когда наступает беда, они прячутся по монастырям, и говорят, что это нам во благо. А еще ничего не делают и не платят налоги. Если у вас соберутся полные казармы солдат, разбитых в бою, — заговорила Идель, и Эйвар услышал голос дочери главнокомандующего деорсийских войск, — и вы позовете священника почитать молитвы, как думаете, многим он вернет боевой дух? Многих вдохновят его проповеди о милости и воздаянии Создателя? Ну что вы смеетесь? — Игнорировать расползающуюся ухмылку Эйвара становилось все сложнее.

— Я просто очарован, — отозвался тот, не выдыхая. — Продолжайте, пожалуйста.

— Ну так вот, попробуйте отправить роту солдат, утомленных в бою, неважно победном или проигранном, в храм. Они пошлют вас в пекло. Но налейте им пива, позовите несколько менестрелей с песнями, чтобы эти солдаты могли сорвать горло в песнях, а не в эмоциях, какие мужчины обычно не показывают. Позовите доступных женщин, которые дадут кому-то выпустить пар, а кому-то напомнят о ласке. И эти люди — пивовары, барды и женщины — напомнят воинам, что жизнь все еще течет, что она все еще продолжается, ее надо жить. Они оживут, они вспомнят о семьях. Они расслабятся, и не пойдут после этого бить друг друга на задворках или жен в домах. Видите, как просто? Священники трындят, что женщны в борделях и похабные пени претят Создателю, а по факту барды и шлюхи куда полезнее, чтобы сохранять приподнятый боевой дух и мирное настроение среди людей. Так кто из них по-настоящему служит народу? — Идель бескомпромиссно качнула головой. — Священники ничего не делают.

Она слегка оступилась, и Эйвар вовремя подставил ей руку для опоры, которую убрал, как только в этом отпала надобность.

— Ну и потом: в свое время аббаты требовали моего присутствия полдня в неделю непонятно ради чего! У меня и так было слишком много дел, и мне не всегда удавалось поспать хотя бы пять часов, а порой и вовсе приходилось скакать то туда, то сюда, ночь напролет, чтобы вассалы не учинили мятеж. И вместо того, чтобы помочь, аббаты только наводили страху, что со мной будет, когда я умру. Клянусь, если бы я не сказала прилюдно, что они только о моей смерти и молятся, Фардоза бы никогда не отстал.

— А вы не думали поступить как обычно? — Эйвар внезапно оживился. Они как раз достигли сада, и Идель сделала жест рукой, веля патрулирующим стражам оставить их с лордом наедине.

— Как обычно? — не поняла Идель.

— Ну, вы мастерица придумывать состязания. Это все знают. Могли бы заделать какое-нибудь на звание верховного аббата в герцогстве и выбрать самого молчаливого и лояльного. Подкинули бы отличную тему для баллад у всех бардов страны, — посмеялся Эйвар.

— Не верю, что барды не придумают ничего лучшего, — с наигранным скепсисом протянула Идель. Эйвар разделил ее насмешку, но от комментариев воздержался. — Вы сами прекрасно помните, милорд: Аерон поручил проблему с Редвудом вам, и вы благоразумно привлекли меня до того, как моему брату пришло на ум заставить меня спонсировать какой-нибудь бессмысленнный штурм. Так что, если бы я не предложила идею с турниром, Аерон бы обобрал меня до нитки.

— Ну так уж до нитки, — поиронизировал Эйвар. — Не драматизируйте, ваша светлость. К слову о Редвуде, — протянул мужчина дальше, и оживленный настрой беседы резко изменился. Идель почувствовала: сейчас он поведет к тому, зачем вообще приехал.

— Чего вы хотите от меня там? — Спросила эрцгерцогиня в лоб и рукой указала смену направления — по засеянной цветами пустоши за чертогом до самых крепостных стен.

Эйвар обеспокоился:

— Не хотите присесть? Я думал, мы идем в сад, чтобы передохнуть.

Идель качнула головой.

— Я хочу подняться на стену, а не слушать ор котов. Итак, милорд?

— У нас пока нет точных сведений, но, думаю, вы понимаете, что атака на вашего супруга могла быть не только ошибкой тех, кто надеялся увести Редвуд из-под носа Эмриса Железного.

— Да, — вдохнула Идель, вспоминая, как высказала Эмрису те же соображения. Правда, куда менее куртуазным образом. — Барон Редвуд человек хороший, но пока мало значимый.

— Пока ничего не значащий, — резонно поправил Эйвар.

— И есть высокий шанс, что удар, под который попал Нолан, был призван рассорить меня с Аероном.

— В этом случае, мы все — я имею в виду вас, себя, вашего отца и его величество, — уточнил он, хмыкнув, — знаем, кому это выгодно.

— Если Легрейф замешан в убийстве Нолана, мы могли бы использовать это. — Голос женщины снова стал сух. Не столько, или, по крайней мере, не только из-за того, что речь зашла о насущном. Это позволяло ей оставаться на поверхности, когда дело касалось чувств. Это позволяло, подумал Эйвар, ей самой оставаться поверхностью — морской гладью в безветренный день, под которой гуляют шторма.

