– А говорил, бумаги ненадежные… – улучив момент, когда гестаповец отошел "попудрить носик", подмигнул мне Хорст. – Хорошая шутка… Я уж совсем было собирался нашего друга кончать, даже нож достал. И тут он по стойке "смирно" становится. Не дашь на свою посмотреть?
Не понял? Если англичанин не в теме, то что за бумаги предоставила нам фрау Гершель? И откуда они у нее? Ладно, второй вопрос, не столь важен. В доме генерала всякие документы могут валяться. Даже с печатями рейхсфюрера и его личной подписью. Но, почему она решила их нам дать? М-да… Чем дальше в лес, тем толще партизаны.
– Позже… Адольф уже возвращается. Не пора ли нам уже с ним попрощаться?
– Согласен…
Хорст поднялся навстречу немцу и демонстративно поглядел на часы:
– Ого, как время быстро бежит…
Немец машинально взглянул на свои и пьяно засмеялся:
– Черт! Так вот в чем дело! А я уж испугался. Думаю, чего это у меня в глазах темнеет. А это чертов вечер наступил… Друзья! – воскликнул он с неожиданным воодушевлением. После второго "штрафного" стакана, гауптштурмфюрер сразу позабыл о разнице в должностях и званиях. – Геноссе! Есть отличное предложение! Дружище Генрих, нет слов, весьма гостеприимен, а фрау Роза отлично готовит, но… Вы не находите, что здесь чертовски скучно?!
Эсэсовец приложил руку к груди и изобразил поклон в сторону англичанина.
– Не обижайся, Генрих. Ты отличный парень, хоть и зануда… Но это же не дело. Вот так скучно жить. Война, господа! Если вы не забыли… В мире идет чертова война. На фронтах каждый день гибнут тысячи отличных парней. И никто не знает, что ждет нас завтра. Представьте себе, что эти чертовы парашютисты устроили диверсию не на узловой, а в Еммендингене! Например, взорвали "Длинноногого оленя", когда вы все втроем там обедали!.. Пуфф! – он широко развел руки. – И все… Это ужасно…
– Мы все солдаты великой Германии… – счел нужным уточнить Митрохин.
– Само собой… – кивнул гестаповец. – Я и не думал кого-либо обвинять в трусости… Просто… это…
Гауптштурмфюрер сбился с мысли и озадачено замолчал, почесывая затылок.
– Черт, что же я хотел?.. О! Вспомнил! Господа! Камрады! А не продолжить ли нам, так славно начавшийся вечер, в более веселом месте.
– И где же? – чуть насмешливо поинтересовался Хорст. – В борделе?
– Нет… – помахал рукой Зельтцер. – Нет… В борделе надо платить… Да и не к лицу немецким офицерам со шлюхами общаться. Пусть их солдаты имеют… Я предлагаю поехать к нам. В гестапо…
– Занятное предложение… – хмыкнул Митрохин. – Из тех, которые нельзя отклонить? Или выбор за нами?
– Что? – не понял немец. Потом до него дошло, и он снова рассмеялся. – Чертовски хорошая шутка. Надо запомнить… Нет, это не арест, господа. По дороге в Фрайбург, километрах в пятнадцати отсюда, есть один особнячок. Мы используем его в тех случаях, когда надо встретиться с тайным агентом, или провести секретное мероприятие. Если сомневаетесь, спросите у Генриха. Господин штурмбанфюрер довольно частый гость, в тех стенах. В плане обмена опытом, так сказать…
– Адольф! – возмущенно поднял голос англичанин. – Мы же договаривались…
– Молчу, молчу… – прижал палец к губам немец. – Так вот… Как я понимаю, здесь все в курсе, что начиная с завтрашнего дня в нашем районе вводится чертов режим повышенной готовности и секретности. И эта ночь, последняя, на ближайшую неделю, когда из-за каждого дерева и куста за всеми не будут наблюдать фельджандармы, полицаи и наши же с вами подчиненные и сослуживцы.
