Предел прочности. Книга вторая.

Глава 9

- Воронов, куда на ночь глядя?

В сумраке длинного коридора навстречу попался Леженец. Спортсмен успел поужинать, и потому прибывал в превосходном расположении духа. Готов был шутить и зубоскалить напропалую.

- Туда, - говорю неопределенно.

Ну не объяснять же парню про свидание с инспектором, будь неладна служба внутренних расследований.

- Дурной зад ногам покоя не дает? – Дмитрий привычно скалится.

Даже не думаю поправлять парня: переврет любую пословицу и сведет все к пятой точке. Таков уж юмор у нашего Леженца и ничего здесь не изменишь.

- А ты чего по коридорам шляешься? - отвечаю вопросом на вопрос.

- Поел, спать пойду.

- Цельная ты личность, Дмитрий.

- Чего?

- Тем, кто ложится спать – спокойного сна.

- А… ну да.

Оставляю Леженца одного в коридоре и выхожу на темную улицу. Поднимаю воротник форменного пальто - в ноздри тут же ударяет знакомый запах дождя. Одежда все еще сырая после прошедшего дежурства. Как бы не подхватить простуду под холодным ноябрьским ветром.

Засовываю руки поглубже в карманы, и прибавляю шаг, в надежде быстрее согреться. Странно, но практически не думаю о предстоящем разговоре, куда больше волнуют последствия: выпрут из академии и глазом моргнуть не успеешь.

Неужели буду скучать по этому месту: по длинным мачтам сосен, подпирающим сам небосвод, по тихому плеску озера, даже по вечной луже, разлившейся на дорожке в низине. Буду вспоминать казарму, которая за последние четыре года стала вторым домом, пускай и не столь гостеприимным, как хотелось бы. А как быть с людьми, которых встретил в иномирье? Хорхе, вечно пропадающий невесть где, говорливый Носовский и бурчащий Камерон, Леженец, который все меньше раздражал и все больше казался забавным. По ним тоже буду скучать? И словно в насмешку проявился греческий профиль одной знакомой девушки, выплыл из глубин сознания гигантским айсбергом. Да что б тебя, достала!

Может прав Витька, со временем плохое забывается и остается одно лишь хорошее? Сколько дерьма случилось в иномирье, сколько раз под смертью ходил, а вот поди ж ты, вспоминаются исключительно положительные моменты.

М-да, что-то совсем вы раскисли, Петр Сергеевич или забыли уже, по какой причине здесь оказались? Не за таланты особые и заслуги, а исключительно в роли наживки, которую насадили на крючок и теперь ловят рыбку покрупнее, как выразился бы Мо.

Эх, Мишаня… Мишаня, куда же ты влез?

Первый заданный вопрос оказался вовсе не о брате или увиденном граффити на русском языке. И задавал его совсем не инспектор: он лишь сидел и внимательно слушал. Дребезжал противным голосом знакомый Лангольер. Да-да, тот самый сухенький старичок, пытавшийся устроить головомойку после случая с Гочей. Тогда меня отстояла госпожа психолог, сейчас же…

- Курсант Воронов, какие отношения вас связывают с Валицкой?

- Обыкновенные.

Недоуменно смотрю на инспектора, но тот хранит молчание, а старичок продолжает пытать:

- Уточните свой ответ.

- Нас связывают отношения курсант-преподаватель.

- Тааак, – довольно тянет Лангольер. Поднимает лежащую перед ним бумагу и зачитывает: - за прошедший учебный год курсант Воронов посещал кабинет Валицкой А.В. семьдесят восемь раз. Это больше, чем любой другой курсант на потоке. Потрудитесь объяснить, с какой-такой целью наведывались к Анастасии Львовне, да еще делали это столь часто? И не говорите, что вечерние визиты связаны с учебным процессом. Вас нет в числе отстающих по ее предметам.

Очередная бумага покидает стопку и ложится передо мною. Разумеется, это был табель с оценками курсанта Воронова П.С. Нужное выделили жирным красным, на маркеры не поскупились.

- В цифры закралась ошибка.

- Да неужели, - сухонький старичок улыбается. Длинный узловатый палец вытягивается и тычет в бумагу. – Покажите, где именно.

- Не здесь, ошибка в другой таблице, где данные по количеству визитов к госпоже Валицкой.

- К госпоже…, - непонятно чему радуется Лангольер. Достает искомый листок и кладет напротив меня. – Потрудитесь указать на неточность, курсант.

Слово курсант прозвучало так, словно и не курсант уже вовсе, а самозванец, притворившийся оным.

Бегло пробегаю список фамилий в таблице. Действительно, я на первом месте с большим отрывом, далее следует Леженец, более чем с трехкратным отставанием. У нашего спортсмена всегда было слабо с психологией.

- Не вижу здесь фамилии Альсон, - говорю наконец.

- Альсон? Вы имеете в виду Лиану Смит?

Вот ведь старый крючкотвор. Ну да, малышку, вернее стерву с холодным сердцем, лишили родового имени, и теперь по официальным бумагам она числилась безликой Смит. Но то по бумагам, в жизни все оказалось несколько сложнее. Окружающие упорно продолжали именовать девушку Альсон и не важно: курсанты они или из числа преподавательского состава.

И дело тут вовсе не в забывчивости, скорее в принципах Организации: дескать, у вас, аристократов, своя песочница, в ней и возитесь, а в нашу внутреннюю кухню соваться не смейте. Поэтому знакомое «Альсон» и звучало на перекличках.

- Да, я имею в виду Лиану Смит, мою одногруппницу, - пришлось подтвердить слова въедливого старичка.

- Лиана Смит, является пациенткой госпожи Валицкой, - надтреснутый голос с толикой иронии выделил обращение «госпожа». – Девушка по причине болезни была вынуждена посещать своего лечащего врача, поэтому мы вычеркнули ее из списка.

- Тогда и мою фамилию вычеркивайте. Я напрямую был задействован в курсе терапии госпожи Валицкой.

Не смог отказать себе в ответной любезности, пропитав слово «госпожа» максимальным количеством ехидства. А что, ему можно, а мне нет?

- Позвольте, есть какие-нибудь документы, подтверждающие сей факт, - не сдается старичок. Ну да, этот будет держать в мертвой хватке до последнего и челюсть так просто не разожмет, истинный Лангольер.

Отрицательно качаю головой, и старичок расплывается в довольной улыбке, обнажая на удивление белоснежные зубы. Впрочем, радость его длилась не долго.

- Я знаю об участии курсанта Воронова в деле Альсон, - произносит инспектор.

- Позвольте, но…, - старичок пытается всучить ему один из листов с таблицей.

- Я знаю и этого достаточно. У вас все или еще есть вопросы?

Листок так и остается в узловатых пальцах старичка. Он спешно возвращает его обратно в стопку и засовывает руки под стол. Я было подумал, что Лангольер решил почесаться, но нет - неугомонный старик вытащил на свет электронный планшет: миниатюрный плоский монитор, виденный мною неоднократно среди прочих технических новинок иномирья. Проводит пальцем по экрану и тот загорается, демонстрируя картинку. Я узнаю коридор учебного корпуса, вернее тот его участок, что находится в непосредственной близости от кабинета Валицкой.

- Полюбуйтесь, - старичок разворачивает планшет и включает запись. Некоторое время ничего не происходит, лишь статичное изображение коридора. Судя по сгустившейся темноте за окном, съемка проходила вечером или ночью. Пока размышляю над временем суток, картинка резко меняется. Дверь распахивается и в коридор вываливается парень. Ведет себя странно, словно пьян или чем-то сильно ошарашен. Хватается за джинсы и начинает спешно застегивать болтающийся пояс.

- Запись была сделана вечером тридцатого августа сего года. Скажите, курсант, вы процедуру лечения Альсон обсуждали или госпожа Валицкая оказывала терапию иного рода?

Ах ты ж тварь зубастая! И ведь где-то откопал это видео.

Долго над ответом не думаю и говорю первое, что приходит на ум:

- Ремень ослаб, был вынужден поправить.

- Ну-да… ну-да, - с издевкой тянет старичок. Тычет узловатым пальцем в экран и запись останавливается. На планшете моя физиономия крупным планом. И видок у нее еще тот: то ли испуганный, то ли ошарашенный, а может все вместе взятое.

Лангольер кладет девайс на стол и сцепляет пальцы в замок.

- Позвольте, курсант, что у вас с лицом? Из-за внезапно ослабшего ремня встревожились?

- Анастасия Львовна сообщила новость, которая сильно… удивила.

- И что за новость?

- Вас не касается.

- Что себе позволяете, курсант! - мигом вспыхивает Лангольер. – Не забывайте, с кем разговариваете и где находитесь. - И уже обращаясь к инспектору: - это не в какие рамки не вписывается. Устроили здесь вольницу, распустились сверх всякой меры. Нет, надо срочно что-то решать, иначе академию по кирпичикам растащат. – И снова ко мне: - отвечать на поставленный вопрос, курсант!

- Отвечать не буду. Кто вы такой, не знаю, и знать не обязан, поскольку лично мне не представлялись. Статус нашей беседы так же неизвестен. Вы в чем-то меня обвиняете или просто хотите поговорить? Если последнее, то имею право не отвечать на вопросы, в связи с конфиденциальностью располагаемой мною информации. Если первое, то хотелось бы получить официальное подтверждение статуса проводимого мероприятия.

- Это… это, - Лангольер начал задыхаться от возмущения. Еще немного и старичка хватил бы удар, но тут заговорил инспектор.

- Хватит!

- Но…

- Я сказал, довольно. Молодой человек прав: нет никаких оснований для официального допроса. Что же касаемо ваших подозрений относительно сексуальных контактов, которые имели место быть между госпожой Валицкой и присутствующим здесь курсантом, то избавьте. Или считаете, что у службы внутренних расследований других дел нет, как следить за моральным обликом преподавателей?

- Но здесь вопиющее нарушение…

Инспектор подался вперед и буквально впился взглядом в сухонького старичка, так что тот сам умолк, без лишнего принуждения.

- Господин Лангоньезе, о ваших сложных взаимоотношениях с госпожой Валицкой известно далеко за пределами академии. Поэтому будьте любезны, не впутывайте меня в местечковые разборки, ровным счетом не имеющие никакого отношения к служебным обязанностям инспектора. Надеюсь, это понятно? Прекрасно, я рад, что мы услышали друг друга. Тогда давайте перейдем к обсуждению куда более насущных вопросов, а именно воровства, процветающего в подотчетном вам ведомстве. – Инспектор остановился, и перевел взгляд на меня: - курсант, можете быть свободны.

С превеликим удовольствием. Я вышел в коридор и подошел к ближайшему окну. Прислонил лоб к холодному стеклу, глубоко выдохнул. Поверхность моментально покрылась белесой пленкой, сквозь которую с трудом угадывались очертания улицы. Свет ночного фонаря превратился в расползшийся сгусток, словно вернулись те времена, когда приходилось щуриться, чтобы разглядеть нечеткие очертания далеких объектов. Как же давно это было, целая вечность прошла.

Постоял так с минуту, и пошел обратно в казарму. Ожидал увидеть сумрак пустых помещений, но в зале оказалось неожиданно многолюдно. Курсанты не спешили расходиться по комнатам, шумели вовсю, а пуще прочих шумел Леженец, который еще час назад планировал отойти ко сну.

- О, Воронов! – обрадовался он, завидев меня. – Как прошло свидание с инспектором?

- Нормально, - пожимаю плечами, - отчислили.

В зале воцарилась гробовая тишина. Было слышно, как пыхтит толстяк Соми у барной стойки: тяжело и с надрывом. Под кем-то скрипнул стул, звякнула ложечка в дальнем углу.

