— Да твою ж мать… — с чувством высказался я, открыв глаза.
— Чего ты? — тут же с соседней койки среагировал Бернес. Он приподнялся на локтях и смотрел в мою сторону немного настороженно. — Опять сны?
— В том-то и дело, что нет. Ничего нет. Снов нет, понимания нет, — я раздражённо откинул одеяло и уселся на постели. — Закон подлости какой-то…
— Слушайте, вот бы вы угомонились и дали поспать, — раздался недовольный голос со стороны кровати Подкидыша. — Скоро светать начнет. Сейчас Молодечный явится. А вам неймётся. Забодали. Честное слово. Еще весь день саврасками носиться. То одни занятия, то вторые. Я скоро таким умным стану, что самому тошно. И сильным. И быстрым. И… Ой, да ну его к черту все…
Ванька перевернулся на другой бок, накрывшись одеялом с головой.
— Ты нервничаешь? — Марк, в отличие от нашего третьего товарища, наоборот, ложиться обратно не торопился. На его лице, даже в полумраке, я видел тень волнения. Правда, не понятно, за что он больше переживает, за меня, за себя или вообще за все сразу.
— Есть немного, — я нащупал ногой обувь, схватил штаны, висевшие на грядушке кровати, натянул их, встал и направился к вешалке, чтоб взять куртку. Хотелось выйти на воздух. Подышать.
Подкидыш прав. Скоро подъём. По-хорошему надо бы еще подремать. Но я проснулся резко от ощущения тревоги. Хотя сны по-прежнему не снились. Вообще никакие. Я просто каждый вечер ложился, надеясь на подсказки со стороны подсознания, но вместо этого проваливался в густую черноту, где не было ровным счётом ничего. Возможно, сейчас, конкретно в данную минуту, причина моего нервозного состояния крылась в той встрече и в том разговоре, который произошел пару дней назад.
Это было, конечно, странно. Все странно. Особенно, сидеть напротив Берии и слушать его рассуждения. Я старался не пялиться особо сильно, чтоб не выглядеть идиотом. Да и с моей стороны это было бы несколько подозрительно. Хотя, излишнее внимание нарком мог списать на чувство глубокого уважения и страха. Ничего б себе, какие люди мной интересуются.
— Ну, здравствуй, Алексей, — заявил он мне сходу, едва я переступил порог. Причем, имя выделил особо. Наверное, чтоб сделать акцент, что ему оно известно. Такой тоненький намёк, мол, я знаю о тебе все, Алеша. — Присаживайся.
Берия широким жестом указал в сторону небольшого диванчика, обтянутого кожей. Диванчик стоял возле стены, а сам Лаврентий Павлович замер возле окна. Выглядел он… Ну… Очень похоже с тем образом, какой обычно в прошлой жизни я видел в кино. Берия, само собой. О нем речь.
Чуть лысоват, не сильно большого роста, крепенький, в маленьких круглых очочках. И акцент тоже, кстати, имелся. В общем, все по канону.
Честно говоря, уже возвращаясь обратно в школу я прокручивал нашу встречу в голове раз двадцать. Если не больше. Но так и не понял до конца, зачем меня вообще привезли к Берии. Нет, беседа у нас, конечно, состоялась. Не было такого, чтоб мы просто посидели молча, а потом разошлись. Удивило другое.
Нарком без каких-либо предварительных вступлений, резко завел разговор о том, что, по идее, не со мной точно надо обсуждать.
— Видишь ли, Алексей… Ситуация очень серьёзная. Внешняя разведка сейчас сильно сдала позиции. Товарищ Ежов считал работу разведчиков ненадежным способом добывания информации. Он попросту не понимал основ секретной службы, относился к разведчикам и их агентам как к потенциальным предателям. И это привело к развалу всей системы. Ты не глуп, насколько я знаю. По крайней мере, о тебе отзывались именно так. Все понимаешь. Поэтому ответственность на вас большая. Ты уже знаешь, куда и зачем отправят вашу группу…
Все это Берия начал говорить едва ли не сразу после «проходи» и «присаживайся». Я от столь резкого вступления напрягся еще сильнее. Что за странные, серьезные беседы? К чему вообще они? И что отвечать? А то вот так реально «присядешь» из-за подобных разговоров. Только не на диванчик. Может, он мою бдительность проверяет. Или надёжность. Или… Да черт его знает, что за «или» здесь подразумевается.
