Правда о русских открытиях в Америке

Русские галиоты плывут на Восток

Русские поселения возникли на Аляске еще в середине XVII века. Существует целый ряд версий о том, как попали русские к берегам Нового Света. Одно неоспоримо: такие поселения в то время существовали. В 1937 году на Аляске в районе Кенайского залива во время земляных работ были обнаружены остатки большого русского поселения. Специалисты, изучив растительность на бревенчатых стенах хижин и слой покрывавшей их земли (детритус), пришли к выводу, что возраст поселения исчисляется примерно в 300 лет. Этот факт объясняет множество сведений о старинных русских поселениях на Аляске, которыми располагала уже в XVIII веке русская администрация в Сибири. «Можно предположить, — пишет советский исследователь А. В. Ефимов, — что на Аляске было не одно, а несколько, а возможно и много древних русских поселений, подобно тому как есть свидетельства о древних русских поселениях вдоль северного края Азиатского материка».[3]

В 1732 году русские моряки снова достигли берегов Америки.

Этому предшествовал целый ряд попыток. О некоторых из них мы имеем сведения. В 1725 году погиб смелый мореплаватель Прокопий Нагибин, спустя три года льды разбили судно Афанасия Мельникова. Оба морехода пытались добраться до Большой Земли, как в те годы называли сибиряки Аляску. В 1728 году потерпела неудачу в своем намерении достигнуть берегов Нового Света и правительственная экспедиция под начальством капитанов Чирикова и Беринга. Однако многочисленные усилия русских мореходов скоро увенчались успехом.

В июле 1732 года судно «Св. Гавриил» под командой подштурмана Ивана Федорова и геодезиста Михаила Гвоздева вышло с Камчатки на север и через 20 дней благополучно пристало невдалеке от мыса Дежнева. Отсюда мореходы дважды плавали к острову Ратманова. Во время второго плавания они заметили на востоке очертания скалистых берегов. 21 августа «Св. Гавриил» подошел к побережью Аляски и двинулся на юг. Моряки в течение пяти дней вели опись неизвестного берега, осмотрели мыс, теперь называемый мысом принца Уэльского, и остров Укивок.

Важное географическое открытие Федорова и Гвоздева стало вскоре известно не только в России, но и в странах Западной Европы. Уже в 1738 году в одной из французских газет были помещены, со слов известного русского навигатора и гидрографа Ф. И. Соймонова, краткое и не совсем точное сообщение об экспедиции Федорова и Гвоздева и карта ее плавания, вычерченная французским географом Делилем. На русских картах того времени, составленных Чириковым, Шпанбергом, петербургским академиком Миллером, также была нанесена часть американского побережья, открытая Федоровым и Гвоздевым.

Огромное научное и политическое значение имела вторая экспедиция Беринга. Плаванием кораблей Чирикова и Беринга в 1741 году был решен, наконец, вопрос, где же находится Америка, на каком расстоянии от Азии, каково общее очертание ее северо-западного побережья.

Во время бури корабли потеряли друг друга из виду и следовали на восток разными маршрутами. Корабль Чирикова достиг побережья Америки раньше корабля Беринга и оказался в районе южных островов архипелага Александра под 55°21′ с. ш. Отсюда корабль двинулся на север и, пройдя за десять дней около четырехсот миль, достиг района залива Льтуа под 58°21′ с. ш. Отсюда Чириков повернул на запад, к Камчатке. Через несколько дней под широтой 58°46′ мореплаватели увидели на севере высокие снежные вершины Кенайского полуострова. Двинувшись на юго-запад, а затем на запад, Чириков открыл по пути несколько островов Алеутской гряды и 10 октября прибыл в Петропавловск-на-Камчатке. Во время плавания моряки жестоко страдали от цинги, жажды и небывало сильных штормов.

Несмотря на все трудности, Чирикову удалось привести свое судно на Камчатку.

Иная судьба постигла второй корабль экспедиции, плывший под командой Беринга. Он достиг американского побережья под 59°47′ с. ш. Мореходы увидели высокий, покрытый льдом и снегом горный пик. Такой высокой горы они не видели в Сибири и на Камчатке. Ее назвали горой Св. Ильи. Близ побережья находился небольшой остров, к которому и пристал корабль. Моряки подробно исследовали флору и фауну острова, запаслись водой и отправились в обратный путь. На следующий день невдалеке от судна показался самый крупный остров у южного побережья Аляски — Кадьяк. Его нанесли на карту. Вскоре в тумане подошли еще к одному острову (он был назван Туманный), затем открыли Евдокеевские острова близ полуострова Аляски, а спустя почти месяц блужданий в открытом океане снова подошли к полуострову Аляска и стали на якорь у островов Шумагинских (названных так в честь похороненного там матроса Шумагина). Запасшись водой, снова поплыли на запад, миновали Алеутские острова, нанеся некоторые из них на карту, и 4 ноября увидели высокий берег. К этому времени положение экипажа было отчаянное, люди умирали от цинги, подходили к концу вода и сухари, жестокие бури изорвали снасти. Берег приняли за Камчатку и решили высадиться. Но вскоре выяснилось, что это был остров. Здесь морякам пришлось провести зиму. Спустя месяц скончался Беринг, умерло и несколько человек матросов. Оставшиеся в живых на следующее лето добрались до Камчатки.

