Преданный

ГЛАВА 18

Лиллиан

Я просыпаюсь в постели Хадсона, крепко обхватив его руками. Его нога лежит на моих бедрах, а его рука — на моей груди, и я удивляюсь тому, что не чувствую себя в ловушке. Его вес — это якорь, а не бремя. Его тепло — это комфорт, а не удушающий жар. Вместо того чтобы чувствовать себя беспокойно и некомфортно, чувствую себя отдохнувшей и спокойной. Как будто я могла бы оставаться здесь, вот так, до тех пор, пока он позволит мне.

Прошлой ночью, после того как разгромили кровать Хадсона, мы вместе пошли в душ. Идея была в том, чтобы помыться и вернуться в постель, но мы оставались там до тех пор, пока вода не остыла. У меня болят колени от неумолимо твердой плитки, и Хадсону наверняка будет больно, ведь он поддерживал меня, пока мы занимались сексом на скользкой поверхности.

Мои колени — не единственная нежная часть меня. Когда двигаюсь, я чувствую каждую часть, к которой прикасался Хадсон, и восхитительная боль служит приятным напоминанием.

Я не знаю, сколько сейчас времени, но свет, пробивающийся сквозь шторы, ярко-желтый. Мне нужно в туалет, и я пытаюсь незаметно выскользнуть из-под него. Двигаясь по сантиметру за раз, я задерживаю дыхание…

Он стонет и крепко сжимает меня.

— Прекрати красться.

Попалась. Я прижимаюсь к нему и целую его грудь.

— Я не крадусь.

Он запускает руку в мои волосы и обхватывает мой затылок, прижимая меня к себе.

— Конечно, кралась.

— Удивлена, что ты проснулся. Я довольно ловкая.

С закрытыми глазами он улыбается.

— Нет. Не ловкая.

— Да!

Он открывает один глаз.

— Седона.

— Что? Я пронесла бургеры незамеченными, помнишь?

— Незамеченными? Нет.

— Неважно. — Положив ладони ему на грудь, я чувствую, как его пульс бьется в ровном и сильном ритме.

Он стонет и скользит руками вниз по моей спине, чтобы схватить мою голую попку.

— Проведи этот день со мной.

Оседлываю его бедра и задыхаюсь от ощущения его мощной эрекции у себя между ног.

— И что будем делать?

Он лениво ухмыляется, откидывая мои волосы за плечи, чтобы обнажить мою грудь своему голодному взгляду.

— У меня есть несколько идей.

Я целую его шею, прокладываю дорожку к подбородку и нависаю над его губами.

Он пытается поцеловать меня, но я отступаю. Хадсон хмурится и догоняет меня.

Я отворачиваю голову, смеясь.

— Мне нужно почистить зубы.

Хадсон падает обратно на кровать и дуется.

— Ты играешь нечестно. — Удерживая меня руками за бедра, он дразнит меня своим стояком. Я застываю от восхитительного трения.

— Впусти меня, детка… Ох, черт, — стонет он, когда кончик проскальзывает внутрь. — В тебе так хорошо. Я хочу жить… — Он приподнимает свою задницу с кровати, чтобы протолкнуться внутрь, и мы оба задыхаемся от восхитительных ощущений. — В тебе. Навсегда. — Его взгляд становится затуманенным, пока я двигаюсь над ним. Положив руки на мои груди, он сжимает, дразнит, щиплет и дразнит соски, пока я волнообразно двигаю бедрами. — Великолепно, Лили. Ты такая чертовски красивая, детка.

Мой темп ускоряется. Он кладет одну руку мне на бедро и трахает меня снизу, пока я скачу на нем жестко и глубоко. Хадсон двигает бедрами, ударяя по всем точкам внутри и снаружи с карающим темпом. Ощущения нарастают.

Мышцы его шеи напрягаются. Губы размыкаются. Его пресс напрягается с каждым мощным толчком. Мы так близко. Воспаряем вместе. Достигаем. Нагоняем. Выходим на поверхность…

— Хадсон, ты где, блядь? — Голос Хейса прорезает сексуальный туман.

Хлопает входная дверь.

Я бросаюсь на кровать, хватаю простыню и, как ниндзя, скатываюсь с матраса на пол.

— Лучше бы ты сдох, придурок, — кричит Хейс, его голос становится все ближе.

— Полегче, Ворчун. — Другой мужской голос.

Меня вот-вот застукают голой с Хадсоном. Я сжимаюсь в комок так сильно, как только могу, надеясь, что он сможет избавиться от них так, чтобы никто никогда не узнал, что я здесь.

— Видишь! — говорит второй голос, как будто мужчина стоит внутри спальни. — Не умер.

— С чего ты решил, что я мертв? — Голос Хадсона легкий. Даже игривый.

