Повседневная жизнь горцев Северного Кавказа в XIX веке

Родовая община

Большая семья, известная у горских народов Северного Кавказа под разными наименованиями, объединяла до пяти и более поколений ближайших родственников, преимущественно по прямой нисходящей линии (родители, их женатые сыновья, внуки и т. д.) Численность ее достигала 40-60, а иногда 100 и более человек. В ряде случаев в больших семьях, особенно феодальных, проживали и рабы, являвшиеся собственностью владельцев. На протяжении столетия рост числа членов семьи приводил к дроблению семейной общины. Выделившиеся семьи по мере возможности селились рядом, поблизости от отцовской семьи. В высокогорных альпийских районах ландшафт и форма хозяйства делали рациональными расселение малыми деревнями (по 15-30 дворов); в долинах и на равнине вырастали крупные «урбанизированные» аулы (от 100 до 1000 домов), где настоящие и бывшие родственники селились «концами» или кварталами (в Дагестане они назывались «мехле» или «авал»).

Родовые группы или объединения (хотя в XIX веке их кровнородственная суть была во многом утрачена) назывались жинсы, тлибили (у народов Западного Кавказа), авриды или эвледы и мыггаг (у осетин), тайпы или тейпы (у чеченцев и ингушей), тухумы или тохумы (у народов Дагестана).

В книге Э. Исаева «Вайнахская этика» говорится: «… Чеченский тайп объединял семьи, связанные между собой кровным родством по отцовской линии. По мере разрастания тайпы распадались на две или более части - тары (ветви тайна), каждый из которых со временем образовывал самостоятельный тайп. Все члены тара могли назвать имя своего реального предка. Кроме того, каждый чеченец должен был знать и помнить имена не менее 20 лиц из числа своих предков.

В истории Чечни насчитывалось свыше 135 тайпов. Более 20 из них были образованы представителями некоренных народов, которые ассимилировались в разное время и в разных условиях и прочно вошли в состав чеченского общества. Каждый тайп имел юридические нормы и этические правила, обязательные для соблюдения всеми. И чем больше человек был популярен в обществе, тем строже он был обязан блюсти нравственные устои тайпа. В основе организации тайпа лежали нормы, подразумевавшие то, что в современном обществе формулируется как «свобода, равенство и братство». Отношения между людьми регулировали такие этические нормы, как уважение к старшим, почтительное отношение к женщине, оказание помощи тем, кто оказался в беде, и др. Эти нормы постепенно переходили в обычаи, ритуалы. Антиобщественное поведение открыто порицалось, И был даже такой обычай - устраивать на обочине дороги т.н. «кучу всенародного проклятия». Каждый, проходя мимо, бросал в эту кучу камень или ком земли со словами проклятия в адрес того, кто совершил безнравственный поступок. По неписаному житейскому кодексу тайпа, любой человек, невзирая на положение, мог за проступок стать объектом осуждения».

3. Шахбиев в своей книге «Судьба чечено-ингушского народа» пишет: «Тайп возглавлял тайпанан хьалханча - предводитель тайпа, или как принято говорить, тхьамда (тхьамда, вернее, тамада - по-турецки означает «старший, старейший»). Предводитель (хьалханча) руководил советом старейшин и участвовал во всех делах тайпа, указывая, как вести себя во всех обстоятельствах жизни.

Все свои поступки и действия каждый член тайповой общины обязан был согласовывать с предводителем. Решающую роль в управлении родом играл не предводитель, а совет старейшин рода - демократическое собрание».

Слово «тухум» на санскрите и фарси означает «семья», «деревенская община». У аварцев наряду с иранским «тухум» был распространен собственный термин - «кьибил» (буквально «корень»), у даргинцев - «джине», у лакцев - «сака», у лезгин - «сихил», «миресар».

