ГЛАВА 26

Тут Морган вспомнил рассказы о ползуках. Эти рассказы переходили от деда к отцу, от отца к сыну, из поколения в поколение. Их знали на плоскогорьях и почти во всех других частях Южной Земли, где Моргану доводилось бывать. Их рассказывали за кружкой эля или поздно вечером у очага, и у мальчишек, притаившихся поблизости — среди них был и Морган, — по спинам пробегала дрожь возбуждения и ужаса, хотя этим рассказам никто особенно не верил. Ведь легенды о ползуках рассказывали наряду с легендами о Слугах Черепа, о Мордах и других чудовищах, живших давным-давно, во времена, теперь полностью забытые. Но и утверждать, что сейчас такой нечисти больше не существует, тоже никто не решался, потому что, как бы южане ни относились к этим рассказам, жители Восточных Земель клялись, что все рассказы о ползуках — чистая правда.

Одним из них был Стефф. Он рассказывал эти истории Моргану, хотя тот их давным-давно уже знал, но рассказывал не как легенду, а как чистую правду. Он говорил, что ползук произвела на свет Федерация. Сотню лет назад, когда в дебрях Анара шла война с гномами и армии Южной Земли оказались неспособными действовать в горах и густых лесах, а заросли кустарника и скалы мешали навязывать бой их неуловимым врагам, Федерация вызвала к жизни ползук. Гномы тогда успешно боролись против Федерации, располагая достаточными силами, чтобы, не вступая в открытое сражение, наносить удары из засад.

Из своих укрепленных баз, спрятанных в путанице каньонов и ущелий Рейвенсхорна и в окружающих его густых лесах, гномы нападали на войска Федерации и, нанеся быстрый удар, легко, как ночные тени, ускользали от противника. Так продолжалось несколько месяцев, пока не появились ползуки.

Никто точно не знал, откуда они взялись. Некоторые утверждали, что это просто машины, сконструированные инженерами Федерации, — движущиеся механизмы, единственная задача которых — уничтожение укреплений гномов вместе с их защитниками. Другие считали, что ни одна машина не способна делать то, что делают ползуки, что они обладают хитростью и чем-то вроде разума. Третьи испуганно шептали, что это создание магии. Но каково бы ни было их происхождение, ползуки появились в дебрях Центрального Анара и начали свою охоту. Остановить их, казалось, невозможно. Они без устали выслеживали гномов и безжалостно истребляли их. Война закончилась всего через месяц с небольшим, сопротивление гномов было сломлено.

После этого ползуки исчезли так же загадочно, как и появились, будто их поглотила земля. О них остались только рассказы, с каждым пересказом становившиеся все более красочными и менее точными. Со временем легенды о них перестали казаться убедительными, и только одни гномы точно знали, что же произошло на самом деле.

Морган Ли смотрел вниз на ожившую страшную сказку его детства, потом с ужасом и отчаянием перевел взгляд на Стеффа. Тот будто изучал укрепления и не мог оторвать от них глаз, на его исполосованном шрамами лице застыло выражение безысходности.

— Ползука, Морган! Ты понимаешь, что это значит?

Рядом с ними внезапно оказался Падишар Крил, услыхавший последние слова гнома. Он схватил Стеффа за плечи и повернул лицом к себе:

— Рассказывай, быстро! Что ты знаешь об этом чудовище?

— Это ползука, — повторил Стефф каким-то неестественным голосом и замолчал, будто, назвав эту тварь по имени, он сказал о ней все.

— Да, да, это я понял! — тормошил его Падишар. — Не важно, как его зовут! Я хочу знать, как его можно остановить?

Стефф ошарашенно помотал головой, — казалось, происходящее лишило его способности соображать.

— Ты не сможешь его остановить. Его остановить нельзя. Ни у кого никогда это не получалось.