— Хейс сказал, что ты скорее умрешь, чем пропустишь хоть один рабочий день. — Кровать прогибается, как будто кто-то только что сел на нее. — Он не знает тебя так, как я.

— Ты мудак. — Укоризненный рык моего старого босса настолько знаком, что заставляет меня сжаться еще сильнее. — Тебе лучше быть больным. Действительно чертовски больным.

— Вау, спасибо. — Хадсон хихикает. — Что случилось, ребята? Кингстон, кто управляет студией, если ты здесь?

Кингстон, это его брат. Симпатичный.

Понимая, что буду здесь прятаться некоторое время, я немного успокаиваюсь и устраиваюсь в своем тесном пространстве.

— Моя команда держит оборону, пока меня нет. Хейс объявил розыск в связи с твоим исчезновением. Я сказал, что заеду и проверю, так как у меня есть ключ. Он появился, чтобы помочь.

— Скорее, чтобы устроить мне разнос, — говорит Хадсон, а затем появляется у изножья кровати рядом со мной. Он одет в темно-синие спортивные штаны, и хотя ткань не очень-то топорщится, свидетельства его возбуждения все еще довольно очевидны.

Хадсон поворачивается и смотрит прямо на меня.

— Тебе там удобно? Не хочешь выйти? — Его улыбка такая красивая, такая чистая, что ранит мою душу.

Но я не могу сосредоточиться на его удивительной улыбке, потому о чем, черт возьми, он думает.

Я качаю головой. Мои глаза расширены. Не вербально я пытаюсь передать свою мысль — что ты делаешь?

— Давай, детка. Поднимайся с пола. — Он обхватывает меня за плечи и легко поднимает на ноги. Я так крепко сжимаю простыню у себя на груди, что костяшки пальцев болят.

Хадсон закидывает руку мне на плечо и притягивает меня к себе. Я зарываюсь лицом в его бок, чувствуя себя чертовски смущенной.

— Доброе утро, Лиллиан, — говорит Кингстон, примостившись на изножье кровати. Одетый в то, что выглядит как шелковая пижама, но модная, он скрещивает ноги в коленях. — Рад снова тебя видеть.

— Я тоже.

— Я так и знал! — рычит Хейс. — Я был прав!

Тон голоса Хейса такой, какого я не слышала от него раньше — энергичный, почти счастливый. Я смотрю на него и игнорирую вспышку неуверенности в том, что меня застали за сексом с братом-близнецом моего бывшего босса. Я была права. Хейс улыбается. Ладно, это нетрадиционная улыбка, но края его губ не опущены, а веки действительно открыты больше, чем наполовину.

— Ребята, вы хотите кофе? — Хадсон целует меня в макушку. — Мы как раз собирались готовить завтрак.

— Сейчас одиннадцать часов утра. — Ухмылка Кингстона говорит сама за себя. Он точно знает, чем мы занимались всю ночь и сегодняшнее утро. — Но завтрак так завтрак. — Он встает с кровати. — Пожалуйста, скажи мне, что ты приготовишь фриттату.

Хейс не сводит с нас глаз, даже когда качает головой в недоумении.

— Думаешь, я тебя не знаю, брат?

— Это не то, что ты думаешь, — говорит Хадсон.

Хейс поднимает брови.

— А что я думаю?

— Что это происходит со времен Седоны. — Хадсон хватает свежую пару пижамных штанов и толстовку. — Мы только вчера вечером решили встречаться официально. — Он прижимает одежду к моей груди, чтобы я могла схватить ее, не потеряв простыню. — Иди одевайся. Встретимся на кухне. — Хадсон целует меня в губы, затем ухмыляется. — Попалась. Теперь можешь идти чистить зубы.

Я закатываю глаза и русалочьей походкой направляюсь в ванную, а три брата Норт смотрят мне вслед.

Хадсон

— Самое время. — Кингстон хлопает меня по плечу, прежде чем пройти мимо меня на кухню. — Я рад за тебя.

Хейс выглядит так, будто у него есть вопросы.

— Выкладывай уже. — Я нажимаю кнопку «варить» на кофеварке и прислоняюсь к столешнице, ожидая, пока Хейс выложит все, что он считает нужным сказать, прежде чем Лиллиан присоединится к нам.

Хейс трет глаза.

— Ты встречаешься с Джиллингем…

— Лиллиан, — поправляю я.

— …а не просто трахаешься с ней?

Кингстон фыркает.

— Насколько сильно ты хочешь, чтобы тебе сегодня надрали задницу, Хейс? — Он хватает меня за щеки и сжимает. — Посмотри на него. Он явно влюблен в нее. — Он чмокает меня в щеку и берет кружку с кофе.

— Он не влюблен в нее. — Кажется, от этого слова у Хейса во рту появляется привкус дерьма. Хорошо.

