Соня
Официально: это самый странный вечер в моей жизни.
Ощущение, будто я попала в параллельную реальность, в которой все вокруг превратилось в кадры из какого-нибудь низкобюджетного боевика.
— Да, не трясись ты так, — внушает Игнат, прижимая к боку чистую наволочку, — Все будет хорошо.
— Что-то я не уверена в этом, — бурчу под нос, а сама с третьей попытки не могу попасть ниткой в иголку, — Не вам же в живого человека иголкой тыкать. И вообще…еще не поздно вызвать скорую. А вдруг я что-то не так сделаю? А вдруг воспаление? И нитки у меня самые обычные.
Говорю все это, а у самой руки трясутся.
— Выпить надо, — задумчиво и даже как-то отстраненно замечает мужчина, — Чё есть?
— А-а-а, чё надо? — заикаясь от нервного напряжения, перехожу на жаргон я.
— Горячительное. Есть?
— Не-а.
— Так я и думал…Ты ж у меня интеллигентная.
Приготовив нитку с иголкой и пару раз, глубоко вдохнув для успокоения, приближаюсь к мужчине.
Из алкоголя в моем доме только небольшая бутылочка антисептика, но его я не буду предлагать, так как он явно сейчас истратится на обработку раны.
Стараясь не думать, где и при каких обстоятельствах Игнат получил это ранение, прошу его снять свитер и встать ближе к свету.
Обнажившись по пояс, мужчина, чуть покачнувшись, выполняет мою просьбу и хмуро наблюдает за тем, как я, продезинфицировав нитку в спирте, сажусь на табуретку, чтобы его рана оказалась на уровне моих глаз.
— Мне страшно, — жалуюсь я.
— Тут всего пару стежков надо сделать. Ты справишься.
Ох, мне бы такую уверенность.
— Эта рана только кажется такой страшной. Она ножевая и не глубокая, — продолжает рассказывать он.
И вроде бы эта информация должна немного успокоить, но нет же!
Нервно сглатывая, прихватывая кожу предварительно обработанными в спирте пальцами, стягиваю края сочащейся раны и делаю первый укол.
Чувствую, как мышцы под моей рукой резко сокращаются и с трудом сдерживая рвотный позыв, продолжаю свое, казалось бы нехитрое, но крайне неприятное дело.
— Давай…у тебя хорошо получается…
Игнат смотрит на меня сверху вниз, тяжело дыша, а у самого лицо белее снега, на лбу выступила нездоровая испарина.
Лишь бы в обморок не грохнулся.
Что я с его бесчувственной тушей делать буду?
Он же наверняка весит под центнер.
Пусть лучше на своих двоих уйдет из квартиры, а не вперед ногами вынесут.
Думая об этом, как о стимуле закончить свое страшное дело побыстрее, сцепив зубы, делаю еще пару стежков, кое-как креплю нитку и, отстранившись, с облегчением выдыхаю.
— Теперь повязку, — командует сверху Игнат.
Невольно запрокидываю голову и смою на его сосредоточенное лицо, ясные глаза.
Все ему нипочем!
Не человек, а самый настоящий терминатор.
Он даже выглядит почти так же, как Шварцнегер: идеальный пресс с, кот меня укуси, самыми настоящими кубиками. Про накачанную грудь и мощные руки вообще молчу. Страшно даже представить сколько в нем силы. Одной правой пришибет, если захочет.
— Кнопка? — заметив, что я зависла, зовет мужчина, — Не смотри на меня так, а то поцелую.
— А? — глупо хлопаю глазами.
— Поцелую, говорю, — криво усмехается он, — Тебе хочется?
Вспыхиваю на мгновение, теряясь от его грубоватого флирта, но тут же себя беру в руки.
— Вот еще! — фыркаю в ответ и с самым что ни есть независимым видом сооружаю из старой, но чистой простыни, повязку.
— Жаль, — вздыхает, — А мне хотелось бы…
Вы поссорите на него?
Едва на ногах стоит и туда же!
Наложить тугую повязку оказывается не таким простым делом, как мне казалось изначально. То ли мне не хватает сноровки, то ли сил, но она то и дело съезжает. Что бы закрепить ее получше приходится обхватить мужчину за пояс и практически прижаться щекой к его торсу.
Донельзя компрометирующая и неловкая ситуация, но я, как мне кажется, выдерживаю ее с достоинством, хотя и жду какого-нибудь пошлого намека от моего полуголого пациента.
— Все, — наконец выдыхаю, любуясь на плоды своих трудов, — Готово!
— Спасибо, Соня, — тихо произносит Игнат, тянется к своей одежде и, покачнувшись, едва не падает.
— Осторожней! — вскрикиваю я и, подхватив его под мышку, с великим трудом усиживаю на стол, — У вас сильная потеря крови и слабость.
