Предел прочности. Книга третья.

Глава 2

Я провалялся в больничной койке целую неделю. Первоначальный диагноз – воспаление легких подтвердился, о чем незамедлительно сообщил доктор Мартинсон:

- Не переживайте, больной, быстро поставим вас на ноги.

И оказался прав, уже на второй день прошла боль в груди, пропала одышка и повышенная потливость. Кашля толком не было, так, чихнул пару раз - в носу зудело, а вот усталость никуда не делась. Сходил до туалета неторопливым шагом - сразу притомился, и тело настойчиво просило вернуться обратно в мягкую постель. А я что, я не против. Отдельная палата, еду привозят на тележке, персонал отзывчивый, разве что неразговорчивый. Один Мартинсон мог позволить себе болтать о разных пустяках, таких как погода за окном, и полезность клетчатки для пищеварительного тракта. Был еще Луи, тот самый пожилой азиат, обожающий искусство во всех его проявлениях, но с ним я сам отказался общаться.

- Обиделись, молодой человек? – скрипучим голосом вопросил он.

- Раньше обижался, - поправил я дока, - сейчас просто не доверяю.

- Позвольте узнать, почему?

- Потому что вы, доктор, вместо того что бы лечить больного, взялись судить, не имея на то ни прав, ни оснований.

- Слишком молоды, чтобы понять, - проскрипел док.

- Понять, что вы не судья и даже не следователь? В вашу компетенцию входит лечить людей, заботиться об их здоровье, а вы с какого-то хрена взялись выносить приговор.

- Я бы попросил выбирать выражения.

- Выбирать? – так хотелось заорать в пустой больничной палате, что мой голос не выдержал и дал петуха. - О, док, поверьте, я тщательно подбираю слова. И термин «хрен» наиболее мягкий из существующих, который могу здесь употребить, - смотрю на морщинистое лицо, на вечный прищур водянистых глаз старика. С трудом сдерживаюсь, дабы не наговорить лишнего. Оно того не стоит, и легче от ругани не станет, точно знаю. Поэтому старательно спокойным голосом договариваю: - не хочу ворошить старое, но одна мысль не покидает меня: что, если бы рядом не оказалось другого врача? Позволили бы мне умереть? Только потому, что кто-то указал пальцем и крикнул: «эй, смотрите, это насильник, ату его»?

Док ничего не ответил на это, молча развернулся и ушел. Больше в палату он не возвращался.

Впрочем, долго скучать одному мне не дали: в гости пожаловали господа дознаватели. Складывалось ощущение, что за дверью выстроилась целая очередь, только и ожидая, когда доктор Мартинсон даст отмашку.

Кого-то интересовал рассказ о событиях на борту, в мельчайших деталях и подробностях. Другой показывал множество фотографии, требуя опознать лица: тысячи людей мелькали на экране планшета, так что рука под конец листать устала. Третий пришел с мини проектором, вывел схему «Хрустальной Принцессы» на белую стену и попросил показать маршрут перемещения. Знать бы его самому. Если в начале еще что-то мог вспомнить, то последние дни пребывания на борту превратились в сплошной кошмар: мешанина из реальности и галлюцинаций, порожденных горячечным бредом. Чего удивляться, если температура тела в момент обнаружения была за сорок, а кровь как никогда приблизилась к точке закипания.

Только товарища со схемой корабля подобные детали мало волновали: он мучал меня остаток дня, потом пришел на следующий, и еще раз, так и захаживал до конца недели. Кроме него были юристы с бумагами о неразглашении, странный дядька похожий на психолога, интересовавшийся переживаниями и мыслями по поводу. Чего мне переживать: лежу в мягкой постели, где вдоволь кормят и поят. Все лучше, чем ползать по бесконечным трубам и держаться на одних печеньках и мыслях о воде.

Последним пришел Хорхе Леши: вечно помятый и, если судить по щетине, толком не спавший четвертые сутки. Рубаха торчит, волосы всклокочены, одни глаза горят живым блеском.

- Почему я не удивлен, - заявил он с порога.

- Наставник, какими судьбами? Снова дверью ошиблись?

Хорхе сел на стул и откинувшись на спинку, вальяжно развалился.

- Во-первых не смешно, - заявил он, - а во-вторых я не твой наставник.

Как так? Видимо, вопрос легко читался на моем лице, поэтому Хорхе счел нужным пояснить:

- Выпуск состоялся несколько дней назад, добро пожаловать в новую семью, детектив.

Перед глазами пробежала целая череда событий из прошлого. Вот я на последнем звонке, стою на импровизированной сцене в школьной столовой и вместе с другими учениками пою грустную песню про учителей и про расставаться пора. Степаныч - директор школы, мужик строгий, но справедливый, жмет руку и требует не посрамить честь школы в «этих институтах». Он последние полгода только об этом и говорил, стоило попасться на глаза в коридоре. Исключительно мне одному, словно на Воронове эта самая честь и держалась.

Новая картинка, где я впервые переступаю порог казармы, ищу следы иномирья в каждом флакончике. Знакомство с Вейзером, первая пьянка группы, пловец-расист и разговор с Ловинс на берегу ночного озера. События мелькают одно за другим, проносятся перед глазами: хорошие и плохие, веселые и не очень. Четыре года отучился в академии, долгих четыре года, чтобы лежа в больничной палате поставить жирную точку. Не кидать мне четырехугольную шапочку-конфедератку в воздух, не выходить под аплодисменты за дипломом или как у них здесь положено. Не быть на выпускных фото, не слушать нудную речь Носовского и оказаться в стороне от праздника, который заслужил.

А еще я пропустил заключительную пьянку группы. Самую последнюю, ради которой сняли целый особняк в курортной зоне, и куда меня в кои-то веки сподобились пригласить. Сам Мэдфорд снизошел до общения, попросив:

- Воронов, никакого самогона. Еще не хватало, что бы жирный нажрался и начал метать топорики в МакСтоуна.

Я все пропустил… все торжественные мероприятия. В памяти о выпускном останется разве что бесконечно длинная труба и ветер в рожу.

- Было круто?

Не уточняю, что именно, но Хорхе без лишних подсказок понял, о чем идет речь:

- Было круто.

Всегда ценил наставника за прямолинейность, но иногда так хочется, чтобы он соврал. Сказал бы, что мероприятие было скучное, насквозь пропахшее казенщиной, а из самого веселого была часовая речь Альберта Михайловича, навивающая скуку и разрывающая рты в непомерной зевоте.

Заметив мою поникшую физиономию, наставник, теперь уже бывший, заметил:

- Поздравляю с очередным званием. Теперь у тебя гордое Z-5.

Было бы чем гордится. Я бы с удовольствием обменял пятерку на шестерку, только бы не попадать на тот гребаный лайнер.

- Повысили за «Хрустальную принцессу»? – интересуюсь тоскливо.

- За хорошие результаты на итоговых тестах.

Это я когда чуть Митчелл не угробил? Хороший результат, ничего не скажешь. За круизный лайнер еще единичку к званию накинут, наверное. Карьерный рост пошел в гору.

- А что конкретно с судном произошло? – начинаю пытать Хорхе вопросами. - Кто захватил, какие потери? Дознаватели ничего не говорят, ссылаются на конфиденциальность информации.

- И я сошлюсь, - подтвердил мои опасения Леши. – Завтра у тебя будет беседа с инспектором внутренних дел, он и расскажет… что может.

- Внутренних дел? Причем здесь они?

- При том, что у пиратов были ключи, пароли и масса других сведений, которых быть не должно. Наверху творится большой кипишь, скоро полетят головы, многие лишаться постов и чинов.

- Меня в чем-то подозревают? Будут судить? – сразу возникли первые вопросы. С моей-то удачливостью, да не вляпаться в очередную кучу навоза.

Хорхе не выдержал и рассмеялся:

- За что? За пользование незарегистрированным оружием?

- Мало-ли.

- Ты молодец, успел в последние часы. Пираты полностью взломали «сигму», оставались сущие…, - Хорхе вдруг осекся.

- Так быстро взломали?

Бывший наставник поднял руки, сигнализируя «стоп»:

- Я взболтнул лишнего, поэтому тему закрыли. Давай лучше поговорим о твоем будущем. Где жить планируешь?

Я бездомный. Бомж, одним словом. Самый настоящий бомжара. Жил четыре года в казарме за казенный кошт, ни о чем не задумываясь и на тебе… Понимал, что рано или поздно с казармы придется съехать, освободить место для новых курсантов. Понимал и рассчитывал на плавный переход, включающий в себя: советы от однокурсников, изучение рынка жилья, поездки на места с целью посмотреть и пощупать. Но случилась Латиния и всем планам суждено было пойти коту под хвост. Пока валялся в больничной палате, вещички мои собрали и определили во временную камеру хранения, за которую мне же еще и платить. Благо, вышло недорого, а деньги на счету имелись.