И чего они не веселятся, чего не радуются? Почему все молчат и смотрят на меня? Зараза, такую шутку загубили. Я готов был произнести извечное «не дождетесь», но в царившей атмосфере это прозвучало бы крайне глупо.

- Ты это… подожди раньше времени. Может обойдется, - неожиданно произносит Леженец. Он что, пытается поддержать меня? Это вообще третья группа или я ошибся казармой? Где извечные: «так тебе и надо Воронов», «знай свое место, обезьянка».

- Шучу я, расслабьтесь.

Как и стоило ожидать, местные тонкостей юмора не оценили.

- Придурок! – первым раздался звонкий голосок, напоминавший тот далекий и давно забытый, принадлежавший одной мелкой проказнице. Но нет, не она это - встречаюсь с ледяным взглядом стервозной аристократки.

- Твои шутки неуместны, - это уже бывшая старшая по группе, как всегда торопиться отчитать.

- Что-то ты перегнул, приятель, - басит Авосян. – С такими вещами не шутят.

- Иди проспись, Воронов, - возмущается Марго.

Ропот и гул голосов несется со всех сторон. Вот теперь узнаю родную третью группу. Прозвучало даже извечное «обезьянка», значит не ошибся казармой.

В нарастающем гомоне голосов слышится растерянное от Леженца:

- Че-то я так и не понял, тебя отчислили или нет?

Пока нет, Дмитрий… Пока нет…

Наступил декабрь, выпал первый снег, а следом за ним пришло новогоднее настроение. Ничего не мог поделать с собой, хотелось мандаринов, сочных и ароматных, наряженной елки. Казалось бы, четыре года проучился, пора уже привыкнуть к законам иномирья. Но нет, подавай нам Деда Мороза, можно пьяного, у которого свитер выбивается из-под красной шубы. И на гирлянду согласен, на самую захудалую, из школьных запасников, пережившую целые поколения выпускников.

Толком не с кем обсудить внезапно возникшую тоску. Земляк Хорхе привычно запропастился, а Вейзер так и не смог оценить прелестей празднования Нового Года, хотя я пытался объяснить. Моего соседа охватила привычная меланхолия. Увидел Марго с новым ухажером в коридорах Академии, отчего грустил уже целую неделю. Слушал на редкость отвратную музыку про неразделенную любовь и запирался в душе на долгие часы.

- Как бы не повесился, – высказал однажды свои опасения Авосяну.

- Нормально, - пробасил тот. Что именно нормально, Герб уточнять не стал, но я как-то сразу успокоился: великану в этих вопросах можно было доверять.

Наши отношения с Авосяном наладились. Тот неприятный разговор на лавочке забылся уже на следующий день, и общались мы как прежде, без натяжки и двойного дна. Только фамилия Альсон оказалась под негласным запретом. По молчаливому согласию сторон, девушку лишний раз не упоминали, а если и звучало ее имя, то исключительно в контексте общих дел.

Впрочем, сама девушка не давала себя забыть. Первые месяца два успешно игнорировала мою персону: при приближении воротила высоко задранным носиком, а потом прорвало. Посыпались шуточки, уколы, подначки. Оказавшись передо мною на раздаче, могла десять минут выбирать булочку, преграждая доступ к ароматному мясному пирогу, напоминающему по вкусу мамкин курник. Благо, широтой комплекции вредина не вышла, поэтому я быстро научился обходить мелкое препятствие.

Каждое мое выступление на уроках сопровождала едкими замечаниями. И можно было не сомневаться, если выскажу свою точку зрения, у Альсон обязательно найдется противоположная. Завидев в коридоре, в присутствии многих могла обозвать или оскорбить. Из-за чего неоднократно штрафовалась и вызывалась в кабинет к самому Носовскому.

Я в ответ лишь молчал, и это бесило ее все больше и больше. Один раз Альсон не выдержала и пребольно ущипнула за бок в полутемном коридоре казармы. Не понимаю, чего она добивалась таким поведением. Услышать мат в свой адрес или схлопотать подзатыльник? Это просто глупо. Вывести меня из равновесия? Пока что получалось ровно наоборот: я оставался спокойным, а девушка распалялась все больше.

В один из зимних вечеров подловила меня у поворота в парковую зону. Стояла не одна, с мелочью из числа первокурсников. Эту парочку пацанов никогда раньше не встречал: один из них субтильного телосложения, которому даже форменное пальто не смогло придать внушительного объема, другой же напротив вида коренастого, с пушком щегольских усиков над губою.

- Эй, мартышка, куда собрался? - раздался звонкий голос Альсон. Привычно игнорирую злобную аристократку, иду дальше, похрустывая тонким слоем снега.

- Слышь, обезьяна, к тебе леди обращается, - к разговору подключился один из первокурсников, тот который тощий. Этот-то куда лезет? Выискался кавалер прекрасной дамы на мою голову.

Бросаю взгляд в сторону фонаря, где на самой верхотуре прикреплена панорамная камера, внешним видом напоминавшая летающую тарелку с множеством иллюминаторов. Несколько раз доводилось видеть снимки, сделанные с ее помощью: удивительное качество изображения, позволяющее волосок на лацкане пиджака разглядеть.

Альсон просто так никогда ничего не делает. И думается, место выбрала не случайно. Хочет спровоцировать на драку, чтобы учебная комиссия на протяжении недели мозги выносила? Конечно, комиссия не инспектор по внутренним расследованиям, но тоже мало приятного. Еще и циферок в звании лишат, которых и без того не великое количество.

Вздыхаю и продолжаю свой путь. Вслед несется наглое:

- Эй, мы с кем разговариваем, мартышка? Куда бежишь, струсил?

Мимо пролетает снежок и падает на дорожку, разлетевшись на мелкие кусочки. Тоже мне снайперы, шагов с десяти попасть не могут.

Не обращаю внимания, иду дальше. И вдруг слышу знакомый голос:

- Чего задумали, салаги?

Разворачиваюсь – точно, Леженец собственной персоной. Нашего спортсмена и дождь с грозой не всегда остановят, что о легком снежке говорить. Бегает, наматывает круги по территории, как заведенный.

Дмитрий в своем извечном спортивном костюме синей расцветки, перчатках и вязаной шапочке с эмблемой хищной птицы на отвороте. Морда красная, изо рта пар клубится - спортсмен наш не один километр успел пробежать, но говорит на удивление спокойно, не задыхается и не глотает слова. Только грудь ходуном ходит – легкие качают воздух, что кузнечные меха.

- Дядя, а не пойти бы тебе лесом, - снова ерепенится тощий.

- Слышь, вали, не с тобой разговариваем, - поддерживает его товарищ.

Начинаю всерьез опасаться за жизнь парней, но Леженец ведет себя на редкость спокойно: даже улыбается, когда подходит к компании провокаторов. Ну, конечно, он тоже камеру заметил: не первый год в академии учится, потому и не лезет на рожон. Ай-да молодец, Дмитрий – выдержка железная.

Уходить теперь глупо, да и не по-пацански это, как сказал бы Костик. Получается, что Леженец за меня вписался, а скорее за честь всей третьей группы в его понимании, поэтому подхожу к месту назревающего конфликта и становлюсь плечом к плечу.

- Какой год обучения, салаги? Вас не учили старших уважать, - мирным тоном произносит спортсмен.

- Тебя что ли уважать, тупаря? – тощий выкидывает вперед кулак с оттопыренным указательным - знак проявленного неуважения. Реакция Дмитрия была молниеносной, я даже не успел понять, в какую секунду произошло движение, настолько стремительным оно вышло. Взмах рукой и вот уже тощий с ужасом смотрит на согнутый в другую сторону палец.

- Сломал! –в ужасе орет его приятель. – Он его сломал, сломал!

- Лечебный корпус прямо по дороге, - советую я. – Если легким бегом, то минут за десять домчитесь.

И тощий побежал, вытянув вперед руку, словно у него не сломанный палец, а факел с олимпийским огнем. Приятель с тонкой полоской усиков припустил следом. Обернувшись через сто метров, он остановился и проорал:

- Вы пожалеете, мы жалобу напишем.

- Пиши, пиши, - поддержал я его и показал на камеру. На записи четко будет видно: первым кулак к лицу поднес тощий, а чего он там хотел, палец в оскорбительном жесте показать или что другое, дело десятое. Леженец среагировал на внешнюю угрозу, и был в своем праве – это любая дисциплинарная комиссия скажет. Все-таки молодец Дмитрий, сумел ситуацию прочитать. И камеру на фонаре учел, и эмоциональную несдержанность молодых. Хотели они нас спровоцировать, а вышло с точностью наоборот.

- Неправильно чужих подключать во внутренние разборки, - тем временем пенял спортсмен девушке. – Стыдно против своих идти.

Аристократка в ответ бросила надменный взгляд и холодно улыбнулась:

- Ты что ли свой будешь или… вот это, - девушка соизволила указать задранным носиком в мою сторону. Развернулась и удалилась, полная собственного достоинства. Только снежок похрустывал под маленькими сапожками.

- И что за зверь между вами пробежал? Нормально же общались, – пробормотал Дмитрий

- Да есть один, - не стал я уточнять. Не хотелось лишний раз озвучивать фамилию госпожи психолога. – А ты молодец, с камерой все правильно рассчитал.

- С какой камерой?

Валицкая вернулась с Малнийского симпозиума в декабре, как и обещалось в объявлении. К тому времени много чего случилось, воды утекло изрядно, и я успел порядком подостыть. Расхотелось немедленно бежать, и доказывать госпоже психологу свою правду. Она непременно вывернется, потому как змеюка подколодная, все извратит и выставит в выгодном для себя свете.

Единственным выходом из сложившейся ситуации видел полное игнорирование. Как и в случае с Лианой, попытался максимально дистанцироваться от объекта. Только не учел тот простой факт, что Валицкая не Альсон, и если чего задумает, то добьется своего обязательно.

Уже на следующий день по приезду поступило указание явиться в кабинет Анастасии Львовны, которое я успешно проигнорировал. Как в подобных случаях поступали с нерадивыми курсантами - не знал, потому как дураков не находилось. Ну хоть в чем-то буду первым, если с учебой и званиями не сложилось.

Ждал вызова от дисциплинарной комиссии, но все разрешилось куда проще.

- Воронов, задержись, - заявила Валицкая, стоило только занятиям закончится.

- А можно мне тоже остаться? - под робкий смех парней вопросил Леженец. Ребята много зубоскалили по поводу моих частых визитов к сексуальной учительнице, вот наш спортсмен и забылся на секунду, где находится и с кем юморит.

- Конечно, Дмитрий, оставайся. Разве я могу препятствовать столь ярому желанию учиться, - Валицкая соблазнительно улыбнулась. – У тебя целый час дополнительных занятий.

- Анастасия Львовна, я пошутил.

- А я нет. Вот стол, вот учебник - параграф семнадцатый. Через тридцать минут зайду и проверю.

- Анастасия Львовна, у меня тренировка.

Лицо женщины вмиг потемнело, от идеальных черт повеяло ледяным холодом.

- Хочешь сказать, что психология - предмет менее важный, чем бег по пересеченной местности?

- Я… я…

- Что я, Дмитрий? Что я? Взял учебник и сел за стол! Курсант Воронов, за мной.

Появилось искушение сбежать, благо Валицкая повернулась спиной. Но это уж совсем на ребячество походило, поэтому собрался с духом и последовал за плавно покачивающимися бедрами. Старался на них не смотреть, не вдыхать аромат знакомых духов, что шлейфом тянулся по коридору. Но тело не слушалось, ему было глубоко плевать на всю опасность, исходящую от соблазнительной чаровницы. Интересно, что должно случится, чтобы тупая биохимия организма перестала воспринимать женщину впереди, как объект вожделения? Может если пальцы начнет отрубать, тогда мозги на место встанут? Посмотрев на заметно выделяющиеся половинки ягодиц, понял – нет, не встанут. Если и браться отрубать, то далеко не пальцы.

