Повесть о карте

БСАМ

В 1937 году в Париже открылась Международная выставка. Самая крупная с тех пор, как окончилась первая мировая война. Вспыхнули огни рекламы, забили бесчисленные фонтаны (в одном из них переливалась ртуть!), распахнулись входные ворота. Посетители устремились на территорию выставки, и очень многие из них начинали осмотр ее с советского павильона — также самого крупного из всех, прежде воздвигнутых нашей страной на выставках за рубежом.

Он выглядел необычно. Панели стен из стекла и нержавеющей стали служили как бы постаментом для гигантской скульптурной группы, изваянной скульптором Верой Игнатьевной Мухиной: колхозница с серпом и рабочий с молотом.

И то, что здание павильона являлось как бы постаментом для такой скульптурной группы, имело глубокий смысл. Главный человек в Советской стране — трудящийся. Он творец всех ее богатств, и он ими владеет. Ему почет и уважение.

Но внутри павильона тоже многое поражало посетителей выставки.

На Западе знали, насколько отсталым было хозяйство царской России, какие разрушения нанесли ему годы гражданской войны и интервенции. И вот теперь эта страна вдруг предстала промышленным государством, которое строило самолеты и автомобили, турбины и тракторы, станки для обработки металла и точнейшие оптические приборы.

Однако наибольший успех выпал на долю трех экспонатов, которые представляли собой картографические произведения.

Это были:

карта «Индустрия Социализма» — карта СССР площадью около восемнадцати квадратных метров, выполненная из полудрагоценного и драгоценного камня;

карта-макет только что построенного канала Москва–Волга;

первый том Большого Советского Атласа Мира — сокращенно БСАМ.

Карту «Индустрия Социализма» изготовили из яшмы самых разных оттенков, из нежно-розового родонита и светло-зеленого шпата. Цвета именно этих минералов передавали рельеф нашей страны — ее горы, возвышенности и низменные равнины. Одиннадцать больших рубиновых звезд обозначали столицы союзных республик. Темно-вишневые альмандиновые треугольники — электростанции, яркие круглые рубины — металлургические заводы, рубины в форме эллипсов — заводы цветной металлургии, рубиновые треугольники — машиностроительные заводы, нежно-голубые топазы — бумажные фабрики, аметисты — текстильные фабрики, круглые изумруды — предприятия по обработке дерева, сотни камней дымчатого горного хрусталя — предприятия нефтяной промышленности, пунктир из аквамаринов — Северный морской путь… Эта карта рассказывала об успехах нашей промышленности, о том, что составляет основу мощи всякого современного государства, — и уже потому приковывала к себе внимание посетителей.

Но она была еще и выдающимся произведением гранильного искусства. Над ней трудились опытнейшие мастера Свердловской фабрики. Каждый из 3700 рубинов имел, например, 57 граней!

Не менее тщательно обрабатывались и остальные «условные знаки» этого удивительного картографического творения.

Сборку проводили лучшие ювелиры Ленинграда. Они так точно подогнали друг к другу все 45 тысяч камней, составлявших карту, что образовался как бы многоцветный драгоценный монолит.

Подолгу простаивали возле этого экспоната посетители советского павильона.

У карты-макета канала Москва–Волга тоже толпились зрители.

Макет был электрифицированным. Вспыхивали сигнальные огоньки, открывались и закрывались дверцы шлюзов, по голубой ленте канала перемещались освещенные прямоугольнички…

Рабочий класс Советского государства занят мирным трудом. Он успешно преобразует природу своей страны. Это тоже не могло не вызывать интереса у очень многих, пришедших на выставку.

А вот мимо первого тома Большого Советского Атласа Мира — очень большой толстой книги в синем ледериновом переплете — большинство посетителей советского павильона проходили почти не задерживаясь.

Географические атласы — это собрания карт, выполненные по какому-либо определенному принципу; как бы целые библиотеки карт. Во многих странах, а также у нас, их выпускали уже давно, и в том, что СССР поместил в своем павильоне такой экспонат, ничего необычного вроде бы не было. К тому же Большой Советский Атлас Мира в отличие от многих других, западных, своих собратьев даже и не являлся таким уж объемистым — всего 83 страницы мировых карт и 85 страниц карт СССР.

Дело заключалось не в их величине и количестве. Когда картографы ведущих капиталистических стран Европы и Америки раскрыли Большой Советский Атлас Мира, они обнаружили, что это — собрание карт, лучших в мире.

В ту пору, как и ныне, на Западе имелось немало фирм, уже многие десятилетия выпускавших географические атласы. Некоторые из этих фирм были основаны еще в XVI веке. Издательские оригиналы карт они хранили словно зеницу ока, от издания к изданию улучшая оформление атласов, делая их более красочными, удобными для пользования. И уж они-то знали, как это сложно — впервые выпустить географический атлас мира.

Однако всем картам свойственна одна особенность: порой они быстро устаревают, перестают удовлетворять запросам тех, кто ими пользуется.

Мы все лучше узнаем нашу планету. Уточняется начертание берегов, конфигурация гор… На карте же — прежние сведения.

Но это еще не все. Сама поверхность Земли изменяется. Становятся шире долины рек, исчезают леса, появляются новые города, дороги, каналы…

И, наконец, со временем становятся иными требования к самому картографическому изображению. Одни проекции заменяются другими, более наглядными, не так искажающими показываемую на карте территорию; составители начинают применять новые условные знаки, обстоятельнее передавая особенности рельефа, лесов, кустарников, дорожной сети…

Вот почему, какой бы прекрасный атлас ни вышел в свет, через несколько лет, для следующего издания необходимо вносить исправления, причем порой это оказывается возможным лишь тогда, когда местность будет заснята заново.

Если речь идет о территории значительных размеров, то такая работа обойдется недешево и потребуется много времени.

А ведь частные фирмы капиталистических стран, выпуская географические атласы, рассчитывают получить доход. И они прекрасно знают, что средний, наиболее многочисленный покупатель с большей охотой купит очень красивый и недорогой, но хотя бы и менее точный географический атлас, чем самый точный и дорогой. Средний покупатель не очень-то разбирается в географических тонкостях!

И к 1937 году в западной картографии сложилось такое положение: все наиболее распространенные атласы устарели — это было очевидным, — и в то же время не имелось эталона, который позволил бы определенно судить, как это отставание велико.

Первый том Большого Советского Атласа Мира и предоставил иностранным картографам такую возможность.

Одним из лучших считался тогда Мировой атлас немецкой фирмы «Юстус Пертес». На его картах рельеф только на девятнадцати процентах площади суши изображался в соответствии с современными требованиями.

У другого, тоже очень известного в ту пору атласа — Большого интернационального атласа туристского итальянского клуба (Атлас туринклуба) — эта цифра оказалась еще меньше — тринадцать!

Причина была проста. В прошлом веке рельеф на картах изображали в основном способом штриховой шкалы — черточками разной толщины и длины, бегущими по склонам холмов, гор и долин. Этот способ по-прежнему господствовал на страницах атласов западных фирм.

На картах Большого Советского Атласа Мира рельеф изображался только горизонталями в сочетании с раскраской, как и принято теперь всюду.

Более современными были и многие другие условные знаки.

«Американские географы, — писал в одном из научных журналов известный географ Соединенных Штатов Америки Кресси, — должны теперь изучать русский язык, так как первый том Большого Советского Атласа Мира является незаменимым орудием. Опубликованием первого тома БСАМ советская картография достигла высшего предела».

Кресси так писал не только потому, что карты нашего атласа были самыми современными по содержанию. Его, как и других картографов Запада, поражало еще и другое: срок, за который мы эту работу выполнили, — три с половиной года. Атлас туринклуба, о котором только что шла речь, составлялся десять лет, причем немецкая фирма «Юстус Пертес» передала его издателям часть своих граверных досок.

Хорошо известный в западных странах английский атлас Таймса потребовал для своего составления также десяти лет.

Значит, Советский Союз уже располагал специалистами самой высокой квалификации? Но когда ему удалось их подготовить?

Кресси и его западные коллеги знали и то, что в наследство от всей русской дореволюционной картографической промышленности нам достались всего две плоские литографские машины, пригодные для печатания карт, три так называемых переводных станка (на них-то и изготовляются печатные формы) и всего один специальный очень большой фотоаппарат для получения издательских негативов.

Откуда же вдруг появилась у советских картографов возможность отпечатать Большой Советский Атлас Мира?

Ответ на все эти вопросы известен: все зависит от того внимания, которое уделялось и уделяется вопросам картографирования в нашей стране.

Успех первого тома Большого Советского Атласа Мира оказался настолько бесспорен, что выставочный комитет присудил ему Гран При — Большой приз.