Тем более, Клячин так и не уточнил, что именно Бекетов рассказал о слушателе Реутове. Но думаю, уж фамилия Витцке точно фигурировала. Мне, конечно, любопытно, в каком виде Игорь Иванович преподнес, к примеру, факт своего участия. Конкретно смену Алексея Сергеевича на Алексея Ивановича. Но дело не только в этом. Я понятия не имею, что можно говорить, а что нельзя, если нарком начнет задавать конкретные вопросы. Наверное, сам Бекетов не предполагал, что меня захотят увидеть лично. Иначе точно позаботился бы о единой версии событий.
Просто Берия, он что конкретно от меня ждёт? Поддакну, значит, типа соглашусь, что разведка действительно сейчас хреновая. Ну, такое себе вариант. Да еще подтвержу, мол, конечно знаю, по каким причинам. Сволочь и дурак ваш Ежов. Лаврентию Павловичу подобные вещи можно говорить вслух, а вот мне — сомневаюсь.
Промолчу, вдруг расценит, как неуважение. И насчёт того, что знаю, куда и зачем отправляют группу… Вот это он о чем? Об официальной версии или той, которая известна очень ограниченному кругу людей.
Поэтому я выбрал средний вариант. Тупо кивнул без каких-либо высказываний. Пусть понимает, как хочет.
— Кроме основных задач, которые мы с тобой сейчас обсуждать не будем, есть одна просьба. Можно сказать личного характера. Когда окажешься в Берлине, а произойдёт это уже достаточно скоро, надо выйти на одну важную личность. Это — наш человек в гестапо. Из-за перекосов в деятельности товарища Ежова связь с ним прервалась. Люди, которые её осуществляли, были уничтожены физически. Тут, видишь какое дело… Серьёзный сбой у нас пошёл в данном направлении. Я ведь первым делом, задал вопрос: а где, собственно, вся наша разведка? Мне честно ответили — такие-то расстреляны, такие-то сидят в ожидании высшей меры, несколько банально умерли на допросах, а ещё несколько вышвырнуты вон и занимаются не пойми чем. Однако удалось разыскать одного человека… Он с товарищем, о котором идёт речь, знаком. Ты встретишься с ним, поговоришь, все обсудишь… Добро?
Я снова молча кивнул. Хотя, если честно, не до конца понял. С кем, с «ним»? С «нашим» из гестапо или с тем, кто его знает. Нарком, конечно, молодец, но изъясняется он совсем туманно. Однако уточнять детали чего-то не хотелось. Я вообще чувствовал себя крайне неуютно и даже немного глупо. Ну, насчёт неуютно, понятно. Все-таки не в ресторане за чашкой чая со знакомым сижу. Да ещё репутация у Берии — особенная. Мне, честно говоря, когда я на него смотрел, в голову лезла такая удивительная херня, что закачаешься.
К примеру, я таращился на этого мужчину, который, на самом деле, внешне производил достаточно приятное впечатление, и упорно в башке крутил все те статьи, которые читал о нем и о женщинах. Вот прямо распирало меня от любопытства, правда это или нет. Дурость? Конечно! Идиотство даже я бы сказал. Но сам факт нахождения рядом с личностью, игравшей немаленькую роль, вообще влиял на меня несколько отупляюще.
— Договорились, Алексей? — спросил вдруг Берия и я понял, что задумавшись о какой-то ерунде, пропустил последние его фразы.
А там, вообще не понятно, что могло быть в этих фразах. И о чем мы договорились. Однако, я в очередной раз кивнул.
— Молодец, — похвалил меня нарком. — Правильно ведёшь себя. Слушаешь, впитываешь, лишнего не говоришь.
Ну, слава богу. Оказывается, мне мерещится, будто я как дурак сижу башкой мотыляю, а на самом деле это — правильное поведение.
— Значит, завтра тебе встречу организуют. Поговоришь с товарищем. Ну, ты расскажи, как в школе дела обстоят?
Переход был настолько резкий, что я пару секунд не мог сообразить, при чем тут школа. Только что он про какого-то товарища говорил, а тут — на тебе.
