Предел прочности. Книга вторая.

Глава 10

Конец зимы ознаменовался целым рядом долгожданных событий. Наконец-то закончился курс лекций по юриспруденции, по поводу чего ликовал каждый, в том числе флегматичный Нагуров. В свойственной ему спокойной манере напился в зале и уснул за диваном, где его и отыскали на следующее утро.

- Стыдоба-то какая, - гудел Авосян, переживая случившееся. – Не уследил, забыл про парня.

Обыкновенно наш великан заботился о собутыльниках и в случае необходимости разносил по кроватям, но в этот раз что-то пошло не так. Это «не так» кричало, топало ножкой и постоянно требовало, а Герб лишь виновато басил в ответ. Я даже не пытался вслушиваться в голос Альсон, ставшей невыносимой в последние месяцы: постоянно придиралась, злословила и норовила укусить побольнее. Причем последнее отнюдь не являлось метафорой, столь натурально девушка обнажала маленькие зубки в хищной улыбке.

Как следствие, одногруппники избегали встречаться со стервозной аристократкой, даже втрескавшийся по уши Герб прятался, а поскольку в размерах был огромным и бесхитростным, то постоянно попадался. Попался он на свою беду и в тот вечер. Заморочили голову великану, закружили, в результате чего про Нагурова все забыли, а тот мало что провел ночь на полу, еще и простудился в придачу. Пришел на тесты в расклеенном состоянии и провалил. И это лучший курсант на потоке, вплотную приблизившийся к рекордной отметке по количеству набранных баллов за последние двадцать лет.

Носовский грезил наяву желанным событием, вещал о нем на каждом собрании. Дескать какой у нас курс, какие все молодцы: студенты, преподаватели, а в первую очередь я, Альберт Михайлович – гений, сумевший организовать учебный процесс наилучшим образом. И тут такое фиаско: лучший курсант провалился. Начали копать, разбираться и отыскали-таки главного виновника – алкоголика Авосяна. Парню всыпали по самое не балуйся, а Нагурову в связи с открывшимися обстоятельствами позволили пересдать. В итоге Герб наказан, рекорд побит, Носовский счастлив, а мелкая стервоза в очередной раз выкрутилась.

Однако одним этим событием приход весны не ограничился. В начале марта окончательно решился вопрос с моей легендой в родном мире. Последний экзамен был сдан на отлично и больше не было нужды находится вдалеке от дома. Родители уже ждали возвращения блудного сына, сколопендра заготовила баночку вредности, но тут внезапно нарисовалась путевка: на одну из местных турбаз, что располагалась на противоположном берегу Волги.

Мама в начале обрадовалась, но как услышала про двадцать восемь дней, аж ойкнула от неожиданности.

- Я и так тебя целый месяц не видела, а тут еще на один умотаешь, - возмущалась она по телефону.

- Мам, это крутая турбаза, знаешь сколько отдохнуть стоит? – голос, похожий на мой, продолжал убеждать. - Если бы не Сенин папа…

- Сенин папа, Сенин папа, - передразнил голос матери, - у тебя свои родители есть, который соскучились и не видели целый месяц.

- Я же приезжал недавно.

- Лид, ну что ты в самом деле, - слышу глухой голос отца на заднем фоне. – Когда еще сыну такая возможность представится. Экзамены сдал, впереди пять лет института, пускай отдохнет на свежем воздухе.

- Отдохнет? – мать была возмущена до глубины души. – А ты знаешь, что это за турбаза, ты знаешь, кто там будет?

- Я знаю, кто здесь будет, - отец проявляет удивительную стойкость. – Одно тело до сих пор у лавочки валяется. Иди полюбуйся, из нашего окна прекрасный вид открывается.

- И что? Отпустить на целое лето?

- Лид, парню восемнадцать исполнилось, дай оторваться от мамкиной юбки.

- Знаю я ваши отрывы.

В конечном итоге меня отпустили. После долгих споров и дебатов, которые в кои-то веки слушал в формате аудиозаписи, а не читал по стенограмме. Раз пять перематывал, разбирая знакомые до боли голоса. Даже фырканье мелкой сколопендры на заднем плане уловил.

Удивительно, что мамка в конечном итоге согласилась. После гибели Мишки неоднократно заявляла, что все: никаких армий, дальних поездок и прочей ерунды. Государству и людям больше не верит и второго сына никому не отдаст.

Потом как-то улеглось, утихло, но периодически у матери случались приступы гиперопеки. Когда впервые остался у Светки, ей аж плохо сделалось, всю ночь не спала. Я было решил завязать с ночевками вне стен дома, но тут решительно против выступил отец. Обычно отмалчивающийся, предпочитающий не спорить и в случае опасности уходящий пить чай, в этот раз он пошел до конца.

- Ничего, пообвыкнет малясь, - заявил батя и оказался прав. Мать действительно привыкла или смирилась: не знаю, чего больше. Но одно точно знаю, когда Мишаню найду, такого леща пропишу, мало не покажется. Это я раньше мелкий был, сдачи дать не мог, теперь точно всыплю по первое число.

Домой за вещами пришлось заехать. Тех джинсов, шорт, футболок и сменного белья, что хранились на квартире Сени, было недостаточно. А вдруг резко похолодает и внезапно наступит осень? А я без свитера? Без свитера на турбазе нельзя, как и без пары лишних трусов, носков и прочего. Так считала мать, а спорить с ней – себе дороже. Никто и не спорил, даже мое руководство.

Академия выделила час на решение вопроса в родном мире, я потратил больше двух, что обернулось пропущенной неделей занятий в иномирье. Причина задержки, как всегда банальна – родители, а точнее мама. Все вещи уже были собраны, но потребовалось снова распаковать, показать, где и что лежит.

- Яблоки куда? – возмутился я, увидев на дне сумки пакет с фруктами.

- Витамины никогда лишними не будут, - заявили мне безапелляционно.

- И так баул тяжелый.

- Не стони, - строго одернула мать. - Не на себе потащишь, на машине поедешь.

М-да, и снова лучше не спорить. Если что, яблоки Савельеву с Марченко скормлю, у них рожи большие, не треснут.

Когда все слова были сказаны по третьему кругу, а сумка, и без того расползающаяся по швам, наполнилась парой лишних вещей, я вышел на улицу.

Устраивать проводы в нашей семье было не принято, чтобы до машины или автобуса. Мишку несколько лет назад проводили – он не вернулся. С тех пор и не принято.

Поднял голову и разглядел в окне фигуру матери. Когда уходил, закинув на плечо тяжеленный баул, она что-то шептала, кажется, молитву.

Во дворе было пустынно, только дворник шоркал метлою на противоположном конце дома. Ранние часы выходного дня – народ отсыпается: кто после трудовых будней, а кто по привычке, заведенной на каникулах.

Одна мелкая сидела на лавочке, насупленная и вся какая-то взъерошенная, словно искупавшийся в луже воробей. С этой дурацкой красной сумочкой через плечо. Ну вот зачем шестиклашке такой аксессуар, в чем необходимость, что она постоянно таскает ее с собой? Импровизированный пенал для куклы Барби, порванных бус и вкладышей от жвачки Love is?

Сажусь рядом и мы некоторое время молчим, слушая ритм, заданный трудягой дворником: «вшиих-ших, вшиих-ших».

- Обещай, что не будешь никуда влезать, - неожиданно произносит Катька.

Я едва не поперхнулся воздухом, настолько по-взрослому прозвучали ее слова.

- А на дерево можно? – пытаюсь отшутиться, но сестренка настроена серьезно.

- Обещай!

Соврать проще простого, но язык не поворачивается. И всей правды сказать не могу, про мир параллельный, про брата живого, про то, что скоро стану детективом и осталось лишь дело за малым – сдать итоговые тесты.

- Нормально все будет, - отвечаю сухо.

Жду от мелкой волны возмущения, что она продолжит настаивать на своем, как это обычно бывает. А еще хуже: побежит к мамке жаловаться, но нет – странно молчит.

Поворачиваю голову и вижу слезы, выступившие на ее глазах. И нос успел покраснеть, словно ревела не переставая, и терла его кулачком.

- Эй, ты чего?

В ответ слышу привычное:

- Дурак!

И цокот убегающих босоножек. В этом мире ничего не меняется.

В конце весны в хозяйство, подотчетное Камерону, наведалась целая комиссия с проверкой. Аукнулся ему, раз так в пятый, прошлогодний случай с воровством тренировочных мин. И не важно, что виновники давно найдены и отчислены из академии, а систему охраны снабдили дополнительным контуром: вышестоящее руководство продолжало трепать нервы Камерону, а он нам.

- Какая нахрен обойма, Воронов! – орал он целую минуту. – Где ты здесь обойму увидел?! Четыре гребаных года проторчать в учебке, но так и не научиться отличать обойму от магазина.

Я и раньше путал, но то ли не слышали, то ли мимо ушей пропускали. Сейчас же Камерон будто с цепи сорвался. Эх, угораздило попасть под горячую руку. Даже припомнил мне старый случай, когда спусковую скобу курком обзывал. Вот ведь памятливый, зараза!

- Тесты будешь сдавать до посинения, - тряс он перед моим лицом «Даллинджем», благо, что разряженным. - Пока не выучишь все до последнего винтика, о сне забудь, мушку тебе в задницу! Мушку, блять!

Здесь с претензиями Камерон хватил лишка. Да, в космо эту часть механического прицела именовали акусом, или иглой. Но в родном-то мире это всегда была мушка - вполне себе официальное наименование. Поэтому сознание мое добросовестно перевело слово с русского на космо. Кто ж знал, что для иномирян уменьшительно-ласкательное наименование насекомого созвучно с неприятным венерическим заболеванием. Вон как Леженец покраснел от натуги, это конечно не «задница», но тоже безумно смешно. Смешно только для Дмитрия, мне же было не до смеха. До двух ночи разбирал и собирал оружие, пока в глазах не замелькали те самые мушки, а подушечки пальцев не стерлись до мозолей.

Весь следующий день едва передвигал ноги и беспрестанно зевал. В корнэте так и вовсе задремал, устроившись в мягком сиденье. И даже зловония, испускаемые Мозесом, не смогли испортить сладости сна.

Дремал я и в одной и забегаловок, куда привычно завернули. Откинулся на спинку кожаного диванчика, и прикрыв глаза, слушал мерное чавканье Мо. На последовавший вопрос: «какого хрена твориться», честно рассказал историю ночных злоключений.

- Бывает, - посочувствовал напарник, и смачно отрыгнул. Он как раз ел лепешку с мясной начинкой - местный аналог бурито или шаурмы. А еще там было много красного перца чили, от которого у Мо случались проблемы с желудком и мучали газы, но он продолжал с упорством, достойным лучшего применения, заказывать острую пищу. Я уже начинал морщиться в нехороших предчувствиях, когда слышал фразу:

- Милая девушка, и перчику пожалуйста побольше.

А слышал её часто, потому как треть дежурства мы проводили во всевозможных забегаловках.

- Ты голову ерундой всякой не забивай, - рассуждал Мо с присущим ему пофигизмом. – Главное, куда дуло направлять, не перепутай, а как прицел назовешь, меня мало волнует. И напарника не подстрели, а то бывали кадры.

Смотрю на жирные губы Мозеса, на соус, обильно стекающий по второму подбородку, и тошно становится. Но ведь не встанешь, не уйдешь.

