Повелитель чумы

Главные силы стояли на страже с другой стороны, лицом к Лагерю; именно там они нашли сержанта Изара.

— Инспектор, — кивнул сержант, — не ожидал вас вновь здесь увидеть.

Он хотел сказать что-то ещё, но тут заметил Мердена, и его золотистые глаза расширились. Он низко опустил голову и пробормотал что-то на языке Адали. Мерден склонил голову в ответ.

Взгляд Изара метнулся от Мердена к Ленуару. Ленуар видел немой вопрос в глазах сержанта, но у него не было времени на объяснения.

— Как тут дела, сержант? — спросил он, оглядывая баррикаду. Мужчины выглядели раздражёнными, и большинство из них были в шарфах, обвязанных вокруг лица.

— Пока тихо, — сказал Изар. — Утром произошёл небольшой инцидент… Женщина пыталась уговорить одного из стражей пропустить её детей. Она была настроена очень решительно. Нам пришлось применить силу, и некоторым это не понравилось.

— Где она сейчас? — спросил Коди, оглядываясь по сторонам.

— Без сознания. Её отнесли в лечебницу.

Ленуар поморщился.

— Кто-нибудь ещё пострадал?

— Ещё пару человек, но ничего серьёзного. Думаю, для мужчин это послужит хорошей тренировкой перед тем, как всё станет ещё хуже.

«Перед тем. Никаких «если»…»

Едва ли нужно было быть прорицателем, чтобы предсказать подобное; было достаточно одного взгляда на лица людей, толпящихся вокруг баррикады — злые, испуганные и отчаявшиеся.

— Слышал, что у тебя на стороне Рыбацкого предместья были неприятности, — произнёс Коди.

Изар криво усмехнулся.

— Хорошо, что шеф перевёл меня сюда, где я смогу держаться подальше от неприятностей.

Коди что-то сказал в ответ, но Ленуар уже не слушал. Он наблюдал, как Мерден пробирается сквозь толпу.

Многие из присутствующих были Адали, и они, как и Изар прежде, склоняли головы перед Мерденом, а некоторые прижимали ладони к груди. Похоже, это был жест уважения; они явно узнали в нём прорицателя или знахаря. Наверно, всё дело было в плаще.

— Изар, — перебил он разговор сержантов, — что означает та руна на плаще Мердена?

— Мекхлет. Мудрый. Немногие люди удостаиваются чести надеть подобный плащ.

— Ты его знаешь? — спросил Коди.

— Только по репутации.

— Так он… Кто? Святой?

— Не совсем. Скорее, пастырь. Мехклет — это…, - Изар покачал головой. — Это слово не имеет перевода. Что-то вроде «тот, кто знает истинный путь».

— Если он такой особенный, то почему живёт в Кенниане?

— Хороший вопрос, Коди, — взгляд Изара следовал за Мерденом, пока тот разговаривал с толпой. Некоторые из присутствующих оживлённо отвечали.

— Пора идти, — сказал Ленуар. — Идёмте, сержант.

Когда они приблизились к Мердену, голоса вокруг него стихли, сменившись молчаливыми недоверчивыми взглядами. Женщина сказала что-то резкое на наречии Адали, но Мерден поднял руку, произнёс несколько тихих слов, и она затихла.

— Я расспросил этих людей, куда они ходят за исцелением, — сказал прорицатель. — Следуйте за мной; кажется, я знаю дорогу.

Ленуар кивнул, с радостью покидая напряжённую сцену у баррикад. Они спустились к главной дороге, вдоль которой стояли рыночные прилавки.

Инспектор заметил, что сегодняшний выбор в лавках был довольно скудным: и фрукты, и овощи лежали тусклые и высохшие. В ряду стоял лишь одни мясник, и у того не было говядины; лишь окровавленный кусок баранины и ящик с невзрачными тушками цыплят.

— Только гляньте, сколько стоит растительное масло! — вполголоса произнёс Коди, косясь на соседний прилавок. — Втрое больше, чем прошлым вечером брали в бедном квартале.

Прошло всего три дня, а карантин уже давал о себе знать.

— Скоро станет ещё хуже.

— Женщины, с которыми я разговаривал у баррикады, упоминали про это, — сказал Мерден. — Они не хотят выпускать детей на улицу, чтобы те были дома в безопасности, но боятся оставить без присмотра скот.

Ленуар вздохнул.

— Домашний скот — наименьшая из их забот. Первыми начнут исчезать растительное масло и сахар. Потом мука — и вот тут-то начнутся настоящие неприятности.

Мерден искоса взглянул на него.

— Говорите так, будто испытали это на собственном опыте.

— Я жил в Серле во время революции. Я был ещё совсем подростком, но помню всё так, словно это случилось вчера. Город не был в осаде, но вполне мог быть. Это было страшно; люди слишком боялись оспы, чтобы заниматься какой-либо торговлей. В самых бедных районах люди начали есть собак. А потом собаки начали есть их…

Ленуар содрогнулся при воспоминании.

Они продолжили путь в мрачном молчании, следуя за Мерденом, который свернул с главной дороги и направился между лачугами.

У Ленуара складывалось ощущение, что они пробираются, как горные козы, по узким болотным тропкам, окружённым лужами и провалами с грязью. Здесь пахло уборной и нечистотами, но Ленуар едва обратил на это внимание, слишком поглощённый зрелищем семьи из шести человек, грузящих в тачку свои скудные пожитки.

Похоже, они съезжали, но куда они направятся? В Кенниан их не пустят. Значит, в сельскую местность, за город? Или лорд мэр перекрыл и дороги?

Это была не первая семья, решившая сбежать — Ленуар заметил по дороге сюда ещё несколько заколоченных лачуг.

Почти у всех, мимо кого они проходили, лицо было обвязано шарфом, и почти каждый встречный был Адали. Свернув с главной дороги, они миновали неофициальную границу, отделявшую квартал Адали от остальной части Лагеря.

Квадратные лачуги из дерева и металла, которые предпочитали жители Брайленда и другие южане, уступили место куполообразным палаткам Адали.

Обычно традиционные жилища кочевников Адали были яркими и бросающимися в глаза, но стоявшие здесь палатки были серыми и однообразными, потому что их владельцы сшивали себе жилище из всего, что было под рукой.

То тут, то там можно было заметить старые палатки, которые ещё помнили прикосновение знаменитых ярких красок Адали.

В прежние, лучшие дни они были ярко-красными и золотистыми, но сейчас, после стольких лет существования среди грязи и дыма, они приобрели всё тот же унылый серый оттенок, делавший их практически неотличимыми от остальных.

— Мекхлет! — позвал вдруг чей-то голос. — Мекхлет анир!

Они обернулись и увидели человека, спешащего к ним из своей палатки. Он почтительно приблизился к Мердену, склонив голову, как и все остальные, и, бросив настороженный взгляд на Ленуара и Коди, что-то тихо и настойчиво сказал.

Они поговорили несколько минут, и по выражению лица мужчины Ленуар понял, что тот разочарован. Мерден положил руку ему на плечо и сказал что-то, что, несомненно, должно было успокоить подошедшего; мужчина покорно кивнул.

— Сын его соседа болен, — пояснил Мерден.

— Он просил тебя помочь?

— Если бы я только мог…

— Я думал, что где-то поблизости есть колдун, который знает лекарство, — сказал Коди. — Разве мы здесь не для этого?

— Уверен, вы хотели сказать «целитель», сержант, — холодно ответил Мерден. — Да, он недалеко. Но с учётом разросшейся эпидемии ему трудно успевать ко всем.

— Значит, у Адали всё же нет иммунитета? — задумчиво пробормотал Ленуар.

Он почувствовал облегчение. Если бы вопрос был только в физиологии, то у колдуна нечему было бы учиться, и он ни чем не смог бы помочь. «Точнее, у целителя», — поправил сам себя Ленуар.

Он, как и Коди, не понимал, почему термин «колдун» был оскорбителен, хотя и не удивлялся этому. Кхекра была запретной темой; само собой разумеется, что любой термин, связанный с тёмной магией, вызывал такое же неодобрение.

— Этот человек знает, где мы можем найти целителя?

Мерден повторил вопрос на языке Адали, и мужчина кивнул, указывая пальцем вперёд.

— Мы двигались в правильном направлении, — сказал Мерден. — Теперь уже недалеко.

И действительно, через несколько минут они наткнулись на палатку целителя — Ленуару не нужно было объяснять, какая именно принадлежит знахарю.

Помимо внушительных размеров и традиционно яркого золотого оттенка, у входа в неё сгрудилась огромная толпа людей. Сначала Ленуар подумал, что они пытаются проникнуть внутрь, но когда он подошел ближе, то увидел, что толпа притихла. Маленькие группки сбились в большую кучу, тихо переговариваясь.

Некоторые сидели в грязи, хотя Ленуар не мог сказать точно, от болезни ли, от усталости или просто от скуки. Многие, конечно, были нездоровы.

Признаки лихорадки были повсюду, а у некоторых уже началось носовое кровотечение. Мужья поддерживали под руки жён, а матери укачивали на руках плачущих детей.

По периметру палатки в землю были вбиты колья, образующие замкнутый круг. Если это был какой-то забор, то он свою функцию не выполнил.

Возможно, он был декоративным — это объясняло бы роговые бусины и кусочки костей, свисающие с кожаных ремешков на вершине каждого колышка. Мерден заинтересованно подошёл ближе и задумчиво кивнул своим мыслям.

Коди неуверенно замер, с сомнением поглядывая то на толпу, то на палатку, потянулся рукой к карману.

— Надень его, сержант, — кивнул Ленуар, завязывая собственный шарф вокруг рта и носа. — Это не значит, что ты трус или бессердечный человек. Это лишь значит, что ты не дурак.

Мерден провёл большим пальцем по носогубному треугольнику, оставляя под носом пятно, похожее на свежую грязь.

— Я должен предупредить вас, инспектор: то, что вы видите внутри, может вызвать тревогу, но вы должны сохранять спокойствие. Прежде всего, вы не должны отвлекать целителя. Это может привести к гибели всех нас, — он указал на кольцо из кольев, как будто это всё объясняло.

Коди вздрогнул.

— Что значит, «к гибели всех нас»? Что там, чёрт возьми, происходит?

— Кхекра, — ответил прорицатель и вошёл в палатку.

Глава 7

Пройти сквозь полог палатки было все равно, что быть проглоченным каким-то огромным зверем. Темнота накрыла их, и на мгновение Ленуар застыл, как вкопанный, моргая. Его глаза быстро привыкли, но толку от этого было мало.

На краю света шевельнулась тень. Ленуар прищурился, пытаясь разглядеть ее, но она не имела четкой формы. Он не мог сказать, где кончается тень и начинается тьма, и все же она двигалась, извивалась и скручивалась, как столб дыма. Сухой, дребезжащий звук сопровождал каждое движение, рассекая воздух короткими всплесками — сперва мягкими, затем отрывистыми, затем снова мягкими — прежде чем резко затихнуть. И тьма прекратила свой танец.

Пламя пригнулось, как будто потревоженное внезапным движением, но оно наклонилось в сторону движущейся тени, а не от неё. Что-то легонько кольнуло в животе Ленуара.

Он слышал позади себя прерывистое и частое дыхание Коди. Справа от него Мерден спокойно наблюдал за происходящим. Резкий запах ударил Ленуару в нос даже через носовой платок. Что-то знакомое — что-то, что его подсознание заклеймило как глубоко тревожащее, но он не мог определить, что именно. Он невольно сделал шаг назад, но рука Мердена крепко сжала его запястье, сдавив мягко, но однозначно. Не двигаться.

Что-то зашипело в темноте.

Ленуар застыл на месте. Пальцы Мердена предостерегающе сжались вокруг его запястья, но прорицателю не стоило беспокоиться. Ленуар не смог бы пошевелиться, даже если бы от этого зависела его жизнь. Он застыл, как вкопанный, когда тень возобновила свой извилистый танец. Ленуар почувствовал еще один толчок в животе, на этот раз резкий — слишком резкий, чтобы быть просто результатом собственной нервозности. На мгновение он испугался, что его стошнит. Рядом с ним Мерден испустил долгий ровный выдох, как будто дул на что-то, чтобы помочь высохнуть.

Из центра палатки вырвался порыв ветра. Свечи погасли. Все погрузилось во тьму.

И тишину.

— Мекхлет, — произнес чей-то голос, и пламя ожило. В жёлто-серых всполохах появилось изможденное лицо пожилого адали. Он отвернулся, чтобы зажечь свечу — не одну из свечей, образующих серп, а невысокую колонну с несколькими фитилями, размером с тарелку для ужина. Он зажег еще несколько, пока мягкий свет не залил центр палатки, открывая очертания койки с лежащей на ней фигурой. Вероятно, это был больной.

Но что, во имя всего святого, они только что увидели?

— Добро пожаловать, — сказал мужчина по-брайлишски, заметив своих бледнокожих гостей.

— Меня зовут Мерден. А это — инспектор Ленуар и сержант Коди из Департамента полиции.

Мужчина выгнул бровь, но ничего не ответил.

— Откуда ты узнал? — спросил Мерден.

— Что ты мекхлет? — худой усталый мужчина улыбнулся. — По твоему дыханию. Откуда бы у него взялась такая сила?

Мерден кивнул, явно удовлетворенный этим необъяснимым ответом.

— Меня зовут Одед, — произнёс мужчина. — Прошу вас, входите. Сейчас здесь безопасно.

Ленуар окинул целителя внимательным взглядом. На вид ему было не меньше семидесяти, но, судя по его растянутым гласным и раскатистым буквам «р», в Брайленде он прожил не так уж много лет.

Как и у Мердена, его кожа была насыщенного медного оттенка, но кончики пальцев почернели. Возможно, из-за его целительского искусства. Ленуар сделал себе мысленную заметку позже спросить об этом Мердена.

Что ещё больше свидетельство об искусстве врачевания — или, по крайней мере, о недавнем сеансе излечения, — так это худощавость мужчины.

Возможно, Одед и раньше не был толстым — как и большинство адали, — но с тех пор он явно похудел ещё сильнее, а сутулые плечи скрадывали несколько сантиметров его роста. «Этот человек устал», — подумал Ленуар. Как и сестра Рея, Одед жертвовал своим здоровьем ради здоровья своих пациентов.