— Спасибо. Все хорошо. Учимся, — ответил я, чувствуя себе ещё более глупо. На хрена сказал ему «спасибо»? За что благодарю?
Однако, Берия будто не замечал моего тупняка. Он начал расспрашивать об условиях, в которых мы живем. Об учителях. Всего ли хватает? Как кормят? И вот эта вся история.
Я добросовестно отвечал на вопросы наркома, чувствуя себя при этом той Алисой из Страны чудес. Она, наверное, испытывала подобные моим чувства, сидя между безумным шляпником и мышью.
Беседа наша продолжалась почти час. Я под конец уже уморился нахваливать и школу в общем, и каждого из преподавателей лично. Правда, было заметно, что Лаврентию Павловичу приятно слушать те дифирамбы, которые я пою секретному учебному заведении НКВД. Он прямо настолько откровенно «расплывался», будто речь идёт о личном его достижении.
Наконец, эта дурацкая встреча закончилась и мне великодушно сообщили, что я могу идти.
Вот тут меня не пришлось не то, чтоб уговаривать, даже просто повторять дважды. Я моментально вскочил на ноги и пошел к двери. Чувствовал себя самым настоящим дураком. Что за хрень вообще это была?
— А товарищ Бекетов молодец. Да, Алексей? — спросил вдруг нарком мне в спину.
Я замер, но тут же повернулся к Берии. Нельзя, чтоб он заметил растерянность или паузу. Лицо сделал соответствующие. Никакое. Мол, не вызывает у меня особых эмоций эта тема. Берия так и не присел за все время, которые мы провели в обществе друг друга. Он по-прежнему стоял у окна.
— Говорю, настоящий друг товарищ Бекетов. Разыскал тебя. Помог. Теперь, вот, имеешь возможность не только Родине служить, но и честь отцовскую восстановить. Да… Жаль, что сейчас уже поздно. Не вернешь. Однако… Имя Сергея Витцке больше не будет стоять в списке предателей. Есть что-то в этом, да? Сын за отца…
Я стоял молча. А что тут скажешь? Мне только что, по сути, предложили открытым текстом сделку. Мол, пацан, ты давай, делай, что надо. А мы твоего папу обелим. Ну… В принципе для этого времени сделка, наверное, дорогого стоит. И будь я настоящим Реутовым, наверное, проникся бы. Однако, слишком много «если бы».
— Ступай, Алексей. Помни, партия ждет от тебя правильных, результативных действий, — Берия кивнул в сторону двери, а потом добавил. — И я жду.
— Не подведу! — рявкнул я громко, с чувством, а затем, наконец, выскочил из кабинета наркома.
И только оказавшись в коридоре, понял, насколько сильно был напряжён все это время. Чертовы властители и правители. Вот уж точно, не жили богато и нечего начинать. В том смысле, что обходился до этого без подобных знакомств, и слава богу. Вообще, очень надеюсь, что очень скоро свалю отсюда в Берлин. Вот только в этот момент прочувствовал, насколько сильно надеюсь. Лучше уж там действительно Родине служить, чем под ногами у всяких чекистов с большими звездами бестолковиться.
Ну а насчёт прадеда… что ж… Если реально снимут с него клеймо предателя, хорошо будет. Тот Сергей Витцке, которого я видел во снах, мне нравился. Было в нем что-то… что-то про достоинство и порядочность. Вот так скажу.
Мужик, доставивший меня на встречу с Берией, ждал тут же, в коридоре. Видимо, караулил, чтоб забрать пассажира обратно.
— Мне сказали идти… — сообщил я ему, хотя совершенно непонятно, на хрена.
Вполне очевидно, без разрешения Берии я бы никуда не ушел.
— Хорошо, — чекист кивнул и, не говоря ни слова, направился к выходу.
— Это вот что значит… — тихо спросил я сам себя.
Потом буквально секунду подумал и двинулся вслед за крайне неразговорчивым товарищем. Наверное, его молчаливый уход означал, что нам пора откланяться и ехать обратно в школу. В любом случае, не могу же я стоять посреди коридора, ожидая непонятно чего. И вот тут произошло то, чего я не ожидал. Вернее, в тот момент даже и не понял сути произошедшего, не оценил, потому что бестолковился из-за встречи с наркомом. В голове в большом количестве крутились разнообразные мысли и я как-то даже не особо вникал в окружающую действительность.
