Глава четвертая

Добротный каменный дом островерхой крышей, крытой красной черепицей, и в самом деле вскоре показался. Раньше, чем Лютый допел второй куплет песни, становящейся все более фривольной.

Дорога, сделала еще один поворот, и перед метрах в десяти нами возникли высокие, решетчатые, ажурной ковки ворота. Закрытые, но не запертые. Во всяком случае, цепи, скрепляющей створки, и огромного замка на ней, я не увидел. Во дворе никого, двери и окна тоже плотно заперты, но дом, судя по идеальному порядку, царившему здесь, все же не пустовал. Если только сюда ежедневно не наведывалась прислуга из ближайшего селения.

– Эй! Есть кто дома?! – крикнул по-немецки Митрохин, потом несколько раз постучал, специально подвешенной возле калитки, колотушкой.

– Хозяева! – повтори капитан попытку, но дом по-прежнему молчал.

– Похоже, никого. Заходим? – Митрохин поглядел на меня.

– Не возвращаться же… – вопрос был скорее риторическим, так что и ответ последовал такой же.

Капитан кивнул и потянул на себя створку.

Не знаю, где он прятался и почему не подавал голоса, но как только петли тихонечко заскрипели, проворачиваясь, посреди двора, словно из-под земли, появился огромный пес. Черная, как эсесовская форма, немецкая овчарка.

– Твою дивизию! – капитан подался назад и вскинул автомат.

– Отставить…

Не знаю почему, но с собаками у меня с детства не бывало проблем. Ни один, самый злобный цепной пес, за всю жизнь не только не бросился и не укусил меня, но даже не облаял толком. Отец говорил, что это потому, что я их совершенно не боюсь. Мол, у собак такое чуткое обоняние, что они улавливают даже самый крошечный испуг, и тогда могут атаковать. А если человек не выказывает страха, то зверь инстинктивно понимает, что с таким врагом лучше не связываться. Сводил меня как-то к знакомому дрессировщику, и тот подтвердил его слова. Что все так и есть. Самое главное не дрогнуть. И ни один укротитель, не войдет в клетку к зверю, если хоть капельку в себе не уверен.

Отстранив капитана, я шагнул вперед и властно поднял руку, требуя подчинения. Пес, видимо, был хорошо обучен. Потому что на команду среагировал правильно. Возможно, будь на мне другая одежда, овчарка не была бы так послушна, но в данной ситуации совпало слишком много привычных для нее факторов, и пес послушался. Он остановился шагах в пяти и сел.

Не давая овчарке осмыслить ситуацию и заподозрить подвох, я тут же подал жестом команду "лежать". Пес плюхнулся мордой на передние лапы. "Ползи!" – последовало очередное распоряжение. Подчинившись дважды, выполнить команду в третий раз еще проще. Пес пополз к моим ногам. А когда нас разделяло всего метра полтора, я снова приказал "Сидеть!". И для закрепления эффекта потребовал "Голос!"

Мое укрощение сторожевого пса происходило в абсолютной тишине, так что когда овчарка подняла голову и коротко пролаяла, все даже вздрогнули.

А еще мгновением позже чуть слышно заскрипели двери, и на пороге дома показалась женщина…

Да какая там женщина… Здоровенная, огромная, дебелая тетка. Натуральная домомучительница из мультика "Малыш и Карлсон". Фрау Фрекен Бок! Жандарм в юбке.

Женщина смерила нас высокомерным взглядом и что-то требовательно произнесла.

Митрохин непроизвольно подтянулся, но отвечал не подобострастно. В голосе чувствовалась вежливость, но не более. Говорил капитан весьма твердо.

Женщине ответ, похоже, не слишком понравился, и она сказала еще что-то.

И вот тут нашего капитана будто подменили, в его голосе залязгал такой металл, что показалось, не живой человек говорит, а робот.

– Слышь, Лютый… – шепотом окликнул младшего товарища старшина. – Ты бы объяснил, хоть в двух словах, об чем они там гуторят?