Кстати о пациентах…

— Эта женщина, — Ленуар указал на лежавшую на койке фигуру. Она спала — или так казалось инспектору? — а лоб её был покрыт испариной. — Вы её лечили?

Одед кивнул.

— Она выживет? — уточнил Ленуар.

— Время покажет, — сказал целитель. — Большинству становится лучше, но некоторые обращаются слишком поздно.

Он взглянул на полог палатки, и Ленуар прочел его мысли. «Он с трудом поспевает за ними», — говорил недавно Мерден. Чем больше людей собиралось снаружи, тем больше он отставал. Это была гонка со временем, и целитель её проигрывал.

— Что вы делаете с умершими? — поинтересовался Коди.

— Сжигаем.

— Таковы наши обычаи, — добавил Мерден.

— Подозреваю, скоро это станет и нашим обычаем, — сказал Ленуар, — по крайней мере, в Лагере. По мнению коллегии врачей, тела очень заразны. Сжигание кажется самым безопасным вариантом.

— Врачи, — скривился Одед. — Пала.

Ленуар не знал, что означает последнее слово, но сомневался, что это был комплимент.

Мерден усмехнулся.

— Без сомнения, они убеждены, что пиявки улучшат ситуацию.

— Они очень прицепились к своим пиявкам, — согласился Ленуар, — уж простите за каламбур. Я могу только заверить вас, что не вся медицина Хуменори настолько отстала. Наука на самом континенте гораздо более развита. — Он взглянул на Коди как раз вовремя, чтобы увидеть, как сержант закатил глаза. Что же касается адали, то они обменялись недоверчивыми взглядами.

— Как вы лечите болезнь? — спросил Коди.

— В два этапа. — Одед указал на койку. — Это был второй этап, где восстанавливаются силы.

— А первый этап? — Голос Коди звучал настороженно, будто он не был уверен, что действительно хочет это знать.

— Зависит от обстоятельств. Если болезнь находится в начальной стадии, то чаще всего бывает достаточно настоя трав. Но не всегда. Иногда всё гораздо сложнее.

— Насколько сложнее?

— Во-первых, я должен выманить…, - Одед помолчал, нахмурившись, затем посмотрел на Мердена. — Хатекх.

— Демона, — как само собой разумеющееся, перевёл Мерден.

— Демона? — удивился Коди и бросил на Ленуара многозначительный взгляд.

Несомненно, он надеялся найти союзника в своем скептицизме, но Ленуар точно знал, что такие создания существуют. В конце концов, один из них едва не убил его.

Если Посланник Тьмы и не был демоном (Ленуар никогда не знал точно, как его назвать), то различие было достаточно тонким.

— Почему вы думаете, что в этом замешан демон? — спросил он, не обращая внимания на фырканье Коди.

— Это было известно моему народу ещё много поколений назад, — ответил целитель.

— И вы считаете это ответом? — хмыкнул Коди.

Адали склонил голову на бок.

— А разве нет?

— Ладно, допустим… Ну а откуда ваши предки знали, что в этом замешан демон?

— Они видели знаки.

Протянув руку к лежащей на койке женщине, целитель стянул с неё одеяло, обнажив темно-пурпурный рубец на предплечье. «Повреждения, — подумал Ленуар, — те, после появления которых, по словам Лидмана, никто не выздоравливает».

— Это следы демона, — сказал целитель.

— Это синяки, — покачал головой Коди.

— Да, синяки. От рук демона.

— Да во имя всего…!

— Хватит, — перебил Ленуар сержанта. — Это не так уж и важно, согласны?

— Я тоже так думаю, инспектор, — сказал Мерден. — Важно то, что Одед эффективно лечит болезнь, и за это он заслуживает нашего уважения.

— Согласен.

Ленуар поздравил себя с тем, что взял с собой прорицателя. Это помогло привлечь еще один бесстрастный, аналитический ум, с которым можно было продуктивно поспорить, а Коди на эту роль определённо не годился.

— Одед, вы можете показать нам, как это делается? Можете ли вы научить других?

Однако ответил ему Мерден:

— Зависит от ситуации. Станут ли эти другие этому учиться?

Хороший вопрос. Почему-то Ленуару было тяжело представить, что Хорст Лидман станет прислушиваться к медицинским советам целителя-адали. Но разве у них был выбор?

— Мы должны попробовать.

Целитель неуверенно посмотрел на инспектора.

— У нас не так много времени. Видите, сколько народу ждет меня снаружи?

— И будет еще больше, — сказал Ленуар. — Больше, чем вы сможете исцелить в одиночку. Это эпидемия, и она выходит из-под контроля.

— Инспектор прав, друг мой, — Мерден указал на худое тело Одеда. — Ты отдаёшь немного своей силы каждый раз, когда исцеляешь пациента. Сколько у тебя осталось? Ты не сможешь сделать это в одиночку. Тебе нужна помощь, — и он добавил что-то на языке адали, коснувшись своей груди.

Целитель посмотрел на своего пациента, поджав губы. Затем вздохнул и покачал головой.

— Хорошо. Я постараюсь показать вашим… врачам… как исцелить эту болезнь. Но они не станут слушать, я знаю. Они поступят так же, как и этот. — Он пренебрежительно махнул рукой в сторону Коди. — Они не поверят.

— Послушайте, — вздохнул Коди, — я верю, что вы делаете что-то, чтобы помочь этим людям. Я не знаю, что именно; возможно, вы и сами этого толком не знаете. Но если вы прямо сейчас мне скажете, что люди за дверью поправятся, если я десять раз подпрыгну на левой ноге и гавкну, как собака, я это сделаю. Я могу в это не верить — но я сделаю. Потому что в сложившейся ситуации я стану искать спасение в чём угодно. И уверен, что наши врачи того же мнения.

Ленуар искоса взглянул на Коди.

— Весьма красноречиво, сержант.

— Действительно, — протянул Мерден. — Весьма.

Если целитель и был впечатлён, то всё это скрывалось за навалившейся усталостью.

— Я должен отдохнуть. Возвращайтесь завтра.

Коди нахмурился, и Ленуар открыл было рот, чтобы возразить, но резкий взгляд Мердена лишил его дара речи.

— Как скажете. — Ленуар поднял руку, чтобы затянуть шарф вокруг лица. — До завтра.

Он коротко поклонился и вышел.

— Было бы бессмысленно настаивать на этом, инспектор, — сказал Мерден, когда они пробирались сквозь толпу пациентов, ожидавших снаружи. — Его силы иссякли. Он не смог бы ничего показать вашим врачам.

Ленуар не ответил. Он поднял воротник, защищаясь от вечернего солнца, и засунул руки в карманы. В голове у него шумело. Добились ли они сегодня прогресса, или это была просто иллюзия прогресса? Какие у них на самом деле были доказательства того, что лечение Одеда сработало?

Но в данный момент Ленуару было наплевать, имеет ли эта болезнь какое-то отношение к демонам. Всё, чего он хотел, — это найти способ её остановить.

С помощью Мердена он нашел колдуна, который утверждал, что может излечить болезнь, но даже если это было правдой, он один. Сможет ли он действительно обучить кучу брайлишских врачей магии адали? И захотят ли те слушать «псевдонаучный бред»? А если у него всё получится, достаточно ли будет их знаний, чтобы остановить чуму?

«За последнюю неделю смертность утроилась». Так говорилось в отчете. Ленуар все еще видел слова, написанные черными чернилами.

«К концу месяца население Лагеря сократится вдвое». Что могла сделать горстка целителей против такого наводнения смертельной болезни?

Ленуар резко тряхнул головой. «Хватит. Такие мысли ни к чему не приведут». Он давно понял, что нельзя впадать в уныние из-за кажущейся неразрешимости проблемы. Хороший инспектор не позволял себе зацикливаться на мельчайших деталях в ущерб целому делу; он не должен быть парализован сложностью стоящей перед ним задачи.

«По кусочку за раз, Ленуар. Не обманывайся, но и не теряй надежды. Сегодня ты на шаг ближе. Это тоже победа, пусть и небольшая».

Он ещё долго витал в своих мыслях, а когда очнулся, они уже приближались к мосту Адлмана. Ленуар сразу понял, что что-то не так. Как и Коди, который ускорил шаг, бросая на Ленуара обеспокоенный взгляд через плечо.

— Толпа стала больше, — произнёс Мерден. — Гораздо больше.

— Не только больше, — покачал головой Ленуар, — но и гораздо опаснее.

— Откуда вы знаете?

— Здесь лишь мужчины, — ответил Коди. — Причём, молодые. Это нехорошо.

Ленуар расстегнул пальто, чтобы легче было достать пистолет.

— Будьте готовы, сержант, но не показывайте свое оружие без крайней необходимости.

Ленуар ускорил шаг.

Толпа рябила, как маленькое море, её потоки и водовороты тянулись от баррикады назад по главной дороге, заполняя пространство между лачугами. Коди нырнул в неё первым, используя все преимущества своего роста, чтобы проложить дорогу для себя и Ленуара.

Мерден шел где-то позади, но толпа уже поглотила его; единственным признаком его присутствия был кончик черного посоха, покачивающийся над сердитыми лицами.

Чем ближе они подходили к баррикаде, тем плотнее становилась толпа, и, в конце концов, Коди пришлось раздвигать стоящих людей руками.

— Отойди в сторону! Идёт полиция!

Сквозь крики Ленуар услышал лай собак.

Они прорвались сквозь толпу на своего рода «ничейную землю» — крошечный, напряженный пятачок между двумя штормовыми фронтами: один — бурный и грозовой, другой — ледяной и мрачный. Солдаты с винтовками в руках стояли на баррикаде плечом к плечу, и несколько собак злобно лаяли, натягивая поводки.

Ленуар видел, как собак использовали подобным образом на континенте, но в Брайленде — никогда, и он сомневался, что эти животные были специально обучены для подобной цели.

«Плохая идея, — подумал он, — но теперь уже поздно что-либо предпринимать».

— Где Изар? — рявкнул Коди, и один из стражников показал ему пальцем в сторону.

Адали стоял на дальнем конце баррикады, полный решимости и стойкости, и разглядывал гражданского, огромного, как дуб. Тот смотрел на него в ответ, и Ленуар понял, что он взвешивает свои шансы. Шансы действительно были невелики, но невозможно было сказать, понимал ли это человек.

Коди позвал Изара по имени. Тот бросил на них быстрый взгляд, но не пошевелился, ожидая, когда Ленуар с Коди подойдут ближе.

— Что происходит? — поинтересовался Коди, приблизившись к адали. — Как всё началось?

— А как оно всегда начинается? Слухи. Помните про женщину, которая пострадала сегодня утром? Разошлись слухи, что мы её убили. И её детей. Забили дубинками до смерти.

— Но это же бред! — возмутился Коди.

Изар пожал плечами, давая понять, что возмущения бесполезны.

— Эти псы…, - начал Ленуар.

— Это не моя идея, инспектор.

Ленуар так и думал. Ни один адали не выпустит нетренированных собак в толпу людей или стадо животных.

— Нам нужно взять ситуацию под контроль, — произнёс Ленуар, понимая, что говорит очевидные вещи. — Возможно…

— Эй, ты! — Изар отступил в сторону и ткнул пальцем в одного из стражников. — Убери ружье, дурак!

Но страж ничего не слышал из-за криков толпы. Он угрожающе размахивал своим оружием перед лицом молодого адали, пока один из его более разумных товарищей не схватил дуло и не дернул его вверх, что-то горячо выговаривая.

«Эти люди обучены не больше, чем собаки», — с замиранием сердца подумал Ленуар. В свою бытность стражем с Серле, Ленуар учился контролировать толпу, используя тактику, разработанную Префектурой полиции во время революции.

Но Кенниан никогда не сталкивался с революцией, а Ленуар и не думал рекомендовать такое обучение в Департаменте полиции.

— Где Мерден? — прокричал Коди, оборачиваясь.

— Я здесь, — тронул прорицатель Коди за локоть.

Ленуару некогда было радоваться. Крики вокруг них становились все громче, пространство между двумя фронтами сокращалось сантиметр за сантиметром. Требования и обвинения летели, как искры над трутом, только и ждущие, когда вспыхнуть.

— … не можете держать нас здесь, как животных!

— … должны ждать здесь, пока не умрём?!

— Назад! Предупреждаю в последний раз…

— … не болен! Откройте глаза! Неужели вы не видите, что я не…

В воздух полетел камень. Он попал часовому в висок, и мужчина пошатнулся.

Крики нарастали. Изар рванул вперед, вытянув руку и выкрикивая что-то, чего даже Ленуар не мог расслышать.

Прозвучал выстрел.

Наступила звенящая тишина.

Ленуар закрыл глаза, а когда открыл — повсюду было оружие: винтовки и ножи, палки и камни, даже что-то похожее на свинцовую трубу. В толпу ворвались собаки — то ли их отпустили с поводков, то ли они сами вырвались на свободу, — и теперь в обычные крики вплелись вопли боли. Два фронта столкнулись.

Ленуар попытался дотянуться до пистолета, но кто-то налетел на него, швырнул на баррикаду и прижал к стене. Он почти ничего не видел из-за мельтешения конечностей.

Край бревна больно врезался ему в ребра. Давление росло и росло по мере того, как толпа наваливалась на баррикаду, пытаясь продавить её. Ленуар понимал, что если не освободится, его просто расплющат.

Прозвучал ещё один выстрел. И ещё. Казалось, это только разожгло паническое бегство до еще большего исступления. Ленуару показалось, что он слышит рядом крики Коди, но он не мог точно определить, откуда именно.

Он услышал треск и грохот — и давление на его грудь немного ослабло. Еще треск — и тело, прижатое к Ленуару, обмякло. Появился Мерден, сжимающий обеими руками свой посох.

— Сюда!

Собаки сбились в хаотичный полукруг, образовав небольшой защищенный контур между собой и правой стороной баррикады. Ленуар и Мерден проскользнули туда.

Этот манёвр выиграл им немного времени, но на этом всё; не существовало никакого другого выхода, кроме как назад через бунтующую толпу или через баррикаду, а Ленуар не хотел быть застреленным.

Часовые на башнях стреляли предупредительными выстрелами в любого, кто был достаточно безрассуден, чтобы попытаться подняться на баррикаду. Пока угрозы возымели эффект, но Ленуар сомневался, что это надолго.

— Мы должны добраться до одной из этих башен!

— Как?