Люди, стоящие поблизости и услыхавшие слова гнома-дворфа, пришли в отчаяние. Морган поразился: он никогда не видел Стеффа таким покорным, заранее смирившимся с поражением, таким поникшим. Дворф быстро взглянул на Тил. Она потянула Стеффа подальше от Падишара, будто защищая, ее глаза под маской блестели каким-то тусклым блеском.

Падишар уже не смотрел на дворфов, он повернулся к своим людям.

— Всем оставаться на местах! — сердито заорал он на тех, кто начал шептаться и отступать назад. Паника среди них мгновенно прекратилась. — Спущу шкуру с первого же, кто ослушается приказа! — Он кинул на Стеффа уничтожающий взгляд. — Нельзя остановить, говоришь? Ты, вероятно, остановить не сможешь, хотя я был о тебе лучшего мнения. — Он старался не повышать голоса и держать себя в руках. — Нет, говоришь, способа? Способ всегда найдется!

Внизу послышался скрежет, и все бросились к бойницам. Ползука достиг подножия скалистой стены и начал по ней взбираться, всаживая свои когти в такие щели и трещины, где человек не может удержаться. Солнце переливалось на его металлической броне, мускулы его тела перекатывались. Заговорили барабаны Федерации — ритмично, в такт движениям чудовища.

Падишар встал в полный рост, возвышаясь над своими людьми:

— Кхандос! Дюжину лучников ко мне, быстро!

Лучники появились мгновенно и со всей быстротой, на какую были способны, послали рой стрел в ползуку. Однако стрелы отскакивали от его брони или застревали в толстой шкуре, не причиняя ему никакого видимого вреда. Даже его глаза, отвратительные черные шары, медленно вращавшиеся вместе с движением его тела, оказались неуязвимы для стрел.

Падишар отпустил лучников. В рядах армии Федерации послышались радостные крики, и солдаты начали подпевать барабанам. Предводитель повстанцев приказал забросать ползуку копьями, но даже тяжелые деревянные копья с острыми стальными наконечниками не замедлили продвижение чудовища. Они отскакивали от него или ломались, а монстр продолжал двигаться.

Тогда к краю Уступа подкатили массивные валуны и сбросили их на ползуку. Многие камни попали точно в цель, но безрезультатно. Чудовище продолжало ползти. От страха и бессилия среди защитников Уступа снова поднялся ропот. Падишар гневно приказал им замолчать, но задача становилась все труднее.

Он велел принести ветки сухого кустарника, зажечь их и сбросить на ползуку — и опять никакого результата. В ярости он схватил бочонок с растительным маслом для еды, вскрыл его, вылил содержимое вниз, на скалу, и поджег. Пламя поползло по голой скале и окутало чудовище пеленой черного дыма и пламени. Внизу раздались тревожные крики и барабаны смолкли. В утреннем воздухе поднялась волна такого удушающего жара, что обороняющиеся отпрянули назад. Морган отступил вместе со всеми, рядом с ним оказались Стефф и Тил. Лицо Стеффа исказилось и побледнело, он казался каким-то потерянным. Морган, все еще не понимая, что происходит с его другом, помог ему отойти назад.

— Ты заболел? — прошептал он на ухо Стеффу, помогая ему сесть. — Стефф, что с тобой?

Но тот, похоже, не знал, что ответить. Он помотал головой и с усилием произнес:

— Огонь его не остановит. Это уже пробовали, Морган. Бесполезно.

Он был прав. Когда пламя и жар немного стихли и защитники смогли подойти к краю утеса, то они увидели, что ползука как ни в чем не бывало взбирается по стене вверх, опаленный и черный, как скала, по которой он взбирался, преодолев уже почти половину пути. Огонь не причинил ему вреда, барабанная дробь и пение внизу возобновились, уверенно и торжествующе захлестнув Уступ.

Лагерь повстанцев охватила паника. Теперь никто не верил, что ползуку можно остановить. Что делать, когда чудовище доберется до них? Разве против него, неуязвимого для стрел и копий, могут помочь мечи? Отчаявшиеся повстанцы не знали, что придумать.

