Православие и религия будущего. О «духовности» экуменизма — главной ереси XX века

В ответ на вопрос о возможности “диалога” православного христианства с различными нехристианскими религиями читателю были представлены свидетельства трех православных христиан, которые подтверждают, опираясь на православное учение и на то, чему всегда учила Православная Церковь: что у православных христиан отнюдь не один и тот же Бог с так называемыми “монотеистами”, которые отрицают Святую Троицу; что боги язычников фактически — демоны, и что переживания и силы, которые могут дать языческие “боги”, по природе своей — сатанизм. Все это ни в коей мере не противоречит словам ап. Петра, что Бог нелицеприятен, но во всяком народе боящийся Его и поступающий по правде приятен Ему (Деян. 10, 34-35); или словам ап. Павла, что Бог в прошедших родах попустил всем народам ходить своими путями, хотя и не переставал свидетельствовать о Себе благодеяниями, подавая нам с неба дожди и времена плодоносные и исполняя пищею и веселием сердца наши (Деян. 14, 16-17). Те, которые живут в рабстве у сатаны, князя мира сего (Ин. 12, 31), во тьме, не озаренной христианским заветом, будут судимы в свете того естественного свидетельства о Боге, которое может иметь любой человек, несмотря на это рабство.

Однако для христианина, которому дано Божие Откровение, невозможен никакой “диалог” с теми, кто вне веры. Не преклоняйтесь под чужое ярмо с неверными, ибо какое общение праведности с беззаконием? Что общего у света с тьмою? Какое согласие между Христом и Велиаром? Или какое соучастие верного с неверным?.. И потому выйдите из среды их и отделитесь, говорит Господь (2 Кор. 6, 14-17). Долг христианина скорее в том, чтобы принести им свет православного христианства, как св. ап. Петр принес его боящимся Бога домочадцам Корнилия сотника (Деян. 10, 34-48), чтобы просветить их темноту и присоединить к избранному стаду Церкви Христовой.

Все это в достаточной мере очевидно для православных христиан, которые знают истину Божия Откровения и Церкви Христовой и верны ей. Но многие, считающие себя христианами, совершенно не сознают коренной разницы между христианством и другими религиями; а некоторые, хотя и понимают это, очень плохо разбираются в области “духовного опыта” — а это умение разбираться практиковалось и передано нам в святоотеческих писаниях и в житиях святых уже почти две тысячи лет назад.

А при отсутствии такого понимания и умения различать все более растущее вторжение восточных религиозных движений в жизнь Запада, особенно в последние два десятилетия, произвело большую путаницу в умах многих, кто мнит себя христианином. Тут сразу же приходит на ум случай с Томасом Мэртоном: искренний новообращенный в католицизм и католическое монашество (около сорока лет назад, незадолго до радикальных реформ II Ватиканского собора), он кончил свои дни провозглашением тождества христианского духовного опыта и религиозного опыта дзен-буддизма и других языческих религий. Что-то такое “носится в воздухе” последних двух десятилетий, что разъело остатки здравого христианского мировоззрения в протестантизме и католицизме и теперь подбирается к самой Церкви, к святому Православию. И “диалог с нехристианскими религиями” — скорее результат, чем причина этого нового “духа”.

В этой главе мы разберем некоторые из восточных религиозных течений, которые приобрели влияние в 1970-х годах, с особым вниманием к попыткам достичь синкретизма (слияния) христианства с восточными религиями, особенно в области “духовной практики”. Такие попытки охотно и часто подкрепляются цитатами из “Добротолюбия” и восточной православной традиции постоянной молитвы, которая считается более родственной восточной духовной практике, чем чему-либо известному на Западе; настало время ясно показать глубочайшую пропасть, разделяющую христианский и нехристианский “духовный опыт”, и объяснить, почему религиозная философия, скрытая за этим синкретизмом, ложна и опасна.