Хорхе мое настроение уловил сразу, поэтому нарочито бодрым голосом произнес:

- Не переживай, что-нибудь придумаем.

И придумал. Для начала расписал рынок аренды жилья в целом. В первую ценовую категорию входили отдельно стоящие дома с приусадебными участками и бассейном на заднем дворе. Выходило дорого и богато, особенно для детектива с гордым курсантским званием Z-5 и окладом меньше, чем стипендия.

- Зачем тебе одному такие хоромы? Дома берут люди семейные, - подвел черту бывший наставник. Оно может и так, но бассейн…

Вторая ценовая категория включала в себя квартиры в небольшом городке, что располагался неподалеку. Хорхе сам там жил и мне советовал: любые дома на выбор, планировка на вкус и цвет, в каждом дворе своя изюминка. Из минусов разве что расстояние: придется каждый день заказывать лётное такси.

- У меня на этаже квартира пустует, соседями будем, - продолжал соблазнять Хорхе, но я не соблазнился. Толку от такого соседа, который два раза в год появляется.

- Что там дальше?

Третья ценовая категория включала в себя квартиры все в том же городе. Правда, сам район находился чуть в стороне, на отшибе. Из плюсов невысокая стоимость и наличие развлечений под боком – как-никак город, из минусов все остальное. В ходе описания данного места Хорхе активно использовал слэнг, поэтому многие слова переводу не подлежали. А те, что перевести-таки удалось, носили ярко выраженный негативный оттенок и по значению своему были максимально близки к термину «гетто».

- Руководство на скорую руку решило вопрос с нехваткой жилья, понастроило сотню десятиэтажек. Идешь, сплошной муравейник… Квадратные дворы и коробки, коробки, коробки.

Ну и нормально, что в этом плохого? Разумеется, спорить с Хорхе не стал: он местный, ему виднее. Поэтому перешли к последнему пункту, самому дешевому.

- Обыкновенные бараки, - констатировал бывший наставник. Даже не поленился фотографии показать на телефоне.

Это Хорхе еще бараки не видел или не до конца понимал смысл сказанного слова. Нормальные двухэтажные гостиницы с одноместными номерами. Я такие в иностранных фильмах видел, этакие придорожные американские мотели: вытянутые коробки, коридоров нет, на второй этаж поднимаешься по общей лестнице. Внутри каждого номера имелась простенькая меблировка и личный санузел. Вполне себе жить можно, еще и до работы пятнадцать минут пешком.

- Беру, - решился я.

На что Хорхе лишь хмыкнул, дескать, посмотрим, как через месяц запоешь. А мне что, главное – крыша над головой и отсутствие очереди в туалет, а с остальным жить можно.

Когда пришла пора выписываться, доктор Мартинсон пригласил в свой кабинет. Напомнил о назначенной встрече с инспектором и выдал трость.

Да, у меня снова начались проблемы с коленом, вернее с имплантом коленной чашечки - болела, зараза, до слез. И если бы не обезболивающее, скреб бы стены и ночами выл на луну. Ходить стало трудно: я бесконечно хромал, опираясь на стенку, перила и любой другой предмет, что под руку подвернется.

- Доктор, я коленом особо не бился… вроде бы. Может посмотрите еще раз.

- Уже смотрел, - вздохнул Мартинсон. - С коленом вашим полный порядок. Чистой воды психосоматика.

- Что-что?

- На нервной почве. Каждый организм по-своему реагируют на стрессовые ситуации. У кого-то пулевое в руке ноет, у вас вот коленка.

- И что, никак? – с надеждой в голосе спросил я.

- Почему никак. Принимайте обезболивающее, пользуйтесь тростью, и скоро само пройдет.

Пока я разочарованно крутил трость в пальцах, вспоминая давно забытые ощущения, доктор перебирал бумаги на столе.

- Меня другое волнует, детектив, - наконец произнес он. – После поступления на снимках коры головного мозга были обнаружены небольшие образования. Я было принял их за опухоли, только вот на следующий день уплотнения рассосались. Исчезли бесследно, и анализы никаких отклонений не показали.

Перед глазами появился образ марионетки и обильно капающая из носа кровь. Переход в замедленный режим давался организму тяжело. Не так тяжело, как раньше: Тварь явно училась управлять своими возможностями. Замораживала время на короткий период, ровно на тот срок, чтобы сообщить об опасности. Но меня все равно накрывало, и идущая носом кровь была лишь видимой частью последствий. Кто знает, какие процессы проходили внутри самого организма и насколько необратимыми они являлись. Вот и доктор подтвердил: образования в коре головного мозга. Сейчас рассосались, а что будет через год.

- … поэтому необходимо будет проверится через месяц. Вы меня слушаете?

- Да, конечно. Буду у вас через месяц.

Собеседник кивнул в ответ, и я начал тяжело подниматься, заново привыкая к трости. Пальцы вцепились в ребристую поверхность рукояти.

- Зря вы так с доктором Лораном, - неожиданно произнес Мартинсон. Я не сразу понял, что он говорит о доке Луи, фамилию которого и не знал толком. – У него непростые личные обстоятельства.

- У каждого из нас свои обстоятельства, доктор.

На долгожданную встречу с инспектором службы внутренних расследований опоздал. Впрочем, его это не мало не волновало. Когда вошел в кабинет, мужчина внимательно изучал бумаги на столе. Сухощавый, с небольшими залысинами на голове, он даже не посмотрел в мою сторону, лишь бросив устало:

- Присаживайтесь.

Выбирать особо не приходилось, поэтому я сел на единственный стул, стоявший у стенки. Отсюда до хозяина кабинета шагов десять, оно и хорошо: чем дальше от этой братии, тем лучше. Вон и перстень посверкивает на пальце. Уже приходилось видеть такие - с трехглавой молнией, поражающей небеса.

Мужчина некоторое время молча копался в бумагах. Молчал и я, терпеливо ожидая, когда до меня дойдет очередь.

- Что с ногой? – сухо поинтересовался он, даже не подняв взгляда.

А то не знаешь, морда инспекторская.

- Психосоматика.

И снова тишина, и снова шелест бумаги. У него здесь даже компьютера нет, зато за спиной шкафы, забитые папками. Словно вернулся на десятилетия назад: не хватало только зеленого сукна на столе и лампы с абажуром. Сижу на скромном стульчике у стены, а в центре комнаты за большим столом восседает Важный Человек, господин Начальник. Интересно, он специально это устроил, чтобы посетители чувствовали себя максимально неловко? И сам же даю ответ: сия братия ничего просто так не делает.

- Вот что я вам скажу, детектив Воронов, - мужчина наконец отрывает глаза от стола и смотрит прямо на меня. Взгляд такой неприятный, цепкий. Лучше бы продолжал копаться в своих бумагах. – Случай с захватом заложников на борту круизного лайнера «Хрустальная принцесса» получил широкую огласку. Ситуация сама по себе не простая, а тут еще повышенное внимание общественности. Поймите правильно, к вам претензий нет никаких: проявили себя должным образом, как и положено настоящему детективу, но вот пресса… Пресса узнала о существовании некоего пассажира, принявшего деятельное участие в освобождении захваченного судна. Им нужен настоящий герой, красивая картинка, дающая интервью в многочисленных ток-шоу. Понимаете, о чем речь?

Я торопливо кивнул, хотя ни хрена не понимал: то ли ругают, то ли хвалят, то ли чего-то хотят.

- И мы предоставим общественности такого героя, благо, кандидатов на эту роль предостаточно. Ваше же имя нигде упоминаться не будет. Понимаете, почему это важно? – вновь пронзительный взгляд серых глаз.

На сей раз торопиться с кивком не стал, здраво рассудив, что инспектор в ответах не нуждается. Мое дело маленькое - сидеть и слушать.

- Засвеченный агент - мертвый агент. И я говорю сейчас не о физической смерти, хотя таковую исключать нельзя. Знаете ли, у пиратов остались союзники на земле, и законы мести никто не отменял. Речь идет скорее о смерти профессиональной. Понятия телезвезды и хорошего детектива в реальном мире несовместимы. Организация вложила слишком много сил и средств в обучение, чтобы раскрыть имя агента широкой общественности. Вы меня понимаете?

- Да, - произнес я внезапно пересохшим горлом. – Но… но был один человек на судне, который сможет опознать меня. Это женщина… я вытащил ее из заблокированной каюты. Она видела меня с оружием, оказывающим сопротивление пиратам.

Послышался легкий щелчок и на белой стене напротив появилась фотография аристократки, той самой, что за призрачный шанс вырваться на свободу сдала меня бандитам.

- Графиня Ракицкая, о ней сейчас говорите? – слегка скучающим тоном интересуется инспектор.

- Да… она. Что с ней?

- Погибла во время штурма.

