Предел прочности. Книга вторая.

Глава 7

Вот и подошел к концу третий год обучения в стенах академии. Без фанфар и поздравительных сообщений, огласили результаты итоговых тестов, совсем уж буднично рекомендовали не хулиганить и отправили на летние каникулы. Нахулиганишь тут… Это у одногруппников будет три полноценных месяца для отдыха, я же обойдусь сутками, будь неладен временной дисбаланс.

- А тебе, Петр, больше и не надо, - заявила Валицкая с порога. – Вспомни, сколько всего натворил в прошлые каникулы.

Вспоминать про Гочу и его младшего братца не хотелось, впрочем, как и про зачистку, устроенную местными оперативниками: Савельевым и Марченко. Госпожа психолог уловила мое настроение и тему развивать не стала.

- Николас, выйди на минутку, - попросила она моего соседа. И дождавшись, когда за парнем закроется дверь, продолжила: - догадываешься, зачем я здесь?

Опять ребусы начались. Валицкая появилась в казарме под вечер, в полном своем великолепии: узкой юбочке и обтягивающей белой рубашке, сопровождаемая шлейфом приятных ароматов. Вошла в общую залу и мигом прервала царящее веселье.

Курсанты успели расслабиться, потому как завтра наступал первый день каникул. Народ шутил, делились планами на лето, пакуя чемоданы, а Герб так и вовсе успел принять на грудь, споив попутно Нагурова.

Всем было хорошо, и я был не исключением, уминая за обе щеки вкуснейшее мясо, пропитанное сметанным соусом. Успел одолеть половину блюда, когда внезапное появление Валицкой выдернуло из-за стола. Потребовала пройти с ней в комнату, выгнала Вейзера, теперь вот загадки загадывает.

- Без понятия, зачем вы здесь, - признался, все еще ощущая во рту нежный сливочный привкус.

- Ты когда последний раз с Альсон общался?

- Час назад… может два, - пожимаю плечами.

- И она ничего тебе не рассказала?

- Почему же, рассказала: про бусинки, которые ей Герб подарил, про плохой сон, про то, как вчера вечером с Марго на озеро ходила и ножки мочила, про…

- А про каникулы? – перебивает Валицкая.

Пытаюсь что-то такое припомнить и не могу. Действительно, а где малышка собирается проводить лето? После изгнания из рода девушке и податься толком некуда.

- По твоему лицу вижу, что разговора не было, - догадалась госпожа психолог. – Тогда у меня приятная новость: она едет с тобой.

- Как?

- Да так, Петр. Я удивлена: больше всего с Альсон времени проводишь, а знаешь меньше остальных. Лиана собралась провести летние каникулы с тобою.

- Но…, - на этом словарный запас был исчерпан. Смотрю на Валицкую, ее насмешливую улыбку, чуть склонившуюся набок голову. Взгляд так и норовит опустится вниз, к красивым ножкам и туфельке, покачивающейся на шпильке. – Шутить изволите, Анастасия Львовна?

- Нисколько, - собеседница даже не считает нужным скрывать веселье.

В растерянности сажусь на кровать и чешу затылок. Ошарашила госпожа психолог, ничего не скажешь. Конечно, я могу взять девушку с собой, даже место для ночевки найду. Тот же Витькин дед живет один в двухкомнатной квартире и будет рад лишним ушам, благо историй из жизни у него предостаточно. Но как быть с временным дисбалансом? Малышка готова состариться за сутки на три месяца?

Валицкая подходит и неожиданно садится рядом. Мягкие ароматы окутывают с головы до ног, ощущаю касание теплого бедра. Она близко слишком близко, ходячее воплощение сексуальности. Я буквально чувствую биение ее сердца, толчки крови, бегущей по венам. О нет, только не это, госпожа психолог использует какие-то афродизиаки? Складываю руки замком на ширинке, в сторону женщины стараюсь не смотреть. Сконцентрироваться на дыхании, только на дыхании. И раз, и два, и вдох…

Валицкая порывисто выдыхает, словно при… Не выдерживаю, вскакиваю с кровати, и отхожу в центр комнаты, где лежит коврик салатовой расцветки. Странно, еще вчера он был у порога.

- Да не нервничай ты так, - слышу неприкрытую иронию в голосе гостьи. Она откинулась назад, опершись на руки. Элегантным движением закинула ногу на ногу: узкая юбка чуть задралась, обнажая бедро. Не смотреть… не смотреть… Демонстративно отворачиваюсь к окну, и встречаюсь взглядом с собственным отражением. Еще тот видок, весь взлохмаченный и встопорщенный, с диким взглядом. Теперь понятно, чего госпожа психолог так веселится.

- Переходите уже к делу, - произношу, добавив нотки строгости и официоза.

- Хорошо, - легко соглашается она. – Альсон собралась ехать в 128 параллель, и ты не должен разубеждать ее в обратном. Подожди, - произносит резко, заметив мой порыв возразить, - я еще не все сказала. Лиана умная девочка и прекрасно понимает, что ты будешь против, поэтому скрывает решение до поры до времени.

- А как вы узнали? – все-таки не выдерживаю и перебиваю Валицкую. Сказывается некоторое… возбуждение.

- Иногда Лиана делится секретами с плюшевым мишкой. Впрочем, речь сейчас о другом - у Организации имеется прекрасный вариант для девушки: с видами на море, зеленым парком и фонтанами. Номер подготовлен, гостью ждут, осталось дело за малым.

- Я должен уговорить ее.

- Сомневаюсь, что у тебя получится… ни у кого не получится. Сознание Лианы слишком зациклено на персоне Воронова. Девочка и представить не может, как будет обходится без тебя все эти три месяца. Поэтому поступим проще: ты сбежишь от нее. Отправим тебя домой ранним рейсом

- Но я не заполнил отпускные бланки. И Носовский завтра…

- Бумаги заполнишь задним числом, а Носовский на собрании не скажет ничего нового. Нет, ну если ты настаиваешь, предоставлю видеозапись высочайшего качества. Осенью сможешь насладиться его выступлением в полной мере. И телевизор в зале будет в твоем распоряжении, я лично позабочусь.

Слушать часовую лекцию, где Альфред Михайлович в излюбленной манере растекается мыслью по древу - нет уж, увольте. О чем и не замедлил сообщить госпоже психологу.

- Прекрасно, тогда мы договорились. Сегодня в три часа ночи за тобой зайдут, будь готов, курсант, - Валицкая поднялась с кровати и легкой походкой направилась в сторону выхода. Я вскочил следом и затараторил:

- Подождите, Альсон… Вы же сами сказали, что уговорить не получится, как тогда… Силой заставите?

- Это мои проблемы, Петр, - Анастасия Львовна широко улыбнулась. И в улыбке этой отчетливо читалось: «не твое дело».

- Место, куда она поедет… Это что-то типа лечебницы? – отваживаюсь еще на один вопрос.

- Заботливый ты наш, - госпожа психолог ласково проводит по моим волосам. Да что такое сегодня с ней творится: не знал бы лично, подумал, что поддала малясь. Решила окончательно вывести меня из равновесия? – Петр, обещаю, ей там понравится. И не забудь: в три часа ночи за тобой зайдут. Не вздумай проспать.

Ага, проспишь тут. Мордовороту Игорю, что человека пришить, что дверь выбить, без разницы. Всю казарму перебудит и на улицу за шиворот вытащит, возникни такая необходимость.

- Не просплю, обещаю.

За свои слова удостаиваюсь ласкового взгляда. Валицкая нежно треплет по щеке, и на прощание интересуется:

- Как обстоят дела с сестрой?

Как, как… Год не видел, что за глупые вопросы. Разумеется, госпоже психологу так отвечать не стал, буркнув:

- Без изменений.

- Все так же вредничает?

Вместо ответа киваю головой.

- Скажи, что любишь ее.

- Не понял.

- Скажи, что любишь, - повторяет Валицкая. – Просто поверь моему опыту, это сработает.

Сильно сомневаюсь. Пока единственное, что с ней срабатывало: журналом по бестолковке или тапком в спину.

Анастасия Львовна уходит, оставив за собой целый шлейф из ароматов. Я же вздыхаю и смотрю на заметную выпуклость в штанах. Вот с ней всегда так: придет, вскружит голову и удалится, плавно покачивая бедрами. Душ, срочно холодный душ!