Захожу в кабинет следом за Валицкой.

- Садись, - бросает она через плечо.

Я стою на месте, дверь на расстоянии вытянутой руки. Слушаю вас внимательно Анастасия Львовна. Выкладывайте, что хотели сказать, и ухожу. Лишней минуты не проведу в этом змеином логове.

Валицкая откидывается на кресле, закидывает ногу на ногу. Стол укрывает от глаз соблазнительные движения, отработанные годами, поэтому реагирую спокойно. Как и на ее легкую улыбку и пальчик, задумчиво поднесенный ко рту.

- О, мальчик обиделся, - неожиданно тонким голоском произносит она. – Малыш не хочет видеть тетю, малыш может отвернуться к стене и шмыгать носом. Только сопельки на кулак не забывай наматывать.

- У вас все? - стараюсь сохранять хладнокровие. Валицкая начинает повторяться в своих методах и это добрый знак: госпожа змеюка вымотана.

Жду продолжения игры в заботливою тётеньку, но та неожиданно рявкает:

- Я сказала, сел!

Поздравляю, Петр Сергеевич, вы только что довели штатного психолога до крика. Несколько секунд размышляю над тем, чтобы удалиться с гордо поднятой головой, но это уже совсем детский сад, штаны на лямках. Продолжать изображать обиженного совершенно не хочется, поэтому подхожу к стулу и сажусь напротив Валицкой.

Хозяйка кабинета быстро опускает ладонь на стол – показалось или пальцы слегка дрожат? Она ловит мой внимательный взгляд и сухо произносит:

- Доволен?

- Чем именно?

- Тем что вывел из равновесия, - она берет ручку со стола, но тут же швыряет обратно. Явно не знает куда деть руки и в конце концов опускает их под стол. - Можешь не утруждаться ответом, по довольному лицу вижу.

- Не все вам манипулировать.

- Петр, помолчи пожалуйста, и без того тошно, - Валицкая не выдерживает и возвращает ладони на стол, а одной из них так и вовсе начинает обмахиваться, словно веером. Лицо при этом растерянное и немного детское. Часто-часто моргает ресницами, словно пытается смахнуть слезы. Но даже намека на влагу не вижу – глаза абсолютно сухие.

«Играет, она снова играет», - шепчет циник внутри. Может оно и так, только злость моя испаряется бесследно, а на смену ей приходят новые чувства, пропитанные внезапной нежностью. С трудом подавляю желание подойти и утешить красивую женщину, обнять и…

- Я понимаю причины твоего недовольства. Имеешь полное право на обиду, раздражение, даже злость, - Валицкая сбивается с мысли, пытается улыбнуться, но попытка эта выходит совсем уж жалкой. – Странные отношения, возникшие между нами - целиком и полностью моя вина. Я учитель, ты ученик, ничего другого быть не может. Но увы, живые существа подвластны слабостям, в том числе и преподаватели по психологии. Ведь именно это и делает нас людьми, правда?

«Истинная правда, Анастасия Львовна», - шепчет циник внутри. – «Только вы не человек, а змея подколодная».

- Я не твоя знакомая, не подруга, мы никогда не станем хорошими друзьями. Прости, если подарила пустую надежду. В первую очередь я учитель, а еще практикующий психотерапевт. И последнее особенно важно, потому что здоровье пациентов порою требует идти на жертвы.

«Может чрезмерно раздутые амбиции просят крови», - продолжает нашептывать циник. – «Как вы там рассуждали, приняв изрядную дозу алкоголя на грудь: он не человек, он пациент? Я ничего не путаю, ведь так говорили о совершившем суицид подопечном? И переживали вовсе не о его смерти, а о своем профессиональном провале: что коллеги подумают, что напишут. Погибший может и был пациентом, а вы сука – Анастасия Львовна».

- Для всецелого понимания картины происходящего придется вернуться в начало истории, и рассказать чуть больше о заболевании Альсон. Всей правды не открою, но и врать тебе не собираюсь, поэтому слушай внимательно и делай выводы.

«Вам и врать не обязательно, Анастасия Львовна. Умеете слова плести, что не придерешься».

- Как говорила ранее, девушке был поставлен ошибочный диагноз – диссоциативное расстройство идентичности или раздвоение личности. Ошибочный, потому что был исключен один из наиболее важных критериев заболевания – замещение одной личности другою. В Лиане одновременно присутствовали как ребенок, так взрослая аристократка, ни о какой подмене речи не шло. Ипостаси обладали общей памятью и прекрасно помнили, что каждая из них делала.

«Новый случай в медицинской практике, Анастасия Львовна? Не потому ли вы так вцепились в Альсон? Ждете Нобелевской премии по медицине или как она там называется в вашем иномирье».

- Мне кажется, или ты ведешь со мною безмолвный диалог?

Вот ведь зараза!

- Нет, что вы, Анастасия Львовна, внимательно вас слушаю, - даже кивнул головой для убедительности.

- Хорошо, - кажется Валицкая не особо мне поверила. Тем не менее продолжила говорить: - как в случае с диссоциативном расстройством, так и в случае с Альсон, толчком для развития заболевания послужил сильный стресс. Чем он мог быть вызван? Первоначально я склонялась к версии физического насилия. Кажется, чего проще: есть маленькая девочка, и есть отец-насильник. Только вот принудительная изоляция в лечебнице ожидаемого положительного эффекта не дала. Наоборот, проявления таких симптомов, как панические атаки и социофобия, заметно участились. Девочка уже не могла спокойно общаться с посторонними людьми: задыхалась при одном виде незнакомого человека. Признаюсь, столь странное обострение болезни завело меня в тупик, и я была вынуждена полностью пересмотреть дело. Снова переговорила с членами семьи и слугами, изучила домашний видео архив. Открылось много интересных подробностей в воспитании Лианы Альсон.

«Травили собаками и били палками? Не удивлюсь, иначе почему столь веселая и забавная малышка стала бессердечной стервой?»

- Девочке не хватало заботы и внимания. Отец по природе своей не способен к эмоциональным проявлениям, мать из-за семейных неурядиц потеряла всяческий интерес к воспитанию, а братьям не было никакого дела до вечно крутящейся под ногами мелюзги. Родные даже не утруждались лишний раз наказывать ее за шалости, полностью передав эти обязанности слугам. А слуги в семействе Альсон это нечто: у деревянной мебели больше чувств, чем у вышколенного до потери эмоций персонала. С ней не гуляли, не играли, не обнимали и даже не прикасались. Ровно до того самого момента, пока отец не напился и не изнасиловал родную дочь.

- Можно без подробностей, - впервые не выдерживаю я.

- Не получится, Петр. Или хочешь чистеньким остаться? Ты же столь рьяно взялся участвовать в судьбе девушки, поэтому будь добр, погрузись в дерьмо с головой. Не представляешь сколько мне видео с камер пришлось пересмотреть, в том числе и с актами насилия. Он даже тогда к ней особо не прикасался, использовал, словно резиновую куклу. Бросал на диван, раскладывал на столе и молча делал свое дело. Когда малышке было совсем больно, она закусывала руку до крови, только бы не кричать. Ведь папа не любит шума. И самое страшное, что девочка была рада такому повороту дел: отецобратил хоть какое-то внимание. В своем маленьком сердечке она нарисовала уютную картинку, что так и должно быть, что таким образом он дарит ей свою любовь. А то, что при этом испытывает боль и мучения, так это ничего. Папа на самом деле добрый, просто устает немножко.

- Давайте к сути, Анастасия Львовна.

- У девочки возник серьезный когнитивный диссонанс: она пыталась насилие со стороны отца объяснить проявлениями заботы и внимания. Да, в глубине сознания понимала, что это не так, только признаться себе боялась. Лучше терпеть физическую боль, чем принять тот факт, что отец каждый вечер насилует тебя, а родная мама с братьями вместо того, чтобы защитить, ревнуют и дрожат за наследство. Вот в чем заключается истинная природа раскола сознания. Когда мы заперли Альсон в лечебнице, мы лишили ее общения с родными, но не убрали диссонанс, внутреннее противоречие никуда не делось: девочка продолжала путаться в формах проявления любви и заботы.

- А вы пытались объяснить?

- Петр, как можно объяснить человеку те чувства, которые он не испытывал?

- Сделать так, чтобы он их испытал, - развожу я руками.

- Пробовали, не получилось. Слышал про эффект Маугли? Не удивляйся, у нас есть похожие сказки, только называются иначе. Так вот, человек выросший среди животных, становится им подобен. Такое развитие исключает возможность нормального функционирования в социуме в случае возращения.

- Вы назвали семейство Альсон животными? – грустно улыбаюсь. В кое-то веки хочется согласиться с Валицкой.

- Я лишь хотела показать важность всего того, что закладывается в нас с раннего детства, и какой груз комплексов приходится нести до конца жизни. Избавиться от них сложно, практически невозможно. Порою мы даже не понимаем, что часть проблем своими корнями уходят в первые десять лет жизни. Выкорчевать их, что вытащить вековой дуб из земли, причем голыми руками. В какой-то момент я была вынуждена признать поражение, но тут появился ты.

- И что такого особенного я сделал?

- Защитил ее и проявил заботу.

- Бред. У нее был жених Олли, который любил. Герб буквально пылинки сдувает, а девчонки из группы, та же Марго, вечно ее опекают.

- Любовь мужчины и женщины по природе своей эгоистична. И не важно, счастливая она или страдания проходят в темном уголке. Петр, не пытайся прерывать, я не собираюсь спорить на эти темы. И Олли и Гербу взамен нужны были ответные чувства, в Марго взыграла жалость, а ты? Что двигало тобою?

- Комплекс старшего брата, вы сами говорили, - вспоминаю я прошлые разговоры.

- Может и говорила, - длинные ноготки задумчиво тарабанят по поверхности стола, - суть не в этом. Ты показал ей другой мир, присел на корточки и погладил скулящего от страха кутенка. Сумел сделать это правильно, не напугав еще больше, и она потянулась к тебе, доверившись всем своим маленьким сердечком.

Что за образы сегодня у Анастасии Львовны? Кутята, сердечки – она случаем не залетела на двухмесячном симпозиуме.

- Фигура отца перестала вызывать когнитивный диссонанс в сознании девочки. Он стал исключительно насильником-педофилом, коим и являлся все это время. А сами акты насилия перестали казаться проявлениями заботы, став чем-то постыдным. Она переживала, что ты узнаешь об этой части ее жизни, отвернешься от нее. Так оно и случилось.

- Я не отворачивался!

- Ты испугался и перестал с ней общаться – давай назовем вещи своими именами. И тогда девочка решила устранить причину вашей разлуки – отца. Повезло, что ножницы оказались маникюрными, и не задели жизненно важных органов. Но все что случилось, случилось к лучшему - подумалось тогда мне. Ведь фактор папа пропал из жизни, исчезла первопричина, вызвавшая диссонанс и раздвоение личности – появилась надежда на выздоровление. Проходил месяц, другой, но симптоматика не менялась. Наоборот, ипостась малышки чувствовала себя все увереннее, набирала сил, практически полностью вытеснив взрослую Лиану. – Валицкая сделала паузу и строго посмотрела на меня: - а теперь скажу главное, ради чего весь этот разговор и затевался. Альсон не собиралась меняться, она была по-настоящему счастлива в ипостаси малышки и планировала пробыть в этом образе до конца жизни. Петр, ты избавил ее от одной напасти, но завел в новый тупик.

