Позывной «Леший»

Глава двенадцатая

– Я слышал об этой трагедии. Наши соболезнования… Продолжай, товарищ. Насчет подземелья мы поняли. Изразец с недостающими ягодами. В замок мы отправляемся еще перед полуднем, так что будет время найти. А что во-вторых? – потом негромко Митрохину: – Ему можно верить. Позже объясню…

– Спасибо… товарищ. Во-вторых, – группе приказано доставить доктора фон Брауна в Москву.

– Приказывать легко… – пробормотал капитан. Но так тихо, что расслышал слова только я.

– И как мы должны это сделать?

– За ним будет выслан самолет.

– А точнее? Где? Когда?

– Не торопитесь. Все по очереди. Как я уже сказал… После взрыва ракеты и похищения инженера, вы уйдете из замка через подземный проход. Он выведет вас в укромное место, которое не просматривается из замка. На выходе, вас будут ждать ваши товарищи.

– Почему там?

– Рядом с выходом зенитная точка. Не думаю, что вы захотите с ними встретиться. Так что гитлеровцев надо убрать заранее. И только после этого я дам вашим товарищам место и время прибытия самолета. Сейчас могу прибавить только одно – если взрыв запланирован на шесть вечера, то до рассвета добираться успеете. Хоть и далековато, но времени будет достаточно. Успеете. А раньше самолет все равно не сядет.

– Понятно… А как быть с англичанином? Он ведь в деле.

– А что с ним такое? Копии архива гестаповца Хорст заполучил, ракету взорвет… Будет о чем доложить в Лондон. Ну, а что русским диверсантам не удалось выполнить задуманное целиком, и они погибли вместе с фон Брауном… Вечная память и слава героям. Увы, на войне не бывает все гладко.

– Согласен, – кивнул я двери. – Это все, или будут еще какие-то инструкции? Дополнительные. Или, может, совет?

– Нет. Ваши действия одобрены. А дальнейшее мне неизвестно. Летчик передаст пакет для вашей группы. На этом все, товарищи. Удачи… Ах, да. Чуть не запамятовал. Сведенья, которые вам удалось получить от гауптштурмфюрера Зельтцера, уже в надежном месте и в самое ближайшее время будут отправлено в Центр. За это вам особая благодарность. Пока не от командования, а от меня лично. Я тоже охотился за тем архивом, но никак не мог подобраться. Ждал, пока господин Хорст сумеет заполучить компромат, а потом уже переснять у него. Но, так как вы сделали, даже лучше. Вот теперь, действительно все. Удачи, товарищи. Рот фронт!

Дверь закрылась, возможно, навсегда отсекая от нас неизвестного друга. Скорее всего, такого же чекиста, разведчика. Который, возможно, рискуя провалиться, нарушил инструкцию, вышел на связь и запросил у Центра помощи.

Я выглянул в окно, но на пороге никто не появился. Либо незнакомец ушел через кухню, либо – остался внутри дома. И то, и другое указывало, что я не ошибся и с нами разговаривал именно Витолд. А что, глухонемой калека, идеальное прикрытие.

– Ты сказал, объяснишь, почему ему можно верить… – напомнил Митрохин. – И при чем тут соседний городишко?

– Жаль, что мы там не побывали. Ты многое увидел бы своими глазами… Но, тамошние жители, у кого в голове есть хоть что-то помимо "Хорста Весселя" и цитат из "Майн Кампф", прививку от нацизма получили мощную… – и вкратце пересказал капитану все, что помнил о той операции Абвера.

– Офигеть… – мотнул головой Василий Семенович. – Не перестаю удивляться фрицам. Это ж нелюди… Бомбить своих же граждан…

– В первый раз, что ли?

– Ты о причине нападения на Польшу? – уточнил Митрохин.

– Хотя бы…

Вообще-то я думал о венгерской операции, но какая разница. Почерк у провокаций везде один и тот же. Убить своих, и выдать за нападение.

– Согласен… Но, там они хотя бы солдат постреляли. А здесь… Бомбе ж все равно – мужчина, женщина или ребенок. Тем более, когда те ночью спят в своих кроватях.