– Тетка спросила, кто мы такие, и по какому праву лезем на частную территорию… – так же негромко ответил тот. – Капитан объяснил, что ничего, мол, страшного, обычная проверка и усиление охраны объекта. Но тетке ответ не понравился, и она начала пугать. Типа, да как вы смеете? Вы знаете, в чей дом вы ворвались и так далее… На что капитан ей ответил, что тоже очень хотел бы знать, кто смеет натравливать пса на немецких солдат! И что это будет интересно не только ему, но и гестапо…

Понятно. Общего языка сразу найти не удалось. Что и не удивительно. Судя по тому, как овчарка прижала уши при первых же звуках голоса домоправительницы, характер у женщины был тот еще. Ну так и Митрохин не вчера родился. Проорав на тетку еще минуть пять, капитан неожиданно сменил тон. Я даже оглянулся, потому что показалось, говорит совсем другой человек.

– О, как… – пробормотал Лютый. – Капитан втирает немке, что это очень хорошо, когда женщины такие требовательные и бдительные. И что благодаря таким, как она, истинным арийкам, в наше суровое военное время мужчины могут спокойно воевать на фронте, не волнуясь о тыле. Поскольку их дома и дети в надежных руках.

Тирада Митрохина пришлась по вкусу и "Фрекен Бок". Не могу сказать наверняка, слишком далеко, но показалось, она покраснела. А когда заговорила дальше, враждебности в голосе больше не было.

– Ага… Пошла информация… – продолжил переводить боец. – Этот дом принадлежит генерал-майору Генриху Карлу фон Тресков[9]

– Русский, что ли? – изумился старшина. – Еще один перебежчик, вроде Власова?

– Откуда мне знать? – резонно заметил Лютый. – Не перебивай… Короче, сам генерал сейчас на фронте, а жена с детьми в Берлине. Сюда они редко наезжают… И в доме, временно проживает близкий друг генерала. Штурмбанфюрер СД Хорст…

Разговор домоправительницы и капитана, конечно же не состоял из монолога женщины, но Лютый и не переводил синхронно, а лишь излагал суть. Так что оценить ловкость и методы, которыми Митрохину удалось разговорить женщину и выудить из нее информацию, у меня не получилось. Но результат важнее.

– Постояльца сейчас тоже нет дома. За майором каждое утро приезжает машина. Она же привозит его обратно. Не позже семи вечера. А что касается Грига, то он очень хорошо обучен и никогда не выходит за территорию усадьбы. В доме постоянно живет только она – Роза Карловна и ее сын.

Тут капитан оживился и как из пулемета засыпал женщину целой кучей вопросов. Роза Карловна поджала губы, но ответила.

– Капитан спросил о сыне. Сколько лет, в каком звании, почему не на фронте?.. – перевел Лютый. – А фрау объяснила, что сыну тридцать. Но он инвалид. Глухонемой. С детства.

Эх, поспешил Митрохин. Вон как фрау напряглась и нахмурилась. Все заработанное доверие мигом спустил. Нет более острой и болезненной темы для женщины, чем дети. Похоже, капитан, тоже это понял, потому как тон его гораздо смягчился. А несколько минут спустя и домоправительница снова сменила гнев на милость. Что прежде всего проявилось в том, что она окликнула собаку. А когда пес подбежал к ней, взяла на поводок и привязала к крыльцу.

– Слышь, а чего капитан ей сказал? – поинтересовался Помело. – Глянь, как это бабище разулыбалось.

– Капитан обвинил ее во лжи…

– Не понял? – это уже я.

– Сказал, что пока своими глазами не увидит, никогда в жизни не поверит, что у такой молодой женщины может быть такой взрослый сын… – засмеялся Лютый.

Ого, а Митрохин, оказывается, знаток женской психологии. Не ходок, часом? Хотя, какое это сейчас может иметь значение?

– Да чего с ней заигрывать-то? – возмутился Помело. – Я отсюда берусь вогнать ей нож в глаз. Даже не пикнет.

– Отставить нож… – пока капитан налаживал отношения, унять бойцов пришлось мне. – Не слышали разве, что в доме еще и сын? А где он? Ты его видишь? Я тоже… А он как раз сейчас, вполне возможно, смотрит из-за того угла или из-за вон тех деревьев. И чуть что не так – сразу побежит в город.

– Виноват… Не подумал.

Я кивнул и продолжил.