С тех пор прошло почти сорок лет. Был выпущен и второй том этого атласа — тоже выдающееся картографическое произведение. Теперь оба этих труда уже имеют лишь историческое значение. Ежегодно в нашей стране выходит в свет немало самых разнообразных и замечательных атласов. О некоторых из них будем говорить дальше. Но Большой Советский Атлас Мира — БСАМ — все же навсегда останется в истории картографии как одно из наших самых больших достижений.

Заканчивая эту главу, нужно рассказать еще о дальнейшей судьбе карты «Индустрия Социализма».

После того как Парижская выставка закончила свою работу, эта карта возвратилась на родину, но в 1939 году было решено вновь продемонстрировать ее за рубежом — теперь уже на международной выставке в Нью-Йорке.

Однако, хотя прошло и не так много времени, прежде чем везти ее за океан, гранильщикам драгоценных камней и ювелирам пришлось дополнить карту новыми условными знаками, чтобы обозначить построенные в нашей стране за эти два года заводы, шахты, рудники, фабрики…

В Нью-Йорке она также имела огромный успех у посетителей, и, когда возвратилась домой, было решено навечно поместить этот шедевр картографии в Ленинградском Государственном Эрмитаже, в Георгиевском зале Зимнего дворца.

Этот зал удивителен по размерам: площадь — 800 квадратных метров, объем 10 000 кубических метров. Его украшают золото и бронза. В дореволюционную пору, когда в Зимнем дворце обитала царская семья, именно этот зал являлся местом самых торжественных церемоний и празднеств.

У одной из стен зала, на возвышении в семь ступенек, стоял царский трон — серебряное позолоченное кресло, в 1714 году по заказу Петра I изготовленное английскими мастерами. Потому-то Георгиевский зал назывался еще Большим Тронным залом.

И вот на месте, где прежде стоял царский трон, уже после Великой Отечественной войны и водрузили карту из камней-самоцветов. Там ее и можно увидеть.

Она теперь выглядит иначе, чем тогда в Париже и Нью-Йорке.

Ее площадь возросла до 27 квадратных метров. Условные значки промышленных предприятий сняты. Вместо них разместились более четырехсот пятидесяти серебряных золоченых звездочек с рубинами в центре, обозначающих крупнейшие города нашей страны. Столицы союзных республик — рубиновые звезды; их названия выполнены из изумруда, название столицы нашей Родины Москвы — из рубина, Ленинграда — из александрита…

Это теперь не экономическая, как было прежде, а общегеографическая карта СССР. И то, что карта государства трудящихся находится в Георгиевском зале Зимнего дворца, на том самом месте, где некогда стоял царский трон, несомненно содержит в себе высокий смысл.

КАРТЫ- ВЕЛИКАНЫ

Карта нашей страны масштаба 1 : 15 000 000 умещается на одном листе бумаги, как говорят специалисты, стандартной величины. Карта масштаба 1 : 4 000 000 — на четырех. А «миллионка» (карта масштаба 1 : 1 000 000) на всю территорию Советского Союза — это 180 листов. Карта масштаба 1 : 100 000 — 25 920 листов.

Не мал и комплект карты масштаба 1 : 25 000 — 103 680 листов.

414 720 листов составляют карту масштаба 1 : 10 000.

Правда, на некоторые участки дна озер и морей нет необходимости иметь очень подробные карты. Кроме того, съемки в масштабах крупнее 1 : 100 000 делают выборочно, только там, где это почему-либо нужно. Приведенные нами цифры завышены, однако все же очевидно: для того чтобы обеспечить подробными картами такую огромную страну, как наша, необходима очень большая работа.

До Октябрьской революции топографическая служба смогла обеспечить картами всего лишь около десяти с половиной процентов территории России — что составляло, правда, более двух миллионов квадратных километров.

«Миллионку» мы начали создавать в первые годы Советской власти. Ее последний лист вышел в 1945 году. Всесоюзное географическое общество отметило это событие Большой Золотой медалью, присуждаемой за особо выдающиеся географические достижения.

Но еще задолго до того, 8 июля 1940 года, Главным Управлением геодезии и картографии при Совете Министров СССР было принято решение провести сплошное картографирование страны в масштабе 1 : 100 000. Отводилось на это 12 лет — совсем немного, если учесть масштабы работ.

А меньше чем через год началась Великая Отечественная война.

В апреле 1975 года генерал-лейтенант технических войск, бессменный руководитель уже в течение тридцати лет всей военно-топографической службы страны Марк Карпович Кудрявцев рассказал на страницах газеты «Комсомольская Правда»:

«… В те первые дни топографы и геодезисты работали в западной приграничной полосе, обслуживали укрепрайоны вдоль новой государственной границы. Там они и приняли на себя вместе с пограничниками первый удар фашистов. Многие погибли смертью героев. Уничтожить пришлось, чтобы не досталось врагу, и главные склады картматериалов. Разрушена часть картографических фабрик. Положение в войсках сложилось критическое. В армии ведь как говорят: командир без карты, что орлица без глаз.

Нам очень нужны были крупномасштабные карты, и мы их дали войскам. В фантастически короткий срок. Где только возможно, собрали приборы, со всех фронтов отозвали топографов, геодезистов, специалистов-землеведов…

К концу 1941 года „стотысячная“ пошла в штабы. Печатали эти карты уже новые фабрики, построенные за Уралом и в Сибири… За какие-то 4–5 месяцев была организована военно-топографическая служба, во много раз мощнее довоенной… Только с июля по декабрь сорок первого года вновь созданные отряды „обработали“ два миллиона квадратных километров, что равнялось территории Франции, Англии, Германии, Италии и Испании, вместе взятых. Ничего подобного мировая практика еще не знала…»

В том же интервью корреспонденту «Комсомольской Правды» Марк Карпович Кудрявцев вспомнил об одной необычной работе военных топографов.

Накануне штурма Берлина наши летчики шесть раз произвели съемку этого города. По фотоснимкам, а также по результатам опросов пленных и трофейным документам был изготовлен точнейший макет фашистской столицы. На нем под руководством маршала Жукова советские военачальники «отрабатывали» детали будущей битвы.

Марк Карпович привел отрывок из воспоминаний одного из участников берлинской операции генерала Шаталова.

«…Отдернули штору, и мы увидели колоссальный по размерам макет Берлина. Тщательно были изображены улицы, сооружения, укрепления, заливы, доты, даже разрушенные бомбежкой кварталы. Город — как на ладони. На рельефах важнейших правительственных зданий наклеены ярлычки с номерами. Стояли не шелохнувшись: впервые пришлось видеть такое замечательное произведение картографического искусства. Указка маршала Жукова коснулась крупного четырехугольника на северо-восточной окраине обширного зеленого массива.

— Обратите внимание на объект сто пять, — сказал маршал. — Это и есть рейхстаг».

Восстановление хозяйства районов, разрушенных войной, также начиналось с топографической съемки.

Советские картографы справились и с этой задачей.

И когда наконец наши города и села поднялись из руин, вновь потребовалось производить съемочные работы.

Сегодня топографическая карта масштаба 1 : 10 000 имеется на всю территорию нашей страны. Более четверти миллиона квадратных километров мы снимаем ежегодно в масштабе 1 : 10 000.

В 27 раз увеличился за последние несколько лет объем работ по созданию карты в масштабе 1 : 2000.

Важно, впрочем, не только количество. В СССР применяется самая стройная в мире система масштабов карт, увязанная с таблицами условных знаков в единое целое, а ведь это задача настолько сложная, что ее пока еще не смогли решить для своих стран картографы Англии, Франции и США.

Если общее количество условных знаков, применяемых на наших топографических картах, принять за сто процентов, то на английских картах такого же масштаба оно будет равно шестидесяти восьми, на французских — шестидесяти двум, на картах Соединенных Штатов Америки — пятидесяти двум процентам.

Наши топографические карты гораздо полнее, обстоятельнее характеризуют местность и в то же время не выглядят чрезмерно загруженными. Пользоваться ими удобно.

Образцы некоторых иностранных карт мы приводим здесь. Попробуйте убедиться в этом сами.

-

ХРЕБЕТ ЛОМОНОСОВА

Это были критические минуты.

Бриг «Форвард» стремительно несся вперед, дробя своим форштевнем льдины; корпус судна вздрагивал от ударов; в набитой доверху углем топке бушевал огонь; давление пара в котлах достигло такого предела, что они вот-вот могли взорваться.

— Прибавить пару! — все же кричал старший лейтенант Шандон, исполнявший обязанности капитана судна. — Полный вперед! Открыть все предохранительные клапаны!