Третий год возвращаюсь в одно и тоже лето, словно в застывшее воспоминание. Мир вокруг наполнен бесконечной жарой, с потрескавшейся землей, запахом асфальта и пыли. Ничегошеньки ровным счетом не меняется, ничего. И здоровенный кот все так же мается в зимней шубке под лавкой.

- Петруш, зачастил ты в последнее время: случилось что или соскучился? – баба Зина выловила меня на крыльце.

Ага, зачастил. Это у вас здесь неделя прошла, а я родителей год не видел, поэтому отвечаю на удивление честно:

- Соскучился, баба Зин, соскучился.

- Правильно, на чужой стряпне далеко не уедешь. Мамкины-то щи все вкуснее будут, - соседка обнажила в улыбке беззубый рот и ехидно так захихикала, словно знала некую тайну.

Улыбаюсь в ответ и пытаюсь обойти любопытную старушку, но та умудрилась загородить сухоньким телом доступ к лестничному пролету, еще и руку выставила, опершись на перила.

- Говорят, экзамены сдал.

- Сдал, баб Зин. Два экзамена.

- Цельных два, - старушка в притворном удивлении качает головой. Все она знала прекрасно: что за предметы были, письменно или устно, какие оценки. Но продолжает пытать еще пять минут, прежде чем милостиво кивает и отпускает восвояси.

Дома встречает вредная сколопендра. Привычно морщит нос при моем появлении и убегает в маленькую комнату.

Открываю рот и тут же затыкаюсь. С губ едва не слетает фраза о вымахавшей лошадке, что вечно носится по квартире и стучит копытами. Катька в двухкомнатной умудрялась перемещаться исключительно бегом или вприпрыжку. Оно и понятно – мелкая, сил и энергии полно, а девать их некуда. Тут еще старший брат активно шоколадками подкармливает.

Только начинаю шуршать пакетом, как любопытный нос показывается в дверном проеме.

- Иди, забирай гостинцы.

Мелкая не торопится, вместо этого неожиданно заявляет:

- А деньги у тебя откуда на вкусняшки?

Вот ведь… сколопендра. Ей подарки привезли, а она нос воротит. Не удивлюсь, если мамке вечером настучит.

Я еще в прошлый раз, когда понакупал сладостей, придумал для матери легенду о Сенином отце. Дескать, имеются у него связи с поставщиками для продуктовых сетей, вот и разживается периодически халявой. Шоколад коробками в машине возит, отчего и мне чутка перепадает. Историю эту поведал родителям, и лишних вопросов она не вызвала. Катька же во время разговора отсутствовала: носилась с безбашенными подружками во дворе. Теперь вот подозрения свои дурацкие высказывает. И это хорошо, сейчас проучим вредину.

Сгребаю шоколадки обратно в пакет, завязываю ручки узлом, а любопытному носу заявляю:

- Не хочешь, не дам. Сам вечером с Витьком стрескаю.

В ответ слышу фырканье, дверь с хлопком закрывается.

Я лишь вздыхаю и иду на кухню прятать гостинцы: есть одно местечко на верхнем шкафчике, в самом углу у вентиляции. Туда мелкая не достанет, даже если на стул заберется и во весь рост вытянется.

Пока вожусь с тайником, попутно опустошив стакан ледяного кваса, раздается телефонный звонок.

- Здорово, бродяга, - слышу знакомое в трубке.

- И тебе не хворать, - приветствую друга. И когда успел прознать, я приехал каких-то тридцать минут назад.

- Какие планы на вечер? – Витька сразу переходит к делу. - Опять с родаками будешь отмечать успешную сдачу или как?

- Или как. У отца вечером смена, поэтому не получится. А что, у тебя есть предложение?

- Ага.

Вот с этим его «ага» все сразу стало понятно. Снова к Кристинке намылился, и меня с собою тащит за компанию.

- Слушай, Витька, я к ней не пойду. Прошлый раз меня оттуда выперли, поэтому возвращаться не намерен.

- Никто тебя не выгонял, - после небольшой паузы произносит приятель. – Сам помнишь, какая ситуация возникла, у девчонок стресс был. Еще хорошо, что все так удачно сложилось.

Удачно… особенно для пацанов, которых за компанию с Гочей и его братцем Лешей положили. Этих двух уродов не жалко абсолютно, как и дружка ихнего из хамера: в городе дышать свободнее стало. А вот пятеро остальных, сколько им там лет было – пятнадцать или четырнадцать? Помнится, один из них должен был бабушку с дачи встретить.

Отгоняю неприятные мысли и полностью концентрируюсь на разговоре. Минут пять припираемся и в конце концов я неохотно соглашаюсь: как-никак дружище.

- Увидимся, Петруха, - слышу довольный голос Витька, и следом короткие гудки. Собираюсь отключить трубку, но замечаю любопытный нос, торчащий из приоткрытой двери.

- Да, Витек, до встречи, - делаю вид, что продолжаю разговор. – Подожди, чуть не забыл, ты сладкое любишь? Там шоколадки всякие, сникерсы. Ага, понял. Да, Сенин батя в очередной раз халявой разжился, будет с чем чаек попить. Да… да… договорились, вечером притащу.

Вот теперь можно возвращать телефонную трубку на базу, что я и делаю с чувством выполненного долга. Пусть мелкая поволнуется, ей полезно.

Встречаемся с Витьком у знакомого ларька «Фортуна». За прошедшую неделю видимых изменений с магазином не произошло, разве что мусора возле переполненной урны стало больше. Появился заметный запашок. На летней жаре пищевые отходы малясь подгнили и теперь кислятиной тянуло шагов за пятнадцать.

- Хозяину трудно выкинуть или продавщице? - киваю на творящийся бардак. - Свалку развели прямо под носом, неужели нравится дышать помоями.

- Ты продавщицу видел? – вопросом на вопрос отвечает Витька. Тут дружище прав, в окошке сидел еще тот бультерьер. Вино продала без вопросов, а вот с леденцами возникла заминка.

- Чупа-чупс? Какой чупа-чупс? – слышится недовольное рычанье.

- Мне молочный.

- Молочный ему, - тень громоздкой фигуры колышется за стеклом, доставая товар с полки. - Вымахал детина, все никак не насосется. Деньги давай!

Высыпаю монеты на лоток, и толстая ладонь тут же заграбастывает мелочь. Следом летит леденец, с глухим стуком ударяется о пластмассовую поверхность и едва не падает на землю. Я вовремя успеваю подставить ладонь.

- Спасибо за обслуживание! – кричу в окошко, и едва не получаю захлопнувшейся створкой по носу.

- Вот чего ты на рожон лезешь, - возмущается Витька, когда мы шагаем дальше, свернув на боковую улочку. – С города своего приехал, совсем агрессивный стал.

- Нормальный я.

- Нормальный, - непонятно отчего дуется Витька. – Вон пацана видишь, плюнул на землю? Может пойдешь и отпинаешь?

Смотрю на идущего впереди шкета лет тринадцати, смачно посасывающего сигаретку. Никакого желания пинать парня не возникает. О чем приятелю и сообщаю, но того не остановить:

- Ты раньше куда спокойней был, на всякую фигню не реагировал. Помнишь, как тебя классуха называла?

- Болтун?

- Нет же, - раздражается на мою забывчивость Витька. Он сегодня весь какой-то дерганый и нервный. – Она говорила, ты любой конфликт способен словами уладить, поэтому миротворцем называла. Да и пацанов вспомни, как прикалывались. Типа, Петьку на дискач возьмем, вечер сто пудово без драки обойдется.

- Ага, без драки. То-то мне прилетало пару раз.

- Не без этого, - Витька неожиданно умолкает.

Я поворачиваю голову и ловлю его взгляд на чупа-чупсе, который только что достал из кармана.

- Да не тебе это, - пытаюсь успокоить нервного приятеля. – Сам своей Кристинке конфеты покупать будешь. А чупик себе взял, - в доказательство собственных слов засовываю леденец в рот.

Витька на это лишь вздыхает. Молчим до первого светофора: Никитин непонятно чем расстроен, я сосу конфету. Вот он весь в этом: пока первым не спросишь, хрен что расскажет. Будет всем своим видом печаль демонстрировать. И чем дольше будешь игнорировать, тем больше будет вздыхать и кукситься.

- Давай уже, колись, что случилось? – спрашиваю я, и Витьку прорывает.

