Сельва. Два с половиной месяца спустя. В Доме на Сваях празднуют двойной праздник. Дону Фергюсону исполнилось тридцать три года, а Дженнифер О'Хара с этого самого дня носит его фамилию.
В Доме на Сваях очень шумно, потому что помимо ранчерос, индейцев, родственников и друзей его наводнили высокие, рыжеволосые, постоянно смеющиеся люди с журчащим ирландским акцентом, и в данный момент один из них (дедушка Кулан) танцует настоящую ирландскую джигу с Клейри.
Клейри может себе это позволить, потому что за сегодняшний пир отвечают сами Джон и Морин О'Хара, знаменитые лондонские рестораторы и по совместительству — родители невесты.
Брат невесты, Морис, рядом с которым любому морскому пехотинцу нужно срочно прописывать усиленное питание, тоже танцует джигу, и тоже не один. На одном плече у него сидит смеющаяся Гвендолен, и шеки ее цветут куда ярче августовских роз Эсамар, а на другом — визжащая от восторга Чикита в платье подружки невесты.
Эсамар Фергюсон смеется и ритмично прихлопывает в ладоши, а солнце то и дело преломляется в изящном бриллиантовом кольце — это подарок доктора Антонио Арьеда. Зимой, на настоящее Рождество, будет еще одна свадьба.
Новобрачных нигде не видно, потому что они сбежали от всего этого шума и гама. Сейчас они едут верхом по сельве, а вокруг них вьются бесчисленные стаи бабочек, у которых тоже брачный сезон.
Дон и Дженни держатся за руки и абсолютно счастливы. Счастливы и их лошади — вороной арабский жеребец Шайтан и гнедая добродушная кобыла Ярарака.
Сельва поет влюбленным свою свадебную песню, и глаза у Дженни сияют от счастья и любви.
В кустах белого жасмина стоит невидимая для них старая, но статная женщина с желтыми совиными глазами. Янчикуа, верховная колдунья яномами. У нее на плече сидит большой тукан с ярким желтым клювом и оттого вечно изумленным видом. Старая колдунья бормочет себе под нос, но обращается явно к тукану.
— Вот так все и вышло. Кровь притянула кровь, а черная кровь ушла в землю. Сын Ягуара выбирал из двух светлых, и одна стала жертвой, а другая спасла его. Великий Ягуар принял жертву и больше не потревожит сельву. Сколько времени? Почем я знаю, глупая птица? Боги ходят своими тропами, люди — своими.
Тукан неожиданно кивает, словно соглашаясь с колдуньей, и белый жасмин разражается бурей ослепительно-белых лепестков. Потом все стихает. Сельва дремлет. И только Великая Река трудолюбиво несет свои серо-желтые воды к Океану.
КОНЕЦ