До выхода на чистую воду оставалось несколько кабельтовых. Удастся ли опередить айсберг, который течением неумолимо влекло навстречу судну, или «Форвард» окажется в ледяной ловушке?

А если даже удастся отвратить эту угрозу, станут ли потом вновь повиноваться своему командиру матросы брига, потрясенные невероятным зрелищем: высунув из огромной пасти дымящийся язык, за их судном по ледяным полям гналась собака. Она была ростом больше шести метров! Шерсть на ней стояла дыбом.

По временам чудовище останавливалось, и тогда его гигантский хвост взметал клубы снега!..

Это было всего лишь оптическое явление в атмосфере, «броккенский призрак»: увеличенное изображение обыкновенной собаки… Однако кто знает? Не растеряйся экипаж «Форварда» при виде этого феномена, может, и удалось бы благополучно миновать опасный участок пути…

— Мы погибли! — невольно вскрикнул Шандон, разглядев в подзорную трубу, что айсберг уже опередил бриг и заклинил единственный выход на чистую воду.

— Погибли! Спасайся, кто может! Спустить шлюпки! — послышались голоса матросов. — Разбивай, ребята, бочки с вином! Раз нам суждено утонуть, то уж лучше утонем в джине!

И вот тут, когда старший лейтенант Шандон окончательно понял, что никто из членов экипажа больше ему не повинуется, раздался чей-то громкий, энергичный и повелительный голос:

— Все по местам! Право руля!

Так вступил в свою должность скрывавшийся до того под именем матроса Гарри командир экспедиции и капитан брига «Форвард» Джон Гаттерас, который еще юношей начал плавать по морям и океанам, мечтая достичь заповедной точки земного шара — Северного полюса, достичь и покорить его.

Знаменитый французский писатель-фантаст Жюль Верн в романе «Путешествия и приключения капитана Гаттераса» подробно описал всю экспедицию.

Она началась в обстановке таинственности. Даже от старшего лейтенанта Шандона и ученого Клаубони, то есть от своих ближайших помощников, капитан Гаттерас как можно дольше скрывал истинную цель пути, скрывал до той поры, когда уже будет нельзя повернуть назад. Он был уверен, что, узнав о ней, любой, даже самый храбрый, моряк откажется участвовать в экспедиции.

Приняв командование над «Форвардом», он приказал собрать на палубе команду и обратился к ней с пламенной речью. Завершилась она такими словами:

— Я снарядил этот бриг, пожертвовав моей и вашей жизнью, лишь бы наше национальное знамя развевалось на Северном полюсе мира. Мужайтесь! Начиная с этого дня за каждый пройденный на север градус вы получите по тысяче фунтов стерлингов. Мы находимся под семьдесят вторым градусом, а всего их девяносто. Считайте! Впрочем, порукой за меня мое имя. Оно означает: энергия и патриотизм.

Пусть не обманывается читатель духом иронии, которой веет со страниц этого научно-фантастического романа. Она не только делает более правдоподобным повествование о подвиге, потребовавшем от Гаттераса и его спутников напряжения всех сил, но и согревает его теплой улыбкой нашего искреннего восхищения мечтателями всех времен и народов. Побольше бы людей, настолько преданных делу всей своей жизни, как капитан Гаттерас!

Ценой невероятных лишений всего лишь четырем участникам экспедиции (пятым был спасенный ими капитан другого судна, шестым — собака) удалось добраться до крошечного вулканического острова, находившегося на самом крайнем севере нашей планеты. Оставалось пройти еще примерно полтора километра. Для отдыха укрылись в пещере, и вот тут доктор Клаубони прочитал своим друзьям, как это и вообще нередко бывает в произведениях Жюля Верна, небольшую лекцию по истории науки. В данном случае это была лекция о том, как менялись наши представления о Северном полюсе.

«— Ни одна точка земного шара, — сказал Клаубони, — не дала столько поводов к разного рода гипотезам. Древние… помещали близ полюса Гесперидские сады. В среднем веке полагали, что Земля поддерживается у полюсов на стержнях, на которых она вращается… Позднее французский астроном Бальи уверял, что у полюсов некогда обитал цивилизованный, исчезнувший народ — атланты, о котором упоминает Платон. И, наконец, уже в наше время утверждали, что у полюсов существует громадное отверстие, из которого исходит свет полярных сияний, и через которое можно проникнуть во внутренность земного шара…»

Гесперидские сады, о которых говорил доктор Клаубони, — сказочная страна, где растут яблоки, дающие вечную юность. О том, что эти сады находятся у Северного полюса, люди думали очень давно, а вот предположение, будто там имеется вход внутрь нашей планеты в виде глубокой пещеры либо кратера вулкана, вполне допускалось наукой тех лет, когда якобы совершались описываемые события — всего лишь в начале второй половины XIX века, в 1860–1861 годах. Потому-то мы и говорим об этом так обстоятельно.

Наутро капитан Гаттерас и его спутники начали последний штурм.

Вершина вулкана, венчавшая остров, изрыгала огонь. Отвесные утесы, столбы пепла, потоки лавы преграждали путь. Сверху падали раскаленные камни. Но капитан Гаттерас, не выпуская из рук флага, бесстрашно перепрыгивал со скалы на скалу.

Наконец он взобрался на самую высокую точку острова. Это и был Северный полюс!

В 1909 году американский полярный путешественник Роберт Пири первым действительно достиг Северного полюса. К этому он стремился более двадцати лет. В том, каких огромных усилий потребует подобная экспедиция, Жюль Верн не ошибся, а вот никакого острова на Северном полюсе не оказалось. Роберт Пири ничего, кроме плавающих ледяных полей, там не обнаружил. Что скрывалось под ними? Океанская впадина? Отмель?..

Такие вопросы — не праздное любопытство. Только зная рельеф дна Северного Ледовитого океана, можно до конца постичь законы движения всей его водной массы — а значит, и дрейфа льдов — и многие другие особенности климата Арктики. Это практически важно для судоходства, для хозяйственного освоения всего полярного края.

В книге, посвященной своему походу на полюс, Пири писал:

«Быть может, читатель будет разочарован, но я должен честно признаться: когда я убедился, что мы действительно достигли цели экспедиции, я жаждал лишь одного — сна…»

Роберт Пири тогда был уже немолод. Ему исполнилось 53 года. К полюсу он пришел по плавающим льдам океана, за сорок три дня проделав на пяти нартах, которые тянули собаки, путь от берегов Гренландии. К попытке достичь Северного полюса он всегда относился прежде всего как к спортивному достижению. Слова «риск», «удача», «рекорд» нередки во всех его книгах. На полюсе он пробыл только тридцать часов, занимаясь астрономическими определениями географических координат и отдыхая. Попытку измерить глубину океана он предпринял уже на обратном пути. Она оказалась неудачна — уйдя под воду на 2742 метра, лот не достиг дна, а при подъеме оторвался и утонул вместе с частью проволоки.

То, что Роберт Пири побывал в самой северной точке нашей планеты, не вызвало никаких изменений на картах Арктики. Ничем ее не обогатило.

И все же пришло время, когда глубина центральной части Северного Ледовитого океана стала известна.

21 мая 1937 года в 11 часов 35 минут утра на ледяное поле примерно в сорока километрах от полюса опустился четырехмоторный воздушный корабль Н-170 под командой Героя Советского Союза Михаила Васильевича Водопьянова. Через несколько дней к этому самолету присоединились еще три такие же могучие машины. Выгрузив снаряжение, самолеты ушли на юг. Четыре отважных полярника — Иван Дмитриевич Папанин, Эрнст Теодорович Кренкель, Петр Петрович Ширшов и Евгений Константинович Федоров — остались на льдине.

Их интересовало все: погода, растительность и животный мир океана, химический состав воды, ее температура на разных расстояниях от поверхности, особенности прохождения радиоволн, таяние и намерзание льда; и конечно их также очень интересовали глубины Северного Ледовитого океана и тот грунт, который устилает его дно.

Когда готовилась экспедиция, было установлено одно ограничение: общее количество груза не должно превышать девяти тонн. Сюда входили не только продовольствие, приборы, одежда, топливо, жилой домик, но и вес самих участников экспедиции, все их личные вещи.

Рабочие и конструкторы — творцы экспедиционного снаряжения — делали чудеса. Жилой дом, например, способный выдержать самый лютый мороз, ураганный ветер и достаточно просторный, чтобы разместить в нем четырех человек, весил всего 53 килограмма! Всего лишь вдвоем его удавалось легко переносить не разбирая.

Очень компактными для тех лет были радиооборудование, движок для зарядки аккумуляторов и вообще все приборы, инструменты и механизмы, предназначенные для исследований. Сравнительно небольшой была и гидрологическая лебедка, надежен трос, однако лебедка имела один недостаток — ее требовалось вращать вручную.