Ленуар понятия не имел. Изара нигде не было видно. Коди тоже пропал. Ленуар выхватил пистолет, надеясь в душе, что он не понадобится. У него будет лишь два выстрела, а потом придётся пускать в дело меч.

Даже искусному бойцу было бы трудно владеть длинным клинком в такой толчее; а в руках Ленуара он мог оказаться как в его собственном животе, так и в чьем-то еще.

Часовым с винтовками тоже не повезло. Оружие было эффективным средством устрашения, но практически бесполезным в ближнем бою. Большинство мужчин использовали их как палки, ударяя прикладами по лицам тех, кто подходил слишком близко.

Где-то в толпе слышалось рычание собак. Однако бунтовщики продолжали наступать, забрасывая полицейских камнями и нанося им как можно больше ударов кулаками, палками и всем, что им удавалось достать.

— Смотрите! — показал вперёд Мерден.

Ищейки вытащили несколько мешков с песком из основания ближайшей башни и протащили своих раненых через образовавшееся отверстие. Ленуар бросился к проёму с поднятым пистолетом, надеясь, что одного его вида будет достаточно, чтобы отговорить кого-нибудь от нападения.

Ищейки стояли стеной, сдерживая поток людей. Щель в основании башни была мучительно близка — это был свет в конце тоннеля…

У них ничего не получилось.

Строй рухнул как раз перед тем, как Ленуар добрался до отверстия. Толпа бунтовщиков хлынула через брешь. Появился борющийся с кем-то Изар. В руке у него был пистолет, готовый к бою, но вместо того, чтобы стрелять, сержант пытался усмирить штатского голыми руками.

И поплатился за свое милосердие. Кто-то ударил его наотмашь лопатой по щеке, из раны на лице брызнула кровь. Изар пошатнулся и рухнул в людское море.

Ленуар нырнул туда, где исчез сержант-адали, но что-то ударило его по затылку. В глазах вспыхнул белый свет, а затем все накренилось, голова закружилась аж до тошноты, и земля понеслась ему навстречу. Ленуар упал, ударившись о баррикаду.

Последнее, что он запомнил, был привкус крови во рту.

Глава 8

Когда Ленуар открыл глаза, он обнаружил, что смотрит на свой собственный прикроватный столик. На мгновение он подумал, не приснилось ли ему все это — колдун, шипящая тень, бунт.

Затем яркая вспышка боли пронзила череп, и всё встало на свои места.

Он застонал и начал переворачиваться на спину, но тут раздался громкий голос:

— Не нужно.

Ленуар замер.

— Мерден?

— Естественно.

Он ждал продолжения, но прорицатель, очевидно, сказал всё, что хотел. Ленуар нахмурился.

— Почему мне нельзя двигаться?

— Двигаться можно, только не переворачивайтесь на спину, инспектор. Это плохо скажется на вашем расколотом черепе.

— Расколотом?

Если у Ленуара и была до этого мысль поменять положение тела, то теперь она полностью испарилась.

— Не стоит так беспокоиться. Всё не настолько плохо.

Боль в голове Ленуара говорила об обратном.

— Вы уверены?

Мерден лишь раздражённо вздохнул.

— Что это за запах? — спросил Ленуар.

— Компресс.

Ленуар инстинктивно потянулся к больному месту на затылке. Его пальцы коснулись чего-то холодного и влажного.

— Инспектор, ну что вы ведёте себя, как ребёнок? — цыкнул на него целитель. — Вам отдельно приказать его не трогать?

Ленуар попытался сесть.

Шторы были задёрнуты, но одной масляной лампы было достаточно, чтобы осветить все четыре стены его крохотной квартирки. При её свете он увидел обычный беспорядок: шкафы приоткрыты, камин не убран, потертое одеяло небрежно свалено в ногах единственного мягкого кресла.

Мерден сидел за столом с чашкой чая.

Другой человек, возможно, почувствовал бы себя неловко, если бы в его доме на несколько часов оставался без присмотра практически незнакомый человек, но только не Ленуар.

Ничего личного прорицатель тут бы не нашёл.

На письменном столе Ленуара были разбросаны бумаги, но ни одна из них не являлась личной корреспонденцией.

На стенах висели портреты, но это были не друзья и не родственники.

Единственной по-настоящему личной вещью в комнате были его книги, одна из которых лежала открытой перед Мерденом. Когда Ленуар увидел название, его удивление на мгновение пересилило боль.

— Вы читаете по-арренейски?

— Пока нет, — прорицатель отхлебнул чая.

Ленуар не стал настаивать.

— Как я сюда попал?

Пока он задавал этот вопрос, в его голове промелькнул образ — короткий и смутный, как полузабытый сон: кто-то схватил его за руку и взвалил на плечо.

— Вы меня принесли?

Мерден вскинул брови.

— Я польщен, что вы считаете меня способным на такой подвиг, но нет — вас нёс не я. Это был сержант Коди.

Ленуар хмыкнул. Он чуть было не выразил словами свое удовлетворение новостью о том, что Коди избежал бунта и остался невредим.

— Где он сейчас?

— Полагаю, в участке.

— А Изар?

— Сержант-адали? Не знаю.

— Что случилось на баррикадах?

Мерден покачал головой и сделал еще один глоток чая.

— Я не думаю, что они смогли проломить стену, но точно утверждать не возьмусь. Когда мы вас вытаскивали, бунт всё ещё продолжался.

— И как давно это было?

На лице Мердена промелькнуло раздражение.

— Возможно, будет лучше, если вы зададите все свои вопросы сразу, инспектор, и избавите меня от этого утомительного допроса. Или мне их угадать?

Он начал загибать длинные пальцы.

— Вы были без сознания около десяти часов, в основном из-за целебного чая, который я вам дал. Вас ударили камнем по затылку. Я не знаю, кто бросил камень. Я не знаю, кто выжил, а кто нет. Я не знаю, действует ли карантин до сих пор, или зараженные жители Лагеря кишмя кишат по всем Пяти Деревням, знаменуя собой начало конца света. Что-нибудь еще?

Ленуар бросил на него спокойный взгляд.

— Думаю, вы ответили на все мои вопросы. Спасибо. Но давайте не будем притворяться, что вы находите мои вопросы скучными. Вы раздражены, потому что сами полны вопросов, но были вынуждены сидеть здесь, наблюдая за мной, и поэтому не смогли получить ответы.

Мерден допил чай.

Ленуар осторожно встал и с удивлением обнаружил, что, если не считать головной боли, он чувствует себя более или менее здоровым.

Он умылся, постарался уложить волосы поверх компресса целебной грязи на затылке и проверил шкафы в поисках чего-нибудь съестного. Последнее было притворством, ибо у него дома никогда не было готовой еды.

— Нам лучше всего отправиться в участок, — сказал он. — Мы сможем выяснить, что случилось, и посмотреть, можно ли будет сегодня вернуться в Лагерь. Надеюсь, Одед все ещё нас ждет.

— Как пожелаете.

— И Мерден… Спасибо вам.

Золотистые глаза прорицателя оторвались от страницы.

— Я уже говорил об этом раньше, инспектор: вы наделены сверхъестественным запасом везения.

— Похоже, что так. Так может, ещё раз его испытаем?

Мерден улыбнулся и подхватил плащ.

* * *

— Изар жив, — произнёс Коди. — Но в строй вернётся ещё не скоро.

Ленуар облегчённо кивнул.

Инспектор никогда не признавал этого вслух, но Коди знал, что Ленуару нравится Изар. Адали был тихим, надежным и умным — все черты, которыми восхищался Ленуар. И именно в такой последовательности.

— Кто ещё был ранен? — поинтересовался инспектор.

Коди пробежал глазами по списку.

Более десятка часовых и двое сержантов были серьезно ранены во время беспорядков, и еще у многих остались шишки, синяки и переломы костей. Что же касалось гражданских лиц…

— Восемь убитых и бесчисленное множество раненых, — сказал Коди, изучив документ, — но, по крайней мере, через баррикаду они не прошли.

Ленуар вздохнул и откинулся на спинку стула.

— Департаменту полиции потребуются годы, чтобы восстановить свою репутацию, особенно в Лагере.

— Мы и до этого были не особо популярны, — грустно улыбнулся Коди.

Но Ленуар не видел в этом ничего смешного.

— Не будьте наивным, сержант. Эффективная работа полиции в немалой степени зависит от доверия и доброжелательности населения. А если это доверие будет подорвано…

— Очень верно, — подтвердил из-за плеча Коди Мерден.

Прорицатель бродил по кабинету Ленуара, с отстраненным любопытством разглядывая его скудное содержимое.

Коди уже почти забыл про Мердена.

— Мой народ — красноречивое тому доказательство. Как часто адали помогают вам в расследованиях?

— Редко, — ответил Ленуар. — В лучшем случае они не склонны к сотрудничеству, а в худшем — активно чинят помехи.

— Потому что они не доверяют полиции, — кивнул Мерден.

«Может быть, и не без причины, если вспомнить вчерашнее…»

— Не ищейки начали тот бунт, — встрял Коди.

— Спорно, — сказал Мерден, — и не существенно.

Коди открыл было рот, чтобы возразить, но передумал. Спорить с прорицателем было бессмысленно. Как и Ленуар, Мерден большую часть времени считал себя самым умным человеком в комнате. И, как и Ленуар, он, вероятно, был прав большую часть времени.

«Хорошо, что они сходятся во мнениях почти во всем. Мне бы не хотелось, чтобы их эго столкнулись».

— Будем надеяться, что за ночь все немного успокоится, — сказал Ленуар, вставая и берясь за пальто. — Если мы не сможем пройти через баррикаду, все наши успехи пойдут прахом. Я очень сомневаюсь, что Одед пойдёт к Хорсту Лидману по собственной воле.

— А если и пойдёт, никто его слушать не станет, — добавил Мерден.

— Его и с нами могут не послушать, но, возможно, нам повезет, — Ленуар загадочно улыбнулся Мердену и направился к двери.

Они схватили трех последних лошадей в конюшне и быстрой рысью направились к выходу, пользуясь тем, что в этот ранний час движение было не слишком оживленным.

Поездка шла спокойно, пока они не добрались до старых Оленьих ворот. А потом всё стало… по-другому. Поначалу мелочи — улицы чуть тише, чем следовало бы; люди чуть более измучены заботами. Постепенно, однако, признаки становились все более очевидными. Утро было в самом разгаре, но многие магазины еще не работали. А в тех, что работали, на дверях висели таблички, запрещающие входить внутрь больным людям, рядом с рекламой чудодейственных целебных средств.

Они проехали мимо мальчишки, разносившего газеты с криками: «Беспорядки в Лагере! Смогут ли ищейки удержать строй?»

У некоторых даже лица были обвязаны шарфами.

«Единственное, что распространяется быстрее эпидемии, — это слухи о ней», — сказал недавно Лидман. Пусть болезнь и была пока локализована исключительно внутри Лагеря, но страх перед ней заразил половину города.

И было ещё кое-что.

— Не видно ни одной ищейки, — сказал Ленуар, переводя лошадь на шаг и оглядывая пустые улицы. Он покачал головой и тихо выругался.

Коди согласно кивнул.

— Неужели уже началось?

Мерден переводил взгляд с одного на другого, нахмурив брови. Он не был ищейкой, и ход их мыслей не был для него очевиден.

— Что началось? — уточнил он.

Ленуар перевёл сказанное на понятный адали язык.

— Мы, ищейки, иногда называем обычных граждан цыплятами. Вы это знали? Разбросанные повсюду, цепляющиеся за жизнь. Уязвимые. Без присмотра ищеек…

— … они становятся лёгкой добычей для лис, — понимающе кивнул Мерден. — Ясно.

— А в этом районе появились уже не только лисы, — сказал Коди, — и, скорее всего, они уже вышли на охоту. Нам здесь тоже не будут рады, инспектор.

— Не будут. — Ленуар снова пустил лошадь рысью. — Идём. Мы почти на месте.

Через несколько минут показался мост Адлмана — точнее, он был бы виден, если бы не был полностью скрыт толпой ищеек, охранявших баррикаду.

«По меньшей мере, два десятка, — прикинул Коди, — и все мрачные и готовые к бою».

Интересно, скольких еще они найдут на дальней стороне моста?

— Вы уверены, что хотите отправиться туда, инспектор? — спросил сержант Келлиман, старший офицер, придержав лошадь Ленуара под уздцы.

— Не имеет значения, чего я хочу, сержант. Но будьте уверены: раз я проделал весь этот путь, значит дело чрезвычайно важно.

— Задавать подобные вопросы — часть моей работы, — ответил Келлиман, ничуть не смущенный резкостью Ленуара.

Сержант был ровесником Бога и стал ищейкой ещё до рождения Коди. Он видел десятки инспекторов, приходивших и уходивших, некоторые из них были даже грубее Ленуара. Возможно.

Они оставили своих лошадей на попечение стражников, и Келлиман повел их к импровизированным воротам у подножия одной из башен, пропуская их внутрь с выражением лица, говорившим: «Да будет так».

С другой стороны их ожидал сюрприз.

На середине расстояния был воздвигнут второй барьер — ощетинившийся частокол из кольев размером с человеческий рост, протянувшийся от одного ограждения до другого. Должно быть, его построили за прошедшую ночь.

Коди присвистнул.

— Они действительно обеспокоены, не правда ли?

— И не без причин, — заметил Ленуар. — Прошлой ночью бунтующие почти снесли баррикаду.

— Если толпа прорвётся внутрь, вряд ли их остановит пара заточенных брёвен.

— Не остановит, но замедлит настолько, чтобы сделать их более легкой мишенью для винтовок.

Коди поморщился.

— Вы думаете, они и вправду на такое пойдут? Откроют огонь по кучке безоружных гражданских?

— Не знаю.

Коди на секунду замолчал, а потом нерешительно спросил:

— А вы бы отдали такой приказ?

Ленуар бросил на него быстрый взгляд.

— Не знаю.

У подножья моста Адлмана их ждал ещё один сюрприз.

Сразу за импровизированными воротами низенький мужчина с огненно-рыжими волосами стоял в центре группы сержантов, отдавая приказы. У Коди отвисла челюсть.

— Креарс?! А он здесь что делает?

Мерден проследил за его взглядом и ответил:

— Судя по происходящему, он возглавляет эту операцию. Разве это необычно?