— А, — тяжело дыша, отмахивается мужчина, — Пройдет. У тебя есть антибиотики?
— Не знаю, — отвечаю и с беспокойством поглядываю в коридор, — Сейчас посмотрю, а вы оденьтесь, пожалуйста.
Игнат не спорит, медленно натягивает на себя свитер и буквально в следующую минуту на кухню ураганом залетает Руслан.
— Это еще что тут происходит?! — с претензией начинает он.
О, боже дай мне сил, но Рус уже достал со своим юношеским максимализмом!
Быстренько, пока он тут не раздул скандал, который будут слушать все соседи, подхватываю братца под локоток и почти силком выталкиваю его в коридор, закрыв за собой дверь кухни.
— Рус, ты обалдел так орать? — тихо шиплю я.
— А какого фига это чувак у нас на кухне опять тусуется.
— Чай пьет! — рычу в ответ и прячу за спиной окровавленные руки, — Не видишь?
— Ты же говорила, что он просто тебе помог?
— А теперь не просто. Ясно!
Глаза брата шокировано округляются и он, горестно изобразив жест «рука-лицо» едва шепчет:
— Только не говори, что он и есть твой загадочный кавалер?
Молчу, потому, что не знаю, как реагировать на такую тупую догадку, и Рус восприняв это по своему тихо бурча гадости, разворачивается и уходит.
— Я спать! — рявкает он и демонстративно, высказывая мне свое «фе» хлопает дверью.
Вот ведь паршивец!
Значит, когда я ему высказывала про Стаса — его дружка-стукача и предателя, он просил не вмешиваться в его жизнь. Типа — дружу, с кем хочу.
Ему, значит, можно, а мне нельзя.
Вот так из милых мальчиков вырастают противные мужики с двойными стандартами. У них это на клеточном уровне, что ли закладывается?
Возвращаюсь на кухню, раздумывая о том, как бы мне выпроводить Игната восвояси, но бросив взгляд на его сгорбившуюся от боли и слабости фигуру, понимаю, что просто не смогу бросить его на произвол судьбы.
Выходит, теперь моя очередь его спасать.
— Как вы? — зачем-то спрашиваю я, хотя и сама вижу, что плохо ему.
Он вскидывает голову и смотрит чуть затуманенными глазами.
— Колбасит, — даже пытается выдавить из себя скупую улыбку, но вместо этого выходит искаженный болью оскал.
— Понятно.
Пытаться уговорить его на больницу, разумеется, совершенно бесполезное занятие. Игнат — очень упертый человек. И никакие лекции на тему заражения крови ему не страшны.
Сожрав лошадиную дозу антибиотиков, которые каком-то чудом завалялись в моей аптечке, он запивает все это дело оставшимся спиртов и, глядя прямо в лицо обалдевшей мне спокойно говорит:
— Не бойся, кнопка, на мне все, как на собаке заживает.
И сказано это так, что становится ясно — подобное с ним далеко не впервые.
Господи, с кем я связалась?
Кто он вообще такой?
Всеми силами стараясь, запихнуть все эти вопросы в глубь своего подсознания, отправляюсь в свою комнату стелить постель….Игнату. Положу его на диване, а себе разложу кресло. Оно старое, жутко скрипучее. Я тысячу раз грозилась его выкинуть и как же хорошо, что в итоге не сделала этого. Вот, пригодилось.
Постелив постель, отправила пошатывающегося, непонятно как еще держащегося на ногах мужчину, сначала в туалет, а затем в ванную смывать с рук засохшую кровь.
— Ложитесь и спите, — командую, едва он появляется в дверях моей комнаты, — И одежду свою снимайте!
— Воу-воу, боюсь, крошка, я сегодня не в форме, — пытается шутить он, — Тебе придется мне помочь.
— Еще поговорите мне! Вот, — кидаю на постель Руслановы трико, — Переодевайтесь, и спать. Вашу одежду закину в стирку, а то мне все в кровище извозите.
На этот раз Игнат не спорит. Покорно пристраивает свой бандитский зад на край дивана и принимается разоблачаться. Получается у него плохо, поэтому мне приходится, стиснув зубы покрепче помочь ему и со свитером, и с брюками, и даже с носками.
Я хоть и не трепетная барышня, но все же в процессе этого крайне интимного действа покрываюсь нервной испариной, а затем жгучим румянцем. Благо мужчина тактично молчит и безропотно выполняет все указания, а затем и вовсе с мученическим стоном заваливается на диван и прикрывает глаза.
Собрав в кучу его шмотки, не могу не поглазеть на раскинувшееся мужское тело в одних трусах.
Обычно люди без одежды кажутся уязвимыми.
И это точно не про Игната!
