Предел прочности. Книга вторая.

Глава 2

Второй год обучения закончился без ставших привычными происшествий. Никто никому не бил морду, не орал, не мазал говном стены и не проверял прочими способами крепость нервов нашего руководства. Успокоились все, даже пышущий праведным гневом МакСтоун. Уж и не знаю, что на него повлияло больше: нокаут от новенькой или очередной вызов на ковер к самому Альфреду Томби. После всего происшедшего Том затаился, вел себя тише воды, ниже травы. Я лишь изредка ловил на себе ненавидящие взгляды, но что мне от них, ни жарко, ни холодно. Главное, с Ловинс у них все разладилось: парочка перестала ходить за ручку и обжиматься по углам, да и в целом делала вид, что незнакома друг с другом. Сразу дышать легче стало.

А еще ко мне вернулся горемычный сосед. Случилось это спустя несколько дней после стычки с МакСтоуном.

Поздним вечером ко мне подошел Мэдфорд, зачем-то поинтересовался здоровьем и так, за между прочим, спросил про Вейзера. Я против переезда возражать не стал, чему Рандольф несказанно обрадовался.

- Достал уже своим мячиком, постоянно колотит об стену, - признался он в конце разговора. – А еще коврик этот, салатовый, вечно под мою кровать задвигает.

Вейзер здесь был ни причем. Коврик обладал самосознанием и передвигался исключительно по собственной воли. Впрочем, рассказывать об этом Мэдфорду я не стал, не хватало еще закрепить за собой репутацию странного парня. И без того на меня косо посматривали, а тут еще эта новенькая появилась.

С Арчер все было непонятно, начиная с самого факта перевода. Где это видано, что бы десантник перекрашивал цвета и становился детективом. Не было раньше таких случаев, даже всезнающий Луцик подобного припомнить не смог. А раз непонятно, значит подозрительно.

Вокруг девушки мигом выросла стена отчуждения, еще более высокая, чем возле меня в первые месяцы обучения. Новенькую провожали взглядами, шептались за спиной, а вот посмеиваться в открытую опасались. После того, как она вырубила одним ударом МакСтоуна, приумолкли даже самые острые язычки. Хотя поводов для шуток было хоть отбавляй.

Нет, с внешностью у новенькой был полный порядок, она была даже симпатичной, но вот эта мужиковатая походка. Да и манеры, мягко говоря, не женские.

- Сидит, словно яйца мешают, - презрительно морщит носик Марго. – Смотрите, ноги в шпагате развела.

- А пьет, как кобыла на водопое, - вторит ей Луцик. – Хлебает, что в коридоре слышно.

- Да ладно, чего вы, нормальная же девчонка, - пытается встать на ее защиту Леженец.

- Какая нормальная, - Витор аж задыхается от возмущения. – Да эта отсталая ложку сроду в руках не держала. Смотри, как локоть оттопырила.

Леженец лишь вздыхает: спорить бесполезно, когда наглядный пример бескультурья прямо перед глазами.

- Эй, Воронов, может научишь своего телохранителя манерам? – Луцик никак не угомониться.

- С удовольствием. Сейчас позову Арчер, и ты все ей расскажешь, самым подробным образом.

Я не собираюсь никого звать, но Луцику этого хватает. Он отходит в сторону, а вскоре и вовсе исчезает, привлеченный новым шумом в коридоре.

- Слышь, Воронов, - Леженец смущенно трет шею, - и вправду, чего она за тобой ходит?

Хотел бы знать. В открытую Арчер за мной не следила, но я постоянно натыкался на нее взглядом. Куда бы не пошел, везде на периферии маячила ее фигурка, будь то общий зал или берег озера. Пару раз сбегал в лес на весеннюю прогулку и там меня находила. Близко не подходила, маячила на грани видимости, то и дело теряясь меж кустов и стволов деревьев.

Попытался поговорить с ней, но уперся в глухую стену молчания. И не я один. Леженцу явно приглянулась стройная девушка, с завидным постоянством швыряющая его на татами. Наш спортсмен даже не пытался сопротивляться, раз за разом оказываясь лежащим под Соней.

- Устроили здесь, дом свиданий, - ярился Камерон, когда в очередной раз обнаружил довольного Дмитрия и восседающую сверху Арчер. – Всем три километра вокруг территории! Бегом, я сказал! А тебе Леженец, лично уши оборву, если еще раз с бабой в спарринге увижу.

Так и закончились короткие минуты счастья Дмитрия, потому как других возможностей для общения с новенькой у него не возникало. Все та же глухая стена молчания.

Я настолько свыкся с постоянным присутствием новенькой, что даже удивился, когда меня одного отправили в отпуск. В этот раз никто не предлагал выбрать направление, поставили перед фактом – едешь на родину.

- Нанесенные травмы были слишком серьезными, - сообщил мне доктор Мартинсон. – Организм лучше восстанавливается в родном хроносе.

Кто я такой, чтобы спорить с врачом, да и домой хотелось очень, хотя бы на сутки. А золотые пески Латинии… что ж, ждали целый год, подождут еще годик, никуда не денутся.

Дома стояла невыносимая жара. Конец июня был беспощаден ко всему живому, обжигая солнцем, сковывая духотой и липким потом. Нечего и думать соваться в такую погоду на улицу.

На улице мелькали одинокие прохожие, во дворе так и вовсе никого не было, один лишь здоровый котяра обессиленно валялся под лавкой. Не позавидуешь животине, в зимней-то шубе.

Я открыл холодильник, и волна приятного холода окутала с головой. Достал с верхней полки миску с салатом, звякнув, поставил на стол. Металлическая поверхность тут же покрылась сплошным конденсатом. А вот и бутылочка домашнего кваса. Отец утром слил порцию настоявшегося напитка, успевшего к обеду не только остыть, но и порядком подмерзнуть, так что пальцы сводило. Эх, красотища! Не выдерживаю, наливаю половину бокала и залпом вливаю в себя ледяную жидкость. В висках аж ломит от холода.

- Это, вообще-то, для окрошки, - слышу за спиной нудный голос Катьки.

- Маме позвони, пожалуйся, - отвечаю, а сам расплываюсь в довольной улыбке. Ни одна мелкая не испортит удовольствия от свежего кваса.

Сеструха уходит, а я сажусь обедать. Добавляю в окрошку майонез, обильно посыпаю зеленью, и начинаю активно работать ложкой. Чувствую, не хватает соли, а еще можно перчику душистого добавить. Пока ищу солонку, вновь натыкаюсь взглядом на мелкую.

- Мама сказала, чтобы с хлебом ел.

Вот ведь сколопендра противная.

- Щас тапком кину, - предупреждаю я по-хорошему.

- У тебя и тапок-то нет, - фыркает вредная Катька. Смотрю на босые ноги, действительно, ни тапок, ничего другого, что можно было использовать в качестве метательного оружия. Ага, вижу тряпку на подоконнике. Резко хватаю ее и швыряю в визжащую мелкую.

- Мазила!

Слышу топот убегающих ног и следом хлопок закрываемой двери. Она всерьез думает, что я устрою погоню, а потом буду ломиться в маленькую комнату, лишь бы поставить щелбан? Нет, щелбан бы, конечно, не помешал для профилактики. Только вот я уже не тот глупый школьник, как-никак два курса академии за спиной, будущий детектив.

Преисполненный чувством собственной значимости доедаю окрошку и выхожу в зал. Дверь в комнату приоткрывается и оттуда показывается любопытствующий нос. Я некоторое время делаю вид, что занят важным делом: листаю глянцевый журнал с полураздетыми тощими девицами. Убеждаюсь, что ни одна из них и в подметки не годится Анастасии Львовне. Краем глаза замечаю, что щель в дверном проеме становится все больше. Главное, не спугнуть. Перелистываю пару страниц, делаю небольшой шажок в сторону и… одним движением отправляю журнал в сторону высунувшейся головы.

Катька визжит и успевает захлопнуть дверь. Снаряд беспомощно шлепается на пол.

- Дурак и мазила! – слышу обидные слова из-за стенки. Сублимация братских чувств… И вот как с такой прикажете общаться. Она ни слов нормальных не понимает, ни отношения человеческого. Только дразнится и кукиш показывает. Попробовала бы Валицкая сама найти общий язык с этой сколопендрой, а то умничать, сидя в офисе, каждый горазд.

Слышу трель телефонного звонка и беру трубку.

- Петруха, здорова. Ходят слухи, ты домой вернулся? – слышу знакомый голос Витька.