Снова щелчок, изображение женщины напротив гаснет. Испытываю странные ощущения, изрядно сдобренные грустью. Внутри нет никакого злорадства, хотя стоило бы. Это графиня подставила меня пиратам, несомненно она. И лежать бы телу моему в холодном морге, не окажись поблизости марионетки. Все понимаю, но ничего поделать с собой не могу. Вместо торжества справедливости внутри привкус горечи.

- Вы не получите причитающейся славы, наград и званий, - продолжил тем временем инспектор, - но это не значит, что Организация забудет про вас. Поверьте, мы умеем быть благодарны. И тем, кто служит нам с честью, с открытым сердцем и твердой рукою, да воздастся в полной мере.

Сколько пафоса в словах. Не иначе, цитирует великое изречение великого автора. Только вот я не местный, и произнесенная фраза кажется неуместной архаикой.

- Вчера на ваш счет было переведено двести пятьдесят тысяч золотом. Вижу, удивление на вашем лице. Поверьте, деньги - такая малость. Куда важнее благодарность, которую нельзя выразить материально. И она у вас есть.

Кроме как про деньги, ничего не понял. А сумма-то значительная, полноценный дом с газоном и бассейном на заднем дворе обойдется тысяч в пятьдесят, а здесь в пять раз больше. Но господин инспектор тут же огорошил:

- Маленькая просьба, не совершайте первый год больших покупок. Знаете ли, люди по природе своей любопытны, возникнут вопросы. Если уж будет горячее желание крупно потратиться, обратитесь к Хорхе Леши, что-нибудь придумаем.

То есть деньги как бы есть, но их как бы нет? Что ж, понятно.

- Вопросы, детектив?

- Да, у меня есть один.

- Всего лишь один? - инспектор улыбнулся, словно я сказал забавную шутку. - Внимательно слушаю вас.

- Там, на корабле… Я был несколько не в себе из-за высокой температуры. Так вот, мне показалось, что пираты расстреливали заложников. Каждые пятнадцать минут убивали по человеку из-за того, что я деактивировал пространственный двигатель.

- Да, - легко и просто ответил инспектор, – в общей сложности убили шестнадцать человек, потом им попросту надоело.

- Значит не померещилось, - бормочу я. – А среди них были дети?

- Двое детей: мальчик десяти лет и девочка четырнадцати. А теперь позвольте спросить: вам это зачем?

- Но…

- Детектив, я знаю, что вы склоны к некой рефлексии. Увы, многие выходцы из сто двадцать восьмой параллели страдают подобным недугом. Да-да, не смотрите на меня так, именно что недуг. Вместо того чтобы бесконечно переживать о случившемся, направьте свой взгляд в будущее. Предстоит много важной и нужной работы, и мы на вас рассчитываем, Петр Сергеевич. Что же касаемо детей…, - инспектор окинул взглядом бумаги, разложенные на столе. Внимательно сощурил глаза, словно на одном из листов была написана заранее заготовленная речь. – Заложники им были не нужны. Пиратов в первую очередь интересовала «сигма», все остальное - сопутствующий материал.

- Но среди заложников было много богатых людей. За их освобождение заплатили бы большие деньги.

- А кто вам сказал, что пиратам нужны деньги.

- Но «сигма»…

- «Сигма» - это в первую очередь власть, возможность безграничного перемещения в пространстве. И глупцы те, кто пытаются ее украсть, намереваясь заработать деньги, потому что «сигма» сама по себе бесценна. Главарь налетчиков, а вернее те, кто за ним стоял, глупцами не являются. И им уж точно не был нужен лишний груз в виде тысячи голов живого товара, который необходимо поить, кормить и содержать, и который кое-что видел, да кое-что слышал. Поверьте, заметая следы, избавились бы не только от заложников, но и от большей части соратников.

Кажется, инспектор был раздражен. Мой вопрос ему не понравился или необходимость объяснять очевидные вещи? Скорее второе. Я вспомнил, как мелкая сколопендра доставал расспросами: почему собачки не разговаривают или почему у тети большой живот. Так и тянуло ответить: «потому что», как это делал Мишка. Мне бы брать пример со старшего брата, но я отчего-то пытался объяснить, запутывался и начинал злиться на мелкую все больше и больше. Бывало, что и подзатыльник отвешивал.

- Свободны, детектив, - произнес инспектор безапелляционным голосом, так что стало понятно: новых вопросов лучше не задавать. А оно мне и не надо.

Вышел из кабинета и почувствовал внутри необычайную легкость. И даже ноющее последние дни колено соизволило заткнуться. Не так уже оно и плохо, это иномирье.

- В комнате не курить, баб гулящих не водить, пьяные гульбища не устраивать, - привычно произнесла пожилая женщина и положила пластиковый ключ на стойку. Были бы металлические, непременно бы громыхнули на весь холл. Она может дама и в возрасте, но массы и силы, как в продавщице мясных изделий в советском продуктовом. Такой, что гвоздь кулаком забить, что человека.

- Как вы отличите гулящую от не гулящий? - заинтересовался я.

- Будешь умничать, никаких не пущу.

И вот кто, спрашивается, за язык тянул. Видно же, что хозяйка мотеля шуток не любит или кем она там является? Точно не простым работником, потому как ведет себя крайне важно. При мне одного постояльца отчитала, что дверью хлопнул. Тот даже спорить не стал, просто торопливо вышел наружу.

- Уплочено за два месяца. В случае съезда деньги не возвращаются, - напомнила мне хозяйка, раз так в третий.

- А что с питанием?

- Столовая работает с семи утра до семи вечера, заказы и жалобы не принимаются. Хочется разнообразия, иди в ресторан, а здесь гостиница.

Но вот как с таким отношением они умудряются сохранять клиентов? А они здесь были, сам видел. Тот же мужчина, выбежавший наружу, едва хозяйка открыла рот.

Удивительно, но сам по себе мотель был вполне симпатичным: небольшим двухэтажным зданием, чистеньким и уютным, абсолютно лишенным каких-либо технологических новинок. Что говорить, когда на входной двери отсутствовал банальный доводчик, от того и хлопала.

Полы деревянные, лестница с перилами деревянные, даже стойка выполнена из дерева, а вот окна пластиковые. Внутри приятно пахло хвоей и цветами. Почему хвоей – понятно: дом буквально окружен сосновым бором, так что кроме стволов вокруг ничего и не видно. А вот откуда взяться аромату цветов? Перед входом отсутствует банальная клумба, внутри нет даже намека на горшочек с растением. Но пахнет, точно пахнет.

Прощаюсь с недружелюбной хозяйкой и выхожу наружу, придерживая дверь - приятно тренькает колокольчик. Сквозь стекло вижу внимательный взгляд женщины - да не хлопаю я, не хлопаю. Поправляю лямки картины на плече, и вперед, к новому жилищу, постукивая тростью по настилу.

На второй этаж поднимаюсь по добротным ступенькам, не скрипнувшим ни разу. Нахожу нужный номер и прикладываю полоску пластикового ключа. Замок пиликает в знак приветствия, пропуская внутрь.

Вот уж забавно, на дорогом круизном лайнере аристократы активно пользовались архаикой - металлическими ключами, а в дешевом мотеле прогрессивный подход - цифровые запоры. Мир шиворот-навыворот получается.

Прохожу в центр комнаты, опускаю сумку и оглядываюсь - а ничего так. Не хоромы, конечно, но жить вполне можно. Полутороспальная кровать с мягким матрасом и массивной деревянной спинкой в изголовье, рядом тумбочка. Напротив, встроенный экран телевизора и две двери. Открываю по очереди и убеждаюсь в наличии туалета и душевой кабинки. Еще одна дверь ведет на балкончик, совсем узенький. Постоять на нем с чашечкой кофе еще можно, а вот поставить стул уже нельзя.

Кстати, насчет стульев. Возвращаюсь обратно в комнату и обнаруживаю один такой возле стола: с алюминиевыми ножками и обивкой в виде потертого кожзама. С мебелью скудно, но оно и понятно, зачем комнату заставлять и без того невеликих размеров.

Провожу пальцем по лакированной поверхности стола и убеждаюсь в отсутствии пыли: хозяйка может и грубиянка, но за порядком следит. Чисто не только у меня в комнате, чисто везде: полы в холле надраены, входная дверь блестит, на прилегающей территории ни соринки. Такое ощущение, что кто-то недавно прошелся по траве с граблями, убирая павшую листву и хвою.

Нет, Хорхе, не поеду я в город. Всю жизнь в каменных трущобах проторчал и возвращаться туда не намерен.

Сажусь на кровать и открываю сумку. За четыре года особо вещами не разжился, все необходимое предоставляла академия. Убираю майки и труселя в шкаф, вешаю форму на плечики, на самом дне нахожу мячик, тот самый, который с Вейзером вечерами кидали. Взял, покрутил в пальцах и так на душе тоскливо стало, что хоть волком вой.

Постучал круглым об стену – не то. С Николасом оно все веселее было. Пока мячик перебрасывали, говорили о пустяках всяких: об учебе, о девчонках, о прогрессе и технологиях. Болтали обо всем, что только в голову могло взбрести, а теперь разве что с отражением в зеркале диалоги вести.