Глядя на рельефное тело, состоящее из одних бугрящихся мышц, испытываешь одновременно страх и легкий трепет.
Сколько же силы в нем?
— Нравлюсь? — неожиданно доносится с дивана.
Тушуюсь, под пронизывающим взглядом, чуть мутных от боли, но от этого не менее наглых глаз.
— Не люблю качков, — мгновенно вспыхиваю я и пулей вылетаю из комнаты.
В ванной со злостью запихнув вещи в стиральную машинку, опираюсь ладонями о раковину и, выдохнув, гляжу на себя в зеркало.
Ну, что греха таить?
Нравится…
Будоражит и рождает странные чувства этот опасный человек.
Несмотря на довольно отталкивающую внешность, его окружает какая-то незримая аура силы и непоколебимого спокойствия. И слабая женщина во мне невольно восхищается этой затаенной мощью, тянется к ней.
Тьфу ты ж!
Это все гормоны…
Не могу вспомнить, когда у меня в последний раз вообще был секс. Кажется в прошлой жизни.
Нетвердой рукой открываю кран с холодной водой, умываюсь и тру кожу лица так, чтобы не только смыть макияж, но и выкинуть всякие дурацкие мысли из головы.
Когда возвращаюсь в комнату, Игнат, кажется, спит.
Спрятавшись за дверцей шкафа, быстренько переодеваюсь в мягкую и теплую пижаму и укладываюсь на скрипучее кресло.
Казалось бы, после такого насыщенного событиями вечера, сон должен прийти мгновенно, но не тут-то было: широко раскрытыми глазами таращусь в потолок, где тонкими тенями отражаются чуть покачивающиеся ветки деревьев за окном, и никак не могу уснуть.
То и дело прислушиваюсь к неровному дыханию мужчины, что лежит в метре от меня и, стараясь не скрипеть креслом, поворачиваюсь на бок, что бы видеть его твердый профиль.
Глядя на то, как медленно опускается и поднимается его грудная клетка, постепенно расслабляюсь и даже проваливаюсь в какое-то странное состояние между сном и явью, когда сознания касается малейший шорох в комнате, а перед глазами пляшут картинки из тревожного сна.
Внезапно я просыпаюсь, будто от сильного толчка в спину и тут же сажусь в кресле, сначала не понимая где нахожусь. Спустя пару секунд фокусирую взгляд на окне, а затем вздрагиваю от едва слышного хрипа, что переходит в негромкий, надрывный стон.
— Игнат? — шепотом зову и медленно поднимаюсь с постели.
Босиком, ежась от холода, приближаюсь к дивану и, склонившись над мужчиной, с беспокойством вглядываюсь в его суровые черты.
— Игнат! — требовательно толкаю его в плечо и получаю в ответ вымученный стон:
— Ну, что?…
— Вы как?
— Хреново.
Кладу руку ему на лоб и выдаю очевидное:
— Блин…горячий.
Перво-наперво чешу на кухню за градусником. Надо как-то заставить Игната измерить температуру.
Разыскав жаропонижающие таблетки, набираю кружку воды и, вернувшись в комнату, сую своему чуть живому рыцарю под мышку градусник.
Он вяло пытается увернуться от моих рук, тихо пыхтит, ворчит, но слабость все же дает о себе знать. Больной Игнат — это более сговорчивый Игнат.
— Полежи со мной, — жалобно стонет он.
— А больше ничего не надо? — опешила от такой наглости.
— Надо, — со всей серьезностью заверяет он и слабо тянет меня за рукав пижамы, — Но это потом.
— А не боишься получить по морде?
— Не-а. Ты девочка добрая и больных бить не станешь.
— Все продумал?
— Ага…
И все-таки я аккуратно, стараясь не тревожить его больной бок, присаживаюсь рядом на диван и, терпеливо дождавшись, когда запиликает градусник, достаю и удивленно дергаю бровями.
— Тридцать девять и два! Черт, Игнат, я вызываю скорую.
— Стой! — жесткая мужская ладонь неожиданно ложиться мне на колено и, шокируя жаром своего прикосновения, чуть сжимает сустав, — Ерунда. Не стоит так рисковать. Вижу…ты там колеса притащила. Закинусь… и все пройдет.
— А друг заражение крови?
— Ерунда, никакого заражения не будет, — упрямо повторяет он таким тоном, будто это не у него жар, а у меня, — Давай колеса.
Понять не могу, почему я его слушаюсь.
Гипноз какой-то…
Послушно подаю лекарства, притаскиваю холодное полотенце ему на лоб и покорно сижу рядом, прислушиваясь к мерному дыханию, потому, во-первых, что у самой сна не в одном глазу, а во-вторых страшно, что он и вправду тут на моем диване окочуриться. Доказывай потом полиции, что это не я его ножом пырнула.