«…Все население нашей льдины собралось сегодня в два часа на торжественный митинг, — записал в своем дневнике Иван Дмитриевич Папанин 6 июня 1937 года. — Отто Юльевич[2] официально объявил об открытии новой полярной станции „Северный полюс“ на дрейфующих льдах, а я как начальник станции торжественно поднял над льдиной государственный флаг Советского Союза. Воздух огласился впервые на полюсе громким салютом из ружей и пистолетов… Потом раздалась команда Водопьянова: „По самолетам!“ Наступила минута расставания. Мы крепко обнялись и расцеловались с улетающими…

Вечером Петрович[3] опустил трос с грузом для измерения глубины океана. Глубина — четыре тысячи двести девяносто метров. Петя взял пробу грунта; оказался зеленовато-серый тонкий ил…»

Измерение глубины дна было первым научным наблюдением, выполненным после официального открытия станции «Северный полюс-1».

И вот началась будничная жизнь и работа. Положенное число раз в сутки передавали «на материк» сводку погоды, вели астрономические, гравитационные, магнитные, биологические и гидрологические наблюдения.

«Петрович и я встали раньше обычного, — записывал Иван Дмитриевич Папанин 20 июня 1937 года, — а Эрнст[4] встретил нас доброй вестью:

— Чкалов летит над Канадой!

Приготовили лебедку. Сегодня нас ожидает очередной тяжелый труд — измерять глубину океана…

Обратно на поверхность груз вытаскивали в течение пяти часов.

Ветер и течения носят нас вместе с колоссальными массами льда, позволяя изучать все новые и новые места. Прекрасная участь!..»

Измерения глубины океана были самой трудной работой на льдине. И в то же время именно они представляли особую ценность.

«…Петр Петрович занялся промером дна… Это очень своевременно, так как я получил запрос из Москвы: дать для международного конгресса геологов сведения о морском дне в районе Северного полюса.

Промер показал глубину четыре тысячи триста девяносто пять метров… Работали в течение четырех часов без перерыва. Дул ветер, было холодно, сыро, но временами нам приходилось раздеваться: до того становилось жарко от работы…» (Дневник И. Д. Папанина, запись от 17 июля 1937 года.)

«…Лебедка за три часа непрерывного труда изнуряет, крутить ее довольно тяжело. Но мы уже не думаем о трудностях, так как все втянулись, а это самое главное. Мы находимся здесь для того, чтобы обогатить науку новыми наблюдениями, а потому ни с какими трудностями не считаемся…» (Там же, запись 15 августа 1937 года.)

А трудности, чем дальше льдину уносило течениями от полюса, становились все бóльшими.

«В результате шестидневного шторма в 8 часов утра 1 февраля, — радировал Иван Дмитриевич Папанин в Главное управление Северного морского пути, — в районе станции поле разорвало трещинами от полуметра до пяти. Находимся на обломке поля длиной 300, шириной 200 метров. Отрезаны две базы, также технический склад со второстепенным имуществом. Из затопленного хозяйственного склада все ценное спасено. Наметилась трещина под жилой палаткой. Будем переселяться в снежный дом. Координаты сообщу дополнительно сегодня; в случае обрыва связи просим не беспокоиться».

«Просим не беспокоиться…». Не это ли и есть подлинный героизм — в наиболее трудные минуты жизни заботиться еще и о том, чтобы не причинять беспокойства другим людям?..

Примерно в это же время, осенью 1937 года, в восточной части Северного Ледовитого океана оказался в ледяном плену ледокольный пароход «Георгий Седов».

Двадцать семь месяцев — три долгих полярных ночи! — длилось вынужденное странствование этого судна. Оно продрейфовало через весь Центральный арктический бассейн, пройдя 6100 километров, и только 15 января 1940 года уже у берегов Гренландии было высвобождено изо льдов, вышло на чистую воду.

Во время дрейфа члены экипажа этого судна настойчиво проводили научные исследования.

«…Нас тяготила мысль о том, что наш дрейф по неизведанным просторам Центрального арктического бассейна не сможет дать науке всего, что она от него ждет, — писал впоследствии капитан „Георгия Седова“ Константин Сергеевич Бадигин. — В конце концов не только ученые, имеющие дипломы, обогащают науку. Мне вспомнились имена простых русских моряков — Лаптевых, Челюскина, Прончищева, Пахтусова. Разве они готовили себя к исследовательской карьере? Но обстоятельства сложились так, что им пришлось взяться за новое, незнакомое дело, и вот их имена увековечены на географической карте…»

Всего на «Георгии Седове» оставалось пятнадцать человек. Из них только Виктор Харлампиевич Буйницкий был по профессии исследователем — геофизик, астроном и гидрограф. Все остальные — механики, машинисты, радисты, кочегары, кок, врач, боцман, помощник капитана — составляли немногочисленный экипаж зимующего судна.

И все же была намечена очень обширная программа научных работ.

Через каждые два часа — метеорологические наблюдения.

Астрономические определения места судна — так часто, как только видны светила — солнце или звезды.

Через каждые 12–15 миль дрейфа — магнитные наблюдения.

Через 15–20 миль — гравитационные.

Ежесуточно — сверление и замеры толщины льда.

Через каждые 10 миль дрейфа — взятие поверхностных проб воды.

Через 20–25 миль — глубоководные измерения.

Можно очень много сказать о важности для науки любого из разделов этой программы. В ту пору Центральный арктический бассейн площадью более пяти миллионов квадратных километров был почти полностью лишен каких-либо наблюдательных постов, причем четыре пятых этой огромной площади и вообще еще никто никогда не посещал.

Мы знаем уже, какого труда требовало каждое измерение глубины океана от четверки папанинцев. Но в их распоряжении была все же специальная гидрологическая лебедка, особо прочный трос, изготовленные на заводе приборы.

Седовцы ничего этого не имели.

Они сами сконструировали и построили лебедку, снабдив ее мощным электромотором; делали глубоководные лоты, чтобы добывать частицы донного грунта. Расплетая корабельные канаты, изготовляли глубоководные тросы.

Это было самое трудное. При длине в несколько километров такой трос оказывался настолько тяжелым, что мог не выдержать собственного веса. Малейший излом, ничтожная непрочность в месте соединения, резкий рывок при спуске или подъеме могли привести к обрыву.

Как и Иван Дмитриевич Папанин, капитан Бадигин во время дрейфа тоже вел дневник. 29 октября 1938 года он записал:

«Несчастный и в то же время счастливый день… Как ни измучились мы на вчерашнем аврале, сегодня встали рано. Судно расцветили флагами в честь двадцатилетия Ленинского комсомола, воспитанниками которого является большинство из нас. Наскоро позавтракали и в 9 часов утра взялись за работу. Прерванный на ночь аврал возобновился.

При ярком свете двух восьмиламповых электрических люстр, повешенных механиками над льдом, мы долбили лед, взрывали его аммоналом, опять долбили. Но снизу беспрерывно всплывали подсовы, и в конце концов после двухчасовой работы пришлось отступить. Мы отошли на 30 метров от левого борта и начали пробивать новую майну, — здесь лед был потоньше.

К 2 часам дня майна была вырублена. Мы установили над ней прочные деревянные козлы и подвесили к ним еще один блок-счетчик.

Теперь трос тянулся к майне от лебедки через два блока, укрепленные на шлюпбалке и на козлах…

…Я командую в мегафон:

— Начали!..

Тонкий металлический канатик медленно уползает в воду… Буторин и Гаманков, чередующиеся у лебедки, с каким-то умоляющим выражением лица глядят на эту тоненькую нить, сплетенную их руками из сотен разнокалиберных кусков. Сколько сил, энергии, труда вложено в каждый метр троса!

Волнение боцмана и матроса невольно передается каждому из нас…

Еще один оборот. Еще… Еще…

Лебедка останавливается.

— Трос весь! — говорит Гаманков.

— На счетчике четыре тысячи сто метров! — кричит со льда Буйницкий.

Но трос натянут все так же туго. Значит, груз не достиг дна… Обидно, что первое измерение не дает точных результатов… В 17 часов Трофимов[5] включает рубильник… Трос медленно выходит из воды. Он быстро обледеневает.

И вдруг мотор заработал с большой легкостью, — натяжение груза резко уменьшилось. Тягостная догадка поразила каждого: под водой произошел обрыв… На дне остались 1800 метров троса и груза…»

Да, уж действительно — несчастный и в то же время счастливый день: трос оборвался, но все же измерения глубины были начаты.