Каждая такая группа возглавлялась одним или несколькими старшинами (чухби, карт, гьилатаб, адилал, аксеккал, мыггыджи, хистар и др.). Старшины вели текущие дела общины, разрешали споры между ее членами. Они же выполняли функции судей по адату. Старшины, как правило, были выборными, о чем свидетельствуют и термины, которыми они обозначались в народе: «иргадулав» (по-аварски - «очередной»), «гьилатав» (по-андийски - «допущенный к верховодству») и др. По словам посетившего Дагестан путешественника-кавказоведа И. Гербера, горцы «имеют в каждом уезде своих старшин, которых сами между собой выбирают, и как оные им не полюбятся, то сами опять отставляют, притом кадиев из духовных, которые их ссоры судят». Ученый-миссионер Хрисанф указывал: «Чиркей управляется стариками своими, тяжбы решаются кадиями». Автор составленного в 1830 году описания Чечни и Дагестана Р. Ф. Розен свидетельствовал, что в Салатавском обществе избранные старшины «более одного года не остаются» и что в каждом селении по нескольку «вроде наших выборных».

Суд осуществляли старейшины, старшины и кадий. В распоряжении старшин были сельские и войсковые исполнители (у аварцев - «гъелал», в русских документах «есаулы») и глашатаи («мангуши»). Община избирала также военного предводителя («цевехъан»), которому подчинялись караульные и рассыльные для срочных военных приготовлений.

Народное собрание

Высшим органом власти сельской общины являлось народное собрание. Здесь решались важнейшие вопросы жизни общества: войны и мира, заключения союза с соседними обществами или феодальными владениями, утверждения адатных норм или внесения в них изменений и дополнений, выбора должностных лиц. На собрание, которое созывали мангуши, должны были являться все взрослые мужчины общины. Сначала высказывались старики, потом мужчины среднего возраста и лишь затем молодые, которые без особого разрешения говорить не могли. Голосование по обсуждаемым вопросам было открытым, о чем свидетельствует сохранившееся у аварцев выражение «Разияс килиш борхи!» («Пусть согласный поднимет палец!»). На собраниях царили порядок и дисциплина, отмеченные кавказоведом Н. И. Вороновым в записках «Из путешествия по Дагестану» (1870): «Но вот состоялся джамаат. Все члены его держат себя весьма дисциплинированно: у места молчат, у места говорят, и некоторые весьма бойко, плавно и дипломатично, у места слушают. Интерес каждого - предмет сходки, совещания, и если джамаат собрался в ауле, подле строений, то крыши их переполнены любопытными наблюдателями и слушателями, которым нет места в среде самого джамаата - несовершеннолетними, а иногда и женщинами. Это не стадо, это строго дисциплинированная толпа; импровизированным поведением ее на сходке может остаться доволен любой поклонник порядка…

Кто успел и сумел таким образом вышколить дагестанцев? Будто Шамиль? Едва ли. Дисциплина в Дагестане заявляет себя не чем-то привитым, заказным: она, так сказать, вытекает из существа дагестанца, она замечается даже в тех обществах, на которые власть Шамиля распространялась весьма слабо, как, например, в обществах

Верхнего Дагестана. Вернее, эта дисциплина есть плод стародавности дагестанского склада жизни, который для поддержания себя, для самозащиты обусловливал присутствие в каждой общине строгости, четкости, порядка в действиях…»

Представительности народных собраний придавалось большое значение. В адатах была даже специальная норма, гласившая: «Если сельские исполнители не соберут старейшин или целое селение, с них взыскивается одна овца». Однако постепенно ведущая роль народных собраний была утрачена. Их функции перешли представительным органам власти: совету старейшин, совету старшин или сходам представителей тухумов.

Старейшины

Обычно представителем народного собрания являлся совет старейшин. Его члены носили звание «джамаатчи» (человек джамаата); они не должны были быть моложе 40 лет. Это были люди авторитетные в своем роду, склонные к общественной деятельности, как правило - зажиточные. В число старейшин не допускались умственно отсталые, лица, скомпрометировавшие себя каким-либо неблаговидным проступком, представители чужаков-подселенцев, лагов (бывших военнопленных) - до уравнения их в правах с другими общинниками.