– А наших, значит, бомбить можно, да? – почему-то меня разозлила такая философия. – Странно рассуждаешь.

– Брось, командир… – отмахнулся капитан. – Не передергивай. Отлично понимаешь, что я хотел сказать. И вообще, не узнаю я тебя что-то сегодня. То нас строил, за малейшее раскисание, а теперь сам весь на нервах. Будто беременная баба. Не знаешь, что ожидать. Судьба этой немочки покоя не дает? Так забирай с собой… Вот только сомневаюсь, что ей понравится в Сибири.

Прав капитан. Сто раз прав. Не о том я думаю… Но, что поделаешь, если девушку я, особенно теперь, чувствую… а все остальное, нет-нет, да и воспринимается, как сон. Или кино с эффектом полного присутствия. Интересный такой боевичок. Где-то даже опасный. Но в нужный момент экран погаснет, включится свет в зале и все – живые и невредимые разойдутся по домам.

– Ты прав, Василий Семенович… – пришлось объясниться. – Меня и в самом деле слегка трясет. Но не из-за того, что ты подумал, не из-за девчонки. Такая натура… Когда действую – нервы, как железные. А пока обдумываю и просчитываю варианты, чувствую себя школьником на выпускных экзаменах. Вроде, учил и все знаю, а мандраж такой, что аж в ушах звенит.

– Бывает, – с пониманием отнесся капитан. – Я тоже знаю одного хлопца. До комполка дослужился. А как в атаку идти, у него зубы так ныть начинают, что никакая таблетка не берет. Только стакан спирта…

– Хорошая идея… – улыбнулся я. – Вот только боюсь, в привычку войдет…

Митрохин пожал плечами и кивнул. Мол, это да. К хорошему привыкаешь быстро. Но спросил о другом.

– Думаешь, это сын экономки?

– А какие варианты? Человек свободно перемещается по дому. Все знает. Даже то, о чем мы говорили наедине… Черт! – я хлопнул себя по лбу. – Так вот каким образом она слышала, когда мы с А… Слуховые ходы.

– Ты о чем?

– Видимо, генерал Тресков или кто-то из его предков был сильно подозрительный человек. Или чересчур любопытный. И дом построили так, что в каждой комнате есть что-то, вроде слухового окна.

– Я понял… – капитан внимательно осмотрел стены и потолок. – Хочешь сказать, что все это время нас прослушивали?

– Точно…

– А мы, как последние свиристелки, на завалинке говорили не таясь… И что теперь?

– Ну, никакую Большую военную тайну, Василь Семенович мы с тобой не выдали. Что они такого важного узнали? Что мы советские диверсанты? И что? Завтра уйдем, и всего делов. Это тем, кто остается, надо волноваться, чтобы мы лишнего не сболтнули. А то ведь и нам о них много чего лишнего известно.

Митрохин засмеялся.

– Ага. Поймал мужик медведя, а тот его не отпускает… О! Приехал кто-то! Адольфа на ночь глядя принесла нечистая, или англичанин так быстро вернулся?

Я глянул в окно и увидел остановившийся Опель-капитан англичанина.

– Наш…

Хорст вышел из машины, подошел к задней дверце, открыл и помог выбраться… Адель.

– Не понял? А это что за фокусы? Договаривались же!

– Чего там? – Митрохин сделал движение, словно хотел встать.

– Он Адель обратно привез.

– Интересно девки пляшут…

Сапоги прогрохотали по коридору так, словно англичанин при каждом шаге давил подошвами тараканов. А дверь в комнату распахнул так, словно прежде чем войти, собирался бросить внутрь гранату.

Реально, что-то серьезное случилось. Таким взбешенным, в общем-то, хладнокровного Флеминга я еще не видел.

– Сволочь! – прорычал тот, падая на стул. – Густав, угости сигаретой. Твои крепче… Фрау Гершель! Бренди!

– Что случилось? Ты можешь объяснить? Кто сволочь? И почему Адель снова здесь?

– Наш милый камрад Адольф! – англичанин произнес длинную, непечатную фразу, самым невинным словом к которой было последнее. – Мразь!