Лишь девятая попытка седовцев оказалась удачной. Глубина океана составила в том месте 4485 метров…

«…Таким образом, — говорилось в научном отчете об арктических исследованиях 1937–1940 годов, — после работ станции „Северный полюс“ и „Г. Седов“ можно считать вероятным, что вся центральная часть Арктического бассейна заполнена глубинами свыше 4000 метров с отдельными понижениями морского дна до 5000 метров и глубже».

Вскоре после этого появились карты Северного Ледовитого океана, на которых изображался рельеф его дна. Ложе океана представляло собой единую гигантскую чашу.

Вопрос, казалось, был ясен, но…

В 1941 году воздушная экспедиция на самолете Н-169 отправилась в район Полюса недоступности. Советские исследователи трижды опускались на дрейфующий лед и проводили измерения глубины.

Так было начато систематическое изучение Центрального арктического бассейна с высадкой экспедиций в заранее намеченные точки.

Постепенно накапливались новые данные.

В 1948 году работники Арктического научно-исследовательского института сделали выдающееся географическое открытие: они обнаружили, что почти под самым Северным полюсом на дне Северного Ледовитого океана расположен мощный подводный хребет высотой 2,5–3 километра. Дальнейшие исследования с самолетов и с дрейфующих ледяных станций «Северный полюс» позволили уточнить картину. Хребет простирался от Новосибирских островов до Гренландии, пересекая Северный Ледовитый океан поперек. Его склоны были круты, обрывисты, самая высокая из уже обнаруженных гидрогеографами вершин не доходила до поверхности воды всего лишь 954 метра.

Этому подводному хребту присвоено имя Михаила Васильевича Ломоносова.

Но была ли в какой-то степени неизбежна такая ошибка?

Рисуя в своем планшете рельеф участка поверхности суши, топограф видит сразу всю местность. У составителя морской карты этой возможности нет. Он должен представить себе подводные горные хребты, ложбины, котловины, каньоны, не видя их, располагая лишь разрозненными отметками глубин.

Геологическое строение морского дна, общие закономерности развития океанов, морские течения, характер донных грунтов и еще многие другие сведения помогают прояснить картину. По мере того, как наши ученые накапливали все эти данные, и происходило уточнение карты рельефа дна Северного Ледовитого океана.

Люди все лучше узнают свою планету. Карты вбирают в себя результаты новых и новых наблюдений.

А в итоге рождаются открытия.

ОСОБЫЕ СЛУЧАИ

Каждую тематическую карту можно смело называть созданной для особых случаев.

Кому, например, нужна карта электропроводимости почв СССР? Радистам.

Когда? Если требуется организовать безотказную радиосвязь на коротких волнах.

Еще она нужна железнодорожникам — специалистам по сигнализации и блокировке.

Зачем? Чтобы надежнее действовали светофоры и стрелочные переводы.

Нужна ли эта карта строителям газо- и нефтепроводов?

Очень нужна, им она указывает, на каких участках трассы в почве циркулируют блуждающие электрические токи, способные быстро разрушить уложенные в землю трубы.

Каждый из этих случаев не так уж обычен. И всегда карта может хорошо помочь.

Нередко тематическую карту специалисты составляют сами. Однажды на окраине города, у подножия крутого, подмытого в половодье берега реки, краеведы нашли клад монет. Глиняный горшок, полный доверху серебряных, бронзовых и золотых кружочков и овальных лепешечек с цифрами, надписями и портретами каких-то царей.

Принесли в местный музей. Оказалось — монеты старинные, из разных стран.

Научный сотрудник музея, археолог, тотчас взял историческую карту того периода, к которому относились монеты, и соединил стрелками древнее поселение, стоявшее некогда на месте нынешнего города, со всеми теми государствами, где эти монеты чеканили.

И прояснились торговые связи тех далеких времен…

Однако бывают карты и более удивительные.

Представьте себе, что вы летчик. Ночь. Вы ведете самолет «вслепую», не видя земли, ориентируясь лишь по приборам и по изображению местности на экране радиолокатора. Чтобы различать на этом слабом зеленоватом изображении даже малейшие детали, в кабине погашен свет. Ваши глаза постепенно привыкли к темноте и всё хорошо замечают.

Но вот достигнут пункт поворота. Надо уточнить это по полетной карте и сделать на ней отметку карандашом: полетная карта — важнейший контрольный документ.

Зажечь свет в кабине? Но ведь когда вы потом его погасите, ваши глаза некоторое время ничего не будут видеть ни на экране радиолокатора, ни на шкалах приборов — до тех пор, пока вновь не освоятся с темнотой.

Это недопустимо.

Именно для таких случаев изготовляют полетные карты, рисунок которых ничем не отличается от обычного, но начинает светиться в темноте, если на него падают от специальной лампы невидимые ультрафиолетовые лучи.

Сделаны также особые карандаши. Их грифельный свет мерцает под влиянием тех же невидимых лучей.

Пилоту или штурману работать с подобной картой одинаково удобно как на свету, так и во время ночного полета по приборам, при полностью выключенном освещении кабины.

А вот, например, какую тематическую карту выпустили в 1962 году в Англии. Она называется «Shakespeare's Britain» — «Шекспировская Британия». Почти все надписи на ней выполнены черным цветом, шрифтом старомодного начертания, в целом же карта голубовато-желтая, словно притушенная, такая, будто глядишь на нее сквозь легкую дымку.

Эта карта показывает нам Англию трехсот–семисотлетней давности, Англию той поры, когда жили современники героев Вильяма Шекспира. На ней обозначены лишь те города и поселки, которые были в то время. И соединяют их только те дороги, которые тогда уже были проложены. И границы графств тоже не нынешние, а те, стародавние…

Среди городов и поселков коричневым цветом выделены те, что упоминаются в произведениях великого драматурга. Тут же впечатаны название пьесы, имя героя, годы, когда происходили описываемые события. А вокруг этой голубовато-желтой Англии, в соответствии с представлениями людей того времени об окружающем мире, из глубин моря выплыли чудо-рыбины, у берегов курсируют парусные суда. Старинная гравюра показывает нам шекспировский Лондон.

Историческая достоверность этой карты настолько велика, действует так убеждающе, что, вглядываясь в нее, начинаешь гораздо полнее представлять себе реальную обстановку, окружавшую героев шекспировских произведений.

При этом конечно испытываешь и все большее восхищение перед гением Вильяма Шекспира. Как много этот человек успел совершить! Он населил своими героями целое государство…

Ответить на вопрос, какая из тематических карт самая нужная, — невозможно. Каждый специалист считает самой необходимой именно ту из них, которая помогает ему в работе.

Судоводителю всего важнее морская карта. Летчику — полетная. Лесоводу — карта лесов. Председателю колхоза, агроному — карта полей. Лектору-международнику — карта с яркими крупными условными знаками, — чтобы их видели с самых дальних стульев, — напечатанная на тонкой белой пленке, так что ее можно удобно сложить, спрятать в портфель, и она почти не займет в нем места.

Такие карты выпускаются по особому заказу общества «Знание».

И все же есть тематические карты, которые безусловно являются основными, — это карты природы.

Подобных карт, глубоко отображающих особенности нашей страны, с каждым годом становится все больше и больше. В их число, например, входят ландшафтная карта, физико-географического районирования, магнетизма, гравиметрическая, сейсмическая, тектоническая, вулканизма, гидрогеологическая, геоморфологическая, климатическая, растительности, животного мира… Важно, чтобы они образовывали единую серию: издавались в одном масштабе, в одной проекции, с одними и теми же условными знаками общегеографического характера. Тогда их будет легче сравнивать между собой, разбираться в их содержании.

Первую серию Карт природы, вполне отвечающих этим требованиям, уже создали у нас в стране. Специалисты самых разных профессий высоко оценили ее. Она не только сообщала различные сведения, но и позволяла устанавливать взаимосвязи весьма разнородных и потому, казалось бы, никак не соприкасающихся явлений.

Создание тематической карты требует усилий не только картографа.

В 1958 году Почвенная карта СССР получила на всемирной выставке в Брюсселе Гран При — Большой Приз. Признание было заслуженным: чтобы выпустить в свет подобное произведение, мало иметь хорошую картографическую основу. Пришлось по всей нашей стране выполнять трудоемкую работу — выкапывать из земли образцы почв, исследовать их структуру и химический состав, и все это — на территории, являющейся шестой частью обитаемой суши земного шара! Никакое другое государство никогда еще не осуществляло почвенных исследований такого размаха и на таком высоком научном уровне.