— Креарс — констебль в Берривине, — пояснил Коди. — Он покинул Кенниан много лет назад.

— Должно быть, шеф его вызвал, — голос Ленуара был довольным. Инспектор двинулся вперёд.

— Доброе утро, инспектор. Коди, — Креарс пожал обоим мужчинам руки. — Я был уверен, что вы вернётесь. Как голова?

— Болит, но, очевидно, ничего серьёзного. Когда вы приехали?

— Пару часов назад. Прошлой ночью шеф вызвал подкрепление из соседних деревень. Я — плюс две трети моих добровольцев, — Креарс нахмурился. — По правде говоря, я оставил свой город практически без охраны. Надеюсь, я не вернусь на горящие развалины.

— Полагаю, здесь они принесут больше пользы, констебль, — сказал Ленуар. — Это было мудрое решение. Особенно, поставить вас во главе операции.

Если бы Коди получил такой комплимент от Николя Ленуара, он бы, наверное, покраснел. Креарс же просто кивнул, словно слышал подобное уже много раз. Наверно, так оно и было.

До того как стать констеблем в Берривине, он был сержантом в Департаменте полиции Кенниана. Кроме того, он был заместителем Ленуара, и инспектор никогда не скрывал, что считает Креарса лучшим офицером, с которым когда-либо работал.

Если честно, он не раз тыкал в это Коди носом.

Коди, наверно, должен был невзлюбить Креарса за это, но на самом деле тот полностью заслужил все похвалы и был просто отличным парнем.

— Вы знаете, кто за этим стоит, инспектор? — спросил Креарс.

— К сожалению, нет, но мы, возможно, нашли человека, который может помочь вылечить больных.

Креарс бросил взгляд на Мердена.

— Это ещё лучше.

«При условии, что сработает», — подумал Коди, но вслух произнести не рискнул.

— Сегодня утром толпа стала меньше, — заметил Ленуар.

— Ещё рано, — усмехнулся Креарс.

Коди оглядел толпу. На него смотрели угрюмые лица, но никто не выглядел открыто вызывающим.

— Возможно, прошлая ночь привела их немного в чувство.

Это прозвучало наивно, даже для него, и, конечно же, Ленуар фыркнул. Коди стиснул зубы.

Ещё одна галочка в колонке с минусами.

«Ты же знаешь, что Ленуар оценивает каждое твоё действие каждую минуту. Так что перестань вести себя, как дурак».

Креарс был более снисходительным; он пожал плечами и ответил:

— Надежда умирает последней.

— Мы оставим вас, констебль, — сказал Ленуар, вынимая шарф и завязывая его вокруг лица. — У вас и без нас дел более чем достаточно.

Креарс не стал возражать. Он простился с ними простым кивком и обычным в рядах ищеек пожеланием:

— Удачной охоты, инспектор.

Они направились по главной дороге, стараясь держаться от толпы как можно дальше. Коди невольно провел рукой по плащу, ощущая успокаивающую форму пистолета, висящего на бедре. Он предпочитал свой арбалет — стреляет точнее, а шансов, что взорвётся прямо в руках, меньше, — но прошлой ночью от него было мало толку. Слишком долго перезаряжать, да и в любом случае, даже из кремниевого ружья было тяжело промахнуться в упор. И все же ему не очень-то хотелось всадить свинцовый шар в плечо штатского только потому, что тот был смертельно напуган.

Он надеялся, что не скоро снова окажется в таком положении.

Коди почувствовал, что напрягся, как только показалась палатка колдуна.

Хорошо еще, что он не ложился спать прошлой ночью, иначе ему приснились бы кошмары о том, что они видели вчера в палатке. Он не был готов признать, что это магия, но другой жизнеспособной теории у него не было.

Все, что он знал наверняка, было то, что там что-то произошло; что-то, что заставило каждый волосок на его теле встать дыбом.

Возможно, что-то он просто понапридумывал, но то ощущение в животе… Коди чуть не вывернуло.

А когда зажгли свечи и он посмотрел на лицо Ленуара, то понял, что инспектор тоже это почувствовал.

Если бы на кону стояло что-то меньшее, чем тысячи жизней, Коди не вернулся бы туда ни за какие деньги и посулы.

Они пробрались сквозь толпу и проскользнули между кольями, стоявшими по периметру палатки. Проходя мимо, Коди плечом задел один из свисающих кусочков шкуры, отчего тотчас зазвенели бусинки и застучали косточки, прикреплённые к нити. Сержант вздрогнул.

Внутри на фоне тусклого янтарного света свечей вырисовывался одинокий силуэт.

— Доброе утро, — сказал колдун своим мелодичным акцентом.

— Одед, — Ленуар склонил голову в знак приветствия. — Надеюсь, вы чувствуете себя лучше?

— Насколько это возможно.

— Вы готовы нас сопровождать?

Одед тихо вздохнул.

— Готов.

В темноте что-то шевельнулось.

Коди застыл, его рука потянулась к пистолету, когда длинная тонкая жилка мрака приблизилась к столу в дальнем конце палатки. Из тени послышался голос:

— Интересно.

Коди выругался себе под нос и опустил руку.

Как, во имя всего святого, Мерден пересек шатер так, что он этого не заметил?! Ведь всего несколько секунд назад адали стоял рядом с сержантом.

«Колдуны», — раздраженно подумал он.

Мерден сдвинулся в сторону, и теперь Коди ясно видела его фигуру, склонившуюся над столом и внимательно его изучающую. Он указал на что-то и задал вопрос на языке адали. Одед ответил. Мерден приподнял одну из бутылочек и задал следующий вопрос. И ещё один. И ещё.

«Обмен рабочими секретами», — подумал Коди. Он был рад, что не понимает ни слова из сказанного.

— Как ваша больная? — спросил Мерден, вновь переходя на брайлишский.

— Отдыхает со своей семьей, — Одед устало улыбнулся. — Она поправится.

— Как вы можете быть уверены? — спросил Коди.

— Опыт.

Ответ был не самым полным, но Коди промолчал; Одеду и так сегодня придётся вытерпеть кучу скепсиса.

— Если мы здесь закончили, то давайте выдвигаться, — предложил Ленуар. — Время не на нашей стороне.

— Вы правы, — кивнул Одед, — только вы сейчас хотите впустую потратить ещё несколько часов. Ваши доктора не примут мою помощь.

— Примут, если хотят, чтобы всё сложилось лучшим образом, — возразил Ленуар.

Мерден искоса взглянул на него.

— А если нет? Что вы будете делать, инспектор? Бросите их в тюрьму? Станете угрожать расстрелом?

— Придётся.

И хоть убей, Коди не мог понять, шутит он или нет.

Глава 9

— Да вы шутите!

Хорст Лидман уставился на Ленуара так, словно инспектор только что приказал ему прыгать на одной ноге и лаять, как собака.

Вероятно, для доктора сказанное инспекторам выглядело именно так.

— Я совершенно серьезен, — сказал Ленуар. — Судя по тому, что мы видели, их лечение работает.

Лидман сцепил пальцы и глубоко вздохнул, словно пытаясь успокоиться.

— Я врач и ученый, инспектор, и, не желая вас обидеть, скажу, что эти…, - он взглянул на двух адали, стоявших позади Ленуара, — … народные методы не имеют под собой научной основы.

— Это правда, — сказал Мерден. — Тем не менее, в отличие от большинства ваших научных трудов, наши методы работают.

«Это вряд ли поможет», — подумал Коди.

Ленуар, похоже, был такого же мнения, и бросил на Мердена раздражённый взгляд.

— Это не соревнование. На карту поставлены жизни, и я надеюсь, что целители — такие, как вы, — смогут отбросить философские разногласия, по крайней мере, сейчас.

Лидман мрачно покачал головой.

— Вы не понимаете, инспектор. Если бы речь шла только о философских разногласиях, меня можно было бы уговорить на эксперимент. Но в данных обстоятельствах это совершенно невозможно. Эти пациенты находятся под моей опекой, и мой долг — обеспечить им лучшее медицинское лечение, известное науке. Поступать иначе, было бы неэтично.

— Любопытный аргумент, — сказал Мерден, — поскольку подавляющее большинство пациентов, находящихся на вашем попечении, умирают. Такой ученый, как вы, безусловно, должен понимать, что повторение одного и того же эксперимента снова и снова вряд ли приведет к другому результату. Ваша гипотеза ошибочна, и настало время для новой.

У Лидмана покраснело лицо.

— Да как вы смеете…

— Продолжать нет смысла, — вмешался Одед. — Всегда одно и то же. Этих врачей беспокоит лишь их собственная гордыня.

— Вы ничего не знаете обо мне, сэр, — холодно ответил Лидман.

Ленуар зарычал и сжал на секунду переносицу, словно стараясь не взорваться.

Тем временем адали и врач продолжали препираться.

Коди чувствовал, что разговор уходит в сторону, а вместе с ним исчезает и их последняя надежда. И он выпалил, прежде чем успел обдумать последствия:

— А что вы скажете о синяках, доктор?

— О чём вы, сержант?

— Вчера вы говорили, что не видели ни одного выздоровевшего после того, как у него появляются синяки.

— И что?

— А мы видели. Вчера.

Конечно, формально это было не так: им сказали, что женщина поправится, но своими глазами они этого не видели. Но Коди был совершенно уверен, что никто из его спутников не станет ему перечить.

Но это всё равно не имело значения. Лидман просто отмахнулся от сказанного.

— Вот как? Вчера, говорите? Тогда как вы можете утверждать, что он поправился? Может, это просто временное улучшение?

Одед открыл рот, чтобы ответить, но Коди оборвал его, решив высказать свою точку зрения до того, как спор возобновится.

— А как часто вы сами отмечали временное улучшение у пациентов со столь далеко зашедшими симптомами?

Судя по тому, что Лидман сказал при их последней встрече, Коди был уверен, что знает ответ.

Врач заёрзал на стуле.

— Ни разу.

— Если эти синяки в значительной степени являются смертным приговором, то какой вред в том, чтобы позволить Одеду попытаться вылечить одного из пациентов с синяками? Он ведь не сможет сделать еще хуже, верно?

Лидман вздохнул, глядя на Коди налитыми кровью глазами.

— Подобная логика может показаться убедительной в абстрактном случае, сержант, но сейчас речь идет о человеческих жизнях. Каждая из них священна. Мы с вами не имеем права решать, кому нельзя помочь, а над кем можно поэкспериментировать.

— Но наверняка…

— Вы женаты, сержант?

Коди нахмурился.

— Это совершенно не ваше дело, но… Нет.

— И, тем не менее, уверен, что существуют люди, которых вы любите. Может, мама?

— И что?

— Представьте себе, что ваша мать, не дай бог, заболела этой ужасной болезнью. Как бы вы себя чувствовали, если бы я сказал вам, что ей уже ничем нельзя помочь? Что я перестану пытаться спасти ее, а вместо этого планирую подвергнуть ее какому-то языческому ритуалу, который почти наверняка не принесет ничего, кроме ужаса в последние часы ее жизни? Чего вы будете от меня ждать?

Это был справедливый вопрос.

Коди не верил в демонов, и он не хотел верить в магию. Он действительно верил в Бога и вовсе не был уверен, что Господь одобрит эксперименты с колдовством, какими бы отчаянными ни были обстоятельства. Но если бы речь шла о его матери, и это был бы её последний, единственный шанс…

— Я не уверен, но, по крайней мере, хотел бы, чтобы у меня был выбор.

Лидман задумчиво прищурился. Почувствовав некую брешь Ленуар произнёс:

— Вы правы, доктор, никто из нас не имеет права решать судьбу больных. Так давайте спросим близких пациента, которого вы считаете смертельно больным. Пусть они сами решают, стоит ли рисковать.

Лидман посмотрел на Одеда, в раздумьях покусывая губу. Он попался на крючок, хотя ещё и не заглотил его полностью.

— Как это работает?

Коди внутренне содрогнулся, зная, какой ответ даст Одед.

— Зависит от обстоятельств, — ответил целитель. — Из очень больных я сперва должен изгнать демона.

Глаза Лидмана снова обратились к Ленуару, а рот скривился в сардонической ухмылке. Ленуар поднял руку.

— Объяснение может вас не удовлетворить, доктор, но результаты неоспоримы.

Мерден прищёлкнул языком.

— Я не понимаю вас, южан. Вы верите во Всемогущего Бога, которому постоянно молитесь, особенно когда ваши близкие больны. Так в чём же отличие?

— Я редко предписываю больным молиться, сэр, и если бы мне пришлось это сделать, то это было бы для успокоения их души, а не для исцеления.

Мерден не смутился.

— А вы когда-нибудь применяли грибы-барабанщики для лечения инфекции?

— Конечно. Это очень эффективное средство.

— Очень эффективное средство, которое использовалось моим народом на протяжении многих поколений, но только недавно было принято на континенте Хуменори, когда доказательства, представленные вам, наконец, стали слишком убедительными, чтобы игнорировать их. А вы знаете, как они работают?

Лидман не ответил, но в этом и не было нужды: его хмурый взгляд говорил сам за себя.

— Мой народ верит, что гриб-барабанщик — это осколок древнего бога Анадара, владыки подземного мира. Его щупальца лежат прямо под поверхностью земли, раскинувшись по всей Земле в виде огромной паутины, всегда ищущей пути к спасению. Грибы — это кончики его пальцев. Подобно дождевому червю, Бог может быть разорван на части и сегментирован, но все же выживет, и когда гриб съеден или его споры распространились по ране, Анадар оказывается в его теле. Если вы немного знакомы с традиционной религией адали, то знаете, что бог подземного мира питается плотью мертвых. Это одна из причин, по которой мы сжигаем наших умерших. Но Анадар не может пожирать живых. Таким образом, когда его завлекают в зараженное тело, он пожирает умирающую плоть — и она исчезает, и всё, что остается — здоровая, живая ткань. Фрагмент Анадара в теле больного умирает от голода из-за отсутствия поражённых тканей, и он уходит, оставляя больного выздоровевшим.

— Суеверный бред, — фыркнул Лидман.

— Я уверен, что вы так думаете, но я также уверен, что ваше несогласие с моим объяснением не заставит вас отказаться в будущем от использования такого полезного средства. Жизнь полна теорий, которые не могут быть доказаны, и результатов, которые не могут быть объяснены. Вы верите в Бога, несмотря на отсутствие материальных доказательств, и вы используете грибы-барабанщики, несмотря на то, что понятия не имеете, как они работают. Теория без доказательств и доказательства без теории. Какое это имеет значение?