- Этот Камерон помешан на стволах, а среди нашего брата фанатов оружия мало. Я вот вкусно поесть люблю, другой цветочки выращивает, натуральные, в горшках. А еще был у меня напарник – театрал, все в кино мечтал снятся. Сценки вечно разыгрывал с цитатами из классиков.

- А что с ним стало?

- Характерами не сошлись, - Мо взялся за новую порцию бурито. Откусил большой кусок, так что лепешка брызнула в разные стороны, заливая соком поверхность стола и пиджак напарника. – Этот придурок взялся меня пародировать, думал, смешно будет. Ну я и вырубил клоуна прямо в комнате отдыха.

- Его случаем не Марк звали? – вспомнился мне один актер из числа детективов. Уж очень его ужимки напоминали манеру поведения Мо, разве что привычка мусолить зубочистку напрочь отсутствовала.

Мозес сразу насторожился, с подозрением спросил:

- Откуда его знаешь?

- Участвовали в одном расследовании.

- Когда похитили картину Дэрнулуа? – проявил Мо удивительную осведомленность. – Как же слышал, громкое дело вышло. А тебя туда каким боком занесло?

- Нас прицепом пристегнули, по просьбе маэстро.

- А, ну да. Ты же у нас любимчик богемы, художники картины дарят. Будь повнимательнее с этим Дэрнулуа: пидары они все, мальчиков любят, - Мо смачно рыгнул, освобождая место для очередного бурито. Лепешек взяли на двоих, но похоже, напарник один управится, что ему пара лишних порций.

Я отвечать не стал. Продолжать неприятную тему не хотелось, а Мо и не настаивал, поглощенный куда более важным занятием, аппетитно пахнущим и капающим на стол.

- Так что там с Марком? - неожиданно спросил он, когда на столе осталась последняя лепешка. – Этот сучоныш снова меня парадировал? Можешь не отвечать и без того знаю. Гнида смазливая, никак не угомониться! Да ты не боись, курсант, бить морду ему не стану: больше проблем, чем удовольствия. Чего молчишь?

- Ничего, - поймав непонимающий взгляд напарника, пояснил: - просто не хочу прослыть трепачом.

- Это правильно, курсант. Поэтому тебя и выбрал, - Мо с одобрением кивнул, увеличив объемы второго подбородок раза так в полтора.

- Что значит, выбрал? – не понял я.

Напарник вместо ответа посмотрел на последнюю лепешку и тяжко вздохнул. Потянулся к ней своими толстыми пальцами-сардельками. Ну вот не лезет, чего ради мучаться? Что бы потом на диванчике полчаса отлеживаться, не в силах подняться?

И снова брызги и снова капли на подбородке – Мо усиленно заработал челюстями, с трудом проталкивая еду вниз, по забитому напрочь пищеводу. Кажется, в лепешке скопилось большое количество сока, потому как Мозес напрягся и шумно втянул в себя жидкость.

От одного звука мурашки по коже пробежали. Перед глазами встал образ марионетки, и тела девушки, безвольно свисающего с клыкастой пасти. А еще оно пило, утробно порыкивая от удовольствия.

Мо не порыкивал, он лишь смачно причмокивал, облизывая лоснящиеся губы. Отворачиваюсь к окну, пытаясь подавить рвущиеся изнутри рвотные позывы. И даже не пойму, от чего больше тошнит: от образа марионетки, обезглавившей и высосавший труп досуха или от вида напарника, жрущего бурито.

Вижу молодую пару, идущую по тротуару. Парень о чем-то рассказывает, активно машет руками, девушка же не сводит глаз с его лица.

- Если девушка на тебя смотрит, это не значит, что слушает. Или думаешь, один такой оригинальный со своими мыслями? Да я половину болтовни мимо ушей пропускаю, - призналась мне как-то Светка.

Было очень обидно услышать такое. Я-то соловьем заливался, рассказывая о космических кораблях, бороздящих просторы вселенной. Чувствовал себя великим мыслителем, делился сокровенным, приправляя длинные монологи остротами, а где и цитатами щедро сыпал. И вдруг оказывается: она не вникала.

Мысли о прошлом помогли – тошнота понемногу отступила, а тут и Мо закончил с пиршеством. Смачно рыгнув, откинулся на диване и с заметной ленцой произнес:

- Так что ты там хотел узнать, курсант?

Мне бы еще вспомнить: времени прошло - целый бурито, съеденный без остатка. Только лоснящиеся губы напарника напоминали о недавнем пиршестве.

Он нащупал пальцами-сардельками салфетки, вытащил парочку, и первым делом вытер капельки пота, обильно проступившие на лбу. Пока боролся с желанием встать и вытереть ему рот лично, напарник произнес:

- Я сам тебя выбрал. Есть такая привилегия у опытных детективов.

- Но нам говорили…

- Расслабься курсант, все что вам говорили - истинная правда. Напарников подбирают, исходя из навыков и психологического профиля. Подбирают не одного – сразу нескольких, кидают дела на стол, а дальше смотришь.

- И что, я оказался лучшим кандидатом из имеющихся?

- Наихудшим, - признался Мо. – Была там одна девочка, ладненькая такая, смазливая.

Одна только мысль о том, что этот лоснящийся боров может прикоснуться к девушке, той же Альсон, вызвала внутри волну отвращения.

- И почему тогда я?

- Потому что работа - не бордель, а смазливая мордашка раскрываемость не повысит. Был еще в списке родовитый аристократ, середнячок из простых с хорошими способностями к аналитике, и некто Саренье или Сранье. Подозрительная фамилия, одним словом. Мой жизненный опыт подсказывает: от таких людей лучше держаться подальше.

- Тогда я не понимаю…

- А это уже плохо, курсант, - перебил меня Мо и тяжко вздохнул. – Не заставляй объяснять очевидные вещи. Ты будущий детектив или хрен с горы? Вот и включай голову, не все тебе разжевывать. Пошли, а то разлегся тут, расслабился. Сегодня по плану знакомство с офисом.

Каким я видел место будущей работы? О, об этом можно рассказывать часами. Когда шел в утренние часы на учебу, частенько поглядывал в сторону горизонта - туда, где возвышались три башни-исполина. В хорошую погоду - сверкающие на солнце горные пики, в пасмурную – горящие миллионами огней маяки. Они постоянно притягивали взор, манили прекрасным будущим, дарили приятные грезы.

Думалось мне, что буду сидеть в чистеньком офисе, ровно таком же, что и у Хорхе. С уютной меблировкой и панорамным остеклением, встанешь возле которого и весь мир под ногами – зелень парков с фонтанами, зеркальная поверхность водоемов, покатая крыша ультрасовременного здания, по факту оказавшегося никаким не стадионом, скорее исследовательским центром, а над головой бесконечное синее небо, вплоть до самого горизонта. Именно таким я видел будущее место работы: на сотом этаже одного из трех небоскребов. Только реальность оказалась куда более прозаичной.

Машина остановилась напротив трехэтажного здания, расположенного в глубине закрытой парковой зоны. Обыкновенного, кирпичного, напоминающего среднеобразовательное учреждение из родного мира. Только школа выглядела буквой «П», если смотреть с высоты птичьего полета, а это напоминало подкову, с закругленными углами. И по размерам своим было больше раза в три: высоченные потолки, длинные переходы.

Я даже из машины не стал выходить, решив, что напарник заскочил по пути в местную библиотеку или архив. Когда же узнал правду, горестно выдохнул:

- Не фонтан.

- Что значит, нет фонтана, - возмутился Мо и потащил в центр здания-подковы.

Фонтан оказался во внутреннем дворике: большой, в несколько ярусов, окутанный водной завесой из тысячи струй. В лицо моментально пахнуло свежестью, а воздух наполнился ароматами цветов, коих здесь превеликое множество. Идеально подстриженные кусты вдоль дорожек, под ногами розовая плитка вместо серого асфальта, деревянные лавочки с резными спинками и даже имелась беседка, с разросшимся на крыше плющом. Для полной идиллии не хватало поющего соловья.

И это место будущей работы? Пансионат для престарелых, а не участок отдела расследований. Не удивлюсь, если внутри окажутся зеленые стены и бабушка-вахтер.

- Чего опять морду кривишь? – возмутился мой напарник.

- Я думал, в небоскребе сидеть будем.

- С ума сошел, - Мо активно замахал ладонью перед лицом, словно испортил воздух. С ним периодически такое случалось, чего греха таить, но в данном случае напарник отгонял злого духа ингис, которого могли привлечь неосторожно сказанные слова. У нас на родине плевали через плечо, а здесь руками воздух гоняли. – Небоскребы… Не приведи вселенная оказаться в этакой дыре.

- Мне там нравится.

- Потому что дурак, - искренне расстроился Мо. – Здесь свежий воздух, лес, народа мало – красота неописуемая, а там клетки из стекла и бетона, переполненные людьми. Хочешь уйти с оперативной работы в клерки, бумажки перебирать – пожалуйста.

Хорхе точно не был клерком, но он там работал. Хотел я сказать об этом, но посмотрел на насупленные брови Мо и передумал. Похоже напарник ожидал другой реакции, рассчитывал приятно удивить, а оно вон как вышло.

- Внутрь заглянем или поедем перевод в клерки оформлять?

- Заглянем, - не стал я раздражать напарника сверх меры.

- Небоскребы нравятся, совсем крышей двинулся, - бормотал Мо, пока мы шли по дорожке, выложенной розовой плиткой.

Створки дверей разъехались в стороны, и я вошел внутрь здания. Первое, что бросилось в глаза - широкие, хорошо освещенные коридоры, а не тот вечный полусумрак казармы, в котором углы сшибаешь. И дело не столько в панелях, излучающих приятный мягкий свет, сколько в цветовой гамме окружения. Бежевый, абрикосовый, кремовый – и ни одного темного оттенка. Была бы Светка, еще бы с десяток названий припомнила, я же ограничился тремя.

Пятнами на общем фоне выделялись портреты неизвестных людей, рамочки с важным текстом и встроенные в стену экраны, демонстрирующие красивые пейзажи.

- Очень много белого, - удивился я.

- Это все мозгоправы виноваты, - выдохнул Мо, обдав меня запахом переваренного бурито. – Считают, что светлые тона помогает снять нервное напряжение. Остолопы, лучше бы позволили шлюх в кабинеты заказывать. Вот тогда бы работа пошла и никакого перенапряжения.

У Мо в жизни было две больших страсти – еда и девочки легкого поведения. Когда он был сытым, говорил о борделе, подозреваю что в борделе он говорил исключительно о жратве.

Мы миновали коридор и вышли в общий холл: большой и величественный, с прозрачным куполом над головой. Подняв глаза, увидел белоснежные облака, проплывающие по ярко-синему небу. А еще, ровно по центру, от пола до потолка, шло нагромождение геометрических фигур: кубов, треугольников, параллелепипедов. Словно скульптор прокрался в разум маэстро Дэрнулуа и похитил задумку для очередного шедевра – столь абстрактным выглядело изваяние.

Оно было создано из стекла, или материала, похожего на оный. Играло сотнями бликов под наполненным светом куполом, и странно дрожало, издавая приятный журчащий звук. Я было решил, что перед глазами очередная голограмма высокого качества, но нет – настоящая скульптура с потоками воды, ниспадающими сверкающей вуалью. Именно вода и журчала, создавая удивительную иллюзию мерцания самого объекта. Да это же водопад: не то маленькое недоразумение, виденное однажды в холле отеля, а высоченный, метров двадцать. Благо, потолки в здании позволяли.