Совет на один год назначал группу старшин-правителей («чухби» у аварцев), судей («диванчи»), военачальника и казначея. Важнейшие решения джамаата документировались. Например, в преамбуле Гидатлинских адатов говорилось: «Старейшины Гидатлинского общества согласились ради торжества справедливости принять следующее…»

В Кубачинском обществе в Дагестане самое лучшее из общественных зданий - «Халахъулбо», стены которого были украшены барельефами с сюжетами из мифов и общественного быта, принадлежало старейшинам и правителям, а также особым мужским организациям («Чинне», «Батирте», «Союз неженатых»),

Совещания старейшин вел наиболее авторитетный член совета, следивший за порядком обсуждения. При принятии решений, не подлежавших огласке, собирались в чьем-либо доме. Мешать работе джамаата запрещалось. Адаты Келебского общества содержали, например, такую норму: «Если кто, не считаясь с авторитетом старейшин, ради забавы бросит камушки в помещение, где они собрались, с него взыскивается штраф в размере одной овцы».

Круг разбираемых советом старейшин дел был самым широким: от принятия законов и постановлений, распоряжения земельными и водными ресурсами общины, заключения договоров, рассмотрения военных вопросов и т. д. до самых маловажных. Но, несмотря на большие полномочия джамаата, его члены, особенно в «вольных обществах», находились под контролем общины. За неправомерные действия (например, продажу части территории другому обществу и т. п.) старейшины могли быть отстранены от должности и наказаны. Выбытие из состава джамаата происходило естественным путем: по возрасту, состоянию здоровья, религиозным причинам (отказ от «мирских дел»).

Совет старшин

Исполнительным органом власти общины являлся совет старшин, избираемых ежегодно народным собранием или джамаатом. Полномочия старшин были обширны, и им обеспечивалась неприкосновенность. В адатах говорилось: «Если кто ударит сельского старшину, с него взыскивается 3 овцы; если кто подрался с сельскими исполнителями, с того взыскивается штраф в размере одного быка, который стоит 6 голов овец». Старшины освобождались от общественных работ, им выделялись специальные сенокосы, они имели внеочередное право на воду. В некоторых регионах Северного Кавказа в пользу старшин поступали и штрафы. В свою очередь община, опасаясь слишком рьяной деятельности и произвола сельских исполнителей, требовала от них присяги правильно взимать штрафы. Старшины из своей среды выбирали управителя, который у тюркских народов Северного Кавказа (кумыки, ногайцы и др.) назывался «бегавул», а в Дагестане, к примеру, у аварцев - «росдал бетъер» («голова села») или, для небольших аулов, «нусил бетъер» («голова сотни»). В адатах говорилось: «Запрещается назначать на одно место правителем отца и сына или двух родных братьев».

Хроника Анди сообщает, что каждое андийское селение имело управителя, который избирался ежегодно. В Гергебиле правители общества всегда выбирались из тухума Пумарчилал. Очередь быть избранным делилась между несколькими лицами этого тухума. Один из них, не пожелавший уступить правление другим, был убит за узурпацию власти. В Салатавии «выбранный старшина остается в этой же должности, пока пожелает сам или общество само заменит его другим, если он окажется неспособным, исключая Чиркея и Чир-Юрта, в которых старшины избираются ежегодно, по одному из каждого тухума, и приводятся к присяге в том, что они беспристрастно будут исполнять свои обязанности. И хотя большая часть их остается в этой обязанности в продолжение нескольких лет кряду, но не иначе как по ежегодным выборам общества».

Количество старшин зависело от численности общины, величины тухумов, кварталов, «концов» и т. п. Например, в Кубачинской общине было 12 старшин, в Джарской - 30, в Уркарахе - 12 и т. д. В Чохе насчитывалось 6 переизбираемых ежегодно старшин, по количеству кварталов. Сохранилось письмо чохцев 1810 года в Тифлис главнокомандующему в Грузии и войсками на Кавказской линии генералу от кавалерии А. П. Тормасову: «Этот Мухаммед-кази, который прибудет к Вашему двору с намерением оказать Вам услуги, есть один из шести наших почетных старшин».