— Уверен, у гриба-барабанщика есть свой механизм действия, — упрямо заявил Лидман. — Мы просто его пока не обнаружили.

Мерден пожал плечами.

— Возможно. И возможно, это касается и лечения Одеда.

Лидман крякнул, будто только что проглотил крючок.

— Давайте найдем кого-нибудь, кто захочет попробовать, — предложил Ленуар.

Доктор вздохнул и покачал головой.

— Я не беру на себя никакой ответственности, инспектор, и если меня спросят, думаю ли я, что это сработает, я скажу правду.

— Разумно, — сказал Ленуар. Они вместе с Мерденом вздохнули с облегчением.

Что же касается Одеда, то он только нахмурился и сказал:

— Тогда нам следует поторопиться. Мы и так уже потеряли слишком много времени.

— Ну, вот и договорились, — сказал Лидман. — Если мои расчеты верны, за то время, что мы всё обсуждали, заболели еще три человека.

Коди с трудом сглотнул.

— А сколько умерло?

Лидман смерил его мрачным взглядом и сказал:

— Вы вряд ли хотите знать.

* * *

Несложно было найти человека, готового сейчас на отчаянный шаг.

Первая семья, которую привел Лидман, отказала им на том основании, что колдовство — это грех против Бога, но вторая семья не разделяла таких опасений.

— Если бы Бог собирался ответить на мои молитвы, он бы уже это сделал, — с горечью сказал отец семейства. — Может быть, нам смогут помочь Боги адали. Кроме того, я слышал, что вы можете вылечить практически всё.

— Способность к врачеванию — дар народа адали, — кивнул Одед. — И, тем не менее, я не могу обещать, что вылечу вашего сына. Для некоторых уже слишком поздно.

Мужчина покорно кивнул. Он уже давно сдался.

«Бедняга, — подумал Коди. — Таких, как он, тысячи, и с каждой минутой их становится все больше. Боже, я надеюсь, что всё сработает».

Они отвели Одеду отдельную палатку. Она была меньше той, что он использовал в квартале адали, но целитель сказал, что она подойдёт; да и в любом случае, они не могли рисковать перевозить мальчика на дальние расстояния.

Коди невольно поморщился, увидев малыша, покрытого огромными фиолетовыми рубцами, с нелепо распухшими пальцами на руках и ногах.

Колдун сочувственно оглядел своего пациента.

— Это может не сработать. Демонические личинки уже вылупляются внутри мальчика, и молодые особи будут гораздо сильнее. Они будут бороться.

— Ты победишь их, — ответил Мерден.

— Наверно, это не лучший пример для обучения. Это не…, - Одед замялся, пытаясь подобрать слово.

— Не типично, — продолжил Мерден.

— Мы не можем сейчас пойти на попятный, — произнёс Коди. — Мы обещали той семье, что попробуем вылечить их сына.

— Так я и сделаю; но тому, что я должен сделать, я не смогу научить. Только не брайлишских врачей.

Лидман поднялся со стула.

— В таком случае, мне здесь быть необязательно.

Одед устало махнул рукой.

— Вы меня неправильно поняли. В большинстве случаев я смог бы научить. Но это… это совсем другое.

— И все же, — сказал Ленуар, — это будет полезным опытом. По крайней мере, мы сможем сами убедиться, работает ли лечение. Конечно, я не имею в виду, что мы в вас сомневаемся, — поспешно добавил он, но Одед только фыркнул и занялся приготовлениями.

— Для моего народа эта болезнь известна как Хатекх-сар, — объяснил Мерден, наблюдая за его работой. — Дословно это означает «следы демона», из-за покрывающих тело синяков.

Янтарные глаза прорицателя следили за каждым движением Одеда, двигаясь туда-назад, как перо писца, записывая все происходящее.

Коди не мог отделаться от мысли, что увлечение Мердена было не чисто теоретическим, а он планировал использовать то, чему научился.

— Традиции говорят нам, что болезнь вызывается демоном, входящим в тело через нос и рот. Синяки остаются после того, как он сцепляется со своей жертвой в мире сновидений. Оказавшись внутри, он откладывает яйца, заполняя органы жертвы и заставляя их кровоточить. Демоническое отродье питается кровью.

Коди поморщился.

— Чёрт побери, неужели так нужны все эти подробности?

Он обычно не был так груб и резок, но… Чёрт, кровоточащие органы?!

Однако Лидман казался заинтригованным; он задумчиво хмыкнул из-под шарфа.

— Если отбросить суеверия, то всё это правда: когда мы вскрывали первые несколько трупов, то обнаружили обширные внутренние кровоизлияния.

— И что это значит? — невольно заинтересовался Коди.

— Это означает кровотечение, — сказал Ленуар. — Они истекают кровью изнутри наружу.

— Итак, мы, вроде как, пришли к общему мнению относительно причины смерти, — сказал Мерден.

Лидман недоверчиво посмотрел на него.

— «Вроде как» — это мягко сказано, сэр. Медицинский колледж не считает, что болезнь является результатом сверхъестественных дьяволов, превращающих человеческое тело в горнило проклятых.

— А что говорит ваш медицинский колледж о том, как жертва заражается болезнью?

Мерден, казалось, был полностью поглощен разговором, но его пристальный взгляд продолжал следить за действиями Одеда; глаза адали периодически прищуривались, когда его внимание привлекало что-то особенно интересное.

На данный момент Одед располагал группу кристаллов полукругом вдоль левого бока мальчика. Серповидная форма была, очевидно, специальным ритуалом. Она повторялась в расположении свечей и в ряду чего-то, подозрительно похожего на человеческие фаланги.

— Очевидно, через воздух, — ответил Лидман.

Эта фраза заставила Мердена на короткое мгновение оторвать взгляд от приготовлений. Он вскинул брови и посмотрел на Лидмана.

— В самом деле?

— Почти треть моего медицинского персонала заболела, причем некоторые из них даже не вступали в физический контакт с инфицированным человеком. Плохой воздух — единственное объяснение. Я заказал маски для всех моих сотрудников в качестве дополнительной меры предосторожности. Скоро они будут готовы.

— Плохой воздух…, - сухо повторил прорицатель. — И в чём же причина этого… плохого воздуха?

— Есть несколько теорий, — сказал Лидман, складывая руки за спиной и принимая профессорский вид. — Некоторые считают, что это наказание от Бога. Другие утверждают, что миазмы подобны шторму, просто проходящему мимо. Сам я склонен считать, что это результат сжигания трупов.

— Божественное наказание, переменчивая погода или горящая плоть, — тон Мердена стал ещё суше.

Если Лидман и заметил это, то предпочёл не обращать внимание.

— Мы твердо установили, что трупы очень заразны, и это объясняет, почему в Лагере началась чума. Сожжение трупов — обычное дело в квартале адали, не так ли?

Одед резко поднял голову, в его глазах закипал гнев. Но Мерден произнес несколько слов на языке адали, и колдун промолчал, качая головой и бормоча под нос:

— Пала.

Слово прозвучало резко, как плевок на пол, и Коди решил, что означает оно приблизительно то же.

После оставшихся приготовлений Одед подошел к Мердену с деревянной чашей в одной руке и кинжалом в другой. Прорицатель без колебаний взял клинок и провёл им по ладони.

— Что вы делаете? — сдавленно прохрипел Лидман.

— Любая магия требует крови, доктор, — ответил предсказатель.

Он поднёс ладонь к чаше; мерное постукивание отмеряло количество капель.

Лидман с отвращением покачал головой. Коди тоже было неприятно, но он не смог сдержать вопроса:

— А почему вашей?

— Он — мекхлет, — ответил Одед, словно это всё объясняло.

Коди не стал настаивать.

Когда Одед убедился, что в чаше достаточно крови, он протянул Мердену тряпку и сказал:

— Я готов.

Мерден повернулся к остальным с серьёзным выражением лица.

— Если вы хотите уйти, лучше сделайте это сейчас. Как только церемония начнётся, её нельзя будет прерывать, несмотря ни на что. Это наверняка убьет мальчика, а возможно, и всех нас.

Ленуар и Коди уже слышали это предостережение, но Лидмана сказанное потрясло.

— Что значит, «убьёт мальчика»? Что вы собираетесь с ним делать?!

— Я должен изгнать молодых демонов, — сказал Одед. — Но они не захотят быть изгнанными. Они будут сражаться со мной, а когда потерпят неудачу, то начнут искать новое место. Я должен связать их, чтобы они не смогли перепрыгнуть с мальчика на нас.

— Если на каком-то этапе концентрация Одеда дрогнет, демоны вырвутся на свободу, — пояснил Мерден.

У Лидмана в глазах появилась та же самая насмешка, как и в первый раз, когда он услышал о демонах. Ленуар и тогда её заметил.

— Верите вы в демонов или нет, — сказал инспектор, — но я могу заверить вас, что то, что сейчас произойдет, вас определённо встревожит, и у вас, несомненно, возникнет инстинкт отшатнуться, а то и убежать совсем.

— У меня так было, — вклинился Коди. Если честно, ему и сейчас хотелось сбежать.

— И у меня, — сказал Ленуар, — хотя Мерден к тому моменту предупредил нас, чтобы мы этого не делали. Можете быть настроены сколь угодно скептически, доктор, но во что бы то ни стало следуйте его указаниям.

Лидман вздохнул и закатил глаза.

— Хорошо, инспектор, я не сдвинусь с места.

— И не издавайте ни звука, — предостерёг Мерден, обводя всех присутствующих взглядом. И затем кивнул Одеду.

Колдун кивнул в ответ и повернулся к ним спиной.

Лечение началось.

Глава 10

Ленуар сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. Мужчина предпочел бы оказаться где-нибудь в другом месте, но он начал этот путь и должен довести его до конца. Он засунул руки в карманы на случай, если они начнут дрожать. Ему не следовало выглядеть перед Коди испуганным ребенком.

Все началось довольно безобидно. Одед зажег серп из свечей вдоль правого бока мальчика, произнося при каждом движении по слову, которые Мерден повторял своим густым баритоном. Видимо, правило молчания на него не распространялось.

Свет от свечей отражался от кристаллов на противоположной стороне стола. Распростертый силуэт мальчика появился в зеркале из граней, окутанный пламенем, создавая жуткое впечатление пойманного в ловушку тела.

«Как пылающие склепы подземного царства», — с дрожью подумал Ленуар.

Одед окунул пальцы в чашу с кровью, затем щелкнул ими, разбрызгивая капли в темноту. Он произнес одно-единственное слово, резкое и отрывистое.

Свечи вспыхнули, осветив темноту и заставив Ленуара отвести глаза. Когда он поднял взгляд, ему показалось, что фигура мальчика целиком состоит из теней. Конечно, это была игра света, но, как ни прищуривался Ленуар, ему был виден только силуэт мальчика. И все же каким-то образом его силуэт внутри кристаллов стал более детальным; Ленуар даже видел контуры его лица. Но что там, внизу?..

Одед вскрикнул и прыгнул на мальчика, обхватив его руками за горло.

Ленуар вздрогнул. Рядом с ним Лидман дёрнулся, будто хотел вмешаться, но рука Мердена метнулась вперед и схватила врача за локоть, вцепившись в одежду мужчины.

Настойчивого взгляда прорицателя, казалось, было достаточно; Лидман утих, явно огорчённый. В нескольких метрах от него извивалась и брыкалась призрачная фигура мальчика. Одед навалился на него всем своим весом, и его лицо причудливо исказилось, пока он душил своего пациента.

Коди покачнулся, борясь с желанием броситься на помощь мальчику. Ленуару пришлось отвернуться, чтобы не поддаться тому же порыву. Его глаза инстинктивно обратились к кристаллам, к отражению мальчика, пойманного в ловушку.

Отражение не двигалось.

Ленуар вздрогнул. Его взгляд метался между кристаллами и койкой, не в силах примириться с тем, что видел. Одед и тень продолжали бороться, но образ мальчика в кристаллах оставался неподвижным, даже мирным — невероятный контраст с жестокой схваткой, происходящей всего в нескольких десятках сантиметров от них.

«Это невозможно», — мысленно повторял Ленуар, но глаза его не обманывали. Что бы ни происходило на этой койке, на мальчика это, похоже, никак не влияло. Но если это не мальчик, тогда что?..

Тень на койке резко дернулась и замерла, выгнув спину, словно подвешенная на веревке, привязанной к пупку. А отражение в кристаллах по-прежнему не двигалось. Одед выпрямился, его хватка ослабла, выражение лица стало настороженным.

Тень взорвалась.

Порыв жгучего ветра ударил Ленуара прямо в лицо, заставив закрыть глаза. Затем его окружило жужжание, не похожее ни на что, что он когда-либо слышал. Когда он открыл глаза, то увидел нечто, напоминающее огромный рой черных шершней, собравшихся над головой Одеда.

Только это были не шершни, а обрывки теней, каким-то образом видимые, несмотря на мрак, и каждая из них была непроницаемым пятном мрака на фоне тьмы. Ленуар бросил взгляд на койку. Мальчик исчез, но его отражение осталось в кристалле, неподвижное, как картина.

Ленуар увидел белки глаз Одеда. Целитель стоял неподвижно, наблюдая за роем, который метался и клубился, вытягивался и изгибался, двигаясь, как стая скворцов.

«Он не знает, что делать», — с растущим ужасом понял Ленуар. Что бы там ни случилось, Одед этого не ожидал. Как и Мерден, судя по выражению его лица.

В груди Ленуара поднялась паника. Предостережение Мердена все еще звучало у него ушах, но оно постепенно заглушалось, погружаясь в оцепенелый гул роя теней. Жужжание заполняло его уши, пока череп не начал вибрировать. Его сердце колотилось так сильно, что он чувствовал его в горле. Все, о чем инспектор мог думать — это о том, как сильно он хотел уйти отсюда. Он посмотрел на Коди и увидел, что в безумном взгляде сержанта отразился его собственный страх. Лидман же, казалось, был готов упасть в обморок.

Стоило Ленуару решиться встать с места, как Одед ожил. Он схватил со стола пучок трав и засунул его в огонь. Взметнулись языки пламени, выпустив густой столб дыма, и Одед бросился на рой, размахивая пучком, как факелом.