Алексей Чириков, приняв на себя после смерти Беринга фактическое руководство экспедицией, составил замечательную карту плавания обоих кораблей. Эта карта явилась первой в мире, где северо-западное побережье Америки было показано на основе конкретных, достоверных данных.

Советскому исследователю Л. В. Ефимову совсем недавно удалось обнаружить в архивах новые важнейшие документы, свидетельствующие о крупных научных заслугах Чирикова. Огромный интерес представляют неизвестные до сих пор две карты Чирикова, относящиеся к 1746 году. На них подытожены научные результаты всех русских экспедиций на Тихом океане. Очень четко нанесены на этих картах северо-западное побережье Америки на значительном протяжении и острова близ него, ряд Алеутских островов, Командорские острова и, наконец, западная оконечность Аляски с островами Диомида (Гвоздева) и Укивок по материалам экспедиции Федорова―Гвоздева.

Подробное описание плавания кораблей Чирикова и Беринга и карта их открытий вскоре стали известны на Западе, причем отнюдь не обычным путем.

Члены Российской Академии наук уже давно замечали, что один из их коллег, французский академик Жозеф Делиль, приглашенный в 1726 году в Россию, ведет себя несколько странно. Пользуясь возложенным на него поручением по составлению атласа России, он затребовал себе все имевшиеся географические карты различных районов страны не только из Сената, но и из военных ведомств, в частности из канцелярии Главной артиллерии. В Академии заметили, что Делиль снимает для чего-то копии с этих карт, хотя он сам объяснил это необходимостью переводить карты с русского языка, которым он не владел, на французский.

Наконец, как свидетельствует в письме от 2 августа 1742 года библиотекарь Академии Шумахер, было «в рассуждение принято, что профессор Академии наук Бернулли в публичной компании сказал, коим образом он удивляется, что с ланд-картами не осторожнее поступают: потому что профессор Делиль, снимая с них копии, посылает оные во Францию». Президент Академии донес об этом возмутительном случае государыне, на что последовало решение: «Приказать, чтобы за Делилем крепко присматривать и при сочинении генеральной карты сделать такое учреждение, чтобы все подлоги пресечены, а самое бы дело с успехом произведено было».[4]

Однако «с успехом» Делиль осуществлял совсем другое «дело». В марте 1743 года он просил французского посла в Петербурге графа Далиона о пересылке в Париж морскому министру «надежным и секретным образом», по дипломатической почте, трех больших пакетов с картами России. Мало этого, обнаглевший разведчик пересылал своему шефу важнейшие русские карты целыми ящиками. В руки французского штаба попали, таким образом, карты границ России и Польши, Польши и Крыма, карты расположений Изюмского, Сумского, Харьковского и других полков, генеральная карта Украины, карта крепости Очаков и ее окрестностей и многие другие. Как видим, Делиль усердно отрабатывал те 5 тысяч франков, которые ежегодно выплачивались ему французским военным ведомством во все время пребывания его в России.

Среди украденных Делилем русских карт были и копии карты плавания Чирикова и Беринга, а также сведения о других русских открытиях в Тихом океане.

Итак, с помощью Делиля французское правительство было полностью осведомлено в те годы о результатах экспедиции Чирикова―Беринга.

Но особенно внимательно следило за открытиями русских в Тихом океане британское адмиралтейство. Ни одно мало-мальски интересное сообщение по этому поводу не ускользало от его внимания: этого требовали торговые и политические интересы правящих кругов Англии, приступивших уже к колонизации Канады со стороны Атлантического побережья. Мы увидим дальше, как «добросовестно» использовали лорды адмиралтейства сведения о русских открытиях и как, следуя их секретным инструкциям, вели себя «справедливые и честные» английские мореплаватели.

Беспокойство в Англии в связи с открытиями русских в Тихом океане было так велико, что все средства были признаны годными для получения самой подробной информации. И тут блеснул своими «способностями» британский полномочный посол в Петербурге лорд Джон Гиндфорд. Достопочтенный джентльмен, как мы увидим, не отличался большой щепетильностью в выборе средств. В 1747 поду он писал в Лондон статс-секретарю по северным делам лорду Честерфилду следующее: «Во исполнение моих первых инструкций я постарался узнать, какие именно открытия сделало здешнее правительство в северо-восточной окраине России, и мне посчастливилось достать копию журнала и карту знаменитого капитана Беринга… Я надеюсь быть в состоянии послать их Вашему сиятельству со следующим курьером; но это надо держать в секрете, ибо если Чернышёв (русский посол в Лондоне. — А.А.) узнает об этом, весьма многие будут отправлены отсюда заканчивать свои дни в той стране».

