Таня Белозерцева Потомок вандара

Первые впечатления

— Адриан, маленький, проснись, — услышал я голос матери.

Я пискнул и почувствовал, как рядом завозилась сестра. Моя сестра открыла глаза через восемнадцать часов после рождения, я же гораздо позже, через сорок два часа. Не хочется просыпаться, но надо.

— Адриан, — настойчиво зовёт мама, и я просыпаюсь, открываю глаза и смотрю на маму. Она огромная, поджарая и худая, а ещё она нежная и ласковая… Ей пора на охоту и, прежде чем уйти, она будит нас, чтобы покормить. Нам три недели, и мы уже пробуем ходить. Ужасно неловко, мои лапы подгибаются и разъезжаются, у сестры дела, похоже, не лучше.

Я снова посмотрел на мать, она поймала мой взгляд, улыбнулась, придвинула меня к себе лапой и принялась умывать мою мордочку, а я продолжал таращиться на неё.

— Адриан, что ты так смотришь на меня? — спросила она озадаченно. Я подумал и ответил:

— Я хочу стать большим, как ты!

Мать засмеялась и снова старательно вылизала меня, а потом сказала:

— Ты обязательно подрастешь и станешь большим, ты станешь даже больше, чем я.

— Правда?! — я оглядел её, она очень большая, а я буду даже больше, вот это да!

Мать пояснила:

— Потому что ты лев, Адриан, маленький львенок, и ты станешь львом.

— А Вилли? — кивнул я на сестру. — Она будет как я или ты?

— Виллани — девочка, она будет как я. А теперь давай поешь и ложись спать. Мне пора на охоту, мне тоже нужно поесть, как вам с Вилли.

Я послушался и пососал молока, после чего львица оставила нас. Мама так уже делала раньше, и я не беспокоился, она всегда-всегда возвращалась. Спать не хочется… Я сел и стал осматриваться по сторонам, мне нравится это делать, вокруг было так много интересного! Я ещё плохо вижу, так как с моих глаз еще не сошла пелена, но я все равно смотрел. Наше логово располагалось под ветвями дерева в уютной ложбинке у ствола, а вокруг, насколько я мог видеть, расстилалась степная равнина, кое-где виднелись рыжие термитники и разные деревья.

Мать учила нас сидеть тихо, пока она отсутствует. На мой вопрос «почему», мать слегка прижала меня к земле и сказала, чтобы я никогда не задавал двух вопросов — «почему» и «зачем».

Сверху раздался свист, и я задрал голову. Это был ястреб, он меня тоже заметил и громко крикнул:

— Вижу тебя, малыш, а ну-ка спрячься хорошенько, здесь поблизости бродят буйволы.

Я не понял, кто такие буйволы, но птицу послушался и спрятался под дерево. И тут меня сморил сон, я прижался к Виллани и заснул.

Проснулся я от толчка сестры, возмутился было, но она прижала уши — знак опасности. Я затаил дыхание и прислушался, к нам кто-то шел, шаги были тяжелые и грузные. Наконец я увидел их, огромные черные чудовища, на головах загнутые длинные рога, их было больше, чем нас, львят. Кто это? Ну кто? И тут я вспомнил предупреждение ястреба. Так это буйволы! Нам стало страшно и очень одиноко. Где наша мама? Мама, мама, где ты? Мы правда сидели очень тихо, даже не дышали, правда… Ну, может, чихнули или икнули…

Но ближайший к нам гигант что-то услышал и начал принюхиваться. Учуяв нас, он взвыл и набросился на наше дерево, круша его в щепки…

Мы с сестрой забились как можно дальше под ветви и теперь истошно, не таясь, кричали во все горло.

Прямо перед моим носом обрушилось кошмарное раздвоенное копыто, дюйм ближе, и меня бы не стало…

Нас спасла случайность. На буйвола рухнула сломанная им же ветвь, стукнула его по шее, и он испуганно отпрянул назад. Еще одна ветка громко хрустнула, и агрессор потерял к нам интерес, развернулся и поскакал прочь, за ним ускакали и остальные буйволы.

Я посмотрел на Виллани, она на меня, мы одновременно сглотнули и прижались покрепче друг к дружке.

Мать пришла к вечеру. Увидев разрушения, она горестно взвыла:

— О нет, нет! Адриан, Виллани! Детки…

Я мявкнул, и мать замерла в изумлении. Виллани всхлипнула и полезла через завал к матери, я полез за ней.

Мать лихорадочно обнюхала и облизала нас.

— Крошки мои, живы, целы!..

Она так обрадовалась, что пыталась обнять и облизать сразу нас обоих. И долго не могла успокоиться, нервничала и металась по разрушенному логову. Наконец она с чем-то определилась, взяла Виллани в пасть и, буркнув мне «сиди тихо», куда-то понесла её.

Я долго ждал возвращения матери, наконец она пришла запыхавшаяся, схватила меня и тоже понесла. Я висел у неё в пасти страшно озадаченный, но в то же время радовался, что меня не забыли, что за мной все-таки пришли.