— Собственно, о том и стоит поговорить, ваша светлость. У барона Редвуда полно дел, ему даже с вашим отмщением толком не управиться, не говоря об указах императора ловить подпольных шпионов. Поэтому, если бы вы находились в баронстве лично, вы могли присмотреться более остро. Вы знаете, что герцог Легрейф из себя представляет, знаете его интересы, и у вас в целом есть опыт. Если там орудуют его люди, у вас есть все шансы приметить их. По крайней мере, вероятность вашего успеха точно не ниже, чем у барона Редвуда.

Идель обхватила себя руками, чуть опустив голову. Между бровями женщины залегла упрямая продольная черта. Она шла молча, глядя под ноги, и мужчина не лез со словами.

— Что если на самом деле схема немного запутанней?

Эйвар улыбнулся быстро и вполтона.

— Признаюсь, тоже об этом думал. Что, возможно, какому-нибудь пятому сыну графа Пелеаса, или бастарду барона Данворта, недовольному и завистливому до успеха Эмриса Железного, подсказали, как действовать. — Этого он пока не обсуждал даже с Аероном.

— Кто-нибудь из вассалов Легрейфа или его людей при дворе мог бы с легкостью нашептать обиженному несправедливостью Аерона сынку лорда, что Эмрису потребуется куча времени, чтобы утвердиться. И пока он не начал набирать репутацию — ни хорошую, ни плохую, — можно на скорую руку занять его место. В конце концов, — усмехнулась Идель, — это первое правило выживания в столице: делай, что хочешь, но чужими руками.

— Когда Эмрис действовал, его отход в столицу защищал ваш отец, — продолжил мысль Эйвар, почувствовав себя на коне с ветром в лицо. В Идель он часто находил единомышленника. Может, потому что сам всерьез повлиял на то, какой она стала. — Сейчас же, когда Эмрис официально провозглашен, Аерону как бы нет до него дела, никто его не ждет, никто за него не переживает. От Эмриса ждут только успехов в реставрации владений и регулярных поступлений в казну. В некотором смысле, он сам по себе и беззащитен.

— И в этом смысле мое присутствие тоже сыграет ему на руку. По крайней мере, я смогу его защитить.

Да, согласился Эйвар, решиться на штурм или осаду редвудского замка сложнее, если знаешь, что там — кровная, пусть и не в первом родстве, сестра императора, и единственная наследница лорда-констебля.

— А если за смертью вашего супруга все-таки стоит Легрейф из Морканта…

— То мое присутствие в Редвуде для нападающих будет одной из целей, и они поспешат оповестить Легрейфа.

— Я так же направлю несколько человек следить за перемещениями в его землях, — сориентировался Эйвар.

— Охота за мной выиграет нам время. Его должно хватить, чтобы перехватить моих пленителей и отбить меня, если убийцы достигнут успеха в похищении. Сумятица в планах Легрейфа всяко сыграет нам на руку. Кто-то сможет перебросить отряд мне в помощь достаточно быстро?

— Либо ваш отец, либо кто-то из лояльных императору лордов. Либо, на худой конец, барон Редвуд! — воскликнул Эйвар в конце с некоторым изумлением. — Должен же и он что-то сделать для общего дела!

— Для Эмриса еще не существует никакого общего дела, милорд, — напомнила Идель. — Во всякому случае, нашего.

— Хотите сказать, пока для него «общее дело» — это только «Железные братья» и Редвуд?

— Я бы даже насчет Редвуда не поручилась. Он там толком не был, не прикипел еще ни к чему. Вообще, чтобы перетащить его на нашу сторону окончательно, самым разумным было бы женить Эмриса на дочке какого-нибудь лорда, лояльного короне.

— В некоторых вопросах старые решения — всегда лучшие, — поддержал Дайрсгау.

— Аерон уже раздумывал над этим?

— Думаю, нет. Но я обязательно напомню ему.

Идель усмехнулась, опустив лицо вниз. От интонации насмешки у Эйвара на языке осел привкус соли.

Они достигли лестницы, взбирающейся на куртину между круглыми башнями. Подъем был узким, идти бок о бок не представлялось возможным. Эйвар предусмотрительно пустил Идель вперед, подстраховывая сзади.

Ступени дали Идель немного времени, чтобы взять себя в руки и замаскировать выбившееся из привычного ритма дыхание под одышку. Взобравшись наверх — как хорошо, что она не носит пышные юбки, ограничиваясь скорее элегантными, чем щедро-помпезными, — Идель задержалась на мгновение, оглядываясь. Убедившись, что Эйвар тоже достиг вершины, она подошла к парапету. Руки сами собой скользнули по серому, чуть шероховатому зубцу. Перед глазами раскинулся августовский Греймхау: неистово и густо зеленый, как полумесяц в ее зрачке, и как сама жизнь — глубоко в ее сердце.

Так глубоко, что не видел никто. Кроме Нолана.

Идель прикрыла глаза: вот то место, где ее и в самом деле не увидит никто из местных — на дальней стене крепости, лицом во внешний мир.

Хотя Эйвар шел мягко, Идель ощущала едва уловимое дрожание плит под его шагами. Он поравнялся с ней.

Женщина сглотнула и спросила, глядя перед собой:

— Полагаю, прежде всего, императора беспокоит другой брак?

Глава 34

— К сожалению.

— У Аерона есть кто-то на примете?

В том, как Идель смотрела перед собой сейчас, и в том, как ранее на кладбище смотрела на надгробие, была разница, Эйвар чувствовал ее. Там, на кладбище, она не хотела смотреть ни на кого, кроме Нолана. Сейчас, на стене, Идель избегала смотреть на одного конкретного человека — вестника плохих пророчеств.