- Чего рот открыл? - заметил мою реакцию напарник. – В торговых центрах ни разу не бывал?

- Бывал, - соврал я, не моргнув и глазом.

- Поставили позорище в серьезном учреждение, - продолжал бурчать Мо. – Кому здесь эта угловатая херня сдалась. Могли бы на траволаторы разориться, или общий допуск к лифтам сделать. Ходи теперь, по лестницам этим… Это все тощая сучка с тридцать четвертого виновата. Приехала с дружеским визитом и вылила тонны говна: «что за блеклый вид, атриум – лицо отделения». Вот наш майор и расстарался, заказал произведение искусства сверх бюджета, а мы полгода без премии сидели.

Мо ворчал все то время, что поднимались на третий этаж по ступенькам. Тощую сучку помянул раз десять и лифты через слово, которые вроде как есть, и на которых «нельзя». Сами лифты я действительно обнаружил вместе с надписью «грузовой». Странно, что Мо туда не пускают. С его массой только на таких и ездить, а то, не ровен час, лестница обвалится.

- Наше крыло левое, запоминай! - буркнул он через плечо.

- Так рано еще, я пока итоговые не сдал.

Напарник остановился и посмотрел на меня из-под насупленных бровей. По дыханию было заметно, насколько тяжело ему дался подъем: на широком лбу выступили капельки пота, редкие кучеряшки волос прилипли к лоснящейся коже.

- Если не сдашь, будешь на моей памяти первым, кто умудрился обосраться на финише, - заявил он безапелляционно. И бросив грозное «пошли», закосолапил по коридору.

Должен признаться, внутри оказалось не так уж и плохо, как могло показаться снаружи. Не было и намека на санаторий для пенсионеров или среднеобразовательную школу. Вполне себе современная обстановка, ничем не уступающая виденному мною в тех же небоскребах.

Имелись и существенные отличия. В высотках коридоры были глухими: с полным отсутствием окон и чередою бесконечных дверей. Идешь по такому, и ощущаешь себя в подземном бункере: да - чистом, да - красивом, но бункере.

А здесь то и дело попадались залы с огромной панорамой, демонстрирующей виды на цветочные клумбы и фонтан во внутреннем дворике или стройные сосны, если речь заходила о противоположной стороне. Зоны отдыха были обставлены по образу и подобию родной казармы: кожаные диваны с креслами, под ногами ворс ковролина, а вместо барной стойки аппараты с напитками и снэками, которые, судя по ценникам, придется покупать. М-да, закончилась студенческая халява под названием: «пей, ешь – не хочу».

Люди практически не встречались, но отовсюду доносились приглушенные голоса и звуки. Здание было буквально наполнено жизнью, укрытой до поры до времени от глаз новичка. Стоило приподнять завесу и…

- О чем задумался, курсант? – неожиданно интересуется Мо.

- Где весь народ?

- Ха, ты на часы посмотри – разгар рабочего для. Вот ближе к вечеру это место станет похожим на улей. – Мо умолкает, а после признается: - не всегда. Бывает такое, что месяцами тишина стоит.

- Почему?

- Потому, курсант, что работа. Привыкай, у нас график ненормированный, сплошные командировки. Или думаешь, вся жизнь будет состоять из сплошных дежурств? Это работа для местной полиции, нас лишь изредка привлекают, в качестве жеста доброй воли и политики мягкой силы, - Мо грязно ругается.

Он всегда ругался, когда речь заходила о политике. Терпеть ее не мог, но продолжал активно следить за новостями, зачитывая вслух целые абзацы с экрана телефона. И зачем спрашивается? Трудно найти человека, который бы хуже меня разбирался в реалиях местной жизни. Я неделю назад впервые воздушный самокат увидел, как у Марти Макфлая из фильма «Назад в будущее», а он про выборы в сенат.

- Из-за палача сплошные переработки, - продолжил говорить Мо, привычно дыхнув переваренной пищей. - Треть отделения перебросили на усиление: кто в отъезде, кто бумажки перебирает.

- Какого палача? - не понял я.

- Скоро узнаешь, - пообещал Мо и не было в его тоне ничего хорошего.

Мы дошли до конца коридора и оказались в овальном зале больших размеров. Над головой прозрачный купол с плывущими по небу облаками, в центре – огромная кадка с растениями, а рядом диванчики со столами, словно зашли в небольшой ресторан. Не хватало только услужливых официантов и стойки для выдачи блюд. Вместо нее по периметру располагались двери, десятки дверей с цифрами. Часть из них была приоткрыта: слышались едва различимые голоса, женский смех. А одна и вовсе была нараспашку и именно оттуда звучало грозное:

- Мне тесты нужны се-год-ня. Сегодня, я сказал или будешь лично докладывать майору, почему сорваны сроки. И… и что? Скажи, каким боком меня должно волновать отсутствие катализаторов на складе, - рыжий мужчина громко разговаривал по телефону.

Заметив нас, незнакомец в знак приветствия поднял руку, Мо ответил взаимностью, а мне пояснил:

- Это Рой Лановски, мужик нормальный, но рыжий, как сама бездна.

Всегда считал бездну черной, но вступать в дискуссию не стал. Да, Рой был абсолютно рыжим: прическа, брови, густые усы а-ля Михалков, даже конопушки выделялись огненно-красной расцветкой на белой коже.

- Пошли, курсант, наш кабинет под номером триста пятьдесят три.

С нумерацией в иномирье я уже был знаком: первая цифра означала этаж, вторая – порядковый номер на этом самом этаже. Были еще буквы, если речь заходила о корпусе, а иногда использовались названия цветов: красный или белый. Последним злоупотребляли крутые отели, расположенные на пляжах Латинии. По утверждению Вейзера такой подход был крайне романтичным, а как по мне - очередная глупость.

«Я остановился в 47 красное», - звучало, как реклама казино, а не номер в гостинице.

Мозес косолапит впереди, я следом – вдыхаю ароматы пропахшей потом одежды. Напарник плотно поел, поднялся по лестнице и этого было вполне достаточно, чтобы насытить атмосферу зловониями. Задерживаю дыхание и вхожу в комнату следом.

Помещение небольшое, вполне симпатичное. Все те же светлые тона, простенькая меблировка, два стола у окна - напротив друг друга, и два у стены.

Элитные места с видом на лес заняты: парнем, немногим старше меня, и женщиной лет тридцати, с красивыми чертами лица. Особенно выделялись глаза, горящие ярким зеленым пламенем на фоне кожи оливкового цвета.

Мо кидает папку с документами на стол и представляет коллег:

- Самуэль Борко, Таня Митчелл, а это Петр Воронов. Если не обосрется через неделю, станет моим напарником.

Народ кивает в знак приветствия, разглядывает меня с любопытством. Самым заинтересованным выглядит парень, он и задает первый вопрос:

- Воронов, тот самый?

- Тот или не тот, какая хрен разница, - бурчит в ответ Мозес. – Сидишь тут, сплетни собираешь. Работы мало, так я еще подкину.

- Смилуйся, большой господин, - парень в притворном ужасе начинает кланяться. – Я все учту, все исправлю, только не изволь гневаться.

- Вот если конфетки абрикосовые остались, тогда прощен.

- Есть, большой господин, как не быть.

Ловлю на себе взгляд прекрасных зеленых глаз, заметно смущаюсь. Пока Сэм отсыпает напарнику полную горсть леденцов в подставленные ладони, его соседка спрашивает:

- Из сто двадцать восьмой?

- Так точно.

Зеленоглазая смеется над ответом, а Мо с усмешкой замечает:

- Расслабься курсант, не на официальном смотре. Вот, возьми сосачку, успокойся.

Сам он успел распечатать несколько конфет и теперь с аппетитом похрустывал. Послушно беру леденец и чувствую пальцами липкую обертку. Ладони у Мо, как всегда потные, к чему не прикоснется, везде следы оставляет, а то и запах. Есть вкусняшку сразу расхотелось.

- Спасибо, - произношу запоздало.

- Ты это, курсант, не стесняйся, можешь пока рабочее место выбрать, - Мо настроен благодушно: то ли атмосфера родного кабинета действует благотворно, то ли конфетки абрикосовые, которыми продолжал активно хрустеть.

Поворачиваю голову и растерянно изучаю столы.

- Только один стол свободен.

- Так его и выбирай. Чего замер, курсант, садись давай, обживайся. В ближайшие годы это место будет твоим вторым домом, а может статься, что и первым.

Следую совету Мо и сажусь за единственный стол, сияющий девственной пустотой. Открываю боковые ящики – ничего. В один из них кидаю липкую конфетку, пускай полежит до лучших времен.

Смотреть здесь особо нечего, поэтому начинаю с любопытством изучать соседние столы: большие изогнутые мониторы, канцтовары, папки – скучный пейзаж обыкновенного офиса. Ан нет, на столе Митчелл замечаю занимательную статуэтку: дикарку с пальмовыми листьями вместо платья и лифчиком из кокоса. На голове яркий венок, сотканный из множества цветков. Она кружится в танце, изогнув стройную талию и заманчиво улыбаясь зрителям.

Если верить госпоже психологу, вещи на столе отражают характер хозяина. Тогда о чем нам говорит статуэтка: Таня – веселая, воздушная, склонная к танцам и кокетству? Пытаюсь краешком глаз наблюдать за движениями Митчелл. Та замечает внимание, легко улыбается в ответ, обжигая пламенем зеленых глаз.

Допустим я прав, тогда что может рассказать деревянная маска, висящая за спиной Борко? Выглядит зловеще: вытянутая, с белыми линиями над пустыми глазницами и парочкой клыков у отверстия, знаменующего собою рот. Новый коллега жестокий убийца и каннибал? Или просто проходил мимо сувенирной лавки и купил первое, что под руку подвернулось?

Увольте, Анастасия Львовна, психология - тонкая штука, не мое совершенно. Тем более, что Самуэль ну никак не подходил на роль пожирателя человечины. Скорее комедийный актер второго плана. Вон он как играет: заламывает руки, умоляет, вытирая несуществующие слезы.

- Сил моих больше нету, - причитает Борко. – Смилуйся, большой человек, забери к себе на наркотики, иначе рехнусь с палачом. Второй месяц безвылазно торчу в кабинете, буковки на клавиатуре нажимаю.

- Это тебе не ко мне, это тебе к майору надо, - снисходительно вещает Мо, а Митчелл весело улыбается.

- Так не послушает. Я человек маленький, незаметный, а ты солидный, с опытом. Приди и скажи, мол усиление надо, один в Сарчево не справлюсь.

- Почему один, у меня через неделю напарник будет, - кивает Мозес в мою сторону, отчего подбородки колышутся холодцом . – Если не обосрется, конечно.

Вот сдалась ему эта туалетная тема. Первый раз может и смешно было, а сейчас раздражать начинает. Так и до прозвища недалеко, вроде засранца или бздуна. В подобном коллективе клички быстро приклеиваются, потом не отдерешь.

- Мозес, хватит уже глупости говорить, - Таня встала на защиту, словно прочитав мое настроение. - Хороший парень, через неделю встречать будем.

И снова улыбка, и снова пламя зеленых глаз.