1. “Христианская йога”

Индийская йога известна на Западе уже много десятилетий, а в Америке она дала начало особенно многим культам, а также популярной форме физической терапии, цели которой предположительно далеки от религии. Почти двадцать лет назад французский монах-бенедиктинец написал о своем опыте превращения йоги в “христианское” учение; следующие описания взяты из его книги.4

Индийская йога — учение, рекомендующее довольно аскетический, подчиненный дисциплине образ жизни, — состоит в управлении дыханием и в определенных физических позах, которые приводят к состоянию расслабления, способствующему медитации, при которой обычно применяется мантра, или священное изречение, которое помогает сосредоточиться. Сущность йоги не в самой дисциплине, а в медитации, которая является ее целью. Автор прав, говоря: “Цели индийской йоги — духовные. Можно приравнять к предательству забвение этого и сохранение только физической стороны этого духовного учения, когда люди видят в ней только средство достижения телесного здоровья и красоты” (стр. 54). К этому нужно добавить, что человек, занимающийся йогой только ради телесного здоровья, уже подготовляет себя к определенным духовным воззрениям и даже переживаниям, о которых он, несомненно, и не догадывается; об этом мы скажем подробнее впоследствии.

Тот же автор продолжает: “Искусство йоги заключается в том, чтобы погрузить себя в полное безмолвие, отбросить от себя все мысли и иллюзии, отвергнуть и позабыть все, кроме одной истины: истинная сущность человека — божественна; она есть бог, об остальном можно только молчать” (стр. 63).

Разумеется, эта идея не христианская, а языческая, но цель “христианской йоги” — использовать приемы йоги для совсем других духовных целей, для “христианской” медитации. Цель йоговских приемов, с этой точки зрения, сделать человека раскрепощенным (расслабленным), удовлетворенным, недумающим и пассивным, то есть восприимчивым к духовным идеям и впечатлениям. “Как только вы приняли позу, вы чувствуете, как ваше тело расслабляется, и вас наполняет чувство общего благосостояния” (стр. 158). Упражнения приводят к “необычайному ощущению покоя” (стр. 6). “Начнем с того, что человек ощущает общее раскрепощение, его охватывает прекрасное самочувствие, эйфория (блаженство), которая должна и которая вправду сохраняется на долгое время. Если наши нервы напряжены и натянуты до предела, упражнение даст им покой, и усталость как рукой снимет” (стр. 49). “Цель всех его (йога) усилий — заставить замолчать в себе думающее начало, закрывая глаза на всякого рода соблазны” (стр. 55). Эйфорию, которую приносит йога, “можно с полным правом назвать “состоянием полного здоровья”, которое позволяет нам делать больше и лучше на человеческом уровне — для начала, а затем и на христианском, религиозном, духовном уровне. Наиболее подходящее слово для этого состояния — удовлетворенность, заполняющая тело и душу и предрасполагающая нас... к духовной жизни” (стр. 31). Это может изменить всю личность человека: “Хатха-йога благотворно влияет на характер. Один человек после нескольких недель упражнений признался, что сам себя не узнает и что все замечают перемену в его поведении и реакциях. Он стал более мягким и понимающим. Он спокойно относится к событиям и переживаниям. Он удовлетворен... Вся его личность претерпела изменение, и он сам чувствует, как она укрепляется и раскрывается, а из этого проистекает почти непрерывное состояние эйфории, или удовлетворенности” (стр. 50).

