Предательский кинжал

Глава 7

В лице Старри, величественно прошествовавшего в кабинет, инспектор, уже столкнувшийся со снисходительностью Ройдона и враждебностью Паулы, на этот раз встретился с высокомерным презрением, которое могло бы заставить затрепетать натуру более чувствительную.

— Вы звонили, инспектор? — спросил Старри, всем своим видом выражая удивление.

Инспектор смутно чувствовал, что нарушает правила поведения, но он четко сознавал свой долг и поэтому твердо ответил:

— Да, звонил. Я должен задать вам несколько вопросов. Ваше имя Альберт Старри?

— Мое имя, инспектор, Альберт Реджинальд Старри.

Инспектор подавил в себе непроизвольное желание извиниться и занес его имя в блокнот.

— Вы служите здесь дворецким?

— Я исполняю эту должность в доме мистера Хериарда в течение четырех лет и семи месяцев, — ответил Старри. — До этого я служил у сэра Барнабеса Лансинга в Лансинг-Тауэре и в Итоне.

Инспектор записал и это, но благоразумно отложив сэра Барнабеса на потом, сказал:

— Ну, а что вы знаете об этом деле?

Ледяной блеск в глазах Старри дал ясно ему понять, что если он предполагает, будто может так обращаться к респектабельному дворецкому, то сильно ошибается.

— Вмешиваться в дела хозяев не входит в мои обязанности.

Инспектор понял, что сделал неверный шаг.

— Разумеется, нет, но человек вашего положения обычно знает все подробности.

Старри принял эту оценку с легким поклоном и замер.

— По всем признакам покойный был трудным человеком?

— Лично я не испытывал с ним никаких сложностей, инспектор. Без сомнения, у мистера Хериарда были свои особенности. В последнее время его характер ухудшился из-за приступов ревматизма, что вполне понятно.

— Он стал сварливым?

— Я бы не осмелился объяснять все удручающие ссоры, которые происходили под этой крышей, исключительно люмбаго мистера Хериарда, — ответил Старри.

Инспектору стало ясно, что дворецкому известно многое. Ему было также понятно, что, несмотря на свойственное любому человеку желание поделиться информацией, тот беспокоился о своем достоинстве, и поэтому с ним надо было обращаться тактично и уважительно.

— Понимаю! — кивнул инспектор. — Осмелюсь сказать, вы знали его лучше других, если учесть ваше положение в доме и то, что вы были с ним вместе на протяжении более четырех лет.

— Думаю, у мистера Хериарда не было причин быть мной недовольным, — признал Старри, слегка выпрямляясь. — Несмотря на поведение некоторых гостей мистера Хериарда, я прилагал все усилия к тому, чтобы выполнить свои обязанности, насколько это позволяли мои способности.

— Должно быть, вам это было затруднительно.

— Не столько затруднительно, сколько неприятно, — сказал Старри, снова ставя его на место. — За тридцать пять лет я привык служить в лучших семействах — я начинал в должности младшего лакея при покойном графе Белфорде, тогда я был еще совсем юношей, — но в усадьбе Лексхэм я столкнулся с поведением, которое не могу не назвать предосудительным.

Инспектор издал сочувствующий звук.

— Едва ли мне надо говорить, — добавил Старри, — что я уйду отсюда при первой возможности.

— Вы так хорошо знаете свое дело, а дом надо держать в порядке. Должен же быть наследник.

— Я не собираюсь, — сказал Старри, содрогаясь от отвращения, — ронять свое достоинство и оставаться на службе в доме, где было совершено убийство. Я не привык к подобным вещам. Невозможно представить себе, чтобы такое могло случиться под крышей покойного графа или покойного сэра Барнабеса, хотя его титул недавнего происхождения. — Он втянул воздух сквозь зубы. — Кроме того, служба в доме мистера Джозефа Хериарда или мистера Стивена Хериарда меня не устраивает.

— О? — удивился инспектор. Слова дворецкого его заинтересовали, но он старался не показать этого. — Не в вашем вкусе?

Эта вульгарная фраза заставила Старри болезненно сморщиться, но его уже увлек набирающий силу поток разоблачений, и он решил пропустить ее мимо ушей.

— Мистер Джозеф Хериард очень доброжелательный джентльмен, — сказал он, — но я с сожалением должен отметить, что особые обстоятельства его жизни заставили его забыть свое достоинство. Он ведет себя на равных с прислугой.

Инспектор с пониманием кивнул.