- Мо, будь человеком, поговори с начальством, - продолжает канючить Борко. - Сколько у вас командировка продлится: две недели, три? А Сарчево - город не маленький, пока зацепки проверишь…

- Подожди, - Мо останавливает поток речи взмахом ладони. – Молодой, выйди за дверь, посиди на диванчике.

Посижу, мне не трудно. Все понимаю: уровень необходимого допуска отсутствует, а затрагиваемые темы носят конфиденциальный характер, напрямую касающийся расследования.

Выхожу в коридор, и сажусь на ближайший диван. Вокруг удивительно безлюдно, даже рыжий усач куда-то запропастился. Впрочем, дверь в его кабинет по-прежнему открыта: вижу край стола и темную поверхность монитора – стандартный офисный набор.

С неожиданной тоской вспоминаю родную казарму. Вот где разнообразие царило: каждая комната свой маленький уютный мирок. К примеру, у нас с Вейзером был салатовый коврик, который путешествовал сам по себе, красивый плакат с Волгой, а еще футболка с автографом популярного певца или идола, как величал его сосед. Расписалась звезда флакончиком с краской. Не объясни Николас смысл желтых разводов, решил бы, что вещь безнадежно испорчена, а так – ценный экспонат.

Но настоящим шедевром комнаты, да и чего греха таить – всей казармы, была картина маэстро Дэрнулуа. Когда перееду, обязательно с собой заберу и за спиной повешу. Пускай коллеги любуются полотном гения, может кто и разглядит обнаженную женщину в скоплении кубиков и квадратов.

Волны ностальгии захлестнули с головой, и я вдруг отчетливо понял, что буду скучать по родной казарме, в которой скоро поселятся незнакомые люди. А те, с кем провел долгих четыре года, разъедутся, кто куда. Неужели и по одногруппникам буду скучать? Да нет, быть того не может. Век бы не видеть толстяка Соми, великого гуманиста всех времен и народов. Забыть про Альсон, которая из милой малышки превратилась в стервозную аристократку с ледяным сердцем. Вычеркнуть из памяти проклятый греческий профиль, не дававший покоя все четыре года. Теперь новая жизнь, новые люди.

- О, Воронов, чего здесь делаешь?

Слышу знакомый голос, оборачиваюсь и точно – Леженец, стоит руки в боки, ухмыляется.

- Тебя о том же хочу спросить.

- Так я это, работать здесь буду, - разводит руками спортсмен, дескать, чего непонятного, - мой кабинет триста пятьдесят два.

Нет… Нет, нет, нет, быть того не может. Это чей-то глупый розыгрыш? Он снова будет моим соседом за стенкой? И мне снова придется слушать бесконечные шутки про задницу? Ностальгию, как собака языком слизала, словно и не было никогда.

- Я тоже… здесь работать, - произношу потерянно, - комната триста пятьдесят три.

- О, соседи значит, - Леженец довольно улыбается. – А у тебя ничего баба в кабинете: знойная, зеленоглазая. Конечно, до моей напарницы далеко, но тоже ничего.

И тут Дмитрия понесло: и ноги от ушей, и грудь, и попа. Вот почему судьба несправедлива? Кому-то в партнеры достается красивая фигуристая девушка, а кому-то толстый, вечно воняющий потом боров. Где здесь правда?

Леженец уже который месяц грезил новой напарницей, забыв про чувства к мужиковатой Арчер. Рассказывал, как объездит дикую кобылицу, усмирит крутой норов. И подход успел найти, осталось дело за малым: уехать с ней в длительную командировку.

Дмитрий еще бы долго разливался соловьем, но тут дверь кабинета за номером триста пятьдесят два приоткрылась, послышался возмущенный женский голос:

- Леженец, тебя долго ждать, где мой кофэ?

- Бегу, бегу, - мигом отозвался спортсмен и подмигнул мне. Дескать, смотри и учись, как сноровистых лошадок обкатывать надо. Я и смотрел в спину спешно удаляющегося спортсмена. Интересно, а кофе он за свои деньги будет покупать, который в отличии от халявного казарменного имеет цену.

- Хорошего дня, Петр? - и снова мои размышления прервал знакомый голос.

- Саня? Нагуров? Только не говори, что тоже здесь работать будешь?

- Не понимаю удивления, - заметил флегматичный Александр. Кажется, его слегка озадачила моя бурная реакция. – Обычная практика: курсантов с группы распределяют в одном отделении. Наши почти все здесь, кроме двух-трех человек.

Наши… Звучало как-то странно. Никогда бы не подумал, что данное слово будет применимо к тому же Леженцу, а вот поди ж ты… Наши!

- Слушай, Саня, а кто твой напарник?

Если и у него окажется длинноногая блондинка, то даже не смешно. Но все оказалось куда прозаичнее.

- Это Марк, ты его должен помнить.

Актера такого таланта забыть сложно. А главное, теперь знаю, кого он пародировал, только вот оригинал оказался куда… оригинальнее, особенно в плане запахов.

- Дело о пропавшей картине маэстро, - подтвердил мои догадки Нагуров.

- Ну и как работается с Марком?

Саня задумчиво помял подбородок, словно вопрос касался решения сложных уравнений.

- Рано делать выводы, - произнес он медленно. - Необходим более длительный период наблюдения, но Марк настроен оптимистично. Говорит, что не зря выбрал меня в первом круге.

- Что за первый круг? – не понял я. Вижу, как Александр завел левую руку за спину – первый признак долгой лекции, поэтому спешно добавляю: - про драфт новичков в курсе. Каждый детектив самостоятельно выбирает будущего напарника из предложенных кандидатов.

- Совершенно верно, - в несколько менторской манере подтверждает Нагуров. – Если выбор не состоялся, твою кандидатуру отправляют на рассмотрение следующему детективу.

- А если и он не выбрал?

- Тогда следующему.

- А если он тоже отказался?

- Следующему.

Понимаю, что таким образом можем переговариваться бесконечно, поэтому конкретизирую вопрос:

- А если все отказались?

Рука Нагурова снова тянется к подбородку. Он тщательно мнет его, после чего уточняет:

- А ты с какой целью интересуешься?

Нет желания ходить вокруг да около, поэтому отвечаю чистую правду:

- Да все хочу понять, как мы нашли друг друга с детективом Магнусом. Сомневаюсь, что было много желающих на мою кандидатуру, учитывая оценки и… репутацию.

- Понимаю, - кивает Нагуров. – Марк сказал, что от тебя все отказались.

Вот все-таки молодец Саня, режет правду-матку, нисколько не считаясь с чувствами окружающих. Хотя иногда мог бы.

- Мозес написал отказ. Он последнее время предпочитал работать в одиночку, но в чем-то провинился и руководство настояло на твоей кандидатуре.

И зачем было врать? Нет не Александру: уверен, что парень говорит чистую правду. Зачем было врать Большому Мо? Как он недавно заявлял: «я тебя сам выбрал, потому что есть такая привилегия у опытных детективов»? А теперь оказывается, вовсе и не привилегия, а наказание сплошное. Докатился, Петруха, тебя уже силой впаривают далеко не лучшим детективам, которые только и способны, что жрать, срать и воздух портить.

- О, сахарок, и ты здесь? – а вот и Марк собственной персоной, довольный и улыбающийся.

- Не знал, что водителей пускают на закрытую территорию, - скалюсь в ответ.

- А ты забавный, шутить пытаешься. А где клоунская шляпа, о которой легенды ходят? – Марк вертит пальцем вокруг головы, словно я был дебил, а термин «шляпа» нуждался в дополнительном пояснении. – С ней у тебя куда больше шансов на успех.

Заготовил пылкую тираду в ответ, и даже было рот открыл, но произнести ее не успел. Дверь кабинета открылась и в общем холле появился Мозес. Не один, в сопровождении выглядывающих из-за спины Борко и Митчелл. Глаза зеленоглазой красавицы были наполнены тревогой и тогда я понял: грядет буря.

- Слышу, пуделёк знакомый в коридоре тявкает. Думаю, послышалось, ан нет, действительно псина, - круглая физиономия Мо была самим радушием, что резко контрастировало с произнесенными словами.

- Знакомый запах, - Марк делает вид, что активно принюхивается. – Что-то тухлое вперемешку с кислым. Снова опрокинули мусорное ведро?

- Уронили, - дружелюбно сообщает Мозес. – Что бы накормить отходами одного зарвавшегося кобеля, а потом отвесить смачный такой поджопник.

Двери кабинетов начали открываться как по команде, одна за другой, и вот уже в холле становится непривычно многолюдно. Рой Лановски, кажется так его представил Мо, спешил в эпицентр событий. Его рыжие усища буквально топорщились в разные стороны, словно воздух вокруг был наэлектризован.

- Господа, господа, - кричит он на ходу, но господа заняты исключительно друг другом.

- Поджопник? – Марк заливисто смеется. - Ты что ли отвешивать будешь? Сможешь толстую ляжку приподнять для пинка или напарника-клоуна попросишь?

- Зачем поднимать, я тебя нагну предварительно.

Так получилось, что между двумя скандалистами оказались мы с Нагуровым, а еще рыжий мужчина, подоспевший на выручку. Именно он и попытался стать главной примирительной силой, разведя руки в стороны.

- Господа детективы, забыли, чем закончился прошлый раз? Или хотите продолжения банкета? Майор будет крайне недоволен.

Если Рой пытался напугать неведомым майором, то у него это слабо получилось. Стороны и не думали расходиться, сблизившись до критически опасного расстояния.

- Что скажешь, пуделёк? - цедит Мо.

- Иди помойся, вонючка, - хрипит в ответ Марк.

И тут я понял: драки не миновать.

Первым ударил Мо, оказавшийся на редкость прытким для своего веса. Он не только сумел обогнуть преграду из наших тел, но и пробил противнику то ли в челюсть, то ли в нос. Ответ не заставил себя долго ждать: кулак Марка просвистел мимо лица, едва не заехав мне по уху.

- Держи их, - орет рыжий, и я держу, навалившись всем телом на необъятную тушу. Одного меня Мо точно бы смял, но рядом оказались другие люди. Тот же Рой сопел от натуги, обняв стокилограммового Мозеса конопатыми руками. Вижу Борко, буквально повисшего на толстой шее и кажется, мелькнули зеленые глаза Митчелл. Впрочем, последнее могло и померещится в царившей сутолоке. Еще этот запах, нет не пота, хотя кислятина прямо-таки витала в воздухе. Мои ноздри чувствовали отчетливый аромат кофе! Только откуда ему здесь взяться? Поворачиваю голову и вижу перед собою стакан с дымящимся горячим напитком. Леженец не придумал ничего лучше, чем встрять в конфликт с кипятком в руках. И не просто вмешаться, а принять самое активное участие в разведении сторон. Хочу ему крикнуть, что бы свалил куда подальше, но Мо совершает очередной могучий рывок, и меня тащит по полу. Стакан вылетает из рук спортсмена, совершает кульбит в воздухе и… Ошпаренный Рой Лановски буквально завывает от боли. Большая часть напитка угодила именно на его белоснежную рубашку, остальным достались мелкие капли.

Странно, но вид вопящего мужчины останавливает конфликт. Драчуны потеряли былой запал, успокоились, позволив развести себя по разным кабинетам. Увели и не прекращающего материться Роя. Рыжий мужчина превратился в настоящего красного демона. Теперь огнем горели не только его волосы, но и кожа, пошедшая пятнами от натуги: бедолага проорался, что называется, от души.