Только Аксинда и его горных троллей как будто не смутило происходящее. Они стояли на фланге, прикрывая край Уступа, — маленький островок спокойствия среди паники и неразберихи. Абсолютно невозмутимые, они внимательно наблюдали за Падишаром Крилом, очевидно ожидая его следующих действий.

И им не пришлось долго ждать. Он смекнул кое-что, ускользнувшее от остальных и давшее слабую надежду осажденным.

— Кхандос! — закричал Падишар, бросившись к укреплениям и расталкивая повстанцев. Появился его огромный чернобородый заместитель. — Быстро сюда все масло, какое у нас есть, любое! Не трать время на вопросы, делай, что я говорю!

Кхандос закрыл рот, из которого не успел вырваться вопрос, и поспешил выполнять распоряжение. Падишар пошел вдоль линии обороны, туда, где стояли Морган и гномы.

— Подготовить подъемник! — прокричал он на ходу. Потом остановился возле них. — Стефф, как эти твари взбираются по скользким поверхностям? Как они цепляются за них?

Стефф озадаченно посмотрел на него, будто вопрос оказался для него слишком сложным.

— Я не знаю, — сказал он.

— Чтобы взбираться наверх, надо за что-то цепляться, — настаивал Падишар. — Что, если он не сможет ни за что ухватиться?

Не дожидаясь ответа, он пошел прочь. Солнце припекало довольно сильно, и Падишар взмок. Он скинул рубаху и раздраженно отбросил прочь. Выхватив у какого-то повстанца ремень, надел его на себя и застегнул. Потом подобрал топор с короткой рукоятью и, сунув его в одну из петель на ремне, направился к подъемнику. Морган пошел следом за ним, начиная понимать, что собирается делать Падишар. Из пещер к нему уже спешил Кхандос, несколько человек, следующие за ним, несли бочонки различного размера.

— Грузите их! — приказал Падишар. Когда погрузка началась, он положил руки на широкие плечи своего помощника. — Я спущусь на подъемнике туда, где ползет эта тварь, и вылью масло на скалу и на нее.

— Падишар! — ужаснулся Кхандос.

— Нет, послушай. Ползука не сможет взобраться наверх, если ему не за что будет уцепиться. Масло сделает стену такой скользкой, что эта тварь не сможет удержаться на ней. Может быть, даже упадет. — Падишар недобро ухмыльнулся. — Неплохо бы, а?

Кхандос опустил свою косматую голову, в его глазах появилось отчаяние. Тролли придвинулись поближе и внимательно слушали.

— Ты думаешь, федераты позволят тебе это сделать? Их лучники изрешетят тебя!

— Если вы меня прикроете, им это не удастся. — Усмешка исчезла с губ Падишара. — Кроме того, старина, у нас нет выбора.

Он запрыгнул на площадку подъемника и сжался в комок, пытаясь укрыться за ограждением и быть мишенью как можно меньшего размера.

— Проследите, чтобы я не опустился слишком низко! — крикнул он и сжал рукоять топора.

Площадка слегка приподнялась, Кхандос развернул стрелу лебедки так, что Падишар оказался как раз над чудовищем, продолжающим взбираться вверх, и начал медленно опускать подъемник.

Солдаты Федерации закричали, когда увидели, что происходит; вперед выдвинулась цепочка лучников. Мятежники уже ждали этого. Ведя огонь из своих укрытий высоко над врагами, они быстро заставили их отойти назад. Сразу же вперед бросилась другая, еще большая группа лучников, они открыли огонь. Стрелы ударялись в скалу вокруг опускающегося подъемника. Мятежники открыли ответный огонь и снова заставили врагов отойти.

Тогда солдаты Федерации начали стрелять в Падишара из катапульт. Пока что массивные булыжники попадали лишь в скалу вокруг хрупкой площадки подъемника — стрелки Федерации еще только пристреливались. И все же один камень угодил в подъемник, сильно ударив его о скалу. Дерево затрещало, ломаясь. Ползука поднял голову и посмотрел вверх.

