Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Приложение.

Была ты жива,

Как привычную вещь, не ценили,

Не дарили приязнью,

Но вот — тебя нет, и сердце

Сжимается от тоски.

Явь, промелькнувшая

В ночи черной, как ягоды тута,

Ничуть не верней

Сновиденья, где каждая малость

Явственно ощутима.

Сердце родительское

Не во мраке как будто, и все же,

Видно, всем суждено

Блуждать от тревоги к тревоге

В постоянных думах о детях.

Люди давно

В этом дом забыли дорогу,

Но грядущей весне

Даже густой подмаренник

Путь преградить не смог.

Так, я жива,

Но никто пусть об этом не знает.

От стыда трепещу

При одной лишь мысли: что думают

Сосны из Такасаго?..[7]

Драгоценные шторы

Не поднимая, порой забывали,

Что бывает рассвет.

Думал ли я, что даже во сне

Не буду видеть тебя?

В лугах Касуга

Расцветши, цветы мурасаки

На платье легли

Узором смятенным. Смятенье души,

Тоска по тебе — беспредельны.

Так или этак —

Как ни поступишь, всегда

Попадешь впросак.

Что же делать? Одно обретаешь,

А с другим расстаешься, увы…

По небу плывущий

Месяц и тот в моем доме

Находит приют.

А ты, видно, где-то за тучами

Проскользнуть стараешься мимо.

Осень пришла,

Легли багряные листья

На тропинки в саду.

Никто не примнет их теперь,

Никто ко мне не заходит…

Захочешь сорвать —

Упадут и тотчас растают

Капли белой росы.

Под их тяжестью гнутся

Ветки осеннего хаги.

Ни единой пылинке

Не давал коснуться цветов

«Вечное лето».

«Летнее ложе» — тайны его

Мне одному открыты.

Я знаю: придет

Сегодня ко мне любимый.

Не зря ведь в углу

Плетет свою паутину

Паучок — маленький крабик[9]

Даже на миг

Краткий, словно коленце бамбука,

Остаться на ложе

В одиночестве праздном — и это уже

Счел бы я теперь испытаньем.

Есть в Вакаса гора

Нотиса — «Увидимся после».

Снова встречусь с тобой,

Мой любимый, пусть даже сегодня

И расходятся наши пути.

Хотя бы одним

Дай понять мне, что все-таки любишь:

Кто б тебя ни спросил,

Никому ты не признавайся,

Что в доме бывал моем.

К горе Встреч — Осака,

Надежду в сердце лелея,

Пришел, но, увы,

По-прежнему неприступна

Разделившая нас застава!

От любовной тоски

В чем обрету утешенье?

Ах, хотя бы во сне

Увидеть тебя, но ночами

Я теперь не смыкаю глаз.

Растет в Фусэя,

В далеком краю Сонохара,

Дерево-метла.[10]

Мнится — ты рядом, но вот еще миг —

И исчезаешь бесследно.

Во мраке ночи

Неспокоен путь,—

Луну ты подожди

И выходи, мой милый!

Хотя бы в этот миг мне на тебя взглянуть![11]

От тоски по тебе

Льются слезы и льдом застывают.

В эту зимнюю ночь

Удастся ли хоть на миг

Безмятежным забыться сном?

Просыпаюсь ночами,

Днем смотрю, уныло вздыхая,—

Так влекутся часы.

Почему-то этой весной на ветвях

Никак не набухнут почки…

У горы Судзука

Забыла рыбачка из Исэ

Платье свое.

Всякий может теперь увидеть,

Как поблекло оно от соли…

Где в целом мире

Тот уголок, что своим

Могу я назвать?

Где приют обрету в скитаньях,

Там и будет мой дом…

Оглядевшись вокруг,

Я спросил у той, что стояла

От меня немного поодаль:

Видишь — там, впереди,

Что-то белое пышно цветет?

Как здесь эти цветы называют?[12]

Неизбежной разлукой

Старость людям грозит, я знаю.

Оттого-то теперь

Мне еще больше прежнего

Хочется видеть тебя.

Желанье мое —

Чтобы люди больше не знали

Неизбежных разлук.

Чтоб не зря просили у неба

Жизни в тысячу лет.

Вечер придет,

И сердце в груди запылает

Ярче любых светлячков.

Но никто его света не видит,

И по-прежнему ты холодна…

Пусть даже течь навеки перестанет

Река Окинагагава,

Где ниодори дышат долго под водою,

Но в разговоре, друг, с тобою

Ведь не иссякнут никогда слова.

Дом заброшен давно,

И хозяйка совсем одряхлела.

Может быть, потому

И в саду, и возле ограды —

Запустенье осенних лугов…

Белые волны

Набегают на берег. Здесь век свой

Мне влачить суждено.

Я дитя рыбака, и пристанища

У меня постоянного нет.

Рыбачки срезают

В море травы, живет на их листьях

Червячок. Я сама

Виновата во всем, вот и плачу,

А тебя не стану корить.

Даже если бы ночь

В себя вобрала тысячу

Осенних ночей,

Мы всего не успели б друг другу сказать

До первой утренней птицы.

Не спеши привыкать

К тому, к кому сердце стремится,

О ком думы твои.

Привыкнешь — и слишком тоскливо

Тебе будет в часы разлуки.

Безысходно длинны

И тоскливы бессонные ночи.

Меньше всех на земле

Стоит мне продолжать

Тщетную жизнь в нашем мире.

Горький опыт забыв,

Снова для толков досужих

Повод даю,

Неразрывно связав свою жизнь

С тем, кого не любить невозможно.

В столице давно

Цветы осыпались с веток,

Здесь же, в горах,

Протянувшихся вдаль грядою,

Вишни в полном цвету.

Если даже всех слов

Не успев исчерпать, прекращают

Свиданий искать,

Знайте, это о том говорит,

Что к вам, увы, равнодушны.

Будь жизненный срок

Лишь нашим желаньям подвластен,

Разве сердце мое

Сжималось бы так тревожно

При мысли о скорой разлуке?

Лишь забрезжит рассвет,

Встав поскорее, спешу

На сливы взглянуть

В тревоге — не слишком ли сильно

Дул этой ночью ветер?

В Нанивадзу уже

Расцветают повсюду цветы —

Ведь весна так близка.

Просыпаясь от зимнего сна,

Расцветают повсюду цветы.

Мелок тот колодец — в нем

Даже тень горы видна

Той, что Мелкой названа.

Но моя любовь к тебе

Не мелка, как та вода.

Какая досада,

Хотела воды зачерпнуть,

Но мелок, увы,

Этот горный колодец —

Увлажнился лишь край рукава.

В облачении скорби

Гора Мрака, гора Курабу.

Средь отрогов ее

Заблудившийся вряд ли сумеет

Отыскать дорогу назад.

Нам бы с милой вдвоем

На Темной горе поселиться,

На горе Огура,

Тогда краткость летних ночей

Не будет нас так печалить.

Я бы в горы ушел,

Где нет места мирским печалям,

Только как же уйдешь?

Все любимые, близкие — словно

Путы тяжкие на ногах.

По каналу челнок

Уплывает, но тотчас обратно

Вернуться спешит.

К тебе одной неизменно

Возвращаются думы мои.

Цветок мурасаки,

Он один лишь тому причиной:

В долине Мусаси

Все цветы, все травы вдруг стали

Бесконечно дороги сердцу.

Тайком от людей

Я спешу туда снова. Немало

Лет прошло. Отчего ж

Неприступна совсем, как прежде,

Застава на Встреч-горе?

Мимо твоих ворот

Снова я не сумел пройти.

Хлынул ливень, да так —

Не успел рукавом прикрыться,—

Переждать в твоем доме позволь.

Не был там никогда,

Но услышу: «Долина Мусаси» —

И вздыхаю тайком.

А все оттого, что растут

В той долине цветы мурасаки.

Коли так суждено,

То лучше скажи мне прямо,

Что тебе я не мил.

Зачем же смотреть нам в стороны,

Как концам одного шнурка?

Мои рукава

Уподобились, видно, горе

Суэ-но мацу:

Дня не пройдет, чтоб небесные волны

Не захлестнули их.

Летящий пеной белый снег,

О, нынче ты не падай, я прошу,

Ведь нет никого,

Кто рукава мои — из белой ткани —

Высушить бы мог.

Всегда ярко-алым

Мне этот цветок казался,

Но не зря говорят,

Когда пресыщенье приходит,

Блекнут даже цветы.

Даже тонкое платье,

Отделяя нас друг от друга,

Вызывало досаду.

Так неужели меж нами встанет

Проведенная розно ночь?

Жемчужиной новой

Новый год засияет пред нами.

Завтра с утра

Ждать с нетерпением будем,

Когда запоет соловей.

Расщебечутся пташки,

Весне долгожданной радуясь,

В мире всякая малость

Обновляется, один только я

С каждым днем все больше старею.

Каждый раз забываю,

А увидев, вздрогну — не сон ли?

Право, думал ли я,

Что придется когда-нибудь

К тебе сквозь снега пробираться?

В саду у ограды

Посадил сегодня гвоздику.

Вот цветы расцветут,

Любоваться я стану ими,

О тебе вспоминая тайком.

Прилив начался,

И исчезли прибрежные травы.

Не так ли и ты?

Слишком редко тебя я вижу,

Слишком сильно томлюсь от тоски.

Рыбачки в Исэ

Утром, вечером в волны ныряют,

И морская трава

Перед взором всегда. Не хотел бы

Слишком быстро наскучить тебе.