«Что-то расклеились вы, Петр Сергеевич, а не сходить ли вам за кофе»?

«Разумеется, Петр Сергеевич, взбодрится не помешает».

«Трость только не забудьте прихватить. Доктор рекомендовал исключить лишнюю нагрузку на коленный сустав».

«Благодарю, весьма своевременное замечание».

Тьфу, аж тошно стало. Уж лучше с Леженцом беседы вести, чем с внутренним я.

Постукивая тростью, спускаюсь вниз по лестнице. Под бдительным взглядом хозяйки придерживаю дверь и захожу в холл. Только сейчас обращаю внимание на потолок, где висит развесистая люстра: электрические свечи из позолоты, изогнутые формы с гроздьями хрусталя, зеркальные вставки в виде лепестков. Кичливой бандуре самое место в танцевальном салоне мадам Кики, но никак не в скромном мотеле.

- А давайте, я вам доводчик поставлю? – заявляю с порога.

- А давайте, ты не будешь умничать, - ответствует хозяйка. – Чего пришел?

- Кофейку бы.

- Кофейный аппарат в столовой.

- Мне бы свежесваренного, из настоящих зерен.

В ответ хозяйка лишь хмыкнула, дескать «вон оно что, размечтался».

- С утра приходи, будет тебе свежесваренный.

Нет, так нет. Опираясь на трость, прохожу в левую дверь и оказываюсь в помещении, гордо именуемом столовой. Шесть столов, скромная барная стойка с пивными кранами, а за ней – нет, не зеркальная полка с многочисленными алкогольными напитками, всего лишь деревянная стена с оленьими рогами. Прям охотничья сторожка, а не гостиница. Еще не хватало шкуры убиенного медведя на полу и камина. Хотя камин как раз имелся: притаился в углу за стойкой, так что и не сразу приметишь. Самый настоящий, с поленницей и металлической подставкой, где висел целый набор из кочерги, совка и щетки. Ей-ей сторожка.

Оглядываюсь в поисках аппарата и обнаруживаю парочку за своей спиной: один со снеками, другой с напитками. Мама дорогая, а цены-то, цены! Стакан черного обыкновенного стоит пять монет серебром, в то время как в отделении он обошелся бы в две. Про казарму вообще молчу, там все бесплатно. Вот это понимаю, дешевая гостиница. Теперь становится ясно, за счет чего они добирают выручку – сопутствующие услуги. Даже боюсь представить, сколько здесь будет стоить обыкновенный завтрак.

- Коньяк туда добавляете, что ли, - бурчу, но карточкой провожу. Аппарат дружелюбно пиликает, принимая оплату. В окошко приема вываливается стаканчик, тугая струя с журчанием бьет о картонные стенки.

- Не нравится, не бери, - доносится голос хозяйки из холла. И слышит ведь. Хотя чему удивляться, кроме нас двоих и нет никого, тишина стоит полная.

- А есть альтернатива?

- Есть, - злорадно сообщает женщина. – Заказывай такси и вали в город. Там тебе любое кофе на выбор: хочешь - с коньяком, а хочешь – с ромом.

М-да, нечто подобное и ожидал услышать. Достаю пышущий жаром стакан из приемника и вдыхаю аромат с горчинкой. Пахнет настоящим кофе, не придерешься.

Опершись на трость, возвращаюсь в холл. Хозяйка все так же стоит за стойкой: хитро прищурившись, наблюдает. Вот чем она целыми днями занимается? Ладно я появился, есть с кем позубоскалить, а в другие часы? Да это же с ума сойти можно от одиночества. Тут или характер испортится, или кукухой двинешься окончательно.

- Мне бы картину повесить в комнате, - аккуратно прощупываю почву, впрочем, заранее зная ответ.

- Стены долбить не дам.

- Эта картина самого маэстро Дэрнулуа.

- Да хоть Пурпулуа. Сказано, сверлить не дам.

- Понял.

- Ну раз понял, иди давай.

Я и пошел, широко распахнув дверь и звякнув колокольчиком на прощанье. Ох и хлопнуть должно было, что называется «от души». Рот женщины открылся для громогласного рева, даже вены на лбу проступили от напряжения. Дверь стремительно летит назад, приближая неминуемое «ба-бах». Доли секунды и… я успеваю подставить трость. Смотрю в широко распахнутые глаза хозяйки, приветливо улыбаюсь.

Эх, Петруха, выселят тебя раньше положенного срока, ей-ей выселят.

До вечера маюсь ерундой: любуюсь пейзажами с балкончика, вдыхая свежий воздух или смотрю телевизор. Наткнулся на слезливую мелодраму про любовь обыкновенной девушки и аристократа. Этакий аналог «Золушки» на манер иномирья. Только здесь принц не искал прекрасной незнакомки, примеряя хрустальный башмачок кому не попадя, он точно знал: кто и где. Дарил избраннице драгоценные каменья, устраивал романтические вечера с живым оркестром, а та ни в какую. Я пропустил начало фильма, поэтому долго не мог понять причину столь прохладного отношения к ухажеру. Нормальный парень, при деньгах и с понятиями, а то что губы красит, да пудрится сверх меры – это издержки местной культуры. Я к Вейзеру полгода привыкал и то оторопь порою брала, когда он ногти начинал красить, по девчачьи забравшись с ногами на постель.

- Мы навсегда будем вместе, любимый? – спрашивает милый женский профиль на фоне заката.

- Навсегда, любимая. Только ты и я, на всем белом свете, - отвечает мужчина, крепко державший хрупкую девушку в объятьях. Наклоняется к избраннице и нежно целует.

В глаза бьют лучи заходящего солнца. Камера начинает удаляться, все дальше и дальше, пока стоящая на мысе парочка окончательно не скрывается за облаками. Играет заглавная тема фильма, бегут многочисленные строчки титров.

Сердце внутри ёкает и на глаза начинают наворачиваться слезы. Ёжкины коврижки, да что ж такое со мною твориться? Я даже на «Титанике» не плакал, а здесь прямо расторгался. На дешевенькой мелодраме, где из неожиданных поворотов разве что дуэль на шпагах и воткнутый в глаз клинок (разумеется глаз негодяя). Еще не хватало укрыться пледом и начать заедать мороженным охватившую меня меланхолию.

Вспомнились слова Ловинс, не настоящий, а той, что была на лайнере в виде галлюцинации: «МакСтоун мстил за изнасилование Ольховской, а мне какое дело до их чувств»? И правда, какое дело? Почему целовалась с парнем, которого терпеть не можешь, словно специально у меня на глазах. Почему, Ловинс?

Ответа не последовало. Не было ее рядом, ни реальной, ни порожденной больным воображением.

Даже не понял, как очутился на балконе, сцепив пальцами перила. Один разговор, мне нужен с ней всего один разговор, честный и открытый. Не знаю, на что рассчитываю, но лучше уж так, чем до конца жизни думать и сомневаться: «а вдруг, а если бы», и держать до бесконечности греческий профиль в голове. Надоело, сколько можно.

Полный решимости возвращаюсь в комнату и начинаю переключать каналы. Достаточно слезливых мелодрам, пора заполнить шкалу мужественности, а вот хотя бы и спортом.

Как назло, никаких соревнований на глаза не попадалось, зато были новости шестимирья.

- … проявленная храбрость позволила спасти тысячи жизней. Рискуя здоровьем, наш герой пробрался в трюмы корабля, где в ручном режиме произвел отключение пространственного двигателя, - безостановочно зачитывает диктор. – Освобожденные пассажиры, экипаж «Хрустальной принцессы», а также члены их семей безмерно благодарны спасителю. Со всех уголков цивилизованного мира летят слова восхищения…

За плечом ведущего материализуется фотография молодого парня, со смазливыми чертами лица и челкой темных волос, наползшей на лоб. Взгляд лихой, рот обнажен в белоснежной улыбке.

На экране замелькали кадры с освобожденного лайнера: палуба, цепочка людей, спускающихся на землю по приставным трапам типа «эскалатор». Внизу их встречают бригады специалистов: кого-то сразу сажают в кареты скорой помощи, кого-то кутают в полотенца и дают напиться воды.

- Это какой-то кошмар, - жалуется женщина репортеру: статная дама увитая кудрями волос. По лицу так и не скажешь, что кошмар пережила: свежее, румяное, абсолютно гладкое, без следа мимических морщин, хотя лет опрашиваемой далеко за пятьдесят, если судить по земным меркам. - Нас держали взаперти несколько суток. Спали прямо в одежде на голой траве, представляете? Под дулами автоматов в присутствии тысячи незнакомых людей.

- Будем жаловаться, - вставила другая дама, находящаяся поблизости. Не менее румяная, разве что кудри отсутствовали. Вместо них - прямые черные волосы с массивной золотой заколкой.