Поскольку немец говорил все это, чаще других поглядывая на меня, я, хоть и не понимал о чем разговор, поскольку Митрохин не всегда мог переводить, все же кивнул. Мол, да, согласен. Верно говоришь… Капитан тут же сделал круглые глаза, а англичанин кашлянул в кулак. Видимо, мне не следовало поддерживать гестаповца, но было поздно.
– Благодарю за понимание, господин… штандартенфюрер?
Из всего виденного, гестаповец сделал, в общем-то, единственно правильный вывод. Генерал вряд ли приехал бы лично в такую глушь с проверкой, да и слишком молод я для такого чина. А вот полковник – с учетом тех лиц, которые должны посетить Хохбург – самое оно. И выпить в компании майора и подполковника, даже капитана, еще не зазорно, и в то же время – полномочия уже совсем другого уровня. Вплоть до возможности разжаловать и арестовать своей властью любого местного начальника. Так что я не стал разочаровывать эсэсовца и кивнул еще раз.
Получив мое вторичное одобрение, Зельтцер буквально расцвел.
– Так вот, господа… Буквально на днях, моим отделом была проведена весьма успешная операция по ликвидации группы предателей. Все подозреваемые задержаны, идет дознание. Группа состояла из семи лиц активных участников и около двух десятков "контактов".
– Вот как?! – не сдержался Митрохин. – А почему в Берлине об этом ничего не известно?
Капитан блефовал, но имел для этого все основания. Что гестаповец тут же подтвердил.
– По той же причине, Густав, по которой с подобным докладом не стал бы торопиться никто из нас… Я знал, что рейхсфюрер еще не определился окончательно с местом проведения "мероприятия". И, попади мой рапорт к нему на стол, замок Хохбург был бы немедленно вычеркнут из списка.
– Это уж наверняка… – согласился с немцем Митрохин.
– Ну, вот… А, поскольку, все сейчас думают только о предстоящем "фейерверке", то мое успешное дело осталось бы незамеченным. Зато, как такой доклад будет оценен после! – в азарте, гауптштурмфюрер даже выпал из роли солдафона и перестал ругаться через каждую пару слов. – Успех мероприятия висел на волоске, но благодаря усилиям доблестных стражей правопорядка, опасность была ликвидирована. А руководил операцией…
– Оберштурмбанфюрер СС Зельтцер, – негромко поаплодировал немцу Хорст. – И Рыцарский железный крест, как минимум. А то и с дубовыми листьями.
– Тои, тои, тои… – суеверно произнес гауптштурмфюрер, но не смог скрыть довольной улыбки. – Приятно разговаривать с понимающими людьми. Так вот, возвращаясь к арестованным предателям… Среди задержанных имеется парочка симпатичных фройляйн. Я хотел допросить их лично. Но, раз уж так сложилось, предлагаю сделать это всем вместе. Девушки вряд ли замешаны в чем-то серьезном. Из вторичных "контактов". В общем, есть все основания, проявить к ним снисхождение. Если они будут правильно себя вести, разумеется. Ну, а не захотят… приятно провести время в мужской компании, перейдут в категорию "А". Со всеми вытекающими последствиями, вплоть до допроса с пристрастием… В общем, с их согласия, или без него, мы свое возьмем. И все останется между нами.
Митрохин, делая вид, что высматривает что-то позади, быстро обрисовал мне суть предложения. С ходу, предложив грохнуть гестаповца не отходя от стола.
– Отставить… – пробормотал я одними губами, после чего изобразил максимальное одобрение. Мне как-то объясняли, что немцам в таких случая лучше показывать не большой палец, а типа "ОК". Но и немого изображать тоже нельзя бесконечно, так пришлось еще и добавить пару слов из небольшого запаса. – Гут… Зер гут…
Услышав мою готовность присоединиться к столь специфическому развлечению, англичанин вздохнул. Уж он то понимал, что ничем хорошим для камрада Зельтцера наша совместная поездка не закончиться. Заранее прикидывая, как обставить убийство начальника гестапо так, чтобы не привлечь лишнего внимания. И не усложнить нам выполнения задания… Сути которого, он все еще не знал. Но, поскольку, оставаться и дальше в неведении не хотел, то и предложил:
– Отлично! Если все готовы, то и нечего рассиживаться! Адольф, приглашай Густава в свою машину, а мы с… эээ… Иоганном последуем за вами на моей.