В роще Оараки

Травы поблекли, утратив

Юную свежесть.

И коням они не по вкусу теперь,

И косцы приходить перестали.

Прилетела кукушка,

О чем-то кричит… Не о том ли,

Что в Оараки,

В здешней роще решила она

Поселиться нынешним летом?

Я нарву у ворот

Побольше листьев мисканта.

Ими я накормлю

Коня твоего дорогого,

Когда ты приедешь ко мне.

Пройдут сквозь тростник,

И лишь возмущенье умножится:

Поблекшие травы,

Под сенью рощи растущие,

Придутся ль по вкусу коням?

В провинции Цу

У моста на реке Нагара

Ветхие сваи.

Дряхлею и я, печалясь

О горькой своей судьбе.

Ярко-алое платье

Надену я снизу, чтоб люди

Не увидали.

Ведь если сверху надену,

Всем откроется тайна моя.

Настоящая боль

Придет после разлуки, я знаю,

Хоть и кажется мне:

В реке Слез, полноводной прежде,

Уже обнажилось дно.

Пусть людская молва

Оплетает. Морские травы

Рвут рыбачки у волн.

Коль сердца стремятся друг к другу,

Разве может печалить мир?

Есть в Инугами

Гора Ложе, внизу протекает

Молчанья река.

Молчи же и имени людям

Не открывай моего.

Светит не ярко,

Но за тучами не скрывается

Ночью весенней

Луна в призрачной дымке —

Что может сравниться с нею?

Стоит ли, право,

Предаваться старцам печали?

В наш блистательный век

Даже деревья и травы,

Ликуя, кружатся в танце.

Нет никого,

Кто бы вами теперь любовался,

Вишни в горах.

Вот если б вы расцветали,

Когда отцветают другие…

Не люблю я того,

Кто любит меня, и что же —

Не возмездие ли?

Меня тоже не любит тот,

Кого я давно люблю.

Тростником заросла

Тростниковая речка, у зарослей

Ты коня придержи

И водой напои. Полюбуюсь

Хотя б отраженьем твоим.

В море Исэ

Рыбу ловит рыбак, и качается

Поплавок на волнах.

Поплавок? Или сердце мое

Обрести не может покоя?

Томительно-долго

Льется дождь, но еще обильней

Река моих слез.

Рукава с каждым мигом влажнее,

А надежд на встречу все нет…

Видно, слишком мелка

Река твоих слез, коль промокли

Одни рукава.

Когда весь промокнешь до нитки,

Тогда и поверю тебе…

Когда думы печальны,

На болотных гляжу светлячков.

Уж не душа ли,

Мое бедное тело покинув,

Потерявшись, блуждает во мраке?

Тело покинув,

Улетела куда-то далёко…

Душа не всегда

Бывает, как видно, послушна

Человеческой воле.

«Думать не стану»,—

Твержу про себя, но не это ль

Называется «думать»?

«Говорить не буду», — сказав,

Ведь уже, увы, говорю…

Когда б не дитя,

Знак, что мы связаны были,

Ее памятный дар,

Разве траву-терпенье

Нам удалось бы сорвать?

Есть ведь время в году,

Почему же именно осенью

Пришла к нам разлука?

Ведь осенью даже к живым

В тоске устремляется сердце.

Истомила тоска.

О, когда б мог я снова увидеть,

Как цветет у плетня

Подле бедной хижины горной

Гвоздика Ямато.

В дни Безбожной луны

Всегда моросит холодный,

Унылый дождь,

Но такими мокрыми прежде

Не бывали мои рукава.

Платье свое

Я подкрашу яркими красками,

Чтоб тебя привлекло,

Но как передать тебе

Свои тайные думы?

С той поры как изголовьем стали вдруг

Нежные, как вешняя трава,

Первые объятия твои,

Проведу ли ночь я без тебя?

Ведь ты мил, а не противен мне…

В Карибаноону,

Где цари охотятся,

Много на дубах больших ветвей…

Мы с тобою стали ненамного ближе,

Но тоска во много раз сильней!

Сокрушительно быстрых

Тут обитель, и листья сакаки

Ярки, как всегда.

Не потускнела их зелень

И под осенним дождем.

Сокрушительно быстрых

Богов ограду священную

Преступил бы и ту.

Ведь жизнью своей теперь

Не дорожу я ничуть.

У Мива-горы

Я живу. И если взгрустнется,

Найдешь без труда

Мой дом, тебе знаком послужит

Криптомерия у ворот.

Листья сакаки

Благоухают так, что невольно

Замедляется шаг.

И вот собрались здесь люди

Восьми десятков родов.

Грохочущий бог,

Так грозно и страшно ступающий

По равнине небес,

Дано ли ему разлучить

Тех, кто стремится друг к другу?

Этот пруд и теперь

Перед взором лежит, как прежде,

Зеркалом чистым,

Но, увы, с нами уж нет

Того, кто в нем отражался.

Годы текут,

И лишь умножаются горести.

О, если б я мог

В горах Ёсино затеряться,

Ступив на тропинку средь круч.

В небесных вратах

Возникла луна предрассветная.

Гляжу на нее —

И сильнее тоска по тебе,

А ты неприступна по-прежнему.

Старинную пряжу

Смотав в клубок, так нетрудно

Опять размотать.

Ах, когда б так же просто могли

Мы прошедшее нынешним сделать!

В горной глуши,

Не порадовав ни единого взора,

С веток упали

Багряные листья — как будто

Парчовый наряд в ночи.

На горные вишни

Посмотреть собрался, но дымка

Преградила дорогу.

Как видно, не только люди

Бывают жестоки, увы.

«Скоро вернусь»,—

Ты сказал, и, тебе поверив,

Жду до сих пор.

Неужели остаток дней своих

Мне придется прожить в ожиданье?

Долго вздыхал

О доле своей злосчастной,

Сокрушаясь тайком.

А в конце концов оказалось —

Истомил ожиданьем тебя.

Наконец увидал

Остров в Сосновом заливе,

Известный по слухам.

Благородны и в самом деле

Рыбачки, живущие здесь.

Или ночь так темна?

Иль, дороги не зная, блуждает?

Снова кукушка

Где-то рядом кричит, все не может

Моих ворот миновать.

Опали цветы,

Разрослись деревья, их ветви

Меж собою сплелись.

Различить не могу те кусты,

Что когда-то сажал у ограды…

О минувших годах

Станем мы вспоминать, и вдруг —

Кукушка в саду…

Как только она догадалась?

Кричит, совсем как тогда.

Пятой луне

Навстречу расцвел померанец.

Его аромат

Вдыхая, вдруг вспомнил: так пахли

Когда-то ее рукава…

Разойдутся концы —

Только пояс завяжешь на платье.

Расстаемся и мы.

Но, по миру скитаясь, когда-нибудь

Непременно свидимся снова.

Не знаю, доколе

Тоска будет терзать мое сердце,

Ей не видно конца.

Лишь свиданье с тобой положит

Предел страданьям моим.

Туда и обратно —

Путь недолог в страну Каи.

Так думал, и что же?

Оказалось, в последний раз

Вышел я за ворота дома.

Разве скажешь кому?

Я молчу, хоть с волнением справиться

С каждым мигом трудней.

Да, такая уж, видно, пора

Наступила — кручиниться молча.

В Сума рыбак

Соль добывает, дымок над костром,

Ветру покорный,

В те земли стремится, о коих

Никогда и помыслить не мог.

Куда мне идти?

Средь каких утесов я должен

Поселиться теперь,

Чтоб ничего не слышать

О горестях этого мира?

Как схожи мы с ней!

Я лежу, погруженная в думы,

На моем рукаве

Приютилась луна, и лицо ее

Также мокро от слез.

Что ждет впереди?

Не ведаю, горькие слезы

Струятся из глаз.

И даже рядом с собою

Ничего разглядеть не могу.

Все сильнее тоска

По тем, кого я оставил

Далеко позади.

Как я вам завидую, волны:

Уходя, возвращаетесь вы.

Платье мое

Внезапно покрылось росою —

По Небесной реке

Ладья проплывает, с весла

Брызги вниз, наверно, упали.

Коль тебя обо мне

Кто-то спросит, ответь ему так:

У залива Сума

С трав морских капли соли стекают,

И текут безрадостно дни…

О тебе я скорблю,

Потоками падают слезы,

Стекая к реке.

Даже воды ее, должно быть,

Поднялись теперь еще выше.

Был напрасен урок.

Пусть белые волны шумят,

Гребни вздымая,

Снова спешу я нарвать

Трав морских у залива Сума.

Любимый всегда

Сидел, к тебе прислонившись.

Кипарисовый столб,

Навеки связанный с ним,

Ты особенно дорог сердцу.

Я люблю, но, увы,

Без свиданий ночи проходят.

А забвенья трава

Может даже на тропах сна

Разрастись, заглушив их навечно.

Расставаясь с тобой,

Тревожусь: когда доведется

Свидеться вновь?

А ведь даже не скажешь, что жизнь

Подошла к своему пределу…

Если вдруг от любви

Я умру, что будет в том проку?

Нет, пока я живу,

Ради дней этой жизни хотел бы

Тебя видеть рядом с собой.

Сквозь ветви струясь,

Лунный свет в наш сад проникает,

Говоря нам о том,

Что вот она, уже здесь

Тревожно-тоскливая осень.

У странника вдруг

Рукава холодными стали.

Из бухты Сума —

Нипочем любые заставы ему —

Ветер морской налетел.