— Вполне с вами согласен. А как молодой? Своенравный парень, мне кажется.

— Мистер Стивен Хериард, — сказал Старри, — не тот человек, у которого я соглашусь служить. Мистер Стивен такой же строптивый, как и его покойный дядя, и, хотя я не имею желания сказать, что он не вполне джентльмен, он настолько не соблюдает правила поведения, что я не могу заставить себя не замечать этого. Более того, он помолвлен с молодой леди, которая, по моему мнению, не подходит для усадьбы Лексхэм. — Он остановился, не спуская с инспектора гипнотизирующего взгляда. — В любом случае, я не могу поступиться своей совестью и служить у человека, который был в таких враждебных отношениях с покойным мистером Хериардом, — сказал он.

"Наконец-то!" — подумал инспектор.

— Я слышал, что они здорово ссорились, — сказал он. — Это нехорошо.

На мгновение Старри выразительно прикрыл глаза.

— Иногда, инспектор, у них были ссоры, которые я бы назвал просто шокирующими. Мистер Стивен и мистер Хериард оба повышали голос до такой степени, которая недопустима при их положении в обществе, и не заботились о том, что кто-либо может их слышать. Был случай, когда мистер Стивен ссорился со своим дядей в присутствии горничной.

Чудовищность такого поведения, возможно, не произвела на инспектора того сильного впечатления, на какое рассчитывал Старри. Все же инспектор выглядел потрясенным и сказал, что не понимает, почему же Стивен так часто приезжал в Лексхэм.

— Если вы хотите знать мое мнение, инспектор, — сказал Старри, — и мистер Стивен и мисс Паула приезжали сюда, чтобы получить что-нибудь от покойного мистера Хериарда.

— Стивен Хериард является наследником?

— Я не могу взять на себя ответственность отвечать, инспектор, не будучи посвященным в дела мистера Хериарда. По общему мнению служащих, это так, потому что мистер Хериард испытывал к нему необъяснимую любовь. Но недавно у них возникло неприятное недоразумение из-за неудачной помолвки мистера Стивена. Мистер Хериард возражал против мисс Дин, что совсем неудивительно. После завтрака между ними произошла сцена.

— По поводу мисс Дин?

— С уверенностью сказать не могу, — строго проговорил Старри, — но сегодня вечером я приносил коктейли в гостиную. Когда я как раз собирался войти, то слышал, как мистер Хериард кричал на мистера Стивена, что он не лучше, чем его сестра, и это последний раз, когда они приезжают в Лексхэм.

— Неужели? — инспектор насторожился. — Он и с мисс Хериард поссорился?

— Обычно мистер Хериард был очень снисходителен к мисс Пауле, — сказал Старри. — Хотя у меня есть причины предполагать, что он не одобрял ее увлечения сценой. Но, к сожалению, мисс Паула привезла с собой на Рождество некую личность по имени Ройдон.

Инспектор понял, что означает такой способ упоминания Ройдона, и был склонен согласиться со Старри.

— Ему не понравился Ройдон?

— Думаю, инспектор, — величественно ответил Старри, — он считал, что дружба мисс Паулы с этим молодым человеком не соответствует ее положению.

— Да, я понял, что он не из высшего общества.

— Мистер Ройдон, — сказал Старри с выразительной сдержанностью, — очень достойный молодой человек, я уверен в этом, но он неуместно выглядит в особняке со штатом домашней прислуги в восемь человек.

Симпатии инспектора немедленно перешли на сторону Ройдона.

— Я понял, он хотел получить у мистера Хериарда деньги на постановку своей пьесы или что-то в этом роде.

— За этим, инспектор, мисс Паула и привезла его в Лексхэм. Две тысячи фунтов — вот та сумма, которую, как я слышал, она назвала мистеру Хериарду.

— Это большие деньги, — сказал инспектор.

— Безусловно, для некоторых, — ответил Старри с отвратительной снисходительностью. — Мисс Паула назвала ее пустячной.

— Мистер Хериард отказал ей?

— Мистер Хериард, инспектор, сказал, что мисс Паула не будет тратить его деньги на мистера Ройдона. На это мисс Паула ответила, что, когда он умрет, она потратит каждое пенни, которое он ей оставит, на безнравственные пьесы.

Инспектор был потрясен.

— Хорошенькая манера выражаться! — воскликнул он.

— Мисс Паула, — сказал Старри уклончиво, — всегда говорит прямо.

— И что ответил ей мистер Хериард?