Морган Ли стоял на краю Уступа и в ужасе наблюдал за происходящим. Стефф и Тил находились рядом. Подъемник с Падишаром Крилом закрутился вокруг своей оси, будто попал в порыв свирепого урагана.

— Держите его! — в отчаянии закричал Кхандос людям у лебедок. — Удерживайте его на месте!

Но они не могли справиться с канатом. Он проскальзывал, и, стараясь его удержать, люди оказались на самом краю Уступа, на виду у лучников Федерации. Те открыли огонь, и двое упали. Никто не встал на их место — все растерялись. Кхандос оглянулся через плечо, его глаза стали огромными. Канат продолжал скользить дальше.

«Они не удержат его», — испугался Морган и с отчаянным криком устремился вперед. Но Аксинд оказался проворнее. С невероятной для его размеров скоростью тролль пронесся мимо оцепеневших повстанцев и своими огромными ручищами схватился за канат. Те, кто держал канат, в замешательстве отпрянули, и гигантский тролль один удержал площадку подъемника. К нему присоединился еще один тролль, потом подоспели еще двое. Кхандос выкрикивал им команды, стоя на краю Уступа, и они выровняли площадку и оставили ее падение.

Морган снова посмотрел вниз. Под ним раскинулось зеленое море лесов Ключа Пармы, сливавшееся на горизонте с безоблачным небом. Дивная панорама создавала ощущение вечности этой красоты, посреди которой Уступ казался островком хаоса. У подножия утеса лежали трупы солдат Федерации. Строй осаждающих был разорван, его четкий порядок нарушен, солдаты рвались в атаку. Катапульты продолжали метать снаряды, свистели стрелы. Площадка подъемника все еще висела на канате — приманка, находившаяся в нескольких дюймах над черным чудовищем, продолжавшим невозмутимо подбираться к ней.

Тогда, неожиданно для всех, Падишар Крил встал, вышиб топором днище у первого бочонка с маслом и опрокинул его содержимое на стену и взбирающегося по ней монстра. Его голова и передняя часть туловища оказались залитыми маслянистой жидкостью, и ползука прекратил подъем. Вслед за этим вниз полилось содержимое второго бочонка, потом третьего. Ползука и стена оказались основательно залитыми маслом. Стрелы лучников Федерации снова засвистели вокруг Падишара, стоящего на виду. На этот раз в него попали — одна стрела, другая, и он осел.

— Поднимайте его! — закричал Кхандос.

Тролли, выстроившиеся в линию, начали тянуть канат, а повстанцы, воя от ярости, засыпали федератов градом стрел.

Но Падишар каким-то образом умудрился снова встать на ноги, разбил два последних бочонка и вылил масло на скалистую стену и на ползуку. Чудовище замерло, а масло текло вниз — на него, по нему, под ним… Потоки масла и жира, сверкая, стекали по стене утеса, поблескивая в лучах утреннего солнца.

Снаряд из катапульты попал прямо в площадку. Повстанцы закричали, увидев, как падают вниз обломки. Но Падишар Крил успел уцепиться за веревку и теперь висел на ней, представляя собой прекрасную мишень для стрел и камней, свистевших вокруг. Его грудь и руки были в крови, мышцы тела напряглись, он прилагал нечеловеческие усилия, чтобы удержаться на веревке.

Тролли быстро подтянули обломки подъемника, Падишар Крил оказался на краю Уступа, и его мгновенно оттащили в безопасное место. На какое-то время все забыли о том, что происходит вокруг. Напрасно Кхандос кричал, чтобы все возвращались на свои места, — повстанцы столпились вокруг предводителя, лежавшего на земле. Тогда Падишар поднялся на ноги. Кровь струилась по его телу — стрелы пробили правое плечо и левый бок, лицо побледнело и исказилось от боли. Протянув руку, он сломал стрелу, пронзившую левый бок насквозь, и, сморщившись, вытащил остаток древка с наконечником.

— Все по местам! — заорал он. — Быстро!