– Яволь…
– Держи себя в руках. Я знаю что делаю… – успел шепнуть капитану. – Помни о задании. Эта сволочь нам еще нужна.
Митрохин поморщился, но кивнул. Это успокаивало. Разведчик владел нервами. И глупостей не наделает.
Гестаповец и капитан пошли вперед, мы с англичанином слегка приотстали.
– Зачем вам это? – недовольно проворчал Флеминг.
– А вам? – парировал я. – Если верить гестаповцу, вы у них там частый гость. Вообще, или только на допросах девушек?
– Вы не понимаете!.. – англичанин в сердцах даже ногой притопнул. – Он сумасшедший! Настоящий садист! Я уже несколько раз запрашивал Лондон разрешение на его устранение, но получил приказ не усложнять обстановку. Вот и приходится… ездить на его вечеринки. При мне он хоть немного сдерживается. А другие "допросы", за те полтора года, что он занимает должность начальника гестапо в землях Фрайбург, уже раз десять заканчивались смертью "подозреваемых".
– Вы хотите сказать, что гауптштурмфюрер полтора года вот так "развлекается" даже не на оккупированной территории, а прямо в Германии, и никому до этого нет дела? Не верю!
– И тем не менее, дело обстоит именно так. Адольф далеко не глуп, и кого ни попадя в подвал не тащит. Если находить интересный "объект", то сперва устанавливает слежку. Недели на две… А потом, из собранного материала, уже клеит дело… Вы же сами из ЧК! Неужели не знаете, что при желании, в жизни любого человека можно найти что-то подозрительное. Если не в действиях, то в окружении. Тем более, в военное время.
– К сожалению…
– Ну, вот… В самых трудных случаях используется провокация… и статья за недоносительство или пособничество.
– Все равно, я не понимаю. Он что, маньяк?
– Нет… – англичанин помотал головой. – Это его метод строить карьеру. Девушки приятное дополнение, а не сама цель. Главное, раскрытия… Предотвращение диверсий… Не менее, одного дела в квартал… Я видел его личное дело. В сороковом Адольф Зельтцер был всего лишь унтерштурмфюрер![18]
– Ну, это звание, как раз и соответствует занимаемой должности. Я даже удивился, что районным отделением гестапо командует целый гауптман.
Англичанин немного помолчал… Потом нехотя ответил.
– У меня нет прямых доказательств… А соваться в дела гестапо лишний раз даже для офицера СД не с руки… Но, раз уж нам с вами предстоит вместе дело куда более серьезное. В общем, я как раз над этим и работал…
В это время мы как раз подошли к машине, и я остановил англичанина.
– Ян… Мы союзники. Но, если вы считаете, что есть что-то, о чем мне знать не стоит, я пойму. В конце концов, мы ведь тоже пока еще не все карты открыли. Поэтому, поступим так. Я пойду, отдам распоряжения своим людям. А вы, тем временем, обдумайте все хорошенько. И, после моего возвращения, либо продолжим разговор, либо – сделаем вид, что вы ничего не говорили, а я ничего не слышал.
Пока я вкратце обрисовывал изменения в обстановке старшине Гаркуше и давал новые вводные группе, на непредвиденный случай, англичанин успел обдумать все и взвесить. Так что, как только мы уселись в его "Опель-Капитан", он без дополнительной паузы принялся объяснять мне детали дела.
Оказалось, что Адольф Зельтцер, уже не первый год предоставлял дополнительные услуги высшим чинам СС. Как известно, в нацистская Германия декларировала семейные ценности и даже подозрение в "нечистоплотности" могло легко сломать карьеру любому чиновнику. Особенно, если тот был женат, а тесть занимал должность повыше.