Поэтому Эйвар вместе с воздухом вдохнул полную грудь смелости и, едва касаясь женского плеча, развернул Идель к себе. Ее глаза метались, она все еще боялась встретиться с ним взглядом. Дайрсгау чуть надавил пальцами, и, когда Идель все же воззрилась на мужчину, посмотрел, как мог мягко.

— Миледи, — обратился Эйвар, — вы уверены, что хотите обсуждать это прямо сейчас?

Идель растерялась с ответом, и Дайрсгау продолжил.

— У вас есть еще целый год… одиннадцать месяцев прежде, чем вам придется решать этот вопрос.

— И решить его, как в прошлый раз, мне уже не дадут, — обреченно обронила она.

О да, подумал Эйвар. Того, на что все закрыли глаза в прошлый раз, через год не стерпит никто.

— Понимаю. Когда вам было девятнадцать, мир рвался на куски вокруг вас, и никому не было до вас дела. Вам пришлось решить критическую ситуацию самостоятельно, и вы смогли обратить ее себе на пользу. Теперь на вас обращены абсолютно все взоры в империи и за ее пределами среди тех, кто жаждет с нами альянса. — Эйвар наконец отнял руку от женщины.

— И у вас есть совет?

Вот теперь, услышал Дайрсгау, в ее голосе непроглядная мука. Он покачал головой.

— Нет. Но у меня есть для вас обещание, Ид… — он едва не назвал ее по имени. Вовремя опомнился. — Миледи.

— Спросить моего мнения? — Она с ехидством дернула плечами. Дайрсгау снова помотал головой отрицательно.

— Спрашивать — это не ко мне. Решение принимать буду не я, ваша светлость. Однако я могу поклясться вам, что, если вдруг ваш следующий брак будет… неприятен для вас, невыносим, в тягость, словом, если произойдет что угодно, что убедит вас, что вы больше не желаете быть замужем за тем мужчиной, дайте мне знать. Как только у вас появится второй ребенок, я сделаю все, от начала до конца, чтобы вам не приходилось терпеть. И чтобы ваше имя никак не всплыло в том деле.

Идель растеряла выдох. Она смотрела на Эйвара, не дыша, не моргая, вовсе не двигаясь. Такое обещание мог дать только он. Потому что только он мог его выполнить. И потому что Эйвар Дайрсгау — вообще не из тех людей, кто бросается клятвами.

Идель задрожала. И, чтобы скрыть свое состояние как можно скорее, сжала кулаки, решительно отвернулась к парапету, вцепилась в зубец.

— Боюсь, клейма Черной вдовы не выдержит даже моя непробиваемая репутация! — Она постаралась выдать это за шутку, но Эйвар прекрасно все понимал. В частности, то, что сама Идель ничего не понимает.

— Просто помните, что я сказал. Я не возьму назад своих слов. — Он посмотрел в небо. Небо над Греймхау всегда светлое. Во всяком случае в дни его немногочисленных визитов.

Идель молча кивнула головой: от обещаний Эйвара и того, каким тоном они были даны, у нее внутри все сжималось до слез. Неужели есть еще кто-то, кому она небезразлична? Неужели есть кто-то, кто готов проявить сострадание и принять, что в ее груди — обычное человеческое сердце?

— Надеюсь, что это не Тадао, — вздохнул Дайрсгау.

— Простите? — Причем тут лорд-камергер?

— Надеюсь, если все-таки кто-то послужил связным Легрейфа на банкете в честь Эмриса и подсказал, что место барона в Редвуде на время займет ваш муж, это был не Тадао. Не хотелось бы потерять такого компаньона по карточным играм.

— Зачем Легрейфу связной в лице кого угодно, если его сестра — жена императора?

— Ее не было на титуловании Эмриса, как вы помните.

Идель посмотрела на мужчину с благосклонно-снисходительной улыбкой.

— И это ваш аргумент? Ваш, милорд?

Эйвар глянул себе под ноги. Затем медленно поднял взгляд и осторожно, исподлобья взглянул на Идель. Украдкой улыбнулся. Она никогда не сутулится, когда стоит. Разве что сидя позволяет себе держаться, как захочется. Потому что там, где остальные обязаны быть предупредительны и деликатны, она властвует, как хозяйка. Она держится как хозяйка, смотрит как хозяйка и указания отдает так же. Причем, не только в Греймхау.

Эйвар медленно вскарабкался взглядом по женской фигуре. Идель не обращала на него внимания, теребя тяжелый медальон. Стройная. Сейчас, пожалуй, даже худая. И болезненно бледная. Стоит ровно, как вздернутое копье, глаза блестят — как наконечник под солнцем. Размышляет, просчитывает, не иначе. Челюсти плотно сжаты, но губы расслаблены: довести Идель до состояния, когда ее рот вытягивается в змеиватую нить — значит, нажить себе врага в лице Греймхау.

Так странно, что ее лицом стало в некотором смысле лицо герцогства. Теоданиса редко кто звал герцогом Греймхау — чаще лордом-констеблем. Его позиция отстраниться от дочери, оставив ее единоправным представителем правящего здесь дома, была ясна Эйвару. Наверняка, и Идель ее понимала. Но понимать и принимать — не одно и то же. Линия, которую гнул Теоданис последние годы, не добавляла его дочери ни счастья, ни любви.