Одинокое ложе

Затоплено бесконечными

Потоками слез.

И даже каменное изголовье,

Всплыв, закачалось в волнах.

Поднимутся волны

И влекут за собой из пучины

Жемчужные травы.

Не оттуда ли дует ветер,

Куда думы стремятся мои?

Нет, не время теперь

Меня осыпать упреками.

Сердце мое,

Как ладья, не знает покоя,

На волнах качаясь любви.

Мог ли я думать,

Что ждет меня жизнь в глуши,

Тяжесть разлуки?

Что станут рыбацкие снасти

Привычны моим рукам?

Могут ли знать

Там, за стокаменными стенами,

Что такое досуг?

И сегодняшний день целиком

Провели, украшаясь цветами.

Для радости и для горя

Одно вместилище — сердце.

И можем ли мы

Отличить друг от друга

Слезы радости, слезы печали?

У того, кто уйдет,

У того, кто останется, — равно

Рукава рекой слез

Потекут. С каждым мигом вода

Поднимается выше, выше…

Долго средь волн

Блуждая, промокнуть до нитки

Успел, но вдруг

Весть о счастливом ветре

Принес челнок рыбака.

Как сегодня близка

Луна, легкой пеной плывущая

Над далеким Авадзи!

Но, может быть, только отсюда

Кажется близкой она?

Ночь темна, но уже

Прилетел и стучит так громко

Петушок-куина.

Видно, кто-то запер ворота

И его не впускает в дом.

За долгие годы

Привык к шуму ветра в соснах

Слух жителя гор.

И, пение струн услышав,

Он кото узнать не сумел.

Забыл обо всем,

Одна любовь в моем сердце.

Право, давно ли

Я твердил себе: никогда

Тайны своей не выдам?

Где же теперь

Радость свою мне прятать?

Раньше бы знать —

Рукава у китайского платья

Попросила бы шире скроить.

Слово дали друг другу,

Но тебя еще не видал я

И томлюсь от любви.

Оттого-то душу мою

Все печалит теперь в этом мире.

Я проверить хотел

Просто в шутку: смогу ль без тебя?

Отказался от встреч…

Но теперь мне, увы, не до шуток,

Нестерпима тоска.

Как не сетовать мне?

Этой ночью луну и цветы,

Прекрасные равно,

Я хотел бы тому показать,

Кто их оценить сумеет.

С другом сердечным

Как хотелось бы мне попасть

На остров Тамацу.

Посмотреть, как мерцает луна,

Погружаясь на дно залива.

«Не забуду тебя»,—

Я поклялся, но, если ту клятву

Вдруг нарушу, тогда

Пускай нас рассудят с тобою

Боги горы Микаса.

Коль, оставив тебя,

Я все клятвы забуду беспечно,

Пусть морская волна,

Набежав, сосну захлестнет

На вершине Суэ-но мацу.

Нет, не думаю я

О себе, тобою забытой,

Но ты клятву давал,

Клялся жизнью, и вот за тебя-то

Не тревожиться я не могу.

Мог ли отец,

Могла ли мать не кручиниться,

Глядя на то,

Как трехлетний Бог-пьявка, сын их,

Все не может на ноги встать?

Побережье Удо

По-прежнему ли уныло?

Как свой век проживу?

Волны плещут… Каждую ночь

Я хотел бы видеть тебя.

Над горою ближней Оону,

Подымаясь, расстилается туман…

Из-за ветра —

Вздохов горести моей —

Подымаясь, расстилается туман…

Туман по утрам

Встает над бухтой Акаси.

В зыбкой дали

За островом челн исчезает —

В сердце — щемящая грусть…

Твой век, Государь,

Пусть утесом высится вечным.

Даже если порой

Камня платье из перьев коснется,

Не иссякнет крепость его.

Я хотел бы иметь

Рукава такие, чтоб небо

Можно было прикрыть.

Судьбу весенних цветов

Не могу я доверить ветру.

Залив Кумано

Позади оставляя, далёко

Уплывает ладья.

И ты, меня оставляя,

Уходишь все дальше, дальше…

Истомила тоска,

И не все ли теперь мне едино?

О залив Нанива!

Пусть в волнах его я погибну,

Но добьюсь свиданья с тобой.

Захваченный ливнем,

Поспешил я на остров Плаща,

Островок Тамино,

Но разве могут слова

От дождя кого-то укрыть?

На закате звонит

Колокол в горном храме

Каждый раз об одном:

«Вот и этот день на исходе».

И печально сжимается сердце.

Настала весна,

Когда расцветать начинают

Вараби

У стремительных горных потоков,

Бегущих, сверкая, со скал…

Был ли наш мир

Всегда, с давних времен

Столь безотрадным?

Или таким он стал

Для одного меня?

Но кто и зачем

В этот дом захочет наведаться?

Тропинки в саду

Заглушила полынь, и давно уже

Никто не заходит сюда.

Верные слуги,

Велите, чтоб зонт принесли,—

На Дворцовой равнине

Роса падает с листьев

Куда обильней дождя.

Давно уж к земле

Годы пригнули того,

Кто ее посадил.

А сосна между тем все выше

Тянет ветви свои.

Вспоминая тебя,

Плачу я, и плакун-травою

Старый сад наш зарос.

В ожиданье цикады в соснах

Дни и ночи тоскливо звенят.

Путь твой лежит

Над вершиной Каи и дальше —

К далеким горам.

Стань же, ветер, моим посланцем,

Другу весть передай.

Сроднилось давно

В воде корни пустившее дерево

С камнями, с водой.

От них отделенное, станет ли

Тосковать? Иль забудет о них?

Хотя бы теперь,

Когда к концу приближается

Мне отмеренный срок,

Хотел бы не думать так часто

О горестях этого мира…

Не придется ли мне

Блуждать по знакомым тропинкам?

Луга, где бродил

Я так часто в минувшие годы,

Бурьяном густым заросли.

Что же будет со мной,

Коль окажешься ты далёко?

Ведь даже теперь,

Разлучаясь с тобою на миг,

Я не в силах избыть тоски.

Средь далеких вершин,

Где встают грядой восьмислойной

Белые тучи,

Даже там можно жить, коль судьба

Тебя вдруг туда занесет.

Средь далеких вершин,

Где тщетно искать просвета

В пелене белых туч,

Даже там можно жить, коль судьба

Тебя вдруг туда занесет.

Кого назову

Из знавших меня когда-то?

Даже эта сосна,

Сосна Такасаго как будто

Другом давних лет моих не была.

Это селенье

Называется так же, как дерево

С далекой луны.

Потому и живу я, надеясь

На ваших милостей свет.

Не порвались

Плюща драгоценные нити,

Но и в новом году

На одну только ночь откроется

Небесная переправа.

Я сменила жилье,

Дни влачу в ожиданье, но ты

Все не приходишь.

Видно, в мире так много мест,

Куда «ходить неудобно»…

Напрасны упреки,

Ничего не изменишь, по-прежнему

Он со мною жесток.

Что могу я сказать? Увы,

Остается лишь плакать горько…

Если скроешься ты

В далеких землях заморских,

В горах Ёсино,

Разве я не сумею

И там тебя отыскать?

«Как там, в Такэкума,

Две сосны?» — вдруг спросит меня

Житель столичный.

А я ему так отвечу:

«Их давно уже стало три».

Что наш мир?

Не плавучий ли, зыбкий

Мост сновидений?

Суждено по нему проходящим

Печалиться и страдать…

Если тонкостью чувств

Обладаете, вишни, растущие

В лугах Фукакуса,

Хоть этой весною черные

Раскройте на ветках цветы.

Та, кем сердце полно,

Не сродни ли росе, сверкающей

На листьях травы?

Только вспомню о ней — и сразу

Рукава мои намокают.

Весной лишь цветы

Пышным своим расцветом

Радуют взор.

Красота же мира волнует

Сильнее в осенние дни.

Не могу я сказать,

Что какое-то время года

Сердцу не мило,

Но странно — ничто не волнует меня

Так, как эти осенние ночи…

Ах, когда б мы могли

Напитать лепестки этих вишен

Ароматами слив

И заставить их распуститься

На ветках зеленой ивы!

В ручьях фонари

Отражаются. Слишком тосклива

Безотрадная жизнь.

Бегущие струи скрывают

Свет, льющийся изнутри.

Печально смотрю:

На воде тает легкая пена.

Этот горестный мир

Из-за кого же впервые

Показался мне безотрадным?

«Исцелюсь от любви» —

Совершил я обряд Омовенья

В Священной реке,

Но, увы, почему-то боги

Не приняли жертву мою.

Мимо твоих ворот

Я в этот миг прохожу.

Выйди же и взгляни:

Как измениться могут

Черты того, кто влюблен.

У рыбачек из Сума

Поблекли платья от соли.

С годами постылым

Становится сердцу то,

Что рядом с тобою всегда.

В нашем мире, увы,

Привыкать к чему-то опасно.

Потому-то теперь

Далеки друг от друга мы, словно

Нити в платье рыбачки из Сума.

Залиты солнцем

Склоны горы Катаока.

Лежит у дороги,

Умирая от голода, путник —

Ни родных у него, ни близких…

Сетовал я

На своей судьбы безотрадность,

Теперь же, увы,

Еще и о бедах чужих

Приходится мне вздыхать…

Мать матери своей

Ты навестить решил, за этим

Сюда приехал.