- Ну да, на денек погостить, завтра обратно возвращаюсь. А кто там слухи распускает?

- Свои контакты не сдаем, - гордо заявляет друг.

А их и сдавать не надо, баба Зина была единственной, кого я встретил утром во дворе. Все выспросила, все выведала и только потом отпустила домой.

- Поздравляю со сдачей первого экзамена.

Точно баба Зина, больше некому.

- Спасибо, дружище, - искренне благодарю.

- А вот у меня первый через три дня будет, - грустно вздыхает Витек.

И мы на протяжении пятнадцати минут треплемся о вступительных экзаменах. Я в самом начале попытался соскочить со скользкой темы. Не объяснять же товарищу, что математику письменно не сдавал, что формулы все давно забыл и даже не помню, как решать квадратные уравнения. Хорошо, что говорит в основном Витька, делится предстоящими переживаниями. Я лишь поддакиваю в нужных местах, да почесываю вспотевшее тело. Кажется, весь выпитый квас проступил сквозь поры.

- Слушай, Петрух, у меня тут такое дело, - неожиданно Витек меняет тему беседы. – Сегодня вечером иду в гости к Кристинке. Она недавно с турбазы вернулась, ну ты же помнишь.

Конечно, не помню. Я и про саму Кристинку думать забыл, но не говорить же об этом другу. Поэтому произношу в трубку веское:

- Угу.

- Она там с подругой будет, ну и нас пригласила.

- Заливаешь.

- С чего это, - возмущается Витек на том конце провода.

- Пригласила не нас, а тебя. Только ты один идти не хочешь, поэтому тащишь меня с собой.

Витек молчит, слышу лишь его недовольное сопение.

- Дружище, без обид, у меня вечером будет застолье. Предки хотят пятерку отметить, да и не виделись мы…

Резко умолкаю, понимая, что слово «давно» в этом мире будет звучать неуместно. Сколько дней прошло, когда мы последний раз встречались: пять, может шесть?

Витек на фразу не обращает никакого внимание, как и на последовавшую за ней паузу.

- Петруха, мы быстро, часам к девяти освободишься. Посидишь немножко, выпьешь и свалишь… Слушай, дружище, выручай, без тебя никак. Она совсем чокнутой вернулась с турбазы.

Хочется сказать Витьку: что это за баба такая, к которой без друга боязненно идти. Хочется, но молчу. Все он знает и видит, и в советах моих сейчас меньше всего нуждается, а вот в поддержке…

Пришла моя очередь вздыхать в трубку. Смотрю в сторону высунувшейся из-за двери мелкой, и обреченно произношу:

- Когда выдвигаемся?

Через три часа встречаемся с Витьком у ближайшего ларька, чтобы закупиться «Монастыркой». Полуразвалившееся строение разместилось очень удобно, как раз на полпути к дому Кристинки. Заботливый хозяин недавно подкрасил стены и даже сменил название с «Улыбки» на «Фортуну», только вот шарма магазину это не добавило.

Я изучаю отражение в вечно грязном стекле, когда недовольная продавщица бурчит за окошком:

- Чего замер?

Извиняюсь и беру две бутылки вина с ярко-желтой этикеткой. Следом на лотке для мелочи появляется жвачка и пара клубничных чупа-чупсов. Леденцы протягиваю другу.

- Это еще зачем? – он с недоумением смотрит на меня.

- Кристинке своей подаришь.

- Достал ты меня, - бормочет Витек и позвякивает бутылками в пакете. Разумеется, конфеты он не взял, и я прячу их в кармане джинсов.

Дальше идем молча. Витек явно дуется, да я и сам понимаю, что порою перебарщиваю с шутками на счет возраста его любимой. Не такая уж она и мелкая, если задуматься, в десятый класс перешла. И Витька у нее уже не первый, и даже не второй. В общем девица взрослая, как не посмотри. Только вот я никак не могу воспринимать ее серьезно, хотя честно стараюсь.

Пытаюсь развеселить друга, вспоминаю про утреннюю встречу с бабой Зиной и очередную попытку сосватать страшненькую Нинку. Друг против ожидания не улыбается, выглядит напряженным, даже встревоженным. И тут до меня начинает медленно доходить, что дело может и не в глупой шутке, а в чем-то другом, более важном. Пока думаю, как подступиться с расспросами, Витька заговаривает первым:

- Там подружка Кристинки будет, Мира. Она вроде как хочет вас познакомить.

- Такая же мелкая? – спрашиваю, а сам прикусываю язык.

Но Витька не замечает очередного подкола, и продолжает:

- Мира - одноклассница ее. Девчонка симпатичная, и по характеру ничего так, только есть с ней заковырка одна неприятная. Ты Гочу знаешь?

Георгий, он же Гоша, он же Гоча – известный бандюган местного пошиба, промышляющий рэкетом и наркотой. Половина барыг района под ним ходит, и целая бригада отморозков в подчинении. Однако прославился Гоча в первую очередь Хаммером, первым и единственным в нашем небольшом городке. Рассекал он на квадратном авто по узким дворикам, с вечно орущим блатняком из окон, одновременно привлекая и отпугивая обывателей.

- Только не говори, что она с ним.

- Не с ним, с братом его.

- У него и брат есть? – удивился я.

- Леша-опездал, - очень тихо произносит Витек.

- Первый раз слышу. Судя по кличке, парень не фонтан.

- Он еще тот придурок. У брата его хоть какие-то понятия существуют, а этот отморозок полный беспредел творит за спиной старшего. Помнишь историю с Малюхой из «В» класса?

- Который в реанимацию попал?

- Он самый. Это его Леша железными нунчаками по голове бил, все мозги всмятку.

Внутри неприятно заныло от нахлынувших воспоминаний. С трудом отгоняю от себя образ марионетки, растерзанной на полу туалета. Витька неправильно трактует мое молчание и спешно говорит:

- Я же не прошу тебя начать с ней встречаться. Посидим, винца выпьем и разойдемся, как в море корабли.

С моим-то везением в углу сидеть надо и не высовываться. Кажется, произношу это в слух, потому что друг переспрашивает.

- Пошли, - хлопаю Витька по спине, - знакомиться будем.

Мира и в самом деле оказалась симпатичной девчонкой, с забавным вздернутым носиком и конопушками. Последние, впрочем, нисколько ее не портили, наоборот придавали образу дополнительной легкости. В отличие от вечно хмурой Кристины, девушка любила подурачиться, поболтать и нисколько этого не стеснялась. Не пыталась строить из себя взрослую даму, не рассуждала на сложные философские темы, зато хохотала от души, стоило Витьку притвориться, что пукнул. Да, дружище мой был еще тот шутник.

Смотрел, как они весело болтают на балконе, и ловил себя на мысли о том, что легкая Мира подходит другу куда больше, чем вечно мрачная и недовольная Крис. Они даже на стол вдвоем накрывали, вместе возились на кухне, а теперь громко хохотали за колышущейся на ветру занавеской.

- Знаешь, я на жизнь свою по-другому посмотрела. Все эти дурацкие школьные проблемы отошли на второй план. Не знаю, как теперь с одноклассниками буду общаться. Они сплошь тупые, - Кристинка выразительно смотрит в сторону веселящейся парочки.

Долгих десять минут я выслушиваю историю внезапного взросления девочки-подростка. Казалось бы, стоило уехать на турбазу, пожить пару недель без родителей, и познакомиться с ВИЧ-инфицированной женщиной. У человека весь мир перед глазами перевернулся.

С трудом подавляю желание зевнуть. Берусь за бокал и выпиваю теплое, успевшее потерять градус вино. Все лучше сладкой патоки из иномирья.

- Это трудно понять, но смерть всегда рядом с нами. И ты даже не догадываешься, что умрешь завтра. Может уже смертельно болеешь и не знаешь.

И без того тоскливо на душе… А здесь очередного мрака нагоняют.

Обычно роль слушательницы брала на себя Светка. Умела моя бывшая не только кивать в нужных местах, но и направлять беседу в более позитивном ключе. А я…

- А ты сноб, Петька, - сказала однажды Кормухина. – Ума с пару копеек набрался, а мудрости как не было, так и нет. Научись слушать других, по жизни пригодится.

И я пытался, честно пытался, но с каждой минутой становилось все только хуже.

- А ты качаться начал?

Кристинка неожиданным вопросом вывела из задумчивости.