Тени поползли прочь от дыма. Одед снова взмахнул, описав дугу пылающим пучком, и снова тени закрутились в водовороте, стараясь избежать запаха трав. Одед кружил вокруг роя, оставляя за собой клубы дыма, поднимающиеся к потолку.

Везде, где дым касался роя, тени отступали. Дым поднимался все выше, ленивым пологом раскидываясь над роем. Целителю удалось сплести сеть из дыма, но что он собирался с ней делать, Ленуар пока догадаться не мог.

Рядом с ним зашевелился Мерден, наблюдавший за движениями Одеда с возрастающей внимательностью. Казалось, он понял, что делает целитель, но не сделал ни малейшего движения, чтобы помочь. Возможно, он не мог осмелиться.

Одед продолжал затягивать петлю. Фрагменты тени сближались все плотнее и плотнее, пока не образовали плотное облако.

Мерден дёрнулся, его глаза сверкнули, словно приказывая: «Сейчас!»

Одед достал откуда-то из-под плаща нож — зловеще изогнутый серп из чего-то, похожего на кость. Он просунул руку в кольцо дыма и рубанул по воздуху. В одно мгновение рой начал двигаться, подтягиваясь к тому месту, где Одед разрезал воздух, как будто он открыл какую-то невидимую дыру в ткани мира.

Жужжание становилось все громче и злее, по мере того как рой втягивался в уменьшающийся водоворот. А потом все закончилось так же внезапно, как и началось. Последнее пятнышко тени исчезло, осталось только одно — темнота.

Одед бросился к тому месту, где исчез рой, хватая пустой воздух и резко сжимая кулак. Он выкрикнул несколько слов и провел ножом по тыльной стороне руки, оставляя темную полосу крови.

Затем он снова повернулся к кровати. Проведя рукой по только что сделанному порезу, он взмахнул окровавленной ладонью над серпом мелких костей, лежавших у изголовья лежака. Кости начали дрожать и вибрировать. Они двигались, перестраиваясь в форму, которую Ленуар не мог рассмотреть со своего места. Затем еще один порыв ветра — и наступила полная тишина и темнота.

Всё было кончено.

В темноте раздался глухой удар. Ленуар почувствовал, как Мерден отодвинулся в сторону и пробормотал несколько слов.

— Мекхлет, — слабо произнес знакомый голос. Мерден глухо ответил.

Пальцы Ленуара судорожно сжали маленькую коробочку в кармане — драгоценный запас спичек. Он редко пользовался ими, потому что их было трудно найти, и они были чудовищно дороги. Но сейчас он не колебался.

Пламя спички зашипело, и в его дрожащем свете Ленуар увидел, что Одед рухнул рядом с койкой. Мерден помогал ему встать. Что же касалось самой койки, то в ней лежал маленький мальчик, который, казалось, спал.

Ленуар подошел на дрожащих ногах ближе и увидел, что грудь мальчика поднимается и опускается в правильном, хотя и поверхностном, ритме. Он зажег ближайшую свечу как раз в тот момент, когда спичка начала потрескивать между пальцами.

— Что, во имя Святого Духа, мы только что видели? — прошептал Коди.

— Молодые демоны были сильны, — сказал Одед, словно это был ответ на вопрос сержанта. — Я чуть не потерпел неудачу.

— Но ты справился, — возразил Мерден. — Это было творческое решение, друг мой. Отлично сработано.

Со стороны казалось, что он поздравлял целителя с тем, что тот просто разгадал особенно сложную загадку, настолько будничным был его тон.

— Вы напали на мальчика! — Лидмана сильно трясло — то ли от ярости, то ли от страха.

Мерден бросил на него ледяной взгляд.

— Вы ошибаетесь.

— Хватит. — Ленуар терпеть не мог ссор, а сейчас — особенно. — Главный вопрос, выздоровеет ли мальчик. Одед?

— Должен. Но это только первая часть излечения. Вторую вы видели вчера. Я продолжу, как только отдохну. После этого мальчику нужно дать вот это. — Он поднял фляжку. Ленуар не мог разглядеть, что плавает внутри, чему был несказанно рад. — Несколько капель на полстакана воды каждый час в течение первых пяти дней, а затем — три раза в день, пока зелье не закончится.

Лидман подозрительно покосился на фляжку, но всё же взял ее.

— А что в нём?

— Я напишу вам список ингредиентов, — сказал целитель. — Но сейчас я должен отдохнуть.

Ленуар, Коди и Лидман постарались выбраться из палатки как можно скорее, и как только они оказались снаружи, Лидман дал волю своему гневу.

— Безумец! Шарлатан! Я не знаю, как ему удалось добиться этого отвратительного зрелища — иллюзиями, отвлечением внимания или ловкостью рук, — но это позор, что ему позволили исполнить свой языческий обряд над больным ребенком!

— А если он исцелил мальчика? — спросил Коди.

— Не говорите глупостей! Если и происходит какое-то реальное исцеление, то только благодаря этому, — Лидман приподнял фляжку.

— Возможно, — ответил Ленуар, — но пока это работает, лично я буду безмерно благодарен.

— Вы же не ждёте, что я куплюсь на всё это, — Лидман неопределенно махнул рукой в сторону палатки, — на этот ужасный спектакль. Вы должны арестовать этого человека, инспектор, а не поощрять его! Он мог убить ребенка!

Ленуар почувствовал, как в нем закипает гнев.

— Если это был просто спектакль, доктор, то ребенку ничего не грозило. Определитесь уже. Если вы не способны взирать на происходящее без предубеждений, то, по крайней мере, будьте логичны.

Лидман покраснел, но сделал глубокий вдох — и когда снова заговорил, его голос звучал уже спокойнее.

— Я искренне надеюсь, что этот эксперимент не будет иметь неприятных последствий, инспектор. Что касается моего принятия этого ритуала как формы медицины…, - он усмехнулся и покачал головой. — Это совершенно невозможно. Хорошего вам дня.

С этими словами он развернулся на каблуках и зашагал прочь.

Через мгновение появился его помощник с неизменным гроссбухом в руках.

— Простите, инспектор, это был доктор Лидман?

— Да.

— Я хотел ему сообщить, что сестра Ора нашла следующих желающих попробовать новый способ исцеления.

— Тогда, наверно, вам следует ему об этом сказать.

Помощник не понял намека.

— Четырех пациентов должно хватить, как вы думаете?

— Я понятия не имею.

Молодой человек постоял, переминаясь с ноги на ногу, а потом прошептал:

— Как всё прошло?

— Я не врач, сэр, — сказал Ленуар ледяным тоном. — Что касается доктора Лидмана, я совершенно уверен, что он без колебаний выскажет вам свое мнение по этому вопросу. Если вы поторопитесь, то сможете его поймать.

Помощник, наконец, убежал.

Наступило долгое молчание. Ленуар и Коди наблюдали за тем, как приходили и уходили из чумных палаток священники, монахини и студенты-медики, меняя друг друга в непрерывном потоке работы. Это немного успокаивало.

— Как вы думаете, инспектор, что мы там видели? — тихо спросил Коди.

— Даже не знаю. Возможно, как и говорит Лидман, всё это было иллюзией.

— Какой-то фокус?

Ленуар пожал плечами.

— Несколько грамотно расположенных зеркал, немного отвлекающего внимание дыма…

— А гигантский рой?

— Возможно, Одед — талантливый пчеловод.

Коди слабо улыбнулся.

— Возможно.

— А возможно, это не имеет значения. Если состояние мальчика улучшится, мы сможем убедить Лидмана изготовить новые порции этой настойки, и, возможно, этого будет достаточно.

— Слишком много «возможно».

Ленуар был согласен.

— Что дальше? — поинтересовался Коди.

Ленуар потёр ноющий затылок и вздохнул.

— Едем домой.

* * *

Ищейки шли прямо на него. Нэш опустил глаза, делая вид, что изучает свои записи, и поправил шарф вокруг лица, чтобы он больше скрывал его черты.

Он понимал, что у него паранойя; ищейки никак не могли узнать его по бунту. И все же было невозможно подавить желание спрятаться, будто они каким-то образом знали, что он сделал.

Он остановился и отвернулся, яростно записывая что-то в своем гроссбухе, чтобы скрыть свой явный интерес.

На дороге послышались шаги. Пульс Нэша участился. Если бы ищейки присмотрелись повнимательнее, они бы сразу поняли, что он не студент-медик. Он был слишком стар, и его одежда была слишком скромной. А раз он не был студентом-медиком, священником, врачом или ищейкой, то у него не было причин здесь находиться. Он уже придумал легенду, которая позволит ему свободно передвигаться среди мужчин и женщин, ухаживающих за больными, но ищеек эта история не удовлетворит. Напротив, она, вероятно, приведет его в тюрьму.

— Идите-идите, ребята, — тихо сказал им Нэш, когда они проходили мимо. — Здесь не на что смотреть.

Он даже не осмеливался взглянуть на ищеек, продолжая нацарапывать грубые ругательства на странице гроссбуха, просто чтобы карандаш не замер подозрительно на полуслове.

Постепенно шаги стихли, и, когда Нэш поднял голову, ищейки уже направлялись к мосту Адлмана, стягивая шарфы с лиц, как будто собирались уходить. Он вздохнул то ли облегчённо, то ли разочарованно.

Часть его на самом деле хотела вступить в бой с ищейками. Он устал таскаться по улицам. Как бы самодовольно он ни относился к подстрекательству к бунту всего лишь несколькими словами, произнесенными шепотом, он предпочитал более прямой подход.

С другой стороны, было бы сумасшествием столкнуться с ними на открытом месте, где они могли бы легко вызвать подкрепление. Если уж на то пошло, лучше справляться с ними по-тихому.

Чертовы ищейки. Его работодатель был прав, когда беспокоился. День за днем они приходили, вынюхивали, задавали вопросы. Нэш тоже что-то вынюхивал — вслед за ищейками. Его работодатель хотел знать, что они задумали, и как много им известно. Таким образом, он мог оставаться на шаг впереди них. А если они окажутся слишком близко, Нэш должен будет позаботиться о них. Нэш не возражал. Ему уже не в первый раз приходилось усмирять надоедливых ищеек.

А они доставляли немало хлопот, хотя Нэш не мог сказать, что именно они задумали. Вчера они, казалось, исследовали источник чумы, а сегодня — уже искали лекарство.

Теперь они втянули в это дело пару колдунов адали. Жуткие люди эти двое. Нэш не горел желанием переходить им дорогу. Он был совершенно уверен, что все эти магические действа — чушь собачья, но это не означало, что он хотел проверить эту теорию на себе.

И, кроме того, Сукхан должен был положить конец этой сделке, связав концы с концами. И все же Нэш не мог позволить гончим и их друзьям адали помешать планам хозяина.

Нет, тут уж ничего не поделаешь. Нэшу придётся испачкать руки. И сделать это он собирался сегодня вечером.

Глава 11

Зак приподнял уголок своей карты и заглянул под нее, как учил его Брик. Он должен был быть осторожен — его руки были намного меньше, чем у Брика, и он был почти уверен, что парень слева от него пытался заглянуть исподтишка — но Зак решил, что это стоило риска. Это показывало, что он знает, что делает, а в этой игре это было уже полдела. Первый Закон Брика гласил: всегда делай вид, что выигрываешь, даже когда проигрываешь. Зак принял уверенный вид.

Из-под карты выглядывал кончик меча. Он приподнял карту чуть выше и увидел еще один меч, а потом еще один — точно такой же, какой он видел тридцать секунд назад, когда смотрел в последний раз.

У Зака была хорошая память, но эта игра тянулась целую вечность, и ему становилось скучно. Моряки, как выяснилось, могли заговорить даже осла.

— Да она была просто огромной! — рассказывал мужчина напротив, демонстрируя на себе размер груди некой барышни. — А ротик какой!

— Да, хорош, пока она им правильно пользуется, — сказал рыжеволосый мужчина, который должен был быть партнером Зака. Его звали Волосач — по крайней мере, так слышал Зак, — и это имя ему вполне подходило. На руках у него было больше волос, чем у Зака на голове, и все — ржаво-рыжего оттенка.

«Это от количества пролитой крови», — подумал Зак. Он сразу видел буяна, как только его встречал (а встречал он их часто). И Волосач выглядел как человек, который пускает другим кровь ради развлечения.

— Хватит о шлюхах, — сказал Герд. — Давайте играть! — и севарриец постучал костяшками пальцев по столу для большей убедительности.

— Терпение, терпение, — Волосач разыграл свою карту — бушель Пшеницы с десятью зёрнышками.

«Чёрт возьми», — мысленно выругался Зак. Десятка была старшей картой, но Пшеница? Это была Крестьянская карта. «Теперь остаётся полагаться только на удачу. Я наконец-то получаю полную пригоршню Мечей, а мой напарник играет с Пшеницей».

— Надейся, что у мальчика есть Золото, Волосач, а то тебе крышка, — произнёс первый мужчина, разыгрывая Щиты.

— Он меня не подведет, да, Черенок? — Волосач подмигнул, но в его глазах было столько злобы, что Зак с трудом сглотнул. Может ли Волосач убить ребенка из-за игры в карты? Зак не был уверен. В этом-то и дело: в доках никогда не знаешь наверняка.

Герд постучал пальцами по столу, оглядывая каждого из игроков по очереди, как будто он мог читать их мысли, если смотрел достаточно пристально. У него на руках на этот раз были Крестьянские, и ему практически не с чем было продолжать.

«Он должен продержаться еще один раунд», — подумал Зак. Второй Закон Брика: не связывай себя обязательствами, пока не будешь уверен, а это вдвойне важно, если у тебя Крестьянские.

Никто еще не разыграл Мечи, так что можно было только гадать, кто первым пойдет в атаку. Золото могло означать все, что угодно. А что касается долбанной Пшеницы… Зак тяжело вздохнул, но в остальном ему удалось сохранить непроницаемое выражение лица.

— Пас, — сказал Герд, и в его голосе не слышалось радости.

Заку не нужно было слишком обдумывать следующий ход. Всё, что у него было, — это Мечи. А зачем выбрасывать Старшую карту, если не собираешься сгрести весь кон? Но нужно было сделать вид, что следующее решение даётся ему непросто, иначе он раскрылся бы перед соперниками.

«Хорошее время, чтобы завести разговор», — решил он, просовывая большой палец под свои карты.