Но все это — только подготовка к “духовной” цели, которая не заставляет себя долго ждать: “Став созерцательной, моя молитва получила особую и новую форму” (стр. 7). Став необычайно спокойным, автор отмечает “легкость, которую” он “почувствовал при погружении в молитву, при сосредоточении на ее содержании” (стр. 6). Человек становится “более восприимчивым к импульсам и побуждениям с небес” (стр. 13). “Практика йоги приводит к повышенной податливости и восприимчивости, то есть к раскрытию тех личных отношений между Богом и душой, которыми отмечен путь мистической жизни” (стр. 31). Даже для “ученика-йога” молитва становится “сладостной” и “охватывает всего человека” (стр. 183). Человек расслаблен и “готов затрепетать при касании Святого Духа, принять и приветствовать то, что Господь в Своей милости сочтет нас достойными испытать” (стр. 71). “Мы подготовим все свое существо к тому, чтобы оно было взято, было восхищено — и это, несомненно, одна из форм, даже высшая форма, христианского созерцания” (стр. 72). “С каждым днем упражнения, да и вся аскетическая дисциплина моей йоги прибавляет легкости, с которой благодать Христа притекает ко мне. Я чувствую, как растет мой голод по отношению к Богу, и моя жажда праведности, и мое желание быть христианином в полном смысле этого слова” (стр. 11).

Любой понимающий природу прелести, или духовного заблуждения, узнает в этом описании “христианской йоги” точные характеристики тех, кто духовно сбился с пути — или в сторону языческих религиозных опытов, или в сторону сектантских “христианских” опытов. То же стремление к “святым и божественным чувствам”, та же открытость и готовность быть “восхищенным” неким духом, те же поиски не Бога, а “духовных утешений”, то же самоопьянение, которое ошибочно принимается за “состояние благодати”, та же невероятная легкость, с которой человек становится “созерцателем” или “мистиком”, те же “мистические откровения” и псевдодуховные состояния. Это общие характерные признаки тех, кто впал именно в это состояние духовного заблуждения. Но автор “Христианской йоги”, будучи бенедиктинским монахом, добавляет некоторые особые “медитации”, которые показывают, что он мыслит полностью в духе римско-католических “медитаций” последних веков, с их свободной игрой воображения на христианские темы. Так, например, медитируя на тему рождественской мессы, он начинает видеть Младенца у Его Матери. “Я вглядываюсь, и больше ничего. Картины, идеи (ассоциации идей: Спаситель — Царь-Свет — Сияние — Пастырь-Младенец — и снова Свет) приходят одна за другой, проходят мимо... Все эти кусочки священной головоломки, взятые в целом, рождают во мне одну идею... безмолвное видение всего таинства Рождества” (стр. 161-162). Каждый, кто хоть немного знаком с православной духовной дисциплиной, увидел, что этот достойный жалости “христианский йог” умудрился попасть в ловушку, расставленную одним из мелких бесов, поджидающих таких искателей “духовных переживаний”: он даже не видел “Ангела света”, а только дал волю своим собственным “религиозным фантазиям”, порождениям сердца и духа, совершенно не подготовленных к духовной брани и к бесовским искушениям. Подобная “медитация” в наши дни практикуется в целом ряде католических монастырей и обителей.

Тот факт, что в конце книги помещена статья переводчика “Добротолюбия” на французский язык с приложением выдержек из “Добротолюбия”, только лишь показывает пропасть, отделяющую этих дилетантов от истинной духовности Православия, которая совершенно недоступна современным “мудрецам”, разучившимся понимать ее язык. Достаточным доказательством некомпетентности автора в понимании “Добротолюбия” является то, что он называет “сердечной молитвой” (в православных традициях она является наивысшей молитвой, которой сподобляются только очень немногие после долгих лет аскетической брани и школы смирения у истинно богоносного старца) простейший трюк: произнесение слогов в унисон с сердцебиением (стр. 196).

Ниже мы полнее прокомментируем опасности “христианской йоги”, когда будем отмечать в ней черты, общие с другими формами “восточной медитации”, которые предлагаются сегодня христианам.