— Мистер Хериард сказал, что цыплят считают по осени, потому что он сделает некоторые изменения.

— О, так он сказал, что изменит свое завещание? И как молодая леди восприняла это?

— Она была, можно сказать, сильно разгневана и сказала, что ей все равно, что ей не нужны деньги мистера Хериарда. Тогда мистер Хериард сказал, что он полагал, что ей именно это только и нужно, две тысячи фунтов. — Дворецкий остановился, чтобы усилить эффект. — "Ты готова убить меня из-за них!", — сказал мистер Хериард.

— Он действительно это сказал? — настойчиво спросил инспектор.

— Это его точные слова, — важно ответил Старри. — Я слышал их своими ушами, потому что я, как вам уже сказал, как раз входил в комнату с коктейлями.

Говоря это, дворецкий не отрывал от инспектора своего остекленевшего взгляда. Инспектор заключил, что в течение этой тягостной перебранки дворецкий стоял, прислонив ухо к двери, в чем он не имел ни малейшего намерения признаваться. Он понимающе кивнул и спросил:

— Именно тогда мистер Хериард сказал, что мистер Стивен не лучше, чем его сестра?

— Это последовало немедленно за отказом мистера Стивена поддержать свою сестру, — сказал Старри.

— О, так он не поддерживал ее? — встрепенулся инспектор, как терьер, нашедший крысиную нору.

— Нет, к моему немалому удивлению, инспектор, — ответил Старри. — Мистер Хериард, который к этому времени уже разошелся, переключился на мистера Стивена, если мне будет позволено использовать такое выражение.

— Что произошло дальше?

— Не могу сказать, — ответил Старри, к которому возвратилась его холодная сдержанность. — Я вошел в комнату, и мистер Стивен удалился.

— И мистер Хериард говорил ему, что он больше не будет принимать его у себя?

— Да, мистер Хериард это сказал.

— А раньше он когда-нибудь говорил что-либо подобное?

— Насколько я знаю, никогда, инспектор. Он крайне необычно поступил с мистером Стивеном. Вся прислуга была удивлена.

Минуту инспектор задумчиво смотрел на него.

— Где вы были с того времени, как покойный ушел к себе, и до тех пор, пока его не нашли мертвым в своей комнате?

— Я выполнял свои обязанности в столовой и в буфетной, — ответил Старри.

— Вы видели на протяжении этого времени кого-нибудь из гостей?

— Нет, инспектор, но у меня есть основания полагать, что лакей мистера Хериарда и вторая служанка могут сообщить вам некоторую информацию по этому поводу.

— Хорошо, пришлите их ко мне, — сказал инспектор. — Сначала лакея. Он давно служит здесь?

— Всего несколько месяцев, — ответил Старри. — Обычно личные слуги покойного мистера Хериарда не задерживались у него надолго.

— Трудный хозяин?

— У мистера Хериарда были свои особенности. С сожалением вынужден признать, что, когда его беспокоили приступы радикулита, он мог бросить ботинок, а иногда и более тяжелый предмет в своего лакея.

— По-видимому, вас он не трогал, — с усмешкой заметил инспектор.

— Едва ли надо говорить, — холодно сказал Старри, — что покойный мистер Хериард никогда так не ронял своего достоинства в моем присутствии.

После этого дворецкий удалился очень величественно, мягко закрыв за собой дверь.

Форд, который появился через несколько минут, выглядел слегка испуганным. Он не признал того, что Натаниель был тяжелым хозяином. Напротив, казалось, он был очень озабочен тем, чтобы уверить инспектора, что они хорошо ладили друг с другом и ему нравилось это место. Глотая слова и очень волнуясь, он сказал, что поднимался наверх между семью тридцатью и восемью тридцатью и пытался войти в комнату хозяина. Это было примерно без десяти восемь или чуть позже. До этого он, как обычно, наполнил ванну для Натаниеля и приготовил его вечерний костюм.

— Почему вы вернулись? — спросил инспектор.

— Мистер Хериард часто хотел, чтобы я помогал ему одеваться после ванны, — объяснил Форд.

— Вы нашли дверь запертой?

— Да, инспектор.

— Вы постучались?

— Всего один раз, — запинаясь, сказал Форд.

— Вам ответили?

— Нет. Но я не подумал ничего плохого, мистер Хериард мог быть еще в ванной.

— Мистер Хериард обычно запирался?

— Не скажу, что обычно, инспектор, но иногда. Я знаю, что он так поступал, когда был выведен из себя или не хотел, чтобы его беспокоили.