Потом глубоко затянулся и, когда Розалия Карловна принесла графин и рюмки, заговорил сне уже совершенно спокойным тоном.

– Там девушка на крыльце… Приютите на ночь… Или насовсем… Как хотите. Но сегодня ей точно лучше остаться.

– Как прикажете, господин оберштурмбанфюрер, – экономка поставила на стол бренди и посуду. – Я могу идти?

– Да… Спасибо. Дальше мы сами… – в подтверждение сказанного, Хорст вытащил из графина пробку и принялся разливать золотистый напиток по рюмках.

Митрохин дождался пока выйдет Розалия Карловна, а потом уточнил.

– Вы совершенно правы, Генрих. И гестаповец заслуживает каждого эпитета. Но конкретнее можно? Вы не забыли, что наши товарищи сейчас, как бы, вместе с его людьми работают?

– Что? А-а… нет… там все в порядке. Гауптштурмфюрер больше нашего заинтересован в удачном исходе дела… Просто эта сволочь… этот… – прозвучало очередное определение физических и умственных качеств немца. А так же весьма неординарный вывод о его межвидовом происхождении. – В общем, напился, как свинья.

– Всего лишь? – капитан выразительно щелкнул ногтем по опустевшему наполовину графинчику.

– Если б… Он испортил Гретхен…

– Что он сделал? – переспросил я, решив, что не точно перевел слова англичанина. Все же он, отвечая Митрохину, большей частью говорил на немецком. А этот язык мне еще давался с трудом. – Вы хотите сказать, он обесчестил девушку?

– Обе… что? – вытаращился на меня Хорст. – А-а… Да ну вас… Стал бы я из-за такой ерунды нервничать. Он избил ее! Понимаете? Не знаю, что на Адольфа нашло, но лицо у девушки – сплошной кровоподтек. Я, конечно, посмотрел… Разрывов ткани и непоправимых увечий, к счастью, нет. Но на люди она показаться сможет еще очень не скоро. А ведь я собирался ее… Впрочем, это вы знаете. Верите, едва сдержался.

Англичанин снова наполнил рюмки.

– А еще у девчонки множественные ожоги на грудях, животе и… Сигарой прижигал, когда считал, что она недостаточно старается. Парни, обещайте мне, что ублюдок не уйдет из замка живым?

– О, об этом можешь не беспокоиться… – приложил ладонь к груди Митрохин. – Зуб даю…

– Зачем он мне? – удивился англичанин. – На память?

– Это идиома такая, – объяснил я. – Вроде клятвы.

– А-а… Надо запомнить…

– Запоминай. Но сперва объясни, почему ты Адель домой не отвез?

– Так она сама не захотела… – развел руками англичанин. – Мы в особняк вместе зашли. Она все и увидела… А когда доставили Гретхен в госпиталь… Я ее на себя СД оформил, лишних вопросов не будет… В общем, Адель, наотрез отказалась выходить из машины. Сказала, что гестапо знает, где она живет и снова арестует… Ну, не выбрасывать же ее? Пришлось привезти обратно. Может, и к лучшему. Никому не известно, что еще учудит эта мразь, когда проспится. А Роза Карловна в обиду девчонку не даст…

Хорст с удивлением посмотрел на полную рюмку в своих пальцах и поднял вверх.

– Давайте выпьем, господа… за то, чтобы на Земле никогда не плодились такие твари.

– Смерть фашистам! – полушепотом поддержал его Василий Семенович.

– Гореть им всем в Аду! – завершил тост англичанин и выпил. Потом подошел к патефону и поставил первую попавшуюся пластинку. Угадал или нет, но по дому поплыл знаменитое танго Хенрика Химмеля "Il pleut sur la route", в чудесном исполнении аккордеонного оркестра Де Принса.[23]

Старшина с бойцами заявились под самое утро. Довольные, говорливые… С их возвращением двор наполнился шумом и смехом. Словно не диверсионная группа с задания вернулась, а горожане на дачу приехали. Шашлык жарить… Хорошо хоть на гармошке не играли.