Союзы сельских общин

Управление союзами сельских общин («вольными обществами») строилось по аналогичному принципу. Высшим органом власти союза являлось собрание всего взрослого мужского населения. В Чечне оно называлось Мекх Кхел - Совет страны. Существовали даже постоянные пункты подобных сборов. Например, в Осетии в Алагирском ущелье это было село Дегом, в Дигорском - село Мадзаска, и др. Со временем общие собрания были заменены собраниями представителей джамаатов. Большую роль в руководстве союзами общин играли старейшины и особенно предводители - кадии. Кроме светской, они сосредоточивали у себя духовную, а порой и военную власть. Однако кадии не имели права распоряжаться землями джамаатов, творить суд внутри джамаата (они могли только решать споры между джамаатами либо дела, выходящие за пределы союза), объявлять войну или заключать мир без согласия джамаатов. За свою деятельность кадии получали часть занята, военной добычи и определенные пошлины.

Классическим типом союза сельских общин был союз Акуша-Дарго в Дагестане. В записке неустановленного автора начала XIX века об его устройстве говорилось следующее: «В Акуше было 4 карта (старшины - Авт.), составлявшие сельское управление (из каждого магала по одному); и кроме них выбирались еще 4 карта-инспектора, они же и администраторы («джамаатла-холоте», то есть старейшины - Авт.), народные судьи, которые лично не разбирали дел, но проверяли разобранные картами дела, и если находили дела, неправильно решенные, то собирали джамаат, объявляли ему о неправильных действиях картов («шила-холоте») и сменяли недостойных по согласию народа, предварительно зарезав быка у провинившегося карта». Подобного вышесказанному контрольного органа в большинстве союзов сельских общин не было.

Особняком стояло управление союзом Ахты-пара.

Здесь 40 аксакалов, выдвинутых 40 тухумами, управляли не только селением Ахты, но и общинами еще 11 сел, входивших в союз. Тенденция к выделению центров «вольных обществ» была повсеместной на Северном Кавказе. Но такого значительного политического, социально-экономического и культурного влияния, какое имело Ахты на остальные селения союза, в других союзах не наблюдалось.

В первой половине XIX века на Северном Кавказе почти повсюду (за исключением демократически управляемых адыгейских племен на Западном Кавказе, горных районов Ингушетии, Чечни и Дагестана, входивших в состав Имамата) происходит процесс феодализации сельских общин. В общинах, попавших под контроль феодалов, должности сельского самоуправления теряли свой выборный характер. Руководители (бегаул, кади, предводитель ополчения) и старшины назначались феодалом или его представителем из числа приближенных или угодных ему общинников. Совет старейшин имел чисто совещательные функции. Окончательное решение по судебным делам также переходило к феодалу или его представителю. Народное собрание из высшего органа власти превращалось в сход для оповещения общинников о воле или решении феодала.

Феодализация затронула и высокогорные скотоводческие общины Балкарии и Карачая. Здесь общинная верхушка сделала свое главенствующее положение наследственным, оформившись в замкнутое сословие таубиев (горских князей). Рядовой общинник, даже разбогатев, не мог стать таубием. Он имел право лишь откупиться от несения повинностей, которые большинство населения выполняло в пользу таубиев. В руках таубиев сосредоточились все права и функции, которые раньше выполняли выборные люди общины (старшины и другие должностные лица). Теперь они стали наследственной привилегией таубиев.

Во второй половине XIX века общинное управление у горцев постепенно заменялось государственно-административным. Назначаемым властями сельским старшинам вменялось в обязанность «законодательным путем» регулировать права сельских сходов (общинных собраний). Сходы фактически созывались для оповещения горцев о решениях царских чиновников и военных властей, проводниками которых в жизнь являлись старшины. Тем не менее, общинные правила оставались основой народной жизни.