С одной стороны, прошедшим днем я был доволен. Основная цель, которая волновала меня на данный момент, достигнута. Да и в общем, если смотреть с точки зрения каких-то деталей, связанных с моей задачей остаться целым и невидимым до момента, когда смогу отправится в Берлин, все сложилось хорошо. С Бекетовым увиделся, с Клячиным поговорил. Ничего страшного не произошло, а даже наоборот — теперь я гарантировано поеду в роли резидента именно туда, куда мне и надо.
С другой стороны, как ни странно, в школу я вернулся в не очень радостном настроении. Почему? Да потому что все равно у меня пока что выходит какая-то бестолковая толкотня на месте. Вроде делаю движения, но особо результата они не дают.
Нет, вполне понятно, пока не закончится год ничего радикального предпринять у меня чисто физически не получится. Однако, хотя бы разобраться с чертовым шифром можно было бы. Чтоб по приезду в Берлин сразу же найти спрятанные прадедом документы. И деньги. Деньги мне вообще не помешают.
Я так-то планирую повлиять на ход Второй мировой войны. А это, учитывая захватнические намерения Гитлера, сдобренные его не совсем адекватным восприятием реальности, потребует много сил и вложений. Убеждения стоят дорого. Но еще дороже стоит эти убеждения купить. Чтоб гражданин Адольф посмотрел в другую сторону, не на Советский Союз, ему эту мысль должны правильно преподнести. Кто? Пока не знаю. Ни хрена не помню из истории. Кроме Геббельса и Гиммлера ни одной фамилии больше в голове нет. Да и этих двоих я знаю чисто потому, что периодически слышал в кино или видел в интернете. Соответственно, нужна будет информация. Много информации. А за такое точно придётся платить.
В общем, мне кровь из носа надо разобраться с той системой, которую придумал прадед, чтоб спрятать то, что ему доверили. И здесь, именно на данном этапе, я должен сначала заполучить часы. Надеюсь, они станут первой настоящей подсказкой. Потому как ждать, что во сне я увижу рисунок с шифром — дело неблагодарное. Пока что о нем Алеша только активно думает, говорит и вспоминает.
Тем более, судя по тому, как задергался Клячин, часы и правда те самые. Замечательно. Дальше что? Теперь снова предстоит этап ожидания. Причём, я только лишь надеюсь, что Николай Николаевич после моих слов загорится желанием притащить их мне в руки. Однако, это далеко не факт. Меня слегка напрягло то, как он отреагировал на рассказанное воспоминание. А это была реакция именно на воспоминание. Нужно спокойно сесть и детально разобрать первый сон. Что так сильно могло впечатлить чекиста? Дело не в часах. Вернее, в них тоже. Но нервничал Клячин из-за чего-то другого. Из-за чего-то, мной незамеченного. Правда, после нашего короткого разговора о часах, Николай Николаевич быстренько тему эту свернул. А я не стал слишком ее навязывать, дабы не породить у чекиста ненужных подозрений.
Он отвез меня в уже привычное заведение в Сокольниках, где за тем же самым столом, в пустом зале сидел Бекетов. Перед товарищем старшим майором госбезопасности наблюдался неизменный графинчик и куча тарелок с едой. Вернее, с закуской. Значит, его положение до сих пор крепкое, раз его принимают в этом месте все на тех же особых условиях.
— Алексей! — Игорь Иванович вскочил на ноги и рванул мне навстречу с распростёртыми объятиями. — Ох, как же долго мы не виделись! Ты вырос! Посмотри на себя! Возмужал!
А вот это точно было непривычно. Подобного восторга при виде моей физиономии прежде я не наблюдал со стороны Бекетова. Даже, честно говоря, от такого напора захотелось развернуться и свалить подальше. Слишком подозрительно это. Правда, минут через десять стало понятно, Игорь Иванович просто сам по себе в отличном настроении. Понять можно. Не так давно он прошел прямо по краешку. Мог бы сейчас не алкоголь лакать, а совсем в другом месте находиться. Гораздо менее приятном. Кроме того, похоже, плюсом к позитивному настрою, горячительные напитки тоже давали о себе знать.
— Ну как ты? Что нового? Как успехи в школе? Впрочем, не говори! — Бекетов шлёпнул ладонью по столешнице с такой силой, что тарелки тихо звякнули, слегка подскочив на месте. — Постоянно интересуюсь о тебе и всегда слышу только лишь хорошее. Гордость берет, честно говоря. Преподаватели хвалят. Утверждают, ты на голову выше остальных. Не ошибся я в тебе, Алексей! Ни на грамм не ошибся!
