Глину несли и несли, и плотина становилась все выше. Вальтер Пихлакас с уровнем и самодельными рейками чуть ли не каждый день проверял откосы плотины, и всегда они оказывались не в порядке. То глины было насыпано недостаточно, и тогда ее приходилось добавлять, то она торчала посреди откоса этаким бугром, и приходилось ее срезать и перекидывать.
— Товарищ Пихлакас, — однажды сказал Андрес, — а что, если нам поставить столбики и рейки, чтобы сразу подгонять к ним откос?
— Как же ты их поставишь?
— Очень просто! Калью, дай-ка спички!
Калью поморщился, но достал из кармана коробок. И Андрес показал на спичках, прикладывая одну к другой, как сколотить рамки, чтобы ширина поверху была нужной и откосы тоже.
— Можно вычислить катеты, а потом сколотить шаблоны, — добавил Юри Куузик.
— И просто воткнуть в землю! — вмешался Волли, без которого ничто не могло обойтись.
— А верх проверить по уровню, — высказался опытный плотник Калью Таммепыльд. — Факт.
Физик Пихлакас согласился. Он похвалил ребят и велел рассчитать эти рамки, сделать их и установить.
— Пусть это будет вашей рационализацией, — сказал он. — Мне только покажите расчет.
Ребята сделали расчет и показали Вальтеру Пихлакасу. Расчет был верен, и физик поставил под ним жирную пятерку. Но, хотя ему было стыдно признаться в этом даже самому себе, его огорчило, что мысль о таких рамках пришла в голову не ему.
Неужели эта стройка так приучила ребят к техническому мышлению, что они начинают обгонять его, учителя?..
А рамки из реек встали от берега до самого водослива. Они строго очерчивали гребень плотины и откосы. Сразу стало видно, где сколько надо добавить глины, куда насыпать песок, а куда бросать камни. Стало видно всю плотину; только верхняя ее часть была сквозной, ажурной, словно сделанной из воздуха, а ниже лежала настоящая, земляная.
Брусья от временной перемычки давно вытащили на берег, и сама перемычка сделалась составной частью плотины. Озерко разлилось широко, по всей долине. И уровень больше не поднимался: теперь уже работал водослив. Вода проходила между стенками, стекала по деревянным полам и убегала в старое русло по канаве. Канава становилась все шире: как и рассчитывали строители, вода сама размывала себе дорогу за водосливом. Правда, делала она это лениво, не спеша.
Зато строители торопились: нужно было насыпать плотину до зимы, пока грунт не замерз. И они носили и носили глину.
Нельзя сказать, что Рауля Паю увлекало это занятие. Вот и сейчас он медленно и неохотно брел позади Харри, держась за ручки носилок.
Харри в конце концов остановился.
— Что ты там, уснул? — спросил он, оглядываясь. — Мне же тебя тащить приходится! Лошадь я, что ли?
— Нет, осел! — огрызнулся Рауль. — Поехали!
Они пошли дальше по неровной, кочковатой насыпи плотины. Издали им крикнул Волли, стоявший с лопатой в руках:
— Ссыпай полевее! В воду! Не стану я за вас перекидывать!
Рауль усмехнулся — ишь еще командир! Но Харри послушно свернул влево и шагнул к самой воде. Они опрокинули носилки. Булькая, глина посыпалась в воду. И вдруг Харри почувствовал, что его нога увязает в мокрой глине. Харри отпустил носилки, рванулся изо всех сил, но… потерял равновесие. Он взмахнул руками, качнулся и рухнул в воду.
Попробовал встать. Дно было близко, но это было не настоящее дно. Глинистый вязкий откос уходил из-под ног, тянул в глубину.
Погружаясь все глубже, захлебываясь, бледный, перепуганный Харри крикнул:
— Тону! Спасите!
Рауль испуганно шагнул в сторону. Как страшно!
И вдруг мимо него промчался Волли. С разбегу Волли вскочил на носилки, оставшиеся на откосе, и прямо с них бросился в воду, обдав Рауля брызгами.
Вот Волли подплыл к Харри… Схватил его за волосы… Тащит обратно, к плотине…
А с берега уже бегут Андрес, Пихлакас, Юта… Они все видели! Стыдно-то как!
Раулю стало так невыносимо стыдно, что он опустил глаза. И увидел носилки. С этих носилок прыгнул Волли. А он, Рауль… Как стыдно! А сейчас Волли уже подплывает обратно… Постой, но ведь им не выбраться!