- Но…

- Такой участи ей хотел? Быть вечным ребенком? Сюсюкаться со стареющей женщиной до конца жизни? Я знала, что ты не согласишься сыграть роль предателя, поэтому привлекла Авосяна. И уж извини, меньше всего озаботилась твоими желаниями, во главу угла поставив здоровье пациентки. Это был единственный шанс разорвать вашу крепкую связь, и он сработал.

- Герб сказал, что ипостась стервозной аристократки не является истинной.

- Герб проводил тесты, исследования? У него есть материалы по делу или он как любой другой влюбленный болван верит сердцу? Она урожденная Альсон, дочь своих родителей, людей суровых и жестоких. Такова ее природа, ее генетика и здесь другого не напишешь, - Валицкая вздыхает и откидывается на кресле. Взгляд карих глаз неожиданно становится мягким, невыносимо ласковым, из-за чего я вынужден спешно переключиться на темный проем окна. Уж от него-то внутри пламя не разгорится.

- Скажи что-нибудь, - произносит она спустя долгие минуты.

- Вам плевать на меня, и на пациентку. Все, что по-настоящему заботит госпожу Валицкую - интересы Организации, - произношу глухо. – Талант Альсон нужен Службе Безопасности, а взрослой ипостасью управлять куда проще, чем взбалмошным ребенком.

– Можешь ненавидеть меня, Петр, - ноготки отбивают привычную дробь по поверхности стола. - Имеешь на это полное право.

Такое смирение от Валицкой вводит в ступор, но лишь на секунды. Ей бы личико погрустнее сделать, чтобы в раскаяние легче верилось.

- Потрудились бы разъяснить ситуацию раньше, я бы обязательно помог. Зачем врать и использовать людей, когда можно просто поговорить. Что, Анастасия Львовна, привыкли манипулировать?

- Заблуждаешься, Петр.

- Разумеется, одна вы у нас…, - мозг не находит синонима слова безгрешная в словаре космо. Откуда взяться святости, если само понятие грех отсутствует в просвещенном обществе иномирья. – Безупречная, - наконец определяюсь с нужным термином.

Госпожа психолог молчит. Понимаю, что наш разговор окончен. Поднимаюсь со стула, и делаю шаг по направлению к выходу.

- Спасибо, Петр.

Поворачиваюсь к Валицкой: она сидит идеально ровно, сцепив пальцы перед собой. Глубина карих глаз наполнена нежностью и грустью.

- Спасибо за что?

- За то, что не погубил мою карьеру, хотя легко мог это сделать.

Качаю головой.

- Нет, не мог, такие как вы нужны Организации. Контора умеет закрывать глаза на проступки, когда в этом есть необходимость. Прощайте, Анастасия Львовна. Надеюсь, наше общение будет сведено к минимуму, и видеться мы будем исключительно по делам учебным.

Больше меня не останавливали.

Морозный январь подходил к концу, когда Вейзер неожиданно созрел для пьянки.

- Пойдем сегодня в бар?

Я целый год пытался вытащить соседа наружу, пойти прогуляться, выпить пивка и наконец прозвучало долгожданное: согласен. В тот самый момент, когда меньше всего этого хотелось.

Причиной всему было очередное недоразумение с Альсон. Девушка попыталась зацепить в столовой, наговорила гадостей, а я привычно молчал. Она и не выдержала – швырнула в меня любимой булочкой с корицей, и собиралась уже запустить подносом. Благо, рядом оказался Герб и вырвал из рук разбушевавшейся аристократки снаряд. Альсон начала орать на него, но девичий голос неожиданно дрогнул, и его обладательница была вынуждена спешно покинуть зал.

- Лиана не знает, что с тобой делать, - произнес тогда Герб.

- С её-то извращенным умом и фантазией? – засомневался я.

- Когда любишь, ум бессилен. Был бы на твоем месте кто другой, давно бы раздавила или прирезала.

Какая нафиг любовь? У этой злобной стервы сердца нет, чтобы чувствовать, а ледышка в груди только и способна на гадости.

Эта стервоза начала изводить Герба, добродушного великана Герба. Вечно флиртует с какими-то парнями, хвостом вертит, и дает понять Авосяну: смотри мол, я на свидание пошла. Из-за нее молокососы уже морды друг другу чистят, а аристократка все никак не угомониться, мало ей.

И во всей этой ситуации больше прочих раздражает Герб. Альсон вертит им как хочет, а он терпит, что телок на заклании: с влажными и на все согласными глазами. Я не выдержал, так и сказал ему, но Герб, зараза, только вздохнул обреченно, даже поругаться не удалось. Один в один жертвенный агнец.

До того я разозлился, что на улицу вышел без шапки. Слонялся по сугробам, пока не остыл и не замерз окончательно, а тут Николас со своим запоздалым предложением. Сейчас такое настроение, что прибить кого-нибудь хочется, а он в бар зовет баб клеить.

- У меня пропуска нет во внешний периметр, - говорю ему, вспомнив о муторной процедуре оформления документов.

- Ты что, забыл? Сегодня же праздник, в зону С-5 пускают по упрощенной системе.

- Что за праздник.

- День Пятой поправки, - со значением в голосе произносит Вейзер.

День пятой поправки… Я бы на месте иномирян постеснялся такое афишировать. Скажите на милость, чем тут гордиться, когда документ аж пять раз править приходилось. Тут в пору стыдится, а не гуляния устраивать.

- Ладно, пойдем, - согласно киваю. Может хоть удастся развеется.

В баре было шумно и весело. Первый раз попал в питейное заведение иномирья и удивился, насколько здесь все по-простому: никаких неоновых огней, голограмм и прочих технических новинок. Вдоль стены длинная барная стойка, напротив деревянные столы и стулья, танцпол в самом углу. Ровно по центру шла лестница на второй этаж, где расположились комнаты для любвеобильных парочек.

- А еще там настоящая прорицательница, - шепнул на ухо пьяный Ник. – За пять золотых всю правду скажет.

Дверь в комнату великой провидицы выделялась на общем фоне темным цветом и огромным рекламным плакатом. Вот уж не думал, что до иномирья, лишенного религиозных предрассудков, доберется этакая дрянь. И ведь кто-то верит в подобную чепуху. Тот же Николас хотел к ней наведаться, но тут подвернулись две веселенькие медсестрички.

Я-то дурак, планировал показать мастер-класс, как клеить девчонок. Решил помочь парню, который совсем усох от безответной любви к Маргарет.

- Будешь моим вторым пилотом, - сказал ему и битых полчаса пытался наладить контакт с противоположным полом у барной стойки, а когда вернулся за столик, там уже сидели две девчушки: расположились по обе стороны от парня, беспрерывно болтали и пили светящийся лазурный коктейль.

М-да, умудриться остаться одному в месте, где буквально вешаются друг другу на шею, чем не фиаско? Попытался влиться в веселую компанию Вейзера, но кажется сделал только хуже.

- Петь, без обид, но тебе надо выпить, - пробормотал сосед на ухо, перегнувшись через светленькую медсестричку.

- Чего это?

- Ты своей рожей всех девчонок распугаешь, расслабься уже.

Нормально у меня с рожей. Лицо как лицо, не хуже и не лучше прочих. Пошел в туалет освежиться, заодно на собственное отражение полюбовался. Из зеркала на меня уставилась совсем уж хмурая физиономия: глаза злые, брови насупленные, глубокая складка пролегла над переносицей.

Вот как чувствовал, не стоило никуда идти. Может и вправду напиться, чтобы отпустило?

Куда там, если пошел день наперекосяк, лучше не будет. Союз с пивом не заладился: я даже не смог первую кружку прикончить. Музыка орала, народ кругом веселился, а за барной стойкой, где по глупости решил отсидеться, и вовсе было не протолкнуться. Только поднесешь тару ко рту, обязательно пихнут, так что пиво мимо рта или того хуже: краем кружки по зубам.

Мне бы атмосферу, как в черно-белых нуар фильмах: пустующее заведение, лысый бармен, вытирающий полотенцем бокалы, и накачивающийся спиртным незнакомец в шляпе.

В очередной раз плеснув пивом мимо рта, оставил пустую затею. Пока выбирался из-за барной стойки, напугал хмурым видом курносую девчушку и оттоптал чьи-то ноги. Впрочем, незнакомые ноги остались не в обиде. Кто-то в ухо проорал задорное: гуляем, ребята! Пихнули в бок, обдали запахом спирта вперемешку с ароматом чесночных хлебцев.

Попытался взглядом найти столик Вейзера и медсестричек. Обнаружил, что в их компании заметно приросло - все они болтали и весело проводили время. Идти и портить ребятам настроение совершенно не хотелось, поэтому я принял единственно верное решение в данной ситуации – двинулся к выходу.

Пока пробирался сквозь гудящую полупьяную толпу, поверх голов успел разглядеть надпись на темной двери: провидица Элеонор раскроет секреты вашего будущего. Тут бы с секретами настоящего разобраться.

Миновав людской затор, выбрался в коридор и замер в нерешительности: пойдешь направо – гардероб и долгая дорога в казарму по ночному морозцу, налево – лестница на второй этаж и таинственная предсказательница. В казармы всегда успеется, а вот что скажет загадочная Элеонор? Как в родном мире обстояли дела с шарлатанами всех мастей, приблизительно представлял. Приходилось неоднократно сталкиваться с цыганками на вокзале, которые норовили не только в будущее заглянуть, но и в карманы. Другое дело иномирье, пропитанное духом атеизма. Чем сможет удивить местная колдунья? Наверняка будет использовать 3D-проекции и прочие технические новинки. За такое чудо не жалко и пять золотых отвалить – именно такой ценник значился на рекламном плакате.

Поднимаюсь на второй этаж и нажимаю на оранжевую пипку звонка. За шумом, царящим внизу, ничего не разобрать: был сигнал или слишком слабо надавил? Хотел было нажать повторно, но полотно двери скользнуло в бок, открыв проход в сумрак коридора. И снова темно и снова коридор. Этим меня точно не удивишь: за четыре года руководство так и не удосужилось сменить световые панели в казарме. Вечно обо что-нибудь ударишься или кого напугаешь.

Переступаю порог – над головой нежным звуком тренькают колокольчики.

- Проходите, - слышу голос хозяйки.

Провидицей оказывается молодая девушка во вполне себе обычном наряде: белой блузке и приталенных брючках. Никаких балахонов, оберегов на шее и прочей сопутствующей ерундистики. Обстановка комнаты так же мало напоминает пристанище колдуньи, скорее студентки: стандартный набор мебели, включающий в себя диван, пару стульев и шкаф, а в центре небольшой круглый столик с абсолютно прозрачной поверхностью.

- Добрый день, представьтесь пожалуйста? - голос девушки звучит перезвоном колокольчиков, что слышал секунды назад. Вселенная, до чего же приятный тембр, за одно это не жалко заплатить пять монет золотом.

- Курсант Петр Воронов.

- Зачем так официально, достаточно просто имени, - слышится веселый девичий смех. Она еще симпатичная в придачу, пускай и не с идеальными чертами. Особые эстеты найдут форму лица излишне круглой, глаза широко расставленными, придерутся к крупной родинке на щеке. По мне так куда лучше безупречных линий Валицкой, от которых вечно тянет холодом бездны. – Меня зовут Элеонор. Прошу, присаживайтесь напротив.

Следую совету, располагаясь на небольшом стуле. Свет в комнате меркнет, и прозрачная поверхность столика загорается матовым светом. Целые галактики проносятся перед глазами, превращаясь в созвездия, в тысячи скоплений звезд. Рядом с ними мелькают цифры, пунктирными линиями выстраиваются орбиты, проносятся небесные тела, с разноцветными хвостами и без оных. Насколько же ярким и живым может быть космическое пространство, с миллиардами огней, и облачками, что пролитым молоком выделяются на общем темном фоне. Туманность Андромеды или Млечный Путь – не знаю, всегда был слаб в астрономии. На ночном небе разве что Луну безошибочно смогу определить.