При создании тематической карты так бывает всегда: воедино сливаются труд картографа и геолога, метеоролога, ботаника, энергетика, физика, моряка, космонавта…

ИСКАТЕЛЯМ КЛАДОВ

«…Доктор осторожно сломал печати, и на стол выпала карта какого-то острова, с широтой и долготой, с обозначением глубины моря возле берегов, с названием холмов, заливов и мысов. Вообще здесь было все то, что может понадобиться, чтобы безо всякого риска подойти к неведомому острову и бросить якорь.

Остров имел девять миль в длину и пять в ширину. Он напоминал жирного дракона, ставшего на дыбы. Мы заметили две гавани, хорошо укрытые от бурь, и холм посредине, названный „Подзорная Труба“.

На карте было много добавлений, сделанных позже. Резче всего бросались в глаза три крестика, сделанных красными чернилами, — два в северной части острова и один в юго-западной. Возле этого последнего крестика теми же красными чернилами мелким, четким почерком, совсем не похожим на каракули капитана, было написано:

На оборотной стороне карты были пояснения, написанные тем же почерком. Вот они:

«Д. Ф.» — это подпись морского разбойника Флинта, а все только что прочитанное — отрывок из приключенческого романа Роберта Луиса Стивенсона «Остров Сокровищ». В его заключительных главах отрицательные герои понесли наказание, а положительные завладели пиратским золотом и серебром.

Выдумка?

Но — пожалуйста! К вашим услугам большая и довольно толстая книга, которая называется: «Атлас карт для искателей кладов». Цена — всего десять долларов. Она издана в Соединенных Штатах Америки. Вот ее полное название:

Попытайтесь сами перевести это название на русский язык. Что у вас выйдет?

Составитель такого удивительного пособия для желающих отыскать сокровища, Ф. Л. Коффман, пишет в предисловии:

«Ныне дух авантюризма охватил кладоискателей. Обычно люди думают, правда, что лишь во сне можно быстро и просто разбогатеть, отыскав клад, и что эти поиски потребуют многих лет труда. Но я смею заявить, что этот сон не будет таким долгим, если в ваших руках уже находится этот атлас…»

Чтобы еще больше увлечь читателей кладоискательством, он далее собщает:

«Восьмая часть золота и серебра, известного человечеству начиная с 1500 года, погребена на дне морей и захоронена в ямах. Это огромное богатство, общая величина которого составляет 275 миллиардов долларов».

А вот что говорится в рекламном тексте на суперобложке этого атласа:

«Многие сейчас спрашивают: „Как мне найти легендарные клады?“ Отвечаем: „Вам прежде всего необходимы карты“…

Мистер Коффман, этот необыкновенный кладоискатель, собрал более 300 000 карт, на которых указаны места, где таятся сокровища, и, чтобы помочь тем, кто хочет попытать счастья, выпустил этот первый и единственный в мире атлас карт, включающий 3047 наиболее известных мест расположения кладов. При этом мистер Коффман предупреждает:

„Лишь некоторые из этих карт публиковались ранее… 18 лет беспрерывного труда было затрачено на это дело…“»

За предисловием в этом атласе и действительно следуют самые настоящие карты, на которых номерами обозначены места, где именно кладоискателя поджидают сокровища, а на полях карт, возле соответствующих номеров, поясняется:

«В ста футах от берега, к югу от Кей-Вест лежит „Санта-Роза“, испанский галеон более чем с 30 000 долларов в золоте, серебре и драгоценных камнях…»

«Пять миллиардов шестьсот миллионов долларов в золоте сброшено в озеро…»

«„Санта-Маргарита“, испанский галеон, имевший на борту золота и серебра на семь миллионов долларов, затонул в 1595 году…»

Коротко, ясно и категорично.

И так во всех трех тысячах сорока семи случаях.

Для моральной поддержки новичков здесь же, в атласе, напечатаны фотографии счастливцев, которые с помощью электронной аппаратуры, натянув на голову наушники, всматриваясь в показания приборов, обследуют склоны горы, готовятся к спуску на дно моря с аквалангом либо в миниатюрной подводной лодке.

Этот атлас издавался в Соединенных Штатах Америки уже не один раз и, вероятно, принес мистеру Ф. Л. Коффману гораздо больше золота и серебра, чем все те тысячи кладов, о местонахождении которых он имеет точные сведения.

Географический атлас — это собрание карт. Как бы сразу целая библиотека карт, сформированная по какому-то определенному правилу.

Атласы бывают самые разные: всего мира, отдельных континентов, стран; справочные, общегеографические, исторические, для любителей спорта, туристские, для охотников, для ученых, изучающих космос…

Именно потому, что атлас включает в себя карты, подобранные по заранее продуманной программе, а чаще всего — специально составленные именно для этого издания, он всегда является сокровищницей, из которой можно очень многое почерпнуть.

Рассказать обо всех атласах невозможно: во всем мире их ежегодно выходит несколько тысяч. Атлас мистера Коффмана мы упомянули, в общем-то, как курьез. Истинные клады поджидают человека, например, когда он открывает Советский Морской Атлас.

Его первый том содержит 202 карты океанов, морей, заливов, проливов и 220 планов важнейших портов мира. Второй — 336 карт, 239 различных профилей, графиков и справочных таблиц.

В отличие от морских атласов прошлого он подробно показывает не только береговую линию и рельеф дна, но и прилегающую к морю сушу. Он содержит также карты по истории географических открытий, океанографические, климатические, справочные сведения по земному магнетизму и картографии.

Третий том посвящен военно-морской истории.

Пожалуй, нет ни одного вопроса, представляющего интерес для судоводителя или океанографа, на который не найдется ответа на страницах этого удивительного атласа.

Большое внимание привлек к себе Атлас Всемирной истории. Он очень ярок, красочен и по-настоящему фундаментален. В нем 1000 больших карт, 270 карт-врезок, 200 диаграмм. Это неоценимое пособие не только для ученого, но и для всех тех, кого интересует далекое и близкое прошлое человеческого общества, его культуры.

В 1972 году в нашей стране вышел Агроклиматический атлас мира. Жизнь растений, как известно, зависит от продолжительности теплого времени года, интенсивности солнечного света, влажности почв и воздуха и еще от многих условий. Знать их практически важно, чтобы умело заниматься сельским хозяйством, получать высокие урожаи.

Советский атлас впервые дал такое полное представление об агроклиматических условиях сразу на всей Земле. Ученые и в СССР, и за рубежом отнеслись к его появлению как к очень большому событию.

Всемирное признание получили также Физико-географический атлас мира; Атлас Антарктиды; Атлас Африки; Атласы Южной и Северной Америк; Национальный атлас Кубы, созданный нами совместно с Кубинской Академией наук; Атлас народного хозяйства СССР; Атлас народов мира; Атлас истории географических открытий и исследований.

В 1970 году вышел историко-биографический атлас, посвященный Владимиру Ильичу Ленину.

Последнее время у нас в стране стали широко выпускать атласы, которые очень детально освещают административные области — Московскую, Ленинградскую, Новосибирскую, Костромскую, Вологодскую, Витебскую…

Физико-географические особенности, история, сельское хозяйство, промышленность, достижения культурного строительства, деятельность выдающихся революционеров, ученых, писателей; пятилетние планы развития — все это находит отражение на картах.

Главное назначение этих атласов в том, чтобы помочь глубже постичь особенности природных условий даже самых малоприметных уголков страны. Поставить их на службу народному хозяйству. Но в то же время на картах областных атласов подробно — пожалуй, как ни на каких иных, — запечатлен наш сегодняшний день.

ЛУННЫЙ КАРТОГРАФ

10 ноября 1970 года с космодрома Байконур стартовала очередная ракета-носитель.

В наши дни уже все знают, как это происходит. Раздаются четкие команды из громкоговорителей, струи тугого огня вырываются из двигателей; сперва словно бы нехотя, медленно отрываясь от земли, потом все быстрей ракета уходит в небо. На заданной высоте от нее отделяется искусственный спутник. Новое небесное тело начинает свой путь по орбите.

В этот раз все обстояло гораздо сложнее. Ракета-носитель сама вышла на околоземную орбиту, и затем, уже с нее, последовал новый старт. В космос, к Луне направилась межпланетная автоматическая станция.

Шесть суток длился полет. Дважды по команде с Земли на короткое время включались двигатели, «подправляя» трассу, — так, чтобы она нисколько не отличалась от расчетной.

Близ Луны двигатели вновь заработали, переводя межпланетную станцию сначала на орбиту высотой 85, а потом 19 километров.

В Земном Центре управления полетом это были очень напряженные часы. Ведь к нашему ночному светилу приближалась станция «Луна-17», которая несла самоходный аппарат «Луноход-1». Доставить его следовало очень бережно и опустить точно в назначенное место.