— Ну, что вы… — я скромно потупился, попутно соображая, от чего все-таки товарища старшего майора госбезопасности так плющит. От алкашки или от дурной радости, что живой сидит. Просто в неимоверное счастье от нашей с ним встречи верится меньше всего. — Скажите тоже… на голову. Есть ребята гораздо талантливее меня. Я всего лишь очень стараюсь оправдать ваше доверие.
— Очень сомневаюсь, Алексей, будто кто-то умнее тебя среди твоих товарищей имеется. Ты ведь… — Бекетов громко втянул воздух ноздрями. — Ты весь в отца… и в мать… а они…
Голос его трогательно дрогнул.
Ну, мысль, конечно, не особо оригинальная. Креатива, прямо скажем, ноль. Ясное дело, я похож на отца и мать, потому что они — мои родители. Чего уж так удивляться. Видимо, просто Игорь Иванович с такого боку решил зайти на тему бывшего друга Витцке. Просто соблюдает приличия. Чтоб не совсем уж с порога требовать от меня признаний о выдуманных воспоминаниях. Дальше вполне ожидаемо понеслась песня, которой я, признаюсь, давненько не слышал. Про то, как они все дружили, и Сережа, и Марина, и верный друг Игорек. Как они друг другу доверяли. Короче, уже заезженный Бекетовым конек. Однако я, естественно, слушал внимательно, в нужных местах кивал, в ненужных просто восторженно таращил глаза.
Ну и конечно, мы просто до тошноты активно нахваливали друг друга. Я заверял Бекетова, что он мне как отец родной. Ближе никого нет и не будет. Что я до конца своей жизни его должник, потому как Игорь Иванович стал для меня Прометеем, принесшим огонь. Товарищ старший майор госбезопасности в свою очередь клялся и божился, будто любит меня, аки родного. Мне кажется, он в какой-то момент даже был готов от Пети-придурка отказаться. Лишь бы я точно понял, насколько дорог ему.
Короче, мы с Бекетовым одновременно воплощали в жизнь старую поговорку про петуха, который хвалит кукушку за то, что она льет ему свой мёд в уши. Наконец, Бекетову все это надоело, слава богу, и он перешел к делу. А то я уже начал ощущать скудность словарного запаса и пошел на второй круг в благодарственных выражениях.
— Ты вроде бы что-то вспомнил? — совершенно без заинтересованности, будто невзначай, спросил Игорь Иванович. Ага… Верю, конечно. — Мне передали, по этой причине ты просил о срочной встрече.
Я вдохновенно, на подъёме от предыдущей темы разговора, принялся рассказывать Бекетову, как ночью мне приснился отец. И вот он, отец, долго и упорно убеждал меня во сне, что Игорь Иванович самый что ни на есть преданный друг и верить можно только ему.
— Несколько раз повторил, Алексей, если что-нибудь случится, имей в виду, только мой товарищ по детским и юношеским годам тебе поможет.
— Да? — «преданный друг» и «товарищ» слегка этим словам удивился, а потом приподнял одну бровь, внимательно изучая мое лицо.
Впрочем, я бы даже сказал, не слегка. Видимо, подобной оценки он от Витцке точно не ожидал, и соответственно, закономерно усомнился, в порядке ли у меня с головой.
— Честное слово, — заявил я, искренне уставившись на товарища старшего майора госбезопасности. — Вот прямо как вас его видел. Отца. Он стоял и смотрел на меня грустным взглядом. И голос такой знакомый. Понимаете? Сразу узнал.
— Почему ты думаешь, будто это — воспоминание? — осторожно поинтересовался внезапно протрезвевший Бекетов.
Кстати, да. Момент интересный. Только что передо мной сидел человек в изрядном подпитии, а теперь взгляд у него стал вполне себе ясный, цепкий.
— Я видел себя ребенком. Комната, в которой со мной разговаривал отец, похожа на кабинет. Много полок, много книг, рабочий стол с такой лампой… — Я сделал замысловатый жест рукой, будто мне не хватает слов, чтоб описать эту лампу. — На гриб похожа. Еще в комнате был камин, а напротив камина — кресло-качалка. Я точно знал во сне, что отец любит сидеть в этом кресле. Обычно он устраивался там, а я на полу играл в железную дорогу.
Игорь Иванович удовлетворённо кивнул. Видимо, он знал, как выглядел кабинет отца в Берлине. А я описал настоящее место. Реально существующее. Таким, каким мне показал его во сне Алеша. Вряд ли он что-то там мог приукрасить.