Мужчина мазнул взглядом по облику леди. Высокое солнце до блеска золотило густые каштановые волосы, придавая им немного инфернальный оттенок расплавленной меди. Иронично, что только этот огонек намекал, какое пламя скрыто глубоко внутри женщины. Да и о нем, этом пламени, Эйвар мог только догадываться, потому что был тем человеком, который научил Идель его прятать.

Леди Греймхау вырастала хозяйкой без возможности перестать ею быть. Она приучилась стоять безукоризненно прямо, сколько бы не было перед ней народу и чего бы от нее ни ждали, до того, как у нее в полный размер выросла грудь. Из всех, доступных людям чувств, она демонстрирует лишь задумчивость — и то изредка, когда теребит золотой медальон с фамильным гербом.

Герб заменил ей имя. Сколькие люди имеют право звать ее Иделью и сколькие из них — в самом деле зовут? Эйвар несдержанно качнул головой, позволяя себе выразить ту сокрушенность, которая сейчас владела женщиной.

Кроме погибшего Нолана по имени к леди Греймхау обращается только император. Император, который никогда в жизни не отдаст Идель ему, Эйвару, в жены, потому что лорд-председатель Тайного совета, обладающий грязными, но бесконечно длинными руками, и леди Гремхау, снабжающая половину имперской гвардии одеждой и оружием, и у которой так же есть кровное право на трон — это недопустимый союз.

Влекомый внутренним порывом, Эйвар едва не качнулся к женщине, тем самым разрушив тонкую грань, на которой они приучились балансировать за столько лет. Он не попытался как-либо замаскировать движение и просто признался:

— Если бы это был кто угодно, миледи, — брат, сват, отец, без разницы, — я бы предложил вам в утешение объятия друга. Но, — он качнул головой, — это именно ваш муж. И я боюсь, объятия будут совсем неуместны.

Он произнес это таким тоном, что Идель услышала: Эйвар понимает, как на самом деле много у нее отняли.

Она обернулась к мужчине и улыбнулась. Эйвар не выдержал: он сделал вперед полшага, чтобы встать к Идель еще ближе и протянул руку — жестом, предполагающим, что женщина должна вложить свою. И едва почувствовал робкое прикосновение к оливковой коже, перехватил холодные женские пальцы так, чтобы спрятать их в ладони.

Одно небольшое и бесценное прикосновение, вполне обезличено-вежливое, как положено у знати, и вместе с тем — крайне личное, ибо Эйвар вложил в него так много, как мог.

— Миледи, — позвал мужчина. Хотя он все еще обращался нейтрально, его голос и интонации стали другими. — Вы растеряны и возможно даже разбиты. Но, пожалуйста, послушайте меня внимательно.

Эйвар дождался, пока Идель не посмотрит на него в ответ столь же безотрывно, как смотрел он сам, и только затем продолжил:

— Выбирать дорогу никогда не просто. Однако если этого не сделать, жизнь пройдет мимо, пока вы стоите на перекрестке.

Идель затаила дыхание. Ох…

Эйвар, конечно, особенный. Возможно, все дело в том, что он никогда не делился с ней опытом из песен и книг. Разве сам Дайрсгау не стоял перед выбором, когда Аерон, получив власть, предложил и ему, принимавшему активное участие в перевороте, вернуться к должности, с которой его выгнала Фридесвайд? Разве Эйвар не сожалел потом о выбранном пути, когда Аерон заявил ему, что не может выдать наследницу престола за лорда-председателя Тайного Совета? Разве Эйвар не научился жить с последствиями принятых решений и не оглядываться на то, как могло бы быть?

Идель закусила губу. Дайрсгау почуял, что в женщиине идет какая-то борьба. И, похоже, та часть, на которую он ставил, победила: Идель мягко коснулась пальцев, сжимающих ее собственные, свободной рукой.

— Спасибо. Жаль, что лорд-констебль не понимает меня так же, как вы.

Эйвар поднес ее руку к губам и прижался к выступающим косточкам в долгом сухом поцелуе. Распрямился и отпустил. Он и так затянул с жестами. Идель кратко улыбнулась, взгляд ее все еще немного выдавал растерянность. Не сговариваясь, они вернулись к парапету.

— Теоданис не сможет понять вас, хотя и старается, поверьте, — заговорил Эйвар достаточно ровно. — И причина проста. Они, я имею в виду вашего отца и венценосного кузена, играют на виду. Они действуют открыто, публично, на них обращены тысячи взглядов. Мы с вами, миледи, пособничаем им из тени, из-за спины. Вы снабжаете армию и казну, я… Ха, так сразу и не скажешь! — Дайрсгау замешкался, стараясь не хвалить себя слишком активно перед Идель.

— Обеспечиваете государству выживание? — подоспела с подсказкой женщина. — От внешней разведки до защиты императора от собственной жены?

Дайрсгау хохотнул.

— Признаться, с последним зачастую труднее, чем со всем остальным. Леди Элиабель порой весьма импульсивна.

— Я поняла, что вы имеете в виду, ваше сиятельство. Но означают ли ваши слова, что, когда я единолично возглавлю герцогство, я перестану стоять с вами по одну сторону тени?

Эйвар затаил дыхание. Он боялся что-то сказать, чтобы не разрушить очарование, созданное этим, казалось бы, простым вопросом.

Мужчина подавил желание снова взять ее за руки. Осторожно потянул носом воздух и сам услышал, как организм подводит его: вдох получался рванным.