Повстанцы бросились в стороны. Падишар протиснулся мимо Кхандоса, чтобы посмотреть вниз, на ползуку.

Чудовище оставалось на том же месте, будто приклеилось к скале. Катапультисты и лучники Федерации все еще вели огонь по укреплениям повстанцев, но делали это как-то нехотя, тоже выжидая, что будет делать ползука.

— Падай же, скотина! — яростно закричал Падишар Крил.

Ползука пошевелился, слегка изменив положение тела, и повернул вправо, пытаясь обойти стороной блестящие участки стены, залитые маслом. Когти его скрипели о скалу, он старался за что-нибудь ухватиться, но тщетно — масло сделало свое дело. Одна за другой его лапы стали соскальзывать со скалы. Крик ужаса пронесся по рядам солдат Федерации, повстанцы возликовали. Ползука скользил все быстрее, наконец когти его разжались, и он полетел вниз, отскакивая от скалы, кувыркаясь и хрустя костями и металлом. Когда он ударился о землю, вздрогнули скалы и пыль густым облаком поднялась вверх.

Ползука неподвижно лежал у подножия утеса, по его массивной, залитой маслом туше пробегала судорога.

— Вот так-то лучше! — Падишар Крил удовлетворенно отвалился от бруствера и опустился на землю, устало прикрыв глаза.

— Ты с ним покончил! — воскликнул Кхандос, присев рядом на корточки. Он злорадно улыбался. Морган, стоявший рядом, тоже улыбнулся. Но Падишар с сомнением покачал головой:

— Только на сегодня. Завтра они наверняка придумают что-нибудь новенькое. И что мы будем тогда делать? Ведь я вылил все наше масло. — Его темные глаза приоткрылись. — Вытащи из меня вторую стрелу, чтобы я мог вздремнуть.


В тот день Федерация не предприняла новых атак. Она отвела солдат на опушку леса, где они занялись мертвыми и ранеными. Но катапульты остались на прежнем месте, время от времени посылая вверх снаряды, которые даже не долетали до Уступа. Солдаты скорее напоминали о своем присутствии, чем наносили какой-нибудь ущерб мятежникам.

К несчастью, ползука не погиб. Через некоторое время он пришел в себя и, медленно извиваясь, уполз. Определить, насколько сильно он пострадал, было невозможно, и никто не решился бы утверждать, что чудовище больше не появится.

Падишара перевязали и отправили в постель. Он ослаб от потери крови и от боли, причиняемой ранами, но и лежа продолжал руководить обороной Уступа. Он приказал построить какое-то особое орудие. Морган слышал, как Кхандос говорил об этом группе повстанцев, которых он послал в самую большую пещеру заниматься его сооружением. Работа началась сразу, но, когда Морган спросил у Кхандоса, что это за орудие, тот уклонился от ответа.

— Увидишь, когда будет готово, — недовольно ответил он. — И хватит об этом.

Морган отстал от него — настаивать было бесполезно. Не зная, чем заняться, он отправился в ту сторону, куда Тил увела Стеффа, и нашел своего друга закутанным в одеяла и трясущимся в лихорадке. Тил настороженно наблюдала за горцем, когда он коснулся лба Стеффа, — настоящая сторожевая собака, которая никому не верит. Вряд ли ее можно за это винить. Горец пытался поговорить со Стеффом, но тот был почти без памяти. Лучше всего ему поспать. Морган поднялся, взглянул на безмолвную Тил и удалился.

Остаток дня он провел, бродя между оборонительными сооружениями и пещерами, наблюдая за армией Федерации, строительством секретного орудия, Падишаром и Стеффом. Он не преуспел ни в чем, и часы тянулись невыносимо медленно. Морган не мог не думать о том, что, запертый здесь, на Уступе, вдали от Пара и Колла и действительно важных дел, он не приносит пользы. Как снова найти братьев, если судьба разбросала их в разные стороны? А пока Уступ осажден войсками Федерации, они уж точно не придут в Ключ Пармы. Дамсон Ри им не позволит.