Они не могли позволить себе засветиться в борделе или завести любовницу. А вот съездить с проверкой в какой-нибудь заштатный городишко, скажем, раз в квартал – это не вызывало подозрений. Служебное рвение, наоборот, только поощрялось.
Но, даже если бы попались, так и в этом случае любителям "клубнички" нельзя было предъявить ничего предосудительного. Это же не разврат в спальне проститутки или иной, неблагонадежной особы. Максимум – превышение должностных полномочий. Излишнее усердие при проведении допроса. Да и кто стал бы подобный казус афишировать? Досадный эпизод, неизбежный в столь трудной профессии, как борьба с врагами и предателями при охране безопасности Фатерлянда.
Ни для кого не секрет, как работают следователи гестапо, как и о том, что происходит в концлагерях. Но, одно дело – знать, и совсем другое – говорить об этом.
Одного только не учли те, кто пользовался услугами улыбчивого гестаповца. Они ведь делали ставку на то, что в случае "провала" это будет единичный случай, за который им максимум светит устный выговор или неприятный разговор с высокопоставленным родственником. А Зельтцер тем временем выстраивал свою игру.
Флеминг понял это, когда посетил загородный дом во второй раз. Заметив, что комната для "допроса" используется одна и та же, он решил чуть лучше осмотреться. И обнаружил два потайных отверстия, в которых виднелись фотообъективы.
Сложив, как говориться два и два, англичанин изложил свои соображения в шифровке и запросил разрешение на разработку. Добро было получено, и вот поэтому, а не из благородных побуждений, как Хорст сказал раньше, он и стал весьма частым гостем на закрытых вечеринках гестаповца. Пытаясь выяснить, где тот хранит архив с компроматом.
А поскольку и сам стал одним из тех, на кого составлял досье Зельтцер, то, на всякий случай, завел дело на начальника гестапо и по линии СД. Собираясь одним выстрелом свалить двух зайцев. Заполучить важный архив, отобрать из него наиболее важные для МИ-6 персоны, а со всем остальным сдать зарвавшегося от мнимой безнаказанности садиста в руки его же товарищей. В целом, неплохая комбинация… Вот только местонахождение тайника все еще обнаружить не удалось.
– Может, мы вместе его потрясем? – предложил англичанин, когда машины свернули с шоссе на грейдер.
– Обязательно…
Метрах в пятидесяти от главной дороги из кустов навстречу шагнули два автоматчика, жестом требуя остановить машину. И держали на прицеле, пока гауптштурмфюрер не открыл дверку и лично не распорядился пропустить.
– Серьезный подход…
– А то… Я однажды решил наведаться в особняк без приглашения, так дальше этого поста так и не проехал. Документы посмотрели, подтвердили, что знают меня. И предложили заехать в другой раз, или ждать господина Зельтцера. Если я уверен, что гауптштурмфюрер вскоре должен приехать.
– И что?
– Подождал с полчаса, потом уехал…
– Адольф просил объяснения?
– Конечно… Но я же не наобум ехал. Он сам приглашал меня накануне. Пришлось сделать вид, что перепутал дни.
– Значит, архив здесь…
– Почти сто процентов. Курт… – кивок в сторону водителя, – несколько суток висел у Адольфа на хвосте. После одной внеплановой проверки. Никаких подозрительных мест, где бы можно было оборудовать тайник, гауптштурмфюрер не посетил. Да и зачем рисковать? Дом огромный, самоходку можно спрятать, не то что десяток папок с фотографиями. А если только негативы – не найти, хоть по кирпичику разбери. К тому же, под охраной… Никого чужого. Идеальное место для хранения. Пока сам не укажет, даже не стоит искать.
– А если все же не укажет?
Губы Флеминга скривились в настоящем волчьем оскале.
– Это моя забота. Я тут такого насмотрелся… Очень хочется хоть часть его методов на нем же испробовать.
– Хорошо… Только не торопитесь. Когда пойму, что пора – дам знать. Например, спрошу как часто из Фрайбурга летают самолеты на Берлин.