Британский посол, достойный представитель английской дипломатии, попросту украл журнал и карту плавания Беринга и Чирикова, подкупив, по-видимому, кое-кого из царских чиновников.

Между тем сведения о землях и островах к востоку от Камчатки, о богатых лежбищах там морских бобров и котиков, а также перспективы новых открытий все более привлекали внимание и энергию русских мореходов и промышленников. С величайшим упорством и отвагой пустились они в плавания по бурным океанским просторам, продвигаясь все дальше и дальше на восток, к берегам Нового Света.

В 1743 году с Камчатки вышло первое промысловое судно под начальством Емельяна Басова. Промышленники зимовали на острове Беринга. Во время второго плавания, в 1745 году, Басов открыл остров Медный. В том же году мореход Михаил Неводчиков, участник плавания Беринга, открыл первую, самую западную группу Алеутских островов — Ближние. Он составил карту этих островов и подробный рапорт о своем плавании. Вскоре были открыты следующие к востоку острова — Крысьи и Андреяновские (названные в честь известного морехода Андреяна Толстых) и, наконец, в 1759 году самая восточная группа Алеутских островов — Лисьи. Последнее открытие сделал смелый и опытный мореход Степан Глотов.

В 1760 году первое русское промысловое судно под командой морехода Пушкарева подошло к полуострову Аляска. Спустя четыре года, в 1764 году, Степан Глотов прошел вдоль восточного побережья полуострова Аляски, миновал Евдокеевские и Шумагинские острова и подошел к Кадьяку. Здесь русские зимовали. Весной Глотов открыл к северо-востоку от Кадьяка новый большой остров — Афогнак.

Вслед за Глотовым у берегов Аляски побывали и другие русские мореходы. Они подробно исследовали новые земли, знакомились с жизнью эскимосов, вели промысел. Многочисленные их карты и рапорты отправлялись в Петербург.

В 1768–1769 годах на Алеутских островах работала правительственная экспедиция под начальством капитанов Креницына и Левашева. Она как бы подвела итог всем предшествующим открытиям в этом районе. Были составлены подробные и точные карты и описи. Со времени этой экспедиции Алеутскую гряду можно было считать окончательно открытой. Лучшие русские мореходы на Тихом океане шли дальше на восток, к берегам Америки.

Выдающееся значение имело плавание смелого морехода и исследователя Потапа Зайкова, который три года, с 1775 до 1778, прожил на западном побережье полуострова Аляски. За это время он составил великолепную карту, на которую нанес всю Алеутскую гряду, полуостров Аляску, Кенайский и Чугацкий заливы и остров Кадьяк. Интереснейшие сведения о быте и нравах жителей тех мест содержит судовой журнал Зайкова, который был опубликован в 1782 году Российской Академией наук.

Одновременно с Зайковым вышел в плавание мореход Дмитрий Полутов. В 1776 году он достиг Кадьяка. Судовой журнал Полутова, опубликованный Российской Академией наук в 1783 году, поражает обилием интересных и важных сведений по географии и этнографии тех мест.

Важно отметить, что многие открытия русских мореходов стали известны за границей. В Штутгарте, например, в 1774 году вышла книга «Об открытии в 1765, 66 и 67 гг. в северном островном море между Камчаткой и Северной Америкой». Спустя два года некий Шульц издал новую книгу по этому вопросу. Вскоре оказалось, что все сведения Шульц почерпнул от своего соотечественника, петербургского академика Миллера. Обе книги подверглись внимательному изучению в британском адмиралтействе. Но в таком важном вопросе сведения из третьих рук мало устраивали англичан.

И вот в Петербурге появляется королевский историограф по Шотландии доктор Робертсон. Доступ к Екатерине II ловкий англичанин нашел довольно быстро: его соотечественник, доктор Рочерсон, оказался придворным лейбмедиком и охотно взялся передать прошение императрице. Ссылаясь на свои чисто «академические» задачи, Робертсон получил доступ ко многим документам и материалам о русских открытиях в Тихом океане. Однако не все они были использованы им в капитальном труде «История Америки», первый том которого вышел в Лондоне в 1777 году. О некоторых русских открытиях Робертсон умолчал, дав тем самым другим мореплавателям возможность приписать их себе. О каких мореплавателях пекся английский ученый, станет ясно из дальнейшего изложения событий.

Сведения, привезенные Робертсоном, оказались настолько тревожными, что в Россию был вскоре командирован еще один ученый-разведчик, Вильямс Кокс, член королевского колледжа в Кембридже. Коксу удалось получить в Петербурге очень важные сведения. В руки англичан попали копии с судовых журналов Креницына и Левашева и карта их плавания с изображением Лисьих островов, карта плавания Синдта к Чукотскому полуострову и Шалаурова к Медвежьим островам, а также описания этих плаваний, карта морехода Афанасия Очередина с изображением Алеутских островов и ряд других карт.

Британское адмиралтейство с возрастающим беспокойством следило за бурным развитием русского судоходства на Тихом океане. Наконец лорды пришли к выводу, что интересы английской короны требуют быстрых и решительных мер.