Ловлю ее взгляд на собственном бицепсе. Смотрю на руку и не нахожу отличий, только вот в сравнении с кем? Со мной вчерашним или парнем двухлетней давности?

- Нет, - признаюсь честно. Наши занятия по физкультуре больше напоминали зарядку или утреннюю гимнастику под крепкое словцо Камерона.

- Как-то больше стал, окреп, - произносит она задумчиво. – А вот загореть тебе не помешает, белый, как сметана.

- Не люблю валяться на пляже.

- Загар - это красиво, - возражает Кристинка.

Я не спорю. Сославшись на нехватку бутербродов, возвращаюсь на кухню. Здесь беру длинный нож и начинаю строгать большими пластами душистую ветчину. Сверху еще горчички накапаю, и зеленью посплю. Красотища! Хозяйка будет ворчать, дескать, закуска не для вина. Но ничего, для девчонок сообразим бутерброды попроще, и про фрукты не забудем.

Слышу легкий шорох за спиной. Мышцы напрягаются, до боли сжимаю рукоятку ножа.

- Говорят, ты с Кормухиной встречался?

С трудом расцепляю пальцы и выдыхаю. Непонятный приступ паники проходит, остается лишь учащенное сердцебиение.

- Было дело, - отвечаю, не оглядываясь, а сам продолжаю строгать ветчину.

- И как с ней, - Мира заметно мнется, но все же озвучивает вопрос до конца, - какой она была человек? – Молчу, а девушка начинает тараторить, словно испугавшись собственной смелости. - Нет ты, не подумай, я не из простого любопытства. Просто столько слышала о ней. Говорят, она крутая была, Ягудскую с подругой в туалете побила.

Светка могла. И не только Ягудскую, но и меня за компанию, возникни у нее такое желание.

- Не знаю, мы позже начали встречаться, - поворачиваюсь через плечо, улыбаюсь Мире. Девушка озаряется ответной улыбкой, и я вижу заметную щербинку меж передних зубов.

- Крис, говорит, Светка классная была. А правда, что к ней один мужик подкатывал даже золотое кольцо дарил, а она его послала?

Рука замирает с занесенной над доской ножом. К ней много кто подкатывал, яркая девчонка была, не боялась выставлять фигуру напоказ. Даже мне порою было неловко, за ее короткие юбки и обтягивающие топики. Из-за манеры одеваться, многие ошибочно принимали Светку за даму ветренную и легкодоступную, но она умела разубеждать, как словом, так и делом. При мне один раз вырубила пьяного мужичка и тут же выдала легенду про годичные курсы по самообороне. Теперь уже понимаю, что натаскивали ее в академии и точно не один год.

- А правда, что за ней Дима-мажор ухаживал с двенадцатого микраша? – продолжает тараторить Мира, но я уже не вникаю. Остервенело нарезаю ломтями гребаную ветчину.

«Ты кем работаешь, подстилкой на полставки?» - слышу собственный голос и цокот удаляющихся каблучков. Вижу белые трусики, валяющиеся на полу, и толстяка, яростно втаптывающего их в грязь.

Чего это я размяк? Может еще извинятся побегу перед Светкой? Ой, посмотрите на нее, какая умничка, от колечка золотого отказалась. Да взяла бы она его, с радостью взяла, как и сережки от Димы-мажора, как и духи от Гришани, и еще тысячу других подарков. Только руководство запретило… Точно, руководство запрещает агентам на задании…

Останавливаюсь и даю себе передохнуть. Огромный кусок ветчины изрезан на тонкие ломти. На заднем фоне весело щебечет Мира: девчонка явно не нуждается в моих ответах.

Светка - меркантильная стерва? Пытаюсь вспомнить хотя бы один случай в подтверждение, но на ум ничего не приходит. Зато в памяти всплывает один из вечеров, когда нашел книжку по оригами в ее квартире. Скучно было, дождь за окном шел вторые сутки, а Кормухина лежал в постели с опухшим от соплей носом. Тогда я сделал цветок из бумаги, раскрасил, и зачем-то подарил ей. Так, от нечего делать, не вкладывая особого смысла в безделицу из тетрадного листа. Право слово, не Шанель №5 и даже не подарочная открытка, чепуха одним словом. А через пару дней, когда помогал убираться оклемавшейся от простуды Светке, выкинул этот кусок бумаги вместе с остальным мусором.

В Кормухину тогда словно бесы вселились. И как только она смогла разглядеть дешевую поделку в мусорном ведре? Цветок вытащила, а на меня наорала и дала затрещину, да такую, что потом весь оставшийся день в ушах звенело. Потребовала, что бы я больше никогда к ее вещам не прикасался. Вот и думай, что это было: психологическое тестирование будущего курсанта на стрессоустойчивость или личное. К слову, цветок тот до последнего дня на полке стоял.

От размышлений оторвала пронзительная трель звонка. Мира мигом умолкла, я обернулся и увидел испуганный взгляд девчонки, направленный в сторону двери. В соседней комнате тишина, никто не спешит встречать незваного гостя. Может не услышали?

Я откладываю нож и делаю шаг в сторону коридора, как вдруг Мира хватает меня за руку.

- Не надо, - шепчет она, - это он.

Глаза конопатой наполнены страхом, а когда в дверь начинают тарабанить, в них и вовсе появляется безграничный ужас.

- Открывайте… знаю, что вы там, – глухие слова вперемешку с отборной бранью доносятся из подъезда.

К нам на кухню на цыпочках заскакивает Кристинка, в глазах все тот же страх. Следом идет Витек – друг мой заметно растерян. Увидев меня, спрашивает:

- Что делать будем?

- Откроем дверь.

- Ты что, с ума сошел, - шипит на меня Кристинка, - там этот дурной приперся. У вас точно проблемы будут.

- Может, подождем, он сам уйдет, - предлагает Витька.

- Нет, не уйдет, - хором отвечают девчонки. А Мира поясняет: - было уже так, он до трех ночи под моими окнами торчал. А потом Сашку избили до потери сознания.

- Тогда может ментам позвоним, - продолжает генерировать идеи мой друг.

- Ага, позвоним, - Кристинка выразительно стучит пальцем по виску. – И что, помогло это вашему Малюхи, или Сашке Давыдову? У Гочи все менты подкуплены.

Бешенные стуки в дверь не замолкают ни на секунду, от шипения девчонок начинает болеть голова.

- Открывайте, - говорю я в полный голос. Ладошка Миры тут же закрывает мой рот, а друг зло выдает:

- Ты чего, с ума сошел? Это же Леша-дурачок.

- Мы вас спрячем, - конопатая Мира шепчет прямо в ухо, отчего по телу пробегают мурашки. Пытаюсь возразить, но ладошка плотно запечатывает мне губы. Приходится с силой отдирать руку девушки от лица.

- Короче, прятаться или сидеть до утра не собираюсь.

Очень хочется добавить, что я в отпуске, домой еле вырвался и родителей не видел целый год. Что до хрена в жизни других проблем и что меньше всего сейчас хочется ползать под кроватью, скрываясь от малолетнего дебила. Чувствую прилив нарастающей злости и раздражения на себя, на перепуганных девчонок, на растерянного Витька и неизвестного Лешу.

- Или открываете вы, или открываю я.

Кажется, Кристинка что-то такое прочитала в моих глазах, потому что уходит в коридор, нервно покусывая ноготки.

- Ну, Петруха, - зло бросает Витька мне в спину.

Я на кухне оставаться не собираюсь и перехожу в зал. Замираю в центре комнаты в ожидании непрошенного гостя. Хмурый Витька становится рядом, а Мира, мелькнув тенью, испуганно вжимается в огромное кресло.

- Че, бля! - слышу звонкое с порога, и следом в комнату влетает деловой пацаненок. Не знаю, сколько ему на самом деле лет, но выглядит максимум на пятнадцать. Сам тощий, уши лопухами, голова тщательно выбрита, только небольшая челка свисает над бровями. Цветастая рубашка расстегнута до середины, обнажая тощую грудь и золотую цепочку с крестиком на шее. Опускаю взгляд вниз и вижу босые ноги, торчащие из сланцев. Этот умник заперся в грязной обуви прямо на ковер. Мамка бы меня за такое полотенцем по шее.

- Аааа, бля! – довольно тянет пацаненок, заметив меня с Витьком. Сводит вместе кулаки, картинно хрустит костяшками пальцев.

- Обувь сними, - говорю я и с сожалением смотрю на красивый ковер под пыльными сланцами. Родители у Кристинки богатые, не поскупились на обстановку.