Мать несла меня долго и в итоге плюхнула на землю рядом с сестрой. Сперва я полежал, приходя в себя, потом сел и стал осматривать наше новое логово. Неглубокая яма с лежавшим на ней стволом упавшего дерева, кстати, обзор ограничился, а я хочу посмотреть, что там снаружи…

В возрасте четырех недель мы уже довольно уверенно ходили, у нас появились первые молочные зубки и стала меняться шкурка, исчез детский пушок, заменяясь гладкой шерстью.

Теперь мать ерзала, когда мы сосали молоко, видимо. мы больно кололи её своими острыми молочными зубами.

На исходе этой четвертой недели я наконец-то смог выбраться из логова и потрясенно воззрился на окружающий меня мир.

Бескрайняя саванна, горизонт подернут дрожащей дымкой, далеко впереди раскинулась водная гладь озера, тут и там виднелись кущи зонтичной акации, одиночками стояли толстяки-баобабы, высились рыжие и бурые термитники, в траве серые камни… Я посмотрел назад, ого! Горы и скалы, склоны поросли деревьями.

Виллани тоже пришла в восторг от увиденного.

Следующие две недели мы и прожили здесь. Мы играли, ели, спали, лазали вокруг логова под присмотром матери.

И однажды, к концу шестой недели нашей жизни, мать пристально оглядела нас и сказала:

— Пора идти.

Отошла, остановилась поодаль и позвала нас. Я пошел к ней, Виллани за мной, мать подождала нас, снова отошла, снова позвала, мы наконец поняли: надо идти за матерью. Она явно вела нас куда-то, может, на новое место?

Мы шли долго, временами останавливаясь передохнуть, в эти моменты мать стояла рядом, настороженно глядя по сторонам. Из этого я уяснил, что наше путешествие небезопасно.

В пути я видел животных, но все они были далеко и как я ни старался, так и не смог их толком рассмотреть, да и некогда было, если честно, тут бы от матери не отстать. В конце концов она остановилась и сказала:

— Ну вот и все, пришли.

Я же так устал, что даже не заинтересовался, куда же мы пришли! Я просто рухнул на пузо, рядом, тяжело дыша, легла сестра.

Когда я открыл глаза, то решил, что у меня морок, вместо одной матери было еще несколько. Нас окружили львицы, худые и поджарые, также я заметил нескольких львят моего возраста и старше.

Мать привела нас в прайд.

Я оживленно рассматривал сверстников и тут меня накрыла чья-то тень. Оглянувшись, я увидел гигантскую лапу и похолодел, медленно подняв голову вверх.

Надо мной нависал исполинский лев. Я сразу понял, что это лев, а еще я понял, что это мой отец.

Виллани заползла под меня, а я так и стоял, замерев, во все глаза глядя на гиганта, я — львенок и я буду львом, таким же, как мой отец…

Лев внимательно осмотрел нас и сказал нашей матери:

— Всего одна девочка? Как же так? Ладно, как их зовут?

— Виллани и Адриан.

Отец бросил на меня равнодушный взгляд и нахмурился, чем-то недовольный.

Я подобрался, готовый к… Не знаю, к чему, но отношение отца больно ударило меня по моему детскому самолюбию. К счастью, я не успел всерьез разобидеться, положение спас молодой безгривый лев, который подбежал к нам и стал ласкаться к матери, мать ему тоже обрадовалась и они стали обниматься и целоваться.

Его звали Джерри, он оказался нашим старшим братом. Мне он понравился, веселый и игривый.

Но потом я снова оказался на глазах у отца. Он сурово взглянул на меня и обратился к матери:

— Он слишком темный, ты заметила?

— Да, Георг.

— Ты поэтому назвала его Адрианом?

— Да, прости…

— Да ничего, все в порядке. Тем более, что он действительно пошел в бабку.

Отец посмотрел на меня и пояснил:

— Твоя бабушка, моя мать, была берберийской львицей, она была темно-бурого цвета. Твой цвет шерсти мне не нравится, сын. Но тем не менее добро пожаловать в прайд.

Кроме Джерри у нас были три старшие сестры, две тёти, сестры матери. А у отца были еще три сестры, уф! Всего девять львиц, два льва и пятеро львят, считая нас двоих. Эти три девочки были дочерьми Милли, самой старшей львицы, — Сюзи, Мора и их младшая сестра Лузо. Лузо наша ровесница.

Я заметил, что Лузо очень худенькая и слабенькая, почему бы это?

А когда мать стала нас кормить, Лузо, пошатываясь от слабости, нерешительно подошла к нам, взгляд у неё был очень голодный…

Мать пригласила Лузо к нам. Робко протиснувшись между мной и Виллани, та стала жадно сосать…

Милли была очень стара и для последней дочери у неё не оказалось молока, слишком рано оно кончилось…

Лузо стала есть с нами, поправилась, стала веселой и подвижной уже через несколько дней.

Загрузка...