- Полгода нормально было и чего, спрашивается, сцепились? - задумчиво бормочет Борко.

Я разумно помалкиваю, вспоминая недавний разговор в забегаловке. Лишнего сболтнул, бывает, но кто же знал, что они с Марком бывшие напарники и непримиримые враги.

А Мозес тоже хорош, говорил: «не боись, курсант, бить морду не стану», а сам, едва заслышав Марка, в драку кинулся. Выходит, врал, как и в случае с выбором будущего напарника.

«Я предпочел тебя смазливой девчонке, аристократу и парню по фамилии Сранье». Ага, как же, поверил. Просто пихнули в наказание худшего курсанта на потоке, еще и с репутацией ниже плинтуса.

Пока грустил, перебирая в голове свежие события, народа в холле заметно поубавилось: драчунов растащили, раненного Роя увели, разошлись и зрители, лишенные продолжения шоу. Осталось стоять три одногруппника, которые совсем скоро станут бывшими.

- Думал, здесь порядка больше будет, - ворчу я по-стариковски.

- Смотря что понимать под словом порядок, - замечает Нагуров. Я молчу в ответ, иначе разговор грозит перейти в философскую плоскость, а этого хотелось меньше всего. И без того голова лопалась от мыслей.

- Веселый напарничек тебе достался. Чую, натворите делов, - довольно улыбается Леженец. А этому все нипочем: пролил горячее на бедолагу Роя, теперь стоит, зубы скалит.

- Странный выбор руководства, - неожиданно поддержал спортсмена Александр. – Вы абсолютно не подходите друг другу. Тебе нужен хладнокровный, выдержанный напарник, а не мужчина, по первому желанию бросающийся в драку.

- Стоп, - останавливаю я парней. – Подходит, не подходит - обсуждаете нас, словно влюбленную парочку.

- Влюбленную… Че, Воронов, не хочется работать с ним в тесном контакте? - Леженец обидно засмеялся. Нет, скорее громко заржал, огласив животными звуками левое крыло здания.

Расплата наступила неминуемо. Дверь одного из кабинетов открылась, явив на свет лицо миловидной блондинки:

- Дмитрий, я все еще жду свой кофэ.

Название напитка было произнесено мягко, со странным ударением на последний слог.

Дмитрий недоуменно уставился на стакан в руке, словно только сейчас убедился – пустой.

- Увидимся, парни, - произнес он, после чего вздохнул и направился в обратный путь к кофейным аппаратам.

Мы взглядами сопроводили спину удаляющегося Леженца.

- Знаешь… может статься, тебе повезло с напарником, - произнес задумчивый Нагуров. Пальцы его привычно мяли подбородок.

Повезло, как же… Да я в любую минуту готов был променять вечно пердящего и пахнущего потом Мо на миловидную блондинку. И бегать за «кофэ» по сто раз на дню, лишь бы не видеть жрущую физиономию, заляпанную соусом и жиром. Только кто ж позволит.

Через неделю случилось знаменательное событие: я сдал итоговые тесты и стал полноценным детективом. Почти стал, потому как осталось дело за малым – получить официальное удостоверение.

Сами тесты оказались формальностью, чем действительной проверкой знаний. Пороговый барьер в положенные пятьдесят баллов преодолели все, а четверть курсантского состава так и вовсе набрала больше девяноста. Высокие результаты, что и говорить.

Довольны были все: ученики, преподаватели, а особенно наставники, скинувшие тяжелое ярмо с шеи в виде разбитных студентов. Хорхе радовался больше всех, поэтому даже не появился. Впрочем, он не появлялся в академии последние полгода, поэтому удивляться не приходилось. Все проблемы, возникающие при моем непосредственном участии, решала Валицкая. Делала это молча, без упреков и ругани.

У нас теперь все было молча. Общались исключительно на лекциях, где были подчеркнуто вежливы и обходительны друг с другом. Вечерние вызовы в кабинет прекратились, да и лишнего повода не наблюдалось. Альсон окончательно освободилась от душевного недуга: место малышки заняла бессердечная аристократка, достающая и донимающая по пустякам. Ну ничего, потерплю, не долго осталось.

Я специально поинтересовался местом ее будущей работы и оказалось, что сидеть она будет в противоположном крыле. Значит риск случайной встречи в коридоре сведен к минимуму, как и с Соми Энджи, как и с Ловинс… Зато Леженца буду видеть часто.

Когда срочно вызвали в отделение, первым кого увидел, был именно Дмитрий: он терся возле одного из аппаратов. Неужели покупает очередную порцию «кофэ» длинноногой напарнице?

- Воронов, куда бежишь? Дурной зад ногам покоя не дает?

- Шутки повторяются, Дмитрий. Работай над разнообразием.

- Над кем работать? - не понял парень. А он и вправду кофе берет: вижу стаканчик в окне раздачи и слышу характерный шум воды, бьющейся о картонные стенки.

- Над блондинкой!

Дмитрий ржет в ответ, поднимает кулак в одобрительном жесте, словно побить угрожал. Такое оно, иномирье.

Быстрым шагом залетаю в холл левого крыла и открываю дверь кабинета под номером триста пятьдесят три.

- Здраствую, Петр, - приветствует меня зеленоглазая Митчелл.

- Добрый день, - отвечаю, осматриваясь. Больше в кабинете никого нет, только мы вдвоем. И чего, спрашивается, торопился?

- Ребята на планерке, можешь подождать. Да не мнись возле стенки, располагайся за столом. Тем более, что он твой.

Зачем-то говорю спасибо и сажусь на место. Смотрю на стоящий прямо перед глазами монитор: красивый, элегантный, со слегка изогнутыми краями. Портил вид лишь слой пыли, покрывший темный квадрат экрана. Поверхность самого стола была на удивление чистой, словно кто-то заботливый недавно прошелся тряпкой. Опускаю ладонь вниз и провожу пальцем по тумбочке, встроенной в стол. Точно убирали: ни грамма пыли.

- А я тебя не таким представляла, - неожиданно произносит Таня. Поворачиваю голову и наблюдаю женский профиль на фоне светлого окна. Не греческий, конечно, но вполне себе красивый. – Думала, ты жесткий, решительный, даже наглый, а ты стесняешься. Такой забавный.

Митчелл мило улыбается, и я начинаю смущаться еще больше. Чувствую себя настоящим ребенком, родители которого ушли, оставив наедине с незнакомой тётенькой. А мальчик-то уже большой, вырос. По законам родного мира восемнадцать лет, а если учитывать время, проведенное в иномирье, то целых двадцать два. Отец в таком возрасте женился и ребенка завел, а я о семье даже не задумывался. Да и кому здесь будет интересен бесплодный выходец из дикой 128 параллели, разве что в качестве экзотического животного. Промежуточная ступень эволюции между обезьяной и человеком разумным.

- Вы удивитесь, но я ничем от вас не отличаюсь. Две руки, две ноги, чувствую боль и обладаю мыслительными способностями.

- А вот теперь похож, ершистый - весело смеется Митчелл и в глазах ее играет зеленое пламя.

Нет никакого желания продолжать разговор. Интересно только, кто успел про меня наговорить всякого. Уж не Мо ли постарался? Вряд ли, у напарника грехов много, но распространение слухов в их число не входит. Скорее, распространение газов.

Тренькает телефон на столе, Таня хватает трубку. Смотрю, как меняется выражение ее лица: пропадает была веселость, появляются строгие линии.

- Поняла, так точно, - рапортует она и отключает связь. Внимательно смотрит на меня и командует: - курсант, на выезд.

Киваю головой и продолжаю сидеть на месте. Митчелл цепляет ремешки, устраивая оперативную кобуру подмышкой. Уже на ходу хватает пиджак и кричит мне:

- Я не поняла, чего сидим?

- Напарника жду.

- Какого напарник? Курсант, у нас срочный выезд! За мною, бегом!

Ничего не понимаю, но слушаюсь старшего по званию. Пистолет при мне, пиджак снять не успел, поэтому тратить время на мелочи не приходится. Уже в холле нагоняю спешащую Татьяну.

- Слушай внимательно, курсант, - дает она вводные на ходу. – Поступил сигнал о похищении служебного автомобиля со спецсредствами на борту, класса «сигма».

Класс «сигма»? Дело обстоит серьезное. Под данной категории значились устройства, способный перемещать физические объекты в пространстве, а точнее из одного параллельного мира в другой. Что это за устройства, каким образом выглядят и каков принцип работы – нам не преподавали, ибо высочайшая степень секретности. Одно время пытался выведать информацию у сокурсников, но они либо мало знали, либо не хотели делиться информацией с обезьянкой из отсталого мира.

Удалось выяснить крохи. Так Вейзер обмолвился, что в случае поломки механизма на месте аварии начинает фонить запредельно, из-за чего внутренние органы превращаются в кашу. А всезнающий Нагуров просветил по поводу монополии Организации на подобный тип устройств. Дескать, кроме умников из первого отдела никто не сможет собрать такую штуку. Попытки были, создавались экспериментальные образцы, и даже продавались на черном рынке. Только вот работали они нестабильно: могли наградить лучевой болезнью или перенести в такое место, о котором знать не знают, и возврата из которого нет. Особо впечатлительные рассказывали страшилки о том, как находились машины с телами на околоземной орбите или на дне морском.

- Ерунда, - отреагировал Нагуров, стоило поделиться с ним одной из историй. – В море попасть чисто теоретически возможно, но выбросить объект в открытый космос никакой энергии не хватит. Скорее всего, их просто разметало на субатомные частицы.

М-да, просто разметало… Поэтому солидные компании приобретали устройства класса «сигма» исключительно у проверенного поставщика, то есть у Службы Безопасности. А точнее, брали в долгосрочную аренду: Организация принципиально не продавала секретные разработки.

Спрос и цены были высокими, чем не благодатная почва для появления криминала. Он и появился, с завидной регулярностью угоняя машины и другие транспортные средства, снабженные устройством класса «сигма». В основной своей массе попытки заканчивались неудачно: преступников быстро находили и арестовывали, а чаще всего уничтожали вместе с искомым объектом. И дело не в одной лишь компетентности сотрудников Организации: сам процесс перемещения создавал заметные электромагнитные колебания, причем как в точке отбытия, так и в точке прибытия. Поэтому отследить перемещение преступников не составляло проблем.

- Смысл воровать? - не понял я. – Это как побег из тюрьмы под светом прожекторов: куда не подайся, всюду засветишься.

- Во-первых, не всюду, - поправил меня флегматичный Нагуров. – Насчитывается несколько сотен миров и в некоторых из них отсутствуют возможности фиксации подобного рода колебаний. Во-вторых, существуют устройства, создающие похожие по частоте волны или частично заглушающие их. Пока оператор расшифрует сигнал, пока отреагируют - пройдет время.

- Все равно не понимаю, - признался я. – Если судить по статистике, раскрываемость на уровне 90%. Зачем рисковать, если шансы на успех минимальны.

- Всему виной деньги, - заметил философски Саня. - Чем больше риск, тем больше куш.

Вот оно и выходило, что в очередной раз позарились на ценный приз, угнав не просто машину, а служебный транспорт Организации. Только было здесь одно важное «но», мучавшее все то время, что бежал по коридору за Митчелл. Когда оказался на переднем сиденье корнэта, «но» окрепло, переросло в вопрос, который и не преминул задать:

- Я понимаю, украли бы большегруз, а в чем смысл воровать автомобиль Службы Безопасности? Там столько степеней защиты, что проще взорвать.