— И что вы сделали после этого?

— Я ушел.

— Куда?

— В бельевую. Надо пройти чуть дальше по верхнему этажу. Я хотел там немного подождать. Там была Мэгги, вторая служанка. Она гладила юбку для мисс Паулы. Когда я случайно заметил, что хозяин заперся, она сказала, что видела, как мисс Паула в пеньюаре всего за одну-две минуты до этого отходила от двери.

— Так она сказала? А вы видели кого-нибудь наверху?

— Не сказать, чтобы видел, но, когда я поднимался по боковой лестнице, я услышал шаги в холле. Когда я проходил через арку, она ведет на боковую лестницу, я видел, как закрывалась дверь в комнату мистера Ройдона.

— Вы имеете в виду, в этот момент мистер Ройдон поднялся наверх переодеваться?

— Нет, инспектор, мистер Ройдон уже некоторое время находился в своей комнате. Мэгги видела, как он поднялся наверх вместе с мисс Паулой и как они разговаривали на пороге комнаты мисс Паулы.

— Я поговорю с этой Мэгги. Как долго вы оставались в бельевой?

— Ну, не могу сказать точно, инспектор. Что-то около двадцати минут.

— И в течение этого времени вы не видели никого, кто проходил бы через верхний холл?

— Я не смотрел. Я слышал, как все спускались в гостиную, но я не считал их, не думал, что это может быть важно. Но помню, я слышал, как миссис Джозеф Хериард вышла из своей комнаты, и мисс Паула, потому что она позвала мистера Ройдона, и они пошли вместе. Немного погодя я услышал, как мисс Клар шутила с мистером Джозефом. Сейчас я подумал, я не помню, чтобы слышал мистера Мотисфонта и мисс Дин. Но я слышал мистера Стивена, потому что он хлопнул дверью. Сразу же после этого мне показалось странным, почему мистер Хериард не вышел из своей комнаты.

— А вы знали, что он не выходил?

— Ну не скажу, чтобы знал, но я все время прислушивался, вдруг он позвонит, я бы услышал из бельевой, потому что дверь была открыта, а его комната прямо у боковой лестницы. Поэтому я подошел и попробовал дверь, и, когда оказалось, что она все еще заперта, я набрался смелости и позвал мистера Хериарда. Ну, он, конечно, не ответил, и я не услышал внутри ни звука, поэтому немного испугался. Я опять несколько раз позвал его, но он не откликался. А потом пришел мистер Джозеф и послал за мистером Стивеном, и мы с мистером Стивеном выломали замок и увидели, что мистер Хериард лежит. — Он закончил, вздрогнув и приложив платок ко рту. — Это было ужасно! Надеюсь, я больше никогда в жизни такого не увижу!

— Вполне возможно, — без выражения сказал инспектор. — Как поступили мистер Джозеф и мистер Стивен?

— Сначала они, как и я, подумали, что он потерял сознание. Мистер Стивен послал меня за бренди. Когда я вернулся, они уже поняли, что мистер Хериард мертв. "Это не понадобится, — сказал мистер Стивен, он имел в виду бренди. — Он мертв". Честно вам скажу, я чуть поднос не уронил, так я был потрясен!

— Должно быть, мистер Стивен и мистер Джозеф тоже были потрясены, — сказал инспектор.

— Да, разумеется! Мистер Джозеф так расстроился, он все гладил руки бедного мистера Хериарда, все, по-моему, не мог поверить, что тот мертв. Он был очень привязан к мистеру Хериарду.

— А мистер Стивен?

— Ну, инспектор, мистер Стивен не из тех, у кого, как говорится, душа нараспашку, но, судя по всему, и он расстроился, особенно если учесть, что он недавно очень не поладил с мистером Хериардом. Он здорово побледнел и говорил со мной очень резко. Он сказал, что бренди ему нужно самому, и, взяв у меня из рук поднос, велел пойти позвонить доктору. Мистер Джозеф почти плакал. Он сказал, чтобы я никому не говорил о смерти мистера Хериарда. Он был немного огорчен поведением мистера Стивена: мистер Стивен груб, это всякий вам скажет. Но многие скрывают свои чувства за грубостью, и я ничуть не обиделся на мистера Стивена, я видел, что у него дрожат руки, это было для него ударом. И потом, мистер Стивен не ладит с мистером Джозефом. Он очень своенравный, в любом случае, ему не нравилось, что мистер Джозеф приехал жить в Лексхэм. Мистер Джозеф ненароком проявлял в нем самые худшие качества, если вы понимаете, что я имею в виду.