- Че на, вякнул? Да ты знаешь, с кем базаришь, волосок подзалупный?

- Знаю, - отвечаю я гостю. – Ты Леша-опездал.

Парень охреневает от такой наглости, разводит руки в стороны и смотрит по сторонам, словно пытаясь тем самым сказать: «не, ну вы слышали». Зрителей у него немного: кроме меня с Витькой, есть еще перепуганная Мира в кресле, и Кристинка, темным силуэтом мелькающая в коридоре.

- Слышь, лошара, да ты сам нарвался, - цедит он зло. – Ты хоть знаешь, кто мой брат.

Говорит еще что-то, но я не слушаю, охваченный волной злости. Не помню, что сделал: может рукой поманил, может слово обидное сказал, но факт остается фактом – пацаненок сорвался с места, кинулся на меня, зачем-то зажмурив глаза. Да еще и голову повернул чутка в бок, удобно подставляя скулу для удара. Я и ударил.

Сам удивился, с какой легкостью прошел хук справа. Кулак почти не чувствует сопротивления, словно бьет не в кость, а в мягкий податливый живот. Пацаненок запрокидывает бритую голову назад, странно всхлипывает и заваливается на пушистый ковер.

Моргаю… Чувствую, кто-то держит меня за локоть. Снова моргаю и вижу перед собой окровавленное лицо пацаненка. Зачем-то склонился над ним, держу за шиворот порванной рубахи, а правая рука отведена для очередного удара. Именно ее и удерживает Витька, что-то кричит. Орет и пацаненок, разбитыми всмятку губами, кровь капает с его подбородка, стекает ручьями из сломанного носа прямо на шикарный ковер.

Толчок в грудь – это Мира, веселая и конопатая Мира, смотрит с ненавистью. И ненависть эта отчего-то направлена на меня. Ладошки ее снова толкают в грудь и я, наконец, отпускаю пацаненка.

Все вокруг говорят одновременно, беспрестанно галдят, так что я теряюсь в наступившем хаосе голосов. Ловлю взглядом движение – это Кристинка рукой указывает на дверь. Жест, не требующий двоякого толкования, еще и друг тянет за собой.

В подъезде Витька молчит, в лифте тоже не произносит не слова. Я прислоняюсь к стенке и вдыхаю, пропахший мочой и куревом, воздух. Напротив, красными буквами выведена информативная надпись: Ваня – дурак. Странно, обычно дураком называют меня, а здесь какой-то Ваня.

- Тебе смешно? - очень нервно, даже зло, произносит друг.

- Иван-дурак, - говорю я и киваю на надпись, - прям как в сказку попали.

Почему-то такое сравнение мне кажется забавным.

- Да, мы попали.

Фразу друга обрывает мерзкий скрип расползающихся створок – лифт прибыл на первый этаж. В подъезде атмосфера не лучше: тот же запах извечного табака, перемешанный с вонью из мусоропровода. Ароматы стоят насыщенные: сказывается июньская жара и отсутствие всяческой вентиляции. Открытые окошки в подъезде не помогают: на улице штиль, нет и намека на легкий ветерок.

Я задерживаю воздух в легких и позволяю себе выдохнуть лишь отойдя на пару шагов от подъезда. Лучше дышать пылью и жаром асфальта, чем застоявшейся прелой кислятиной. А в теньке многоэтажки, так и вовсе жить хочется.

Витька моего настроения не разделяет. Едва заворачиваем за угол дома, как он накидывается с претензиями:

- Ты чего творишь?

- А что такого.

- Что такого? Что такого!? Ты меня вообще слушал? Я же говорил, кто его брат, - в голосе друга проскальзывают заметные нотки отчаяния. – Все, теперь нам жопа.

- Подожди, - пытаюсь успокоить друга.

- Чего ждать!? Да Гоча нас за такое в порошок сотрет. И тебя, и меня, еще и девчонкам достанется, - Витька хватается за голову, отходит в сторону, но тут же возвращается. – Герой, мать твою, уделал сопливого подпердыша. Вот что теперь будет?

- Нормально все будет.

- Нормально, - бурчит Витька. Стоит, часто дышит, уперев руки в боки. Явно о чем-то думает и хмурится, наблюдая за малышней, копошащейся в песочнице.

Счастливые детские лица ярко контрастируют с той картиной, что видел всего лишь пару минут назад: наглая рожа, тягучее «че на», грязные сланцы на ковре. Словно в другом мире это было, как и вечный смрад многоквартирного подъезда.

- Значит так, идешь сейчас домой и никуда не высовываешься. Ты вроде пятерку хотел отметить с родителями, вот и отметь, - в голосе Витьки сквозит неприкрытый сарказм, приправленный изрядной долей горечи. – Завтра созвонимся.

- А ты куда? – спрашиваю я друга.

- Куда надо, - отвечает он, и махнув рукой, направляется в сторону парка.

- Может мне с тобой?

- Домой иди, герой, - Витька снова бурчит. - Видеть твою рожу сейчас не могу.

Я успеваю миновать детскую площадку, когда до ушей доносится далекий голос друга:

- На твоем бы месте, сегодня же срулил из города.

Срулил бы он, как же. Ладно, я дурак, а он дурак в квадрате.

Витька, как и обещал, позвонил на следующий день. Убедившись, что я дома, велел ждать и никуда не уходить.

Что я, больной, в такую погоду на улице появляться. Выглянул в окно, убедился, что помирающий от жары кот все еще жив, и по-прежнему валяется в тени лавочки.

Почесал вспотевшую шею и переместился в зал. Непривычно чувствовать себя полновластным хозяином в пустой квартире. Предки на работе, мелкая с утра умотала купаться. Кто-то из взрослых добровольно взвалил на себя нелегкую ношу няньки и вывез вечно гомонящую толпу малолеток на пляж. Памятник бы такому человеку поставить, при жизни.

Включил телевизор и бездумно пролистал каналы, ничего интересного. Через час должен начаться повтор одной восьмой матча Голландия-Югославия.

Только кому нужны эти повторы. Мы с отцом до двух часов ночи болели в прямом эфире, за что мать с утра не преминула высказать. Батя сделал вид, что раскаялся, внимательно выслушал и ушел довольным на работу. Конечно, его любимые «оранжевые» вчера выиграли, а вот меня братушки подвели, еще и пенальти не реализовали.

Если бы не звонок Витька, так бы и сидел перед телевизором, перескакивая с канала на канал. События вчерашнего дня мелким осадком бултыхались на краю сознания. Наглый пацаненок, брат Гоча, возможные проблемы – все это не имело никакого значения. Всего лишь мелкая помеха, мешающая насладиться коротким отпуском. Разумом понимал, что местный авторитет сможет доставить проблем не только мне с Витьком, но и родителям. И в другой бы жизни обязательно испугался, метался бы из угла в угол, не зная, что делать. Но здесь и сейчас было плевать: может обезболивающее действовало, а может брелок в кармане.

Брелок был не простой. Игорь, тот самый мордоворот, что сопровождал меня в путешествиях межу мирами, вручил подарок с наказом:

- Носи постоянно с собой. Так мы сможем отследить тебя в любую секунду. В случае экстренных ситуаций жми на кнопку.

Кнопкой был едва заметный выступ на синем кругляше. Такой в кармане случайно не нажмешь, необходимо применить силу.

Достаю ключи и лишний раз рассматриваю безликий брелок: никаких отметок, пластмассовая таблетка с чуть выпуклыми боками.

Вчера несколько раз порывался вдавить кнопку, но так и не решился. Ничего же не случилось, тогда какой смысл торопиться раньше времени. Может сделать это сейчас?

От размышлений отвлек настойчивый звонок. В глазок вижу растянутую фигуру Витька, и открываю дверь. Тут же получаю нагоняй:

- А если я не один? Ты бы хоть цепочку повесил.

Пока думаю над ответом, друг влетает в комнату и оглядывается:

- Дома кто есть?

- Кроме нас никого.

- Хорошо, - Витька начинает ходить кругами. Зачем-то подходит к телефону, хватает трубку с базы. Несколько секунд тупо смотрит на кнопки, но опомнившись, возвращает обратно.

Никогда его раньше таким не видел. Нет, он не испуганный, скорее загнанный и отчаявшийся. Чувствую укол стыда: сам сегодня спал сном младенца, а вот Витька…

- Значит так, ко мне сегодня подошел Кислый… с тобой хотят поговорить. В три часа ждут у гаражей, где свалка, прямо за углом.