Митчелл печально посмотрела на меня и произнесла:

- В том-то и дело.

Ловили опасных преступников известными методами: рассылали ориентировки, перекрывали выезды, расставляли патрули. Только в иномирье перекрывали не асфальтированную дорогу, а возможные точки выхода из пространства. В памяти украденного устройства было заложено порядка трех тысяч возможных координат и на каждой из них в спешном порядке формировались заслоны, где из детективов, где из десантников, а где из местных органов правопорядка. В общем, кого нашли, тем дыры и затыкали.

- По предварительной информации готовится теракт в крупном городе, - продолжала делиться знаниями Митчелл. – Часть контуров защиты отключена, некоторые датчики выведены из строя, но те, что остались, фиксируют увеличение мощности в два с половиной раза. При показателях более трех существует высокая вероятность взрыва. В радиусе несколько километров любая материя перестанет существовать.

Я видел последствия таких терактов – огромные воронки в центре мегаполисов. Там, где раньше стояли небоскребы, где жили и работали сотни тысяч, а может и миллионы людей, царила пустота. Если устройство «сигма» под капотом идет в разнос, жди беды. Поэтому меня выдернули вместе с Митчелл, не разбирая кто чей напарник. И именно поэтому ее зеленые глаза имели сосредоточенный вид, утратив былой блеск пламени.

По приезду ожидал увидеть стеклянные громады зданий, снующих десантников с автоматами на перевес, и толпы ротозеев, которых хлебом не корми, дай посмотреть, что случилось. Однако ничего из вышеперечисленного не наблюдалось. Перед глазами длинная полоса дороги, а справа и слева рыжая пустыня с чахлой растительностью и гигантскими каменными столбами. Я видел такие пейзажи в многочисленных фильмах про индейцев. И даже мог указать приблизительное местоположение на карте родного мира: северо-восточная часть Аризоны.

Долина монументов – это одно из сотен мест, куда мечтал съездить в лучшей жизни. И вот теперь стою почти в ковбойской шляпе, в развивающемся плаще и любуюсь алым закатом, окрасившим и без того рыжие исполины в кроваво-красные цвета.

Каменные столпы посреди пустыни, что может быть величественнее?

- В моем мире у каждого столпа есть свое имя: Три сестры, Орлиная гора, Склон слона, - делюсь информацией, не в силах оторваться от видов. – У индейцев было богато с фантазией.

Но Митчелл не слушает, активно переговариваясь по рации.

Решаю не отвлекать временную напарницу пустыми разговорами, иду дальше. В этом месте полотно дороги пролегает высоко над землей, метра четыре, не меньше, поэтому с некоторой опаской смотрю на крутой склон. Обочина практически отсутствует, рыжая поверхность резко уходит вниз, осыпаясь мелкими камешками. Спустится здесь легко, а вот на счет подняться, не был бы так уверен.

Подхожу к самому краю, впитывая новые впечатления. Пытаюсь насытится ими сполна, по самую маковку, что бы въелись они в подкорку и остались храниться там навсегда. Поистине иноземный пейзаж, такой в средней полосе России не встретишь.

Мало… Одного вида мало, хочется пройтись ногами, прочувствовать местную атмосферу. Эх, сходить бы вон к тому столпу: к каменной громадине высотой метров триста, возвышающеейся на фоне пустынного марсианского пейзажа. Внутренний голос шепчет: «Петруха, очнись, ты на задании». И сам же себе отвечаю: «на каком в бездну задании»? Что делать на пустыре террористу: покончить жизнь самоубийством, прихватив на тот свет пару каменюк? Памятники природы, разумеется, жалко, только сомневаюсь, что сложная операция по угону спецсредства была затеяна ради взрыва среди камней. Главная цель – большое скопление людей, а здесь из местных обитателей разве что суслики со змеями, ну еще мы с Митчелл.

Становится понятным выбор руководства, направившего в этакую глухомань детектива и зеленого курсанта. Одну из точек возможного выхода закрыли согласно инструкции, а кем, не важно – шансы на появление цели равны нулю. С равным успехом могли бы отправить на задание уборщика и маленькую девочку.

Когда вся кутерьма закончится, попрошу Митчелл съездить к той горе: хочется полюбоваться исполином с близкого расстояния. Закрываю глаза и втягиваю прохладный воздух в легкие. Вместо ожидаемого запаха песка и нагретых камней улавливаю ароматы трав, слегка сладковатые, с небольшой долей горчинки. Они приятно щекочут ноздри, будоражат воображение и мнится мне, что я исследователь далеких земель, стою на пороге великого открытия.

- Воронов…

Ветер шумит в ушах, зовет дорога странствий.

- Воронов, твою…

Нет не ветер, это злая Митчелл оторвалась от рации, и теперь буквально выкрикивала мою фамилию. Да отвлекся, да увлекся, но виды-то какие. Поворачиваюсь в сторону временной напарницы и… неприятный холодок пробегает по внутренностям. Что-то случилось, что-то плохое и неприятное, отчего взгляд зеленых глаз стал тревожным и растерянным.

- Цель скоро здесь, - проговаривает она тихо, и рука с рацией безвольно опускается. – Будет на точке выхода через три с половиной минуты… У нас даже «магнита» нет.

Магнитом называли спецсредство, позволяющее принудительно останавливать воздушный транспорт на высоте до пятнадцати метров. Этакий аналог ежа, используемого для прокалывания пневматических шин в родном мире. Только если разобраться, никакой это не магнит. Он ничего не притягивал, скорее разрушал, выводя из строя антигравитационную подушку автомобиля. Которая, в свою очередь была никакой не антигравитационной, скорее гравитационно-отталкивающей. И вот как здесь разобраться, если ты из другого мира, а термины не отражают сути явления?

- В любой патрульной машине должен быть «магнит».

- Это не патрульная машина, - неожиданно резко реагирует Митчелл, и в общем-то правильно делает. Нашел время для пустых диалогов.

- И что… что будем делать? – задаю единственный вопрос, который пришел в голову в сложившейся ситуации.

- Без понятия, - говорит Таня глухо и отворачивается. Не хочет, чтобы я видел растерянное лицо? Она что, издевается? Опытный детектив не знает, как остановить несущуюся машину?

- Какие установки от руководства?

- Ближайшее подкрепление прибудет через семь минут. Приказано задержать любой ценой, - все так же глухо, не поворачивая головы, произносит Митчелл.

Хочется сказать про офис, про крыс в нем обитающих, которые кроме как печатать бумажки больше ни на что не способны. Ну может еще состроят напарнику красивые зеленые глазки. Подавляю волну раздражения, пытаюсь включить голову. Да какой там - тело потряхивает от внезапно подступившей волны адреналина. Сколько минут осталось до прибытия террориста: две или одна? Никаких мыслей, никаких идей, кроме одной единственной, болтающейся подмышкой.

Ноги сами выносят на центр шоссе, необычайно широкого для пустынной местности. Даже трех машин не хватит перегородить проезжую часть.

Достаю пистолет – ощущение ребристой рукояти в ладони привычно успокаивает. Пытаюсь думать о главном, но мысли в голову лезут посторонние. Замечаю, что дорога необычайно гладкая, без трещинок. Странно, темное полотно должно было пылать жаром, щедро делясь остатками полуденного тепла и забивая ноздри запахом битума, а это даже на вид прохладное. Я плохо разбирался в марках местного асфальта, но одно не вызывало сомнений – тот, что под ногами, не из дешевых будет.

Митчелл утверждала, что шоссе закрытое, предназначенное исключительно для машин, снабженных устройствами класса «сигма». Обычно по таким трассам гоняли большегрузы транспортных компаний, перевозящих товары между мирами. Во истину многотонные монстры, для которых прокладывались дешевые и надежные дороги, с поверхностью, что наждачная бумага. Сплошь бугристая, с торчащими кусками асфальта и камней. Но это шоссе было слишком идеальным, даже на взгляд такого неискушенного зрителя как я. Может чего-то не понимаю?

Сосредоточится, необходимо сосредоточиться. Пытаюсь сконцентрироваться на дыхании, но мысли вновь пускаются вскачь.

В иномирье развита логистическая сеть. Фуры перемещаются не только между городами, но и мирами. Возникают из воздуха прямо на шоссе и продолжают нестись вперед, не сбавляя обороты. И никаких аварий. Все потому что в бортовых компьютерах заложены координаты, а искусственный интеллект разводит транспорт по времени и полосам.

Становится неприятно от одной только мысли, что там, где сейчас стою, воздух может пойти рябью, а спустя секунды появится грузовик. Одно радует: прежде чем собьет фура, мое тело разлетится на миллиарды атомов. Если верить Нагурову, смерть быстрая и безболезненная, только вот проверять теорию не хотелось совершенно.

Выдыхаю и замечаю дрожание воздуха вдалеке. Ровно в той самой точке, куда указывала Митчелл, расположенной на склоне, в двух километрах от нас. Все согласно координатам, занесенным в бортовой компьютер похищенного транспортного средства.

На что похоже появление из другого мира? На колебания воздушных потоков в сильную жару. Может чуть более явное, сконцентрированное в одном месте. И никаких порталов, черных дыр и прочих спецэффектов.

Все выглядело настолько естественным, что я умудрился проморгать сам момент появления, когда из марева возникла машина и понеслась навстречу. Успел только подумать, что секунд тридцать до столкновения есть.

Приставными шагами ухожу ближе к обочине, поднимаю ствол на уровень глаз. Бездна, с дыханием так и не сладил, вон как руки дрожат. Слышу за спиной встревоженный голос Митчелл: женщина продолжает разговаривать по рации, требуя каких-то инструкций. Нашла время и место.

Навожу прицел на темную точку, выдыхаю. Патрон в патроннике, палец лежит на спусковом крючке. Вижу увеличивающуюся в размерах легковую машину, лобовое стекло, сверкающее в лучах закатного солнца и матовую поверхность капота. Именно в него и целюсь, выпуская первую пулю, за ней вторую, третью, четвертую. Стреляю безостановочно, понимая, что времени в запасе - считанные секунды. Ох, насколько же быстро приближается цель. Ничего, успею уйти от столкновения. Делов-то, сделать шаг и скатится вниз по крутому откосу.

- Прыгай! - ору примолкшей за спиной Митчелл и следующим выстрелом выбиваю искру из машины. Капот бумажным листом взмывает высоко вверх и… неожиданный толчок в бок опрокидывает меня на землю. Нет, никакая это не земля, гребаные камни, больно бьющие по телу. Мир вокруг мелькает, кружится в беспорядочном хороводе. Чувствую чужие пальцы, схватившие за плечи, и я крепко держусь за что-то или кого-то. Втягиваю голову в плечи и невольно радуюсь тому, что часть удара принимает на себя тело неизвестного. Слышу, как ойкает от боли женский голос и понимаю - это Митчелл. Именно с ней качусь по крутому откосу, выбивая остатки воздуха из легких.

Громкий хлопок… взрыв. Совсем рядом проносится огненная комета и нас буквально обдает пламенем, сжигая волоски на коже. Нестерпимый жар длится доли секунды и быстро исчезает, вслед за яркой вспышкой в небе. Снова взрыв, но этот раз заметно дальше. Его я слышу, лежа на спине и раскинув руки. Неужели все закончилось, этот дурацкий спуск. Ну и зачем, скажите на милость, понадобилось сбивать меня с ног. Я бы успел уйти, точно бы успел, все рассчитав. Времени должно было хватить еще на пару выстрелов, если бы не Митчелл… Точно, Митчелл. С трудом поднимаю голову и обнаруживаю тело напарницы рядом. Она лежит на боку, ко мне спиною, поэтому не могу видеть ее лица.