– Действуем следующим образом. Старшина, бери Помело и обойдите усадьбу по периметру. Держитесь в прямой видимости от ограды. Оцените обстановку и вообще осмотритесь… Если наткнетесь на кого-то, в разговоры не вступать… Это на тебе, Петрович. Чуть что не так – ори "хальт", а потом "вег" и "шнелль". И со зверским выражением лица, затвором лязгай. В самом крайнем случае – стреляй в воздух. Но, только в самом крайнем случае. Инициативу не проявлять и никого не задерживать. В идеале, лучше всего если вам удастся проверить территорию скрытно, не привлекая внимания.

– Так тут же и нет никого? – удивился Помело.

– Вот и отлично. Вам же проще будет. Закончите, оборудуйте скрытную позицию для наблюдения за воротами и домом. Примерно, вон там… – я указал возможное место. – Но, не обязательно. Найдете лучше, не возражаю. Там и ждите… очередных распоряжений. Задача ясна?

– Так точно.

– Выполнять…

Старшина и один боец шагнули к лесу и привычно скрылись в нем. Даже сухая ветка под ногами не хрустнула. Впрочем, здесь так все ухожено, что я бы не удивился, узнав, что сухих веток в лесу просто нет.

* * *

– Ну, что, командир? – после продолжительно и негромкого разговора на крыльце, вернулся к нам Митрохин. – Розалия Карловна дала добро. Можем становиться на постой и занимать вон ту пристройку… – капитан указал рукой. – Это комната для приезжей прислуги. Сейчас пустует. Там, правда, только три кровати, но я сказал, что нам хватит.

– И что ты ей наплел?

– Что получено распоряжение усилить охрану отдельно стоящих усадьб и домов. Особенно тех, что принадлежат высшим военным чинам. И поскольку ее хозяин, генерал-майор фон Тресков занимает в вермахте довольно высокую должность, то фрау Гершель на это отреагировала нормально. Похоже, она даже начала прикидывать, как можно использовать неожиданную дармовую рабсилу. Так что пришлось с ходу объяснить, что солдаты несут службу и ни на что другое отвлекаться не могут. А так же, что по уставу караульной службы подходить к ним и пытаться заговорить, категорически запрещено. Это считается нападением и пресекается любым способом, вплоть до применения оружия. Не уверен, что она поверила, но немцы народ законопослушный и если сказано "нельзя", то выяснять "почему" не будут. Кстати, а куда ты парней услал?

– Подальше с глаз… Оборудуют перед воротами "секрет" и будут вести наблюдение оттуда. Мало ли… Не стрелять же в самом деле в тетку, если она захочет с ними поговорить? А они, ясен пень, ни слова не поймут. А за ворота она, может, поостережется выходить.

– Тоже правильно… Так какие наши дальнейшие действия? Заселяемся и ждем штурмбанфюрера?

– Заселяемся. Оставляем здесь Лютого. Для поддержания контакта. А сами прогуляемся в город. Сейчас, четырнадцать двадцать. Майор только к семи прибудет. Успеем… Прежде чем принять окончательное решение и начать действовать, надо бы оценить ситуацию более подробно. Потому что, как только мы засветимся, возможностей для маневра уже не будет.

– Как скажешь… Ты командир.

Что-то в тоне Митрохина мне не понравилось, пришлось уточнить.

– У тебя другое мнение "Семен"? Излагай. Я не просто так говорил в пещере, что один ум хорошо, а два сапога – пара.

Капитан пожал плечами.

– Да не особо. Просто не пойму, зачем переться в Еминденген пехом? Не лучше ли дождаться возвращения майора, принять, как полагается. К тому времени, глядишь и глухонемой Витолд объявится. Розалия сказала, что он хворост собирает. Потолкуем с офицером по-свойски. Что-то он расскажет, что-то шофер прибавит. Вот и поймем обстановку. Потом, зачистим всех разом. Колеса получим и свободу передвижения – раз. И хату чистую, под базу – это два. Разве плохой вариант?

– Отличный, – кивнул я. – Если бы мы уже действовали. Но, ты невнимательно слушал, насчет возможности маневра, капитан. Сейчас нас нет. Понимаешь? И мы можем выбирать. Но, как только немцы сообразят, что русские разделились – время покатится, как лавина с гор. Придется действовать не так, как хочется, а как получится. Улавливаешь разницу?

