Предание о химйаритском царе Ас‘аде ал-Камиле

Заключение

На основании проведенного нами анализа предания о царе Ас‘аде ал-Камиле можно предложить следующую схему его формирования.

Глубокие изменения в жизни Южной Аравии в V-VII вв. н.э. прервали не только линию преемственности царской власти, но и преемственность историко-эпической традиции. Когда Йемен вошел в состав мусульманского государства, исторические знания йеменцев, участвовавших в завоеваниях и селившихся за пределами Южной Аравии (йеменские воины — бедуины, йеменская знать — кайли, йеменские ученые), о событиях V в. ограничивались местным иудейским преданием и фрагментами предания йеменских бедуинов, в памяти которых царь Абукариб Ас‘ад занимал особо почетное место.

Политическая борьба в халифате, связь с ансарами, а затем с сирийскими арабами, объявлявшими себя выходцами из Южной Аравии, побудили йеменцев постоянно восхвалять свое славное прошлое, убеждать всех в могуществе и благочестии их предков. Благодаря тому что Абукариб Ас‘ад-был широко известен среди йеменцев, а также был героем предания о принятии иудаизма, поселившиеся в Медине йеменские ученые отождествили этого царя с неким Тубба‘, упомянутым в коранических сурах Духан и Каф.

Это отождествление дало толчок дальнейшим идентификациям Ас‘ада с героями нейеменских преданий и легенд. В Медине произошла замена Ас‘адом неопределенного Тубба‘ в местном предании, Абрахи в хиджазском сказании о «Походе слона», Александра Македонского в легенде о походе в «Страну мрака».

Развитие предания об Ас‘аде стимулировалось разгоревшейся в конце VII — первой половине VIII в. в халифате борьбой между кахтанидами и аднанидами. Политические цели определяли выбор новых сюжетов и эпизодов, включавшихся в предание. К концу VII в. расширились среда, в которой предание формировалось (ученые-традиционалисты, кахтанидская знать, сказители, поэты, простые воины), и ареал его распространения (Аравия, Сирия, главным образом Химс, Египет), усилилась прокахтанидская направленность предания. В него вошла переработанная история мусульманских завоеваний, в V в. были перенесены ситуации и представления VII-VIII вв. («Кахтанидский союз», поклонения Ка‘бе и т.д.). Возможно, что тогда же Ас‘ад был отождествлен с химйаритским царем-покровителем ал-Хариса б. ‘Амра и с его именем стали связывать сказания о победах киндитов в Ираке в VI в.

Легендарный материал сохранялся и передавался в виде прозаических рассказов и стихотворений, приписываемых Ас‘аду. Последние постепенно становились основной формой бытования предания. Оставаясь историко-эпическим по духу, этот материал отбирался и перерабатывался учеными (Ибн Исхак, Хишам б. ал-Калби, Ибн Хишам) и поэтами (Ибн Муфарриг, позднее — Ди‘бил б. ‘Али).

Во второй половине VIII в. значение борьбы между кахтанидами и аднанидами уменьшилось, исчез политический фактор, стимулировавший развитие предания об Ас‘аде. С появлением в мусульманском Йемене IX-X вв. местных династий возрождается интерес к древней истории страны и широкое распространение получает сформировавшееся за пределами страны предание об Ас‘аде ал-Камиле. Здесь к нему добавляются фольклорные мотивы и сюжеты местного происхождения (волшебницы-вещуньи), отражения местных политических интересов (утверждение родства хамданитской знати с царской династией химйаритов), некоторые реалии и детали, ранее не встречавшиеся (имена царей в стихотворении «Химйар»). В процессе бытования в Йемене предание об Ас‘аде не получило широкого развития, но приобрело более законченную форму, приближающуюся к последовательной биографии царя (комментарий Нашвана ал-Химйари к «Химйаритской касыде»).

Зная истоки предания об Ас‘аде ал-Камиле и историю его формирования, можно оценить предание как исторический источник. Как мы видели, часть материалов предания содержит сведения о реальной истории доисламского Йемена, восходящие к среде йеменских бедуинов и, в одном эпизоде, к йеменским иудеям.

Это указывает нам пределы, в которых можно ожидать от предания сведений о доисламской истории Йемена. Предание может рассказать и рассказывает о «бедуинизации» Южной Аравии, о месте и роли бедуинов в ее жизни, о деталях процесса внедрения бедуинов на территорию Йемена и их обратного движения во время завоевательных походов V-VI вв. В то же время от предания едва ли можно ожидать достоверных сведений о других сторонах жизни Южной Аравии.