Как будто бы совсем тут ни при чем

Сын сына твоего…

Мне теперь все равно,

Но о том, что больше не любишь,

Так, хотя бы о том

От тебя, не из уст чужих

Услыхать хотелось бы мне.

Кого мне винить,

Ведь в любви лишь сердце повинно,

От нее не уйдешь,

С ней же жить — не будет конца

Этим жестоким мукам.

Вряд ли мой дом

Так уж похож на омут

Реки Асука.

Почему же, его покидая,

Оказаться должна на мели?

Осенней порой

Вечерний сумрак особенно

Сердце тревожит.

Над листьями оги — ветер,

Под листьями оги — роса…

В обители туч

Сквозь туман пробираются гуси.

Точно так же и я…

Ни на миг не светлеет небо,

И печали — не видно конца.

Вдруг налетев,

Полнит истомой все тело

Осенний ветер.

А я ведь всегда считал его

Таким безразлично-холодным…

Дар богам принесен

Не от меня, недостойного,

А от девы с небес,

Тоёка-химэ светлейшей,

От нее — этот дар богам.

На брегах Кумано

Расцвели пышным цветом лилии.

Лелею в душе

Мечту о тебе, пусть непросто

Встретиться мне с тобой.

Неизменностью

Славится зелень сосны, но и та

С приходом весны

Изменилась — все ярче, ярче

Становится с каждым днем.

«Ах, если бы он

Теперь оказался с нами!» —

О ком-то вздохнешь…

И, увы, с каждым годом все больше

Приходится нам вздыхать.

Пусть миновали мы

Священный мыс Канэ,

Бедою страшной путнику грозящий,

Но все равно я не забуду никогда

О боге грозном острова Сика.

Свидимся снова —

Одно лишь желание в сердце.

Думам моим

Ты свидетелем будь, бог Зерцала

Из Мацура, залива Сосен…

У реки Хацусэ

У старой реки растет

Криптомерия в два ствола.

Годы пройдут,

Но я знаю, увидим снова

Криптомерию в два ствола.

Мольбы возношу,

Переправляясь с надеждой

Чрез реку Хацусэ.

Пусть течение несет меня

К новым встречам, к счастливым мирам.

Когда совладать

Я не в силах с тоскою, ночами

Ягод тута черней,

Я ложусь на ложе свое,

Наизнанку вывернув платье.[13]

Желаю тебе

С могучей сосной вековечной

Сравняться годами.

А я бы жила, осененная

Тысячелетней кроной твоей.

Коль поставим мы здесь

Зеркальную гору из Оми,

Лишь тогда разглядим,

Сколько долгих веков, Государь,

Еще у тебя впереди.

Хотя бы сегодня

Потешил нас соловей

Первою песней.

В том саду, где его не слышно,

Бессмысленно, право, жить.

Когда бы мой дом

Стоял у холма, покрытого

Цветущими сливами,

Разве стал бы я ждать в тревоге:

Запоет ли в саду соловей?

Вскипая, бурля,

Водопад этот падал когда-то,

Но годы прошли,

Он состарился, черных струек

Не увидишь в пене седой.

Из всех расставаний

Последнее — только оно

Достойно печали.

Никому ведь не ведомо, право,

Сколько может продлиться жизнь.

Продлится ли жизнь —

Даже того не знаем,

Хотя и готовы

В душе лелеять привычно

Мысль о верности вечной.

Посмотришь вокруг —

Ивы, цветущие вишни

Воедино сплелись.

Так вот где она — в столице

Весенняя парча!

Водную гладь

Скомкал узорчатым шелком

Весенний ветер.

Растопить он сумеет и лед,

Сковавший поверхность пруда.

В этом камешке малом,

Может быть, тоже сокрыты

Чувства-желанья.

Но им так трудно, увы,

Наружу излиться…

Если захочешь

В Ёсино отыскать мой дом,

Сделай так, чтобы все

Увидали: в твоей прическе

Та же шпилька, что и в моей.

Истомила тоска,

Вот если бы сосны из Ота

Цветом своим

Тебе намекнуть сумели,

Как желаю я встречи с тобой!

Уже в годы богов

Недобрым люди считали

Время летних дождей.

Хотел бы с тобою встретиться,

Пока не настало оно.

Молчанье хранят,

Но пламя их чувств так ярко,

Потому светлячки

Мне были всегда милее

Насекомых, умеющих петь.

Как тосклив этот дождь,

Беспросветны печальные думы.

Целый день напролет

Со стрехи падают капли,

И конца им не видно.

В пору долгих дождей

Предаваясь печальным думам,

Не заметил, куда

Улетела из сада кукушка,

Не смолкавшая до темноты.

В дни Пятой луны,

Длинные корни пряча в воде,

Вырастает аир.

Знак долговечности, прочности

Видится людям в нем.

Ароматом влекомы,

Любоваться приходят люди

Цветами аира.

Но, право, странно — коням

Вовсе он не по вкусу.

Молодого коня

Перегнали сегодня другие.

Рис водяной,

Рядом с аиром растущий,

Не успел еще силы набрать.

От стаи своей

Отбившись, летит одиноко

По небу гусь.

Отстав от других безнадежно,

Сетую на судьбу.

Из нежных забот

Мать и отец свили кокон,

В нем меня заключив.

Тяжко мне жить в неволе,

Не встречаясь с любимой.

Тайком от людей

По этой тропе хожу я.

О хранитель застав!

Хотелось бы мне, чтобы ты

Засыпал каждой ночью покрепче.

Моя милая мать

Говорила: «Не следует днем

Отдаваться дремоте».

Но что еще остается,

Когда сердце терзает тоска?

Жалоб людских

Слышал слишком уж много

Этот храм, потому

Стали его называть —

«Роща печальных вздохов».

Лотос Закона

Его удалось обрести мне,

Собирая дрова,

Собирая весенние травы,

Черпая воду, его удалось обрести.

Что толку тайком

К тебе устремлять свои думы?

Как прутья плетня,

Близки мы, и все ж до сих пор

Увидеть тебя не могу…

Подходишь к тебе

Ближе, ближе, кажется, миг еще —

И наступишь на тень…

Но кто же траву «не ходи»

Посадил здесь у входа?

Странно, и все же —

Чем ты холоднее становишься,

Тем сильнее любовь.

Что же делать я должен, скажи,

Чтобы тебя забыть?

Горечь в душе

Все растет. Трава «нэнунава»

В пруду Масуда.

Чем ты холоднее становишься,

Тем сильнее моя любовь.

Постарайся в плохом

Ты хорошее видеть, и пусть

Я так ничтожен,

Как ничтожна соринка на дне

Минасэ — подземной реки…

О чувствах своих

Никому не скажу ни слова.

Река Минасэ

Течет под землею. Невидимо

Мое сердце стремится к тебе.

Дни бывают, когда

В Суруга, в заливе Таго

Не вздымаются волны.

Но дней таких не бывает,

Чтобы не тосковал по тебе.

Река в Ёсино.

Набегают на берег, вскипая,

Волны глициний..

Волнуется ль чье-нибудь сердце

Так же, как и мое?

Завернулся подол

Твоего платья, любимый.

Подкладки атлас

Шелковисто-нежен, прохладен

Ветер первых осенних дней.

Летней порой

От москитов повсюду в покоях

Возжигают курения.

А мне сколько еще придется

Пламя в душе таить?

Взор бессилен еще

Уловить те приметы, что ясно

Скажут: «Осень пришла».

Но однажды, услышав шум ветра,

Вздрогнешь вдруг: «Неужели?»

В долине Мияги

Гнутся редкие кустики хаги

От обильной росы.

Ждут они ветра, а я

Жду тебя, мой любимый.

Зелень лугов

Густой пеленою окутал

Весенний туман.

Но не скрыть и ему сиянья

Этих цветущих вишен.

Не под силу, увы,

Чужим взглядам — запруде надежной—

Путь воде преградить.

Водопад Безмолвный сокрыт

Глубоко под землею.

Долине Охара,

Горе Осио — ведь и им

В этот радостный день

Невольно вспомнятся давние

Времена могучих богов…

Стайкой вспугнутых птиц

Молва обо мне разлетелась.

Не напрасно ль теперь

Притворяться, будто меж нами

Никогда ничего не бывало?

Право, к чему

Опасаться, что травы прибрежные

Опутают нас?

Ведь все члены и так уж увиты

Водорослями морскими.

Кто там в лугах,

Сняв, бросил на землю

«Лиловые шаровары»?[14]

Лишь осень приходит, повсюду

Разносится их аромат.

Где-то в конце

Восточной дороги лежит

Пояс Хитати.

Верю, хотя б ненадолго

Судьба нас свяжет с тобой.

Может, кто-то другой

Остановить и сумеет

Водопад Ёсино,

Но в человеческом сердце

Постоянства никто не найдет.

Жемчужный тростник —

На каждом листе сверкает

Капля белой росы.

Долог ли будет век ее?

Дольше ли моего?

Стараюсь забыть,

Все время забыть стараюсь,

Но забыть не могу.

Как же мне теперь поступить?

Что же делать теперь с собою?

Как ни горестна жизнь,

Путь свой пройти придется

До Последней реки.

Только кто нам может поведать

О мелях ее и пучинах?

Перейти через реку

Предстоит нам, тяготы жизни

На плечи взвалив.

А тот, кто последним придет,

Отыскать постарается первого.

В горьких думах без сна

Пролежу одна до рассвета

В эту зимнюю ночь.

Лед, рукава сковавший,

Вряд ли успеет растаять.