— Это возможно. — Мысль о любви к Лиллиан кажется такой же естественной, как жизнь. То, что я не выбирал, а что просто происходит каждый день, когда просыпаюсь и продолжаю дышать.

Челюсть Хейса отвисает.

— Не смотри так удивленно. Она невероятная. Не похожа ни на кого из тех, кого я когда-либо знал.

— Абсолютно точно влюблен в нее, — говорит Кингстон и потягивает свой кофе, подняв мизинец вверх.

— Я в коме? — говорит Хейс. — Я упал, ударился головой и впал в гребаную кому?

Кингстон поднимает руку.

— Нет, но я с удовольствием введу тебя в нее, если ты не успокоишься.

— Заткнись, — рычит Хейс.

Я выглядываю в коридор и вижу, что дверь моей спальни все еще закрыта. Хорошо. Лиллиан не нужно слушать все это дерьмо.

— Все эти годы у тебя никогда не было серьезных отношений с женщиной. Ни в детстве, ни в колледже, ни с тех пор, как мы начали работать в «Норт Индастриз». И вот ты встречаешь Джилл… Лиллиан, и все, попался на крючок?

Я пожимаю плечами.

— Наверное. Я не знаю, когда это произошло, только то, что это произошло. Я без ума от нее.

— Хорошо, вот все и прояснилось. — Кингстон достает яйца из холодильника и протягивает их мне. — Мне фриттату.

Дверь в спальню открывается, и мы все одновременно оборачиваемся, чтобы посмотреть, как Лиллиан осторожно приближается к нам. Ее взгляд устремлен прямо на меня. Теперь меня отличает от моего близнеца не то, во что я одет. Теперь Лиллиан видит только меня.

— Я ничему не помешала? — спрашивает она, когда я протягиваю ей чашку свежего горячего кофе.

— Нет. — Выдвигаю для нее барный стул.

— Хм. — Кингстон оглядывает помещение, но не мебель или картины на стенах, а как будто изучает воздух. — Это место чувствуется по-другому.

Хейс произносит слово «идиот». Я делаю все возможное, чтобы не закатить глаза.

— Что именно? — спрашивает Лиллиан с искренним любопытством.

Я прижимаюсь губами к виску Лиллиан.

— Не поощряй…

— Я рад, что ты спросила. — Кингстон подмигивает мне. — Кто-то сделал несколько очень неприличных вещей вот… — он проводит рукой по кухонному острову, — …здесь и… — парень машет рукой в сторону гостиной, — …где-то там. У меня шестое чувство на такие вещи.

Румянец ползет по шее Лиллиан к ее щекам. Я подхожу к ней сзади, беру за подбородок, чтобы приподнять ее губы, а затем запечатлеваю долгий, горячий поцелуй на ее великолепных губах.

Разорвав поцелуй и оставив Лиллиан раскрасневшейся и тяжело дышащей, оглядываюсь на Кингстона и пожимаю плечами.

— Понятия не имею, о чем ты говоришь.

— А я имею, — ворчит Лиллиан в свою кружку, заставляя Кингстона смеяться.

Как и просили, я приготовил фриттату. Мы уселись вокруг кухонного острова, чтобы поесть.

— Хадсон всегда все улаживает для Хейса, — говорит Кингстон, рассказывая Лиллиан истории. — Со сколькими подружками ты расстался за Хейса? — спрашивает он меня.

Я проглатываю фриттату, поэтому Хейс отвечает за меня.

— Слишком много, чтобы сосчитать. — Он наливает себе еще одну чашку кофе.

— А что насчет тебя? — Лиллиан держит свою кружку с кофе двумя руками. Ее шелковистые светлые волосы ниспадают на плечи. Я не могу перестать смотреть на нее. Ее миниатюрная фигурка, с каждым изгибом и впадиной ее тела, которые я ласкал, теряется в моей одежде. Мысль о фиолетовом пятне, которое я оставил на ее груди и о котором никто, кроме нас, не знает, дразнит меня. Она не могла бы выглядеть более моей, даже если бы я задрал ногу и помочился на нее. И будь я проклят, если этот факт не вызывает всплеск удовлетворения в моей крови. — Хейсу когда-нибудь приходилось расставаться с кем-то ради тебя?

Хейс выглядит удивленным, а затем немного злым.

— Она не знает? — спрашивает он меня.

— Нет. Но я уверен, что ты ей расскажешь. — Я не нервничаю. Не хочу ничего скрывать от Лиллиан. У меня нет секретов. По крайней мере, никаких собственных секретов.

— У Хадсона никогда раньше не было девушки. — Кингстон запихивает в рот вилку с яичницей.

— Никогда? — Лиллиан направляет свой вопрос моим братьям.

Хейс, кажется, ужасно гордится собой.