Лучшего места для приватной встречи не придумаешь. Гаражи в том районе образуют подобие кармашка, закрытого со всех сторон. А единственная подъездная дорога бурно поросла травой и кустарниками. Еще высокий пандус с мусорными баками закрывает обзор со стороны. Одним словом – глухомань. Кричать будешь во все горло, не услышат.

Смотрю на часы, времени осталось тридцать минут.

- Схожу, - сообщаю я приятелю.

- Сходим, - сообщает он мне. - Все лишнее из кармана вытряси, ключи у соседей оставь.

- Витька, я проблемы создал, я сам их решу.

- Да не хрена ты не решишь, решальщик, - взрывается он и переходит на крик.

Некоторое время молча слушаю ругань товарища. Надо отдать должное, Витек быстро успокаивается и уже тише добавляет:

- Вместе пойдем.

- Вместе, так вместе, - легко соглашаюсь я. – Окрошечкой перекусим?

- Издеваешься, какой здесь аппетит.

- Ты же меня знаешь, я пожрать всегда горазд. Достань пока салат с квасом из холодильника. Я пару звонков сделаю.

Витька бурчит, но идет на кухню. Я же быстро присаживаюсь на корточки и вытаскиваю шнур питания – отключенный телефон предательски тренькает. Но товарищ не слышит, продолжает возится в холодильнике.

- Майонез достать?

- И майонез, и сметану, и горчицу с хлебом, - перечисляю я, а сам в это время выскакиваю в коридор. На ходу обуваюсь и осторожно щелкаю замком. Витька по-прежнему не слышит, громыхает посудой на кухне.

Отлично, выхожу в подъезд и аккуратно закрываю за собой на ключ. Хрен он теперь выберется наружу. Ох и орать будет потом, материться, но то ничего, то не страшно.

Быстро спускаю по лестнице. Перед почтовыми ящиками останавливаюсь и засовываю шнур питания в секретную нишу. Раньше Костик постоянно ныкал в ней сигареты, спички и прочую мелочь. Иногда попадались деньги: суммы незначительные, хватило бы ровно на те же самые сигареты или бутылку пива. Нынче же тайник пустовал, весною соседа забрали в армию и полновластным хозяином секретки остался я один.

Спрятав шнур, несусь вниз, перепрыгивая через ступеньки. С грохотом распахиваю дверь и выбегаю во двор. Смотрю на балкон – пусто. Витек мое исчезновение не обнаружил, иначе стоял бы уже наверху и матерился.

Прибавляю шаг и сворачиваю за угол дома. В этом месте потрескавшаяся земля абсолютно лишена растительности, не считая чахлой травы у дерева. Вечная тень не способствует росту зелени, да еще алкаш с пятого этажа повадился ставить сюда ветхую Волгу. Сегодня машины нет, остались лишь бурые пятна на земле, да устойчивый запах паров бензина.

Прохожу мимо окон и здороваюсь с тетей Машей. Женщина оперлась локтями о подоконник, держит в руках чашку и явно скучает. Заприметив меня, окликает, пытается завязать беседу, но я ссылаюсь на нехватку времени и лишь добавляю скорости. Знаю я все эти разговоры, стоит остановиться на пару минут, и завязнешь на полчаса.

Быстрее, еще быстрее. Едва не бегу, пресекая уютный дворик хрущевки напротив. Под ногами хрустит гора шелухи: кто-то успел за ночь налузгать семечек. Чуть дальше, возле песочницы валяется несколько пивных бутылок.

Сворачиваю на боковую тропинку и углубляюсь в покрытые пылью заросли. Пару минут петляю между кустами, цепляю колючку на футболку и, наконец, ступаю ногами на потрескавшийся асфальт.

Дорога за городом пустынна, ни одной машины в ближайшей зоне видимости. Достаю брелок и с силой вдавливаю кнопку. Сам не знаю, чего жду, но получившийся результат сильно разочаровывает. Никаких тебе порталов из воздуха, кучи спецназовцев с оружием наперевес. Ни-че-го.

Снова вдавливаю кнопку и снова. Тишина… Подарок от Игоря даже не пискнул в руках. Может что-то неправильно делаю, слабо жму или сигнал в этом месте не ловит. Иду вдоль обочины и нажимаю на брелок, как заведенный. Ключи на связки жалобно позвякивают, пластмассовая таблетка в руках греется, кажется, еще чуть-чуть и задымиться.

Да что ж такое-то. В растерянности замираю на месте и смотрю на цепочку гаражей вдоль дороги. Отсюда до места встречи всего ничего, выйти к куче колотых кирпичей, бывших когда-то боксом, и дальше напрямки, до мусорной эстакады. За три минуты дойду, только стоит ли?

Вспоминаю все истории, которые слышал про Гочу и понимаю, что стоит. У этого придурка хватит ума коктейль Молотова в квартиру зашвырнуть, где Витька запертый сидит. Или просто заедет во двор на квадратном Хаммере и будет ждать, врубив блатняк на полную. А ведь скоро должна вернуться сестренка с пляжа… От этих мыслей внутри неприятно холодеет.

Да какого хрена до сих пор стою. Засовываю брелок в карман и решительно направлюсь к завалу из кирпичей. Страха нет, только странное волнение внутри, сродни тому, что испытываешь перед опасным аттракционом.

По пути честно пытаюсь выработать модель поведения с Гочей, но не думается совершенно. Перед глазами стоит образ дерганной марионетки - предвестницы несчастий. По всем законам эта тварь должна обязательно появиться, только не понятно в каком образе: паука или человека, облаченного в потертых джинсы и футболку. Именно последнее и было надето на мне.

Дохожу до завала из белых кирпичей и слышу шум приближающегося автомобиля. В голове мелькает мысль о Хаммере - делаю шаг назад и с трудом сдерживаюсь, чтобы не нагнуться и не схватить ближайший камень. У Гочи и быков из бригады имеются стволы, куда мне с кирпичом против них.

Машина сворачивает на грунтовку, слышен шелест шин, звук работающей подвески. Рядом со мною замирает знакомая десятка цвета мокрый асфальт. Едва сдерживаюсь, чтобы не чихнуть: клубы пыли, выбитые колесами, стелются по земле. Тонированное стекло медленно опускается, и я вижу лицо Игоря, как всегда каменное, без эмоций.

- Что случилось? – спрашивает он. Выслушивает короткий, сбивчивый рассказ и кивает головой: - садись в машину.

Я прыгаю на заднее сиденье и замираю в ожидании. Дается это с превеликим трудом, сердце колотится, как сумасшедшее, хочется бежать, что-то делать. А Игорь, не торопясь закрывает окно, потом открывает бардачок и медленно в нем роется. Наконец, достает рацию и бросает через плечо:

- Я скоро вернусь, никуда не выходить.

Вижу через лобовое стекло, как крепыш идет по направлению к эстакаде. Лениво, в вразвалочку доходит до мусорных баков и скрывается за разросшимися кустами.

Водитель, тем временем, откидывает сиденье назад, и закрывает глаза.

Да они издеваются! Чувствую, как начинаю закипать, пальцами стискиваю обивку сиденья. Что я могу сделать, что? Невыносимо тоскливое ощущение беспомощности накрывает с головой.

Спустя пару минут Игорь возвращается. В этот раз двигается куда быстрее, от былой медлительности не осталось и следа. Садится в машину и включает рацию.

- Дима… код 421… как слышишь?

Может и не рация это вовсе: нет привычных помех, да и голос неизвестного Димы не хрипит из динамиков. Какой-нибудь очередной супертелефон от секретной Организации.

- У меня здесь восемь человек, двое вооружены, остальные – шелупонь дворовая. Нужна патрульная машина. Дима… Дима, что значит не могу… Дима?

Видимо, связь обрывается, потому как Игорь убирает аппарат от уха и начинает стучать ладонью по черному корпусу. Тоже мне, супертехнологии.

- Что делать будем? – не выдерживаю я.

Игорь вопрос игнорирует, продолжает возиться с рацией. Щелкает боковыми кнопками, снова прикладывается ладонью по корпусу, бьет сильнее. И та, наконец, оживает, весело пиликает.

- Что дальше? – говорю я громче.

Игорь медленно поворачивается, и нехотя отвечает:

- Да ничего. Тебя домой сопровождаем, а этими гавриками менты займутся.

- Они же их отпустят, - возмущаюсь я.

На что Игорь лишь пожимает плечами. Дескать, отпустят и хрен с ними, не наша проблема.