Оказывается, приятель подслушал разговор подруги с батей. Проводил вечером до двери и, спускаясь по лестнице, задержался. А с площадки выше такое понеслось, что лучше было и не знать. Отец Кристинки был крайне недоволен выбором спутника. Прозвучали такие слова, как бесперспективный нищеброд, никого лучше найти не могла и прочее, и так далее.

- И знаешь, что самое обидное? – горячится Витька. - Она меня не защищала. Даже заявила: кого я здесь нормального в мухосранске найду? Я что, не нормальный?

На вопрос друга лишь пожимаю плечами. Не было у меня ответов, кроме самых очевидных, самому Витьке хорошо известных. А раз так, то зачем приятеля лишний раз расстраивать. Слушаю и делаю вид, что усиленно грызу леденец, от которого одни ошметки на палочке остались.

Витька за пару минут выплескивает остатки накопившегося негатива и выдает в конце:

- Тебе-то повезло, у тебя с бабами всегда просто было.

Вот тут не выдерживаю я, и в свою очередь рассказываю про случай в кафешке. Разумеется, сильно переработанный, без следов иномирья. Майкл превратился в гламурного подонка Михаила, по щам я не получал, а патруля с сержантом отродясь не бывало.

- Главное, мне Катька с подготовительного нравится, а когда Светку снова увидел - накатило.

- Катька, какая Катька? Первый раз слышу, - Витька с подозрением уставился на меня.

- Да там такое дело…

Еще минуту трачу на сочинительство новой истории, превратив Катерину Ловинс в обычную Катюху.

- Так и думал, что бабу в городе нашел. Это у тебя от нее башню срывает, - подвел итоги дружище.

- Витек, вот в диагнозах твоих меньше всего нуждаюсь. Ты лучше скажи, что со Светкой делать?

- А ничего, - отрезает тот. – Это прошлое накатило.

- Не понял.

- Человеческий мозг так устроен, что плохое со временем забывается, и остается одно хорошее. Поэтому возникает иллюзия, что раньше было лучше. Думаешь, почему Гришаня прибухнет, и сразу к бывшей под окна прется?

- Потому что пьяный?

- Да нет же, - Витька раздражает моя непонятливость, - Гришаня не один такой. Вспомни Костяна, который с Олькой своей давно расстался, даже вечеринку закатил по этому поводу, а как она себе нового ухажера нашла, от ревности с катушек съехал. Бегал за ними по дворам, и следил, целуются или нет. У многих такое.

- Тебя так послушать - эксперт. У самого Кристинка первая. Кстати, она по поводу бывшего своего не переживает? Не накатывает на нее светлое прошлое временами? Как того дылду длинного звали? Кажется, Тёма.

Витька становится мрачнее тучи. Уж не знаю почему, но дружище мой ревновал к этому Тёме до зубовного скрежета. По мне так зря: больше прочих Кристинка любила себя, на остальных времени не оставалось.

- И к чему про Шпалу вспомнил?

- Да к тому, что мы за ним следили. Или забыл, как по кустам в районе Дзержинки прятались? Нет, ну я не знаю, может у вас с Тёмой прошлое какое было, от которого одно хорошее осталось.

- Очень смешно, - обиделся Витька. – Больше никаких советов от меня не получишь. И даже не спрашивай.

- И не буду, - легко согласился я. Не в первый раз переругиваемся, завтра из головы все выветрится и останется одно хорошее.

Кристинка встретила кислым выражением лица. Буркнула: «проходите», и зашлепала в сторону зала.

- Может мне лучше домой?

- Тихо, - шикает приятель и жестом велит следовать за ним.

На что не пойдешь ради друга. Разуваюсь в коридоре, и прохожу за Витьком.

Видно, что Кристинка готовилась к встрече гостей: стол пустой.

- Крис, чего такая грустная, - Витька лезет обниматься. – Поговори со мною, малыш.

Девушка дергает плечом, что видимо на их языке означает «отвали, но не совсем». Потому как парень продолжает тискать надувшуюся подругу, а та хоть и сопротивляется, но больше для вида. Решаю оставить парочку, хватаю пакет с напитками и выдвигаюсь на кухню.

Еще в коридоре слышу стук ножа – Мира во всю стругает салат. Та самая конопатая Мира, с забавно вздернутым носиком. Неожиданно для себя расплываюсь в улыбке: рад видеть веселую девчушку, а вот она напротив: заметно напрягается. И хотя здоровается в ответ, и поддерживает беседу, но чувствуются натянутые нервы внутри нее. Неужели все из-за того случая с Лешой-дурачком? Сколько времени прошло… Действительно сколько? Для меня девять месяцев, для них неделя.

Пытаюсь не давить на девчонку, сыплю второсортными шутками, попутно нарезая крабовые палочки в салат. Бесполезно, напряжение снять не удается. Максимум, который добился – робкая улыбка. Да и та была вызвана не анекдотом, а гребаной неловкостью и разлитым соком.

Минут через пять на кухне появляется Кристинка, и раздраженно интересуется:

- Скоро вы там?

Вовремя прикрываю рот: ядовитая колкость умирает в районе гортани, толком не родившись. По-хорошему стоило нахамить, чтобы двери этого «гостеприимного» дома навсегда закрылись для меня. Только подставлять дружище не хотелось, да и Мира действовала на редкость умиротворяюще, согласно этимологии собственного имени.

К нашей компании присоединяется Витька, и втроем мы быстро управляемся с салатом, нарезаем фрукты, и создаем незамысловатый набор бутербродов: с ветчиной, икрой и красной рыбой. Каюсь, последних должно было быть больше, но не справился с искушением и часть семги употребил втихую. Не я один был такой хитрый: Витька подозрительно облизывал ложку возле баночки с икрой, а Мира похрустывала свежим огурчиком. И только одна Кристина изнывала от безделья и голода в зале.

Стол накрыли быстро, и даже расселись, но возникла заминка с вином. Когда Витька откупорил бутылку «Монастырской избы», и разлил по фужерам, выяснилось, что хочется коньячку. Хотелось одной Кристинке, однако этого было достаточно, чтобы сорвать так и не начавшееся застолье. Благо, бежать никуда не пришлось: пузатая бутылочка янтарного напитка отыскалась в запасниках отца.

- Не могу пить дешевое пойло, - заявила Крис, хотя неделю назад пила «Монастырку» и не морщилась. – Знаете, сколько этот коньяк стоит? Настоящий французский, отец из Европы привез.

Плеснула себе напитка и бутылку спрятала под стол, так что другим до нее не добраться. И как бы хрен с ним, с коньяком, после второго фужера мы начали забывать о его наличии… почти. Кристинка едва ли не каждый глоток сопровождала комментариями: какой вкус, какой букет.

- Вы чувствуете выразительность? – вдыхаю кисловатый запах вина, с заметными нотками спирта. Для пущего эффекта машу ладонью над фужером. Сидящая рядом Мира начинает тихонечко хихикать, а меня несет: – сколь тонок и пикантен аромат. Так пахнут виноградники в Долине Роз, что южнее Балканских гор. А этот тельный, сбалансированный вкус? Он раскрывается все больше, становится насыщеннее с каждым новым глотком. Сколь велико количество слоев и сколько же оттенков – во истину, божественный нектар.

Мира неожиданно дергается и охает - это Витька попытался пнуть меня под столом, но промахнулся.

- Извини, - бурчит он, и грозно косится в мою сторону.

Зря переживает, Кристинка даже не заметила игру в сомелье. Хозяйка порядком поддала, и теперь в глазах ее читалась печаль умудренной опытом женщины.

О нет, я прекрасно знал, что последует за этим взглядом. Прошлый раз досыта наслушался про взросление, про близкую смерть и мир, полный дураков. Нет уж, увольте, она не подруга и не моя девушка. Прихватываю бокал, кусок сыра, и ретируюсь в сторону балкона. В спину несется тоскливое:

- Вы даже представить не можете, что я пережила. Вы когда-нибудь видели человека, приговоренного к смерти? Который годами вынужден жить, зная, что завтра может умереть. Это невыносимо.

Вот тут был полностью согласен: действительно невыносимо. Выхожу на лоджию и вдыхаю воздух, пропитанный запахом пластика. За жаркий день покрытие успело порядком нагреться и теперь щедро делилось теплом и сопутствующими ароматами.

На улице слышны крики: детвора активно пинает мячик. Смеются и визжат девчонки, а обеспокоенная мамаша из дома напротив требует, чтобы Саша непременно шел домой, иначе получит свое, обормот этакий. Все как всегда, все как обычно.