— Забавно, что он никогда раньше не упоминал о своем безбрачии.

— Я не давал обета безбрачия, придурок. — Не очень-то блестящая поддержка. Я поворачиваюсь к Лиллиан, чтобы объяснить. — У меня никогда раньше не было серьезных взрослых отношений.

— Это милый способ сказать, что Хадсон — плейбой. — Кингстон убирает свою тарелку вместе с тарелкой Лиллиан в раковину.

— Нет, это не так. Я уже говорил, как чертовски благодарен, что вы двое зашли сегодня утром? — Козлы.

— Он не был плейбоем. Он был монахом, — выпаливает Хейс.

— Тоже нет. — По правде говоря, мои братья очень мало знают о моей личной жизни, потому что я намеренно держал ее в тайне. — У меня просто никогда не было много времени или терпения на отношения.

— Так что же изменилось? — Она выглядит немного бледной и нервничает из-за моего ответа.

Я скольжу рукой по ее шее и притягиваю ее губы к своим.

— Ты.

Это, кажется, успокаивает ее, и она погружается в мои объятия.

Все в Лиллиан идеально.

Если я правильно разыграю свои карты, то возможно смогу удержать ее.

Лиллиан

Находиться рядом с братьями Норт в непринужденной обстановке гораздо легче, чем я думала. Хейс не кричал и не принижал меня. Не оскорблял и не обзывал. Он был вежлив и временами даже забавен. Динамике отношений между братьями можно позавидовать. Я всегда считала, что мы с Аароном близки, но эти братья, кажется, разделяют невидимую связь. Они подшучивают друг над другом, но в этом есть некое скрытое уважение, которое Хейс проявляет даже ко мне. Является ли это побочным продуктом моих отношений с Хадсоном или это то, что он действительно чувствует, я не знаю. И меня это не волнует.

Кингстон и Хадсон у раковины моют посуду. Я предложила помочь, но оба мужчины настояли на том, чтобы я взяла свой кофе и расслабилась. Именно этим я и занимаюсь, сидя в кресле у окна с видом на Центральный парк.

Я улавливаю движение справа от себя, когда рядом с моим ставят стул. Хейс опускается на него рядом со мной, его глаза устремлены вперед, как и мои.

— Почему ты так добр ко мне?

Он слегка вздрагивает, как будто моя честность удивляет его.

— Ты больше не моя сотрудница. Как женщина моего брата-близнеца, ты не раздражаешь меня так сильно.

— Как лестно, — сухо говорю я.

Он игнорирует мой комментарий.

— Нам нужно поговорить, — говорит он.

— О чем?

Он наклоняется вперед, упирается локтями в колени, а затем поворачивается ко мне лицом.

— Трэвис Эверфилд.

Мой желудок бурлит от смеси тревоги, яиц и кофе. Сейчас Хейс будет угрожать мне? Неужели этот новый, более спокойный Хейс разыгрывает спектакль ради своего близнеца?

— А что насчет него?

Его глаза, обычно наполненные презрением, когда смотрят на меня, теплеют от сострадания.

— Я не знал. — В его голосе слышится сожаление. — Элли не сказала мне.

Мне не нужны пояснения, чтобы понять, что он говорит о том, что произошло в ту ночь, когда я попробовала себя в эскорте. И я рада знать, что Хейс нанял меня не потому, что ему было жаль, через что мне пришлось пройти. Конечно, он делал Элли одолжение, но даже если бы он спросил ее, что случилось, она бы ему не сказала. Я заставила ее поклясться, что та никому не расскажет.

То, как он смотрит на меня, и нежные нотки в его голосе заставляют меня чувствовать себя слишком открытой. Уязвимой. А я не могу допустить чувствовать себя так перед человеком, который неоднократно причинял мне боль.

Я расправляю плечи и наклеиваю на лицо улыбку.

— Это не так уж и важно. Я почти не помню этого. — Кроме случайных кошмаров.

— Тебе не нужно притворяться, что с тобой все в порядке.

— Я в порядке. — В основном. Нет, я в порядке. В порядке. — Что не так, Хейс? Не нравится, что Трэвис бросил тебе вызов в борьбе за звание самого большого засранца?

Нежность, которую я видела в его глазах, ожесточается от моих слов.

— Ну, не беспокойся об этом. — Я поднимаю свою кружку, как будто поднимаю тост за него. — Ты все еще действующий чемпион в моем списке.

Моя техника, чтобы заткнуть его и оттолкнуть, срабатывает. Мужчина оставляет меня зализывать мои незаживающие раны. Хейс говорит своим братьям, что ему пора возвращаться на работу, и прощается. Я не оборачиваюсь, но когда все стихает, он говорит:

— До скорого, Джиллингем.

Хадсон называет его козлом, а затем дверь закрывается.