Твою же мать!

С чего я взял, что ребята будет решать вопросы с Гочей. Нет у них такой задачи и никогда не было. Был приказ беречь мою шкурку, и они сберегут ее, отправив Петра Воронова в нулевую параллель. Тем более, что мой законный отпуск заканчивается через три часа. А Гоча… А Гоча останется здесь, и проблемы, порожденные мною, тоже останутся здесь. Твою мать, твою же мать…

Понимаю, что бросаю Витьку, а еще нудную Кристинку и конопатую Мирку. Да о чем я вообще думаю, если родители здесь и сестренка мелкая.

Перед глазами возникает образ придурковатого Леши, тянущего: «че на, доигрался».

Как есть, доигрался. Если не сам Гоча, то малолетний брат-дебил, сильно обиженный мною, точно до плохого додумается. А до чего именно, даже представлять не хочется. Пример с Малюхой из параллельного «В», превратившегося в дурачка после трепанации черепа, у всех на слуху.

Разумеется, я могу сейчас взбрыкнуть, попытаться полезть на рожон. Только у ребят задача простая, доставить тушку Воронова в целости и сохранности в казармы. И они это сделают. Если потребуется, вырубят, вколют какую-нибудь дрянь, что бы не трепыхался, и доставят.

Пока я тихо психовал на заднем сиденье, Игорь снова дозвонился до неизвестного мне Димы. Разговор явно не клеился, постоянно звучали слова: «ты меня слышишь», «пропадаешь» и извечное «алло». Наконец, Игорь не выдерживает, и хлопнув дверцей, выходит наружу. По зеркалу заднего вида наблюдаю за его перемещениями. Крепыш отходит к багажнику автомобиля, поворачивается спиной, активно разговаривает по рации. Смотрю на водителя, тот как лежал с закрытыми глазами, так и продолжает дремать, только козырек от солнца опустил чуть ниже.

Вот он шанс, другого не будет.

Аккуратно открываю дверцу автомобиля и выбираюсь наружу.

- Дима, и ты меня пойми, эти вопросы решаются на другом уровне, - слышу голос Игоря. Оборачиваюсь, вижу его широкую спину, и рацию, плотно прижатую к уху. Смотрю на водителя – тот даже не шевельнулся.

Пригибаюсь и на цыпочках обхожу горячую от солнца машину. Возле капота замираю и снова оглядываюсь назад. До ушей доносится:

- Ко мне какие претензии могут быть? И что… что предлагаешь, разорваться на части? Нас всего два человека на целый округ.

Начинаю двигаться по направлению к гаражам. Делаю это медленно, крадучись, но ближе к эстакаде перестаю скрываться: распрямляюсь в полный рост и перехожу на скорый шаг. Против ожидания никто не окликает, не требует остановиться.

Без проблем дохожу до мусорки, а за разросшимися лопухами поворачиваю направо. Отсюда открывается прекрасный вид на будущее место встречи.

Меня уже ждут: один Хаммер и восемь человек. Парочка сидит в машине и весело ржет, опустив тонированные стекла. Их заливистый гогот доносится до меня сквозь стрекот насекомых. Один ссыт у бетонного столба, еще пятеро возятся возле гаража, открыв ворота нараспашку. Вытащили на улицу несколько колес, с десяток картонных коробок и хлам, больше похожий на остатки строительных материалов. Сначала я было решил, что ребята не теряют времени даром, вскрывают очередной бокс. Но нет, слишком заботливо обращаются с вещами. Не иначе, Гоча нашел бесплатную рабочую силу и теперь благодушно наблюдает за рабами, удобно разместившись в водительском сиденье.

Все логично, не будет большой человек ради очередного лошка устраивать отдельную встречу. Совместил приятное с полезным: и завал в гараже разберет, и за брата заставит ответить. Именно его брат меня первым и заметил, огласив округу заливистым свистом.

Смех в машине тут же прекратился, ребята у гаража побросали все свои дела и выстроились в неровную цепочку. Впереди всех стоял придурковатый Леша и довольно лыбился.

- Че на, пришел, - ощерился он, стоило подойти ближе.

Смотрю на пацанов, все сплошь сопляки, не старше шестнадцати лет, но совсем уж мелких тоже нет, что разумно: пятиклашкам сложно автомобильную резину с ящиками таскать.

- Дрейфишь, язык в жопу засунул, - продолжает злорадствовать Леша, – а вчера посмелее был. Че на, молчишь?

Двое из Хаммера не спешат выходить наружу, наблюдают со стороны. Я пытаюсь, но не могу разглядеть лиц за темной тонировкой лобового стекла.

- Не к тебе пришел, к брату.

Леша цыкает, зло сплевывая мне под ноги:

- Слышь, лошара, ты кто такой, чтобы старший с тобой разговаривал.

- Он позвал, я пришел, - смотрю на разукрашенную физиономию малолетки. Хорошо вчера приложился: на скуле гематома, нос припухший, на губе заметная болячка, отчего пацану больно щериться, но он честно старается.

- Ты че как базаришь, без уважения, - Леша начинает заводить себя, делает шаг вперед, пытается давить. Только вот харизмой парень не вышел, и рост подвел.

- Остынь, мелкий, - слышу голос. Наконец соизволил появится хозяин банкета – из машины выбрался сам Гоча. В отличие от младшего брата с физическими данными у него полный порядок. Аурой силы прямо-таки веет, а еще одеколоном. Гоча только спрыгнул с подножки, а я уже почувствовал в воздухе тяжелый аромат, горьковатый, больше похожий на запах сигар. Расстегнутая до пупа рубаха обнажает накаченную грудь с золотым крестиком на цепочке; белые брюки закатаны чуть выше щиколотки; на ногах легкие сандалии без носок.

Второй парень держится чуть в стороне. Одет он похожим образом, только на бритую голову задраны солнцезащитные очки.

Я ожидал увидеть парня, синего от наколок или дурачка типа Леши. Этот же тип похож скорее на мажора, чем на местного бандита. Выглядит вполне дружелюбно, даже улыбается приятельски, а не скалится злобно. Только вот взгляд нехороший, совсем нехороший: цепкий, внимательный, оценивающий меня, будто овцу на наличие жирных кусков мясо.

- Ты вчера моего брата ударил, - спрашивает Гоча ровным голосом.

- Он это, он, - зло выпаливает пацаненок, но Гоча его не слушает, ждет моего ответа.

- Да, - стараюсь отвечать столь же ровным, по возможности спокойным голосом. Краем глаза вижу, как Леша ощеривается в довольной улыбке.

- За что?

- За дело.

Гоча кладет руку на мое плечо и по-приятельски интересуется:

- Он плохо себя вел?

Ответить не успеваю: сильный удар в живот скручивает тело по полам. Пока ловлю воздух губами, слышу громкий шепот в ухо:

- Никто кроме меня не имеет права воспитывать брата. Никто… Помогите ему.

Несколько рук подхватывает меня, заставляет выпрямиться. Я все еще пытаюсь отдышаться, когда Гоча задает очередной вопрос:

- Теперь расскажи, кто такой, чем занимаешься по жизни, кто твои родители. Ну-ну, не спеши, - его рука снова заботливо ложится на мое плечо, - у тебя впереди много времени.

Очередной удар, и я едва не заваливаюсь назад: стоящие рядом снова помогают удержаться на ногах. От боли на мгновение темнеет в глазах. С трудом различаю собственную обувь, землю под ними и тонкую нитку слюны, стекающую с губ. Слышу умоляющий голос пацаненка:

- Можно мне, можно мне.

Так малыш в магазине клянчит у мамы новую игрушку. Но Гоча его не слушает, вновь спрашивает, дружелюбно, даже заботливо:

- Больно? Ну ничего, бывает.

Хлопает меня по спине. Сквозь смешки слышу встревоженный голос второго:

- Смотри.

Хватка чужих пальцев на руках ослабевает, а смешки мигом смолкают. На мгновенье возникает напряженная пауза, а следом Гоча громко спрашивает:

- Слышь, чего забыли?

Нет в его тоне былого дружелюбия, зато явственно ощущается угроза. Не напускная, самая настоящая.

- Отошли от парня, руки за голову, - звучит спокойный голос Игоря. Звонкое эхо доносит до ушей каждое слово. Все благодаря расположению гаражей, которые образуют в этом месте большую букву «П».

- Дядь, ты часом ничего не попутал?