– Не особенно… Сколько бы не оттягивали, начать все равно придется.

– Мы не оттягиваем, капитан! – пришлось чуток повысить голос. – Ты же не пацан – боевой офицер. Разведчик. Неужели не понятно, что тщательная рекогносцировка перед боем – это залог победы с минимальными потерями?

– Извини "Леший". Понимаю… Это меня разговор с этой бабой так завел. Понимаешь, стоит перед тобой такая корова и чуть ли не пупом земли себя считает. Потому что сортир за немецким генералом моет.

– Эка, брат, тебя… – покачал я головой. – А сам недавно на старшину орал. Сопляка шоколадкой угощал.

– Тоже сравнил. Это чудовище в юбке и ребенка… – отвел взгляд Митрохин.

– Ладно… Проехали. Как дойдет до дела, можешь лично ее прикончить. Авось, полегчает?

– Спасибо…

– Договорились. А теперь возьми себя в руки и продолжим спектакль. Расскажи ей еще раз, чтобы к "секрету" не совалась. А вот нашего "Рурского шахтера" – наоборот, пускай погоняет по хозяйству. Это даст Лютому возможность внутри периметра осмотреться. Потом не до этого будет. Ну, и наше временное отсутствие тоже объясни… А я пока старшине последние "цэу" дам.

Митрохин поморщился, как среда на пятницу, но поправил портупею и вернулся во двор, откуда скоро донесся, похожий на стрекотание сорок, немецкий говор.

Старшина выбрал отличное место. Ворота и дом были, как на ладони, а если оглянутся, то сквозь деревья просматривалась и дорога, причем задолго до поворота. Если что, пара минут приготовится будет. Это в том случае, если непрошенные гости, пешком заявятся, как мы. Потому что шум двигателя о подъезжающей машине предупредит заранее.

– Отлично, – похвалил бойцов. – Старшина, мы с капитаном отлучимся на пару часиков. Ну, или как получится. Поэтому, слушай вводную. Не все от нас зависит и разное может случится… Вы в город не суйтесь. Если фриц вернется раньше нас, действуйте по обстановке. Но лучше всего, зачистите территорию. Так у вас будет фора по времени… Ну и машина, тоже плюс. Карту мы тебе оставим. Выдвигайтесь ко второй цели – мосту на Рейне, как и было изначально задумано. Постарайтесь сработать хотя бы его. Если у нас с капитаном не получится…

– Это приказ или совет, товарищ военспец? – уточнил Гаркуша.

– Для выполнения такой задачи троих бойцов слишком мало, так что приказ я вам отдать не могу. Так что повторяю еще раз, старшина, действуйте по обстановке и на свое усмотрение.

Гаркуша посмотрел на меня долгим, внимательным взглядом и кивнул:

– Я понял вас, товарищ командир. Сделаем все, что сможем. И что не сможем – тоже сделаем. Об этом не беспокойтесь. О своем деле думайте. Оно, как я понимаю, гораздо какого-то моста важнее.

– В сотню раз, Петрович… И мы с капитаном тоже не на рожон прем. Но… В общем, ты меня понял.

– Так точно. О… – неожиданно ухмыльнулся разведчик, глядя мне через плечо. – Вас в велосипедные войска перевели!

Я оглянулся. Митрохин топал к нам от ворот, улыбаясь во все тридцать два и катя два велосипеда. Мужской и дамский.

– Во… Гляди чего раздобыл. Теперь в два раза быстрее обернемся.

– Ничего себе. Как же ты эту домомучительницу на технику раскрутил?

– Как ты ее назвал? – переспросил капитан. – Домомучительница? Смешно… Надо запомнить. А раскрутил ее не я, а ты.

Теперь пришла моя очередь удивляться.