- Место рождения? – голос девушки отвлекает от завораживающего зрелища. Картинка давно покинула плоскость стола, превратившись в объемное изображение. Настолько высокого качества, что захотелось увернуться от очередной кометы, летящей прямо в глаз.

- Элеонор, здесь есть одна загвоздка… Я хочу знать настоящее.

- Настоящее? – девушка действительно удивлена. – И какие тайны вы мечтаете раскрыть?

- Не я, мой друг. Он видит одно существо, которое не видят остальные.

Изображение космического пространства в мгновение ока исчезает, щелкают панели, загораясь мягким светом.

- Вы меня с кем-то путаете, - сухо произносит девушка. – Я могу лишь выстроить карту звезд, и определить влияние небесных тел на судьбу человека. Все согласно заложенным в программу алгоритмам, где нет места невидимым существам. Возможно, вам помогут специалисты другого профиля.

Она что, на психиатра намекает?

- Во-первых не я, а мой друг, - понимаю, насколько глупо звучит легенда, но ничего другого придумать не могу. – А во-вторых меня интересуют информация любого рода: бульварные книги, слухи, легенды - все, что могли слышать или прочитать. Плачу сверху десятку золотом.

Достаю кошелек и выкладываю указанную сумму на прозрачную поверхность столика. Девушка задумчиво смотрит на монеты.

- И почему вы решили обратиться именно ко мне?

- Предсказание будущего по звездам – это нечто среднее между астрономией и мистицизмом. Рискну предположить, что человек профессионально занимающийся гаданием, заинтересуется и другими потусторонними вещами.

Девушка в ответ рассмеялась:

- Профессионально? Петр, перестаньте мне льстить. Я обыкновенная студентка, пытающаяся заработать на подвыпивших оболтусах. Такой столик может купить любой желающий за триста монет. Мне же он достался абсолютно бесплатно за несколько... впрочем, не важно.

- Десять монет не нужны, я правильно понял?

Девушка снова смеется, в это раз куда более искренне.

- Хорошо, вы угадали, чем-то таким я действительно интересовалась в детстве, как и любая другая девчонка. Гадала на будущего избранника и любила слушать страшные истории, которые нагоняли жути. И мне действительно нужны деньги. Поэтому внимательно слушаю, но результат не гарантирую.

Отрекомендовалась так, что уже пожалел о десяти монетах, потраченных впустую. С другой стороны, ну не забирать же деньги, сам предложил. Или рассчитывал на консультацию от тайного магистра мистических искусств?

Вздыхаю и начинаю свой рассказ. Стараюсь избегать лишних подробностей, включая имена и привязки к местности. В первом случае не было никакой Ли с экстрасенсорными способностями, просто повздорил со знакомой. Эпизод расследования с поиском картины маэстро превратился в бытовую драму. А сцена избиения в привокзальном туалете избавилась от рек крови и треснувшего черепа – обычная драка с гопотой.

- И что скажете? – спросил я, закончив сумбурное повествование.

- Дилан! – неожиданно заявляет Элеонор, а на лице ее появляется широкая улыбка.

- Кто? – не понял я.

- Может хватит притворятся, - девушка весело рассмеялась, - это розыгрыш, да? Под джемпером микрофон?

- Не знаю никакого Дилана, - пытаюсь возразить, но девушка продолжает смеяться и высказывать все новые предположения. Понимаю, что отпираться бесполезно: чем больше говорю, тем меньше мне верят, поэтому просто сижу и жду, когда схлынет волна эмоций. Звучат имена, версии одна нелепее другой, наконец, девушка умолкает и начинает с подозрением изучать мое лицо.

- Ты серьезно?

- А похоже, что я шучу?

- Я… я не знаю. Весь этот рассказ про марионетку… нелепица сплошная, - девушка откидывается на спинку стула, забавно морщит лобик. – Хорошо, допустим ты говоришь правду. От меня-то что нужно?

Сам толком не знаю. Просто выпил пива и сделал большую глупость, поднявшись по лестнице на второй этаж.

- Наводки, подсказки – любая информация, которая позволит пролить свет на происхождение существа. Может читала или слышала о подобном?

- Ничего такого, - девушка задумчиво уставилась на поверхность прозрачного столика, где по-прежнему лежали десять монет. – Хотя, - и тут глаза ее загораются странным блеском, -мы можем попробовать вызвать его.

- Ну нафиг.

- Боишься?

- Нет, но...

- Отнесись к этому проще, как к простой игре, - девушка вскочила на ноги и подбежала к шкафу, на полке которого стояло несколько книг.

Я только сейчас обнаружил, что брючки на ней скроены по последней моде: коротковатые, едва доходят до середины голени. В казармах половина девчонок в таких щеголяла, разумеется, в свободное от учебы время. Однажды я опрометчиво назвал данную модель бриджами, за что и получил целую отповедь от модника Вейзера. Значит будут обыкновенными короткими штанишками.

Поднял взгляд выше колен, скользнул по бедрам и спешно отвел глаза от круглой попки. Девчонки такие вещи затылком чувствуют. Еще не хватало, чтобы местная колдунья решила чего плохого. И так в ее глазах выгляжу ушибленным на всю голову.

Элеонор тем временем взяла в руки толстенную книгу и села с ней за столик. Сосредоточенно зашуршала страницами и отыскав нужную, удовлетворенно произнесла:

- Вот!

- Ты уверена? Я бы не стал…

Но девушка не слушала. Она уже читала нараспев строчки на незнакомом языке, странно покачиваясь в такт словам. Выглядело все это забавно и одновременно нелепо, словно сценка из дешевого фильма ужасов.

- Не выходит, - пожаловалась она минуты через три и разочарованно захлопнула книгу. – Я так и знала, еще ни у кого не получалось. Для вызова ингис требуется соблюсти массу условий.

- Я думал, ты не веришь в духов.

- Я и не верю, но иногда так хочется, - призналась девушка. – Можешь забрать деньги, я их не заслужила.

- Позволь мне решать, заслужила или нет. Ты создала крутую атмосферу, да и поёшь красиво.

Элеонор заметно смутилась и поспешила отвести взгляд. Возникла неловкая пауза и что бы не затягивать ее сверх всякой меры, торопливо произнес:

- Спасибо за попытку помочь. Там наверняка новые клиенты ждут, пойду я.

Девушка фыркнула. Нет, ну откуда у девчонок такая привычка? Что сестра моя, что Альсон, теперь вот несостоявшаяся ведьма – фырчат, что лесные ежики. Умудряются одним лишь звуком целую гамму эмоций передать. Тут тебе: и «не говори глупостей», и «ничего не понимаешь», и «кругом все дураки, одна я умная». Последнее касалось исключительно мелкой сколопендры, и сестры по совместительству.

- Какие клиенты, никого там нет. Пока у девчонок есть надежды на настоящее, гадать на будущее не будут. Ближе к ночи пойдут обломы с парнями, вот тогда напьются и ко мне за утешением.

- Ты больше психологом работаешь, - предположил я.

- Каждый предсказатель немножко психолог. Многим нужно услышать простые слова поддержки, что все будет хорошо, а жизнь непременно сложится.

- С девчонками понятно, а парни зачем приходят?

- Не поверишь, но за тем же самым.

- Погадать на будущую невесту?

- И погадать и пожаловаться на подругу-суку. Иногда среди них встречаются уникальные экземпляры, пытающиеся подкатить. Делают это столь замысловато, что сразу и не поймешь, - девушка хитро стрельнула взглядом в мою сторону и тут же кокетливо отвернулась, демонстрируя родинку на щеке.

Она что, на меня намекает? С другой стороны, лучше прослыть Дон-Жуаном, чем странным парнем с поехавшей крышей.

- Давай я тебя чаем угощу, - неожиданно предлагает Элеонор. – Должна же хоть как-то возместить понесенные убытки. Он у меня вкусный, фруктовый, с ароматами яблока и лимона.

- С удовольствием, - соглашаюсь я. Почему бы и нет, совершенно не хочется тащится обратно в казармы по зимней стуже, а здесь тепло, хозяйка радушная, чаем поит, еще и симпатичная в придачу – сплошные плюсы.

Пока девушка возится с чашками, беседуем о всяких пустяках. Так выяснилось, что она учится на инженера, а в скором будущем станет специалистом по биомеханике: будет заниматься протезированием, точнее разработками новинок в данной сфере.

Смесь физики и медицины – вот уж действительно круто и полезно. Невольно погладил протез коленной чашечки под штанами.

- А ты чем занимаешься? Подожди, не говори, сейчас попробую угадать, - она задумчиво подняла глаза к потолку и начала перечислять: – серьезный, не жмот, плохо подкатываешь к девушкам. Аналитик, угадала?

- Ты реально провидица, - развожу руками, едва не расплескав чай на пол.

Девушка довольно смеется.

- Еще и неловкий в придачу. Это было легко: ты типичный представитель четвертого отдела. Только не обижайся, но все ваши немного странные, словно не от мира сего, вечно витают в облаках.

- Я думал, детективом назовешь.

Девушка снова рассмеялась, но ни капельки не обидно. Наоборот, смех был столь заразительным, что я не выдержал и улыбнулся в ответ.

- Детективы сплошь снобы и зазнайки – элита, одним словом. Ищейки в местный бар редко заглядывают, для развлечений существуют места попрестижнее. Слушай, а на вашем курсе преподает доктор Паттерсон, такой морщинистый старичок, еще забавно говорит: гоффпода фтуденты, фф-сем фф-сенепременнейшее утро.

С губ девушки слетела капелька то ли чая, то ли слюны, и приземлилась ровно на мой джемпер. Элеонор растерянно ойкнула и прикрыла губами рот, забавно надув щеки. Пришла моя очередь смеяться, а уже спустя секунду хохотали вдвоем, то и дело передразнивая неизвестного доктора.

Я все-таки плеснул из чашки на поверхность стола, и Элеонор пришлось вставать за тряпкой.

- Так что там на счет Паттерсона? – спросила она и подняла взгляд. Поймала меня в тот самый момент, когда я вдумчиво изучал выпуклости под блузкой. Спешно опускаю глаза, и делаю вид, что интересуюсь полом под ногами.

Доктор Паттерсон… первый раз слышу такую фамилию. Зачем, спрашивается, соврал, что аналитик? Какая в этом была необходимость?

- Может лучше расскажешь о процедуре вызова духов? - пытаюсь сменить неудобную тему для разговора.

- Так понравились мои песнопения? - лукаво улыбается девушка.

- Очень, - отвечаю для разнообразия чистую правду, – у тебя красивый голос.

Девушка возвращает тряпку и усаживается напротив. Тонкие пальцы нежно берутся за переплет колдовской книги, начинают медленно перелистывать страницы.

- Простая процедура, ничего необычного, - произносит она задумчиво. - Если не принимать в расчет тот факт, что духи - существа вымышленные. Основная задача заклинания – привлечь сущность из тонкого мира и привязать к человеку, а после этого ее можно заставить выполнить желание или рассказать тайну.

- Подожди, - останавливаю я девушку. – Зачем привязывать, мне бы отвязать.

- Тебе или твоему другу, - взгляд Элеонор становится лукавым.

- Мне, - признаю очевидный факт. – Извини, просто не хотел, чтобы ты приняла меня за очередного психа. История не выглядит столь уж безумной, когда рассказываешь ее от третьего лица.