Бекетов сразу, в момент, расслабился, а глаза его снова затуманились.
— Просто понимаете, если приснился этот сон из детства, значит начинает возвращаться память! — я изобразил на лице выражение абсолютного, идиотического счастья.
— Это — хорошо, Алексей! Просто даже отлично! Замечательная новость. А главное — очень своевременная.
Бекетов схватил графин со стола, плеснул себе водочки в рюмку, я так понял, это была именно водочка, затем с залихватским видом опрокинул алкоголь внутрь своего организма.
— Тем более, у меня для тебя новость, — сообщил он сразу же, как только закусил выпитое маслянистым маринованным грибочком, надетым на вилку. — Твои успехи были замечены. Очень высоко стоящими людьми замечены, Алеша. Серьёзными товарищами. Поэтому ты несомненно войдешь в число тех, кто после окончания школы отправится нести службу в чужую, вражескую нам страну…
Ну, конечно же, я среагировал так, как и должен был. Мне ведь Клячин о том, что сейчас озвучил Игорь Иванович, вроде по секрету сообщил. Исключительно в силу нашей с ним дружбы. Я вскочил на ноги, едва не уронив со стола одну из тарелок. Бросился к Бекетову, упал ему на отеческую грудь. Даже подумал, не пустить ли слезу счастья от оказанного мне «серьёзными товарищами» доверия. Но потом решил, нет. Лишнее. Ограничился тем, что минут пять тряс руку Бекетова.
— Спасибо, Игорь Иванович! Спасибо! Я так рад, так счастлив доказать Родине и партии, что они не зря в меня поверили! А еще вам, конечно! Вам тоже счастлив доказать.
В общем, беседа с Бекетовым у меня вышла занимательная. Даже интересно, он верит в ту роль, которую я перед ним разыгрываю? Или тупо притворяется, будто считает меня идиотом, чтоб я не начал ни о чем подозревать. Потому как я бы на его месте точно не поверил бы.
— Алексей… — остановил меня Клячин, когда я уже начал выбираться из машины возле шлагбаума, ведущего на территорию Школы. — Пока ты с товарищем Бекетовым обедал, я все думал о твоем рассказе. Ты знаешь, приложу все усилия, чтоб узнать, где сейчас находятся те люди, о которых шла речь. Раз ты утверждаешь, будто часы были, то их надо найти. В любом случае, какая-то информация должна была остаться. Записи, может…
— Спасибо, Николай Николаевич, — я прижал руку к груди, надеясь, что этого жеста будет достаточно.
После общения с товарищем старшим майором госбезопасности, сил разливаться соловьём не было совсем. Исчерпал я на сегодня запас льстивых речей.
Мы распрощались с Клячиным и я направился в школу. Хотелось покушать чего-нибудь вкусного. Впрочем, можно и невкусного. Любого. В процессе восторженной беседы с Бекетовым я даже пожрать не успел.
— Эх… А в тюрьме макароны дают… — тихо произнёс себе под нос и хмыкнул.
Не знаю, почему вспомнилась эта фраза из старого, очень известного фильма. Для меня настоящего, конечно, старого. Сейчас-то его еще даже не сняли.
В голове крутились последние слова, сказанные Клячиным. Значит, постарается он найти… Ну, хорошо. Посмотрим. Записи. Ага. Дело там ни черта не в записях. У меня имеется точная уверенность, что чекист знает либо обоих этих товарищей, и Разинкова, и Ляпина, либо… Я резко остановился. Замер на месте, таращась в пустоту. Записи!
В последнем сне Алеша собирался завести дневник. А на первой странице этого дневника он хотел как раз воссоздать рисунок, который был им намалеван в банке. Что, если дед так и поступил? Что если он реально намутил себе этот дневник?
— Алексей…
Женский голос позвал меня откуда-то из-за деревьев. Я сначала даже не понял, что происходит. Вернее, внимания не обратил. Слишком тихо было произнесено имя. К тому же конкретно в данную секунду мои мысли занимал дневник дедули, который вполне может оказаться реальным. Однако, через минуту это снова повторилось.
— Алексей, посмотрите сюда. Сюда…
Я покрутил головой, ориентируясь на голос. Из-за берёзки выглядывала Ольга Константиновна, наша учительница этикета, которую я не видел с того дня, когда меня приняли в комсомол.
— Т-с-с… — она приложила указательный палец к губам, а потом поманила меня рукой.