Верхушки деревьев

У дома, где ты живешь,

Все дальше и дальше…

Пока не скрылись из виду,

Оглядывался невольно.

Я в весеннее поле пошел за цветами,

Мне хотелось собрать там фиалок душистых,

И поля

Показались так дороги сердцу,

Что всю ночь там провел средь цветов до рассвета!

В далеком пруду

Жемчужные выросли травы.

Придут их срезать,

Но вряд ли скоро придет

Конец думам моим о тебе.

Встаю ли в думах я,

Ложусь ли — все равно

Перед собой твой облик вижу я,

Как ты уходишь, за собою волоча

Одежды красной цвета алого подол.

Не скажу я о том,

Как стремлюсь к тебе, как тоскую,

Лишь «безмолвной любви»[15]

Лепестками выкрашу платье

И снимать не буду его.

Томясь от тоски,

Я думы свои устремляю

Туда, где цветут

Уныло и одиноко

Горные керрии Идэ.

Весенние пташки,

Вечерами беспечно поющие

В зеленых лугах,

Вдруг о тебе напомнят,

И не могу их забыть.

Миновала весна,

Давно уже ветром развеяны

Слив лепестки.

И лишь аромат до сих пор

На ветвях задержался.

К сливе в цвету

Лишь приблизился я однажды,

Но ее аромат

На моих рукавах остался,

И меня упрекают доселе…

Коль не тебе,

Кому еще покажу я

Цветущую сливу?

Лишь знаток насладиться сумеет

Ароматом, нежностью красок.

Сколько можно еще

Лугами вокруг любоваться,

Восхищенно вздыхая?

Коль цветы не осыплются с веток,

Мало будет и сотни веков.

Мне кажется часто:

Обманчивы речи твои.

Но, право, кого

Могу я искренним счесть,

На кого решусь положиться?

До самого лета

Цветами украшены пышными

Плети глициний.

Одна лишь у них опора —

Ветви могучих сосен.

Листья с изнанки

Простодушно открыла глициния

Весенним лучам.

Если сердце твое открыто,

Я готова поверить тебе.

Сколько раз я вздыхал,

Видя, как раскрывшись едва,

Цветы опадают.

Неужели в таком же унынии

Встречу и эту весну?

Вечнозеленые

Сосны служат надежной опорой

Плетям глициний,

Но цветы глядят горделиво:

«Теперь наше время пришло».

Как будто пока

Никому еще не случалось

Умирать от любви.

Неужели подобным примером

Стану я для грядущих веков?

Не слыхал я о том,

Чтобы кому-то доселе случалось

Умирать от любви.

Неужели мне суждено

Стать для мира первым примером?

«Утренний лик»…

Со сна лепестки растрепались,

В осеннем тумане

Прячет головку стыдливо,

Моему недоступный взору.

Отчего же, скажи,

Тяжким бременем встречи

Стали для нас?

Ведь клялись, что меж нами не сможет

Даже капля воды просочиться.

Вот если бы ветер

От нашего дома по миру

Пронесся такой,

Чтобы сломалась ветка

С далекой кассии лунной!

Ты когда-то в саду

Посадил росточек мисканта,

Что же сталось теперь?

В буйных зарослях диких

Неумолчно цикады звенят.

От того, кто ушел,

Отраженья и то не осталось —

В этом ручье

С водою смешались слезы

Из моих упавшие глаз…

В недостижимо далекой

Обители туч увидал я

Цветок хризантемы.

За звезду, в небесах сверкнувшую,

Принял невольно его.

Не только осенью

Своего достигает расцвета

Красота хризантем.

Увядая, цветы становятся

Еще ярче, чем прежде.

Лучше б пораньше

Начал ты меня приучать

К горестям жизни.

Неожиданны слишком уж, право,

Эти сердечные муки.

Человеческий век…

Когда бы его пределом

Старость считали,

Вряд ли бы мы готовились,

Ожидая: сегодня, завтра…

Стоит ли ждать —

Сегодня иль завтра мой срок

К концу подойдет?

Слезы из глаз иль поток водопада —

Трудно сказать, что обильнее.

Миг — и растает,

Миг — и снова в небе кружится

Легкий снежок.

Смятенные мечутся думы,

И сердце не знает покоя…

Снежинки, упав,

Новых друзей поджидают,

И моя голова,

Что чернела, как ягоды тута,

День ото дня все белее.

Белый снежок

Сумеешь ли ты различить

На сливах цветущих?

Новых друзей поджидая,

Не торопятся таять снежинки.

Ах, весенняя ночь,

Быть темной напрасно ты тщишься.

Сливу в цвету

Нежных красок лишаешь,

Но можно ли скрыть аромат?

Ветку сорвал —

Аромат остался на платье.

«Уж не слива ль цветет?» —

Так подумав, слетел соловей

На рукав ко мне и запел.

«Имя ее

Ничем не запятнано», — люди

Обо мне говорят,

Но если спрошу у сердца,

Что ответит оно?

В земле Идзуми,

В лесах Синода растет оно,

Дерево «кусу».

На сотни сторон его ветви

Разметались. Тревожны думы.

В весеннем пруду

Нырки среди трав жемчужных

Проворно снуют.

Лапки их не знают покоя,

С каждым днем все сильнее тоска.

В источнике Чистом

На горе Встреч у заставы

Отраженье мелькнуло.

Уж не ты ли сюда привел

Коня своего лунной масти?

Неожиданно близко

Она ко мне подошла,

Ветрено-яркая

Осень всегда мне казалась

Такой далекой — и вот…

Что осень приходит,

Знала прежде лишь понаслышке,

Но ныне и я

Тобою, изменником, брошена,

Забыта, как старая вещь.

У осеннего хаги

Снизу листы пожелтели.

С каждым днем все трудней

Становится дни коротать

Таким, как я, одиноким…

В той далекой земле

Чисты воды и травы.

Так не лучше ли там

Поселиться, чем жить в Поднебесной,

Полной всяческой суеты?

От мира тщеты

Отказавшись, в горах укрылся,

И, право, не мне

Бояться, что бренная плоть

Станет добычей медведей.

Знали бы люди,

Как сильно желание скрыться

В далеких горах,

Где не услышишь даже,

Как кричат, пролетая, птицы…

О ветер, когда

Умел бы ты чувствовать тонко,

Эти весенние вишни

Облететь бы сумел стороною,

Не срывая с веток цветы.

Ветер весенний,

Не трогай цветущих вишен,

Пролети стороной.

Посмотрим, станут ли падать

По собственной воле цветы.

Придется ли мне

Сюда еще раз вернуться?

Трудно забыть

Равнину Дворцовой ограды,

Где твой образ мелькнул предо мной.

Не то чтоб совсем

Не вижу, но «вижу» — не скажешь.

Томясь от тоски,

Бесплодно провел этот день,

Печалясь лишь и вздыхая.

Удастся ли мне

Еще раз тебя увидеть,

Хотя б для того,

Чтоб тебе самой рассказать,

Какая тоска на сердце.

Ведь даже когда

Не трепещешь, ловя последние

Мгновенья весны,

Так нелегко отойти

От этих цветущих вишен…

Листья плюща

Здесь, у жилища богов

Сокрушительно-быстрых,

Даже они изменили свой цвет,

Не в силах противиться осени.

Не покрылась багрянцем

Гора Вечнозеленая,

Только ветер один

Разносит по склонам весть

О том, что осень близка.

Видно, богам

По сердцу эта обитель:

Вершину Хирэ

Они увенчали убором

Из белых священных волокон.

Цветов аромат

Мы ветру вручим, пусть сегодня

Нам послужит гонцом.

Соловью дорогу покажет,

Побыстрей его к нам приведет.

Рыданья собрав

Воедино, сплету я из них

Крепкие нити

И слезы свои на них

Вместо жемчуга нанижу.

Мое бедное сердце

Утешиться разве может?

Что толку смотреть,

Как над горою Обасутэ

В Сарасина сияет луна?

Поздней ночью домой

Я не шел под открытым небом.

Откуда ж тогда

На моих рукавах появилась

Холодная эта роса?

Стоит взглянуть —

Рукава увлажняются сразу.

О вишни в цвету!

Может быть, эта роса

Падает вовсе не с неба?

Разлуки страшась,

Душа, видно, спряталась где-то

В твоем рукаве.

Все мне кажется, будто она

Мое покинула тело.

Скажешь им: «Подожди!» —

И цветы на ветках останутся…

Ах, если бы так —

Что в целом мире могло

Быть милее нам этих вишен?

Вот-вот опадут…

Потому-то особенно дороги нам

Вишни цветы.

Да и что в нашем зыбком мире

Имеет долгую жизнь?

Во мраке ночном

Неразличимы дороги.

Так дождись же луны

И тогда уходи, любимый,

А пока побудь рядом со мной.

«Быть может, придет?» —

Так подумаю, сердце трепещет.

А цикады в саду

Плачут. Вечером долго, стою,

Ожидая тебя, любимый.

Увы, неприступна

Вершина горы, которой

Названье — «Любовь».

Забредшим сюда суждено

Вечно блуждать по склонам.

Даже в жаркую пору

Бывают часы прохлады

Утренней и вечерней.

Отчего же мне и на миг

Любовь не дает покоя?

Пусть зима не ушла,

Весна совсем уже близко,

В соседнем саду.

Ко мне ветер принес оттуда

Первых цветов лепестки.

Как хотелось бы мне,

Чтобы вспять потекли наши годы.

Быть может, тогда

Вернется так быстро ушедшая

Пора моего расцвета.