- А еще тебя зовут Альфонсо и ты не аналитик, а детектив.

- Меня действительно зовут Петр, и я курсант отдела расследований.

Девушка машет руками и смеется:

- Остановись, прошу. Не хочу узнать, что на самом деле ты бесплотный дух, спустившийся на землю в поисках большой любви.

Чувствую себя глупо и замолкаю. И чего, спрашивается, врал на пустом месте. Нет, чтобы с умыслом каким или выгодой, а так оно выходит, что не просто лжец, еще и дурак полный. Хорошо, что девушка оказалась с юмором: хохочет и руками машет, другая давно бы выгнала взашей.

Пока корю себя за глупость, Элеонор успокаивается и продолжает листать книгу. Находит нужную страницу и с одним ей понятным весельем сообщает:

- Нам нужна Мелисса.

- Кто?

- Не кто, а что. Это растение такое, а еще необходим кориандрум, петрозелинум и немного кратэгуса. Сиди здесь и ничего не трогай, я скоро вернусь.

Она вскочила на ноги, и быстрым шагом направилась в коридор. Замок за спиной щелкнул и мир наполнился гулом пьяных голосов, музыкой, смехом – народ внизу гулял, но стоило двери закрыться и звуки моментально стихли. Я остался наедине с книгой, раскрытой на загадочном колдовском обряде.

Что за петрозелинум такой? Не выдерживаю и берусь за печатный источник знаний. Книга оказалась не каким-нибудь древним фолиантом, с рассыпающимся на глазах пергаментом, а вполне себе новеньким изданием с красивыми картинками и приятно пахнущим глянцем.

Название произведения было говорящим: легенды и мифы древней Газии. И никакой это не справочник практикующей ведьмы, обыкновенный учебник, один из разделов которого был посвящен оккультизму. В нескольких главах раскрывались секреты магических ритуалов, подробно, шаг за шагом описывая: смесь каких трав необходимо сжечь, какие стихи прочитать и к какому духу воззвать с той или иной просьбой.

Внимательно изучаю страницу с призывом, заинтересовавшим Элеонор и на глаза попадается плохое слово: жертвоприношение. Благо убивать требовалось не человека, а козу или молодого барашка. Вдобавок, необходимо было нарисовать на земле сложные колдовские узоры, составить круг из танцующих женщин и вызвать шамана с трещотками, сделанными исключительно из костей птиц. Если с танцующими женщинами проблемы не видел: внизу резвилась целая куча подвыпивших девчонок, то вот шамана взять было попросту не откуда, еще и с трещоткой. Перевернул страницу и увидел изображение пляшущей аборигенки, раздетой по пояс, с полной грудью и тряпицей, едва прикрывающей бедра. Художник явно увлекся изображением женский прелестей, забыв нарисовать сам магический круг - так, пара черточек на земле, и причудливые тени, отбрасываемые костром.

- Интересно?

Я настолько увлекся разглядыванием картинок, что пропустил возвращение Элеонор. В руках у девушки был бумажный кулек с пучком трав.

- Барашка резать не буду, сразу предупреждаю.

- А я танцевать, - смеется она в ответ и указывает на иллюстрацию с полуобнаженной женщиной. – Обойдемся одними травами.

Так оно и вышло. Мы убрали от греха подальше прозрачный столик, оказавшийся дорогим 3D проектором. Вместо него поставили дешевый журнальный, водрузили на него чашу со смесью трав и подожгли.

- Пожарка не сработает? - заволновался я, стоило потянутся первому дымку. В воздухе запахло весной и школьным субботником, с непременными атрибутами в виде граблей и носилок.

- Петр, не отвлекайся, - строго одернула меня девушка и затянула речитатив. Подумаешь, спросил не по теме. Не духов же заклинаем в самом деле? Где жертвенный баран, где пентаграмма с шаманом, где в конце концов танцующие аборигенки с роскошной грудью?

Смотрю на Элеонор, голосок которой звучит на диво красиво. Девушка прикрыла глаза и начала покачиваться из стороны в сторону, повинуясь ритмике призыва. Влево-вправо, влево-вправо… в клубах дыма зрелище завораживало своей необычностью.

Вдруг она открывает глаза и выкрикивает:

- Имя!

- Петр!

Девушка с досады морщится:

- Да не твое имя, существа.

- Иногда марионеткой зову или тварью. Бывает, что и грубее.

- Истинное имя, мне нужно истинное имя.

- Так откуда же его знаю?

Элеонор грустно вздыхает и тело ее перестает покачиваться.

- Ну вот, все испортил. Мог бы придумать что-нибудь звучное на латинском.

- Твариус! – выкрикиваю первое, что приходит в голову.

- Да все уже, успокойся, - книга с хлопком закрывается и возвращается на столик.

Смотрю на поникшую голову несостоявшейся колдуньи, на ее грустный взгляд, опущенные плечи и до того неловко становится. Действительно, ну чего мне стоило подыграть? Нет же, болван, уперся рогом. Кому нужна сейчас правда? И дураку ясно, что девушка знать ни о чем не знает, и вряд ли помочь сможет в сложившейся ситуации. Могли бы приятно провести вечер, теперь же ждет меня дорога дальняя в опостылевшую казарму.

- Подожди, не гаси, - останавливаю я девушку, попытавшуюся залить тлеющую траву. – Есть у меня одна мысль.

Собираюсь с духом и начинаю тихонько напевать колыбельную:

- Баю-баюшки-баю, не ложися на краю. Придет серенький волчок и укусит за бочок.

- Что это за язык, Лаарнийский? – в глазах девушки вспыхивает огонек любопытства.

- Т-с-с, - прикладываю палец к губам и продолжаю, - и утащит во лесок, под ракитовый кусток.

Перед глазами стоит мамкино зеленое платье с красивыми домиками. Избушками, в которых непременно хотелось жить самому, чтобы во дворе была конура с собачкой и стройной березой. Во рту ощущается резиновая соска, но спать не хочется. Я только притворяюсь, закрывая глаза, сам же продолжаю мечтать о домике, в котором хорошо и уютно.

Дым клубится все больше – начинает щипать глаза, в горле першит. Пытаюсь проморгаться, но становится только хуже. Сквозь густую пелену начинают мельтешить озорные огоньки, словно кому-то в голову пришла идея включить проектор. Еще пожар здесь устроить не хватало. Наклоняюсь над столом, и сквозь выступившие слезы с трудом нахожу стакан с водой. Обильно заливаю тлеющую траву в чашке, так что мутная жидкость плещет через край, оставляя на столе темные разводы.

Легкие буквально горят огнем, так что дышать становится невозможно. Не выдерживаю, вскакиваю на ноги и устремляюсь к окну. Опускаю ручку и распахиваю створку, в ожидании морозной свежести.

С улицы потянуло, но не дерзким морозцем, щиплющим щеки и нос, а застоялой сыростью, покрытой тиной и слоем прелой листвы. Усиленно моргаю, но продолжаю видеть все тот же дым на улице. Неужели с квартиры столько натянуло?

Это туман… Точно, густой и плотный туман, так что за несколько шагов становится ничего не видно. И удивительно светло на улице, словно не поздний вечер, а раннее утро. Вытягиваю руку в окно и пытаюсь почувствовать температуру окружающей среды. Может положительные пятнадцать, может двадцать, но точно не ниже ноля. Ни о каком календарном декабре не может идти и речи.

- Что за ерунда здесь творится? – поворачиваюсь к девушке. Дым в комнате практически полностью рассеялся, и я без труда различаю предметы обстановки. Девушка продолжает сидеть на стуле, чуть склонив голову. – Элеонор?

Медленно подхожу к ней и осторожно касаюсь плеча.

- Эй, с тобой все в порядке?

Девушка продолжает молчать, тогда я присаживаюсь на корточки и заглядываю в лицо. Глаза прикрыты, дыхания не слышно. Твою же… Одной рукой пытаюсь нащупать ниточку пульса на запястье, другой же хватаюсь за подбородок и поднимаю лицо.

- Элеонора, слышишь меня, ответь. Элеонора?! – твержу, как умалишенный, срываюсь на крик. Начинаю щипать за щеку, за нос – ноль внимания. И тогда отвешиваю звонкую пощечину, еще одну. С губ девушки срывается едва различимый стон, одновременно с этим большой палец нащупывает едва заметную пульсацию сердца на тонком запястье.

- Фух, - выдыхаю, и опускаюсь на пятую точку. Руки трясутся, что у запойного алкаша. Хватаюсь ими за штанины, пытаясь привести себя в норму. Девушка на стуле начинает шевелится, снова стонет и открывает глаза. Некоторое время смотрит ничего не выражающим взглядом в пустоту. Я уже начинаю волноваться за ее умственные способности, когда в действиях девушки появляется хоть какая-то осмысленность. Она проводит рукой по лбу, несколько раз моргает и наконец замечает мое присутствие.

- Что… что случилось? - шепчет она, едва разлепив губы, так что с превеликим трудом разбираю смысл сказанного.

- Без понятия. Пел колыбельную, много дыма, а потом все это, - развожу в стороны подрагивающими руками

- Помоги… помоги подняться.

Подставляю девушке плечо и осторожно подвожу к раскрытому окну. Там по-прежнему клубится туман, пахнет тиной и нет никакого намека на декабрьский морозец. Жду от девушки реакции на странный пейзаж, но она неожиданно произносит:

- Я не чувствую тела. Оно ватное, будто не мое.

- А больше тебя ничего не смущает?

- О чем ты?

- Посмотри на улицу, что видишь? - для убедительности тычу пальцем в белесое пространство. – Кругом туман и снега нет, а еще светло, словно днем.

Тело девушки начинает мелко подрагивать. Пытаюсь приобнять ее, в попытке успокоить. Плечи ходят ходуном, но вовсе не от страха - она смеется!

- У тебя рука дрожит, - произносит Элеонор, и снова начинает подхихикивать.

- Очень смешно, нашла время и место, - опускаю конечность и спешно засовываю пальцы в карман.

- Не обижайся, хорошо? - Девушка поворачивает голову и смотрит на меня долгим внимательным взглядом. Мы слишком близко, но в этом нет и капельки эротизма, просто приятно ощущать рядом живого человека, когда мир сходит с ума, а кругом творится непонятная ерунда.

Первые минуты страха прошли, в голову начинают поступать разумные мысли.

- Сиди пока здесь, я спущусь вниз на разведку. Нужно отыскать остальных и в конце концов разобраться, что за хрень здесь происходит. Не шуметь, наружу не выходить, дверь никому не открывать. Эй, ты меня вообще слушаешь?

- Значит не врал про марионетку?

Да чтоб тебя! Она снова начинает глупо хихикать. Это больше пугает, чем раздражает. Может Элеонор того – головой тронулась?

Помогаю ей добраться до дивана, подкладываю под голову боковую подушку. Среди прочих тряпок нахожу покрывало в бельевом шкафу, пытаюсь укрыть девушку, но она лишь отрицательно качает головой:

- Не нужно, я все равно ничего не ощущаю.

И снова этот долгий внимательный взгляд, от которого становится не по себе.

- Слушай, тебе не страшно? – не выдерживаю я.

- Почему должно быть страшно? - улыбается она мне, что мама ребенку, испугавшемуся невидимых монстров под кроватью. - Мы попали в другой мир – это же здорово! У нас будут новые приключения, эмоции! А главные герои - парень с девушкой, как в фантастических фильмах.

- Ты соображаешь, какую околесицу несешь: какой фильм, какие нахрен эмоции? Значит так, сидишь здесь и не высовываешься, я скоро буду. Поняла? Еще раз спрашиваю, поняла? Кивни головой, если услышала.

- Вперед, мой рыцарь, - девушка мило улыбается и кивает.