Замечаю в углу деревянную скамейку, а рядом стопку книг. Никогда бы не подумал, что Кристинка любит читать: максимум – глянцевые журналы. Да и родители ее меньше всего походили на библиофилов: отец вечно торчал на рынках контролируя точки, хозяином коих являлся, мать же - в салоне красоты, где по слухам больше пила, чем управляла.

Сажусь на лавочку и разглядываю обложку верхней книги – «Советы садоводам». На картинке изображен зеленый луг и простая избушка. В голове далекими отголосками зазвучала колыбельная:

«Баю-баюшки-баю, не ложися на краю».

Беру книгу и бездумно листаю пожелтевшие от времени страницы. Даже не вчитываюсь в содержимое, лишь мельком просматриваю черно-белые картинки. Последние разнообразием не балуют: сплошные корнеплоды и лунные календари. Откладываю чтиво для огородников в сторону и хватаю следующую книгу. Что-то по биологии: встречаются фотографии растений, насекомые, жучки. Некоторые из них совсем уж отвратного вида, с жвалами, клешнями и тельцами, покрытыми тонкими волосками. А вот и снимок медведки крупным планом со всеми подробностями. Б-р-р, я такую тварь на участке лопатой перерубил, когда картошку копал, и даже не сразу понял, что за существо под ногами дергается.

Спешно перелистываю страницы. Жучки, жучки, личинки… и ни одной голой женщины. Рука автоматически открывает место, заложенное закладкой. Читаю жирно выведенное заглавие: типы взаимоотношений между организмами. Между организмами…

Х-м-м-м... А если предположить, что марионетка - никакое не альтер-эго, а живое существо. Почему и не быть им, в иномирье прямо заявляют о контактах с инопланетянами. Может это пилот разбившегося судна с Альфа Центавра. Заблудился, потерялся и вышел на контакт столь странным образом.

Эх, поспрашивать бы Труне о видах и формах представителей других галактик, но ведь не скажет. Я несколько раз подступал с расспросами к преподавателям, но получал один ответ: «не положено». Мой наставник был чуть более многословен, выдав философское: «всему свое время», а после признался, что и сам нихрена не знает. Если уж Хорхе не в теме, человек проработавший в системе долгие годы, то что говорить про остальных.

Пробегаю глазами вводный абзац и натыкаюсь на знакомое еще со школьной скамьи определение: симбиоз – форма взаимоотношений, в ходе которых один из организмов извлекает выгоду для себя. Странно, в нашем учебнике по биологии говорилось, что оба партнера получают пользу. Помню это прекрасно, поскольку в тетрадке напротив термина ставил два плюсика через дробь. Был еще паразитизм, где был плюс с минусом и… дальше забыл.

Листаю страницу за страницей, а в голове вертится мысль: что, если марионетка - не инопланетянин, а сущность из нашего мира? Водятся же в глубинах мирового океана неведомые твари, причем в таких местах, где давление ни один скафандр не выдерживает. Почему бы и не быть им в складках времени. Уж больно обстоятельства знакомства были необычными.

Вспоминаю мир вокруг, сгустившийся, словно кисель, замершие в нелепых позах фигуры одноклассников, и остановившееся время. Вернее, время шло, только медленно, очень медленно, согласно хроноса родного мира. Доподлинно этого не знал, скорее чуйка подсказывала. Да и логика говорила в пользу данного вывода. Иначе как смог бы мыслить в статике, а марионетка двигаться?

Но если подобные твари обитают на планете, почему раньше с ними никто не встречался? В памяти всплыл документальный фильм о колибри. В жизни многие принимали маленькую птичку за насекомое, уж больно стремительны были ее перемещения. Скорость маха крыльев такова, что их вовсе не разглядишь – размытое нечто. Только замедленная съемка позволяла насладиться полетом животного.

Что если в реальности скорость перемещения марионетки слишком высока? Человеческий глаз не способен воспринять… Глаз не способен, а объектив фотокамеры? Нет, должно быть что-то еще. Какая-то мелочь, которую упускаю.

- А ты неплохо поёшь.

Неожиданное появление Миры заставляет вздрогнуть. Едва не выронил из рук раскрытую книжку. Рот сам собой закрывается, и я понимаю, что все это время тянул фразу из колыбельной: «придет серенький волчок и укусит за бочок».

Заметив мою реакцию, Мира заметно смущается и произносит:

- Извини, не хотела мешать. Могу уйти.

- Пустяки, оставайся, - я улыбнулся максимально дружелюбно, и захлопнул книжку. Хватит на сегодня уроков биологии.

Девушка осторожно подходит к окну и, схватившись двумя руками за край, смотрит вниз. Тайком любуюсь профилем Миры. И не сказать, что красавица особая: курносая, передние зубы торчат, конопушки по лицу рассыпались, что звезды в ясную ночь. А поди ж ты, взгляд притягивает, что не оторвать. От безупречно правильных черт Кристинки устаешь через минуту, а в подружке ее словно магия скрыта.

Во дворе раздаются азартные крики, слышны удары по мячу, и Мира непонятно чему улыбается. Настолько искренне и по-доброму, что я невольно поддаюсь ее хорошему настроению: уголки рта сами собой ползут вверх.

- Мира, можешь ответить на вопрос?

Девушка моментально напрягается: улыбка исчезает с лица, в глазах читается тревога. Да чем таким я успел напугать? Придурку Лешеньке физиономию расквасил? Так он заслужил это в полной мере, каждый мой удар. Полнейший отморозок, калечивший людей развлечения ради. Для такого пули в голову не жалко, как и для старшего братца. В них настоящая опасность заключалась, а не в Петре Воронове, который просто ответил на хамство.

Мира что-то такое видит в моем лице, и тревога превращается в страх. Глаза становятся круглыми, руки буквально вцепились в подоконник и не отпускают.

Внутри все бурлит от раздражения, от этой овечьей пугливости. Морального урода Лешеньку покорно сносила, даже хлопотала рядом, когда морду ему расквасил, а от меня того гляди сбежит. Бездна, что за дура! От былого очарования девушкой не остается и следа - в доли секунды осыпается битым стеклом, а пустующее место занимает глухая злоба, клубящаяся чернотой. Спешно отвожу взгляд в сторону и, по возможности спокойным голосом, произношу:

- Мира, представь - ты инопланетный организм, который случайно попал на землю. Для людей оболочка тела невидима и только один человек тебя замечает… иногда. Что бы ты сделала в первую очередь, пытаясь наладить с ним контакт?

Мира явно растеряна, не такой вопрос она ожидала услышать. Даже переспрашивает, и приходится терпеливо повторять. Девушка забавно морщит носик, подносит палец к губам. Видно, насколько глубоко она задумалась, и даже успела забыть, что секунду назад боялась находится рядом со мною на одном балконе. Я же справился с внезапно захлестнувшей волной раздражения, только вот осадок остался внутри. Плескался где-то там на дне, темный и липкий, сродни маслянистой жидкости.

- Для начала я бы попыталась изучить его язык, - рассуждает Мира. – Следила бы за его разговорами, интонациями…, только это очень долго. А у меня есть телепатические возможности? Могу передавать картинки или образы?

Отрицательно качаю головой.

- Плохо, - вздыхает девушка. – Это бы все упростило. А могу я хотя бы считывать информацию из памяти?

И вдруг меня осеняет. Мира, девочка, какая же ты умничка.

- Да-да, - говорю излишне эмоционально. Но Мира не обращает внимание, полностью погрузившись в размышления.

- Тогда я бы нашла эпизоды из раннего детства, когда человек учился разговаривать. Произносил первые звуки, слова. Изучение чужого языка следует начинать с азов.

«А тя-тя, а тя-тя, тяяя», - раздаются в памяти причитания марионетки, будто малого дитятки. Что там было еще? Весна пришла, отворяй ворота? Тот самый стишок, который мама читала в детстве. Сходится, все сходится. Тварь выхватывала отдельные куски ранней памяти, пытаясь наладить диалог. Но только ли в общении дело? Эта неуверенная походка, словно привыкала находится в другой среде. Она училась, постоянно училась двигаться, говорить. Когда виделись последний раз, тварь перемещалась куда увереннее. Не заваливалась из стороны в сторону, словно марионетка с запутавшимися нитями, не дергалась несуразно, а вполне себе нормально шла. Лишь головой водила судорожно, будто нервный тик.