— Ревнует к нему, да?

— Мне не хотелось бы говорить, инспектор, но многие считают, что мистер Стивен боится, как бы мистер Джозеф ему чем-нибудь не навредил. Но я так не думаю, мистер Стивен не дурак, к тому же любой видит, что мистер Джозеф невинен, как новорожденный младенец, и в таких вещах ничегошеньки не понимает. Мне кажется, что мистера Стивена раздражали манеры мистера Джозефа.

— Хм-м! — сказал инспектор. — Вам, очевидно, нравится мистер Стивен?

— У меня никогда не было причин не любить его. Он всегда хорошо относился ко мне, когда я ему прислуживал, а это было нередко.

— Он горяч, как я слышал.

— Да, он похож на мистера Хериарда, только он никогда не рассказывает всему миру, что он думает. С мистером Хериардом все было просто, а мистер Стивен неразговорчив, его трудно было понять в спешке. И не думаю, что это плохо.

— Вы и не должны так думать, — сказал инспектор, заканчивая допрос.

Вызванная в кабинет Мэгги, теребя фартук, испуганно выдохнула, что не хотела бы причинять никому никаких неприятностей. Ее успокоили и позволили облегчить душу в высшей степени красочным рассказом о своих собственных переживаниях. Он содержал такие интересные подробности, как предчувствие, что что-то не так, страдания от сильного сердцебиения и неспособность поверить в то, что кто-то мог убить ее хозяина. Она призналась в том, что видела, как мистер Ройдон и мисс Паула прошли в ее комнату, и слышала звук их голосов, потому что дверь была приоткрыта. Позже, когда Мэгги поднималась по боковой лестнице (она спускалась, чтобы забрать из кухни платье мисс Паулы, которое там сушилось, — Мэгги по просьбе мисс Паулы смывала с него пятно), — она мельком видела мисс Паулу у двери хозяина, та отходила от двери, как если бы заходила поговорить с ним.

Больше от Мэгги ничего нельзя было добиться. Опрос остальной прислуга не дал никакой другой информации, кроме той, что миссис Фрэттон, кухарка, не может опомниться от потрясения; что у ее помощницы по кухне весь вечер была истерика, потому что она родилась семимесячной и с рождения очень чувствительная; что накануне Престон, старшая горничная, видела в чашке с чаем несчастье и сказала остальным, чтобы они запомнили ее слова: с кем-то в доме произойдут неприятности.

Столкнувшись с истерически рыдающей служанкой, инспектор несколько поспешно объявил миссис Фрэттон, которая поддерживала эту девицу, заклиная ее опомниться и не вести себя так глупо, потому что полицейский не собирается ее съесть, что у него больше нет вопросов. К этому времени эксперты наверху закончили свои разнообразные исследования, и тело Натаниеля перенесли в ожидающую санитарную машину.

На панелях, ручке двери и различных предметах мебели в комнате Натаниеля обнаружили несколько отпечатков пальцев. Некоторые, как и следовало ожидать, принадлежали самому Натаниелю, и, хотя остальные нужно было еще идентифицировать, это направление исследования не сулило больших надежд. Сержант Кейпел сообщил инспектору, что эксперт занимается снятием отпечатков пальцев всех присутствующих в доме. Эта задача требовала много такта и терпения, потому что Валерия Дин со слезами на глазах уверяла, что ее мать будет возражать, а женская половина домашней прислуги явно восприняла эту операцию как первый шаг на пути к виселице.

Оба врача пришли к заключению, что удар был нанесен ножом с тонким лезвием и что смерть наступила через несколько минут, но оружия найти не удалось. Тщательный осмотр окон не выявил никаких следов взлома; и хотя на стекле нашли отпечатки пальцев, но скорее всего они принадлежали лакею, который закрывал окна перед приходом Натаниеля. Предстояло хорошенько изучить вопрос с ключами от дверей в комнату и ванную. Вентилятор над окном в ванной уже осмотрели самым тщательным образом, однако это не дало никаких результатов. Единственной заслуживающей внимания вещью, которая была обнаружена в комнате Натаниеля, был плоский золотой портсигар. Он лежал на полу под креслом возле камина и не был замечен при беглом осмотре комнаты.

Инспектор тщательно рассмотрел его. На нем была монограмма, сплетенная из букв «С» и "X".