2. “Христианский дзен”

Восточная религиозная практика на более популярном уровне предлагается в книге ирландского католического священника Уильяма Джонстона “Христианский дзен”.5 Автор начинает примерно с того же места, что и автор “Христианской йоги”, — с чувства неудовлетворенности западным христианством, желания дать ему новое измерение медитации или созерцания. “Многие люди, не удовлетворенные старыми формами молитвы, не удовлетворенные старыми обрядами, которые некогда так хорошо служили, ищут чего-то, что удовлетворило бы запросы современного сердца. “Контакт с дзен... открыл новые перспективы, показав мне, что в христианстве есть такие возможности, о которых я и не мечтал”. Можно “практиковать дзен как путь к углублению и расширению своей христианской веры” (стр. 2).

Приемы японского дзен-буддизма очень сходны с техникой индийской йоги, из которой он в конечном счете произошел, хотя они еще проще. Там есть и та же основная поза (а не множество поз йоги), методика дыхания, повторение, если желательно, священного имени в сочетании с другими приемами, своеобразными и свойственными только дзен. Цель этих приемов точно такая же, как и в йоге: исключить рациональное мышление и достигнуть состояния спокойной, безмолвной медитации. Сидячая поза “препятствует рассуждениям и размышлениям” и способствует проникновению “в центр собственного существа, в лишенном образов и звуков созерцании” (стр. 5), в “глубокое и прекрасное царство психической жизни” (стр. 17), в “глубокую внутреннюю тишину” (стр. 16). Достигнутые таким образом ощущения несколько напоминают ощущения наркомана, так как “люди, принимавшие наркотики, кое-что понимают и в дзен, потому что в них уже разбужено представление о том, что существуют глубины сознания, которые стоит исследовать” (стр. 35). И тем не менее эти ощущения открывают “новый взгляд на Христа, взгляд менее дуалистический и более восточный” (стр. 48). Даже новички в дзен могут достигнуть “чувства единения и атмосферы присутствия чего-то сверхъестественного” (стр. 31), восхищения “мистической тишины” (стр. 30); при помощи дзен состояние созерцания, прежде доступное только немногим “мистикам”, может быть “распространено”, и “все могут иметь видения, все могут достичь самадхи (озарения, просветления)” (стр. 46).

Автор “Христианского дзена” говорит об обновлении христианства; но он признает, что опыт, который может к этому привести, может иметь любой — христианин и нехристианин. “Я уверен, что существует главное озарение, которое не связано ни с христианством, ни с буддизмом, ни с чем-либо другим. Оно просто человечно” (стр. 97). И вправду, в собрании, посвященном медитации, в дзенском храме возле Киото, “самое удивительное... было отсутствие каких бы то ни было общих верований. Казалось, никто ничуть не интересуется тем, во что верят или не верят остальные, и никто, насколько мне помнится, ни разу не упомянул имени Бога” (стр. 69). Этот агностический характер медитации очень на руку “миссионерам”, так как “таким образом можно научить медитации людей неверующих или тех, кого мучает совесть или страх, что Бог умер. Такие люди всегда могут сидеть и дышать. Для них медитация становится поиском, и я обнаружил... что люди, начинающие свои искания таким путем, в конце концов обретают “Бога”. Не антропоморфного (человекоподобного) Бога, от Которого они отреклись, а великое существо, в котором все мы живем, двигаемся и пребываем” (стр. 70).

Описанное автором дзеновское “озарение” обнаруживает его коренное тождество с “космическими” переживаниями, которые дают шаманизм и другие языческие религии. “Я лично верю, что в нас заключены мощные стремления радости, которые могут быть высвобождены путем медитации, наводняя личность небывалой радостью, которая исходит неизвестно откуда” (стр. 88). Интересно, что автор, возвратившись в Америку после двадцатилетнего пребывания в Японии, обнаружил, что эти переживания очень близки к переживаниям пятидесятников, и сам получил “крещение духа” на “харизматическом” собрании (стр. 100). Автор говорит в заключение: “Возвращаясь к собранию пятидесятников, хочу сказать, что, по моему мнению, возложение рук, молитвы людей, общественная благотворительность — может быть, те средства, которые освобождают психическую силу, приносящую озарение человеку, постоянно практикующему дзадзен” (стр. 92-93). В седьмой главе этой книги мы исследуем природу опытов пятидесятников, или “харизматиков”.