- А мы к вам, - громогласно возвестил Витька и завалился на балкон. В одной руке нес бутылку вина, в другой блюдо с всевозможными закусками. Следом показалась Кристинка, одолеваемая бременем тяжелых мыслей. И все бы ничего, только бремя это постоянно вываливалось, норовя придавить других.

На лоджии вмиг стало тесно и душно, вернулся запах нагретого пластика. Легкие с трудом качали переполненный солнцем воздух, а потное тело невыносимо зудело, требуя почесаться и прохладной водицы.

Бежать! Только куда? Где бы в квартире не спрятался, Кристинка непременно отыщет, разве что на улицу. Смотрю на тоскливое выражение лица Витька и понимаю, что не смогу. Не смогу вот так вот сбежать и бросить друга наедине с… его девушкой. И мы еще битый час выслушиваем монолог внезапно повзрослевшей Крис. Настолько тоскливый и заунывный, что даже напиться толком не получается: вино внезапно подошло к концу, а дорогой коньяк радушная хозяйка припрятала. Первые минут десять мы честно слушали, даже пытались комментировать. А потом Витька начал откровенно зевать, Мира, не таясь, листала глянцевый журнал, я же думал про марионетку.

И выходило в размышлениях все верно и все правильно, кроме одного. И этим одним, этим мелким камешком в ботинке, был старинный русский романс.

«В лунном сиянье снег серебрится, вдоль по дороге троечка мчится. Динь-динь-динь, динь-динь-динь – колокольчик звенит», - тянула тварь тоненьким голоском в первую нашу встречу.

Не было этой песни в сопливом детстве. Мать отродясь романсы не пела, все больше Пугачеву слушала. А я его исполнение услышал впервые лет пять назад, кажется по телевизору. И причем здесь ранняя память? Выходит, что ни причем… зараза! Одна лишь единственная несостыковка испортила всю картину.

Устав сидеть на балконе, компания наша вернулась обратно в зал – наступило время для тортика. То ли причиной тому была жара, то ли кислая физиономия Кристинки, но приторный медовик совершенно не лез в горло. Куски приходилось пропихивать внутрь с помощью остывшего чая. Когда была выпита четвертая кружка, и стало совсем невыносимо, прозвучал спасительный телефонный звонок: отец Кристинки планировал скоро приехать. Гости, выразив глубочайшее сожаление по поводу разлуки, начали торопливо собираться. Все настолько спешили, что создали затор в прихожей, а ложку для обуви Витька буквально вырвал из моих рук.

- Даже с девушкой своей не попрощаешься? – жестоко отомстил я другу. Пока тот ходил целовать кислую физиономию Крис, спокойно обулся и успел выйти в подъезд.

Наконец-то свобода! Не думал, что когда-нибудь искренне буду радоваться запаху мочи в лифте. А вот поди ж ты, все познается в сравнении.

Во дворе было прямо-таки хорошо. Вечер успел спустится на раскаленные улицы города. И пускай не остудил до конца воздух - от асфальта заметно веяло жаром, но легкий ветерок все же запустил, принеся тем немалое облегчение.

Витька с Мирой, молчавшие все посиделки, внезапно оживились и начали болтать без умолку, то и дело смеясь и попеременно перебивая. Оказывается, ребята успели хорошо узнать друг друга, даже обзавелись общими шутками и особыми словечками, смысл которых ускользал от меня. Парочка настолько увлеклась общением, что не обратили внимание на мое исчезновение. Нет, я сделал все честь по чести, предупредил, и пожал приятелю на прощанье руку. Только не уверен, что это отложилось в его памяти. Мира как раз рассказывала очередную историю про тетю и ее кошку. Делала это столь забавно, что Никитин хохотал не переставая.

- Не забудь проводить девушку до дома, - крикнул я на прощанье приятелю, но тот уже не слушал, поглощенный новым рассказом.

Проводит непременно, сомневаться не приходилось. Они еще просидят не один час на лавочке возле ее подъезда и только когда станет совсем темно, разойдутся. Чуйка подсказывала, что именно так и будет, а возможно и было уже много раз. Иначе, когда Витька успел сдружиться с девчонкой, знал которую от силы месяца полтора-два.

Домой вернулся как нельзя кстати: ужин накрыли на стол. Вселенная, как я соскучился по мамкиной готовке! И пускай картошка обжарена не идеально, а котлеты не отличались разнообразием начинок, смел все и даже добавки попросил. Работал ложкой и нахваливал не переставая, так что мать не выдержала:

- Бедненький, совсем оголодал вдали от дома, - обняла и чмокнула в макушку. А сеструха, эта сколопендра мелкая, высунула язык и убежала. Я-то знал, чего она так торжествует, потому как успел увидеть кучу оберток от шоколадок в мусорном ведре. Катька не только обнаружила мой тайник на шкафчике, но и успела распотрошить.

- Ничего, остался последний экзамен. Еще неделька и вернешься домой, - продолжает говорить мамка. У меня от слов ее мороз по коже пробежался. Блин, сдаю физику и легенде приходит конец. Больше мне в городе делать нечего, ближайшие полтора месяца так уж точно. Именно столько остается до начала учебного года. И что делать, куда бежать? Как вернусь в академию - к Хорхе, срочно к Хорхе, а то знаю, как они прикрытие разрабатывают без моего участия. Протараненная машина отца до сих пор стоит в автосервисе на ремонте.

Тем временем мать развивает тему и выясняется, что до института на электричках добираться не так уж и муторно. И многие так ездят, вон у сотрудницы с работы дочка третий год мотается и ничего, не переломилась. А мне, детине здоровому, и вовсе полезно будет.

Понимаю, что разговор принимает нежелательный оборот, поэтому срочно меняю тему:

- Мам, скажи, а ты когда-нибудь пела романсы, к примеру, в «Лунном сиянье»?

Мама смеется и треплет ежик коротких волос на моей голове:

- Откуда такой интерес к вокальным данным? Ты случаем не в певцы решил податься?

Из зала слышно фырканье. Вот ведь сколопендра вредная, сама ушла, теперь подслушивает.

- Какой из меня певец, ты же знаешь, я не любитель, - улыбаюсь в ответ.

- Да, не в отца, - кивает мать. – Тому только дай повод глотку подрать.

Был бы сейчас отец, непременно возразил, что в детстве пел в хоре, и даже в армии привлекался к самодеятельности. Помнится из рассказов, тенором его весь командный состав восхищался. Увы, но батя сегодня работал в ночную, поэтому возразить было некому.

Мать вздыхает и собирает грязную посуду со стола. Я порываюсь помочь, но она лишь произносит:

- Сиди уж, студент.

Хочется поправить – курсант, но вовремя закрываю рот, и остаюсь на месте.

За окном окончательно стемнело, сквозь деревья пробиваются огни дома напротив. Где-то там бегает здоровенный кот в своей зимней шубке. Ему сейчас хорошо: жара спала и можно вдоволь нагуляться, а если уж совсем повезет, найдет рыбную голову на ближайшей помойке. Вдалеке слышны пьяненькие голоса. Не иначе, сосед сверху получил аванс, нажрался сам и теперь поит целую ораву собутыльников. Опять до утра колобродить будут, а утром найду дядю Степу в обоссанных портках, на одном из лестничных пролетов, так и не сумевшего добраться до родной квартиры.

Поднимаю глаза и любуюсь чистым звездным небом - красота неимоверная. Странно, но вещи, которые раньше раздражали, теперь нисколечко не волновали. Может, потому что дома: рядом мамка копошится, делится новостями с работы, а за стеной сестренка смотрит телевизор и жует очередную шоколадку из утреннего гостинца. Не хватает отца, но он непременно придет завтра, пропитанный хорошо знакомым запахом металла. Уставший и довольный сядет со мною завтракать и непременно поинтересуется жизнью будущего студента.

Дома я, точно дома. Зря раньше боялся, что теряю ощущение чего-то родного. Пока живут здесь близкие мне люди, место это остается домом.

- А отец твой любил романсы, - долетает до слуха голос матери. – Помню, когда беременной ходила, он часто их напевал. Где-то прочитал, что это влияет на появление музыкального слуха у ребенка. Глупости, конечно. Ох, и наслушалась я тогда, - мама весело смеется. – А романс, про который ты говорил, любил особенно. Забавно у него выходил звук колокольчика.