- Да-да, непременно судиться с господином Филинье. Для моей семьи, для многих знакомых этой компании больше не существует. Скажите, как можно было допустить подобный беспредел, когда людей убивают прямо на палубе? Нас держали несколько суток в неволе, словно тупой скот в загоне.

- Не было возможности помыться, питались отбросами, а в туалет сходить… О-о, об этом лучше умолчать, - затараторила соседка.

- Кошмар, просто кошмар.

На экране мелькают знакомые кадры: синяя гладь бассейна, разбросанные лежаки и цветастые тряпки, даже тромбон на своем месте. Камера берет крупным кадром кровавую дорожку, тянущуюся к борту.

- По предварительным данным погибло четыреста восемнадцать человек. Большая часть – представители службы охраны и члены экипажа судна, выполнившие свой долг до конца, - звучит голос диктора за кадром. – В ходе штурма значительные потери понес отряд специального назначения Службы Безопасности. Согласно официальным источникам погибло двадцать шесть человек, более восьмидесяти ранено.

- Хочу выразить глубокую признательность доблестным служителям закона, от своего имени, от имени мои семьи, - и снова лицо дамы в кудрях крупным планом. – Особенно хочу отметить детектива, что спас всех нас.

- Да-да, тот милый юноша, что отключил проклятую «сигму», - снова влезла в кадр черноволосая соседка. – Алекс Вэнзл настоящий герой!

Картинка возвращается в студию, где ведущий хорошо поставленным голосом продолжает:

- Благодаря своевременным действиям детектива Алекса Вэнзла удалось избежать наихудшего сценария развития событий. Лишенное маневренности судно, потеряло большую часть защитных функций. Стало возможным проведение силовой спецоперации.

На экране крупным планом улыбающийся герой. Действительно милый, его даже не портят грязные разводы на лице и заметная ссадина, чуть ниже скулы.

- Я всего лишь выполнял свою работу, - бодрым голосом заявляет он. Фоном идут множественные щелчки фотокамер. Репортеры выкрикиваю вопросы, особо настойчивые пытаются поближе поднести микрофон.

- Как вам пришла в голову идея воспользоваться вентиляцией?

Алекс поднимает голову чуть выше, устремляет задумчивый взгляд вдаль. А ведь хорош, зараза, играет самозабвенно. Такого бы на постер и в рекрутинговое агентство Организации или на афишу мелодрамы, дамочки толпами валить будут.

- Мы на тренировках отрабатывали возможные варианты захвата лайнера. Руководство создало необходимые условия для обучения, поэтому все что вы видите - результат многодневной работы, - чешет, как понаписанному Вэнзл, при этом успевает улыбаться и находить глазами объективы камер. Я бы так точно не смог. – Хочу выразить особую благодарность своему руководителю, Альфреду Томби, а также …

Раздались странные звуки: стучат в дверь или лес шумит за окном? Я выключил звук и прислушался.

- Воронов, открывай, это Герб.

Авосян мог бы и не представляться: обладателя столь густого баса трудно перепутать с кем-либо другим.

Глазами начинаю искать трость, но та, как назло, куда-то запропастилась, а Герб продолжает трубно возглашать:

- Воронов, открывай!

- Иду, иду, - не выдерживаю я и хромаю к двери без палки. С нашего великана станется переполошить всю округу, особенно одну вредную женщину внизу. Ей-ей выселит, а я только к местному кофе стал привыкать.

- Чего шумишь, Герб?

Рассчитывал смутить парня вопросом в лоб, но тот даже не растерялся. Окинул взглядом комнату и пробасил:

- Один?

Я кивнул и отступил в сторону. От великана не укрылось мое неловкое движение, и он тут же поинтересовался:

- Что с ногой?

- Привет от МакСтоуна.

- Снова поцапались?

- Нет, это давний… Проходи давай, чего замер.

Герб пригнул голову и переступил порог. Внутри осмотрелся, зачем-то пригладил рубашку и направился прямиком к стулу. Тот аж заскрипел от натуги, приняв на себя серьезный вес.

Не нравился мне этот визит. Нет, старину Герба завсегда рад видеть, потому как был одним из самых близких людей в казарме. Только вот ведет себя до крайности подозрительно: напряженный, взгляд из угла в угол бросает. Он случаем не Альсон рассчитывал здесь застать?

Хромаю к кровати и сажусь напротив великана. О, и трость нашлась, упала на пол.

- Это…, - Герб замолкает и упирается взглядом в темный проем, что ведет в душевую.

- Иди, проверь, - не выдерживаю.

- Я…

- Можешь под кроватью посмотреть, на балкон выйти. Альсон здесь нет. Ты же ее ищешь?

Великан смутился, на щеках его заиграли крупные алые пятна. Почему ему стыдно стало – понятно, но я-то отчего неловкость ощущаю? Стараясь сгладить углы, примирительно говорю:

- Давай рассказывай.

И Герб рассказал. О предстоящем бале выпускников, о том, что вертихвостка Альсон обещалась составить ему пару, а в последнюю секунду передумала и куда-то запропастилась. Теперь вот ищет ее по всем возможным каналам.

- Мне бы только поговорить с ней, - пробасил великан, понуро опустив плечи.

- Ничем помочь не смогу, - признался я. – Из наших давно никого не видел, ты первый.

- А сам-то куда запропастился? – всполошился вдруг Герб, словно вспомнил нечто важное. – Обещал из Латинии через два дня вернутся и как в черную дыру канул. Мы тебя обыскались, хотели на последнюю вечеринку позвать.

- В больничке лежал, простудился малясь, - почти не соврал я

Однако такой ответ Авосяна не удовлетворил. Брови его недовольно нахмурились.

- Вейзер направлял запрос по больницам. Не было тебя там.

- Так я не сразу слег. Сначала домой съездил, там и продуло.

- Не могли тебя домой отпустить в конце года. На официальном мероприятие обязаны присутствовать все без исключения, - сказал как отрезал великан.

Ну вот чего пристал? Начать врать и выкручиваться? И чего ради.

- Предлагаю закрыть тему.

- Как знаешь, только многие наши такого протеста с твоей стороны не поняли, ну и я в том числе, - пробасил Авосян. – Четыре года под одной крышей прожили, мог бы и прийти.

- Лучше расскажи, как отметили, - попытался я перевести тему.

Герб махнул широкой ладонью.

- Сам знаешь третью группу, все через склоки и скандалы. Мэд снял большой коттедж на берегу озера и понеслось: МакСтоун не хочет отмечать с толстым, Ловинс и Ли не будут на мероприятии без Соми, Марго сцепилась с Леженцом.

- Арчер никто не позвал, - добавил я.

Герб не стал комментировать замечание, и без того ответ был очевиден: кирпичам здесь не место.

- Альсон невыносимой стала, - добавил он чуть тише.

- Она и была не подарок.

- Поверь, такой ты ее еще не видел. Поочередно довела до слез Марго и Ли.

- Ли? Джанет Ли? – удивился я. – Нашу железную командиршу, любительницу совать нос в чужие дела? Могёт мелкая. Я, конечно, подозревал в ней талант действовать на нервы, но что бы вывести на слезы саму Ли, тут нужно постараться.

На что Герб лишь вздохнул. Чувствую и ему досталось не слабо.

- Из-за тебя все, - произнес он глухо.

- А я при чем? Меня здесь не было.

- То-то и оно, - пробубнил великан и повернул косматую голову в сторону телевизора. На экране крупным планом показывали лицо Алекса Вэнзла, а внизу золотым шрифтом шла надпись: Принц «Хрустальной принцессы». Парень улыбается в камеру, привычным движением встряхивает челку и мне сразу вспоминается Светка: один в один ее привычка. По-женски элегантная с изрядной долей кокетства. Только вот Вэнзл ни разу не Кормухина, и даже не девчонка, оттого зрелище кажется отвратным. Кажется мне одному, потому как окружающая толпа пребывает в явной эйфории. Новообретенного Принца встречают с истинно королевским размахом: напирающая толпа рвется сквозь оцепление, кричит, тянет руки навстречу герою. А тот лишь улыбается и легко машет в ответ, позируя перед фотообъективами. Диссонансом смотрится покрасневшее от натуги лицо полицейского, что на заднем плане пытается сдержать обезумевший от счастья людской поток.

- Молодец парень, - прокомментировал я беззвучную картинку.

- В каком месте он молодец, - не понял Герб.

- Ну как, двигатель отключил, людей помог спасти.

- Алекс Вэнзл - сын мелкопоместного дворянина, всю жизнь мечтавший о карьере актера, - заговорил великан, словно по написанному. - Благодаря связям двоюродного дяди попал в академию, которую с трудом закончил. Два года назад из-за низкой результативности был переведен в Башню на должность клерка. На даже там умудрился напортачить, завалив квартальный отчет и закрутив роман с женой начальника.

- Бывает, - пожал я плечами.