— На какой бы из сторон вы ни оказались, помните, что с той, где нахожусь я, вам ничего не грозит. И помните, что там, где нахожусь я, вам рады.

Идель окаменела на несколько долгих секунд — и выдохнула, окончательно расслабляясь.

Перед глазами простирался вызолоченный солнцем изумрудный дол, перевитый жилами рек, пламенеющий всполохами кентрантусов, васильков, маков и пижм. Воздух был свеж и обволакивал Идель пледом из ароматов.

— Спасибо, что приехали, граф.

Эйвар кивнул и повторил позу собеседницы, все еще нет-нет, украдкой поглядывая на нее. Идель напоминала ему статую: внутри нее таилось то же тихое благородство, какое свойственно по-настоящему высокому искусству.

— Думаю, ваших людей уже расположили и накормили с дороги. И мне немного неловко, что из-за прогулки со мной вы отдаляетесь от обеда, но, быть может, мы могли бы постоять так еще немного? — спросила женщина.

Эйвар усмехнулся в душе: пропустить один обед не так уж страшно. Обедает он каждый день. А вот побыть с Идель наедине ему точно удается нечасто.

— Разумеется.

Через два дня Эйвар, сопровождая Идель плечо в плечо, вышел с нею из чертога. Из-за обилия во дворе лошадей в нос ударил специфичный запах. А затем и звук — помимо ржания воздух гудел жужжанием мух и оводов.

Делегация для отправки в Редвуд ожидала в готовности — люди, лошади, и докучливые насекомые, которые будут сводить ее с ума весь путь, подумала Идель, заранее отмахиваясь.

Подсадив леди в седло, Эйвар придержал поводья ее лошади и поднял голову:

— Я был рад повидаться с вами.

— Взаимно, — кивнула Идель. День сегодня был не настолько солнечный и жаркий. Цвет ее одеяния — штанов, широкого пояса, туники и кожаного доспеха на запах — не привлекал солнечные лучи и не доставлял проблем. И, наконец-то, он не был черным.

Ее отношение к гибели Нолана не изменилось, и острая потребность лично поучаствовать в судьбе убийцы драгоценного супруга тоже. Однако одежда явно не главный и не первый выразитель ее траура. Она может быть символом, но не смыслом, может означать ее скорбь, но не передаст и сотой доли ее глубины.

Эйвар прав. Дорогу надо выбирать. И даже не потому, что жизнь пройдет мимо, а потому что она — леди Греймхау, и, если не выберет она, выберут за нее.

Идель вдохнула полной грудью, ощутив, как та, надувшись, до треска уперлась в сжимающий стан легкий доспех. Медальон дома Греймхау, чуть садня, врезался краями в кожу.

— Я могу что-то еще сделать для вас, ваша светлость? — поинтересовался Эйвар, не стремясь скорее проститься.

Идель приосанилась в седле. Обвела взглядом делегацию, подумав, что он, лорд Дайрсгау, уже очень помог. Он подтолкнул ее, он придал ей решимости побороть сомнения и жалость к себе. Если она не возьмется прожить эти одиннадцать месяцев, что ей остались до следующего сватовства, если сейчас она не устроит все так, как будет максимально выгодно и нужно ей потом, она, вероятнее всего, утратит контроль над ситуацией в будущем. Может, не навсегда, но она точно надолго вылетит из игры, в которой с молодых лет была серьезным участником.

Просить лорда-председателя Тайного совета о большем — наглость. Идель только собиралась сказать что-то нейтрально-вежливое Эйвару, когда взор ее, скользя, зацепился за фигуру мужчины на рысаке. Это был представитель Гильдии банкиров. Он сильно наклонился из седла и, кивая, внимательно слушал указания, собственно, главы гильдии, господина Авернуса. Тот, в пышных штанах, ярком камзоле, берете и плаще, что-то увесисто внушал подчиненному, активно при том жестикулируя. Идель сузила глаза, а затем, присмотревшись к обстановке, обнаружила среди делегации брата Фардозу. Он, конечно, был не конным, а пешим — разгуливал среди отправляющихся, размахивая кадилом и бубня бестолковые благословения, которые никому не помогут.

Идель чуть повела головой в сторону, противоположную от той, где стоял Эйвар. Разумеется, на ближайшем к ней скакуне восседал Рейберт. Леди совсем не по-герцогски поманила подданного пальцем:

— Сколько кругов Фардоза сделал вокруг Авернуса и его помощника?

Рейберт растерялся. Кажется, он не следил, пересчитывая собранный отряд и объем обоза. Дарет, краем уха услышав леди и уловив ситуацию, подсказал достаточно громко, чтобы Идель расслышала тоже:

— Три, ваша светлость.

Идель задумалась на минуту и только потом обратилась к Эйвару. Тот ждал, и когда леди протянула мужчине руку, оказался готов. Сначала подумал, Идель хочет, чтобы он помог ей снова спешиться, но вместо это эрцгерцогиня заметила:

— Милорд, мне кажется моя перчатка порвана, не могли бы вы осмотреть? Не хотелось бы натереть мозоли только от того, что я позволила себе небрежность в одежде.

Эйвар с готовностью взял женскую руку, чуть при этом придвинулся, чтобы поднести ближе к глазам.

— Вот здесь, на ладони, ничего нет? И за пальцем? Кажется, мне немного отсвечивает, — Идель тоже наклонилась навстречу графу.