Мама замолкает, слышен шум льющейся воды и перезвон посуды. Каждый из нас думает о своем: я о твари с говяжьем языком, которую «подцепил» в складках времени, мама… О чем были ее мысли, точно не знал, но судя по мечтательному взгляду – приятные сердцу воспоминания. Через пару минут она замурлыкала мелодию, где без труда угадывались знакомые нотки, даже перезвон того самого колокольчика.

Ближе ко сну завалился в маленькую комнату и растянулся на собственной кровати. Кажется, проспал на ней большую часть жизни. Вселенная, до чего же хорошо! Уж не знаю насчет нейронной сети, но нервная система точно восстановилась, всего-то за один день. Хотелось, конечно, на пляжи Латинии сгонять, увидеть знаменитые золотые пески и первый раз в жизни искупнуться в мировом океане. Да и чего греха таить, глазком глянуть на нудистские пляжи. Только одним, потому как по словам Герба добрую половину загорающих составляли пузатые мужики.

- А я шоколадки нашла.

О, вот и вредная сколопендра пожаловала, держит в руках коробочку со всякой ерундой. Если в ней внимательно покопаться, то помимо заколок и шпилек можно отыскать всяческую ерунду, вроде блесток, порванных бус, советских значков, пластмассовых звездочек и даже вкладышей от жвачки «Love is».

- Шваброй доставала? – интересуюсь я.

В ответ слышу презрительное фырканье. Понятно, что шваброй, чем же еще. Надо искать место для нового тайника.

- А чего ты мне гостинцы таскаешь?

Вопрос мелкой неожиданно ставит в тупик. Скажи мне кто пару месяцев назад (разумеется, по меркам 128 параллели), что буду этой вредине вкусняшки килограммами покупать, в лицо бы рассмеялся. А вот поди ж ты.

- Может, потому что сестра.

- И что? - Катюха снова фырчит. И где манер таких нахваталась? От подруг своих безбашенных?

- И то, - не выдерживаю. - Ты сестра, я тебя люблю. Это нормально - проявлять заботу о родных и близких. Или хочешь, чтобы до конца жизни тапочками в друг друга швырялись?

Мелкая странно замолкает, и какое-то время возится в своей драгоценной коробочке. Мне кажется, или она шмыгает носом?

- Эй, мелкая, все нормально?

- Дурак! – Катюха вскакивает с места и вихрем вылетает из комнаты, громко хлопнув дверью.

Из гостиной слышится недовольный мамин голос:

- Петр, сколько раз говорила, не обижай младшую сестру.

А сейчас-то что не так сделал?

На следующее утро Катька вела себя странно: на вопросы не отвечала и даже в сторону мою старалась не смотреть. Попытался настучать газетой по макушке для профилактики, но мелкая продолжала сидеть. Лишь втянула голову в плечи, не пытаясь убегать или защищаться. У меня руки опустились: одно дело учить жизни вредную сколопендру, другое – когда такая безропотность.

Ломал голову, но так и не нашел причины для столь резкой перемены в поведении. А перед самым отъездом Катька сама ко мне подошла. Сделала на редкость серьезное лицо и произнесла:

- У тебя все нормально?

- Вроде да, - пожимаю плечами. - С чего такие вопросы?

- Просто… просто ты странный в последнее время. И вещи такие говоришь, которые люди говорят… ну, когда это… случается плохое.

Вздыхаю, и грустно произношу:

- Не хотел расстраивать, но… мне всего пару дней осталось…

Вижу, как лицо сестренки вытягивается, а глаза становятся испуганно большими.

- … до последнего экзамена.

Болезненный удар прилетает в живот. Я аж охаю от неожиданности, а до ушей доносится привычное:

- Дурак!

И следом топот ног, хлопанье дверью.

- Больно же, - кричу запоздало в ответ.

Вот ведь сколопендра вредная! Забаррикадировалась в маленькой комнате, и теперь никакими посулами не вытащишь. Ан нет, вижу маленькую щель. И точно, на мгновение в проеме появляется Катька и зло выкрикивает:

- Все ты врешь, нисколечко не изменился!

- А я не говорил, что изменился.

- И гостинцев твоих мне больше не надо.

- И не привезу.

- И не надо.

Вот и поговорили. В бездну Анастасию Львовну с ее советами, только журналом по бестолковке, иначе никак.

По возращению в академию первым делом направился к Валицкой. Нет, не разборки устраивать по поводу глупых советов, хотя стоило бы. Причиной всему были мысли о марионетке, безраздельно завладевшие сознанием. Слишком много вопросов скопилось, а для формирования ответов критически не хватало знаний.

- Петр, ну какие в бездну инопланетяне? – устало проговорила Анастасия Львовна. – Ты на часы смотрел? Поздний вечер, у меня сегодня последний день отпуска, зашла только ключи забрать.

Так я и поверил, что за ключами. В сумраке кабинета успел разглядеть стакан в руках госпожи психолога. Судя по резкому запаху алкоголя, плескался в нем отнюдь не чай.

- Если не хотите говорить, то подскажите, к кому обратиться, какие книги почитать, - продолжаю настаивать, но собеседница лишь морщится.

- Петр, можешь на полтона ниже? У меня без тебя голова болит.

Только сейчас замечаю, что госпожа психолог не в лучшем расположении духа и, кажется, слегка пьяна. Или язык от усталости заплетается?

- Анастасия Львовна, очень надо, - продолжаю настаивать на своем

- Воронов, проваливай в бездну, поглоти тебя ингис. Не видишь, я отдыхаю, - Валицкая откинулась на спинку кресла. Секунда и соблазнительные ножки появляются на столе. Госпожа психолог по-ковбойски расположилась на рабочем месте, предварительно скинув туфли. И теперь я во всей красе мог наблюдать обтянутые чулками ступни, и голень, и часть бедра, и если слегка привстать, то… С силой зажмуриваюсь, пытаясь стряхнуть наваждение. Вероятно, Валицкая обратила внимание на мои мучения, потому как открыв глаза, встретился с ее насмешливым взглядом.

- Все-таки ты эгоист, Петр. Нет, чтобы первым делом поинтересоваться делами подопечной.

- Альсон? Что с ней?

- С ней? – госпожа психолог задумчиво смотрит на янтарную жидкость, что плещется в прозрачных стенках бокала. Должно быть запамятовала мой вопрос, но нет – сделав короткий глоток, продолжает: - с Альсон все в порядке. Устроила целый скандал, когда узнала, что Воронов отправился на каникулы без нее: с криками, слезами, расцарапанной в кровь кожей. Метнула в меня фарфоровой статуэткой, тяжелой, хочу заметить. Хорошо, в голову не попала, - собеседница вздыхает и снова прикладывается к бокалу.

- Но сейчас-то все нормально, помирились?

- Нет, - Валицкая качает головой. – Не помирились, и не общаемся. Альсон отказалась от моих услуг, как лечащего психолога, и вот уже третий месяц игнорирует.

- Знаете, слабо верится. Малышка отходчива, и долго дуться не способна.

- Малышка?! Ты сказал, малышка? – Валицкая начинает хохотать.

- Ну да… малышка. И чего такого?

Мои слова еще больше рассмешили собеседницу. Настолько сильно, что она была вынуждена поставить бокал, иначе непременно бы расплескала. Обтянутые в чулки ножки соблазнительно скользили по поверхности стола: периодически поднимаясь или разъезжаясь в разные стороны, так что приходилось прикладывать не мало усилий, дабы сохранить самообладание.

- Я вам не мешаю? Мне уйти? - не выдерживаю этого цирка.

Валицкая делает знак рукой подождать и, опустив веки, делает глубокий вдох - не помогает. Открыв глаза, снова начинает давиться от смеха.

Ба, да она пьяна! Не то чтобы в стельку, но поддала госпожа психолог серьезно. И как раньше не заметил?

- Может воды принести? – пытаюсь проявить заботу, но вызываю лишь новый приступ веселья.

- Просто… просто помолчи, - выдавливает она, вытирая выступившие на глаза слезы. – Малышка…

И вновь ее накрывает волной безудержного веселья, похожего порою на истерику.

Я все-таки налил стакан воды. Анастасия Львовна безропотно приняла его и даже выпила. Пока стоял рядом, случайно опустил взгляд вниз – узкая юбка Валицкой бесстыдно задралась из-за закинутых на стол ног, обнажив значительную часть бедер. Вижу край чулка, соблазнительно белеющую кожу, и… спешно отхожу, и сажусь на свое место.