Нет, она точно умом тронулась, только вот обвинить ее в этом язык не повернулся. Это вы, Петр Сергеевич, ко всякой ерунде привычные, а девушка впервые в подобную ситуацию попала. Вспомни, как прореагировал, когда узнал о существовании параллельных вселенных: всюду секты, да трансплантологи мерещились.

- А еще ты детектив, - вдруг заявляет она.

- С чего взяла? – удивляюсь столь неожиданному выводу, который ну никак не проистекал из странной беседы.

- Ты рукой к подмышке тянешься, как будто почесаться хочешь. Так на обезьянку похоже, - следует очередная серия хихиканья.

Обезьянка… ну да, давно не слышал подобного обращения. В одном девушка права – кобуры с верным «Даллинджем» не хватает. С ним бы чувствовал себя куда более уверенным.

- Сиди здесь! – произношу в сотый раз и иду в коридор.

Щелкаю замком входной двери и выхожу наружу. Кругом царит тишина: не слышно гула пьяных голосов и веселой музыки. Да и само помещение странно преобразилось: большая часть мебели на втором этаже исчезла, остались голые стены. Место световых панелей заняли развесистые люстры, с массивными гроздьями хрусталя. Ступаю вперед и перевешиваюсь через перила – внизу похожая картина: отсутствие всяческой обстановки, одни лишь стены. Исчезли столы и стулья, испарилась длинная барная стойка, зато появился встроенный в стену камин. Некто заботливый успел даже подложить поленья в топку.

Спускаюсь вниз по скрипучей лестнице. Некогда бетонные ступеньки превратились в деревянные, а перила приобрели кованную ограду, с ветвящимися побегами и листочками.

То и дело оглядываясь, направляюсь к выходу. Вместо полезных мыслей в голову лезет сплошная ерунда. Вспомнил фильмы ужасов и те глупые поступки, которые умудрялись совершать главные герои. Особенно, когда разделялись и начинали бродить в одиночестве, изучая таинственный дом. Прямо как я сейчас.

Ругаюсь про себя и возвращаюсь к камину. Рядом с облицовкой из красного кирпича нахожу простенькую стойку, а в ней кочергу – кованный металлический прут. Приятная тяжесть в руках немного успокаивает. Не «Даллиндж», конечно, но от оживших мертвецов отбиться хватит.

Покачивая в руках вновь приобретенным оружием, осторожно ступаю по потрескавшемуся паркету. Помнится, в реальном мире покрытие было из серого линолеума, тоже мало приглядного на внешний вид, но уж точно не такого старого. Здесь местами дыры зияли, наполненные ветошью и прочим мусором.

Скрип… Со второго этажа! Мигом приседаю и до боли сжимаю теплый металл кочерги. Никого… Может ветер гуляет, а может паркет от времени трескается. В этом здании деревянных конструкций куда больше, чем бетонных, даже потолок над головой сплошь из досок, то ли закопченных, то ли потемневших за давностью лет.

Глубоко дышу, стараясь успокоить подскочивший пульс. Медленно встаю и продолжаю свой путь до входной двери. То, что она деревянная с металлической окантовкой, уже не удивляет. Обнаруживаю наверху маленькое окошечко, закрытое пластиной. Пытаюсь отодвинуть ее в сторону, но то ли пазы ржавчиной разъело окончательно, то ли передо мною чистый декор, не имеющий никакого функционального значения. Одним словом - безрезультатно, лишь силы в пустую потратил.

Нажимаю на дверную ручку, и та неожиданно легко поддается. Кто бы ни владел сим домом, запирать нас здесь явно не планировал.

Ступаю на крыльцо и оглядываюсь – местность вокруг заволокло густым туманом. Он буквально клубится дымом, так что я могу различить отдельные потоки и завихрения, темные пятна, мелькающие в его чреве. Последние напрягают больше всего – явно не контуры деревьев, проступающих сквозь пелену, нечто куда более подвижное. И это нечто не мечется беспорядочно и хаотично, а медленно подступает ко мне, до поры до времени укрываясь за молочного цвета завесой. Пятна постепенно превращаются в сгорбленные тени, их становится все больше и больше. На каком они расстоянии – шагов десять, пятнадцать? И все это в абсолютно мертвой тишине. На улице, где всегда найдется место звукам, слышу только собственное дыхание.

В бездну… Спешно возвращаюсь в дом и захлопываю за собой дверь. Петли даже не скрипнули, и это в помещении, где каждый элемент несет следы времени. Та же щеколда покрыта заметной коррозией. Приходится применить немало усилий, чтобы закрыть дверь на засов. Не знаю, остановит ли это тени в тумане, но все лучше, чем ничего.

Выдыхаю и… неожиданно сверху доносится поскрипывание досок. Звук тихий, но в окружающей тишине он буквально давит на уши. Оборачиваюсь на шум и вижу фигурку Элеонор на втором этаже. Она стоит ко мне боком, замерев и сложив руки на груди. Взгляд устремлен в другой конец коридора.

Готов обругать своенравную девицу, но крик так и застывает на губах. На потолке, вцепившись всеми четырьмя конечностями в балку, висит Тварь. Голова ее запрокинута, пасть неестественно широко распахнута, а из черного зева свисает длинный говяжий язык. Весь в каких-то полипах, обильно покрытый слизью и беспрерывно капающей слюной. И вновь не единого звука, словно ваты в уши напихали.

Оцепенение длится пару секунд, после чего я срываюсь с места. В несколько прыжков преодолеваю скрипучую лестницу, и оказываюсь перед замершей девушкой. Хватаю в охапку и тащу в комнату, благо дверь распахнута настежь.

Роняю кочергу - единственное оружие из имеющегося, но даже мысли не возникает вернуться: за спиной слышится знакомый клекот тетерева. Едва не швыряю девушку внутрь, вбегаю сам и спешно закрываю дверь. Наваливаюсь на нее спиной, ощущая затылком деревянную поверхность и только тогда позволяю себе выдохнуть.

Вроде пронесло – провожу ладонью по лбу и смотрю на девушку. Та все-таки споткнулась и упала - теперь сидит на полу, подогнув под себя ноги. Никакого страха или испуга в глаза Элеонор нет и в помине, словно не перед ней пару секунд назад висела невиданная доселе тварь, с распахнутой пастью и выставленными на обозрение иглами зубов.

Пока решаю в голове задачку: наорать на глупую девчонку или поинтересоваться самочувствием, она первой нарушает тишину:

- А он красивый.

От такого заявления пропадает всяческое желание продолжать дальнейшую беседу. Элеонор явно не в себе, витает в одних ей видимых облаках, и спускаться в ближайшее время не собирается.

- Я же тебе сказал: сидеть и не отсвечивать, куда поперлась?!

Кажется, она меня не слышит, по-прежнему таращится в пустоту с мечтательной полуулыбкой. Хочется отвесить девице звонкую пощечину, чтобы стереть глупое выражение с лица. С трудом сдерживаюсь, поворачиваю голову и прислоняю ухо к двери – тишина.

- Почему ты боишься его?

Его? Интересно, когда девушка успела подружится с Тварью?

- Он помогает тебе, предупреждает об опасности. Он хороший.

- Откуда знаешь?

- Ты сам рассказывал.

Действительно, рассказывал. Если рассматривать одни лишь голые факты без эмоций: Тварь пыталась помочь, или помогала. Взять хотя бы случай с сыном маэстро Дэрнулуа, и пистолетом в сейфе. Не предупреди она тогда, кто знает, чем бы закончилось то расследование. Может статься, пулей в моей голове.

Только вот не испытывал я никакой благодарности. Всеми фибрами души чувствовал: от Твари следует держаться на расстоянии. Это не безвинный ягненок, и уж точно не озерная пиявка, прицепившаяся к волосатой голени. Что-то куда более серьезное, непонятное и от того еще более опасное.

В дверь коротко постучали: три раза. Я аж дернулся от неожиданности, а Элеонор счастливо заулыбалась.

- Он вернулся.

И словно в подтверждении ее слов, из коридора донеслось:

- Открывай, мы пришли. Открывай? Открывай! Открывай!!! Он нас звал? Звал!!! Мы пришли, открывай.

Голоса детские и взрослые, женские и мужские, перемежаемые клекотом, одновременно вопрошали и утверждали, а то и вовсе звучали угрожающе, словно ревел в коридоре здоровенный бугай. Если бы точно не знал, кто за дверью – решил бы, что собралась толпа умалишенных.

- Открой ему, - попросила Элеонор.

Совсем сдурела девка. Жутко становится от такой многоголосицы, а у нее мечтательная улыбка с лица не сходит.

- В комнату живо, и носа не высовывай.

Жду возражений, но девушка ведет себя на удивление покорно. Поднимается с пола, и придерживаясь рукой за стенку, уходит в другую комнату. Походка у нее странная, словно и вправду тела своего не ощущает.

- Отворяй! – неожиданно громко рявкнули с той стороны и затарабанили, что было мочи. Дверь заходила ходуном, и я налег всем телом, опасаясь за сохранность петель.

- Убирайся, - не выдержав, ору в ответ, – тебя никто не звал.

Удары резко прекращаются и наступает тишина. Неужели все так просто?

- Баю-баюшки-баю, не ложися на краю, - затянули нежным голосом на той стороне. - Придет серенький волчок и укусит за бочок.

Слышу знакомые нотки: так пела мне мать, совсем в далеком детстве, когда походы под стол пешком считались за подвиг.

- Тебя никто не вызывал, это была ошибка! – снова кричу и наступает тишина. Неужели ушла? На протяжении нескольких минут мое ухо елозит по дверной поверхности, вслушиваясь и пытаясь уловить мельчайшие шорохи, но ничего не происходит.

Кажется, ушла. Безвольно валюсь на пятую точку и тяжело выдыхаю. И ведь права тварь: мы действительно ее вызвали, с травами, песнопениями, а теперь прячемся за дверью. И ладно Элеонор – девушка просто щекотала себе нервы, играя в духов скучным вечером. Я-то куда полез? Зная все дерьмо, куда сунулся? Это уже не просто дурак, самый настоящий дебил.

- А ты красивый, - слышу за стенкой голос девушки.

В сложившейся ситуации комплимент звучит столь нелепо, что не выдерживаю и начинаю смеяться, а точнее, издаю булькающие звуки в слабом подобии хихиканья. Сил хватает только на это: слишком вымотало напряжение последних минут.

- Спасибо, ты тоже ничего.

- Красивый...

- Не припомню таких комплиментов в свой адрес. Даже бывшая не баловала ласковыми словами, все больше дураком называла, - зачем-то признаюсь девушке.

- Очень красивый, - звучит завороженный голос Элеонор.

А это уже не нормально. Вскакиваю на ноги и вбегаю в комнату, а там…

Окно, которое забыл закрыть, распахнуто настежь, впуская внутрь клубы тумана. Теперь он стелился по полу густой пенкой. В центре комнаты, слегка шатаясь и подрагивая конечностями, стоит Тварь. Пасть с острыми иглами зубов широко распахнута, а говяжий язык вывалился наружу. Но не это пугало до дрожи: рот ее многократно увеличился в размерах, стал настолько огромным, что приходилось удивляться, как такой голове мог принадлежать столь гигантский зев. Это нарушало законы анатомии, походило на глупый розыгрыш, словно неведомый шутник пришил кролику пасть тигра. А хуже всего было то, что перед Тварью стояла Элеонор – замерла в немом восхищении и завороженно пялилась в распахнутую перед ней бездну.

Наверное, я должен был что-то сделать: крикнуть или броситься на выручку. Вместо этого рука потянулась к подмышке, а пальцы вновь нащупали пустоту.