— Есть отпечатки пальцев? — спросил инспектор.

— Нет, сэр.

— Как, вообще нет?

— Нет, сэр. Думаю, их стерли.

— Должно быть. Хорошо, я оставлю его у себя.

— Да, сэр, — сказал молодой следователь.

— И мне надо еще раз поговорить с мисс Паулой. Пришлите ее ко мне!

Повторный вызов явно встревожил Паулу, потому что она вошла с горящими щеками и с большей, чем обычно, стремительностью. Не дав инспектору сказать и слова, она сердито потребовала у него ответа, что он еще от нее хочет.

— Я бы назвала это вопиющей некомпетентностью! — в ее голосе прозвучала насмешка.

Инспектор не обратил внимания на эту суровую критику. Многие люди, подумал он, под агрессивным поведением прячут страх. Глядя на ее беспокойные руки и слишком блестящие глаза, он решил, что Паула явно напугана.

— Я хочу вернуться к вашим показаниям, мисс, — сказал он, листая блокнот.

— Блестяще! — прокомментировала она с резким, беспощадным смешком.

Однако этот выпад Паулы остался незамеченным, она даже не раздражала инспектора, напротив, он был бы доволен, если бы она потеряла контроль над собой.

— Вы показали, мисс, что, после того, как поднялись в свою комнату переодеться, вы не выходили из нее до тех пор, пока не присоединились к остальным в гостиной.

Паула пристально смотрела на инспектора, она не отвела глаз, но ему показалось, что ее дыхание участилось.

— Ну и что?

— Вы не хотите к этому ничего добавить? — спросил инспектор, отвечая взглядом на ее взгляд.

Он загнал ее в угол, как и ожидал. Он видел вспышку сомнения в ее глазах, плохо скрытую тревогу. Он бы мог поклясться, что она будет тянуть время, И она так и сделала, уклончиво спросив:

— Почему вы спрашиваете об этом?

— У меня есть свидетельство, что вас видели, когда вы шли от комнаты покойного, вы были в пеньюаре, — ответил он как можно более бесстрастно.

Он был поражен внезапной вспышкой ее глаз, приливом крови к щекам. "Опасная штучка, это уж точно!" — подумал он.

— Боже мой, что этот дом делает из людей? Кто шпионил за мной? В руке у меня был окровавленный нож?

Инспектор был потрясен ее прямотой. Хотя и не обладая богатым воображением, он подумал, что легко мог бы представить ее в роли преступницы в хорошей старомодной мелодраме, какую не увидишь сегодня. Успокаивающе он ответил:

— Нет, мисс.

— Вы меня удивляете! А теперь скажите мне следующее: видел ли кто-нибудь, как я выходила из комнаты моего дяди? Видел?

— Не стоит задавать мне вопросов, мисс! Вы заходили в комнату вашего дяди после того, как поднялись наверх переодеться?

— Нет. Я только подошла к его двери.

— Как же все происходило, мисс?

Она дернула плечом.

— Он меня не впустил. Думаю, он был уже мертв.

— Когда вы говорите, что он не впустил вас, что вы имеете в виду?

— О, Господи, вы обязательно хотите поставить все точки над «и»? Дверь была закрыта, он не ответил, когда я постучала.

— Вы сказали ему что-нибудь?

— Не знаю. Да, сказала. Я сказала: "Это я, Паула" или что-то в этом роде. Какое это имеет значение?

Инспектор не обратил внимания на ее последние слова.

— И он не ответил?

— Я уже говорила вам об этом.

— Вам это не показалось странным?

— Нет.

— Когда вы постучали в дверь, потом позвали его и он не ответил, вам это не показалось ни в коей мере странным?

— Да нет же, говорю вам! — Паула видела, что инспектор ей не поверил, и раздраженно добавила: — Он не хотел меня видеть.

— Почему?

— Вас это не касается!

— Нет, касается, мисс! Установлено, что вы хотели, чтобы ваш дядя дал вам денег, а он не собирался этого делать, по этому поводу вы с ним поссорились. Разве не так?

— Вы сами все знаете, правда? — съязвила она.

— Советую вам обдумать ваше положение, — сказал он.

— Нечего обдумывать! Вы не можете доказать, что я входила в комнату моего дяди! Все, что вы можете доказать, это то, что мы поссорились. Если бы вы потрудились поглубже покопаться в наших отношениях, вы бы узнали, что и до этого мы ссорились сотни раз!