- Эй, ты как там? – с трудом выдавливаю из себя и захожусь долгим кашлем. От натуги болит все тело: исколоченное, избитое о многочисленные камни, что украшали дорожную насыпь. Безвольно роняю голову на землю и наблюдаю клубы черного дыма. Где-то чадит подбитая машина, в воздухе отчетливо воняет гарью.

– Митчелл, ответь, - бормочу и стон срывается с моих губ. Зараза, до чего больно: не тело, а сплошной синяк. С трудом переворачиваюсь на бок и приподнимаюсь на локте. Да девушки рукой подать, чем я и пользуюсь, коснувшись плеча. Трясу ее, но безрезультатно. Сплошное дежавю: как будто так уже было, и пальцы прикладывал к шее, пытаясь нащупать нитку пульса у мертвого тела.

«Нет, нет, нет», - твержу себе, подползая к Митчелл. В этот раз все по-другому, в этот раз все будет иначе. Подумаешь, скатились с насыпи, побились боками о камни. Не умирать же от такой мелочи. Хватаю девушку за плечо, осторожно переворачиваю и буквально впиваюсь глазами в исцарапанное лицо.

Веки ее закрыты, но с губ срывается слабый стон, а значит жить будет.

- Митчелл… Эй, Митчелл, - тихонько тормошу напарницу. – Ты как?

- Глупый вопрос, Воронов, - она еще пытается улыбаться, но улыбка выходит совсем уж вымученной. – Посмотри, что с моим животом.

С животом? С животом полный порядок, а вот в боку торчит кусок железяки и кровь. Реки крови, вытекающие из рваной раны. Смотрю вниз, а под нами целая лужа набежала.

- Пустяки, царапина, - шепчу, пытаясь закрыть рану руками. Девушка вздрагивает, едва касаюсь ее, но не издает не звука. Арматурина мешает, царапает кожу рваными краями, но вытащить ее не решаюсь. Вселенная, до чего же глупо – перевязать надо. И помощь… вызвать помощь. Что там говорила Митчелл про подкрепление, через семь минут? Какие семь, уже меньше, гораздо меньше. Просто останови кровопотерю, Воронов.

Начинаю стаскивать с себя одежду, но черные от липкой крови пальцы не слушаются совершенно. Тогда пытаюсь рвать края рубахи прямо на себе, но куда там: конечности деревянные, силы отсутствуют, а гребаный материал из иномирья такой прочный.

Плевать… Снова прижимаю ладони к ране, но девушка не издает не звука. Да какие там звуки, когда она сознание потеряла. До чего же лицо посерело: даже смуглая, оливковая кожа не мешает распознать изменения в цвете.

- Все будет хорошо, - бормочу я, - обязательно будет.

В кои веки был прав. Все действительно оказалось неплохо: Митчелл выжила, и уже на следующий день принимала гостей в палате. Правда меня к ней не пустили, отстранили от дежурств и посадили в казарму, до выяснения обстоятельств.

- Да, Воронов, только ты мог устроить шоу на контрольных тестах, - заметила Ли. Без свойственного ей ехидства, словно констатировала давно известный всем факт.

Кто же знал, что это были тесты? Что никто не похищал автомобиль с устройством класса «сигма» на борту, и что не было никакого террориста? Всего лишь старая рухлядь на автопилоте.

- Существует три способа безопасной остановки транспортного средства на антиграве.

- Четыре, - поправил бывшую старшую по группе флегматичный Нагуров. – Если снять аккумулятор и создать цепь со слабым постоянным током.

- Я говорю про нормальные способы, а не когда из подручных средств создаешь термоядерное оружие.

И чего они все приперлись, и теперь мешают спокойно чай пить? Не было же никого в зале, тихо было и спокойно, но стоило сесть за столик и набежали.

Первой пришла Джанет Ли, и сходу начала полоскать мозги, словно без нее это некому было делать. Следом за Ли в зале появились Нагуров и Леженец. И если первый принимал деятельное участие в беседе, то Леженец откровенно скучал. Звучали сложные термины, навивающие скуку, а слово «термоядерное» и вовсе заставило зевнуть на грани человеческих возможностей.

- Целых три способа, Воронов, три! И не один из них не включал в себя выход на проезжую часть и стрельбу по приближающемуся автомобилю.

- Я все рассчитал, успел бы отпрыгнуть.

- А ты рассчитал траекторию полета автомобиля после взрыва?

Кто же знал, что взлетев в воздух, транспорт превратится в огненный снаряд. Нас чудом не зацепило, если не считать осколка капота, застрявшего в теле Митчелл.

- Рассчитать траекторию полета не представляется возможным, – ответил за меня Александр. И подумав, добавил: - при заданных условиях.

Вопрос был риторическим, но Нагурова это мало волновало. Если разговор касался любимой физики, любой вопрос требовал ответа.

- Воронов, нам начитали больше ста часов лекций по антитеррористическим мероприятиям, неужели в голове ничего не отложилось?

Ну вот что Ли ко мне пристала, чего хочет добиться? На крик решила вывести или поизголяться напоследок?

- Гнать Воронова надо из академии, - высказался Соми. Он был единственный, кто пришел перекусить, и теперь шумел тарелками в углу. – Свою жизнь подверг угрозе и жизнь напарницы.

- Слышь, толстый, ты бы заткнулся, - не выдержал МакСтоун. – Свою жирную жопу спас, а про заложников забыл.

- У меня была нестандартная ситуация, - тут же перешел на визг Соми.

- Нестандартная? – заорал в ответ Том. - Она у всех была нестандартной, только у тебя единственного заложники погибли.

- Да… да… да в том кафе запасного выхода не имелось. У меня была самая сложная задача.

- У тебя была самая жирная жопа, которую надо было спустить в канализацию!

- А твой тощий зад подстрелили!

- Зато я всех спас!

- Заткнулись оба, - не выдержала Ли стоящего ора. Пришлось успокаивать не только вечных врагов в лице МакСтоуна и Энджи, но и Леженца. Дмитрий услышал знакомое слово «жопа» и теперь ржал не переставая.

- Если здраво рассудить, то Воронов задачу выполнил, - произнес Мэдфорд, когда народ наконец успокоился, и в зале воцарилась долгожданная тишина.

- О чем ты говоришь, Рандольф? – удивилась Ловинс. Голос девушки вызвал приятную волну тепла внутри, а следом заныло сердце. Глупый орган, все никак не может смириться с отсутствием взаимной любви, ревнует. Подумаешь, назвала она его по имени. И кому какое дело, сколько нежности прозвучало в ее голосе.

– Поступок Воронова - чистой воды самоубийство. Если мощность «сигмы» увеличена в два раза, любое столкновение фатально, а здесь даже не столкновение, а взрыв! Да на том месте должен был образоваться многокилометровый кратер.

- Поступил приказ остановить любой ценой, Воронов и остановил, - спокойно, даже с некоторой ленцой возразил Мэдфорд. – Другой вопрос, кто из нас рискнул бы пожертвовать своей жизнью?

- Ха, Воронов об этом даже не подумал. Безмозглая мартышка, что с нее взять, - послышался ехидный голосок Альсон.

Права была стервозная аристократка. Нет не в том, что обезьяна, а в том, что не задумался. Так бывает, когда голову включаешь в последнюю очередь, а болтающийся подмышкой пистолет мнится решением любых проблем.

- Думал Воронов или не думал – не важно. Руководство поступок оценит.

Мэдфорд как в воду глядел: на следующий день вручили билет и не в какой-нибудь там цирк, по которому совершенно не скучал, и которого за годы обучения насмотрелся вдосталь. У меня на руках была путевка с надписью: «золотые пески Латинии».

- Задачу свою выполнил, но способ решения выбрал, мягко говоря… сомнительный, - произнес Носовский, передавая билет.

- Некоторые оштрафовать предлагали, - добавил стоящий рядом Труне.

Альберт Михайлович строго посмотрел на подчиненного и тот вынужден был умолкнуть.

- Не рассматривай эту поездку, как награду. Сам понимаешь, награждать особо не за что, а вот здоровье восстановить не помешает.

Мне бы радоваться и прыгать от счастья: наконец-то окунусь в лазурные воды лучшего пляжа Шестимирья. Только вот никакого счастья не испытывал, сплошная апатия: что Латиния, что Сызрань, все едино.

Валялся часами на койке и слушал бубнеж Вейзера, который выступал в качестве назойливого экскурсовода. Он-то в отличии от меня бывал в тех местах неоднократно, и знал все окраины и закоулки, которых оказалось неожиданно много. Я по наивности своей полагал, что Латиния - прибрежный песок и вода, а там само сосредоточение развлечений: начиная с вполне безвинных катамаранов и горок в аквапарке, и заканчивая борделями с казино. Или казино с борделями, сути не меняло. Еще там были нудистские пляжи, клубы для любителей оргий, полулегальные притоны, где вдыхали и вкалывали любую дрянь на выбор.

Под мерный бубнеж соседа хотелось дремать, но не моглось. Падение по усыпанной камнями насыпи дало себя знать – болело все тело. И трудно было найти такое положение, при котором чувствовал бы себя комфортно. Врачи выдали мазь и обойму таблеток, облегчивших страдания, но полностью от боли не избавивших. Еще и побочные эффекты возникли в виде чесотки, а как тут чесаться, когда все тело – сплошной синяк.

- Народ на пляже распугаешь, - оценил мой вид Вейзер, когда я в одних трусах разгуливал по комнате.

- Плевать.

- Гематома на гематоме.

- Плевать.

Заглянувший в гости Авосян поинтересовался самочувствие, но спросил отчего-то не меня, а Вейзера, хотя я лежал на соседней койке.

- Плюется постоянно, - пожаловался тот, - разговаривать невозможно.

- Ничего, пройдет, - басовито заверил Герб. – Я в прошлом году едва в пропасть не упал: трос оборвался, чудом за выступ ухватился. По самому краешку прошел между жизнью и смертью. После того случая неделю отходил, ни с кем общаться не хотел.

И начали они с Вейзером случаи разные припоминать из жизни, один нелепее другого. Прямо-таки не казарма, а клуб неудачливых самоубийц.

- Достали, - в конце концов я не выдержал, – могу просто устать. Четыре года проторчал в гребанной академии, и теперь хочу побыть в тишине. А тут ваше бесконечное бу-бу-бу, бу-бу-бу, и без того тошно.

Парни обменялись странными взглядами, дескать «я же говорил, случай запущенный».

- Что там с Митчелл? – пробасил Герб, когда безмолвное переглядывание закончилось.

- Без понятия. Меня к ней не пускают.

- Именно тебя?

- Да, Герб, именно меня, - вспылил я. – А еще не пускают целую кучу народа, потому что согласно правилам посещения разрешены только родственникам и близким друзьям. Что за глупые вопросы.

- И вот он такой целый день, - подвел итог Вейзер.

Через три дня я ступил на палубу транспорта, должного доставить своих пассажиров в Латинию. В место, которое раньше ассоциировалось с райскими кущами, и которое превратилось в Содом и Гоморру после рассказов добросердечного Николаса.