– Я понял. Гм… Иоганн, но мы уже приехали, а вы так до сих пор и не рассказали, какую именно диверсию вы планируете провести в замке Хохбург? Неужели, перенацелить ракету на Берлин?
– Не угадали… Эффект будет намного сильнее, чем еще одна бомба свалившаяся на столицу. Благодаря вашим летчикам, этим уже никого не удивить… Но, поговорим позже. Адольф уже топает к нам. Выходим…
– Добро пожаловать, господа! – немец за время пути немного протрезвел, но по-прежнему пребывал в приподнятом настроении. Еще бы, он ведь считал, что заманил в свою паутину еще парочку высокопоставленных чиновников. И уже жадно потирал лапки, прикидывая, как сможет использовать их для своего продвижения по службе.
Добротный двухэтажный особняк. Как и большинство здешних домов, на высоком каменном фундаменте, причем, учитывая рельефность – с фасада получается на пол этажа выше. Свет горит в нескольких окнах. В основном, цокольного яруса.
– А здесь охраны нет? – интересуется Малышев.
– Есть… Но не в доме… На горе пост оборудован. Днем несут дежурство, а в темное время суток в доме отдыхают. В той части, для прислуги. Не волнуйтесь, лишних глаз и ушей нет. А те, кто может вас увидеть, никому ничего не скажет.
– Вы так уверены в преданности своих людей?
– О, нет… – рассмеялся гауптштурмфюрер. – В этом мне помог наш общий друг Генрих.
– Я? – удивился Хорст.
– Именно… Когда я впервые увидел вашего, гм… садовника… то сразу понял, сколько преимущества у немых слуг. А если они при этом еще и писать не умеют… так и вовсе здорово. Ни сплетен, ни доносов.
– Где же столько немых взять? – словно удивился Митрохин.
– Разве это проблема, камрад, Густав?.. – гестаповец пожал плечами. – Если фюрер скажет, что это необходимо для нашей победы, уверяю тебя, рейхсфюрер СС найдет способ. А немецкий народ отнесется к этому с пониманием. А у прочих разных унтерменш никто и спрашивать не станет.
Поскольку он опять искал одобрения у меня, пришлось многозначительно покивать.
– Да… да… – и демонстративно поежился. Прохладно, мол.
– Прошу прощения, господин полковник… Прошу в дом… Проходите… Генрих, будь другом, проводи наших гостей в гостиную. А я пока отдам прислуге соответствующие распоряжения. С вашего разрешения?
Гауптштурмфюрер опять смотрел на меня, но Митрохин, стоя у него за спиной, незаметно кивнул.
– Гут…
Понимая, что мое "глубокое" познание немецкого в любую секунду может быть раскрыто любым, совершенно случайным вопросом, Хорст поспешно подхватил меня под руку и потащил в сторону крыльца. Усиленно жестикулируя и что-то, как я понял по тону, нахваливая.
М-да… Ну почему у нас в школе английский преподавали, а не немецкий. Хотя, с другой стороны, если бы я знал немецкий, но не знал английского – как бы договорился с Флемингом? О-хо-хо… Не зря говорят, что сколько языков человек знает, во столько же раз он и умнее.
– Может, озвучить прежнюю версию о контузии? – быстро зашептал мне англичанин, улучив момент, когда мы снова остались без гестаповца. – Все же ваша неразговорчивость начинает становиться подозрительной.
– Только в самом крайнем случае. Пока спишем на снобизм и степень опьянения.
– Хорошо…
Через прихожую вошли в небольшую комнату, где оставили фуражки. А уже оттуда прошли в гостиную. Большое помещение… Посредине небольшой обеденный стол, на шесть или восемь персон. Сейчас пустой, только ваза с фруктами на темно-бордовой плюшевой скатерти. Вдоль двух стен большие мягкие диваны. В просвете между окнами – мягкое кресло. А вот в дальнем угле какое-то странное сооружение. Больше всего похожее на "козла". Не животное, а спортивный снаряд. Под потолком большая люстра, на пять лампочек. Сейчас горит только одна. А рядом с диванами и креслом – высокие торшеры, под зелеными абажурами.