- А еще снялся в дешевой мелодраме, имея на руках контракт с прямым запретом на посторонние приработки.

- Герб, а ты уверен, что слухи не врут? - прервал я великана. - Парень сейчас на волне успеха, у него завистников больше, чем блох на собаке.

- Воронов, причем здесь блохи… то есть слухи, - глухо бухнул Герб, – ты на руки его посмотри. С таким маникюром не то что стрелять, ходить сложно, а он заливает в интервью: из вентиляции не вылазил. Да пусть попробует решетку снять, с такими-то когтями.

- Мало ли…

Авосян бросил на меня взгляд из-под бровей, но ничего не ответил. Вместо этого хлопнул ладонью по колену и пробасил:

- Пора мне.

- Может по кофе, - предложил я. Не из пустого гостеприимства, просто вдруг понял, что не хочу отпускать великана. Он был как та единственная ниточка, что связывала с прошлым, в котором не смог расставить все точки над «и». Даже выпускной умудрился проворонить. Впрочем, чего другого можно ожидать от человека по фамилии Воронов.

- Некогда кофе пить, меня такси ждет.

Герб встал со стула и тот скрипнул на прощанье, то ли ворча на массивного седока, то ли радуясь его уходу.

- А ты как меня нашел? – задал вопрос, провожая гостя на улицу. Вышел следом, и теперь хромал за могучей фигурой, то и дело постукивая тростью.

- Я же детектив, - попытался отшутиться Герб.

- Так-то я тоже. Насколько знаю, адреса проживания в свободном доступе не лежат и просто так не выдаются.

Герб шел быстро, и я едва поспевал за ним. Дыхание сбилось, поэтому последнюю фразу договаривал с превеликим трудом, делая паузы между словами.

- Слухи, Воронов, - бросил он через плечо, - иногда им стоит верить.

Это кто ж такой интересный информацию про меня сливает? Дело-то серьезное, тут одним штрафом не отделаешься. Ох, чую ведет дорожка прямиком к Луцику. Крысообразный, как тот сундук набитый под завязку, только не золотом, а сплетнями - всегда знает больше остальных.

Догнал Авосяна у самого такси: великан даже дверцу забыл открыть, глубоко призадумавшись. Я замер неподалеку, тяжело опершись на трость. Голова кружилась от быстрой ходьбы, коленка горела огнем, никакие обезболивающие не помогали. Так и стояли на пару: один думал, другой переводил дыхание. Долго стояли, я и не выдержал первым:

- Герб, все в порядке?

- Запомни, Воронов, если у вас с Альсон сложится, - ту Авосян споткнулся, но быстро договорил, - только рад буду.

И все также не глядя, словно чего-то стыдясь, скрылся в такси.

Не зря говорил Костик: бабы - зло. Даже старина Герб, надежный как сама скала, пошел трещинами, не выдержав любовного давления. Впрочем, ему хватает сил не сходить с ума от ревности. Тот же МакСтоун давно бы схватил за грудки или забил насмерть с группой товарищей, как это водится в высшем свете. А Герб… Герб мечется, мучается, страдает, пытаясь оставаться человеком. Кто знает, что у него внутри творится, может ад настоящий. Альсон кого угодно до белого каления доведет, что уж говорить про человека, который заведомо уязвим перед ней, с открытым нараспашку сердцем.

Поворачиваюсь и натыкаюсь на внимательный взгляд хозяйки мотеля. Та и не думала скрывать слежку, выйдя на улицу для лучшего обзора.

- Не пили, не курили, баб не водили, - отчитался я и приложил руку к пустой голове, козырнув для порядка.

- Все умничаешь? - недовольно проворчала женщина. – Смотри, доумничаешься, умник.

Выселит… Ей-ей выселит.

На следующий день я решился пойти на бал. Не то что бы соскучился по приключениям на пятую точку. Просто всю ночь снилась Ловинс: наш разговор у озера, нежные объятия и первый поцелуй. И столько счастья было в этих грезах, что все утро пел себе под нос и улыбался.

Даже хозяйку мотеля поразил хорошим настроением. Та настолько растерялась, услышав искреннее пожелание доброго утра, что молча протянула поднос с едой.

Мир окрасился иными тонами, стал необычайно ярким и сочным, пропитанным ароматами хвои и любви. Да-да, я знал чем пахнет любовь и это точно не запах потных тел в постели. Нотки куда более тонкие и романтичные. Кажется, начинаю сходить с ума или Авосян вчера заразил любовным настроеньем?

Ну вот с чего решил, что все непременно сладится? Из-за ярких снов и бреда подсознанья на захваченном лайнере? Не знаю, но с Ловинс на балу поговорю обязательно. Пошлет куда подальше и плевать, поставлю окончательную точку, а если не пошлет… Что-то внутри подсказывало и пело: не пошлет, Петруха, вот он твой шанс. И в машине она не зря себя предлагала, и с МакСтоуном от ревности мутила. В каждом ее поступке, в каждом пойманном взгляде видел для себя надежду.

Узнать адрес, где планировался бал, большого труда не составило. Одел официальную форму, ибо другого костюма не имелось, пригладил рукой короткий ежик волос и выдвинулся в путь. Хотел обойтись без палки, но колено ближе к полудню разболелось, поэтому решил не рисковать.

Вызвал такси и спустя двадцать минут стоял перед величественным дворцом с колоннадами и ухоженным парком. Небольшие фонтаны, подстриженные кусты и дорога, выложенная мозаичной плиткой, слишком мелкой для такого рода покрытия. Я даже присел, превозмогая боль в колене, чтобы проверить первоначальные выводы. Действительно, плитка, даже плиточка. Подобный материал обычен для ванной или кухни, но не для улицы - точно. Это же сколько кропотливой работы было проделано на такой объем? Не просто квадратик к квадратику подогнаны, здесь выложено целое изображение, которое увидишь только с высоты птичьего полета или из окна парящего такси. Если, конечно, не спать или не грезить наяву.

Понимаю, что не на экскурсии - увлекся пустяками, а время-то идет, и без того опаздываю. С трудом поднимаюсь, и продолжаю двигаться ко дворцу.

Людей на входе нет, не считая пары дюжев молодцев, обряженных в подобие ливреи. Издалека принял их за слуг, но уже подходя ближе отметил оружие, скрытое в складках одежды. Да и физиономии уж больно дубовые для прислуживающего персонала, скорее похожи на фейсконтроль.

И точно, подойдя ближе, столкнулся с вежливым вопросом:

- Вы куда?

- На бал выпускников, - протягиваю карту с идентификационными данными.

Мордоворот карту игнорирует, взгляд направлен прямо на меня.

- Не положено.

- Что значит, не положено, - не понял я.

- Одеты не по форме.

- Так на мне уставная форма, какая еще нужна? - начинаю потихоньку закипать

- Танцевальная.

- На меня посмотрите внимательно, какие танцы? – поднимаю трость и кожей чувствую, как напряглись ребята в ливреях. Еще не хватало, что бы положили мордой вниз и отдубасили прямо на ступеньках. С моей везучестью станется. Выдыхаю и уже более спокойным тоном продолжаю: - я здесь в качестве зрителя.

- Вас нет в списках зрителей.

Заеб... кхм, замечательно. Пытаюсь выстроить логическую цепочку и донести ее до мордоворота в ливреи:

- Этот бал посвящен выпускникам седьмого отдела. Я выпускник седьмого отдела, но по причине плохого здоровья танцевать не способен. Вопрос, зачем мне одевать танцевальную форму?

- Положено, - мордоворот выдохнул и уже человеческим голосом добавил, - парень, у меня инструкции. Сказано не пускать, я не пускаю.

И что теперь? Я оперся на трость, рассеяно приглаживая короткие волосы. Никаких мыслей по поводу дальнейших действий не имелось, кроме одной: вызвать такси и лететь в обратную сторону.

- Если кто из начальства, присутствующего внутри, даст добро, мы пропустим, - неожиданно раздается голос за спиной. Один из фейсконтроля успел бесшумно зайти с тыла. Грамотно охрана работает, ничего не скажешь. Будь на моем месте более беспокойный клиент, скрутили бы в два счета.

- Хорхе Леши, - назвал первую фамилию, что пришла в голову.

Охранник сверился с планшетом и покачал головой. Ну да, чего это я глупости говорю. Видел бывшего наставника на прошлой неделе, а это значит: в ближайшее время о нем можно забыть. Появится в лучшем случае через полгода, всклокоченный и не выспавшийся, с вечной щетиной на лице.

- Клод Труне? – попробовал я снова.

И снова мимо.

- Носовский?

На этот раз охранник со списком в планшете не сверялся, лишь уточнил:

- Имя.

- Альберт Михайлович, - называю, а самому неловко. Все-таки большой человек, глава академии, а его по пустякам дергаю. Если завернет или пошлет в края дальние, даже не обижусь. Не его это заботы, дресс-кодом отдельно взятого курсанта заниматься. Да и не курсант я уже, детектив целый, нахожусь в другой юрисдикции.