- Ствол, - вдруг вскрикивает кто-то рядом, пронзительно и резко, очень похоже на девчонку. Но я-то помню, что девчонок среди восьмерки не было, сплошь сопляки безусые. А еще помню слова Камерона:

- Не знаешь, откуда стреляют – ложись на землю, непонятная ситуация – ложись на землю. Ни в коем случае не ломись напропалую, словно лось, которому подробности прищемили. Человеческий глаз так устроен, что в первую очередь видит движущуюся мишень. Поэтому, если не можешь оценить обстановку, ложись куда? Правильно, на землю, а не на Леженца, как это делает Арчер.

Чужие руки почти не держат, поэтому я легко заваливаюсь на бок, падаю прямо под окружившие меня ноги. Хлопки, целая череда хлопков, истошные крики, топот, мат. Я зажмуриваюсь от пыли, а когда открываю глаза, вижу рядом Гочу.

Местный авторитет лежит на земле, вальяжно так, подогнув под себя ногу, и раскинув руки в разные стороны. Широко открытые глаза устремлены в небо, а под затылком стремительно набегает темная лужица крови. Рану с этого ракурса не видно, но нет сомнений – Игорь попал четко в голову. А может это был водитель.

Чуть дальше замечаю валяющийся в пыли пистолет. Не успел Гоча, не выстрелил, как и его напарник, упавший лицом вниз возле самого Хаммера. Не добежал буквально пару метров.

Слышу всхлипы, поворачиваюсь и вижу одного из пацанов – глаза напуганные, губы трясутся. Лежит, плотно вжавшись в серую землю.

- Скажи им, чтобы не убивали. Я случайно… Я на лавочке сидел, бабушку с дачи должен был встретить. Они позвали… я не мог отказаться. Скажи им...

Хлопок, тело вздрагивает, и парнишка замолкает, только остекленевшие глаза продолжают смотреть на меня.

- Чисто, - раздается голос водителя со стороны открытого гаража.

- У меня тоже, - сообщает Игорь и останавливается рядом со мною. – Цел?

- Да, вроде, - я принимаю протянутую ладонь и с трудом поднимаюсь. Все еще ощущаются последствия ударов в живот.

Осматриваюсь и вижу семь тел без признаков жизни. Восьмой, видимо, укрылся в боксе, потому как именно оттуда выходит водитель. Останавливается, смотрит на грязные брюки и досадливо морщится. Не иначе, испачкался в гараже, пока охотился за последним.

- Пацаненка-то зачем, - с трудом спрашиваю, переводя дыхание.

Игорь щелкает предохранителем и засовывает пистолет в кобуру. Отвечает не сразу, изучая распростертое под ногами тело. Наконец, глухо произносит:

- Директива такая, свидетелей не оставлять.

Жду от крепыша нотаций, что из-за меня все, что нарушил приказ и полез в самое пекло, и каждый труп на моей совести. Но я ошибаюсь: Игорь молчит, о чем-то напряженно думает. Конечно, если эта каменная башка в принципе способна к мыслительному процессу.

На его поясе начинает пиликать рация, мигать зелеными огоньками. Веселый перезвон звучит совсем уж неуместно, здесь, под палящими лучами солнца, среди мертвых. Смотрю, как под подошву устремляются ручейки чужой крови.

- Отвези его до дома, - Игорь включился и теперь командует водителю. Смотрит на меня, пустым, ничего не выражающим взглядом. – Через два пятнадцать будь готов к отправлению. Будем ждать в положенном месте. И воздержись от лишних перемещений. Не думаю, что могут возникнуть проблемы, но так спокойнее будет.

Не возникнут. Нет Гочи, нет проблем.

Мы идем с водителем к машине, когда за спиной звучит усталое:

- Дима… Дима, где машина? Дима, не могу – это не ответ, у меня протокол. Что значит, надоело слушать. Дима, мне так и доложить наверх?

Меня довезли до самого дома. Водитель остановил машину на обочине, откуда виднелся облезлый фасад родного «5А». Обычно выкидали на заброшенной дороге у старого кладбища, но в связи с последними событиями ребята решили подстраховаться. Наверное, следовали одной им известной директиве.

Хлопаю дверцей, не прощаюсь, и быстрым шагом двигаюсь в сторону дома. Пора освобождать Витьку из запертой квартиры. Ни о чем не думаю, никаких эмоций или переживаний, словно Игорь сумел заразить пустотой собственных глаз. Ни одной мысли, одна лишь усталость.

Заворачиваю за угол и натыкаюсь на… Витька. Друг бежит, лицо злое, пальцы стиснуты в кулаки.

- Куда собрался, атлет?

Приятель аж задыхается от негодования, хочет что-то сказать, но следом за ним вылетает Катька. Так вот кто успел его выпустить - мелкая только вернулась с пляжа, даже свой сарафан переодеть не успела. Сама в песке, а все туда же, сует любопытный нос, куда не следует.

- Брысь домой, сколопендра, - прикрикиваю я на нее.

Ага, как же, послушается она. Катюха встает в позу: упирает руки в боки и презрительно смотрит на меня.

- Кать, иди домой, нам надо с твоим братом поговорить, - говорит Витька и она его слушается. Нехотя, показывая всем видом недовольство, но слушается. Не меня, ее родного брата, а постороннего пацана! Ну хорошо, не такого уж постороннего, Витька она с сопливого детства знает, но все-таки.

- Может тебе ее к себе забрать, - не выдерживаю я.

- А может сестру меньше шпынять будешь? – не лезет за словом в карман Витька. И тут понеслось. Друг целую минуту яриться, обзывает меня всяческими нехорошими словами, некоторые из них прям совсем обидные. Но я молча слушаю, краешком глаза поглядывая в окно первого этажа, где мелькает силуэт тети Маши. Не умеет женщина прятаться от слова совсем. Ей бы у Луцика поучиться, вот кто искусно с тенью сливается, даже там, где ее нет.

Поток слов иссякает, друг начинает выдыхается, и тогда я предлагаю:

- Пошли, на лавочке посидим, а то у соседей сложится превратное мнение о моей ориентации.

Витка бурчит, но идет следом, а тетя Маша провожает нас задумчивым взглядом.

Я специально выбираю место подальше от чужих глаз, возле старой песочницы, изрядно заросшей кустами. Здесь скамейку не сразу разглядишь, только если знаешь заранее. Любимое прибежище местных алкашей и наркоманов.

Садимся на нагретую солнцем деревянную поверхность и молчим. Пока шли, Витька окончательно растерял боевой запал, а я просто хотел спать. Гребаная усталость навалилась непомерным грузом, глаза закрывались сами собой.

- Что там с Гочей? – спрашивает друг.

- Нормально, - понимаю, что Витьке этого недостаточно, и добавляю: - когда подходил, там разборки были: стрельбу слышал, крики, сирену милицейскую. Я сбежал от греха подальше, теперь ему точно не до нас.

- Тольяттинские, - сделал свой вывод приятель, - у Гочи с ними давно проблемы.

Снова молчим. Я чувствую, что он хочет что-то спросить, но не решается. На моего друга это не похоже, обычно болтает без умолка, а тут такая пауза.

- Я не наркоман Витька, если об этом думаешь, - помогаю я ему. Минут назад, он именно так меня и называл. Дескать, вернулся совсем шальной из города, ведешь себя странно.

- Ты себя-то со стороны видел? Придурка Лешу чуть насмерть не забил, еле-еле тебя остановил. И взгляд какой-то, - Витька пытается подобрать правильное слово, но у него ничего не получается. Наконец, он машет рукой и заканчивает фразу: - какой-то не такой.

Насмерть…

- Могу вены показать.

- Пффф, - делает Витька губами и морщится. – Да нужны мне твои вены, может ты нюхаешь или в жопу колешься.

- Задницу я показывать не буду.

- И это радует… У тебя вообще все нормально?

Отрицательно качаю головой:

- Жопа какая-то, Витька.

Грустно улыбаюсь, понимая, что речь снова заходит о пятой точке.

- Насколько все плохо?

Насколько? Нет ни малейшего желания измерять линейкой глубину… отверстия. Хочется завалится в кровать и спать, спать до бесконечности. Голова совсем перестает варить, и слова помимо воли слетаю с губ:

- У тебя такое бывало, что бы девчонка долго нравилась? Чтобы сидело внутри и не отпускало?

- Ты про Светку Кормухину? Ну и горазд про баб думать, когда такое твориться.