Все эти мысли промчались в голове мгновенно. Рауль бросил носилки в воду и шагнул на них. От ледяной воды захватило дыхание. Носилки врезались в тонкую глину и уходили из под ног. Но Рауль, стиснув зубы, все подвигался и подвигался, нащупывая ногой край носилок, протягивая руку подплывавшему Волли. Раулю было страшно, ему было холодно, но он не мог иначе!
По-прежнему держа Харри за волосы, барахтаясь в мутной, рыжей от глины воде, Волли протянул Раулю свободную руку. Рауль схватил эту руку, изо всех сил потянул к себе. И вдруг почувствовал, что носилки под ним осели. Пучина тянула к себе и Рауля. Он судорожно вцепился в руку Волли, все еще помогая ему выкарабкаться, но сам покачнулся и вскрикнул, теряя равновесие.
Рауль упал бы в воду, если бы не подоспели сразу несколько ребят, Юта, Пихлакас… Они подхватили Рауля, вытащили его. За Раулем, держась за его руку, поднялся на плотину и Волли, за волосы выволакивая из воды Харри.
Через минуту все трое, мокрые, посиневшие от холода, дрожа, стояли на насыпи.
— В школу! — скомандовал Вальтер Пихлакас. — Бегом!
Вместе с Ютой наши герои добежали до школы. Там самым теплым местом оказалась директорская кухня, где они и расположились возле плиты.
Из интерната принесли чьи-то вещи, Харри и Волли переоделись. Рядом с ними у плиты уселась и Юта, которая тоже промочила ноги. А Рауль выглядел так плохо, что директор увел его к себе в комнату, нарядил в свои старые штаны, поил валерьянкой и даже красным вином.
— Успокойся, — говорил ему директор. — Обойдется. Твоим родителям я все объясню. Ты молодец. Ну, перестань дрожать! Вот, хочешь яблоко? Ты ведь, кажется, любишь яблоки?
— Да, люблю, — сказал Рауль. И вдруг осекся. Он взглянул на директора, встретился глазами с его взглядом и начал краснеть. Он краснел, краснел, а потом тихо сказал: — Товарищ директор, я давно хотел сказать вам… Один раз я шел мимо сада… А там стояла яблоня. Розовые такие яблоки…
В комнату вошла Юта, и Рауль сразу умолк. Юта взглянула на него удивленно: толстый Рауль был совсем не таким, как всегда. С первого взгляда было видно, что с ним что-то происходит. Да он совсем и не толстый больше, это его просто по привычке так зовут…
— Они были такие розовые!.. — с отчаянием повторил Рауль. Если бы здесь не было Юты, он сказал бы все, сразу. Но при ней… — Такие розовые яблоки! — мямлил Рауль, умоляюще глядя на Юту.
И Юта все поняла и ахнула в душе: «Так это он украл наши мичуринские яблоки! И не признался! А теперь… Почему же теперь?»
Она посмотрела на Рауля с жалостью — видно же было, что человек мучается! А у Юты было очень доброе сердце.
— Рауль, — сказал директор Каэр, — ты напрасно так долго рассказываешь. Дело в том, что в тот день ты был в новых чешских ботинках.
— Об этом знал только мой папа! — словно защищаясь, выкрикнул Рауль.
— Ну да, спокойно кивнул головой Каэр. — Кто же еще мог узнать, если я… грабельками… А то ведь эти следопыты… — Он кивнул головой на Юту и замолчал. Потом добавил с усмешкой: — А я и сам в следах разбираюсь. Приходилось в жизни. Вот разобрался, решил поверить в тебя. И не ошибся. Теперь ты сам все понял, и мы с Ютой тебя не выдадим. Верно, дочка? Не выдадим?
Юта кивнула головой.
А на кухне в это время толковали Волли и Харри.
— Здо́рово мы тебя тащили! — вспоминал Волли. — Как репку из русской сказки: дедка за репку, бабка за дедку, тянут-потянут, вытащить не могут. Дедкой был я, бабкой Рауль, а ты… Репка ты, вот кто! Пропал бы ты без меня!
— Пропал бы, — согласился Харри. И тут же упрекнул своего спасителя: — Только зачем ты мне волосы выдирал? Больно же!
— У твоей собственной матери в медпункте написано: «Утопающих тяните за волосы». Зря инструкцию не напишут!
— Так то по воде! А ты меня на насыпь за волосы вытащил.