Не стоит много говорить, критикуя эти взгляды: они в основном совпадают со взглядами автора “Христианской йоги”, только они менее эзотеричны и более популярны. Тот, кто верит, что агностический, языческий опыт дзен можно использовать для “созерцательного обновления внутри христианства” (стр. 4), явно не имеет ни малейшего представления о великих традициях Православия, которые предполагают горячую веру, истинные убеждения и ревностную аскетическую брань; и все же он не останавливается перед тем, чтобы использовать “Добротолюбие” и “великие православные учения” в своем рассказе, утверждая, что они также ведут к состоянию “созерцательного безмолвия и покоя” и являются примером “дзена внутри христианских традиций” (стр. 39); и он рекомендует для желающих повторение Иисусовой молитвы во время дзеновской медитации (стр. 28). Такое невежество положительно опасно, особенно когда его проповедник на своих лекциях рекомендует слушателям в качестве “мистического” эксперимента сидеть в дзадзен по сорок минут каждый вечер (стр. 30). Какое множество в сегодняшнем мире искренних, введенных в заблуждение пророков, и каждый считает, что несет своим собратьям благо, а не зовет их к психической и духовной гибели! Об этом мы скажем еще в заключительной главе.

3. Трансцендентальная медитация

Методика восточной медитации, известной под названием “трансцендентальной медитации” (сокращенно ТМ), за несколько лет приобрела такую популярность, особенно в Америке, и ее проповедуют в столь неприлично легкомысленном тоне, что любой серьезный человек, изучающий современные религиозные течения, поначалу просто может решить не обращать на нее внимания как на очередной объект американской рекламной шумихи. Но это было бы ошибкой, потому что в своих серьезных аспектах она не так уж сильно отличается от йоги и дзен-буддизма, а пристальный анализ ее методики обнаруживает, что по своему характеру она даже в большей степени подлинно “восточное” течение, чем эти несколько искусственные продукты современного синкретизма, “христианская йога” и “христианский дзен”.

Как сообщают стандартные сведения об этом течении,6 “трансцендентальная медитация” была принесена в Америку (где и имела наиболее громкий успех) довольно “неортодоксальным” индийским йогом Махариши Махеш Йоги и стала заметно распространяться около 1961 года. В 1967 году она получила самую широковещательную рекламу, после того как популярные певцы — группа “Битлз” — обратились к этому учению и отказались от наркотиков; однако они вскоре отошли от этого учения (хотя продолжали медитировать). А на следующий год во время турне по Америке Махариши вместе с группой “Бич бойз” постигла неудача, и путешествие пришлось прервать ввиду его финансовой убыточности. Тем не менее само движение продолжало развиваться: в 1971 году ему следовали примерно сто тысяч медитирующих под руководством около двух тысяч инструкторов, что уже выдвигало это явление на первое место среди других движений “восточной духовности” в Америке. В 1975 году движение достигло своего апогея, насчитывая по сорок тысяч учеников в месяц, а общее количество последователей — до шестисот тысяч. В эти годы оно широко распространилось в армии, школах, тюрьмах, больницах, а также в церковных общинах, включая приходы Греческого епископата в Америке, в качестве предположительно нейтральной формы “ментальной (духовной) терапии”, которая сочетается с любыми религиозными взглядами и обрядами. Курс обучения ТМ был специально выкроен по мерке американского образа жизни и получил благосклонную характеристику: “Это курс, который научит вас добиваться духовного успеха без особых усилий” (стр. 17); сам Махариши называет ее методикой, “похожей в точности на чистку зубов” (стр. 104). Другие индийские йоги вынесли Махариши строгое порицание за то, что он обесценил вековые традиции йоги в Индии, сделав ее предметом наживы и продавая ее эзотерические тайны широким массам (в 1975 году курс стоил 125 долларов, для студентов колледжей — 65 долларов и соответственно еще ниже для старших классов школы, для средних классов и для маленьких детей).