— Вы все ходите на «Серендипити»? — спросил он. — Она красивая.

— Она — гнилое корыто, — отрезал Волосач, — но там наш дом. Во всяком случае, для Бевина, Герда и меня. А этого, — он кивнул подбородком в сторону человека слева от Зака, задумчивого лерианца по имени Август, — я встретил только сегодня утром.

— Бывал где-то недавно? — спросил Зак, притворяясь, что пересматривает свои карты.

— Играй, малец, — прорычал Герд.

Зак пожал плечами, не отводя глаз от карт.

— Я могу разговаривать и играть одновременно. Я ведь умный.

Бевин одобрительно хмыкнул.

— По крайней мере, язык подвешен.

— Да ладно вам, — протянул Зак, добавив в голос немного детского хныканья. — Я застрял здесь на весь день, мне нечего делать. У тебя же наверняка найдутся хорошие истории.

— Вот, что я тебе скажу, — сказал Волосач, — если выложишь сейчас на стол Золото, то я расскажу тебе об одном вечере, проведённом с Дейзи с причала.

Зак скорчил гримасу. Внезапно отсутствие Золота показалось ему не такой уж плохой вещью. Он положил в кучу карт Меч, бросив взгляд на своего напарника, словно говоря: «Ну что, понял?»

Волосач бросил на него ответный взгляд. Он все понял, и ему это не понравилось. Зак заерзал на стуле.

Бевин громко рассмеялся.

— Чёрт возьми, малец, да это ж прекрасно! Ломаешь масть и к тому же сбрасываешь Меч. Прекрасно!

Его напарник тем временем даже не колебался — он бросил на кучу большой толстый Щит и ухмыльнулся.

«Нас сейчас разнесут в пух и прах, и я так ничего и не добьюсь», — уныло подумал Зак. Ему не хотелось говорить инспектору, что он потерпел неудачу. Информаторы не должны потерпеть неудачу, особенно если они надеются однажды стать ищейками.

Бевин все еще хихикал над игрой Зака.

— Ладно, малец, только ради этого я расскажу тебе одну историю. О сидящем здесь Волосаче и о том, как пират в Инатааре чуть не отрубил его мужское достоинство.

Он пихнул локтем своего спутника в бок. Волосач уставился на Зака еще суровее, у него аж веко дёрнулось.

Зак вздохнул. Ладно, хоть о пиратах послушает.

Они зашли на ещё один круг, и на этот раз все прошло еще хуже. Волосач бросил Факел, что было совершенно бессмысленно, а Бевин разыграл Золото. В этот момент Герд мог смело завершить партию, что он и сделал, дав Бевину и Августу огромное преимущество.

Им даже не нужны были Мечи — они могли просто сидеть за столом и позволить Герду сделать всю работу. Но, по крайней мере, у Зака теперь было всё в масть.

Он использовал пятерку Мечей, чтобы выбить несколько Щитов, но у противников все еще оставалось Золото и Крестьянские карты, а все, что было на стороне Зака — это чёртова Пшеница. А когда Август сбросил Факел, у них не осталось даже этого.

— … в общем, он бегает от таверны к таверне, пытаясь выиграть хоть пару монет, чтобы нанять для себя охранников.

Бевин захохотал, расплёскивая эль из фляги по столу.

— Но ты же видишь, какой из него игрок в карты! Он разорен и прячется, и не только от брата и остальных пиратов, но и от тех парней, которым он должен деньги! Конечно, Волосачу не привыкать ходить в должниках — он и мне должен целую зарплату за год; но те ребята — совсем другое дело. Они опасны, связаны с половиной преступного мира в Дэрри, и они жаждут крови. И Волосач понимает, что его братец и ищущие его пираты — далеко не худший вариант.

Теперь даже Герд заинтересовался этой историей. Он сбросил Молот, добавив его к Щитам своих союзников.

— А потом прошёл слушок, что на закате будет дуэль.

— Дуэль? — Август нахмурился. — Что значит «дуэль»?

Его акцент был похож на акцент Ленуара, но более резкий. «Арренейский селялнин», как называл таких Ленуар, хотя Зак сомневался, что он сказал бы это в лицо лерианцу. Особенно этому.

У Августа на бедре висел большой нож — из тех, что носят торговцы мехом, а торговцы мехом не славились светскими манерами. Они были известны своим мастерством обращения с большими ножами, и это означало, что лучше с ними не ссориться.

— Дуэль — это когда двое дерутся за честь, — объяснил Зак.

— Только в этом случае проигравший расстанется не только с честью, но и с яйцами, — хмыкнул Бевин.

Зак должен был признать, что это была хорошая история, но полезной информации от неё не было никакой. И она абсолютно никак не помогла ему с игрой — на нём по-прежнему висели два Меча, и больше ничего.

Правда, если он хотел вернуть свои деньги, у него оставался один-единственный вариант. Но если он это сделает… Третий Закон Брика: никогда не предавай своего партнера. Зак нервно облизнул губы.

— И что случилось дальше? — спросил он, пытаясь выиграть время.

— Ничего, — ответил Волосач. — Ничего интересного. Играй дальше, малец.

— О, не будь таким хмурым, Волосач! — рассмеялся Бевин. — Ребенок тут ни при чем. Разве ты не видишь, что у него нет ничего, кроме Мечей? — он сделал большой, громкий глоток эля. — В общем, Волосач более или менее прав, хотя рассказчик из него такой же отвратительный, как и игрок в карты. Брат так и не появился. Заболел чумой — веришь или нет? И его приятели тоже — во всяком случае, большинство из них. Я слышал, что весь корабль вымер, а вместе с ним — ещё половина города.

Зак слегка подался вперед, на время забыв о своей дилемме.

— Чумой, говоришь?

«Инспектор ведь говорил, что его особенно интересуют сообщения о болезнях? Держи себя в руках, Зак. Это твой шанс».

Если он получит то, что нужно инспектору, то наверняка найдет себе другую работу, сделает еще один шаг на пути к своей мечте.

Он заставил себя откинуться в кресле, стараясь выглядеть непринужденно.

— А что за чума?

— Кто знает? — Бевин опустошил кувшин, рыгнул и махнул рукой барменше. — Какая-то болезнь с кровотечениями, вроде той, что распространилась в Лагере.

— «Вроде той» или «именно та»?

— Да я не шибко над этим задумывался. Наверно, может быть, и такая же.

— И давно это было?

Бевин, следивший глазами за барменшей, снова повернулся к Заку и прищурился.

Зак понял, что слишком надавливает. Переигрывает. Он мог найти и более хитроумный способ выведать информацию. Например, перевести сначала разговор на пиратов.

— Четыре-пять лет назад, — осторожно ответил Бевин. — А тебе какое дело?

Зак пожал плечами как можно равнодушнее.

— Просто интересно. Может быть, один из тех кораблей принес чуму сюда, вот и все.

Волосача не интересовали ни эпидемии, ни пираты. Он наклонился вперед и ткнул пальцем в стол.

— Малец, я не собираюсь повторять тебе снова. Разыграй. Свою. Карту.

Заку ничего не оставалось. Он сбросил карту — самый крупный из Мечей. А затем, сделав глубокий вдох, он положил рядом Корону — такую же, как и у сидящего напротив Волосача.

Бевин, Август и Герд дружно ахнули.

— Он собирается продолжать в одиночку! — воскликнул Герд. — Я поверить в это не могу!

— Бросаешь своего партнера на втором — последнем — круге? — Бевин засмеялся, поднимая пустую бутыль в одобрительном знаке. — А у тебя есть яйца, малец!

Волосач воспринял это не лучшим образом.

— Ах ты, маленький…

Что бы ни случилось дальше, все было заглушено, когда Волосач перевернул стол, рассыпав карты и монеты. Барменша взвизгнула и отскочила назад, пролив эль на свое платье. Волосач оттолкнул ее с дороги.

— Да я тебе шею сверну! — он начал обходить стол, не спуская убийственного взгляда с Зака.

Бевин схватил его за руку.

— Успокойся, приятель. Это всего лишь игра в карты. Мы даже ставили немного.

— К тому же, он всего лишь ребенок, — добавил Август. Он дружески хлопнул Зака по плечу, отхлебнув ещё эля. Зак с трудом поднялся на ноги.

Тихий стук заставил всех опустить глаза на пол. Удар Августа выбил кошель с монетами из внутреннего кармана жилета Зака. Сине-белый кошелёк с проклятой лерианской розой, вышитой сбоку.

«Да что ж мне так не везёт?» — уныло подумал парнишка.

Август поднял глаза и встретился взглядом с Заком.

— Ты наклонился так близко, — беспомощно развёл Зак руками. — Я думал, ты смотришь на мои карты…

— Ах ты, маленький…, - лерианец потянулся за ножом.

Зак рванул в сторону, перепрыгнул через перевернутый стул и бросился к выходу, демонстрируя Четвертый Закон Брика:

Всегда садись ближе к двери.

* * *

— Интересно, — протянул Ленуар.

Зак с сомнением посмотрел на инспектора. Как бы ему ни хотелось верить, что он нашел что-то важное, он не понимал, что в его рассказе могло заинтересовать. Он полагал, что Ленуар просто пытается подбодрить его, не показывая, как он разочарован.

Иногда он так и делал — притворялся, что не разочарован. Зак всегда видел инспектора насквозь, и это всегда было для него ударом. Но на этот раз было особенно тяжело, потому что вопрос был настолько важным. Люди умирали.

По крайней мере, он может показать инспектору, что достаточно умен, чтобы понять, в чем его ошибка.

— Я даже не уверен, что они говорили об одной и той же болезни, — сказал он, отрезая очередной кусок бифштекса и обмакивая его в подливку, как всегда делал Ленуар. — К тому же он сказал, что это было много лет назад.

— Это точно.

Зак перевернул кусок мяса.

— И даже если это была та же самая болезнь, и она действительно пришла на «Серендипити», я не понимаю, зачем её распространять в Лагере. Что они получат от этого?

Ленуар одарил его лёгкой улыбкой.

— Отлично, Зак. Ты рассуждаешь, как инспектор.

Зак заерзал на стуле, стараясь не выглядеть излишне довольным.

— Самое важное, что нужно выяснить — это мотив, — сказал Ленуар. — Как только ты поймешь, почему было совершено преступление, и кто от этого выиграет, ты будешь гораздо ближе к его раскрытию. — Он вздохнул и сделал глоток вина. — Именно поэтому ты прав, что настроен скептически. Действительно, трудно себе представить, какую выгоду могли бы извлечь несколько простых матросов, убивая тысячи людей в Лагере.

— Может, они имеют что-то против трущоб?

— Они, вероятно, сами живут в трущобах, когда не находятся за границей. Нет, я думаю, очень маловероятно, что они замешаны. И все же я допрошу их, просто чтобы убедиться в своей правоте.

Зак поморщился.

— А вы сможете это сделать, не упоминая обо мне?

Ленуар понимающе посмотрел на него.

— Пощипал несколько кошельков, да?

— Он заглядывал в мои карты!

— Серьёзно, Зак: как ты собираешь мне помогать, если половина моряков в городе жаждут пустить тебе кровь?

— Да всё не так уж плохо. К тому же, я закончил свою работу, разве нет?

— Я думал, тебе нравится на пристани.

— Это было до того, как я пять дней подряд слушал, как моряки рассказывают о шлюхах.

Ленуар фыркнул.

— Уверен, у них это не единственная тема для разговора.

«Да почти единственная, — мысленно ответил Зак, — и настолько подробная, что не оставляет никакого простора для воображения».

Правда, Зак особо и не воображал на этот счёт. Он мало времени проводил среди девушек, а те, с которыми общался, больше походили на мальчишек. Может, они были бы более… похожими на девушек, если бы родились при иных обстоятельствах. Но там, откуда пришел Зак, не было ни накрахмаленных платьев, ни лент в волосах. Жизнь на улицах ломала и ожесточала.

Как камни в водах реки: какую бы форму им изначально не придал Господь, через несколько лет под ударами течения они все становились одинаковыми.

Вот почему было так важно выбраться из этих быстрых вод на твердую землю.

— А что по поводу грузов? — поинтересовался Ленуар. — Ты в них заглянул?

Зак вытащил клочок бумаги и протянул его инспектору.

— Смотрите сами.

Ленуар глянул на листок.

— Это неудобочитаемо, Зак.

— Что?

— Неудобочитаемо, — инспектор раздраженно помахал страницей. — Это значит — невозможно прочитать.

Зак нахмурился.

— Вот вам и благодарность. Я — единственный сирота в Пяти Деревнях, который умеет писать, а вы жалуетесь на мой почерк.

Ленуар остался невозмутим.

— Ты умеешь писать, потому что именно я заплатил за твои уроки, но теперь сомневаюсь, что мои деньги стоили того.

Зак угрюмо ткнул вилкой в бифштекс.

— Все равно там не написано ничего стоящего. Специи и хлопок, хлопок и специи. Немного вина и крепких напитков, — Зак пожал плечами и сунул вилку в рот. — Вот и всё.

— Это все, что пришло с тех пор, как ты начал наблюдать за пристанью?

— В основном. Ещё я вписал товары, которые были доставлены в порт раньше, но разгружались при мне, — он ткнул пальцем в низ страницы.

— Жорель тыличестика? — озадаченно прочитал Ленуар. — Аленький суслик?

Зак выхватил листок из рук инспектора.

— Корень тысячелистника и ангельское сусло, — сказал он, возвращая его.

Брови Ленуара поползли вверх.

— Нам действительно нужно обсудить твоё правописание, Зак.

— А что это вообще такое? — спросил Зак, прежде чем Ленуар успел выполнить угрозу.

Инспектор пробежал глазами страницу и покачал головой.

— Даже не знаю. Больше специй, скорее всего, судя по объёмам. Возможно, сейчас ты ешь именно их.

Зак посмотрел на свою тарелку, но увидел только бифштекс с кровью и масло с кусочком петрушки. Он не очень любил петрушку, но так, по крайней мере, у него на тарелке была какая-то зелень. Сестра Неллис всегда говорила, что мясо нужно есть с зеленью.

— Больше ничего? — уточнил Ленуар.

Зак пожал плечами.

— Я встретил парня, который знал сержанта Коди. Похоже, он ему не очень нравился. Возможно, сержант однажды посадил этого парня в тюрьму.