На стенах большие картины в тяжелых дубовых рамах. Видимо, именно за ними и прячутся объективы фотоаппаратов. А в ближнем углу, рядом с дверью – этажерка. На ней массивный подсвечник, на пять свечей и… не знаю даже как правильно назвать, проигрывателем, что ли… Только вместо динамика раструб. Патефон, кажется… А на нижних полках коробки с пластинками. Надеюсь, там не только бравурные нацистские марши… Хотя, какая разница? Ни Утесова, ни Шульженко, ни Бернеса в этой фонотеке все равно нет. М-да… Феерическая была бы картинка – четверо фрицев внемлют мягкому голосу Марка Наумовича, задушевно вопрошающего "С чего начинается Родина?"
Нет, не получится. Эта песня из более позднего репертуара. К фильму "Щит и меч" написана. А жаль… Очень была бы в тему.
Осмотревшись, я решил, что намного удобнее будет, если я смогу хоть немного уединиться. В том смысле, чтобы никто не мог сесть рядом и пытаться заговорить со мной… Поэтому, на правах старшего по званию, решительно направился к отдельно стоящему креслу. В которое и уселся с видом человека, не слишком трезвого, но уже в том состоянии, когда не столько тянет на подвиги, как хочется расслабиться и вздремнуть. Кстати, хорошая идея! Не думаю, что гауптштурмфюрер настолько обнаглеет, что осмелиться меня будить. Так что я демонстративно повозился, выбрал самую удобную позицию и прикрыл глаза.
Митрохин с англичанином, обменялись короткими репликами, но судя по улыбкам, оценили мою затею положительно. Переглянулись и заняли место за столом, лицом к двери.
Та не долго оставалась закрытой. Послышались шаги, и створки широко распахнулись. Довольно улыбающийся гестаповец вошел первым.
– Господа! Минуточку внимания, к нам гости.
Потом театрально повернулся боком и сделал пригласительный жест:
– Фройляйн, прошу… Не стесняйтесь.
Первой в комнату вошла миловидная блондиночка лет восемнадцати, с кукольным личиком и несколько фривольной прической под Марику Рёкк[19]. Шагнув через порог, она изобразила улыбку и сделала реверанс. Несколько неуклюже, но в целом, свою позицию обозначила. Мол, к вашим услугам. Похоже, девчушку так запугали, что провести ночь с несколькими мужчинами ей казалось всего лишь забавным приключением. И Гретхен заранее была готова на все, что угодно, лишь бы сдержали обещание и отпустили потом.
Вторая – шатенка с более строгой прической, без легкомысленных завитушек – выглядела чуть постарше и держалась соответственно. Не заискивала, авансов в виде улыбок не дарила. Да и приветствовать мужчин не торопилась. К тому же, с моего места было заметно, что глаза девушки подозрительно блестели. Эта с участью своей смирилась, приняла, как неизбежное, но и не больше.
– Знакомьтесь, господа. Гретхен… – жест в сторону блондинки, – и Адель… Фройляйн были задержаны моими парнями в ходе одной из операций по ликвидации предателей Рейха. Но, смею вас заверить, произошла досадная ошибка…
Блондиночка тут же быстро-быстро закивала. Шатенка стояла ровно, будто к ее спине доску привязали, глядела в пол и даже не шелохнулась.
– Девушки совершенно ни при чем. Так что я распорядился их освободить и отпустить домой. Но… господа… мы же не звери. Ночь на дворе. Вот я и предложил составить нам компанию. А утром мы отвезем их, куда захотят. Гретхен и Адель были настолько милы, что согласились принять мое предложение.