- Прости, - наконец, произносит она, отставив стакан с водой в сторону. Машет перед раскрасневшимся лицом ладонью, пытаясь привести себя в чувства. – Не принимай этот смех на свой счет. Накопилось, нервное, - госпожа психолог шмыгает носом и достает зеркальце.

Красивая вы, Анастасия Львовна, без всяких дополнительных приспособлений. Даже в таком растрепанном виде очаровательны и, может статься, куда больше, чем обычно. Пропала привычная рафинированность образа, строгость линий, холодный мрамор кожи. Упала официальная маска, под которой скрывалась совершенно иная Валицкая, наполненная хаосом жизни, способная на крайние поступки, без второго и третьего дна.

- Что ты так на меня смотришь, - взгляд собеседницы на секунду становится совершенно трезвым, и я спешно отвожу глаза.

- Просто… просто никогда не видел вас нормальной, - бормочу первое, что пришло на ум.

- Нормальной, - Валицкая хмыкает. – Воронов, делать комплименты женщинам - совсем не твое. Надо было честно сказать: «пьяной». Не спорь, без тебя знаю: выпила, больше чем обычно, но недостаточно, чтобы забыться. Помолчи… Я тоже человек и у меня бывают минуты слабости. Предпочитаю проводить их в полном одиночестве, чтобы никого не смущать своим видом. Только кто же знал, что ты припрешься ближе к ночи.

- Мне лучше уйти, - делаю попытку встать.

- Сидеть! – строгий окрик останавливает, и я плюхаюсь обратно на стул.

Валицкая смотрит сквозь растрепанную челку. Пытается делать строгий вид, но мне не страшно, совершенно. Наоборот, хочется подойти и обнять эту взъерошенную женщину. Больше чем обычно, без всякого сексуального подтекста. Кажется, я один из немногих, кому выпала честь лицезреть момент слабости сильного человека. - Тебя не было, Воронов, и было все нормально. А пришел, и поняла: не могу больше одна сидеть. Забавно, правда?

Ничего забавного в этом не видел, поэтому спрашиваю совершенно другое:

- Может расскажете, что случилось.

- Что случилось? – Валицкая смотрит на янтарную жидкость в стакане. Длинные пальчики задумчиво поглаживают стекло, ласкают. Этот человек даже в нетрезвом состоянии умудряется давить на мужское естество. - Ничего нового, Петр. Был пациент и нет пациента.

- Лиана? С ней все в порядке?

- Чего ты так всполошился. Все нормально с твоей малышкой, - Валицкая не выдерживает и хмыкает на последнем слове. – Речь идет совсем о другом человеке, которого ты не знал, и вряд ли теперь узнаешь. Сегодня утром обнаружили тело, болтающееся на веревке.

- Он покончил собой?

- Нет, решил отдохнуть, - Валицкая залпом осушает стакан и швыряет его на стол. Тот катится по гладкой поверхности и падает. Невольно зажмуриваюсь, ожидая услышать звон разбитого стекла, но доносится лишь глухой стук удара. Судя по затихающим звукам, он укатился куда-то под шкаф. – Воронов, не говори глупостей. Сегодня меня это особенно раздражает. Разумеется, он покончил собой. И не делай щенячьи глазки. Думаешь, я такая милая и добрая, сижу здесь и переживаю о человеке. Думаешь ведь?

Согласно киваю головой.

- Ошибаешься, он не человек, он пациент. Как для хирурга больной - кусок мяса под скальпелем, так и для меня – сплошной набор симптомов и патологий. И переживаю вовсе не о его смерти, а о своем профессиональном провале. Знаешь, сколько сегодня получила скорбных звонков от коллег? Каждая сука радовалась моему поражению.

Валицкая заковыристо ругается, да так плавно и естественно у нее выходит, что поневоле заслушался.

- И Галенье этот, глист в костюме, лично соизволил явиться. Ваша методика экстраполярности требует доработки, - собеседница явно передразнивала незнакомого мне человека. – Как же он ликовал в душе, червь навозный. Ненавижу… Непременно мне этот случай припомнит в будущей статье, как пить дать, припомнит. Что, Воронов, не этого ожидал услышать? Плохая я? Чего молчишь и глазки щенячьи отводишь?

- Вы если ноги со стола уберете, мне проще общаться будет.

Валицкая задумчиво смотрит на предмет моего старательного невнимания.

- Ты про это? - одна из ножек приподнялась и вытянулась в линию, а вторая начала соблазнительно поглаживать первую. Плавные изгибы, не худые и угловатые, а вполне себе объемные, обтянутые черными чулками, завораживали. Понимал, что следует снова отвернуться, но не находил сил. В какой-то момент Валицкая остановилась и беззастенчиво задрала одну ногу вверх. Вселенная, вот это растяжка! С превеликим трудом отвернулся, а до ушей донесся веселый смех.

- Если вы не прекратите, я уйду. Это как минимум непрофессионально. Я ваш ученик, а вы мой учитель.

- Непрофессионально, как заговорил. На задницу мою половину лекции таращиться - это значит нормально, а стоит преподавателю расслабится в свободное, подчеркиваю, в свободное от работы время, как сразу вспомнил про этику и мораль. Мальчик, ни я к тебе пришла, ты приперся в мой кабинет чуть ли не ночью. Еще и нарушил заслуженный отпуск, который закончится через… шестнадцать часов.

- Вы прекрасно понимаете, о чем я. Очень сложно общаться со столь сексуальной женщиной, которая…, - хотел добавить: «ведет себя, как стриптизерша», но вовремя остановился, - которая столь привлекательна.

- Уже лучше, Петр, но над комплиментами все равно стоит поработать.

Миг, и соблазнительные ножки пропадают из вида, скрывшись под столом. На долю секунды даже пожалел, что это случилось. Уж больно притягательным было зрелище.

– Я и вправду немного увлеклась. Дабы не смущать тебя внешним видом, пойду переоденусь. А ты сиди здесь, нам еще твою… малышку следует обсудить.

Раздевалка для преподавательского состава находилась на этом же этаже, но скорого возращения я не ждал. Общеизвестна страсть слабого пола к переодеваниям, и связанный с этим фактор временных затрат. Поэтому расположился на небольшой кушетке в углу и было попытался задремать, но Валицкая вернулась неожиданно быстро.

Она не обманула – сменив юбку с чулками на безразмерные тренировочные штаны. Вместо белой рубашки появилась спортивная кофта розовой расцветки. Совсем уж детская, что едва не вызвало у меня улыбку. Отсутствие на лице всяческих следов косметики только добавляло схожести с ребенком. Валицкая словно сбросила с себя добрый десяток лет, внезапно превратившись в беззащитную девочку-подростка. Сердце внутри внезапно екнуло. Если с образом сексуально-агрессивной стервы худо-бедно научился справляться, то вот такого удара под дых явно не ожидал.

А Валицкая, как ни в чем не бывало уселась рядом на кушетку и, подобрав одну ногу под себя, заговорила:

- Лучше будет предупредить заранее, прежде чем встретишься с Альсон. Она несколько изменилась за три летних месяца. Это уже не та забавная малышка, которую ты привык видеть. Лечение дало свой результат, и Лиана вернулась в норму. Сейчас трудно говорить, насколько стабильно состояние пациентки, и возможен ли регресс. Требуется продолжительный период наблюдения, новые тесты, и только по их завершению можно будет сделать обоснованные выводы.

- Простите, что перебиваю, но что значит «вернулась в норму»?

- Стала той, кем и должна быть в ее возрасте.

- Вы имеете в виду ипостась безжалостной стервы?

Валицкая строго посмотрела на меня. Вернее, попыталась это сделать, потому что без подведенных глаз была похожа на играющего во взрослые игры подростка.

- Петр, избавь меня от грязных инсинуаций: Лиана такая, какая есть. Девушка была воспитана в аристократической семье, в лучших традициях древнего рода.

- А насиловать ребенка тоже входило в эти традиции?

- Не передергивай, - строго поправила Валицкая. - Ипостась, как ты выразился «безжалостной стервы» была истинной, а малышка – всего лишь реакция сознания, кокон, защищавший от неблагоприятной внешней среды.

- И что, она теперь постоянно такой будет?