— Вполне возможно. В бытность стражем Коди много времени проводил в патруле на пристани.

— Вот как? — Зак опустил вилку и нож. Вот, наконец, тема, которая его действительно интересовала. — И как долго ему пришлось быть стражем, прежде чем он стал сержантом?

Зак пытался подсчитать, сколько времени ему потребуется, чтобы пройти путь от ищейки до инспектора, ведь он никогда не спрашивал у Ленуара напрямую.

— Меньше пяти лет, но это исключительный случай. Сержанта Коди повысили очень рано.

— Почему? Потому что он такой большой?

Ленуар фыркнул.

— Брось, Зак. Если бы это было так важно, разве стал бы я инспектором?

— Наверно, нет. — Ленуар не был худым, но и крупным его назвать было нельзя.

— Коди был произведен в сержанты по моей рекомендации, потому что он компетентный следователь. И намного способнее, чем большинство его сверстников.

— И почему он такой особенный?

Ленуар склонил голову набок, глядя на Зака так, словно мог смотреть сквозь его глаза прямо в затылок.

— Скажи мне, что ты видишь, когда смотришь на Коди?

«Своё будущее, надеюсь», — подумал Зак, но вслух произнёс:

— Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду.

— Если бы ты был следователем, какие выводы ты мог бы сделать о Брэне Коди, изучив лежащие перед тобой факты?

Опять эта игра. Ленуару она нравилось. Заку же она нравилась только тогда, когда у него хорошо получалось. В противном случае, он чувствовал себя глупым ребенком. Мальчишка нахмурился, размышляя.

— Как ты думаешь, сколько лет сержанту Коди? — подсказал Ленуар.

Зак пожал плечами.

— Двадцать с хвостиком.

— Двадцать шесть.

Заку не казался двадцатишестилетний парень таким уж молодым, но он не стал произносить этого вслух, а Ленуар посчитает себя совсем уж стариком.

— Ну ладно, ему двадцать шесть. И что с того?

— Он — парень симпатичный, правда?

— Наверное. Я не очень-то над этим задумывался.

Это было не совсем так. Даже Зак заметил, как барменша в «Фиркине» вчера вечером смотрела на сержанта Коди. Она никогда так не смотрела ни на Ленуара, ни на других посетителей.

— Симпатичный парень, — продолжал Ленуар, — двадцати шести лет, с приличной работой. И, тем не менее, не женат. — Леунар наклонился вперед, приподняв одну бровь. — О чем тебе это говорит?

— Может быть, он не хочет жениться.

Зак вообще не понимал смысла в браке. Какой в нём смысл? Делиться тем немногим, что тебе удалось наскрести, с кем-то еще? Нет уж, спасибо.

— Вполне возможно, что брак его не интересует, — согласился Ленуар. — Более вероятно, однако, что это свидетельство его преданности своей работе. И его амбиций. Сержант Коди хочет когда-нибудь стать инспектором, а может, и больше. Сейчас вся его энергия сосредоточена на этом. И именно это, Зак, делает его таким особенным.

Зак задумчиво пожевал губу, как недавно жевал бифштекс.

— Значит, именно поэтому вы и не женаты?

Фырканье Ленуара было слишком тихим, чтобы мальчик расслышал.

— Ешь свой ужин, малец.

— Эй, а почему вы не едите? — Зак был так занят своим бифштексом, что даже не заметил, что Ленуар ничего не заказал.

— Нет аппетита, — поморщился Ленуар, — особенно после того, что я сегодня видел. И прежде чем ты спросишь — нет, я не хочу это обсуждать. Не сейчас.

Зак не смог скрыть своего разочарования, но и не стал настаивать. Это ни к чему не приведёт. Инспектор открывался, когда ему самому хотелось, а это случалось нечасто.

Пытаться убедить его — гиблое дело. Зак был почти уверен, что Ленуар вёл себя так же со всеми. У него даже возникло ощущение, что инспектор разговаривает с ним более откровенно, чем с большинством взрослых. Это было приятно, хотя Зак не совсем понимал, почему так происходит.

— Возвращаетесь туда завтра? — спросил он.

Ленуар кивнул.

— Завтра мы узнаем, сработало ли лечение Одеда и выздоровеют ли пациенты, которых он лечил.

— А вы как думаете?

— Даже не знаю.

В том, как он это сказал — печально и устало, даже больше, чем обычно, — было что-то такое, отчего у Зака замерло сердце.

— Когда-то в вашем городе уже была чума, да?

Прошло много времени с тех пор, как Ленуар рассказывал ему историю о революции, и Зака больше интересовали захватывающие эпизоды — солдаты, мятежники и громко скандирующие толпы, — но он помнил и кое-что еще, похороненное под всеми этими приключениями. Что-то о том, как все болели. Когда Ленуар рассказывал эту часть истории, у него был такой же печальный, усталый вид, как и сейчас.

— Да, чума была, — тихо произнёс инспектор, и его слова утонули в кубке с вином.

— И что её остановило?

— Ничего. Она остановилась сама, когда убила всех, кого пожелала.

Зак сглотнул.

— И сколько людей погибло?

Потемневший взгляд инспектора на мгновение остановился на мальчишке. Ленуар залпом осушил кубок и потянулся за пальто.

— Заканчивай ужин, Зак, — сказал он.

И ушёл.

Глава 12

— Вам удалось ночью поспать?

— Если ты, сержант, задаёшь подобные вопросы, то явно выбрал не ту работу.

Ответ был излишне раздражительным даже для Ленуара, но его нервы были натянуты до предела. И ко всему прочему, на затылке у него была шишка размером с абрикос — недавнее напоминание о бунте. Шея у него так затекла, что он едва мог повернуть голову.

— Мне тоже нет, — едко заметил Коди, будто Ленуар ещё не понял.

Во-первых, сержант щеголял с щетиной, а во-вторых, его ботинки были так невероятно блестящи, что наводили на мысль о сильной полировке где-то в течение последних нескольких часов, а следовательно — задолго до рассвета.

Такие приступы неугомонного труда были хорошо знакомы Ленуару, но едва ли требовалось самому страдать хронической бессонницей, чтобы распознать её признаки.

— Я подозреваю, что и там мы найдем то же самое, — сказал Ленуар, склонив голову в сторону маленькой зеленой палатки, где их ждали Хорст Лидман и остальные. — Будем надеяться, что Одед, по крайней мере, отдохнул. Ему сегодня предстоит много работы.

— Если предположить, что он действительно исцелил этих людей.

Ленуар что-то проворчал себе под нос. Единственное, на что он всегда мог положиться, общаясь с Коди, — хотел он того или нет, — был глупый оптимизм. Но теперь, когда это действительно было нужно, Коди сделался пессимистом.

— Если бы я хотел получить дополнительный негатив, сержант, я бы взял с собой зеркало.

Коди провел рукой по глазам. Ленуар заметил, что он выглядел не просто усталым. Он выглядел измученным.

— Просто… кажется, сегодня не наш день, — сказал он, откидывая полог палатки.

При свете керосиновой лампы Ленуар вгляделся в лица людей, сидевших за столом, и вздохнул.

— Похоже, ты прав, сержант. Сегодня не наш счастливый день.

— Сегодня у всех несчастливый день, — сказал Лидман. Он сидел за столом, чопорно сложив руки перед собой. Напротив него сидел Одед с прямой спиной, глядя в никуда, как солдат на поверке Мерден застыл в углу с непроницаемым выражением лица.

— Что случилось? — спросил Ленуар, хотя уже догадывался, что услышит в ответ.

— Лечение не помогло, — в голосе Лидмана не было самодовольства или злорадства; только сожаление. — Пациенты умерли.

— Что, все? — в тоне Коди смешались отчаяние и недоверие.

— В этом нет ничего удивительного, — сказал Лидман. — Не забывайте, что их диагноз был смертельным, а болезнь убивает быстро.

— В этом как раз всё удивительно, — возразил Одед так тихо, словно говорил сам с собой. — Женщина… Я знал, что для неё надежды нет. Вчера вечером я так и сказал. Но остальные… они были вне опасности. Чтобы все четверо умерли…

Он растерянно покачал головой.

«Похоже, он в шоке», — подумал Ленуар.

— Я не отрицаю ваших добрых намерений, сэр, — сказал Лидман в явном приступе амнезии, — но, как я уже сказал, ваше лечение не имеет под собой научной основы.

Но Одед продолжал, будто врач ничего и не говорил:

— Я не могу понять. Я все сделал правильно. Демоны были изгнаны, силы пациентов восстановлены. Они были вне опасности — все, кроме одной.

— Может быть, это наша вина, — сказала Коди. Он потер лоб, как будто эта мысль причиняла ему боль. — Возможно, присутствие других людей в комнате отвлекло вас.

Целитель покачал головой.

— Этого не может быть. Вы присутствовали только на первом сеансе лечения, с мальчиком. После этого остался только Мерден, а он — мекхлет. Его сила помогала пациентам становиться сильнее, а не слабее.

Ленуар тихо выругался. Он пришел сюда, не ожидая, что его встретят только хорошими новостями — для этого было еще слишком рано, — но, по крайней мере, инспектор ожидал некоторой неоднозначности. Некоторой надежды. Некоторого улучшения, хотя бы и незначительного, хотя бы у одного или двух пациентов. А столкнуться лицом к лицу с полным провалом, да еще так скоро…

— В этом нет никакого смысла.

— Нет, — согласился Мерден. — Никакого.

«Но если Одед не имеет власти над болезнью, тогда почему смертность среди адали так низка?»

— Возможно, у ваших людей все-таки есть иммунитет, — сказал Ленуар.

— Боюсь, что нет, инспектор, — ответил Лидман. — Один из четырех пациентов, которых Одед вчера лечил, был адали. Он умер первым.

Одед взмахнул рукой.

— Многие из моих людей погибли, просто не так много, как ваших. У нас нет иммунитета.

Ленуар озадаченно покачал головой.

— Я не могу это объяснить.

— В этом нет смысла, — повторил Мерден, не сводя золотистых глаз с Ленуара.

— И, тем не менее, — сказал Лидман, — мы не можем оспаривать факты. Я приветствую ваши усилия, инспектор, и усилия ваших товарищей, но, боюсь, я не могу посвятить этому эксперименту ещё больше времени. Доброго вам дня, джентльмены.

Одед медленно поднялся, его поза была напряженной, а голова высоко поднята. Однако под броней его достоинства целитель был явно ранен. Понимал он это или нет, но его пациенты умирали, и скептически настроенный брайлишский врач оказался прав.

На мгновение Ленуар задумался, какой из этих неприятных фактов беспокоит Одеда больше. Но увидел ответ в глазах целителя, полных печали и горя.

— Я вернусь в свою палатку, — сказал Одед, как только они вышли на улицу. — Я должен продолжать работу.

— Не позволяй этому инциденту поколебать твою веру, друг мой, — сказал Мерден. — Твой дар реален, и он нам крайне необходим.

Одед устало кивнул. Он сказал что-то на языке адали, поклонился и ушел. Ленуар смотрел ему вслед, и что-то подозрительно похожее на чувство вины терзало его изнутри. Он втянул в происходящее целителя — и отвлек его от работы, подверг насмешкам и издевательствам, лишил адали карьеры.

Если, после всего этого, единственное, чего они добились, — это подорвали доверие к целителю…

«Ты не только не смог улучшить ситуацию, Ленуар, но, возможно, даже ухудшил её», — сказал сам себе инспектор.

Так, хватит, позже у него будет достаточно времени для самобичевания. А сейчас его внимания требовало нечто другое. Он повернулся к Мердену.

— Вы всё это время пытались мне что-то сказать. Что?

Мерден хмыкнул.

— Не думал, что вы заметили.

— Конечно, я заметил, но к чему такая хитрость? Почему просто не высказать свое мнение вслух?

— Потому что я не доверяю доктору.

— Лидману? — Коди бросил быстрый взгляд на зеленую палатку и понизил голос. — О чем вы говорите?

Глаза Ленуара сузились.

— Я так понимаю, вы думаете, что есть некто…

Прорицатель приподнял одну бровь.

— Но почему?

— Чтобы подорвать доверие к Одеду.

— И вы думаете, что Хорст Лидман…

— Я не утверждаю, что виновен именно он. Но кто-то это сделал — и если не Лидман, значит, кто-то из его людей.

— Что сделал? — спросил Коди, переводя взгляд с одного на другого. — О чем мы говорим?

Ленуар зажмурился и глубоко вздохнул. Иногда сержант бывал невероятно тупым.

— О диверсии, — сказал он.

— И об убийстве, — добавил прорицатель.

Какое-то мгновение Коди просто смотрел на стоящих перед ним мужчин, осознавая сказанное.

— Вы думаете, что глава кафедры медицинских наук убил четверых своих пациентов?

— Нет, — ответил Ленуар, — мы не знаем. И я предлагаю перенести этот разговор в другое место. — Он многозначительно указал на зеленую палатку в нескольких шагах от них.

— Сюда, — кивнул Мерден, и они направились к реке.

— Ваша теория ошибочна, Мерден, — сказал Ленуар, когда они отошли на значительное расстояние. — У Лидмана нет мотива.

— Так уж и нет? Конечно, ему было бы неловко, если бы языческий ритуал Одеда, — голос Мердена сочился сарказмом, — смог достичь того, чего не смогла вся его коллегия врачей.

— Не слишком-то весомый повод для убийства, — заметил Коди.

— Согласен, — сказал Ленуар. — Дело в том, что Лидман ни на секунду не поверил, что лечение Одеда сработает, и если бы он был так озабочен тем, чтобы доказать свою неправоту, он никогда бы не согласился попробовать.

— Значит, это один из его людей, — упрямо настаивал Мерден.

— Послушайте, — сказал Коди, — я понимаю, что вы хотите защитить репутацию своего друга, но это просто глупо.

Мерден окинул его ледяным взглядом.

— Я встретил Одеда два дня назад, сержант. И вы ошибаетесь, считая, что он мне брат. Не верность побуждает меня говорить подобное, а разум. Подумайте: все пациенты, которых мы видели вчера, были смертельно больны, по словам Лидмана, но не все они страдали одинаковыми симптомами. Следовательно, некоторые из них должны были умереть в течение нескольких часов, а другие — гораздо позже. Однако все они умерли в одночасье, возможно, с разницей в несколько минут. Мы никогда точно не узнаем, потому что свидетелей не было.