– Я же помню, что ты по-немецки ни в зуб ногой. Вот и решил воспользоваться случаем. Выдал легенду, что ты после тяжелой контузии плохо слышишь и едва говоришь. Честно говоря, о сыне фрау Гершель я даже не подумал, а вот она сразу прониклась к тебе состраданием. А когда узнала, что мы собираемся в город идти, сама предложила велосипеды. Потому что после контузии физические нагрузки не рекомендуются. И еще пообещала нас, после возвращения, напоить парным молоком и накормить роскошной яичницей. Правда, Лютому за это придется немного топором помахать. Вот так…

– Хорошо придумал… – мне идея с контузией понравилась. – Жаль, не сообразили раньше. Могли бы и справку нарисовать. Ну, ничего. Главное с полевой жандармерией не встретиться, а больше никто у нас документы спрашивать не будет. Который мой?

– Дамский, естественно… – ухмыльнулся Митрохин. – Забыл, что раненому напрягаться нельзя? Да и тяжелее ты меня гораздо. Так что не знаю, как мужская машина, а техника фрау Гершель тебя точно выдержит.

Остальные дружно заулыбались.

– Ладно… весельчак… досмеемся после победы. Поехали… Как говорится, раньше сядем – раньше выйдем.

Ехать на велосипеде, тем более с горки, совсем не то, что ногами километры отмерять. К дому, напрямки мы почти час поднимались, а вниз скатились меньше чем за пять минут. На шоссе, правда, пришлось уже на педали налечь, но все равно скорость передвижения значительно возросла. Помню, из литературы и кино, конечно, в советском союзе и особенно в РККА была популярная шутка насчет войска польского, которое перед второй мировой войной начало массово внедрять в пехотные части велосипеды. Особенно любили насмехаться над панами наши прославленные кавалеристы – Буденный, Ворошилов… Да и сами польские уланы весьма любили позубоскалить над велосипедистами. Мол интересный вид транспорта – задница едет, а ноги идут.

А я вот, только сейчас прикинул, что весьма интересный вариант. Если вдуматься… Мобильность подразделений возрастает в разы. Кроме этого еще целый ряд преимуществ. Во-первых, – грузоподъемность. Сколько солдат может нести на спине, чтобы не терять подвижность? Тридцать кило… Не больше. Да и то не на большие расстояния и с привалами… А тот же велосипедист, положит на велосипед раза в два больше и спокойно может топать рядом, без тяжести за плечами. А с горки, даже подъезжать… И не вымотается на марше, а сможет сразу выполнять боевую задачу. Как спешенная конница… Во-вторых, – это уже в сравнении с конницей. Велосипед не надо кормить. А в случае попадания под обстрел, из пары-тройки "раненых" машин можно собрать одну годную, чего никак не проделать с лошадьми. Ну, и в-третьих, – велосипеды относительно дешевы в производстве. Что тоже, немаловажно для экономики страны в военный период. В общем, недооценили отцы-командиры в высоких штабах эту "железную лошадку" в свое время. А жаль… К примеру, маневр резервом живой силы был бы намного эффективнее. Причем, бензина или соляра велосипед тоже не просит…

* * *

Никакого предместья, с горланящими петухами и блеющими козами, или утопающих в садах одноэтажных домов и привычных палисадников. Мощеная камнем дорога нырнула с пригорка чуть вниз, а там сразу дома… Если двухэтажные и все под красной черепицей. И не кому где понравилось, а строго по линейкам и квадратам. У иного хозяина картошка на огороде не так ровно растет. Улиц всего две. Одна – главная, по которой мы ехали в город. Вторая – поперек. От реки и в сторону замка Хохбург. А на перекрестке дорог – задумано так, или само собой получилось – центр Еммендингена. Площадь, вокруг которой сконцентрирована вся общественная жизнь городка. Кирха, комендатура и здание суда. Там же, естественно, и с десяток магазинчиков. От скобяной лавки и до булочной. Ну, и самом собой, гаштет. Тот самый "Длинноногий олень".

Вообще-то все захолустные городки юга Германии похожи друг на друга, как близнецы. И их прекрасно описал без малого двести лет назад еще Вильгельм Гауф, автор знаменитой сказки о Карлике Носе.

"Все такие городишки на одно лицо. В центре небольшая базарная площадь с колодцем, тут же старенькая ратуша, вокруг – дома мирового судьи и именитых купцов. А на двух-трех узких улочках обитают остальные жители".