Уже потому,

Что сам изведал немало

В жизни невзгод,

На весь этот мир унылый

Готов сетовать я.

Где найдешь уголок,

Мирской суете недоступный?

Ведь душа все равно —

Средь лугов ли, в горной глуши —

Будет блуждать неизменно.

Право, печально,

Неужели так и не сбудутся

Желанья души?

Ведь с сосной вековечной годами

Никому не дано сравняться.

Летние мошки

Бесцельно в огне сгорают.

Право, не потому ли,

Что владеет и ими одно

Всепобеждающее стремленье?

Объята тоской,

Ночь за ночью где-то далёко

Блуждает душа,

И в тело мое давно уже

Не случалось ей возвращаться.

Пусть неведомо вам,

Кто этой душе хозяин,

Задержите ее,

Завяжите потуже подол

Своего исподнего платья.

Гнета тягостных дум

Не снеся, от меня улетела

Куда-то душа,

Коль увидишь ее темной ночью,

Завяжи потуже подол.

Капли росы

На верхних листьях и нижних

Являют пример:

В этом мире все неизбежно

Исчезает — раньше иль позже.

Вот если бы мы

Могли вспять повернуть наши годы

И, вернувшись назад,

Увидеть себя такими,

Какими были когда-то…

Болен я от любви,

Но ты, увы, недоступна

Для взоров моих.

И что исцелить меня может,

Кроме цветка «день встреч»?[16]

Берег морской

Луком из ясеня гнется,

У моря — сосна…

Но кто и когда бросил семя,

Сквозь века продолжавшее рост?

С приходом весны

Неизменно цветы расцветают,

Так было и будет.

А у нас, для того чтобы их видеть,

Есть лишь короткая жизнь.

Небеса надо мной —

Не прощальный ли дар любимой?

Вряд ли иначе

К ним устремлялся бы взор мой

В часы нестерпимой тоски.

Ушедший давно

Не заходит в наш дом, но сегодня

Как будто вернулись

Та луна и тот день, когда

Порвались струны у кото.

Мелкой травой,

Тростником заросло все вокруг,

На листьях — роса.

Невольно о горестном мире

Напомнит — и чувства в смятенье…

Когда б в нашем мире

Тоска имела пределы,

Быть может, тогда

И сердце мое с годами

Обрело бы желанный покой.

Парные нити

Должны непременно быть свиты

В единый шнурок.

Коль останемся порознь, к чему нам

Эта нить драгоценная — жизнь?

Столь драгоценны

Эти осенние ночи,

Что готов упрекнуть

Я любого, кто пусть и не спит,

Но бесцельно часы коротает.

Хотел бы взглянуть,

Какою луна мне покажется

В другом саду.

Только ли здесь, в моем,

Она так щемяще печальна?

Давно уж друзья

Отвернулись бесповоротно

От мира тщеты.

Что же делать тому, кто влачит

Свои дни в обители «Старость»?

Где-то рядом совсем

Зазвенели цикады. Подумал,

Спускается ночь.

Оказалось же — просто упала

Рядом тень от соседней вершины.

Стану ли я

Ими один любоваться?

В вечерних лучах

В траве, звенящей сверчками,

Сверкают гвоздики «ямато».

Тоска по тебе

Сердце мое разбивает

На сотни частей.

Зачем было мне суждено

Родиться таким ничтожным?

Тоска по тебе

Заполнила даже бескрайние

Просторы небес.

Изгнал бы ее я из сердца,

Но, увы, безысходна она…

Когда я с тобой

Еще не встречался, не помню,

Как было тогда.

Но теперь, и на краткий миг

Покидая тебя, тоскую.

Как же мне быть,

На что наконец решиться?

С вершины Оно

Падает вниз по склону

Водопад Отонаси — «Молчи».

Ветер вдруг налетит,

И листья плюща на вершине

Повлекутся вослед…

Право же, так легко

Их сравнить с человеческим сердцем.

Осенней порой

Вокруг содрогаются горы

От стонов оленей,

Но я — уступлю ли им я,

В одиночестве ночь коротая?

Коль слухи пойдут,

Чье имя подхватит скорее

Молва? В Синано

Мост «Не ходи» не построен,

И наш не разорван союз.

Коль умру от любви,

О тебе, не о ком-то другом

Станут злословить.

Хоть теперь и твердишь ты, что в мире

Все так непрочно, случайно…

Горная вишня

Сквозь прогалы в густом тумане

Мелькнула на миг —

Ты пред взором моим. С той поры

В сердце тоска поселилась.

Хотела бы знать,

Какие чувства таит в себе

Осенний ветер?

Отчего дуновенье его

Пронзает такой тоской?

Имея пред взором

Пустую скорлупку цикады,

Могли утешаться.

А теперь… Не оставь нас хоть ты,

Дымок над горой Фукакуса!

В этом мире тщеты

Нигде не найдешь пристанища.

С облаками блуждаю,

Подставляя голову снегу.

Но к этому ли стремился?

Река моих слез

Падает вниз. Так быстро

Теченье ее,

Что даже рукав не может

Хорошей запрудою стать.

Эти цветы

Ярки и душисты по-прежнему,

Но, глядя на них,

С невольной тоской вспоминаю

Того, кто их посадил.

Сумрак царит

В нашей долине, ее стороною

Обходит весна.

За судьбу расцветающих вишен

Неведома нам тревога.

Капли белой росы

Растаяли, люди готовы

Осень встречать.

Вот уже из «страны постоянства»[17]

Потянулись с криками гуси…

Все так же ярки

Цветы померанца в саду,

И голос кукушки

Звучит совершенно так же,

Как тысячу лет назад.

В одиночестве

Слушать голос кукушки так грустно.

Вот если б она

Поселилась где-нибудь здесь,

На ограде у дома любимой!

Одни лишь печали

Множатся день ото дня.

За короткий свой век

Неужели так много слез

Человеку пролить суждено?

Цикады в саду

Звенят. Как же грустно бывает

Вечерней порой!

Хотя и в другие часы

Тоскливо на сердце…

Знаю, жизнь такова:

Что ни станется — все привычно.

Потому до сих пор

Мне вот так и пришлось влачить

Эти долгие, долгие годы.

Все в этой жизни

Так привычно и так уныло.

Право, не лучше ли

Умереть от любовной тоски,

Не дождавшись с тобою встречи?

К сожаленью, нельзя

От тоски из жизни исчезнуть —

Этого нам не дано.

Потому-то я до сих пор

И живу в нашем грустном мире.

Вместе с тобой

Ею мы по утрам умывались.

Но могла ли тогда

Я представить себе, что станется

С этой осенней росой?

Жалко их рвать,

Не порвешь — на глаза попадутся

Людям чужим…

И слезы снова и снова

Текут по моим щекам…

«Что толку хранить?»

И все же стирать не спеши,

Следы этой кисти

Останутся памятью верной

Еще на тысячу лет.

Неужели вернешься

К далекой горной тропе,

Заваленной снегом,

У цветов, весну ожидающих,

Даже не задержавшись?

Слив лепестки

Осыпались, ветер кружит их,

Как будто в горах,

Протянувшихся вдаль грядою,

Тропинки заносит снег.

Погруженный в тоску,

Я не ведал счета прошедшим

Лунам и дням.

Не ослышался ли? Сегодня,

Говорят, завершается год…

Ароматом своим

Напомнил тебя невольно

Этот цветок

Сорвала нынче утром, и платье

Промокло насквозь от росы.

Неведомо чей

Аромат разливается всюду:

На осеннем лугу

Кто-то, сбросив, забыл в траве

«Лиловые шаровары».

Кусты осеннего хаги

До сих пор в цвету, отчего же

Плачет олень?

Словно цветы увядающие

Предназначены были ему…

У холма моего

Появился олень и рыдает…

О олень, что явился, рыдая,

В тоске о жене молодой,

Среди первых цветов расцветающих хаги.

Говорят, хризантема

Заставляет людей забывать

О старости близкой,

Могут с легкостью эти цветы

Сотню лет даровать любому.

В лугах Мусаси

Увидал поблекший от инея

Цветок «я приду».

Право, даже его аромат

Осенью стал слабее.

Своей белизной

Готовы со снегом поспорить

Сливы цветы.

Но с чем в этом мире могли бы

Мы их аромат сравнить?

Цвет лепестков

Изменили на густо-алый

Сливы в саду,

Но вот аромат чудесный

Ими совсем утрачен.

Сливы в саду

Все так же благоуханны,

Но их лепестки

И в прежние дни не сверкали

Такой белизной.

Глядя издалека,

И то восхищался невольно

Этой сливой в цвету,

Но, лишь ветку сорвав, оценил

Совершенство запаха, красок.

Цветов лепестки

Так нежны, но едва ль не прелестней

Их аромат.

Чей же рукав коснулся

Сливы в моем саду?

С вишен цветы

Пусть взметнутся облаком легким,

Старость тогда,

Заблудившись, не сможет найти

Привычной своей дороги.

На Вишневой горе

Вишни цветут весною.

Всюду цветы:

Одни осыпаются с веток,

Другие раскрылись едва…

Платье окрашу

В тона такие же нежные,

Как цветущие вишни,—

Когда с веток цветы опадут,

Оно памятью станет о них.

Вот уже с веток

Осыпались — век их так краток —

Вишен цветы.

Вниз упав, стали легкою пеной,

Быстро тающей на воде…

Если бы вдруг

Жизнь и смерть стали подвластны

Желаньям души,

Никто никогда второй раз

Не предавался б печали.