К слову, дымком тоже потянуло. Ну, и ладно. Раз веселятся, значит все живы. А детали можно и попозже узнать. Еще покемарю часок… Вчера сперва с Хорстом допоздна засиделись, утрясая кое-какие нюансы. Уточняя, кто, где и в какое время будет находиться, чтобы не мешать друг другу, но и не упускать из виду. Мало ли, как обстановка сложится? Может, весь план на ходу переиначивать придется. Попутно узнали несколько важных мелочей, которых не преподают на рабфаке, но знает любой кадет хоть английской, хоть германской армии. Особенно, если имеет в фамилии приставку фон.

Потом Митрохин с англичанином пошли спать. Я, в общем-то, тоже собирался. Но не получилось. Войдя в комнату, обнаружил там Адель. Правда, на этот раз девушка оказалась хотя бы одетая и не лежала в кровати, а сидела на ее краешке, чинно сложив руки на коленях. И когда увидела меня, сразу спросила:

– Почему?

Я присел рядом, приобнял и стал объяснять. Что, мол, война… Смерть вокруг. Никто не знает, когда погибнет, и от этого страха люди звереют. А если такому, перепуганному до жути, трусу еще и власть на другими выпадает, вот тут он и срывает злость. Поскольку знает, что ему за это ничто не грозит. Максимум, на фронт отправят. Но, это не так… Каждому воздастся по заслугам. Ну, и так далее, в таком разрезе…

Оказалось, девушку волнует не судьба подруги. То, что с Гретхен сделал гестаповец, Адель как раз было понятно. За последние годы она всякое повидала, ну или хотя бы наслушалась. Да и не мудрено… Не сотня или тысяча – а сотни тысяч людей по всей стране арестовывались или просто исчезали. Даже те, кто никогда не сочувствовали коммунистам. И евреями тоже быть никак не могли. Так что, несмотря на юный возраст, теперешнюю жизнь в Германии девушка понимала правильно. И спрашивала не о гауптштурмфюрере, а обо мне. Ей не давал покоя вопрос, почему я не сделал с нею чего-то такого же, как гестаповец? И в первый раз выручил. В особняке… Когда судьба обеих девушек была в общем-то предрешена. И вчера… тоже… Не готовлю ли я ей участь еще страшнее?

Если честно, от подобной постановки вопроса, я реально офонарел. Это что ж за зазеркалье такое, где мужчина должен объяснять девушке, почему он не ведет себя, как законченная скотина? И, главное, что прикажете отвечать? Извини, милая, это потому, что я не фашист, а нормальный советский парень? К тому же, из будущего?

М-да… Сразу вспомнилась похожая сцена в "Часе быка". Гениальный был писатель. Хотя, почему был? Живехонек Иван Антонович. Где-то в Алма-Ате сейчас, в эвакуации… Да и "Час быка" напишет только спустя четверть века.

Адель что-то говорила тихонько, уткнувшись носиком мне в плечо, а я впервые за эти дни осознал, какие невероятные возможности у меня появятся, если выживу и выберусь отсюда. Понятное дело в Кремль с рацпредложениями соваться нет смысла, но кое-какие вещи донести до нужных товарищей смогу. Там капельку, там крошку… а остальное они и сами додумают. Так что и вмешательства никакого не будет, но и, глядишь, до всего нынешнего запредельного бардака тоже не дойдет. М-да… А до какого дойдет? Где гарантия, что даже мои песчинки, вброшенные в механизм истории, начиная с похищения фон Брауна, который в прошлой реальности оказался в Штатах, не приведут к еще большим катаклизмам и не ввергнут Землю в окончательный хаос?

В общем, подумали и поговорили… каждый о своем. А потом нашли общую тему, как водится между молодежью, в горизонтальной плоскости… И таким немудреным образом скоротали час до полуночи. Потом Адель ушла, а я сладко уснул, с чувством добросовестно исполненного интернационального долга.

– Господин оберст!

Вот несносная старуха. Ну, какого рожна надо? Даже не подумаю просыпаться.

– Господин оберст! Я прошу прощения, но ваши люди зачем-то разжигают во дворе костер? Они не сожгут дом? Генерал будет недоволен…

– Какой еще костер?