— Подумаешь, скальп с него сняли!
Оба помолчали. Потом Юта принесла им яблок. Вот это она здорово придумала!
Схрупав яблоко, Харри сказал:
— Только пузо раздразнил. Пойду я. Еще не ел сегодня.
— Голоден? — забеспокоилась Юта. — На, поешь! Бери, бери! Вот булка…
Уписывая кусок булки с маслом, Харри кое-что рассказал о своей жизни. Плохо ему живется. Мать то в город уедет, то просто так накормить забудет. Соседка Вийу всегда кусок даст, но зато ей читать нужно, глаза у нее слабые. Разные церковные книги и еще псалмы…
— Какие такие псалмы? — не понял Волли.
— Ну, стихи такие божественные… Их и петь можно… — И Харри вдруг тихонько прочел наизусть:
Куда ни гряду, чем опасней стезя
И как бы узка ни была,
Мой ангел-хранитель, смиренно скользя,
Меня унесет на крылах…
— Чудак! Это я тебя волок, смиренно скользя. Похож я на ангела? — С этими словами Волли застыл в позе, соответствующей, по его мнению, ангельскому чину.
Штаны и рубашка достались Волли то ли от Калью, то ли от Юри, и Харри с Ютой до слез смеялись, глядя на рыжего ангела в таком странном облачении.
На следующий день в школу пришла мать Харри, медсестра Вильма Роосте. Сначала она объяснялась с директором — почему тот не считается с медициной? Она выдала своему Харри справку, чтобы освободить его от строительных работ. Почему это не выполнено?
— Я его не заставлял, товарищ Роосте, — сказал директор. — Он сам хочет работать.
— Ну и что ж? Мало ли чего они захотят! Нельзя потакать детским капризам! Кстати, кто моего Харри вытащил?
— Волли Круус.
— Тот рыженький, что в больнице был?
— Да. Ученик шестого класса Волли Круус.
— Могу я его увидеть?
— Разумеется. Сейчас он на строительстве. Идемте.
Пока они шли к речке, их перегнал кто-то из ребят. Директор остановил школьника:
— Скажи Волли Круусу, что его хочет видеть мать спасенного мальчика. Понял?
— Понял, товарищ директор!
Ребята работали на другом берегу.
Посланец пробежал шагов двадцать и, надрываясь, заорал на всю округу:
— Круус! К директору! Мать спасенного пришла!
— Иду-у! — ответил Волли.
Вот так штука! Кажется, его наконец оценили! Конечно, когда Волли прыгал в воду, ни о каких наградах он не думал. Но медаль «За спасение утопающих» была бы ему к лицу. Можно бы и медаль. Интересно, с какой стороны ее вешают — слева или справа?
Эта медсестра сейчас наверняка бросится ему на шею и оросит лицо слезами — где-то он читал такую фразу про орошение…
Но Вильма Роосте никого орошать не собиралась.
— Ты вытаскивал моего Харри? — деловито спросила она.
— Я.
— Шапки ты там не видел? Мой растяпа пришел домой без шапки.
— Не видал. Волосы у него на голове были, это я знаю.
— Жаль. Совсем новая шапочка, — вздохнула Вильма.
Волли так разозлился, что ему стало даже смешно. Он взглянул на директора. У того в глазах тоже горел какой-то огонек.
— Иди, Волли, ты молодец, — сказал директор. И повернулся к Вильме: — А с вами у меня большой разговор. Поскольку на родительские собрания вы не ходите, давайте поговорим сейчас…
Кто их знает, о чем они там говорили?.. Наверно, об отметках.
Вот ведь как: если бы человек утонул, все жалели бы этого человека, и всё. Но когда самый смелый в школе парень, рискуя жизнью, успел ухватить утопающего за волосы и вытащил его, этого уже мало! Теперь директору от бывшего утопленника нужны тройки, четверки, может быть, даже пятерки! А матери спасенного уже и шапочку подай! До чего жадные эти взрослые!
И уж никто-никто не вспомнит о том отчаянном смельчаке, который…
Волли ошибся: кое-кто вспомнил и о смельчаке. Это был Андрес. Проходя мимо, он слышал разговор с Вильмой и теперь подошел к Волли.
— Подумаешь, шапка ей нужна! — сказал он. — Попробовала бы вытаскивать людей из реки!
Конечно, эти слова прозвучали для Волли как хорошая, веселая песня. Но он только усмехнулся и сказал:
— Много ты в этом понимаешь!