О мире вот так

Говорим — то одно, то другое,

Но можем ли мы

Представить себе, что с нами

Станет в самом конце?

Над вершинами гор,

Куда дикие гуси стремятся,

Рассветный туман

Не светлеет. Не иссякают

Думы о горестях мира.

Тот, кто лишь раз

Хвалу вознес Амида-будде,

Тем самым уже

Обеспечил себе непременно

Место в Лотосовом цветке.

Моя хижина там,

От столицы к юго-востоку,

В ней влачу свои дни.

И люди зовут это место

Горой Отвращенья от мира.

В заливе Сига

То рябь на воде, то волны

Гребни вздымают,

Твоя же душа неизменно

Ясна и невозмутима.

Право же, сердцу,

Способному видеть далёко,

Они не помеха,—

Смогут ли нас разлучить

Тучи над горной вершиной?

Белые тучи

Нависают грядой восьмислойной.

В том далеком краю,

От друзей своих постарайся

Не отдаляться душою.

Неужели опять,

Одно лишь платье на ложе

Постелив, ты прождешь

Меня всю ночь до рассвета,

О дева с моста Удзи?

Шест над водой

Взлетает, и, падая, капли

Увлажняют рукав.

Оттого-то чудится мне,

Что и сам я в волнах качаюсь.

Знаю, похож

На трухлявый я пень, доживающий

В горной глуши,

Но сердце мое и теперь

Готово цветком раскрыться.

До тебя далеко,

Даже прощальных слов твоих

Не дано мне услышать.

Как горько! Но горше тебе

На смертном ложе одной.

Над рекою склонясь,

Растут плакучие ивы.

Подмывает вода,

Ветер к земле пригибает,

Но прочность корней неизменна.

В осенних лугах

Какие цветы привлекут теперь

Своим ароматом?

Одни лишь метелки мисканта

Под холодным ветром дрожат.

Попробуй представить

Утонувшее в дымке неясной

Селенье в горах.

Томительная пора,

Когда все ожидает цветенья…

Если один

Из любовников мир вдруг покинет,

Умерев от любви,

Под каким же предлогом второй

Облачится в темное платье?

Людям всем суждено

Пройти по этой дороге —

Об этом я знал.

И все ж до сих пор не думал,

Что уже вчера или сегодня…

С высокой горы,

Где олени живут, смотрю

Сквозь нижние листья хаги

На увядающие луга,

И грустно сжимается сердце…

Громко рыдаю,

Стенаю в тоске безысходной,

Хоть и не я

Тот олень, что в осеннем тумане

Потерял подругу свою.

Выпала нить

Из одеяния скорби.

На нее нанижу

Светлый жемчуг, упавший из глаз

В час неизбывной тоски.

Не могу и сама

Путь найти в то селенье у моря,

Где рыбачки живут,

Зачем же пенять мне за то,

Что скрываю его от других?

В роще священной

Под горой Мимуро обвалился,

Наверное, берег:

Почему-то вдруг загрязнились

Воды реки Тацута.

От горестей мира

Устав, поспешил я укрыться

Под сенью ветвей.

Но, увы, и она ненадежна —

Осыпались алые листья.

Вступивший на Путь

Отдает свои дни служенью,

В горной глуши

Под деревом сии спать —

Не то что на ложе привычном.

Мы не можем, увы,

Потому лишь из мира исчезнуть,

Что постыла нам жизнь.

Вот и я до сих пор влачу

Безотрадные луны и годы.

Не крученая нить —

Эта тропинка узкая,

Почему же тогда

Так мое кручинится сердце,

Когда по ней ухожу?

Впервые изведал,

Как тяжело расставаться

В час предрассветный.

Не узнавая дороги привычной,

Долго блуждал в тумане.

За ночь привык

Рукою касаться, любимая,

Твоего рукава.

Как я тоскую теперь,

Его не имея рядом!

Увидала во сне,

Что с тобою встретилась снова,

Этим сном и живу.

Печально с ним расставаться,

Потому и не просыпаюсь.

Ни «да» сказать, ни «нет»

Открыто и то не смею.

Безотраден наш мир.

Сердце, увы, не вольно

Жизнь мою направлять…

Безотраден наш мир,

Но, право, сколько ни сетуй,

Нигде не найдешь

Гор, где мог бы укрыться,

Где горные груши в цвету.

Говорят: отвернулся

Ты от мира, но вот к облакам

Подняться не смог.

И все же мирские невзгоды

Далеки теперь от тебя.

Слишком длинны?

Вряд ли решусь о них

Это сказать.

Длина осенней ночи зависит

От того, с кем проводишь ее.

В осенних лугах

Тщатся цветы «девичьей красы»

Друг друга затмить.

Право, как суетны, ведь и цветам

Лишь мгновенье расцвета дано.

Сходятся днем,

Ночи проводят в разлуке

Фазаны в горах.

Стоит себе их представить,

Подступают рыданья к горлу.

Хоть имею я коня, его не оседлав,

Я пешком из края в край прошел

Гору Кохата

В стране Ямасина —

До того замучила меня любовь.

Этот бренный мир!

С чем сравнить могу тебя?..

Рано на заре

Так от берега ладья

Отплывает без следа…

Горный фазан

Тянет свой хвост за собою,

Длинный-предлинный.

Длинную-длинную ночь

Ужели один проведу?

Первый дождь моросит…

Каково теперь в старом жилище

На склоне Фуру?

У его обитателей, верно,

Промокли насквозь рукава.

В сновиденье твоем

Появиться и то не хотела бы —

Не могу без стыда

И сама смотреть по утрам

Теперь на свое лицо.

До тебя далеко.

Не видят друг друга фазаны

В далеких горах.

Не увидев тебя, и сегодня

Одинокий встречаю рассвет.

Море Встреч…

Почему так прозвали люди

Море Ооми?

Ведь никогда не росла там

Трава «увижу тебя».

Встречаются звезды,

В небесах ворота открыты,

Но, увы, и теперь

Меня не вспомнишь, наверно,

Ты, уехавший так далеко.

Те, кто в прежние дни

Здесь бывал, позабыли с годами.

Этот старый приют,

Щедро теплом одарив,

Посетила сегодня весна.

Речи его

Изящны и слух привлекают,

Но сердце, увы,

На них не похоже — изменчиво,

Как краска из лунной травы.

Зелень свежа,

Корни на вид благородны…

Молодая трава,

Неужели кому-то чужому

Доведется ее связать?

О юном ростке

Для чего ты столь необычные

Слова говоришь?

Ведь сердце его всегда

Было тебе открыто.

Не знает никто,

Что с нами завтра случится,

И все же скорблю

О том, кто уже сегодня

Не увидел, как солнце зашло.

В бухту входя,

Сквозь тростник челнок пробирается

С великим трудом.

Встречаться с любимой так редко

Мне удается теперь.

В верности клялся

Ты, пожалуй, слишком уж часто,

К клятвам твоим,

Наверно, давно привыкли

Тысячи разных богов.

Если б я мог

Сделаться вдруг жестоким,

Наверно, и ты

Понять бы тогда сумела,

Что это значит — страдать.

Солнце светом своим

Не обходит и зарослей диких,

Потому-то и здесь,

В Исо-но ками, в селении старом

Расцвели сегодня цветы.

Если ты любишь,

Приходи же сам поскорее.

Может ли, право,

Быть посредник у той кукушки,

Что живет в роще Ивасэ?

Как видно, свой век

Буду я доживать в Сугавара,

В родном Фусими.

Не хочу и думать о том,

Что придет старый дом в запустенье.

Весенняя дымка

Окутала склоны, но гуси

Торопятся прочь.

Жить, наверно, привыкли они

Там, где цветов не бывает.

Такая ль луна?

Такая ль весна, какою

Она прежде была?

Один только я как будто

И теперь остался таким же.

Чем смотреть, как цветы,

Перелетая через ограду,

Ко мне падают в сад,

Предпочла бы я, чтобы ветер

Перенес сюда вишню с корнями.

В столице далекой

Из-за гор выплывала, помню,

Эта луна.

А здесь она возникает из волн

И снова тонет в волнах.

По залитой солнцем

Глади озера Нио

Лодка скользит.

Вперед и вперед — скорее,

Скорее б увидеть тебя!

Все травой заросло

У дома, хозяином брошенного,

Вишни в цвету.

Увы, ничье сердце не дрогнет,

Когда ветер сорвет лепестки.

Под осенним дождем

В засохших лугах расцвел он,

Этот цветок,

У ограды, белой от инея,

Останется ярким пятном.

«Утренний лик»…

Как же, увы, преходяща

Его красота.

Лепестки на рассвете раскрыв,

Увядает с приходом ночи.

О «девичья краса»!

На тебя поглядев с укоризной,

Прохожу стороной.

Как не вспомнить, что выросла ты

На горе Мужская отвага.

Волны глициний…

Если б не ветер, поющий

В кроне сосны,

Гадали бы мы: что опорой

Служит чудным цветам?

В этой горной глуши

Неизбежно изведать придется

Одиночества горечь.

Так, и все же лучше жить здесь,

Чем среди мирской суеты.

Не так уж и много

Жить осталось мне в этом мире,

Отчего же тогда

Думы путаются смятенно —

Водоросли под руками рыбачки?

Одинокие ночи

Так тоскливы, и все мне не спится,

Не ложусь до утра.

Да, мила мне луна, и не в силах

Я недоброе видеть в ней.