Пришлось таки сползти с кровати и подойти к двери.

– Ох… – почтенная дама притворно отвернулась, увидев меня в одних только сапогах и подштанниках. – Прошу прощения, но я обязана… Они меня не слушают.

– Сейчас разберемся…

Не меняя формы одежды, что доходчивее было, я вышел на крыльцо. Парни и в самом деле жгли костер. Вернее, огонь поддерживали только молодые бойцы, а старшина неподалеку разделывал овечью тушу.

Ну, понятно… Послали волков в кошару. Ясно, что с пустыми руками те не вернулись. Так что не почудилось мне сквозь сон. Будет шашлык…

– Доброе утро, командир! – приветствовал меня Лютый. – А мы тут, по случаю, мясцом разжились…

– Мародерничаете?

– Никак нет… Под взрыв попал, – развел руками боец. – Пришлось прирезать, чтоб не мучился. Вон, хоть у старшины спросите. Петрович не даст соврать…

– Точно, – кивнул старшина, не отрываясь от дела. – Охрана моста, видимо, для себя его держала. А достался бяшка нам. Вы ложитесь… Отдыхайте. Еще не меньше часа. Пока угли прогорят. Пока мясо дойдет… О! Я вижу, хозяйка с вами пришла. Спросите, насчет лучка… и соли. А еще вина, самого кислого, какое только найдется. Ну, или уксуса…

Я добросовестно перевел просьбу Розалии Карловне, попутно объяснив, что это не поджог, а походный завтрак. Чтобы зря не волновалась. Потом зевнул и потопал обратно в спальню. По пути встретил Митрохина.

В отличии от меня, капитан выглядел бодрым и хорошо отдохнувшим.

– Все? – спросил коротко.

– Все.

– Отлично. Плохо выглядишь. Бессонница?

– Можно и так сказать, – не стал я углубляться в подробности.

– Ну, ничего… Недолго ждать осталось.

– Угу… Я еще покемарю чуток, добро?

– Без проблем… – Митрохин взглянул на часы. – Еще и шести нет.

Угу… Благими намерениями, как известно, только в ад дорога мощена…

Нет, я честно лег и залез под простыню, но сон, такая капризная цаца, что когда надо бодрствовать, он с сапогами на голову лезет. А когда зовешь – делает вид, что оглох и дико занят. Интересно, почему это слово мужского рода? Натуральна я ж дрема.

Поворочался, поворчал и опять поднялся. Какой смысл валяться? Лучше уж с парнями… Наверняка есть что порассказать.

Парни к тому времени уже соорудили некое подобие мангала, но мясо еще на жар не ставили.

– Не спится… – констатировал Митрохин, пододвигая мне табурет.

– Таки да… Ну, рассказывайте. Как съездили?

– Как на прогулку сходили… – пренебрежительно отмахнулся старшина.

– А поконкретнее?

– Можно… – старшина еще разок встряхнул большой таз, в котором переминал мясо и лук, и подсел к нам. Взял у капитана сигарету, прикурил от уголька и стал рассказывать.

– К блокпосту перед мостом на нашем берегу мы подъехали как раз только темнеть начинало. Нас, как положено, остановили для проверки документов. Документы подозрений не вызвали, и старший доложил по телефону на другой берег, что пропускает машину. После чего мы спросили, как долго им еще тут торчать? Фрицы пожаловались, что из-за того, что здесь глубокий тыл, они заступают на сутки. И смена будет только утром. Это нас устроило, и мы в три ножа быстро пост ликвидировали.

Старшина затянулся, выдохнул дым и продолжил:

– Оставили там Помело и поехали дальше. На противоположной стороне все повторилось. Только позвонить мы им не дали. На всякий случай… Потом вернулись на средину моста. Выгрузили взрывчатку и уложили рядышком тех двоих гестаповцев, что с нами катались. Они даже ничего сообразить не успели. После, я поджог шнур, и мы съехали с моста на берег. Ухнуло хорошо… Как лавина сошла. И один пролет пришел в негодность. Хотели уже уезжать, но зазвонил телефон. Какой-то унтер интересовался, что у нас происходит? Лютый ответил, что с горы камень большой в реку свалился. Унтер поинтересовался у Бориса, что мы пьем? Лютый ответил, что ничего кроме чая. А если господин унтер-офицер не верит, может завтра сам убедиться. Потому что камень очень большой… и его даже с моста видно.