Не успел сделать несколько шагов вслед за чекистом, который должен доставить меня в школу, как в коридоре появился мужчина. Высокий, достаточно приятного вида. По крайней мере, от него веяло спокойствием и уверенностью. На мужчине был одет костюм темно-серого цвета и шляпа, опущенная почти на самый кончик носа. Из-за этого лица его практически не было видно. Он эту шляпу так натянул, что даже удивительно, как ухитрялся видеть перед собой дорогу.
Я скользнул по загадочному человеку взглядом и, не останавливаясь, протопал вперед. Здороваться тоже не стал. Вряд ли ему просто очень нравится прикрывать лицо тенью шляпы. Наверное, какой-то соглядатай или секретный доносчик. В конце концов, уверен, у Берии они точно были. Хочет товарищ остаться неприметным. Ну так на здоровье. Зачем смущать человека.
Но когда я уже отдалился от незнакомца на приличное расстояние и мне просто оставалось выйти из дома, между лопаток ощутимо засвербело. Я на автомате, чисто интуитивно оглянулся. Мужик в шляпе стоял посреди коридора и пялился прямо на меня. Честно говоря, стало не по себе. Прямо как в триллере каком-то. Я демонстративно отвернулся и вышел из дома на улицу. Тем более, молчаливый чекист уже сидел в машине, ожидая моего появления.
Мы добрались до школы в такой же гробовой тишине. Он даже на прощание элементарного «до свидания» не сказал. И вот с той встречи минуло два дня. Два дня тишины. Ни Бекетова, ни Клячина я так и не увидел.
Зато крайне странно вел себя Шипко. Он после моего возвращения все время косился на меня при каждой возможности. Однако, стоило мне посмотреть на него в ответ, тут же отворачивался. И еще, сложилось такое ощущение, будто Панасыч хотел о чем-то поговорить. Или спросить. Или предупредить. Не знаю. Каждый раз, стоило нам встретиться взглядами, Шипко резко отводил глаза. И при этом я видел по его лицу, он с трудом держит в себе что-то рвущееся наружу. В общем, поведение воспитателя тоже не добавляло ни позитива, ни спокойствия.
И вот сейчас, скорее всего, причиной моего пробуждения было именно это состояние ожидания, которое из-за всей ситуации, касавшийся Клячина, часов, деда, а теперь ещё Берии, вызывало в моей душе сильный стресс.
— Хоть рубашку надень, — громким шепотом сказал мне вслед Бернес. — Холодно же.
— Я сейчас вас прибью, — сообщил из-под одеяла недовольный Подкидыш. — Один ходит тут, ногами шаркает. Второй шипит, как змея подколодная…
— Да ниче. Пойдёт, — я натянул куртку прямо на майку и направился к выходу.
Ваньке ничего отвечать не стал. Его можно понять. Он последние несколько дней со своим радиоделом вообще очумел. Его грузят на этих личных, индивидуальных занятиях так, что у Подкидыша даже сил на препирательства с Панасычем не остаётся. А это вообще уж, из ряда вон. Не знаю, кого там из Ивана готовят.
Остановился возле входа в барак, запахнул посильнее куртку и посмотрел вдаль, туда, где вот-вот встанет солнце.
А потом вдруг, вообще не знаю, почему, в башке словно сцена из фильма, всплыла та встреча в коридоре. Мужик в шляпе… Он ведь непросто так показался мне приятным. Как может быть приятен незнакомый человек, который просто идёт мимо. Я его узнал! Вернее, не совсем я. Подсознание, наверное, узнало какие-то детали и черты. А дошло это до меня только сейчас. Спустя два дня. Ой, деби-и-ил…
— Твою ж мать… — протянул я, глядя в одну точку. — Судоплатов. Похоже, это был Судоплатов.
И главное, совершенно непонятно, к добру такой поворот или к худу. Вот он почему, наверное, остановился. Моё лицо напомнило ему старого друга.
— Реутов!
Честно говоря, это вышло настолько неожиданно, что меня буквально подкинуло на месте. Из рассветного полумрака, который между деревьев был гораздо темнее, выступил вперёд Шипко.