В расчетное время снова заработали двигатели, теперь уже замедляя движение станции и в то же время так ее поворачивая, чтобы она «прилунилась» обязательно основанием вниз и именно туда, куда нужно: выбрав на поверхности Моря Дождей, изрытой воронками кратеров и усеянной камнями, достаточно ровное место.

Через два часа сорок минут после посадки, по команде с Земли, откинулись сходни и восьмиколесный «Луноход-1» (у нас на планете он весил 756 килограммов, а на Луне — в шесть раз меньше) медленно съехал на грунт, остановился, откинул верхнюю крышку корпуса, подставляя свету элементы солнечной батареи. Это было нужно, чтобы они начали вырабатывать электрический ток. Затем «Луноход-1» двинулся дальше.

Пройдя несколько метров, он снова остановился. На его пути лежал большой камень. Постояв, земной пришелец развернулся на месте, еще немного постоял и покатился дальше, время от времени прекращая движение, словно бы для того, чтобы осмотреться и выбрать наиболее подходящую дорогу.

Место прилунения располагалось внутри небольшого лунного кратера — неглубокой воронки с пологими склонами. Как только она осталась позади, самоходный аппарат остановился. Начались исследования химических и механических свойств грунта: каков состав лунных пород, насколько лунный грунт легко проминается, крепко ли сцеплены его частицы между собой.

Затем «Луноход-1» двинулся дальше.

Лунный день длится почти две недели. Потом на такое же время солнце скрывается за горизонтом, и температура поверхности постепенно снижается до -125°. На Земле таких морозов никогда не бывает!

Когда начался лунный вечер, «Луноход-1» остановился. Медленно захлопнулась крышка солнечной батареи…

Конечно и в лунную ночь некоторые приборы «Лунохода-1» продолжали действовать. Особое зеркало, изготовленное французскими учеными — уголковый отражатель, — все темное время, например, участвовало в опытах по измерению расстояния от Земли до Луны, однако главную свою работу земной посланец совершал днем, во время движения. Занимался он тогда и топографической съемкой.

Весь его экипаж: командир, водитель, штурман, бортинженеры, оператор остронаправленной антенны — находился на Земле, почти за 400 000 километров от Моря Дождей. На телевизионных экранах они видели лунную поверхность и управляли движениями аппарата.

Водитель включал и выключал электрические моторы колес. Бортинженеры следили, чтобы «Луноход-1» не опрокинулся на крутом склоне, чтобы все его механизмы были в исправности, не перенапрягались. Оператор остронаправленной антенны добивался устойчивой радиосвязи. Штурман же прокладывал на листе ватмана каждый метр пройденного пути и всякий перелом рельефа, воронку, лунку, скопление камней.

И когда через одиннадцать лунных дней, пройдя 10 километров 540 метров, «Луноход-1» свои заключения закончил, по всем полученным данным были составлены точные карты участков лунной местности. Их масштабы от 1 : 50 до 1 : 1000.

Особая сложность управления «Луноходом-1» заключалась в том, что радиоволны шли от Луны до Земли и обратно целых четыре секунды. Его экипаж видел все, что оказывалось на пути аппарата, с запаздыванием на такой промежуток времени. Потому-то земной пришелец и не мог двигаться без остановок. Четыре секунды задержки — немало даже при самой небольшой скорости, потому что ведь это происходило на чужой планете. Там даже за такой срок «Луноход-1» вполне мог провалиться в трещину, опрокинуться, налететь на камень или скалу. Исследования нашего ночного светила продолжаются.

16 января 1973 года на поверхность нашего ночного светила опустился «Луноход-2». Он проложил по нему путь длиной в 37 километров!

Со временем подобные аппараты опустятся и на Венеру, и на Марс. Как самые заправские топографы, они станут вести на этих планетах маршрутную съемку, и ни пыльные бури, ни жара, ни космический холод, ни самое жесткое радиационное излучение не смогут им помешать.

Они же проникнут в глубочайшие впадины земных океанов, в кратеры вулканов.

Съемки, выполненные нашими луноходами, — начало всех этих исследований.

Конечно карты Луны создавались и прежде.

Сначала их вычерчивали от руки, по результатам наблюдений в телескоп, потом на помощь пришла фотография — обычная и стереоскопическая.

И советскими, и иностранными учеными уже изготовлено немало подобных карт поверхности этого извечного спутника Земли и все они пока еще не могут считаться окончательными, потому что недостаточно изучена сама форма этой планеты — ее фигура, как говорят геодезисты. Не хватает как раз той опорной астрономо-геодезической сети, которая составляет скелет всякой точной карты.

Планы, снятые луноходами, покрывают не очень значительную площадь, однако они снимались в непосредственном контакте с поверхностью Луны. В этом их бесспорное достоинство.

ДОРОГИЕ НАМ ИМЕНА

Это было не так давно — в 1926 году, летом. В узких маленьких лодочках люди спускались по течению быстрой горной реки.

Черные скалы подступали к самой воде. Пороги, перекаты, водовороты, стремнины, торчащие из воды гигантские валуны то и дело преграждали путь. Плесы встречали холодным ветром и крутой волной.

Бывало, что лодки переворачивались. Тогда выходили на берег, ставили палатки, разводили костры, сушились, потом плыли дальше, стараясь не потерять ни часа из долгого полярного дня. Эти люди, сотрудники экспедиции Академии наук СССР, не просто спускались вниз по течению реки. Они шли по ней с геологической и топографической съемкой и были первыми исследователями, которым удалось проникнуть в неизученный таинственный край.

Шли дни. Склоны речной долины становились все круче. Вот она уже превратилась в теснину, зажатую между двумя почти отвесными стенами скал. Высоко-высоко вверху, несмотря на летнюю пору, белели заснеженные вершины гор…

Вдруг ущелье раздвинулось, река вырвалась на равнину, и ученым открылся вид на могучий горный хребет протяженностью не менее тысячи, шириной не менее трехсот километров и высотой три тысячи метров. По площади он был больше Кавказа и при всем том не значился вообще ни на одной карте.

«Мы в восторге, — писал один из этих ученых, — никто из географов не предполагал, что в Северной Сибири есть такие высокие горы».

Всего лишь пятьдесят лет назад геолог Сергей Владимирович Обручев и картограф Константин Алексеевич Салищев сделали такое открытие.

После возвращения экспедиции Совет Географического общества СССР принял решение назвать вновь обнаруженный хребет именем Ивана Дмитриевича Черского. Об этом ученом мы уже рассказывали. Исследуя бассейн реки Колымы, он тяжело заболел, однако приказал не прерывать движения экспедиции. Он хорошо понимал, что в условиях Крайнего Севера с его суровым климатом и переменчивой погодой, вдали от жилья, — а ведь это происходило в прошлом веке, когда еще не было ни радиосвязи, ни самолетов, — даже недолгая остановка может стать гибельной для всех его спутников.

Так на карте мира появилось еще одно дорогое нам имя.

Присвоить название, например, горной гряде, острову или леднику можно только в том случае, если данный географический объект еще никому неизвестен. Это бывает тогда лишь, когда он расположен в труднодоступной, необитаемой местности. Такие открытия редки, достаются они нелегко, и все же в настоящее время уже почти шестьсот вершин, островов, проливов, заливов, полуостровов, мысов, горных хребтов суши и дна Мирового океана названы именами выдающихся деятелей нашей страны. Среди них имена Владимира Ильича Ленина, Феликса Эдмундовича Дзержинского, Михаила Васильевича Ломоносова, Дмитрия Ивановича Менделеева, имена Челюскина и Дежнева; Пушкина и Маяковского…

Мы говорим сейчас о значительных географических объектах, которые обозначают даже на мелкомасштабных картах.

Семнадцать лет жизни посвятил Иван Иванович Беринг исследованию северо-востока нашей Родины. Это он дал окончательный ответ на вопрос: «Сошлась ли Америка с Азией?». На одном из островов, положенных на карту его экспедицией, он и похоронен. Остров этот носит его имя. Расположен он в море его имени. Это море соединяется с Северным Ледовитым океаном проливом, который тоже назван в честь Ивана Ивановича Беринга.

В нашей стране издавна большое внимание уделялось географическим исследованиям. Тщательное изучение значительной части Евразийского материка, открытие Северо-восточного прохода и мыса Челюскина, арктических островов, Антарктиды, покорение Северного полюса дрейфующими станциями, исследование пустыни Гоби, открытие островов в тропической части Тихого океана и подводных горных хребтов, изучение первобытных племен Новой Гвинеи и Бразилии — это и еще очень многое — заслуга наших землепроходцев и мореплавателей. Конечно порой на их долю выпадали немалые лишения.

Русские и советские ученые с полным правом украсили карту мира именами своих соотечественников.