Старшина сделал еще затяжку.

– На этом разговор закончился. Дольше оставаться не было смысла. Забрали барашка и уехали. До первого перекрестка гнали на полном газу, потом уже ехали с обычной скоростью. В Фрайбург вернулись в первом часу ночи. Поставили машину в переулке возле здания гестапо, как приказывал фриц, и стали ждать. Было условлено, что он нас заберет не позже трех часов утра. Не дождались… Поехали к нему в загородный дом. Там нас встретил денщик и сказал, что господин гауптштурмфюрер сильно устал и приказал не будить его, даже если американцы высадят десант.

Старшина затянулся в последний раз и бросил чинарик в костер.

– Поскольку приказа на ликвидацию не было, Лютый сказали денщику, чтобы передал своему офицеру, когда тот проснется, что задание выполнено, а подробности он может узнать у оберштурмбанфюрера СД Хорста. Все… Лютый, тащи мясо. Можно надевать на прутья.

Хороший получился завтрак. Вроде? и в самом деле, после тяжелой рабочей недели выскочили с сослуживцами на природу… Эдакий, пикничок на обочине, которым так приятно завершать пятницу, зная что впереди еще целых два выходных. Даже если о деле говорили, то как бы невзначай, мимоходом. Словно о том, что осталось недоделанным на столах или станках, но теперь уже подождет до понедельника, то бишь, новых трудовых будней.

Этот легкий, бесшабашный настрой, как-то сам собой передался даже англичанину. И если Флеминг сперва ворчал о том, что нормальные люди не начинают день с жареного мяса, а едят овсянку и тосты с джемом, то разжевав с недовольной миной первый кусок, сочной, нежной баранины, за второй порцией уже потянулся сам.

Конечно, шашлык под чашку кофе или молока, в некотором роде, извращение, но горячительные напитки спозаранку, да еще и перед операцией, вообще нонсенс. Как и намеки старшины, что, коль уж такая накладка случилась, может хоть попросить экономку чайку сварганить. Пришлось схитрить, объяснив, что чай если и подадут, то с молоком или сливками. Причем, молоко нальют в чашку раньше чем заварку.

Представив себе эту бурду, Петрович решил, что колодезная вода и вкуснее, и полезнее.

В общем, хорошо провели время. Полтора часа пролетело совершенно незаметно. Идиллия закончилась, когда послышался приближающийся шум двигателя легкового автомобиля.

– Хорьх… – определил по звуку старшина. – Видать по всему, господин гауптштурмфюрер очухались и пожаловать изволили…

Не угадал Петрович. Водитель приехал один. Зато с письмом от Зельтцера…

Камрад Адольф просил извинить, что не может лично. Занемог… Сквозняком протянуло или еще где простудился… Но он все сделал, как договаривались. Охрана предупреждена, и нам никаких препятствий любым нашим действиям чинить не будет. Он, конечно же соберется с силами и на торжественную часть приедет. А пока, сообщает сегодняшние пароли. Для внешнего кольца охраны – "Тайфун", отклик – "Доблесть". Для внутреннего – "Орел". Отклик – "Рейн". А еще, отдельно в конверте лежало четыре картонных прямоугольника с печатью и заковыристой подписью. Не заполненных, но с примечанием, что данный пропуск на территорию замка Хохбург действителен только сего числа и при наличии документа, удостоверяющего личность предъявителя. В общем, баба с воза – кобыле легче.

– Отличная новость… – аналогично оценил ситуацию и англичанин. – Адольф та еще мразь, но не дурак. Так что лучше для всех, чтобы он появился в замке как можно позже. Кстати, Густав, вы обещали…

– Я помню, Генрих. Не беспокойтесь.