Я совсем не хочу

Красотой луны восхищаться

И ее восхвалять.

С каждою луною все ближе

Старость подходит к нам.

Что будет, не знаю,

Но вдруг наша жизнь продлится?

Посмотрим тогда:

Я ли тебя забуду,

Или ты покинешь меня…

Стоит подумать:

«Не любит» — навзрыд рыдаю,

Изголовье мое

Закачалось. В волнах рыбачке

Уже можно и рыбу ловить.

Мелкой весьма

Люди считать привыкли

Реку Заставы,

Но, видно, совсем иссякнуть

У нее желания нет.

Мир наш, право, уныл,

Люди все, как один, — бессердечны.

Рыбачки у волн

Режут травы морские, а в них —

Червячок «ты сам виноват».

На горе Камияма,

Сокрушаясь о горестной жизни,

Среди летних цветов

Кукушка все плачет и плачет,

Громко сетует на судьбу.

Качаюсь в волнах,

Но совсем исчезнуть, как видно,

Судьба не моя.

Слежу завистливым взором

За пеной на водной глади.

Лучше бы я

Его разлюбила первая.

Как я могла

В сердце таком жестоком

Опору в жизни искать?

Нестерпима тоска.

Льются слезы, и громких стенаний

Я не в силах сдержать.

Где отыскать мне обитель,

Имя которой — Безмолвие?

В осенних лугах

Рукава ли в траве мелькают?

Мискант-сусуки,

Метелки взметнув, призывно

Машет, будто бы рукавом.

Как хотел бы я мир

Всегда видеть таким, как сегодня,

Пусть на сотни веков

Сохранят свою пышную яркость

Волны цветущих глициний.

Глицинии в цвету,

И столицу узнаешь не сразу.

Почудится вдруг —

Прекрасное лиловое облако

Опустилось на крыши.

Лиловым облаком

Внезапно покажутся взору

Волны глициний.

Какой же отмечен дом

Этим счастливым знаком?

Гора Цукуба…

Заросли холмы у подножия

Лесом густым.

Но для тех, кто к вершинам стремится,

И здесь не найдется преград.

На такую судьбу

Меня обрекать жестоко.

В году только раз

Встречаются звезды, но можно ли

Это свиданьем назвать?

Рядом с Сиогама

В волнах поплавком качается

Остров Уки.

В волнах жизни качаясь,

Предаемся печальным думам.

Легкая пена,

В волнах качаясь, не тает.

Все куда-то влекусь

Я по воле течения, веря,

Что опору еще обрету.

У Великой нуса[18]

Рук слишком много, тянутся

К одному ли, к другому…

О тебе мои думы, но вряд ли

Можно тебе доверять.

О Великой нуса

Толки идут по миру.

Растекаются вширь.

Но в конце концов и для них,

Я верю, найдется преграда.

Без всяких семян

На водной глади возникла

Плавучая грусть-трава.

И кажется мне — никогда

Ее никто и не сеял.

Ничтожный бедняк

Слишком груб, говорят, чтоб всем сердцем

Предаваться печали.

Но разве не равно у всех

Бывают влажны рукава?

Верила я:

«Полюбит», — на это надеясь,

И жила до сих пор.

Но забыл он, даже молва

Слух о нас подхватить не успела.

В сердце бурлит,

Снова и снова вскипая, поток

Невидимый взорам.

Право, печалиться молча

Труднее, чем сетовать вслух.

Рядом с тобой

И прилечь не успею — светлеет

Летняя ночь.

Хоть и часто встречаемся мы,

Словно вовсе тебя не вижу.

«Не поблекли б»,—

Даже об этом тревожусь, глядя

На ветки хаги,

Обильно — вот-вот сломаются —

Внезапно легла роса.

Как хотела бы я

Где-то там, вне нашего мира,

Приют обрести.

Спрятала б там свою плоть,

Под тяжестью лет одряхлевшую.

Истомленный тоской,

Вряд ли я задержусь надолго

В мире тщеты.

Удастся ли мне отыскать уголок,

Где дожил бы, не зная печалей?

Не стремлюсь я к тому,

Чтоб вести через мир кого-то,

Отчего же тогда

Моя жизнь так похожа порою

На длинный-предлинный мост?

О, как неприятен

Хлынувший вдруг ливень

На распутье дальних и чужих дорог!

Возле мыса Мива, переправы Сану

Нету даже дома, где б укрыться мог!

Коли душа

Тоскует, ко мне наведайся,

Ведь на этом пути

Пока нет как будто запрета

Стремительно-быстрых богов.

Весенняя дымка

Очертания гор скрывает,

Как ее не корить?

Не знаю, в какой стороне

Теперь от меня столица.

Если кто-то тебя

Из столичных жителей спросит,

Ты ответь, что живу

Я средь горных вершин, где просвета

Никогда не бывает в тучах.

В весенних горах,

Окутанных легкой дымкой,

Вишня в цвету.

Сколько я ни гляжу на тебя,

Не могу наглядеться.

Близок рассвет,

С каждым мигом все больше и больше

Небо светлеет.

Разделились и платья — твое и мое,

Бывает ли миг печальней?

В болотах Ёдо,

Где срезают девушки травы,

Лишь дождик пройдет,

Вода прибывает. Все больше

Тоскую я по тебе.

Если я попаду

В небесный приют, где просвета

Не увидишь меж туч,

Как же ты там сумеешь

Меня отыскать тогда?

Думаешь ли

Иногда обо мне ты иль нет —

Решусь ли спросить?

Сочувствуя мне, как видно,

Льет все пуще и пуще дождь.

Я тоскую одна,

Тело — словно плавучие травы —

Теченью послушно.

Куда повлечет волна,

Туда и отправлюсь за ней.

Даже в горах,

Где встают восьмислойной грядою

Белые тучи,

Я тебя разыщу, коль к тебе

Сердце мое устремится.

Когда же с тобой

Я встречусь — томлюсь в ожиданье.

Под сосной у корней

Смялся мох — смятенные думы

Теснятся в моей душе.

Когда бы дорогу

Я знал, то пошел и нарвал —

На морском берегу

В Суминоэ растет, говорят,

Трава «забуду любовь».

Куда я попал —

Не знаю. Зыбка и изменчива

Пелена белых туч.

Скрывает от взора вершины,

Не вижу я ни одной.

Пусть завтра уже

Мне придется уйти из мира,

Быть может, тогда

Ты хотя бы во сне захочешь

Отыскать могилу мою.

Если ты залетишь,

О кукушка, в жилище ушедшей,

Передай ей тогда,

Что целые дни напролет

Я только и знаю, что плачу.

Если б люди всегда,

Осознав безотрадность мира,

Бросались со скал,

Bсе ущелья глубокие

Давно бы мелкими стали.

Если заменишь

Подстилкой из листьев багряных

Изголовье из трав,

Ужель и тогда твое сердце

Разрываться будет от боли?

Девичья краса

Цветет пышно. На этом лугу

Стоит ночь провести —

И, безвинный, будешь молвою

Ветреным наречен.

«О тебе мои думы» —

Как хотел бы я и другие

Слова отыскать.

О тебе одной я тоскую,

Лишь к тебе устремляюсь сердцем.

Видят глаза,

Но руке не дано коснуться:

На далекой луне

Растет кассия, вот и ты

На нее оказалась похожей.

Стоит ли нам

Размышлять беспрестанно о мире?

Слишком уж краток

Век мушки-поденки,

Миг — и не стало ее…

Право, не стоит

Сетовать нам на мир

Или им восхищаться.

Краток век мушки-поденки.

Миг — и ее не стало.

До полных ста лет

Одного не хватает, спутались

Водоросли волос…

Словно возник предо мною

Какой-то влюбленный призрак…

Скитаюсь по миру

Соринкой, влекомой куда-то

Потоком воды.

Ах, если бы ты, став запрудой,

Ему преградила путь!

Велика ваша слава,

Так ответьте же мне поскорее,

Столичные птицы:

Жива еще или нет

Та, о ком думы мои?

Зачем же и здесь

Расцвела так ярко и пышно

«Девичья краса»?

Ведь в нашем мире всегда

Люди готовы злословить.

Не знаю, кого

Ждет на горе Мацути

«Девичья краса»?

Может, кто-то цветам обещал

Навестить их осенней порой?

В этой горной глуши

Осенней порою особенно

Нестерпима тоска.

То и дело стоны оленей

По ночам прерывают сон.

Фазаны в горах

Стонут тоскливо. Услышав

Их голоса,

Вздрагиваю: «Уж не отец ли?»

Вздыхаю: «Не мать ли плачет?»

Моя милая мать

О такой ли судьбе для меня

Мечтала когда-то,

Волосы тутовых ягод черней

Расчесывая мне?

Сполна не успел

Ароматом твоим насладиться

И, томимый тоской,

Ветку цветущей сливы

Сорвал я сегодня в саду.

В далеких горах

Зимою сильнее обычного

Донимает тоска.

Лишь вспомнишь — вокруг ни души,

И даже травы засохли…

На вершине Фуру

Рукавом взмахнула когда-то

Небесная дева.

С того давнего, давнего мига

Думы мои о тебе.

Когда-то давно

Мы друг другу клялись, и печально

Мне о том вспоминать.

Неужели совсем бесследно

Канет в прошлое наш союз?

Разумом здравый

Станет ли в чем-нибудь клясться?

Все так зыбко вокруг.

Тропами сна блуждая,

Мы сами не знаем, кто мы.