Поднял голову и увидел огромную серебристую оболочку дирижабля с крупными красными буквами на боку: «летать рейсами компании Филинье комфортно и безопасно».Обыкновенный рекламный слоган фирмы, коей принадлежало судно. Еще был торговый знак, занимавший четверть пространства, в виде яркого рисунка. Неизвестный художник изобразил деревянный корабль, парящий в облаках. Красиво, с замахом на футуризм. Как и сам транспорт, на котором отправлялся в путь.

Хочется назвать его дирижаблем и одновременно морским судном, хотя по факту ни тем, ни другим оно не являлось. Или было одновременно всем. От первого наличествовал огромный серебристый каркас над головой, наполненный гелием, а от второго – многопалубный круизный лайнер. Не маленькая гондола, а большой корабль, длиной метров четыреста, способный принять на борт до восьми тысяч пассажиров и трех тысяч обслуживающего персонала.

Разумеется, поднять такую махину одними баллонами с гелием было невозможно, поэтому в днище корабля была встроена антигравитационная подушка или гравитационно-отталкивающая, если быть точным. Одна она была способна удержать судно в воздухе, и спрашивается тогда, к чему весь этот антураж?

Все дело в одержимости иномирян дирижаблями. Не было у них своего Гинденбурга: страшных аварий начала двадцатого века, волной прокатившихся по моему родному миру. Развитие авиации шло в ином направлении, и аэростаты долго время считались надежным транспортным средством. И даже когда наступила эра быстрых самолетов, дирижабли не ушли на покой. Многие продолжали жертвовать временем и деньгами, лишь бы прикоснуться к ранней эпохе воздухоплаванья, воспетой в многочисленных фильмах и книгах.

Лично я этой ностальгии не испытывал, но размеры плывущей по небу дурынды поражали. Любоваться ими со стороны было приятно, куда менее приятно было ощущать над головой цистерну с кубометрами газа. И пускай гелий считался газом благородным, в реакции не вступающим, на душе от этого легче не становилось.

Поэтому ступив на палубу, первым делом ощутил прилив страха. Схватился за поручень и зачем-то глянул вниз. Вселенная, как же далеко земля, и это мы еще не взлетели.

- Мама, мама, хочу в аквапарк, - рядом пропищала мелкая девчушка. Совсем кнопка, лица не видно из-под соломенной шляпки.

- Как не стыдно, юная леди? – выговорила строгая женщина, и бросила выразительный взгляд в мою сторону. - Разве полагается благовоспитанной девушке вести себя подобным образом? Кругом мужчины, что они могут подумать.

Девчушка как-то сразу поникла, позволила взять себя за руку и увести.

О мадам, не извольте беспокоиться, не о чем таком я не подумал. Вот сейчас оторву пальцы от поручня, дойду на трясущихся ногах до каюты и запрусь, вплоть до самой Латинии. Сколько там лететь до золотых песков, часов пятнадцать? А можно было минут за пять домчаться, просто переместившись на такси в положенное место. Спасибо Организации, организовавшей бесплатный круизный лайнер категории А. На дуре, что весом кажется с саму Луну. И которая никоим образом не должна плыть в небе, что кит в океане.

Пальцы от поручня я все-таки оторвал, даже походку сумел изобразить более-менее уверенную.

- Позвольте ваш билет, - едва не сбил мою концентрацию любезный стюард. – Ваша палуба четырнадцатая, каюта номер сто семьдесят шесть.

Спасибо, а то я читать не умею.

- Проходите направо, до лифта. Поднимаетесь на четырнадцатый уровень.

А почему не на пятнадцатый? Непременно бы съязвил, но тряслись поджилки.

Направо, налево, лифт… Смысл учить, если я суда класса «Адамас» излазил вдоль и поперек, освобождая от террористов. Правда было это в виртуальном мире, без ощущения неминуемого падения.

Я не только знал расположение кают, но также неплохо ориентировался в хитросплетениях коридоров, и местной системе вентиляции, в которой проползал многие часы. Разумеется, от судна к судну были отличия: сносили и ставили перегородки, изменяли назначение помещений, добавляли декор, но суть оставалась прежней. Иначе комиссия, проблемы с сертификацией и последующий запрет на полеты.

Когда шел по длинному коридору, невольно поглядывал на решетки под потолком. Не самые приятные воспоминания остались от канальной вентиляции. Никогда не забуду, как меня самым натуральным образом выкуривал искусственный интеллект, запуская дым внутрь, или расстреливал из крупнокалиберного, загнав в тупик на кухне.

Рука сама тянулась к кобуре, но оружия с собою не было, впрочем, как и любого другого напоминания о службе. Здесь я считался обыкновенным гражданским, который просто планировал отдохнуть. Только для начала переживу этот жуткий полет.

Часа два проторчал в каюте: небольшой, уютной, с видом на… Шторки тут же задернул, чтобы не видеть проплывающие в небе облака. Включил телевизор и начал смотреть все подряд, лишь бы отвлечься. Странным образом помогло: скоро почувствовал голод, и был вынужден выбраться наружу в ближайший ресторан.

Корабль плыл на приличной высоте, но ни ветра, ни холода не ощущалось: спасибо технологиям и воздушному кокону. Некоторые пассажиры даже умудрялись загорать, лежа у бассейна. Благо, серебристая туша над головой, заполненная гелием, солнце не закрывала.

- Только в нашем казино приветственные пакеты для новых клиентов. Молодой человек, не проходите мимо. Только сегодня, только сейчас, выгодные бонусы, повышенные коэффициенты.

Отбиваюсь от назойливого стюарда, зазывающего в казино, взглядом ищу ресторан. Он там, где и должен быть: окруженный цветами, с видом на бассейн. Именно в этом месте нас с Мэдфордом прижали плотным огнем, а подкрепление в виде МакСтоуна и десятка ботов застряло уровнем ниже. Эх, и влетело тогда от Камерона…

Вкусная еда, легкая и непринужденная атмосфера сделали свое дело. Я настолько расслабился, что позволил себе насладится джазовой музыкой, которая игриво неслась с импровизированной сцены. Даже прогулялся по палубе с бокалом вина, правда к поручням не подходил, стараясь держаться ближе к стенке.

- Любите классику, - спросил меня франтоватого вида мужчина, с тонкими усиками и холеным лицом. Не иначе аристократ или удачливый бизнесмен, выбившийся из грязи в князи, и теперь усиленно пытавшийся казаться частью высшего света.

- Слабо разбираюсь в музыке, - признался я.

- Понимаю, - мужчина хитро улыбнулся и подмигнул. – Очередной поклонник великолепной Диди.

Да что у них за имена такие в иномирье: Кики, Диди, Мими. Клички, а не имена, как у избалованных болонок с бантиками на шее.

- Диди великолепна, - подтвердил я догадку собеседника. Не признаваться же ему, что музыка успокаивает, избавляет от паники, когда немедленно хочется бежать вниз, в каюту, укрыться с головой и не видеть тени проплывающих облаков.

Смотрю на джазовую певицу и понимаю, что ни капельки не соврал. Стройная девушка, в элегантном обтягивающем платье. Наряд кажется строгим, но я стою чуть сбоку и вижу глубокий вырез на спине, доходящий до самого низа. Еще немного и взгляду откроется щель между ягодицами.

Любуюсь лицом девушки, плавным изгибом руки в красной перчатке. Она так нежно обнимала стойку с микрофоном, что невольно почувствовал легкой возбуждение. Еще голос: бархатный и обволакивающий.

- Откровенно признаться, ничего не смыслю в джазе, - отвлек меня от волнующего зрелища все тот же мужчина. – Но какова пластика, какова стать? Готов принять любую мелодику из ее уст. Позвольте спросить, слышали недавнее исполнение «Инталино»?

Поворачиваю голову к собеседнику и вдруг… Мир дергается, замирает на доли секунды, так что я решаю: померещилось. Как и ломаная фигура марионетки у выхода из ресторана.

- Нет, не имел удовольствия, - голос начинает сипеть, из-за чего был вынужден остановиться и откашляться.

- О-о-о, - тянет неизвестный мужчина и «о» его становится куда длиннее возможного, все и-за того же толчка. Легкого, незначительного, замедляющего время на короткий промежуток. Теперь я точно видел Тварь, был уверен, что не померещилось.

- Партия скрипичных… красивая аранжировка… тембр созвучен, - мужчина продолжает говорить, но я не слушаю его.

- Простите, что-то с горлом, - бормочу извинения, начинаю продвигаться к выходу. Тело шатает из стороны в сторону, голова слегка кружится, а мысли… Они разбегаются в стороны подобно тараканам, стоит лишь попытаться сосредоточиться на одной из них. Хватаюсь за стену, но это чья-то спина – мужчина охает, ругается.

Со всех сторон несется возмущенное:

- Напился среди белого дня.

- Плебеев пускают в элитные места, вот к чему приводят эти ваши свободы.

- Позор, какой позор.

- Непременно жаловаться капитану.

Невольно улыбаюсь. Они еще не знают, что я дикая обезьянка из сто двадцать восьмой. Та напомаженная дама, точно стала бы вопить и, может статься, кинулась бы за борт, скажи я правду.

Только… Только смысл говорить, если мы разобьемся. Марионетка – предвестница несчастий никогда не ошибалась, предсказывая будущие проблемы. А какая угроза может быть на высоте нескольких километров? Правильно – стремительное падение вниз.

И ведет меня Тварь в сторону спасательных капсул, не сомневаюсь. Иду шатаясь, то и дело хватаясь за стенку. Люди вокруг шарахаются, кто-то требует вызвать врача. Какой в бездну врач, когда мы на гребаном Титанике.

Очередной толчок… И снова время замирает на доли секунды. Сгорбленная фигура Твари мелькает за ящиками с такелажем, в противоположной от капсул стороне. Она словно прячется за ними: приседает, низко нагнув голову.

- Молодой человек, вам плохо? - слышу заботливый голос.

Отрицательно трясу головой и вижу, как темные капли падают на палубу. Провожу пальцем под носом и убеждаюсь – это кровь.

- Подождите здесь, я сейчас позову на помощь, - слышу все тот же голос и звук удаляющихся каблучков.

Ждать здесь, нет уж, увольте. Я вот за теми техническими ящичками отсижусь. Ровно там, где пряталась секунды назад Тварюга.

Дохожу до места и тяжело опускаюсь, прислонившись спиной к матерчатому покрытию. Уютное местечко, закрытое от любопытных глаз. Только стоящий у поручня человек сможет заметить меня, конечно, если присмотрится. Потому как я в тени, практически лежу, облокотившись на локоть.

«Может марионетка спятила от высоты, решила поиграть в прятки и теперь я вожу»? – приходит глупая мысль. Смотрю на капли крови, которые одна за другой падают в пустоту… Голова тяжелеет, веки сами собой закрываются, невыносимо хочется спать.

Хлопок…

Померещилось?

Хлопок… еще хлопок, целая очередь. Доносятся крики, шум, истеричные женские визги и странное пиликанье на заднем фоне. Безумно знакомое, слышанное мною неоднократно в виртуальной пространстве. Означающее, что защитный контур отключен, и судно больше не подвластно командам извне, перейдя полностью в ручной режим управления. Первое действие, предпринимаемое террористами на захваченном судне.

Гребаное иномирье… Гребаные бандиты… Гребаные золотые пески Латинии, которые никогда не увижу.