– Спасибо. А теперь, господа, давайте сюда ваши документы. И бланки пропусков. Пока вы закончите завтрак, Розалия Карловна их заполнит. Уточняю… Внутрь пойду я, Иоганн, Густав и фройляйн Адель… Остальные работают на внешнем периметре. Все верно?

– Абсолютно…

Англичанин с бумагами ушел в дом, а я тем временем, рассказал старшине и бойцам о неожиданно появившемся у нас таинственном помощнике. И об изменениях в плане.

– Домой, на самолете – это хорошо. Это не пешедралом и на перекладных по тылам мотаться, – обрадовался новостям Помело.

– Выходит, нам сидеть и ждать, пока Лесник не объявится? – уточнил Гаркуша. – А если с ним, не дай бог, что-то случиться? Вы рванете ракету, нырнете в подземелье, а снаружи вас примут фрицы?

– Ну, мы тоже не дурного отца дети. Оглядимся, прежде чем вылезать. Да и вообще, будем надеяться на лучшее. Иначе, самолета нам тоже не найти. Как я уже говорил, время и место посадки Лесник сообщит вам, после того, как вы зачистите зенитчиков. А по-другому вы нам помочь все равно не сможете. Потому, что не знаете, где выход. Так что, придется ждать. До упора.

– Есть ждать… А как долго? Когда можно считать, что сроки вышли? – не отставал Гаркуша.

– Ну, – пожал я плечами. – Взрыв услышите наверняка… И, если к этому времени, не получите других указаний, выдвигайтесь к пещере, где мы отсиживались после приземления. Если будем живы, подтянемся туда…

– Сутки… – встрял Митрохин. – Не больше. Не придем, значит, все.

– Согласен… Ждите нас до следующего вечера, а потом пробирайтесь к линии фронта. Лучше, на Балканы. Польша ближе, но там аковцы[24]. Они хоть и против фашистов воюют, но русских ненавидят ничуть не меньше. А вот в горах Югославии действуют сильные партизанские соединения, и Иосип Броз Тито наш союзник. Но, это я говорю исключительно на самый крайний случай. Когда все пойдет не как задумано, и погибнем не только мы с Василием Семеновичем, но и наш союзник. Или, что еще хуже, нас раскроют и возьмут в плен. Так что приказ будет другой. Вы уйдете отсюда даже в том случае, если в назначенное время взрыв не прозвучит. Понятно? И никакой самодеятельности и геройства. Не надо брать замок штурмом.

– Я так понимаю, товарищ командир, что ваши последние распоряжение вступает в силу в том случае, если с нами не свяжется… "Лесник"? – уточнил старшина.

– Совершенно верно, Петрович. Дую на холодное… Все будет пучком. Кишка тонка у фрицев супротив нас.

Перебросились еще парой-тройкой малозначительных фраз, и на этом "личное" время закончилось. Часы показывали девять утра, а это означало, что пора одеваться и ехать в замок. Операция Похищение коричневого доктора" (как я ее мысленно называл) вступала в активную фазу.

Пока мы с Митрохиным брились и умывались, Розалия Карловна принесла нам отутюженные мундиры. Капитана, кстати, вчера тоже решили перевести из горных стрелков в службу безопасности. Поскольку мундир с эдельвейсом на эмблеме хорошо бы смотрелся снаружи замка, но никак не внутри стен. Так что штурмбанфюрер СД Хорст обзавелся сразу двумя помощниками и секретарем-референтом.

Как я узнал от англичанина, фрау Гершель вчера имела весьма продолжительную беседу с Адель, в результате которой девушка оказалась завербована то ли английской, то ли американской разведкой. О чем дала подписку и самую страшную клятву.

Но, это не существенно. Главное, – Адель теперь смотрела на всех с робким обожанием, как на полубогов. А в глазах девушки появилось то самое… как бы это правильно назвать, задумчивое простодушие. В общем, у коров такой взгляд. Или, как считал англичанин, был у белокурой Гретхен.

И еще, после ночного разговора с Розалией Карловной, Адель меня старательно избегала. Даже к общему костру не вышла. Хотя я лично дважды ее звал. Непорядок… Такая мелочь, может обернуться самыми непредсказуемыми последствиями. Пришлось подловить Адель в коридоре, прижать в уголочке и спросить напрямик.