Или позволит? Морган внезапно сообразил, что если она сможет провести их сюда без риска, то так и поступит. Это заставило его призадуматься. Существует ли еще какой-нибудь путь на Уступ? А почему бы и нет! Даже при таких мощных подъемниках Падишар Крил наверняка предусмотрел возможность, что они окажутся повреждены и повстанцы тогда попадут в ловушку. Конечно, должен быть запасной путь.

Он решил выяснить это. Начинало темнеть. Падишар проснулся и, плотно перебинтованный, сидел на краю своего ложа, изучая вместе с Кхандосом несколько торопливо набросанных эскизов. Рядом кто-то спал, восстанавливая свои силы; Падишар казался снова готовым к борьбе.

Когда появился горец, оба подняли на него глаза. Падишар быстро спрятал чертежи. Морган остановился в нерешительности.

— Морган, — обратился к нему Падишар, — подходи, садись.

Морган подошел и уселся на ящик, полный каких-то железяк. Кхандос кивнул, молча встал и вышел.

— Как себя чувствует твой друг-дворф? — с нарочитой небрежностью спросил Падишар. — Ему лучше?

Морган внимательно посмотрел на него:

— Нет. С ним творится что-то скверное, но я не могу понять что. — Он помолчал. — Ты никому не доверяешь, верно? Даже мне.

— Особенно тебе. — Падишар широко улыбнулся, но улыбка тут же исчезла с его лица. — Я не могу позволить себе роскошь полностью кому-либо доверять. Произошло слишком много такого, чего я никак не ожидал. — Он встал, и его лицо передернулось от боли. — Ну, ладно, рассказывай. Что привело тебя ко мне? Ты заметил что-нибудь, что я, по твоему мнению, должен знать?

От возбуждения, вызванного событиями этого утра, Морган совсем забыл, что Падишар поручил ему выяснить, кто их предал. Но он не стал говорить об этом — просто покачал головой.

— У меня возник вопрос, — сказал он, — о Паре и Колле Омсвордах. Как ты думаешь, Дамсон может привести их сюда? Существует ли другой путь на Уступ, которым она может воспользоваться?

Падишар Крил подозрительно взглянул на него. Наступило напряженное молчание. Моргану внезапно стало холодно при мысли о том, как он сейчас выглядит, задав такой вопрос. Он растерялся:

— Я не спрашиваю, где находится этот ход, а только…

— Я понял, о чем ты спрашиваешь и зачем, — перебил его Падишар. На его лице у рта и глаз появились морщины. Он опять пристально посмотрел на Моргана. — Вообще-то говоря, другой путь существует, — сказал он наконец. — Хотя ты и сам об этом догадался. Ты достаточно хорошо разбираешься в тактике, чтобы знать, что из любого укрепления всегда должен быть по меньшей мере один запасной выход.

Морган молча кивнул.

— Тогда, горец, могу только добавить, что Дамсон не будет рисковать, пока Уступ осажден. Она останется с братьями в безопасном месте в Тирзисе или вне его, смотря по обстоятельствам. — Он помолчал, его непроницаемые глаза надежно скрывали его мысли. Потом он сказал: — Хайресхон мертв, теперь только Кхандос, Дамсон и я знаем об этом пути. Пусть так и остается, пока не выяснится, кто нас предал. Ты со мной согласен? Уж очень не хотелось бы, чтобы Федерация явилась к нам с черного хода, пока мы заняты тем, что удерживаем парадную дверь.

До сих пор Морган не принимал во внимание такую возможность. Он прямо похолодел.

— Этот путь… Он надежно скрыт и защищен? — нерешительно спросил он.

— Очень. — Падишар растянул свои губы в улыбке. — А сейчас иди ужинать, горец. И помни, что ты должен держать свои глаза раскрытыми.

Он снова занялся чертежами. Морган постоял в нерешительности — не задать ли еще вопрос-другой, потом резко повернулся и вышел.