— Позвольте вам напомнить, мисс, что, когда я в первый раз спросил вас, что вы делали, когда поднялись наверх, вы ни слова не сказали о том, что подходили к комнате вашего дяди.

— Нет! Потому что я посмотрела на вас и поняла, какого дурака вы из себя сделаете, если я вам скажу это!

Наконец-то ей удалось уязвить его. Он сказал, что ей надо следить за своими словами, но, когда она насмешливо поблагодарила его за это предупреждение и поинтересовалась, есть ли у него еще вопросы, благоразумие заставило его подавить свое раздражение и ровным голосом ответить, что она может идти.

Молодой следователь, безмолвный свидетель этой сцены, заметил:

— Крутая дама.

Инспектор, не желая выдавать себя, хмыкнул в ответ.

— Я думал, что вы как следует надавите на нее, сэр, — осмелился сказать следователь.

— Не сомневаюсь, что ты так думал. Разница между нами в том, что я не вчера родился, — ответил инспектор. — С такими трудно что-либо знать наперед! Пошлите ко мне Ройдона!

Виллогби появился с сигарой в руках и обратился к инспектору с наигранным терпением.

— Ну, инспектор, что же на этот раз? — спросил он.

Когда ему сообщили показания лакея, он покраснел и сказал скорее раздраженно, чем виновато:

— Послушайте, на что вы намекаете? Если выдумаете, что я ходил в комнату мистера Хериарда, то вы ошибаетесь!

— Но я не об этом у вас спрашивал, сэр. До того, как спустились в гостиную, вы выходили из своей комнаты или нет?

— Ну хорошо, если вы настаиваете на такой точности, то да, выходил! Но это не имеет никакого отношения к делу, поэтому я и не стал упоминать об этом.

— Предоставьте судить об этом мне, сэр. Спасибо. Когда вы выходили из комнаты? Куда вы ходили?

— Великий Боже, куда, вы думаете, я ходил? — спросил Ройдон. — Вам, полицейским, должно быть, не за что уцепиться, если вы начинаете подозревать человека, потому что он мужчина, а не ангел!

— О! — сказал инспектор довольно безучастно. — Мне кажется, вы могли бы сказать мне об этом раньше, сэр.

— Может быть, я и сказал бы, если бы вспомнил, — ответил Ройдон. — Если это все, что вы хотели знать…

— Минуту назад вы сказали, что сообщили бы мне, если бы это имело какое-то отношение к делу.

— Да, если бы, но оно не имеет, возможно, поэтому я и забыл, — ответил Ройдон. — Что-нибудь еще?

— Пока все, — сказал инспектор.

Ройдон вышел из комнаты. Молодой следователь заметил, что ему он кажется подозрительным.

— Лжет без всякой видимой причины!

— Так бывает, — сказал инспектор. — Боится быть впутанным в дело. Не знаю, в каком направлении работать, и это точно. — Его взгляд упал на золотой портсигар, и у него загорелись глаза. Он взял портсигар в руку. — Где Эшер снимает отпечатки пальцев?

— В библиотеке. Старый джентльмен повел его туда. Мисс Дин устроила по этому поводу переполох. У старика было по горло работы — он пытался ее утихомирить. Эшер, должно быть, уже заканчивает.

— Пойдем посмотрим, — сказал инспектор, двигаясь к двери.

Он прибыл в библиотеку как раз вовремя, чтобы увидеть, как Матильда подставляет эксперту свои идеально наманикюренные пальцы.

— Конечно, это помешает мне развернуться, если я решу вступить на путь преступления, — сказала она.

— Если ты думаешь, что я поэтому не желаю давать мои… — горячо начала Валерия и остановилась, увидев инспектора.

Матильда посмотрела через плечо.

— А, Торквемада[6] собственной персоной!

Джозеф подошел к инспектору.

— Входите, инспектор. Как видите, мы уже заканчиваем.

— Сожалею, что был вынужден подвергнуть вас этому, сэр, но…

— Ерунда! Конечно, мы понимаем, что это необходимо!

— Я считаю это абсолютно унизительным, — перебила Валерия. — Как будто мы обычные преступники или еще кто! Никогда не думала, что меня будут так оскорблять!

Видно было, что даже у Джозефа лопнуло терпение. И он обратился к ней с суровыми нотками в голосе:

— Дорогое мое дитя, не будьте такой маленькой глупой гусыней! Вы хотите поговорить с кем-нибудь из нас, инспектор? Вы уже можете мне сказать что-нибудь, или я не должен спрашивать?