– Мне так стыдно… – проблеяла та в ответ. – Я же не знала. Я думала, что вы… Откуда ж мне было… А теперь вы будете меня… презирать…

Из обрывистых фраз, я понял только одно – сейчас хлынут слезы. Бурным и неудержимым потоком. А симпатичная девушка с красным носом и припухшими глазами, внимание не отвлекает, а привлекает. Чего я всячески пытался избежать… Пришлось прибегнуть к универсальному методу, совмещающему крепкий поцелуй и искреннее заверение, что она самая лучшая из всех. И я очень на нее рассчитываю… Потому что только от того, как хорошо она сыграет свою роль, зависит успех всего дела. Здесь важно не уточнять "кто те все, кого она лучше" и "детали дела". Важно, что на нее надеются. Остальное каждая девушка придумает сама. По мере необходимости.

Вроде, подействовало… Во всяком случае, когда садились в машину, Адель уже выглядела не такой пришибленной. И даже ответила на комплимент Хорста.

– Ну, ни пуха… – пожелал нам старшина. Был отправлен к черту, и Опель-капитан выкатился за ворота генеральского дома.

Поскольку Опель этого класса не самая просторная машина, то водителю был вручен велосипед и дано указание прибыть к замку Хохбург не позже чем через два часа. А за руль сем Митрохин. Капитан, видимо, решил прокатить нас с ветерком, но тут же был остановлен окриком англичанина.

– Не так быстро, геноссе Густав! Если только не хочешь отправить нас к праотцам.

– То есть? – скинул газ Митрохин.

– Забыл предупредить… Сюрпризы и подарки, которые мы намерены сегодня вручить гостям, лежат в багажнике. Не очень много. Всего килограмм сто… Но, нам хватит. Как считаете?

– Твою дивизию, – пробормотал капитан. – Терпеть ненавижу в… – бросил в зеркало заднего обзора на Адель и поправился. – Волочиться медленно. Знал бы, что вы захотите так плестись, лучше бы на велосипеде прокатился.

– Это можно организовать, – засмеялся Хорст. – Карл нас быстро нагонит. Пока дорога с горки. Если хотите…

– Спасибо… – проворчал Митрохин. – Надеюсь, вы подарки без… надписей в машину сложили?

– О, да… – еще громче засмеялся англичанин, давая понять, что оценил эзопов язык капитана. – Надписи мы сделаем в замке. Перед самым вручением…

"Ну, как дети малые… – подумалось мне. А следом пришла другая мысль. – Гм… а разве не так? Это нам, потомкам, смотрящим фильмы и читающим книги о войне, с расстояния в семьдесят с лишним лет и глядя на седых ветеранов, кажется, что все фронтовики люди серьезные, умудренные жизнью, опытные… Тогда как на самом деле средний возраст бойцов и командиров, особенно разведывательно-диверсионных подразделений, едва превышал двадцать пять лет. Потому что требуются определенные физические кондиции, необходимые для прыжков с парашютом и рейдов по тылам. Вот и Митрохину Василию Семеновичу, если доживет, в октябре исполниться всего лишь двадцать семь. Да и Флемингу, если память не подводит, сейчас чуть больше тридцати. По лекалам третьего тысячелетия, только девок по баня возить, да место в жизни искать…"

Я невольно улыбнулся собственным мыслям. А я, что умнее? О чем бы не думал, на девушек сворачиваю… Кстати, духи у Адель сегодня другие. Более строгие… Зря. Видимо, Хорст не предупредил, а Роза Карловна не прочувствовала… Такой запах мужчину скорее отпугнет.

– Генрих, в Еммендингене надо остановиться у парфюмера или парикмахерской…

– Хорошо. Я тоже заметил? – кивнул англичанин. – Сменим запах… Извини, Иоганн.

– Ай, лишь бы сработало…

Судя по тому, как на нас посмотрели Митрохин и Адель, они из этого разговора ничего не поняли. Ну и ладно. Кто-то же должен быть взрослым. Хоть и порядочным разгильдяем…