Большую часть из сказанного, я конечно же, додумывал, исходя из знакомых слов, жестов, интонации и жизненного опыта. В который раз сожалея, что не приложил в свое время чуть больше усилий, для изучения иностранных языков. Мог же, к примеру, вместо четырех тренировок в неделю, заниматься в спортзале три раза, а один ходить на факультатив… Но, к сожалению, жизнь не имеет сослагательного наклонения. Гм… Интересная мысль. А как же я? Разве моя нынешняя ситуация не противоречит этой поговорке?
– Проходите… присаживайтесь… – гауптштурмфюрер встал за спинами девушек и двумя звучными шлепками отправил обеих вперед. Намеренной бесцеремонностью напоминая, зачем они здесь и в каком качестве. Те охнули, но с места сдвинулись и прошли дальше. Сесть, правда не осмелились, застыли перед столом.
– Прошу прощения за задержку… Айн, момент. Сейчас все подадут. Не ждал…
Он бросил быстрый взгляд в сторону одной из картин, увидел там, что-то важное для себя, и стал расстегивать китель.
– Это мне кажется или действительно жарко? Господа… Фройляйн… Без церемоний. Будьте как дома… До утра можно забыть о службе.
Адольф снял китель и повесил на спинку стула. Потом посмотрел на остальных. Никто из присутствующих не спешил воспользоваться гостеприимством.
– Интересно… – пробормотал он. – Неужели только у меня одного такая горячая кровь.
Подошел к блондинке, неторопливо протянул руку и расстегнул крючок на воротнике ее блузки.
– Гретхен, ведь так гораздо лучше, не правда ли?
– Да, господин гауптштурмфюрер… – залилась румянцем та, но с готовностью продолжила расстегивать дрожащими пальцами остальные крючочки и пуговички. – В комнате очень жарко.
– Адель? А тебе особое приглашение нужно? – посмотрел на шатенку гестаповец. – Или, может, нам стоит на минутку выйти? Я бы мог и здесь… – Зельтцер шагнул в ее сторону. – Но господин полковник уснул. Не хочу его тревожить…
Девушка непроизвольно вздрогнула.
– Нет-нет… Я просто задумалась… – закусила губу и с трудом смогла расстегнуть самую верхнюю пуговичку.
Дальше этого ее руки никак не хотели двигаться. Тогда как Гретхен к тому времени уже не только справилась со всеми застежками, но даже сняла блузку и положила ее подлокотник дивана. Под блузкой девушка носила бледно-голубую шелковую комбинацию на бретельках, позволяющую любоваться гладкой кожей и высокой грудью…
В этот момент двери еще раз открылись и в комнату вошли два эсэсовца. Роттенфюрер и штурмманн. Оба рослые, широкоплечие и с такими рожами, что нашим браткам и не снились. Валуев над ними, возвышался бы на голову, но при этом выглядел интеллигентом.
Вообще-то, на них были белые фартуки и перед собой они несли подносы с напитками и закуской. Но, как только Адель увидела их, глаза ее расширились от ужаса, и пальцы девушки стали буквально рвать ткань и пуговицы, пытаясь поскорее расстегнуть кофту.
Именно в этот момент, я окончательно решил, что эту сволочь, надо непременно кончать.
И уже окончательно хотел задать вопрос насчет самолетов на Берлин, но в последний момент все же сумел взять себя в руки. Разве не я сам, всего пару часов тому успокаивал Митрохина? А тот, в свою очередь – старшину. Что изменилось? Старшина не мог спокойно смотреть на фашистского недоросля. Капитана бесила домоправительница, а я воспылал праведным гневом, чтобы защитить достоинство немецкой девицы? Наплевав при этом на задание? Ай, как стыдно… Совсем распустились вы на гражданке, товарищ капитан. Отставить сопли…
Адольфа и прочих Гансов, мы обязательно шлепнем, при первом же удобном случае. Но, пока он нужен для дела – будет жить. И даже развлекаться… Тем более, Гретхен, вроде уже окончательно пустилась берегов. И юбку сбросила, не дожидаясь команды. И бокал с вином приняла… и на колени гестаповцу села. Правда, он этим воспользовался лишь для того, чтобы нашептать что-то блондинке на ухо, поглядывая на Митрохина. Ничего, капитан не кисейная барышня, авось выдержит десяток поцелуев, пока я соображу, как разрулить ситуацию, с пользой для дела.