Тенистые каштановые и липовые аллеи, вдоль мостовых тихонько журчат в узеньких ливневых канавках ручейки, сбегающие с окружающих гор. Да и сами горы, так и норовят всунуться в город, буквально наступая на задворки домов второй линии… Красота. Настоящий санаторий… Если суметь забыть, что это вражеская страна, и все вокруг – даже вон та миловидная старушка в смешном белом чепчике, подслеповато глядящая на нас из окна с белыми занавесочками и геранью на подоконнике – враги. Да, не все они фашисты, и, возможно, не всем нравится бесноватый Адольф, но если узнают, что два велосипедиста, катящих по их городу, советские разведчики – не задумываясь позвонят в гестапо или комендатуру. Потому что Дойчланд юбер аллес[10], а так же орднуг[11] должен быть всегда и во всем.

Так что ни умиляться, ни расслабляться нельзя ни на секунду. К счастью, даже если бы я вдруг, по какой-то причине об этом забыл, многочисленные флаги со свастикой, развешанные по городку, вернули быв утраченную память. А в особенности, большой портрет Гитлера, выставленный в одной из витрин, с непонятным названием "Zahnarzt".

Перед гаштетом специальная стойка для велосипедов. Вроде коновязи… Удобно. Но вот, что интересно. Приходилось слышать, что воровство в Европе, а особенно в Германии в свое время было искоренено. Жестко и эффектно – пойманному с поличным вору отрубали правую руку по локоть. Тогда почему пара велосипедов у стойки привязаны? И пусть это не цепь и замок, но все же. Просто так взять и уехать не получится.

– Внутрь вместе пойдем или как? – вернул меня от абстрактных рассуждений к реальности капитан Митрохин.

– Вместе. Ты будешь разговаривать и слушать. А я лишь кодовую фразу произнесу. Вдруг, там будет человек, которому меня описали.

На самом деле, конечно же не меня, а деда Матвея Романовича. На которого я был очень похож.

– Добро…

Внутри гаштета царил приятный, после жары снаружи, полумрак и прохлада. Народу немного. Всего пятеро. Одна компания из троих пожилых мужчин, седых и лысых, явно уже не призывного возраста. Один совсем молодой парень в форме… Но не военной. Вроде спецовки. И еще один мужчина. Лет тридцати. Коротко стрижен, гладко выбрит, взгляд колючий, цепкий… Похоже из тех, кто носит звания, но предпочитают ходить в штатском, а под лацканом пиджака носит значок. Это не есть "гут". Ну, да ничего. Бог не выдаст – свинья не съест.

За прилавком – миловидная женщина лет сорока. Весьма упитанная, мощная… Но не как Фрекен Бок, а женственная. Несмотря на внушительные формы, во всех этих округлостях даже талия имеется… По залу, вытирая столы, тихонько бродит ее копия. Такая же белокурая, но моложе лет на двадцать… И легче пуда на два. По-видимому, это и есть та самая фрау Марта и ее племянница.

– Гутен таг… – поздоровался капитан сразу со всеми.

Хозяйка и паренек ответили, девушка сделала книксен, пожилые – дружно изобразили попытку привстать. Мужчина слегка кивнул.

– Пива! – это уже к барменше. – Хорошего! – прибавил строго, видимо вспомнил слова жандармов. – И к пиву чего-нибудь… Горячего.

Женщина профессионально улыбнулась посетителю и неожиданно тонким, почти детским голосом что-то ответила. Митрохин благосклонно кивнул и прошествовал за ближайший столик. Я остался возле прилавка.

Фрау Марта посмотрела на меня и что-то спросила. Можно догадаться и без перевода. Наступил момент истины. И я, тщательно выговаривая каждое слово, произнес кодовую фразу. Как именно она звучит на немецком мне сказал капитан, и по пути в город я раз двадцать повторил ее…

Женщина удивленно на меня взглянула и выразительно пожала плечами…

– Найн… майн гер… Испанских вин давно уже нет. Дорого… Шнапс, пиво, коньяк…

Говорила она, конечно, по-немецки, но суть я понял. Развел руками и вздохнул, мол, нет – так нет, ничего не попишешь и согласился на пиво.