Тварь наклонилась, пасть нависла над девушкой – мгновение, и челюсть сомкнулась на шее. Стою и смотрю, как тело Элеонор дергается в предсмертных судорогах. Жду фонтанов крови, но существо и не думает отпускать жертву. Оно издает странные звуки, словно втягивает в себя жидкость. Темные губы буквально облепили шею несчастной девушки. Да оно пьет ее, если принять во внимание, что сосудом является тело, а жадно впитываемым напитком кровь.

Прямо на глазах пузо Твари раздувается, увеличивается в размерах, а само оно начинает утробно порыкивать и причмокивать. Бежать…

Щелкаю дверным замком, вылетаю в коридор. Нагибаюсь и подбираю на ходу утерянную ранее кочергу. Лестница жалобно скрипит под ногами: преодолеваю ее прыжками, каждую секунду рискуя упасть и свернуть шею.

Зачем-то подбегаю к камину и тупо смотрю на сухие поленья. Правильно, Петр, самое время развести небольшой костерок и согреться. Дергаюсь в сторону выхода, но тут же останавливаюсь, памятуя о бродящих тенях в тумане. Выходит, что бежать-то и некуда, я в западне.

За спиной слышен скрип ступенек – вот и Тварь явилась. Откусила девушке голову, высосала досуха, теперь пожаловала на продолжение банкета. Само существо заметно изменилось. Нет, туловище осталось прежним, одетым в строгий костюм-двойку детектива из иномирья. Преобразилась голова, утратив прежние звероподобные черты, и обретя взамен человеческое лицо: красивое, породистое, с волною светлых волос.

Блондинчик шел прямо ко мне, легко и непринужденно. Не дергаясь, не извиваясь, как положено было марионетке с запутавшимися нитями. Ступал ровно, смотрел прямо и улыбался, гнида…

Поудобнее перехватываю кочергу для замаха. В голове пронеслась строчка подзабытого интернационала: «это есть наш последний и решительный бой». Оно может и последний, только жизни свою я продам подороже.

Тварь приближается, с каждым шагом все ближе и ближе. Кажется, ее и вовсе не заботит отведенный для удара прут.

- Иди ко мне, красивый, - беззвучно шепчу одними губами и бью прямиком в голову. Получи, тварь! Крюк легко входит в голову, словно внутри находятся не кости черепа, а податливая глина. Блондинчик мигом обмяк и завалился на пол, весом тела выдернув из липких ладоней кочергу.

И это все? Смотрю на распростертое тело и не верю в происходящее. Неужели неведомую тварь из глубинных складок времени столь просто убить? Обыкновенной кочергой?

Пинаю с размаха в бок – ноль внимания. Поднимаю кочергу и пытаюсь выдернуть из головы – бесполезно: крюк плотно застрял в ране. Прикладываю усилие и дергаю сильнее - башка блондинчика безвольно мотается, но кочергу не выпускает. Да что б тебя, скотина из запределья!

Только сейчас замечаю, что нет крови, не единой капельки. При таком-то ранении целая лужа должна набежать. Веду прутом в сторону, чтобы лучше видеть лицо существа: совершенно спокойное, ничего не выражающее. Мужчина устал и прилег поспать, не иначе.

Извини, тварюга, но орудие свое тебе не оставлю. Кто знает, какая хрень может скрываться в этом доме, а вторую такую кочергу могу и не найти. Ногой наступаю на голову лежащего, перехватываю рукоять поудобнее и … тварь резко открывает глаза. Это было столь неожиданно, что я шарахаюсь назад, спотыкаюсь. Заваливаюсь на спину, не в силах сохранить равновесие. Перед глазами мелькают потрескавшиеся стены, потемневший от времени потолок, деревянные балки.

А потом приходит дым, много едкого дыма, выбивающего слезы из глаз. Я снова сижу на стуле в знакомой комнате, напротив меня Элеонор, целая и живая с головой на шее. Только глаза ее прикрыты – девушка прибывает в отключке. Между нами на столике стоит чаша с тлеющими растениями. Хватаю кружку с остывшим чаем и обильно заливаю источник вонючего дыма. Встаю на ватные ноги и двигаюсь прямиком к окну - открываю створку нараспашку.

О да, с наслаждением втягиваю морозную свежесть. За окном привычный пейзаж: занесенная снегом земля, очищенные дорожки парка и музыка, забивающая гул голосов. Вселенная, до чего же рад слышать эти звуки!

- Элеонор! – кричу я девушке, но та не отзывается. Не мудрено, даже я отрубился от такого обилия дыма. Чудом очнулся, а мог бы задохнуться и нашли бы остывшее тело под утро. Два тела…

Возвращаюсь к столику и присаживаюсь перед девушкой на корточки. Лицо ее выглядит спокойным и умиротворенным, без тени тревоги. Что снится тебе Элеонор? Надеюсь, не тот набор ужасов, что посетил мое воспаленное сознание.

- Давай, просыпайся.

Девушка не реагирует на голос. Возникает стойкое ощущение дежавю, как в том кошмарном сне, где отвешивал звонкую пощечину. Может хоть в реальности обойдется без рукоприкладства?

Тормошу девушку за плечо, пальцами пытаюсь нащупать пульс на запястье. Хреновый из меня медик: что во сне не смог распознать биение сердца, что наяву. Прикладываю пальцы к шее и здесь ничего. Как там было на практических занятиях: указательный и средний на щитовидный хрящ и двигать в сторону до углубления на шее? Делаю по науке и снова ничего. То ли сердце едва колотится, то ли…

Не выдерживаю, начинаю трясти Элеонор, что есть мочи. Тело девушки заваливается на бок, едва успеваю его подхватить и вернуть в сидячее положении. Кажется, или узкие ладошки слишком холодные?

Начинаю паниковать. Отвешиваю одну пощечину за другой: ну же, просыпайся! Голова Элеонор запрокидывается назад, а тело снова норовит сползти на пол. Так не пойдет, срочно нужна квалифицированная помощь. Вспоминаю о двух полупьяных медичках в компании Вейзера.

Открываю дверь в коридор… и началась череда слайдов. Вот я пробиваюсь через веселящуюся толпу, толкаю в спину паренька в цветастом свитере. А здесь уже стою перед столиком, пытаюсь вытащить пьяного Вейзера. И вновь комната, склонившиеся фигуры над телом и блюющая в углу медичка. Нет, ее стошнило не от вида мертвого тела: виной всему горячительный коктейль из вина и пива. Все тот же парень в цветастом свитере недовольно морщится, требует вызвать дознавателей.

- У Элеонор всегда были проблемы со здоровьем, - слышу на заднем фоне голос всезнающего зеваки.

Спустя мгновение сижу перед двумя людьми в строгой серой униформе, пересказываю историю с вызовом духов. Говорю легко и верю самому себе, потому что в словах нет и доли мистики. Сознание успешно избегает любого упоминания марионетки, даже косвенной связи с потусторонним. Не было и горячечного бреда, с туманом за окном, никто не откусывал голову и не цокал на балках, свешивая до пола влажный говяжий язык.

Допрос шел по третьему кругу, когда прибыла Анастасия Львовна. Уж не знаю, с какого мероприятия вызвали госпожу Валицкую, но точно не с научного симпозиума. Смотрелась она роскошно: элегантная шляпка, поблескивающие каменьями сережки, из-под распахнутого пальто выглядывало элегантное черное платье с длинным разрезом.

Смена кадра… следующий слайд… Впереди темный коридор незнакомого здания, иду с ней под руку, вернее она ведет меня, направляя в нужную сторону. Спускаемся по лестнице и выходим на улицу, где ожидает машина с включенными фарами.

В салоне автомобиля темно, но уличного света достаточно, чтобы разглядеть детали: вижу затылок водителя, профиль Валицкой и длинные пальцы, по-прежнему стискивающие мою ладонь. Какая во всем этом необходимость, здесь-то я точно не потеряюсь.

Пальто спутницы распахнуто, она сидит, закинув ногу на ногу, задумавшись о чем-то своем. Длинный разрез платья обнажает белое бедро куда больше, чем на половину, но Валицкая и не думает менять позу.

Не единого слова за всю дорогу: она не спрашивает, я не отвечаю. Когда выбираюсь из машины, ощущаю спиною внимательный взгляд. Чувствую его все то время, что бреду до входа в казарму. И лишь когда за мною закрывается дверь, наваливается одиночество, а вместе с ним усталость. Мощности проектора на последний слайд не хватило…

Через неделю в гости пожаловал сам Маэстро. Откровенно признаться, не ожидал увидеть Дэрнулуа после трагического происшествия с сыном. Да, его пристрелила Арчер, но не без моего активного участия. Поэтому первым делом поспешил извиниться перед великим художником, и выразить свои соболезнования.

- Пустое, - отмахивается он рукой, - мой сын сам выбрал свою судьбу. Вечно ходил по краю, не зная куда приткнуться.

Следом за маэстро в комнату вошли два молодых человека: один нес мольберт, другой полотно, укрытое материей от излишне любопытных глаз.

- Ваш портрет, молодой человек, - торжественно возвестил художник и уже менее претенциозно добавил, - сплошные хлопоты мне доставил. Знали бы вы, сколько раз его переписывал, сколько сил и нервов потратил. Теперь вот это, - палец маэстро указал на потолок, - ваше руководство запрещает размещать картину в художественной галерее. Скажите на милость, где оно раньше было? Дескать, нельзя выставлять на всеобщее обозрение лицо действующего сотрудника. Мое полотно привлечет ненужное внимание и вызовет массу кривотолков. Да мои полотна всегда привлекают внимание, ибо для этого и созданы!

Признаться, я и сам был озадачен таким решением. Художественный стиль маэстро был несколько специфичным. В нагромождении кубиков и овалов не всегда человека разглядишь, что и говорить про конкретную личность. Однако все стало на свои места, стоило помощнику снять материю с портрета.

В кои-то веки Дэрнулуа решил прибегнуть к реализму, со скрупулезностью, достойной лучшего применения, изобразив мое лицо, вплоть до складочки.

- М-да, - все что и смог произнести, пораженный качеством прорисовки деталей. Словно не картина передо мною была, а фотография высочайшего качества. Хотя нет, ни один фотоаппарат не смог бы передать тех настроений, которыми буквально веяло от полотна. Их было много, и все они были разными, порою полностью противоположными по своему значению. Все зависело от угла обзора.

Стоишь и смотришь прямо – на внутренности давит тяжелая, тягучая атмосфера. Делаешь шажок в сторону - начинает веять теплом и надеждой. Слегка прищуриваешь взгляд и вот уже в душе поют соловьи, а в воздухе пахнет любовью и булочками с корицей.

Как? Как можно создать картину, впитавшую в себя тысячу эмоций?! Портрет с сотней лиц?! Да, по факту лицо одно, и оно мое с точностью до миллиметра. И фотография изображения это докажет, но вживую складываются совсем иные ощущения. Словно не портрет видишь перед глазами, а постоянно меняющиеся пейзажи: то играющую солнечными бликами поверхность озера, то свинцовые грозовые тучи над пшеничным полем, гуляющего волнами под порывами сильного ветра.

Но особенно поразил задний фон картины. Здесь художник не стал отходить от привычной манеры письма, изобразив сущую психоделику: тени, клубы тумана или дыма, овалы, квадраты, растения и животные. Много-много всего разного, так что глаза разбегались. Но одну деталь заприметил сразу и именно она приковала наибольшее внимание.

- Маэстро, вы гений, - пробормотал я, до боли всматриваясь в изгибы знакомой фигуры.

- Я знаю, - ответил тот спокойно, словно констатировал бесспорный факт.

В верхнем углу полотна, между перевернутым треугольником и разросшимся растением, была изображена фигура танцующей марионетки.