Тем более, что насчет второй фройляйн имеются мысли…
Я потянулся и громко позвал:
– Генрих… Дружище…
Англичанин с трудом отвел глаза он не перестающей раздеваться Адель. М-да… Женская красота, умноженная на ударную дозу шнапса, кого хочешь лишит рассудка.
– Да, господин штандартенфюрер! – прогоняя наваждение, вскочил со стула Хорст. Приведя тем самым в замешательство всех остальных.
Митрохин вздрогнул и посмотрел на меня. По окаменевшему лицу капитана нельзя было ничего понять, но это если совсем не знать человека. Лично мне было понятно, что тот с трудом сдерживается и с огромным удовольствием сейчас был бы не здесь, а, к примеру, минировал мост.
Гестаповец, видя, как вскочил на ноги майор, попытался сделать то же самое, забыв о девице. И та с визгом свалилась на пол, умудрившись при этом опрокинуть фужер с вином на себя и на гауптштурмфюрера… А шатенка испуганно замерла, так и не выйдя из юбки, свалившейся к ее босоножкам. Кстати, на Адель тоже была шелковая комбинашка точно такого же покроя, как и у блондинки. Только розовая. Похоже, одежду девушкам выдали здесь.
Ну, а оба громилы "официанты", услышав мое звание, сперва словно ростом меньше стали, а там и вовсе потихоньку ретировались из комнаты.
Я оценил мизансцену и лениво поманил Хорста к себе.
– Комм…
А когда англичанин встал рядом, негромко, так чтобы слышал только он, обрисовал задачу:
– Значит так, мистер Флеминг… Мы с Густавом сейчас уезжаем. Темненькую забираем с собой. Во-первых, – чтобы не вызвать подозрений. Во-вторых, – она понадобиться нам в нашем деле. За себя решайте сами… Я бы, на вашем месте, остался…
– Но…
– Казнь Адольфа отложим. Ведь это его люди будут охранять замок Хохбург?
– Да, но…
– Так зачем нам лишняя головная боль? Сделаем одно, займемся под шумок и архивом. Поверьте, нам он тоже интересен. Поделимся… А теперь, пожалуйста, объявите всем, что я устал. Поэтому, желаю выпить на посошок и удалиться… Если Адольф попробует возражать, скажите, что мне его картины не нравятся, от них голова болит. Поэтому спать я желаю в доме своего друга, генерал-майора фон Тресков.
– Он же поймет намек.
– Вот и хорошо. Пусть считает, что я оценил тонкость его игры, и принял правила. Сам подставляться не хочу, а от него жду ответного хода. Посмотрим, насколько он умен.
У меня была еще одна домашняя заготовка. Осталась со службы… Наш зампотылу полка был в свое время в ограниченном контингенте советских войск в Германии и все застолья заканчивал одинаково.
Дождался, когда Хорст озвучит мое неожиданное желание, а так же отметил, что все присутствующие отреагировали на него по-разному. Митрохин – с облегчением. Адель – с неожиданно вспыхнувшей в глазах надеждой, которая тут же и погасла. Ну, это не страшно. Была бы искра, огонек раздуем. Блондинке, похоже, уже было все равно… Лишь бы поскорее закончилось. А вот гауптштурмфюрер не смог скрыть досаду. Он быстро заговорил, но был остановлен властным жестом англичанина, после чего Хорст медленно выдал ключевую фразу. О картинах…
Как же приятно смотреть, когда сволочь, считающая себя полубогом и ни в грош не ставящая чужие жизни, ощущает руку на собственном горле. Адольф побледнел, словно увидел перед собой расстрельную команду. И вот тогда я встал, чуть пошатываясь, добрел до стола. Наполнил чистый бокал, поднял его, и глядя в глаза гестаповца произнес:
– Trinken wir darauf, dass wir uns hier versammelt haben und dass wir uns ofter treffen![20]