— Я просмотрела смену главы банкиров, пока мы работали над ситуацией с Патьедо и Редвудом, — быстро зашептала женщина. — Мой предыдущий мастер Гильдии банкиров умер около полугода назад, и глядя на его преемника мне все меньше кажется, что это была случайность. У вас ведь есть свои люди и в моем чертоге. Я была бы признательна, если бы…

— Я вас понял, — таким же шепотом отозвался Эйвар, с усердием рассматривая перчатку на руке леди. Он аккуратно разворачивал кисть Идель так и эдак, и будто бы ненавязчиво, но неуклонно растирал ее ладонь большими пальцами. — Узнаю, что смогу и так тихо, как только возможно. Ваше участие останется за портьерой.

— Спасибо. И отдельно проверьте, не был ли этот господин Авернус протеже Фардозы и Аббатства вообще.

— Что делать, если был?

— Сообщить мне.

— А если нет?

— Тогда узнайте, какого черта Фардоза трется вокруг Авернуса со своим смердящим ящиком. Даже отсюда видно, что Фардоза что-то вынюхивает. Я хочу знать, что, зачем, для кого, и как он намерен это использовать.

Эйвар едва различимо кивнул.

— Сделаю, что смогу.

«Но обещать не буду» — это вполне можно было опустить в разговоре. Эйвар Дайрсгау действительно никогда особо не был щедр на обещания и делал ровно столько, сколько мог или считал возможным, чтобы при этом не взбаламутить воду на поверхности озера.

— Думаю, это все же отсвечивает, миледи! — Громко заявил Дайрсгау. — Ваша перчатка абсолютно цела!

— Спасибо, что оказали любезность. — Идель выпрямилась в седле.

— Увидимся в Редвуде, — тихо улыбнулся мужчина на прощание. Идель, едва взглянувшая перед собой, не удержалась и снова уставилась на Эйвара. Ее расширившиеся глаза выдавали неподконтрольное удивление.

— Вы собираетесь в Редвуд? — почти неслышно спросила она, чтобы не оповестить лишних. И почему он не сказал об этом за три дня, пока был здесь?!

«Может, потому что не хотел давить на тебя в решении? Или не хотел быть пастухом, за которым ты слепо последуешь?»

— Вы же не думали, что мы с императором оставим вас все делать в одиночку?

Идель несколько секунд смотрела на Эйвара, не моргая. В ртутно-серых глазах советника заплясали редкие для Дайрсгау смешинки. Идель широким движением вверх-вниз кивнула, еще больше распрямила плечи и посмотрела на Эйвара с наигранной снисходительностью.

— О, как еще я могла подумать? Разве обычно все происходит так, как вы сказали?

Эйвар, заражаясь беззлобным сарказмом, отвел глаза, немного скосив в усмешке и челюсть. Будь это кто другой, Идель прочла бы выражение лица как: «Вот сучка». Впрочем, наверное, что-то такое Дарйсгау и подумал.

— Легкого пути, — пожелал Эйвар и, наконец, отдал поводья.

Идель ненадолго задержалась взором на лице мужчины, а затем перевела тому за спину, указывая на подготовленного к поездке до столицы коня: «И вам». Позабытый хозяином красавец-рысак скучал и щипал редкую на дворе траву под ногами.

Идель вдохнула полной грудью, завела повод лошади вбок, разворачивая животное, и припустила легким шагом. Ее охрана тут же подстроилась. Для остальных Рейберт поднял высоко вверх правую руку и дал знак выдвигаться. Дарет, который в некотором смысле заменял Ульдреда в качестве помощника Рейберта (самого Ульдреда Идель оставила за старшего в Греймхау на время отсутствия обоих герцогов), поддержал жест блондина звучным окриком:

— Выдвигаемся!

Разношерстная делегация, полная где-то подозрительности, где-то доверия, где-то отчужденности, где-то компанейских баек (которые в хвосте охраны вспыхнули почти мгновенно, стоило только тронуться), координируемая Даретом, мало-помалу приобрела вид стройной процессии. Идель украдкой оглядела несколько десятков человек позади себя. Надо же, Риммель выдвинулся сам, не доверив участие помощнику. Что ж, почему нет? В конце концов, никто не сделает работу Йенса Риммеля лучше, чем он сам.

Хорошо, есть такие, как Йенс — те, кто также, как она, умеет делать свою работу. Как Ульдред, который остался в Греймхау и на которого во всем можно положиться. Как лорд Дайрсгау, который обещал ей разномастную поддержку и который по-прежнему готов прикрыть ей спину, если понадобится. Как отец, что всегда мог быстрым и точным ударом послать войска в нужно место. Как Рейберт, который всегда понимал ее с полувзгляда, был ей левой рукой, что прикрывает щитом в момент опасности, и правой, что никогда не дает упасть. И хорошо, что есть Эмрис Железный, который пока не научился делать свою работу, но к которому под благовидным предлогом можно сбежать — от себя, от отца, от Греймхау, когда здесь станет невыносимо.

Леди подбила кобылу в бока, чтобы немного ускориться. Пока у нее есть хоть какая-то опора, ветер в спину становится крыльями, а ветер в лицо — глотком свободы, которой ей так не хватает повсюду, кроме дорог.

Дорог, которые приходится выбирать.