По своим целям, основным принципам и результатам ТМ не слишком заметно отличается от “христианской йоги” и “христианского дзена”, ее отличает в основном простота приемов и философии в целом, а также легкость достижения результатов. Как и эти учения, ТМ “не требует никакой веры, понимания, моральных принципов или даже принятия идей в философии” (стр. 104); это чистая и простая методика, которая “основана на естественном стремлении духа искать все большего счастья и удовольствия... Во время трансцендентальной медитации ваш дух должен следовать путем наиболее естественным и приятным” (стр. 13). “Трансцендентальная медитация — прежде всего практика, а уж затем — теория. Для начинающего самое важное — не думать, не касаться интеллектуальной области вообще” (стр. 22).

Методика, разработанная Махариши, идентична для всех центров ТМ, где бы они ни находились: после двух вступительных лекций желающие платят вперед и затем являются для “посвящения”, захватив с собой странный на первый взгляд набор предметов, всегда один и тот же, — три вида сладких фруктов, не менее шести свежих цветков и чистый носовой платок (стр. 39). Эти предметы, помещенные в небольшую корзиночку, приносят в “комнату посвящения”, где их ставят перед портретом гуру, от которого Махариши получил посвящение в йогу; на том же столе горит свеча и возжигаются курения. Ученик находится в комнате наедине со своим учителем, который сам до этого должен был получить посвящение и инструкции лично от Махариши. Церемония перед портретом длится полчаса, и в нее входит тихое пение на санскрите (смысл которого посвящаемому неизвестен) и пение имен прежних “учителей” йоги; в заключение церемонии посвященному дается “мантра”, тайное санскритское слово, которое он должен непрерывно повторять во время медитации и которое никому не известно, кроме его учителя (стр. 42). Посвящаемому никогда не дают английского перевода этой церемонии; он известен только самим учителям и посвящающим. Он содержится в неопубликованной книге, называемой “Священное предание”, а теперь его текст появился в виде отдельной брошюры в “Издании духовных подделок”, изданной в Беркли. Эта церемония — не что иное как традиционная индуистская церемония поклонения богам (пуджа), включающая и обожествление гуру Махариши (Шри Гуру Дев), и целого списка “учителей”, через посредство которых он сам получил свое посвящение. Церемония заканчивается серией из двадцати двух “приношений” гуру Махариши, причем каждое из них заключается словами “Я кланяюсь Шри Гуру Деву”. Сам посвящающий склоняется перед портретом Гуру Дева в конце церемонии и предлагает посвященному сделать то же — только после того, как он получил посвящение (поклоны для посвящаемого не обязательны, а приношения — обязательны).

Таким образом, современный агностик, обычно ничего не подозревающий, посвящается в практическую индуистскую религиозную обрядность; и совершенно незаметно его заставляют делать то, чему его христианские предки, быть может, предпочли бы пытки и мучительную смерть: он приносит жертвы языческим богам.

В духовном плане, может быть, именно этот грех, более чем сама психическая методика, и служит объяснением неслыханного успеха ТМ.

После посвящения ученик ТМ медитирует два раза в день по двадцать минут (в точности такое же время для медитации рекомендует и автор “Христианской йоги”), предоставляя своему уму полную свободу и повторяя мантру, когда она приходит ему на ум; зачастую ощущения и переживания учеников проверяются учителем. “Очень скоро, подчас даже с первой попытки, человек начинает выходить на новый уровень сознания, который представляет собой ни сон, ни бодрствование: это и есть состояние “трансцендентальной медитации”. Трансцендентальная медитация приводит к состоянию сознания, не похожему ни на что известное нам дотоле и более близкое к тому состоянию, которого дзен-буддист достигает после многих лет упорного труда” (стр. 115). “В отличие от других религиозных дисциплин и йоги, на овладение которыми могут потребоваться годы, чтобы достигнуть результатов, которые дает нам ТМ, учителя утверждают, что ТМ можно обучить в считанные минуты” (стр. 110-111).