— Пока ничего, сэр. Я бы хотел знать, кто из вас, джентльмены, хозяин этой вещи, пожалуйста.

Они все посмотрели на портсигар. Монограмма была ясно видна. Взгляд инспектора остановился на Стивене. Стивен разглядывал портсигар, его жесткое лицо ничего не выражало. После минутного осмотра Джозеф бросил быстрый испуганный взгляд на Матильду, он полуспрашивал, полумолил.

— Ну, это не мое! — сказал Ройдон.

— Это мой портсигар, — сухо сказал Стивен, поднимая глаза на инспектора. — Где вы нашли его?

— Вы потеряли его, сэр?

Стивен некоторое время не отвечал.

— Думаю, он не может сказать вам. Мой племянник вечно все забывает, правда, Стивен? — сказал Джозеф неестественно весело. — Где вы подобрали его, инспектор? Не скрывайте от нас ничего.

— Его нашли в комнате покойного мистера Хериарда, сэр, — ответил инспектор.

Поведение Джозефа мгновенно изменилось. Словно задохнувшись, он поспешно сказал:

— О, здесь может быть тысяча объяснений! Ну, ну… мой племянник мог оставить его в комнате, когда мы были там вместе с ним, или, вероятно… по крайней мере, возможно, что мой брат нашел его где-нибудь и взял с собой, рассчитывая отдать ему. О, я могу придумать сколько угодно объяснений!

— Не надо! — неблагодарно заявил Стивен. — Вы не могли бы сказать, где точно вы нашли его, инспектор?

— Он лежал на полу, под креслом, возле камина.

— О, тогда все ясно! — сказал Джозеф, все еще пытаясь защитить Стивена. — Думаю, он выпал у тебя из кармана, старина, ты был возбужден и не заметил этого. Когда ты наклонялся над несчастным Натом! Да, так оно и должно было быть!

— Портсигар нашли далеко от тела, сэр, — заметил инспектор.

— О! Наверное, кто-нибудь пнул его ногой, — отчаянно воскликнул Джозеф. — Мы были так расстроены, могло произойти все, что угодно! Стивен, почему ты молчишь? Ведь нет ничего страшного! Мы все это знаем! Не глупи! Все, что инспектор хочет узнать, это…

— До сих пор у меня было чертовски мало возможности что-нибудь сказать, — произнес Стивен. — Если вы закончили со своими теориями, которые не убедят даже слабоумного, я сделаю два утверждения. Я не знаю, как мой портсигар попал в комнату моего дяди. Он не выпадал у меня из кармана, потому что я был не настолько возбужден, чтобы стоять на голове, но еще более вероятно потому, что, когда я вошел в комнату, его при мне не было.

Инспектор не скрывал своего недоверия. Джозеф снова попытался прийти на помощь.

— Значит, мой брат взял его с собой наверх! Право, нет причин…

— И уронил его на пол, сэр?

— Затолкнул его под кресло, очевидно, — сказал Стивен. — Или предполагается, что это сделал я, инспектор?

— Я этого не говорил, — ответил инспектор. — Портсигар мог упасть с кресла… если некто, кто сидел в кресле, промахнулся, когда опускал его в карман. Тогда портсигар мог остаться на кресле и упасть, когда этот некто встал. Несколько неубедительно.

— Я возражаю! — перебил Джозеф. — Это намеренное извращение моего совершенно невинного замечания, я совсем не это имел в виду, это нелепо, абсолютно нелепо!

— Заткнитесь! — сказал Стивен. — Я признаю, что это мой портсигар, я принимаю ваше утверждение, что его нашли в комнате моего дяди. Ну и что дальше, инспектор?

— Вам стоит подумать над своим положением, сэр.

Матильда, которая сохраняла несколько зловещее молчание на протяжении этой перепалки, подалась вперед.

— Вы закончили? — поинтересовалась она. — Тогда немного выскажусь. Я видела, как мистер Стивен Хериард отдал свой портсигар мисс Дин, прежде чем вышел из комнаты после чая.

Стивен засмеялся. Валерия гневно сказала:

— Тебе не удастся свалить это на меня! Я никогда не брала его мерзкий портсигар! Я оставила его на столе! Я не знаю, что с ним стало! Может быть, он взял его перед тем, как выйти из комнаты. Ты самая грязная, мерзкая свинья, которую я когда-нибудь встречала, Матильда Клар!

— А ты, моя маленькая крошка, — задушевно произнесла Матильда, — просто сука!