Значительно более богато предание об Ас‘аде материалами по культурной истории. Его анализ выявляет конкретные примеры тех процессов, которые во многом определяли формирование и развитие мусульманской арабской культуры. Предание указывает на существование различных отношений к языческому прошлому («оправдание предков» в легендах). Оно дает материал для решения проблемы соотношения Корана и доисламских аравийских преданий (отождествление Тубба‘ с Ас‘адом). История предания показывает, как и в каком направлении политические события влияли на развитие арабской литературы (кахтанидско-аднанидская борьба — стимул развития предания, определивший его идейно-философскую направленность). Легенды об Ас‘аде ал-Камиле отразили важную сторону процесса консолидации арабских племен — тенденцию объявлять новые политические союзы объединением древних сородичей (предание как общее прошлое кахтанидов). Схема развития предания об Ас‘аде также выявляет тот механизм отбора и произвольных отождествлений, который служил для сведения воедино разнородных и разнохарактерных материалов и широко использовался при создании многих памятников синкретической мусульманской культуры. Все это — отдельные аспекты важной и актуальной проблемы роли и места доисламского культурного наследия в формировании новой культуры арабов. Предание об Ас‘аде, как мы старались показать, является важным источником для ее разработки.

Предание об Ас‘аде ал-Камиле было избрано нами для исследования как наиболее типичный и полный образец цикла кахтанидского предания. Выводы, сделанные на основе его изучения, могут быть с большой долей вероятности распространены на все кахтанидское предание и в первую очередь на легендарные биографии других химйаритских царей — тубба‘.

Все эти жизнеописания строятся примерно одинаково, как рассказы о военных походах, часто по одним и тем же маршрутам. Каждому из тубба‘ приписываются стихотворения, сходные со стихами Ас‘ада содержанием, композицией, характером военной лексики, набором йеменских реалий (больше всего сохранилось стихов, приписываемых ал-Харису ар-Ра’ишу и Шаммару Йур‘ишу). В этих стихах, как и вообще во всех стихотворениях кахтанидского предания (стихи «долгожителей»; кабрийат — стихи на могилах, элегии ‘Алкакамы б. Зу-Джадана и др.), тема судьбы играет столь же значительную и организующую роль, как и в стихах Ас‘ада. Для всех легендарных биографий царей также характерен мотив связи с миром волшебниц и джиннов. Сходство этих биографий обнаруживается и в более мелких деталях, например в роли Гумдана как символа верховной власти над Южной Аравией.

Существуют и другие факты, указывающие на то, что полученные нами выводы и схема формирования предания могут быть приложены к другим легендам цикла. Ведущая роль бедуинской среды, как источника воспоминаний о доисламском Йемене, подтверждается тем, что одним из основных моментов легендарной истории Южной Аравии является разделение власти между Химйаром (праотцом оседлых племен) и Кахланом (праотцом йеменских бедуинов: кинда, мазхидж и др.), тем, что предание посвящено главным образом тубба‘, царям III-VI вв., и ничего не знает о более ранних периодах истории страны. Наиболее значительная фигура после Ас‘ада — Шаммар Йур‘иш (Шаммар Йухар‘иш III, конец III — начало IV в.), царь, при котором произошло значительное усиление связей Йемена с бедуинами[450]. Для всего предания также характерен преимущественный интерес к походам и событиям на севере, почти полное отсутствие сведений о борьбе с эфиопами, о событиях на юге и юго-востоке (например, о подчинении Катабана при Шаммаре).

Кахтанидское предание в целом восходит к тем же категориям нейеменских источников, что и предание об Ас‘аде, оно возникло как результат серии отождествлении различных персонажей. В биографии почти каждого тубба‘ включены эпизоды и мотивы из «Романа об Александре». У Йасира Йун‘има — это поход в «долину песка», у Амра Зу-л-Аз‘ара — встреча с людьми, имеющими глаза на груди, у ал-Акрана — поход к источнику жизни[451]. Коранический Зу-л-Карнайн также считался химйаритом, и вокруг него в кахтанидском предании собирались различные, как александровы, так и посторонние, мотивы. В предании о Лукмане, владельце семи орлов, совместились фигуры благочестивого «долгожителя» и северноаравийского мудреца, и южноаравийского вождя, и судьи-мудреца из Вавилона (Ахикар). Анализ легендарной биографии Шаммара Йур‘иша показывает, что одним из ее источников было предание о мусульманских завоеваниях, а другим (в версии Вахбаб. Мунаббиха) — предание об Оденате Пальмирском, отождествленном с Шаммаром[452].

Для всех материалов кахтанидского предания характерна переработка источников в мусульманском и прокахтанидском духе. Все они превозносят фантастические победы и исконную власть над арабами древних царей Йемена. Повсюду этим царям и героям, в большей или меньшей степени, приписывается вера в Аллаха. Почти все кахтанидские легенды объединяют древнюю историю йеменцев и сирийских арабов.

Поэтому выводы нашей работы об использовании, возможностях и границах использования предания об Ас‘аде ал-Камиле в качестве историко-культурного источника, о среде, к которой восходят достоверные сведения о Йемене, об истории формирования и корнях предания могут быть применены для конкретного анализа других составных частей предания, для привлечения его сведений при комментировании надписей, для изучения путей сохранения и переработки южноаравийского культурного наследия.

Мы надеемся, что эта работа не только проливает свет на некоторые стороны культурной жизни арабов в VII-VIII вв., но и будет содействовать более широкому изучению и использованию кахтанидского предания, а также углубленному исследованию связей южноаравийской и мусульманской арабской цивилизаций.