Вечером, когда дневной свет померк и на небе стали появляться звезды, Морган сидел один в дальнем углу Уступа на небольшой поляне, заросшей травой, окруженной рощицей осин, и смотрел, как над Ключом Пармы поднимается месяц, как его половинка медленно ползет вверх. Горец приводил в порядок свои мысли.

В лагере было тихо, лишь оттуда, где в глубине большой пещеры строилось секретное орудие Падишара, доносился приглушенный стук. Катапульты и луки умолкли, солдаты Федерации и повстанцы спали или занимались своими делами. Падишар вел переговоры с троллями и Кхандосом; Моргана туда не пригласили. Стефф отдыхал, хуже ему вроде бы не стало, но он совсем обессилел. Морган не знал, чем заняться, убить время он мог только двумя способами — спать или думать, и он выбрал второй.

Насколько он себя знал, он был умен, — это дар, по общему признанию полученный от предков — Мениона и Рона Ли, настоящих принцев и героев, но он и сам долго и старательно развивал его. Федерация представила ему неплохую возможность применять на деле природные способности. Почти все молодые годы он провел, изыскивая, как бы перехитрить чиновников Федерации, которые поселились в его доме и управляли его страной. Он портил им жизнь при каждом удобном случае, делал все, чтобы они никогда не чувствовали себя в безопасности, постоянно ощущая, что когда-нибудь им придется навсегда убраться из Ли.

И в этом деле он преуспел: Морган знал множество всяких уловок, и большинство из них он придумал сам. Если у него было время и предоставлялась возможность, он мог переиграть и перехитрить любого.

Он горько улыбнулся. По крайней мере именно это он всегда повторял самому себе. Сейчас пришло время на деле доказать, чего он стоит. Пора докопаться до того, почему Федерация знала их планы, как получилось, что их предали, и, что всего важнее, кто должен нести за это ответственность.

Вполне подходящее для него занятие.

Он прислонился спиной к кривому стволу осины, подтянул ноги к груди и стал заново обдумывать известные ему факты.

Список предательств был длинным. Кто-то сообщил Федерации о том, что Падишар отправился в Тирзис за мечом Шаннары. Кто-то знал, как они собирались действовать, и успел предупредить об их замыслах командира поста Федерации: ведь тот сказал Падишару, что его предал кто-то из его же людей. Потом кто-то сообщил Федерации, где расположен лагерь повстанцев…

Морган нахмурился. Он подумал, что их начали предавать еще раньше. При таком допущении получается, что кто-то навел на их след в Вольфстааг и сообщил порождениям Тьмы на Взбитом хребте, где именно гномы-пауки могут схватить Пара. Получалось, что их начали предавать еще с Кальхавена.

Неужели кто-то следил за ними от самого Кальхавена?

Он сразу же отбросил такое предположение. Никто не мог бы справиться с подобной задачей.

Да и, кроме того, есть над чем еще поломать голову. Как объяснить, например, то, что он увидел в Тирзисе Хайресхона и последовавшую за этим смерть Хайерсхона в Ключе Пармы? И убийство часовых у подъемников? Как связаны эти смерти с остальными событиями?

Он несколько минут раздумывал над этим, ожидая, не вспомнится ли что-то еще, какая-нибудь мелочь, которая раньше ускользнула от его внимания. Пели в темноте ночные птицы, теплый ветерок, пахнувший травами, нежно овевал его лицо. Больше ничего на ум не приходило, и тогда он попытался сложить все кусочки событий вместе, стараясь добиться цельной и понятной картины. Минуты скользили мимо, а кусочки почему-то не складывались в картину, дающую ключ к разгадке. Значит, он все-таки что-то упустил.

Морган крепко потер ладони одна о другую. Нужно решать эту загадку как-то по-другому. Отбросить все малозначительное и хорошенько осмыслить главное. Он расслабился.