Пиво племянница подала сразу, не за быв при этом улыбнуться Митрохину. Ну, правильно, офицеры молоденьким девушкам всегда нравятся больше, чем рядовые. Две большие глиняные кружки. С той, что перед капитаном – предварительно сдули пену и налили почти доверху. Потом перед нами поставили две тарелки с жаренными сосисками. И опять та же история – порция, что даже на глаз была заметно больше, оказалась перед Митрохиным.

– Битте…

– Данке шон, майн дарлинг…

Мнимый лейтенант поднял бокал и громко произнес:

– За победу!

"Пенсионеры" дружно поддержали тост. И так воодушевились, что потребовали подать себе еще пива. Паренек к тому времени уже закончил есть и тихонько покинул заведение.

– Не помешаю? – голос принадлежал незнакомцу в штатском, уже стоявшему у меня за спиной. Понятно, что он говорил на немецком, но вопросительный тон, а так же небрежный, уверенного в себе человека, жест Митрохина, указывающий на свободный стул, дополнительного объяснения не требовали.

Мужчина присел к столу, обменялся несколькими короткими фразами с Митрохиным, после чего кивнул и повернулся к хозяйке.

– Шнапс… – и показал три пальца.

Типа, угощал. Ну, что ж, придется выпить. А какие варианты? Солдат отказывающийся от дармового угощения, выглядит гораздо подозрительнее, чем монашка с требником в борделе.

И тут мужчина заговорил со мной. Пришлось изобразить мимикой непонимание, а потом коснуться свободной рукой уха.

Митрохин тут же принялся излагать версию о моей контузии. Немец сочувственно покивал. Возможно, у него были еще вопросы, но в этот момент кельнерша поставила перед нами три наполненные стопки.

– Хайль, Гитлер! – пафосно произнес незнакомец, беря свою рюмку и вставая.

– Хайль! – поддержал тост капитан. Я тоже не промолчал. Медленно произнося слова. Как и полагается человеку, который не слышит, что говорит.

Дружно опрокинули стопки и уселись обратно… Между Митрохиным и незнакомцем завязалась оживленная беседа, в которой я, естественно не принял участия. И не только потому, что "глухой", а поскольку даже отдаленно не понимал о чем разговор. Один раз только услышал знакомое название "Фрайбург". В общем, было время поразмышлять…

Мой пароль не нашел отзыва. И что это значит? Варианта два… Первый – того, для кого он предназначен, в Еммендингене больше нет. Призван, арестован, погиб… Просто сменил место проживания. Между тридцать шестым и сорок вторым годами слишком много прошло времени. И не самого спокойного.

Второе – мой дедушка по отцовской линии, когда рассказывал мне о своей жизни, был не совсем точен. Придумал что-то, ради интереса, или приукрасил… Он же не мог знать, что его воспоминания, когда-то станут для меня реальностью. Как и я сам… И это тоже, вполне может быть третьей причиной. Я был невнимателен и что-то важное в рассказе деда пропустил. Возможно, к паролю прилагался еще и определенный жест, который я, не сделал. И, соответственно, провалил контакт…

Немец тем временем попытался угостить нас еще, но в этот раз капитан ответил категорическим отказом. А потом демонстративно посмотрел на часы и на меня. Я намек понял, и последний кусок сосиски буквально проглотил.

Митрохин кивнул и стал прощаться с щедрым незнакомцем.

Не дожидаясь окончания церемонии, я вышел на улицу.

Каким же было мое удивление, когда через минуту Митрохин вышел из гаштета вместе с немцем. Вот приставучий… Неужели что-то заподозрил?

Они подошли к велосипедной стойке, в последний раз пожали друг другу руки и тут капитан хлопнул себя по лбу.

– Сигареты! Забыл купить сигареты! – развернулся и потопал обратно. Мы остались вдвоем. Играя роль контуженного, я стоял молча, негромко и совсем немелодично мугыкая нечто из классики. Впрочем, мои музыкальные способности всегда варьировались между "слон на ухо наступил" и то же самое действие, только лапами медведя. Так что немец поморщился и негромко произнес:

– А может, вас устроит бутылка Темпранильо? Раз уж так получилось, что Espolla нет? Тем более тридцать шестого года…

Услышав отзыв на пароль, я так обрадовался, что даже не сразу понял – незнакомец заговорил со мной на английском.

Загрузка...