Луна всегда повернута к Земле одной стороной. Карты этой видимой с Земли стороны нашего ночного светила составлены уже давно. На них выделены обширные лунные равнины — «моря», горные хребты, вершины гор, круглые воронкообразные углубления — кратеры. Им присвоены имена: Море Облаков, Море Спокойствия, Залив Радуги, Кавказские горы, Апеннины, кратеры Вольтер, Платон, Кеплер…

Поскольку первые карты видимой с Земли стороны Луны составлены много лет назад, и названия на них в основном относятся к той же давней поре.

А вот горных хребтов, «морей», вершин, равнин и кратеров, которые находятся на обратной стороне Луны, до 1959 года вообще никто не видел. Каких только не высказывалось предположений! Утверждали даже, что там могут оказаться цветущие города и сады!

В октябре 1959 года советская автоматическая межпланетная станция облетела Луну, сфотографировала ту ее сторону, которая никогда не бывает обращена к Земле, и по телевизионной системе передала снимки в Центр дальней космической связи.

Фотографии рассказали: на этом лунном полушарии все те же «моря», кратеры, горы. По праву первооткрывателей специальная комиссия Академии наук СССР присвоила названия наиболее значительным лунным объектам. На карте обратной стороны Луны появились имена: Герц, Джордано Бруно, Жолио-Кюри, Жюль Верн, Курчатов, Лобачевский, Ломоносов, Максвелл, Менделеев, Пастер, Попов, Склодовская-Кюри, Цзу Чун Чжи, Циолковский, Эдисон, Море Мечты, Море Москвы, хребет Советский.

В дальнейшем к этому списку добавилось еще 513 названий.

МОГУЩЕСТВО

Летом 1956 года в Москве к Михаилу Николаевичу Каминскому (его имя мы уже упоминали в книге) обратились сотрудники одного из научно-исследовательских институтов — картографы Борщевский и Пожарский. Произошел примерно такой разговор:

— Михаил Николаевич! Вы — опытный полярный летчик. Мы хотели бы обсудить с вами одну фантастическую идею.

— Фантастическую? И она что же — имеет отношение к Заполярью?

— Да.

— А что именно вас там интересует?

— Антарктида. Мы намерены за одно лето снять карту ее береговой полосы.

— Всего за одно лето?

— Да.

— И это вместе с астрономо-геодезической подготовкой? Вместе с аэросъемкой? С привязкой маршрутов? С прокладкой высотных ходов на местности?

— Да.

— Но ведь вы же прекрасно знаете: на каждый такой этап нужен год! И еще к тому же год или два на камеральную обработку. В целом самое малое — пять лет.

— Все правильно, Михаил Николаевич, но мы будем работать с помощью радиоэлектроники. Мы предлагаем такой метод, при котором совсем не потребуется сети астрономических и геодезических пунктов, привязки к ним маршрутов аэросъемки, прокладки высотных ходов.

— Но аэросъемка-то будет?

— Да. Но организована она будет по-новому. Самолет высадит на берегу две радиостанции, третья останется на борту судна, которое доставит нас в Антарктиду. При аэросъемке (в момент каждой экспозиции) эти радиостанции будут с трех разных направлений «засекать» самолет, а значит, и точно определять положение аэрофотоснимка над местностью.

— Будет создаваться пространственная триангуляция, и притом очень детальная!

— Да. Но с помощью радио: радиогеодезическая опорная сеть, а все остальное даст камеральная обработка, причем не такая и сложная…

К этому времени Каминскому шел уже пятьдесят второй год. Позади было двадцать лет жизни и работы в Арктике, в тундре, напряжение многочасовых полетов, непредвиденные ситуации. Но мог ли он отказаться от участия в такой экспедиции?

В январе 1957 года (в южном полушарии это самое теплое время года) они прибыли в Антарктиду. Суровый континент встретил их ураганными ветрами, пургой, стужей, ледяными обвалами, и все же новый метод съемки целиком себя оправдал. Карта была изготовлена за один полевой сезон. Каминский, Борщевский, Пожарский и все остальные участники экспедиции ходили героями. Они понимали — сделано принципиально новое открытие, надо его развивать.

Действительно, вскоре и в нашей стране и за рубежом этот метод настолько усовершенствовали, что в ряде случаев оказалось вполне возможным отказаться даже от аэросъемки!

С летящего над земной поверхностью самолета стали передавать в центр управления радиогеодезической системой телевизионное изображение местности, а там выборочно фотографировать его с экрана. При этом включались электронные устройства, с тем чтобы получить и все прочие необходимые данные.

Это был шаг к созданию полностью автоматической системы картографирования.

Такие системы уже появляются и за рубежом и в нашей стране. С каждым годом они становятся все совершеннее. Телевизионное изображение местности еще на самолете-съемщике или на искусственном спутнике Земли преобразуется в световые, а затем в электрические сигналы, и там же, на самолете, эти сигналы по проводам поступают в специальную электронно-вычислительную машину.

Изображение местности мгновенно оказывается записанным столбцами цифр. Их тут же по радио сообщают на Землю другой вычислительной машине. Она с огромной скоростью «просматривает» числа и, пользуясь хранящимся в электронной памяти гигантским запасом сведений о местности, о признаках отдельных географических объектов, об условных знаках, о масштабе и проекции будущей карты, по особым правилам корректирует, то есть подправляет числа, производя с ними самые различные математические действия.

Столбцы новых цифр как раз и есть точные указания чертежному автомату, как именно данный лист карты вычерчивать.

Таким способом можно изготовлять не только общегеографические, но и тематические карты крупных, средних и мелких масштабов.

Все зависит от программы, заложенной в аппаратуру, и от сведений, которые хранит в своем «мозгу» электронно-вычислительная машина.

Изменяется и процесс создания опорной геодезической сети.

Помимо радиогеодезических систем в дополнение к триангуляции пришла трилатерация: непосредственное измерение длин всех сторон треугольников свето- и радиодальномерами.

Наблюдая искусственные спутники Земли с помощью фотографических камер, радиодальномеров и лазеров, наводя лазеры на установленные на Луне отражатели — зеркала — вроде тех, какие, например, имелись на «Луноходе-1» и «Луноходе-2», ученые научились определять по ним местоположение точек земной поверхности с точностью в несколько сантиметров! Взаимные перемещения материков, подъем и опускание отдельных участков суши могут быть надежно зафиксированы с помощью этого метода.

Изменяется и сам процесс издания карт.

Созданы приборы электронного цветоделения. Они делают излишним многократное фотографирование издательского оригинала карты.

Обшаривая узким световым лучом только что вычерченную карту, такой прибор тоже преобразует световые сигналы в электрические, затем превращает их в столбцы цифр и передает в электронно-счетный блок.

В памяти этого блока содержатся сведения о пятистах двенадцати цветовых полях, о качестве красок, бумаги, о той машине, которая будет печатать карту.

Учитывая все, что ему известно, прибор электронного цветоделения сам вводит поправки в столбцы цифр, и вслед за тем новый луч света (или гравировальный резец), двигаясь по фотопленке, создает нужный картографу негатив для будущей печатной формы или уже саму печатную форму. Сперва — одну, потом — вторую, третью, четвертую, пятую — по числу цветов издаваемой карты.

Все шире применяют вместо обычной бумаги прозрачные пленки.

Листы карт, напечатанные на них, можно накладывать друг на друга, прослеживая взаимосвязи самых разнообразных и на первый взгляд очень отдаленных природных явлений.

Выходят в свет рельефные карты, глобусы, снабженные сетками для измерения расстояний и площадей, тематические глобусы.

Человек все лучше узнает земной шар, свою родную планету, Солнечную систему, Галактику.

Несколько лет тому назад автору этой книги довелось посетить рабочий кабинет Владимира Ильича Ленина в Кремле.

С понятным любому волнением он переступил порог этого заповедного места. И ему, как картографу, прежде всего бросилось в глаза то, что справа от входа, навернутые на вращающийся вал, висели пять карт Европы и Азии; прямо, в простенке между окнами — карта «Железные, водные и шоссейные пути сообщения Европейской России»; левее — карта «Путей сообщения Азиатской России»; рядом, на кафельной печке — две карты: южных границ России в районе Кавказа и границ России с Персией и Турцией.

На столике у входной двери лежала карта дислокации войск Красной Армии.

На газетном столике у окна — «Атлас Азиатской России с прилегающими к ней владениями», «Военно-дорожная карта Европейской России», «Специальная карта Европейской России с прилегающей к ней частью Западной Европы и Малой Азии», карта «Изменения линии фронтов Республики с декабря 1919 года по декабрь 1920 года».

Всего в кремлевском рабочем кабинете Владимира Ильича Ленина находится более пятидесяти географических карт и атласов.