- Ждите, - охранник щелкнул пальцем по таблетке в ухе и заговорил: - центр - это пост, у нас здесь клиент, одетый не по форме. Необходимо дополнительное согласование…

Отхожу назад, чтобы лишний раз не смущать парней и замираю на ступеньках, рассматривая фронтон здания. Прямо над головою зависла фигура полуобнаженного старца с занесенным трезубцем. Или не старца вовсе, а мужчины в полном расцвете сил, если судить по накаченному торсу. Это густая борода скульптуры и морщины на лбу вводят в заблуждение. Рядом дева с полными грудями, настроена не менее воинственно: обнажила меч и приготовилась разить врагов направо и налево. Из-за спин парочки торчат многочисленные копья. Отсюда толком не разглядеть, но есть стойкое подозрение, что на крыше здания разместилась целая скульптурная композиция.

- Кого я вижу, а вот и наш потеряшка, - Носовский появился быстро и пяти минут не прошло. Одет франтовато, в приталенном сером костюме-тройке с бабочкой вместо привычного галстука. Лицо напомажено сверх всякой меры, редкие волосы прилизаны и блестят в дневном свете. – Петр, чего замер на ступеньках? Давай-давай, проходи внутрь.

Признаться, несколько подрастерялся от такого радушия. Обычно… обычно моему присутствию не рады. А здесь не только искренняя улыбка, но и по имени зовут, что уж совсем редкость.

- О, опять нога! Говорили мне, что ты приболел, но не ожидал снова с палочкой увидеть, - Альберт Михайлович аккуратно взял под локоть и помог переступить порог, словно я инвалид какой-то и крайне в этом нуждался.

- Не поверишь, сколько людей интересовались твоей персоной. На выпускном главы родов подходили, желали посмотреть, что это за курсант такой - Воронов, с которым их отпрыски четыре года отучились. Мэдфорды, Авосяны, МакСтоуны, - мой спутник не выдержал и хмыкнул, - словно в парламенте побывал, а не на выпускном вечере.

Наверное, мне должно было польстить столь пристальное внимание. Но я человек битый, в прямом смысле этого слова, поэтому напрягся, заслышав фамилию МакСтоунов. Ничего хорошего от аристократов ждать не приходится – подсказывал горький опыт и здравый смысл.

А Носовский заливается соловьем, не остановить. Его хоть сейчас помести на трибуну, и он часами вещать станет на любую заданную тему без бумажки и предварительной подготовки.

- Мне будет не хватать наших разговоров в столовой, - неожиданно доносится до ушей. Не ожидал, что вспомнит. Было это всего три раза, и начиналось обычно со споров в классе, а заканчивалось в зале казармы в окружении многочисленных курсантов. Признаться, я быстро уставал от аргументации Альберта Михайловича, уж слишком многочисленной и разнонаправленной она была. Благо, на помощь приходили остальные ребята, тот же Соми, часами готовый спорить ни о чем.

- Мне кажется спорным ваш взгляд на развитие цивилизации и эпоху постмодерна, в частности.

О нет, только не это. Неужели обречен слушать бесконечные философские рассуждения до вечера? Порою интересно, скрывать не буду, но только не в данную минуту, когда решительно настроен на другой диалог, с другим человеком.

Я готовился смиренно принять судьбу, как вдруг из полутемного ответвления коридора вынырнул юноша и сблизившись с нами, затараторил:

- Альберт Михайлович, визит госпожи Балницкой на завтрашний вечер отменен. Необходимо уточнить список выступающих и закрыть окошко в тридцать минут.

- Что значит отменен? – возмутился Альберт Михайлович, мигом забыв про меня. А я бочком-бочком и ходу, насколько это было возможно с хромой ногой. Где-то здесь должна была быть бальная зала.

Долго искать не пришлось, ориентируясь на звуки музыки и громкие голоса я вышел… Это была действительно зала, огромная, как футбольный стадион. Так уж повелось, что все измеряю спортивными сооружениями, и здесь не стал делать исключения. По бокам колонны, в центре лакированный паркет, по которому кружатся в танце многочисленные пары. В конце расположена небольшая сцена, на которой играет живой оркестр - странное сочетание духовых и электрогитар, но звучит красиво. Смотрю на стены, представляющие собою сплошные балкончики в четыре яруса. Вижу важных господ с лорнетами и дам, обмахивающихся веерами. Сидят за столиками, пьют напитки и наблюдают за зрелищем, разворачивающимся внизу.

А посмотреть есть на что. Это вам не салон мадам Кики, где дамы одеты кто во что горазд, здесь правит настоящий бал. Дамы в белых пышных юбках до пола, утянутых корсетом, так что обнаженными остаются одни лишь плечики. Руки и те обтянуты перчатками выше локтей. Парни все как на подбор: в смокингах одного покроя, отличаются лишь цветовой гаммой платков в верхних кармашках.

Все двигаются в такт: барышни выстроились в одну линию, парни напротив. Поднимают руки, сходятся, и кружат в танце, так что в глазах рябит от юбок. Но вот удар по гитарным струнам, слышится переливчатый плач кларнетов и пары расходятся, дамы – элегантно подняв левую руку, а кавалеры – оловянными солдатиками, прижав конечности строго по швам. Приставные шажки вправо-влево, изящный поклон и снова вправо-влево.

Да, Петруха, это тебе не дискотека в ДК имени Ленина, где половину времени трешься возле стены, а другую - следишь за входом. В туалет так и вовсе толпой ходили, как и на улицу покурить. Некоторые умудрялись с девчонками знакомится, а мы лишь пацанов цепляли с соседних районов, бывало, что и до драки.

От былых воспоминаний отвлекло появление солиста. Парень в небрежно расстегнутой рубахе вышел к микрофону и затянул протяжное:

- Мы молоды и красивы, но правят бал они. За семью замками правду прячет мир.

Было в его виде что-то неправильное, резко контрастирующее с окружающей обстановкой: может нарочито неряшливый вид, а может слова песни, необычные для этого мира. Никаких розовых соплей про вечную любовь, посыл куда более глубокий. Или мне так кажется?

- В танце безупречном лик звериный скрыт.

Танец и вправду безупречен и лик звериный вижу. Того же МакСтоун, что кружит по паркету красивую блондинку. Руки дамы безвольно повисли вдоль тела, голова слегка запрокинута, на тонкой шее звездами сияет ожерелье. А вот и Вейзер, теперь уже бывший сосед держит за талию… Быть того не может, когда он успел помириться с Марго? Может очередные приступы галлюцинаций? Палец невольно тянется к веку, но я вовремя себя останавливаю.

Они это, сомнений быть не может. Вон и Авосян, его громадную фигуру трудно перепутать с чьей-либо другой, даже в сплошной мешанине из юбок и смокингов. Танцует он отнюдь не с Альсон – его спутница заметно выше, черты лица куда резче. Нашел себе пару Герб, успел-таки. А где эта мелкая пакостница, аристократка с ледяным сердцем?

Перед глазами мелькают многочисленные лица, некоторые из них хорошо знакомы по коридорам академии, другие вижу впервые. Вот Фред Валентино и память услужливо договаривает голосом МакСтоуна: пьяная скотина. Ничего он не пьяная, вполне себе трезвый, отвешивает столь глубокий реверанс, что диву даешься гибкости позвоночника.

А это одна из близняшек, что участвовала в «паучке», кажется, Елизавета или Мария. Только Нагуров и мог их отличить. Интересно, а где сам Саня, что-то я не вижу лучшего ученика потока. Зато вижу Затовцева, ступающего ряженым павлином по паркету и дама ему под стать: даже в череде одинаковых движений парочка умудряется выделяться особой напыщенностью.

Много лиц… знакомых лиц, но я ищу одно особенное, ради которого и пришел сюда. Всматриваюсь до рези в глазах, сквозь стену черных смокингов, мелькание юбок и блеск украшений. И нахожу тот самый греческий профиль и фас, и полуоборот. Голова чуть запрокинута назад, собранные в высокую прическу волосы обнажают тонкие линии шеи. Никогда раньше не обращал внимания на эту часть тела. Как и на многие другие… Я даже толком не знал размер ее груди, не видел отдельно попу или ноги. Зато мог вычленить ее смех из общего хора многоголосицы, узнавал шаги в коридоре: она всегда чуть спешила, вбивая правый каблучок сильнее левого. Мог назвать любимые блюда, предпочитаемую марку вин и музыкальные группы, которые она слушала. Специально не интересовался, но мозг отсеивал любые крупицы информации из общего потока, касающиеся Ловинс. Отсеивал, группировал и делал выводы помимо воли. Сколько всего скопилось в подсознании, связанного с ее именем, одно вселенной ведомо. Влюбленный болван…

Стою и смотрю, как она танцует с другим. Как стихает музыка и звучат аплодисменты. Как вздымается высокая грудь в корсете, кавалер галантно целует ручку, а после притягивает к себе и обнимает. И девушка льнет к нему всем телом, насколько позволяют пышные юбки. Парень помогает ей, кладет по-хозяйски руку на тонкую талию и прижимает к себе. Смотри, смотри, Воронов и крепко запоминай, раз и навсегда, чтобы в будущем неповадно было. А то разлетался на крыльях любви, словно купидон целую обойму в зад засадил. Выцепил отдельный факт из прошлого, наворотил вокруг фантазий и полный мечтаний, ринулся в объятья любимой. Смотри, Петруха, оно ничего что больно, по-другому отпустить не получится. Сколько можно маяться одной болезнью. Четыре года? Пора уже исцелится и двигаться дальше.