Киваю и молча соглашаюсь. А что еще мог сделать, рассказать трогательную историю про девушку с греческим профилем? Что бы Витьку потом зачистили согласно директиве?

Ловинс… Откуда всплыл ее образ, из каких глубин сознания. Неужели трупами навеяло.

Раньше у меня был дом, и была учеба, и между ними всегда пролегала граница. Миры никогда не пересекались, не взаимодействовали друг с другом. И я четко знал: какая-бы дрянь не творилась в другой вселенной, всегда есть родной уголок, где все нормально, где есть родители, вреднючая сестра и Витька. Дружище, которому могу все рассказать, поделиться любыми проблемами и тот обязательно выслушает. Правда, совет даст бестолковый, но то такое, то не важно, потому что на душе легче становится. Становилось… Теперь зараза переползла в родной мир. И от этого хуже всего. Там я выходец из отсталого мира, а здесь наркоман и псих безбашенный. Вопрос лишь времени, когда родители начнут замечать странности и задавать вопросы. Только кому? Останется ли что-нибудь от меня самого к концу выпуска? Если доживу, конечно…

Иномирье, после трехмесячной разлуки, встретило недружелюбно. Вместо привычного досмотра отвели в камеру и велели ждать. Камеру вроде как не тюремную: решетки на окнах отсутствовали, а дверь наружу легко открывалась. Я проверил, но выходить в коридор без нужды поостерегся. Мало ли, какие здесь протоколы действуют или того хуже – директивы.

Перекусив фруктами на столике, откинулся на кушетку и задремал.

Разбудили меня два амбала в привычных костюмах. Без церемоний растолкали и под конвоем сопроводили в большую комнату, просто огромную, подавляющую высокими потолками.

На стене, драпированной красными и синими кусками ткани, висел профиль хищной птицы, отлитый из серебристого металла, а чуть выше красовался неизменный девиз на латыни: pro domo sua.

Прямо под хищником, на возвышении, располагался длинный стол, по центру которого сидел Альфред Томби и сухенький старичок, прозванный мною Лангольером: уж больно фамилия была созвучна, да и модель поведения напоминала тварей из повести Стивена Кинга. Постоянно обвинял, кусал и готов был сожрать с потрохами. Рядом с ними расположилось еще несколько человек, среди которых узнал Носовского с больным, вечно мутным взглядом, и Валицкую, выглядевшую великолепно, впрочем, как и всегда.

Величественная зала, гигантская птица, огромный девиз над ней, большой стол на возвышении, важные люди за ним, и я перед всем этим на маленьком таком стуле.

- Не допустимо… нарушил… не доверяет… безответственно, - отдельные слова вырывались из уст Лангольера, а я тупо смотрел перед собой, ожидая, когда закончится очередное представление.

Томби заступался, но как-то вяло, больше для проформы. Носовский так и вовсе молчал, лишь изредка бросая мутный взор в мою сторону. Куда больше его интересовала госпожа Валицкая, сидящая рядом.

О да, Анастасия Львовна была прекрасна, правда, речь шла не только о ее внешних данных. Она долго молчала и внимательно слушала Лангольера, а когда тот выдохся, выпустила коготки, а точнее будет когти. Госпожа психолог полностью оправдала свое отчество, львицей вступившись за глупого детеныша. Это был ее прайд, ее территория, и негоже всяким чужакам шляться, будь они хоть трижды лангольерами.

- Он не доверяет Организации. Позвольте, а не с вашего ли ведома пустили на самотек ситуацию с Алиной Ольховской. У нас не было формального повода, - передразнивает она сухонького старичка. - Когда это факт останавливал нас от расследования? Или может быть напомнить о свежей истории с курсантом Дальченко? Конечно, отец его уважаемый господин, владелец судостроительной верфи, а Воронов всего лишь выходец из 128 параллели, - госпожа Валицкая мечет молнии. Повезло Лангольеру, что сидит на несколько метров дальше, иначе горел бы синем пламенем или пал ниц, растерзанный когтями. – И тот и другой курсанты Службы Безопасности, они в равной мере представляют нашу Организацию и в равной мере рассчитывают на нашу защиту. Только получает ее почему-то один Дальченко.

- Позвольте, - кхекнул старичок, - какое отношение это имеет к рассматриваемому эпизоду?

- Да самое прямое, - в этот момент Анастасия Львовна особенно хороша. Настолько, что в болезненном взгляде Носовского появляется ясность, которой отродясь там не бывало. - Курсант не верит в то, что Организация способна его защитить, и берется решать проблемы самостоятельно. В этом вся проблема… в доверии. И я бы на его месте поступила точно так же. Чем вы так удивлены?

- Это… весьма странное утверждение, для опытного сотрудника - дребезжит старичок.

Странное? Нисколько. Вы же читали психологический портрет местного бандита, - тут Валицкая подглядывает в распечатку, лежащую перед ней, - Георгия Васильева, по прозвищу Гоча, и его брата Алексея.

У Лешеньки тоже была кличка, правда, неблагозвучная, может поэтому госпожа психолог решила ее пропустить.

- Как думаете, что бы они сделали, если бы Воронов не явился на встречу в условленное время?

- У нас там работали оперативники, - несмело возражает сухонький старичок. – Они вызвали местные органы правопорядка.

- Которые сплошь коррумпированы. Они бы приехали, извинились за доставленное беспокойство и укатили с ветерком. А наши оперативники… Вам напомнить, как они решили проблему с родителями Воронова? Посмотрите, там в папочке под номером 118/3. Я понимаю, что эпизод мелкий, но он говорит сам за себя. Пока череп курсанта собирали по осколкам в реанимации, мама с папой решили навестить сына. И что сделали наши доблестные оперативники, Савельев и Марченко, чтобы задержать их? Они протаранили машину на выезде из города. Да-да, не придумали ничего лучше и устроили аварию. Слава вселенной, никто не пострадал. Я удивлена, что они не затеяли там перестрелку, с Савельева бы сталось. У него всего две извилины: одна отвечает за то, чтобы достать ствол, а другая - почистить.

- Анастасия Львовна, я настойчиво рекомендую воздержаться от оскорбительных комментариев в адрес сотрудников нашей Организации, - Лангольер попытался придать голосу строгости, но потуги его казались смешными на фоне разъяренной львицы. – Вы же прекрасно знаете о кадровых проблемах в 128 параллели, которым не один год. Поэтому мы вынуждены затыкать дыры оперативниками, которые, скажем так, не всегда способны принимать правильные решения в быстро меняющейся обстановке.

- А если бы на смерть забили его друга или изнасиловали сестру, вы бы какими формулировками воспользовались? Теми же самыми? И позвольте узнать, каким образом, кадровые проблемы Организации касаются лично Воронова? Я напоминаю всем присутствующим, что согласно контракту Служба Безопасности берет под защиту всех родных и близких сотрудника. Или может я что-то упускаю, и там был подпункт о Савельеве с Марченко, которые не способны принимать правильные решения в быстро меняющейся обстановке?

Спустя двадцать минут меня отпустили и даже строгач не влепили. Так, пожурили под конец, и рекомендовали научиться доверять Организации.

Я шел по пустынному коридору здания, когда услышал голос Валицкой:

- Петр, подожди.

Торопливый цокот каблучков нагоняет меня, я останавливаюсь и смотрю в глубокие карие глаза некогда разъяренной львицы. Теперь она всего лишь красивая женщина, чуточку уставшая и весьма довольная собой.

- Спасибо, - выдавливаю я слова из горла, - вы же это хотите услышать?

Она ничего не говорит, просто обнимает меня. Ощущаю тепло, идущее от мягкого тела. Оно волнами проходит по коже, сквозь поры проникает в организм, согревает съежившиеся от мороза внутренности. Чувствую, как начинает отпускать, как расслабляется сжавшаяся внутри пружина, и отчего-то слезы выступают на глазах. Но я только сильнее стискиваю зубы, креплюсь, чтобы окончательно не расклеится.

Губы нежно касаются моего лба, щекочут, задерживаются чуть больше положенного и, наконец, ласково целуют.

- Увидимся на занятиях, Петр, - говорит она.

Смотрю вслед удаляющейся Валицкой. Не вижу соблазнительных форм, обтянутых серой формой, все внимание, все силы уходят на то, чтобы справиться с внезапно проступившей дрожью. Будто и вправду порядком закоченел на лютом морозе. Правая рука ходит ходуном, я хватаю ее, с силой прижимаю к телу.

Гребаное обезболивающее, пора завязывать с этими таблетками.