- Ты меня вообще слушаешь? – возмутилась Валицкая. – Я минуту назад говорила: требуется продолжительный период наблюдения.

Действительно говорила. Просто новость о том, что малышка исчезла, вывела из равновесия. Неужели успел привязаться к настырной непоседе? Почему-то вспомнился один из самых тяжелых эпизодов в жизни, когда все полетело под откос, когда остался один в чужом мире. Я тогда только вышел из комнаты, перемазанной говном от пола до потолка, стоял абсолютно потерянный, и не понимал, что делать дальше. Болело внутри, болело снаружи и не было видно просветов в окружающей тьме. Тогда и появился этот пыхтящий ежик, с трудом удерживающий в худеньких ручках картину маэстро Дэрнулуа. Малышка всегда поддерживала и защищала меня, пошла против мнения коллектива, и даже не побоялась броситься с кулачками на вечно орущего толстяка.

Из череды воспоминаний вывел голос Валицкой. Госпожа психолог все это время говорила и, кажется, нечто важное.

- Ее обида на меня, как лечащего врача, логична: девочку едва ли не силой затащила на остров, а вот агрессия в твой адрес совершенно непонятна. И даже затрудняюсь ответить: накрутил ее кто или сама додумалась. Лиана абсолютно уверена в предательстве с твоей стороны, и все проявления заботы считает искусственными изначально. Всего лишь медицинская процедура, скрытая маской участия.

- Разве не так? – грустно улыбаюсь. – Я поддерживал с вами контакт, докладывал о состоянии малы… пациентки, постоянно советовался.

- Петр, давай не будем сгущать краски. Этот ваш юношеский максимализм. Я не заставляла взваливать на себя эту ношу. Ты добровольно взял ответственность, с того самого дня, когда впервые вступился за Альсон перед МакСтоуном. И приходил ко мне не согласно приказа или за отдельную плату, а потому что искренне хотел помочь девушке. Или я не права?

- Какая теперь разница, - не уверен, что произношу слова в слух. Может статься, просто подумал.

- Петр? – чувствую, как холодные пальцы осторожно касаются меня.

Смотрю на Валицкую, впервые так близко. Замечаю небольшие морщинки в уголках ее глаз, тонкую синюю жилку на виске, и прядку волос, сползшую на лоб.

- Что есть истина?

- Не понимаю, что ты сказал?

Еще бы она поняла, цитата была на русском.

- Это не я сказал, Понтий Пилат, - глупо улыбаюсь. Кому интересна истина? Ловинс, легко поверившей слухам и прекратившей со мною всякое общение? Или МакСтоуну, который даже разбираться не стал, избив в привокзальном туалете до полусмерти? Может Альсон, теперь совсем не малышки, а вполне себе взрослой леди? Нужно ей это? Сильно сомневаюсь. Похоже, в иномирье само понятие истина мало кого волнует.

- Цитирование римского префекта Иудеи является неуместным, - на чисто русском ответила Валицкая. – И мой тебе совет: воздержись от прямых и косвенных ссылок на религиозные произведения. И даже намека избегай, если не хочешь попасть под статью «агитация и пропаганда деструктивных учений».

Владение Валицкой великим и могучим не удивило, тот же док Луи направо и налево сыпал цитатами классиков девятнадцатого века. Меня куда больше заинтересовали познания в религиозной литературе. Если Библия под запретом, откуда известно про Пилата?

Хочу задать каверзный вопрос и слова застревают глубоко в глотке. Приходит запоздалое понимание, что все это время собеседница касалась моего лица. И не просто касалась, а поглаживала кончиками пальцев. Нежно проводит по вискам, щеке… Скользит вниз и сторону, и вдруг ощущаю мягкие подушечки на своих губах. Они замирают на секунду другую, но лишь для того, чтобы продолжить движение, напоминающее скорее ласку.

Смотрю на Валицкую и понимаю, та полностью увлечена процессом. Склонив голову чуть набок, безотрывно следит за перемещением собственных пальцев. Губы слегка приоткрыты, обнажив ряд белоснежных зубов. Скорее чувствую, чем слышу ее дыхание, внезапно ставшее тяжелым и прерывистым.

Глубоко внутри все жду, когда она рассмеется и прекратит порядком подзатянувшуюся игру. Что же это может быть, как не очередной эксперимент Анастасии Львовны, жестокий и беспощадный? Сам бы встал и ушел, но просто нету сил. Она… она такая красивая… Эти безупречные черты лица, лишенные всяческое косметики. Лоб с прилипшей прядкой волос, тонкий нос, излишне внимательный взгляд, ставших вдруг темными глаз. Что она пытается разглядеть во мне?

Чувствую давление на нижнюю губу и вот уже пальчик скользит по зубам, десне… Кусок выпадает из памяти, а когда прихожу в себя, целую мягкие губы, нежные и страстные одновременно. Лежу на кушетке, ощущая на бедрах приятную тяжесть. Длинные волосы щекочут лицо, а пальчики, некогда ласкавшие лицо, уже забрались под рубашку и нетерпеливо скользят от живота к груди.

Не понимаю, не думаю ни о чем, поглощенный вкусом губ, пропитанных хмелем вишни. Запускаю руки под кофту, касаюсь обнаженной спины, и та вздрагивает, изгибаясь навстречу.

Легкий укус, посасывание и невыносимая нежность, из-за которой мурашки по кожи стаями проносятся. Тянусь ладонью к поясу, чуть ниже. Ощущаю жар человеческого тела под пальцами и… внезапно все прекращается.

Валицкой уже нет рядом: стоит, опершись о стол. Голову склонила низко, так что лица не видно за ширмой темных волос. Зато безразмерное спортивное трико, приспущенное вниз, обнажает спину. Вижу ямочки на пояснице и белую ткань трусиков.

- Уходи, - звучит глухой голос. Не узнаю его, совсем чужой и отстраненный. Он просто не может принадлежать Валицкой. Поэтому продолжаю сидеть и тупо таращиться.

- Я сказала, пошел вон!

А вот это точно она. Слышаться знакомые командные нотки. Вскакиваю с кушетки и вихрем вылетаю в коридор, одной рукой придерживая джинсы. И когда успела ремень расстегнуть?

На ходу привожу одежду в порядок, заодно пытаясь справится с мыслями, но какое там. Пряжку худо-бедно застегнул, а вот горячечный бред сознания не смогла успокоить даже прохлада позднего вечера.

Вселенная, до чего же было хорошо, и было бы еще лучше, не остановись Валицкая. Ее понять можно: за роман с учеником из академии вышвырнут за милую душу. И не только из академии, но из Организации в целом. Внесут в черный список и подадут жалобу в профильный комитет. Который, в свою очередь лишит ученых степеней и введет запрет на осуществление профессиональной деятельность. Для Анастасии Львовны это будет конец всего: счастливого будущего и шансов на хорошую жизнь. Так, по крайней мере, утверждал Александр, когда пацаны в очередной раз размечтались о романе с соблазнительной преподшей.

- Умеешь, Нагуров, все портить, - высказал тогда Леженец общее мнение, и раздосадованные пацаны разошлись по комнатам.

Все понимали, что это были пустые фантазии, но бездна, до чего же сладкие. Понимал это и я, ровно до сегодняшнего дня, пока не случилось… А собственно, что удивительного произошло? Просто угодил в нужное место в нужное время. Валицкая, уязвленная последними неудачами, была излишне ранима, а тут еще и алкоголь подоспел. Как говорится, воспользовался женщиной в минуты слабости. Или она мною попыталась… Или мы оба…

Окончательно запутался, но точно знал одно - о поступке своем ни капельки ни жалею. И о произошедшем молчать буду, как рыба, и звука не издам.

Летящей походкой подхожу к крыльцу казармы, открываю входную дверь – меня встречает привычный сумрак коридора. Делаю несколько шагов вперед и получаю сильный удар в солнечное сплетение. Хороший, выверенный, согнувший тело по полам. Хватаюсь пальцами за стенку, пытаясь отдышаться. Скрутило так, что не разогнуться – чувствую только боль и проблемы с доступом кислорода в легкие. Хватаю ртом воздух, что та рыба, о молчании которой недавно вспоминал.

Слышу цокот каблучков, а сквозь пелену выступивших слез вижу удаляющуюся фигурку малышки… Нет, не малышки, урожденной аристократки Лианы Альсон.

Бездна… Так начинался четвертый год обучения в академии Службы Безопасности планеты Земля.