Опираюсь на трость и разворачиваюсь: все что необходимо было увидеть, я увидел.

- Напитки? - рядом возникает официант, галантный, как и все вокруг, до тошноты. Сюда бы Леженца с его скабрезными шутками. Хотя с чего это я взял, что Дмитрия здесь нет. Танцует вместе с остальными, полный учтивости и манер, потому как обстановка обязывает.

Вежливо отказываюсь от предложения, и официант моментально скрывается в толпе, до ушей лишь доносится знакомое: напитки?

После переполненного зала в коридоре непривычно пусто. Неторопливо шагаю по паркету, слушаю, как глухие удары трости эхом разносятся под сводами потолков. Обращаю внимание на полукруглые ниши в стене, где белыми тенями маячат скульптуры: бородатые атлеты, полуголые дамы с копьями и щитами, сказочные существа с человеческим лицами, копытами и хвостами. Смотрят на меня белесыми глазницами и улыбаются. Так и услышу знакомое: дурак ты, Воронов! Воронов! Воронов!

- Воронов! – несется под сводами звонкий девичий голос. А вот это уже «не кажется», меня действительно зовут по фамилии, зло и настойчиво.

Оборачиваюсь и вижу, как ко мне торопится рассерженная Альсон, цокая каблучками. Девушка сейчас больше всего напоминает сказочную принцессу: с высокой прической, вплетенными в нее нитями жемчуга, сверкающим ожерельем на шее и пышными юбками. Малышка вынуждена поддерживать их что бы не упасть: взору то и дело открываются острые носки туфелек. Волнистые пряди волос ниспадают по обе стороны, обрамляя детское личико маленькой принцессы. Вру, не детское – макияж превратил Лиану в куколку, милую и нежную, и даже пылающие яростью глазища не могут испортить общего впечатления.

«Это не малышка, это исчадие ада», - шепчет внутренний голос. Я помню, прекрасно помню, кем она является на самом деле и крепче сжимаю рукоять трости.

- Ты где шлялся! – выпалила она с ходу, подлетев ко мне.

- Не понял?

- Воронов, не включай дурака, все ты прекрасно понял, - девушка аж топнула ножкой в гневе. Сама наклонилась вперед, пытаясь что-то прочитать на моем лице. Пальчики упорно продолжают держать пышные юбки, хотя всякая необходимость в этом отпала.

Стараюсь быть на стороже, но не получается. Под сурово сведенными полосками бровей я вижу ее! Не стервозную аристократку, а именно малышку. В каждом движении проглядывает мелкая егоза. Она даже сопит, как это раньше делала Лиана, когда наиграется вдоволь, залезет под бок и уткнется носом в грудь.

«Демон во плоти», - продолжает шептать внутренний голос, но я его почти не слышу.

- Ты где шлялся последние недели? С ногой что? Ты был на том лайнере, да? Вейзер говорил, что ты отправился в Латинию, это правда? – вопросы сыпались один за другим. Обладая по истине могучим даром интуиции, Лиана не нуждалась в ответах, она находила их сама. – Воронов, какой же ты дебил, снова влип в историю? Сунулся геройствовать и всех спасать. Это же ты отключил тот пространственный двигатель, да? В глаза смотри! Вселенная, до чего же безмозглая обезьяна, тупая мартышка!

Альсон кричала, нисколько не заботясь о внешних приличиях. Не могу припомнить, когда видел ее такой. Она не просто впала в ярость, граничащую с истерикой, выплескивая наружу волны эмоции. Девушка словно превратилась в берсерка, неумолимо круша словами направо и налево. Вернее, пыталась это делать, но безнадежно мазала. Ловинс поразила в самое сердце, Ли с Марго довела до слез, а со мною ничего не могла поделать. От того злилась еще больше, осознавая собственное бессилие перед тупой мартышкой.

Я чувствовал, что следом пойдут кулачки. Может не такие большие, но зато бьющие умело, а главное – больно. Плюс туфельки с острыми носками. Если зарядит по больной коленке, точно не удержусь и свалюсь на паркет. Мне бы отступить на шаг, позаботится о защите, но вместо этого… Сам не понимаю, как так вышло. Рука потянулась вперед и вот я уже глажу девушку по голове, как в прежние времена малышку. Ощущаю под ладонью мягкие волосы, ноздри приятно щекочет аромат луговых цветов. И стервозная аристократка внезапно умолкает, а ее глаза, некогда полные ярости закрываются. Кажется, она не дышит, пальцы до того сцепленные в кулачки, разжимаются и пышная юбка с шелестом опускается на пол.

Этот звук приводит нас обоих в чувства, вырывает из плена былых воспоминаний.

- Не смей, - шипит она змеей, и я поспешно отдергиваю руку. – Слышишь, не смей меня трогать! Никогда!

Делает шаг назад и едва не падает, запутавшись в подоле длинной юбки. Пытаюсь удержать ее, но получаю удар по протянутой руке.

- Я тебе не какая-нибудь бездомная собачонка, которую можно погладить и выбросить. Я… я…, - губы девушки начинают дрожать. И вот уже первые слезы проступили в уголках больших глаз. – Глупая, глупая мартышка! – зло выпаливает и развернувшись, пытается убежать, но вновь спотыкается о длинный подол. С трудом сохранив равновесие, какое-то мгновение стоит, опершись о стену. Я вижу, как дрожат обнаженные плечики, как низко опущена ее голова. Слышу сдавленный всхлип и с трудом подавляю в себе желание подойти и обнять.

Но вот девушка выпрямляется, гордо задирает подбородок и не оборачиваясь, начинает уходить.

- Лиана, подожди, - зачем-то кричу ей вслед, а девушка ускоряет шаг. И скоро переходит на бег, одной рукой придерживая юбки, другую же по девчачьи отставив в сторону. Слышу лишь цокот каблучков, эхом удаляющийся по пустому коридору.

Побыть одному толком не дали. Из ответвления выныривает парень в смокинге и, как и я, несколько секунд ранее, кричит убегающей девушке в спину, но та не думает останавливаться. Тогда парень переводит взгляд на меня. Я словно чувствую, как в нем борются два желания: догнать любимую и наказать обидчика.

«Не будь дураком, иди за ней», - подгоняю его мыслями. Однако парень принимает другое решение.

- Ты, - кричит он мне загодя, сокращая дистанцию широкими шагами. – Ты за все ответишь!

Знакомое лицо, кажется, встречал его в коридорах академии: парень то ли с первого, то ли второго курса. А еще я видел эту белобрысую голову в рядах многочисленной свиты Альсон. Один из фаворитов, коими окружила себя аристократка в последнее время.

Что-то объяснять и рассказывать парню не собираюсь. Поднимаю палку и перехватываю поудобнее. Понимаю, как буду бить: не широким замахом с боку, от которого легче увернуться и блокировать, а прямым ударом в голову, словно кием по шару. Ручка у трости тяжелая – нос точно сломает, может и зубы повыбивать - это смотря как попасть.

- Даже не думай, - проговариваю больше для порядка, опершись на здоровую ногу. Тело замирает, пальцы вцепились в темную поверхность пластика, глаза отслеживают расстояние до цели. Еще немного и…

Парень вдруг замирает в нерешительности. Вытягивает руку и грозно тычет в мою сторону пальцем:

- Ты пожалеешь об этом!

- Вали давай, кавалер.

И кавалер валит. Ровно в ту же сторону, куда пару минут назад убежала гордая Альсон.

Я по-настоящему удивлен, если не сказать: шокирован. Продолжаю держать трость в горизонтальном положении, разглядывая лакированную поверхность. С моей-то везучестью избежать очередной драки? Может парень дефектный попался, или все дело в карликовой звезде, которая в пятом доме? Кажется, так Герб говорил в свое время. Ничем иным, как вмешательством небесных светил, случившееся чудо объяснить не могу.

Задираю голову, но вместо россыпи звезд вижу высокие своды полутемного коридора.

=======================================

Примечание: Ссылка для тех, кому интересно, какой музыкой вдохновлялся, описывая бал (исключительно музыкой, наряды скорее соответствую салону мадам Кики):

https://www.youtube.com/watch?v=qrOeGCJdZe4