Едва стражники затворили дверь, Аерон потянул заклепки камзола и ловкими движениями распустил все до единой. Потянул шнурок на рубахе, ослабляя ворот, развязал кушак и отбросил на стол, прямо поверх бумаг. Налил себе вина и, почесывая пятерней утомленную голову, подошел к открытотму окну. Глубоко вдохнул поздний вечерний воздух и прислушался. Казалось бы, до него доносились обычные звуки дворца и шум города в это время, но Аерону чудилось, что он слышит их сквозь толстое-толстое стекло. А поверх приглушенных голосов раздражающим комаром звенит острая, опасная тишина.

Тишина преддверия перемен, которые лучше бы никогда не случались.

Аерон осушил бокал залпом, выпивая вино так, как большле подошло бы элю. Да и в пекло его, это вино, подумал мужчина. И эль тоже. Откуда, интересно, Теоданис всякий раз достает отборный трактирный самогон? Во дворец такого точно не поставляют, но в том, чтобы как следует надраться в дни отъездов дочери, Багровому Кулаку нет равных. Жаль, что он прибыл в столицу только сегодня — наверняка еще не пополнил собственные запасы, чтобы Аерон мог на них позариться.

Император поглядел в опустевший кубок, повертел его в руке. Так странно, сейчас, пожалуй, Тео в самом деле мог бы напиться до полной бессознательности, у него как будто был повод, но он этого не делал. Аерон не спрашивал почему: если он намерен поддерживать тот баланс сил, который выстроил за годы своего правления, излишняя инициативность с его стороны в отношениях с Багровым Кулаком недопустима.

Аерон вернулся за стол, сначала поставил бокал, затем упал на стул. Расслабленнная спина сладко заныла. Мужчина запрокинул голову и закрыл глаза. А потом и вовсе накрыл лицо ладонями.

Идель.

Идель…

Идель!

Аерон гулко и тихо зарычал.

Казалось бы, вот удача! У него появилась возможность разыграть лучшую из всех своих карт еще раз! Бери да пользуйся таким шансом! Вот только — как им воспользоваться, да? Все вторые шансы в жизни тем страшны и сложны, что ставки в них неизмеримо выше, чем в первых.

Аерон качнулся на стуле, едва не навернувшись — от дневной усталости он легко терял равновесие. Удержавшись за стол, император поднялся, и прошел к шахматному столику, где иногда коротал время с Эйваром. Сел со стороны белых и взялся пристально изучать фигуры, не дотрагиваясь. Сначала со своей половины доски, затем — с противоположной.

— Порой самыми важными элементами паззла являются самые незначительные детали, а самыми важными фигурами на доске — простые пешки. Вроде Нолана, — пробормотал император под нос, забирая пешку впереди черного ферзя. — И то, что теперь первым бросается в глаза, это дыра перед тобой, Идель.

Аерон несколько долгих секунд смотрел на черную королеву, затем шумно и резко втянул воздух и вновь обвел взглядом всю доску.

Нолан был пешкой, которую Идель поставила впереди себя, как заслон, сделавший ее недосягаемой. Такой заслон был на руку всем, в том числе самой Идель, оставляя место черного короля подле нее по факту пустым. Она была замужем, но полноценного герцога, или, вернее, эрцгерцога, при ней не случилось, и таким образом, вся полнота власти сосредотачивалась в ее руках. Как ему, Аерону, и надо. Однако сейчас каждая семья внутри и снаружи Деорсы, у которой достанет амбиций и найдется близкий родственник-мужчина в возрасте от двадцати до пятидесяти лет попытается стать черным королем.

А что остается при нем, императоре?

Вот его «королева». Не Элиабель, нет, — Эйвар, вездесущий и скорый ферзь, столь же талантливый и хитрый, как сам Аерон. Для Элиабель император отвел роль попроще — одного из белых слонов. Или разумнее назвать эту фигуру епископом, учитывая, как много его женушка трындит, что он-де попратель брачных уз? Вот разные пешки — где графы, где бароны, где купцы и дельцы, как повезет. Вот темный всадник — если повезет, однажды им окажется Эмрис Железный. А вот свои, светлые кони. Они могут вполне оказаться перебезжиками, так что стоит все время держать их в поле зрения. Как каких-нибудь Ворнли.

Вот четыре ладьи — одновременно пробивные и твердые башни, на которых стоит Деорса. Его герцоги. Один из них точно на него стороне — это правая рука, правая белая тура, Теоданис из Греймхау. Ее стоит держать на случай точных и мощных ударов, как неотвратимо настигающее последнее средство. Другая белая тура, слева, — это старый Конрад, герцог Дарстарка. Формально, он вряд ли выступит против Аерона в случае открытых волнений, или будет участвовать в тайной клике. Но по факту, Конрад застал времена правления еще его деда, и то, что он до сих пор жив и при делах, означает, что лорд Дастарка — маститая собака в том, чтобы уметь занимать сторону победителя в разного рода делах.

С противоположной стороны тоже два герцога: амбициозный Легрейф из Морканта справа и Тальесин из Карнхолда слева. Планы и надежды Легрейфа ни для кого не секрет, а вот Тальесин — та еще темная лошадка, и если Легрейф найдет, чем его переманить, то на их сторону со временем встанет и Конрад. Просто потому, что никто не хочет воевать с большинством.