Постоянно следить за всеми никто не мог. И значит, предатель находится среди них. Один из них. Но если этот кто-то в ответе как за Потрошителя и порождения Тьмы на Взбитом хребте, так и за все неприятности после их прибытия в лагерь повстанцев, значит, этот кто-то — один из членов их маленькой компании, сложившейся в Кальхавене. Пар, Колл, Стефф, Тил или он сам? Он мгновенно сосредоточился на Тил, потому что знал о ней меньше, чем обо всех остальных. Невозможно поверить, что их предал кто-то из долинцев или Стефф. Но почему Тил следует подозревать больше, чем любого из них? Разве она не пострадала от Федерации так же, как, например, Стефф? Опять же, какое отношение имеет ко всему этому Хайресхон? И почему убили часовых ночной смены?

На этом моменте он и остановился в своих размышлениях. Часовых убили, чтобы кто-то смог или войти, или выйти из лагеря повстанцев незамеченным. Это более всего похоже на правду. Но подъемники были подняты. Значит, часовых убили после того, как они подняли кого-то на Уступ. Предатель убил их, чтобы быть неузнанным.

Он сосредоточенно перебирал варианты. Все нити тянулись к Хайресхону. Он был ключом ко всему. Что, если в Тирзисе он видел действительно Хайресхона? Что, если именно Хайресхон предал их Федерации? Но после того как он проводил их и ушел, Хайресхон не возвращался больше на Уступ. Как же он мог перебить часовых? И почему, после того как он сделал это — если это действительно был он, — его самого нашли убитым? И кто его убил? Может быть, предателей было двое — Хайресхон и кто-то еще?

Вдруг что-то щелкнуло в глубине его сознания, и все стало на место.

Морган вздрогнул от волнения, вызванного внезапной догадкой. Кто их настоящий враг, главный враг? Не Федерация. Порождения Тьмы. Разве не это сказал им призрак Алланона? Разве не об этом он предупреждал? А порождения Тьмы, как говорил Коглин, могут принять любое обличье.

Морган почувствовал, как часто забился его пульс, и кровь бросилась в лицо. Им противостоит не человек!

Им противостоит порождение Тьмы! Кусочки головоломки внезапно начали укладываться на свои места. Среди них скрывалось порождение Тьмы, а они об этом и не подозревали. Оно могло призвать Потрошителя, послать весть на Взбитый хребет одному из своих сородичей, попасть в Тирзис раньше группы Падишара, узнать цель их прибытия и ускользнуть из города до их возвращения. Порождение Тьмы могло держаться достаточно близко от них. И скрываться в облике Хайресхона. Нет, не скрываться — оно само могло быть Хайресхоном! И могло убить его, когда выполнило свою задачу. Порождение Тьмы могло убить и часовых, потому что они видели его, независимо от того, под какой личиной оно скрывалось. Это чудовище сообщило о местонахождении Уступа войскам Федерации.

«Но кто? Теперь остается только вычислить, кто это…»

Морган снова медленно откинулся, прислонившись к стволу старой осины. Головоломка сложилась. Он знал, кто это. Стефф или Тил. Определенно кто-то из них. Только они, кроме него самого, были с Паром и Коллом с самого начала — от Кальхавена до Уступа, от Уступа до Тирзиса и обратно. Практически все то время, пока группа Падишара находилась в Тирзисе, Тил лежала без сознания. Это давало возможность порождению Тьмы, вселившемуся в кого-то из них, побывать в Тирзисе и вернуться. Все это время они были вдвоем.

Горец застыл под грузом навалившихся на него подозрений. На мгновение он даже подумал, что сошел с ума. Но он знал, что прав.

Налетел ветер, и Морган завернулся в плащ, несмотря на тепло летнего вечера. Он сидел не шевелясь и тщательно проверял умозаключения, к которым пришел, доводы, которые сам себе приводил, допущения, в которых отыскивал зерна истины. В лагере повстанцев все стихло, и можно было вообразить, что он сейчас один посреди темных просторов Ключа Пармы.

«Что за чертовщина? Стефф или Тил?»

Интуиция подсказала ему, что Тил.

Загрузка...