Испытавшие это состояние описывают его как “состояние полного удовлетворения”, сходное с тем, которое дают некоторые наркотики (стр. 85), но сам Махариши описывает его в традиционных индуистских терминах: “Это состояние превыше всего: видения, слышания, прикосновения, обоняния и вкушения — превыше всякого думания и чувствования. Это состояние непроявленного, абсолютного, чистого сознания Сущего и есть наивысшее состояние жизни” (стр. 23). “Когда человек развил в себе способность переводить это состояние на уровень сознания на перманентном основании, про него говорят, что он достиг космического сознания, цели всех, кто медитирует” (стр. 25). На более продвинутых стадиях ТМ изучают основные йоговские позы, но они не являются непременным условием успеха основной методики; не требуется также и никакой аскетической подготовки. Как только ученик достиг “трансцендентального состояния существования”, от него требуется всего лишь по двадцать минут медитации два раза в день, так как эта форма медитации вовсе не представляет собой образ жизни, как это бывает в Индии, а скорее является дисциплиной (учением) для тех, кто ведет активную жизнь. Махариши прославился как раз тем, что принес это состояние сознания всем и каждому, а не только немногим избранным.

Об успехах ТМ рассказывают многочисленные истории и утверждают, что она оказывает действие почти во всех случаях: наркоманы исцеляются, семьи воссоединяются, человек становится здоровым и счастливым; учителя ТМ непрерывно улыбаются, радость в них так и бьет ключом. Как правило, ТМ не вытесняет другие религии, а усиливает веру во что угодно, почти во все; “христиане”, будь они протестантами или католиками, тоже находят, что она придает их верованиям и практическим обрядам большую глубину и значительность (стр. 105).

Быстрый и легкий успех ТМ, который сам по себе является симптомом уменьшения влияния христианства на современное человечество, послужил также и причиной ее раннего упадка. Больше, быть может, чем все остальные учения “восточной духовности”, это учение носило характер “модного увлечения”, и провозглашенное Махариши намерение “посвятить” весь мир явно обречено на провал. После максимального взлета в 1975 году списки желающих обучаться ТМ неуклонно тают, что даже привело к тому, что организация объявила в 1977 году открытие новых “продвинутых” курсов обучения, явно придуманных ради того, чтобы подогреть интерес и возродить энтузиазм публики. Эти курсы должны дать посвященным “сиддхи”, или “сверхъестественные силы” индуизма: способность проходить сквозь стены, становиться невидимкой, левитировать и летать по воздуху и тому подобное. Эти проекты обычно встречаются с цинической усмешкой, несмотря на то, что в брошюрах ТМ помещается фотография “левитирующего” медитатора (см. журнал “Тайм”, 8 августа 1977 г., стр. 75). Дадут или не дадут эти курсы (стоимостью до трех тысяч долларов) те результаты, на которые они претендуют и которые являются законной областью традиционных “факиров” из Индии, — сама ТМ разоблачает себя как скоропреходящая стадия оккультных увлечений второй половины XX века. Опубликованы уже многие примеры того, как и учителей, и учеников в равной мере постигают заболевания, обычные для тех, кто забавляется оккультизмом: умственные и эмоциональные расстройства, самоубийства, покушения на убийство, одержимость демонами.

В 1978 году федеральный суд Соединенных Штатов вынес решение, что ТМ является по своей природе религиозным течением и не должно преподаваться в общественных учебных заведениях.7 Это решение, несомненно, ограничит еще больше распространение влияния ТМ, которая, однако, может продолжить свое существование как одна из многочисленных форм медитации, которые многим кажутся совместимыми с христианством, — еще один печальный признак нашего времени.