Потому прежде всего, прикинул Аерон, ему стоит положиться на своего ферзя — Эйвара Дайрсгау, который должен найти уязвимые места Тальесина. То есть узнать, чего тот на самом деле хочет, чтобы Аерон мог дать этот Тальесину раньше, чем предложит Легрейф. Проще всего, конечно, было бы отдать Тальесину Идель — это бы разом утерло нос Легрейфу и заполучило на сторону короны Карнхолд. Но если чего Аерон и пытался избежать, так это свадьбы Идель с одним из герцогов. Значит, в качестве подкупа Тальесина придется использовать что-то еще.

Деорсийцев статусом ниже Аерон в расчет не брал. Дальше шли соискатели из-за моря, и, положа руку на сердце, императору не нравился ни один из них. Просто потому, что возможности городов-республик все-таки всерьез уступают целям и претензиям, которые имеет Аерон через сестру. С одной стороны, этим можно было бы воспользоваться и заставить приезжего жениха занять подчиняющуюся Идель позицию. Тут бы подошло выбрать претендента с серьезными дипломатическими способностями и наладить с его помощью доверительные отношения с какой-то из крупных республик. Так они достигли бы баланса между доступной помощью со стороны Вольных городов и небольшими реверансами в адрес конкретной республики со стороны Деорсы.

Увы, кроме павшего Патьедо других по-настоящему серьезных игроков за морем пока нет. Может, со временем поднимется Амальди, но прямо сейчас среди республик началась внутренняя грызня за доминирующие позиции, и выбирать вообще кого бы то ни было опрометчиво. А заведомо дать остальным понять, что Деорса поддерживает кого-то одного… Нет уж, остальных это только раздраконит — как в адрес «города-счастливца», так и в адрес самой Деорсы.

Аерон наклонился над доской, вонзил в нее локоть, разметав парочку задетых пешек, и подпер голову кулаком. Если не заморские дожи, тогда остаются либо Хаделинд на западе, либо Агерон на севере. О них в свое время говорила еще сама Идель, правда, как о потенциальных зятьях Аерона через его дочь Алиенору. Но вне зависимости от сосватанной принцессы, преследуемые выгоды одинаковы: в случае с Хаделиндом, скорее всего, удастся наладить неплохие торговые отношения и обезопасить земли Ворнли и Редвуда от претензий короля Маттиаса. Правда, со временем, когда Идель даст потомство, это может оказаться стрелой, пущенной под колено: при малейшем несогласии Маттиас или его преемник будет шантажировать Деорсу угрозой вторжения, а, учитывая родственные связи государств, объем хаделиндских шпионов в приграничье к тому времени знатно увеличится.

Держать Хаделинд в узде и в действительности обезопасить западные границы будет проще всего, если выбрать для Идель северянина из Агерона. Хаделинд не рискнет делать опрометчивые выпады, опасаясь удара сразу с двух сторон, и его самого будет легче прогнуть под разномастные требования Деорсы, в том числе торговые. Однако сам северный сосед с легкостью использует предлагаемую союзную помощь как рычаг давления, чтобы держать в напряжении северные деорсийские регионы, и чтобы через Идель вести про-Агеронскую политику.

И при всем этом не следует забывать, с обреченным выдохом подумал Аерон, что абсолютно любой, кто получит Идель, может возжелать сесть с ее помощью на деорсийский трон. В этом случае опасность от заморского дожа будет исходить меньшая. Если же претендент на руку Идель окажется из Хаделинда или Агерона, то есть большие шансы, что и армия для вторжения в Деорсу у него сыщется солидная. К тому же ее всегда можно будет пополнить тучей наемников, для найма которых мужу Идель даже деньги нигде занимать не придется. Короче, приобретаемые выгоды велики, но риски за их получение еще больше.

В таком варианте самым разумным было бы выдать Идель за деорсийца, как ни глянь. Но деорсийцы же, вон, как на подбор! Один Легрейф чего стоит! Если претенденты за пределами Деорсы будут грозить через Идель шантажом или даже вторжением извне, то претенденты изнутри занесут над страной меч гражданской войны. Спасибо, одной ему, Аерону, уже хватило.

Говоря о доверенных лицах, которые бы точно никогда не учинили мятеж, Аерон мог выбрать только Эйвара. Но вот незадача, когда-то давно Эйвар уже сватался к Идель, и Аерон сам, лично, отказал этому браку, заставив Дайсргау жениться на другой. Потому что нет смысла хранить в одной корзине беспринципно грязные руки и кошель, полный монет, из которого эти руки и без того с легкостью берут золото.

Аерон откинулся назад весь, опять зашатавшись на стуле — и опять удержавшись. Что, что ему делать?! Он обязан разыграть брак Идель, раз уж у него вновь появился шанс, со всей возможной выгодой и с наименьшими рисками. Не говоря о том, что просто так заставить ее выйти замуж у него не выйдет. Во-первых, потому что Идель в принципе сложно заставлять делать что-либо, что в корне противоречит ее планам. А во-вторых…

Аерон опустил голову и тихо, невесело посмеялся. А во-вторых, потому что меньше всего он хотел бы быть ей врагом, тем более ненавистным, чем более он повинен в смерти ее первого мужа и откровенном навязывании второго. Да, она на доске — черный ферзь, и стоит будто бы напротив, как и все наследники всегда составляют оппозицию правящему монарху. Но она ферзь, и стоит на клетке его, Аероновского, цвета! И никакому браку, никакому шантажу и никакому мужчине или женщине он не позволит сменить этот цвет. А значит…