Глава 8

Каждый день Никиты на протяжении двух лет учёбы был похож на другой: в 6.30 — подъём, с 8.00 утренний развод — и понеслось: учебные занятия, курсовые мероприятия, самоподготовка… И так всегда, если курсант не в карауле.

Никита караулы не любил, ибо они навевали тоску и подогревали ненужные мысли, но развлечением было, когда на дежурство заступал начальник кафедры криминологии вечно рассеянный полковник Голубев. Как только он надевал портупею, голос его становился зычным и требовательным, осанка менялась, глаза сверкали, а руки тянулись к блестящему Макарову, и из человека с тончайшей душевной организацией он превращался, как считал, в грозу всех курсантов. Но это ему только казалось, ибо часто такое перевоплощение смешило парней и было поводом для анекдотов.

Никита во время ночного дежурства обошёл склад вооружения, выкурил сигарету и залез в кабину стоящего неподалёку «Урала», чтобы перевести дыхание, и не заметил, как окунулся мыслями в далёкое прошлое.

Готовиться к экзамену по алгебре за девятый класс друзья решили вместе, и на весенних каникулах Никита и Илья пришли заниматься к Виталию. Вскоре, решая уравнения с дискриминантом, ребята услышали крики, раздававшиеся в подъезде.

Виталькина соседка — сумасшедшая тётка, взяла в заложники собственную дочь, объявив всем, что расправится с ней, если не освободят из тюрьмы старшего сына. Полицейский начальник пытался её уговорить, обещая любые преференции, но четырёхлетний ребёнок не должен пострадать. «А сама вешайся, сколько хочешь», — добавил он тихо. Когда Арина впервые пригласила друга к себе в гости, Никита с удивлением узнал в отце Пересветовой человека, который вёл переговоры с преступницей.

Соседей, проживающих с этой ненормальной тёткой, предупредили не высовываться, но мальчишки тихо, правдами и неправдами поднялись на второй этаж и подслушали, что происходило на третьем. А там горели страсти: уговоры, требования, снова уговоры. Никого больная мамаша не слушала, твердя одно:

— Если через два часа мой мальчик не окажется у двери квартиры, умрёт дочь, и её смерть будет на вашей совести.

Все понимали: даже если произойдёт невероятное, и сына выпустят на свободу, за два часа его не успеют доставить домой. Когда полицейские начальники разговаривали между собой, мальчишки услышали главное: надо начинать штурм, и, выбежав на улицу, увидели, как с крыши пятого этажа спецназовцы спускаются по верёвкам, с двух сторон выбивают окна вместе со старыми деревянными рамами и оказываются в квартире больной мамаши и несчастного ребёнка. В то время Бернгардт ещё не предполагал, что через много лет судьба снова сведёт его с этой девочкой, только тогда он уже будет старшим лейтенантом полиции.

Случай с ненормальной мамашей настолько потряс друзей, что после одиннадцатого класса Никита решил поступать в юридический институт МВД, чтобы стать оперативником, как отец Арины, Илья задумался о профессии следователя, а Виталий подал документы в медицинский, ибо его не на шутку заинтересовала судебная медицина.

Вот опять вспомнил об Арине, и настроение окончательно испортилось. Уже почти два года они не общались, поначалу он пробовал звонить ей, но Пересветова на контакт не шла и перманентно отвечала скупо и неохотно, потому со временем его звонки прекратились.

С Ильёй тоже расхотелось общаться. Да и какой он друг, если уезжая в Москву после новогодних праздников, бросил фразу, что попытается стать для Аринки кем-то большим, чем просто приятелем. А недавно Бернгардт узнал, что его прежняя подружка живёт с Самойловым, и на душе почему-то стало так плохо, так тоскливо. Выходит, попытка оказалась удачной.

А тут ещё Барбара каждую увольнительную мозг выносит: надо съездить всей компанией к Пересветовой, посмотреть на её московскую квартиру. Что ему там делать? Радоваться чужому счастью или…

Он не успел додумать мысль, ибо услышал звонок, доносившийся с поста:

— Начальник караула идёт с дежурным.

Через минуту показался Голубев с начальником караула. Никита тут же вспомнил Устав и грозно проговорил:

— Стой, кто идёт? Начальника караула ко мне, остальные на месте.

Подошёл начальник караула, затем с разрешения дежурный Голубев.

— А расскажите, любезнейший, что будете делать, если… — И начал гонять Бернгардта по Уставу.

Сон у Никиты окончательно прошёл. Через четыре часа, уже под утро, снова была его смена, снова «Урал», лёгкий сон и, как наваждение, Голубев.

— А расскажите, любезнейший, что будете делать, если…

— Вы уже спрашивали четыре часа назад, что будет, если нарушители не подчинятся.

— Да? И что будет?

— Мы же договорились, что всех расстреляю.

— Да, да, голубчик, всё верно. Молодец. — И пошёл бравой походкой.

Никита, усмехнувшись, подумал: ещё две недели — и он перейдёт на третий курс, а это значит, начнётся относительно свободная жизнь, хотя бы можно будет после 18.00 уезжать домой.

На следующий день курсанты должны были метать гранаты, им выдали муляжи и направили на импровизированный полигон. Парень из отделения Бернгардта, заприметив Голубева, решил над ним подшутить: выдернув чеку, бросил ему под ноги муляж, будто нечаянно выронил. Полковник, недолго думая, оттолкнул курсанта и в секунду упал на гранату. Раздался взрыв, Голубева едва живого вместе с шутником-курсантом, получившим сильную контузию и небольшое осколочное ранение, увезли под сиреной в госпиталь. Как произошло, что среди муляжей оказалась боевая граната, и как смог настолько быстро просчитать это обычно рассеянный и медлительный начальник кафедры криминологии, никто объяснить не мог. «Вот тебе и недотёпа — полковник. А ведь он — настоящий герой, — подумал Никита. — Если бы не Голубев, накрыло бы всё отделение». Бернгардт нехотя зашёл в учебный корпус и устало вздохнул: напряжение никак не уходило. Одно радовало — скоро каникулы, отдых и долгожданная встреча с родными и Барбарой — весёлой, красивой Барбарой.