Моей маме Марии
Красные, синие, зеленые, переливчато-золотые перевернутые буквы вывесок и рекламы игриво струились под ногами шелковым ковровым узором, мокрые жуки-автомобили вычерчивали желтыми глазами светящуюся кайму этого водяного ковра, а вода в Сене светилась сама по себе от радости встречи с водой вселенской. Сразу несколько золотых молний разветвились в непроглядно-черной вышине энергичными росчерками авангардиста, и от этого тесное городское небо вдруг сразу сделалось неожиданно огромным и широким, а внушительное здание Дворца Юстиции на противоположном берегу — всего лишь декорацией кукольного театра. Симфонически раскатился гром, и совершенно определенно запахло озоном — простором и горизонтом. И кустом жасмина, и соловьиным цвирканьем…
Я никак не могла справиться с зонтом, вечно его заедает в самый неподходящий момент. А может, ну его, этот зонт? Дождь такой теплый и приятный, в нем столько небесной ласки, любви и энергии… И еще: хорошо бы разуться и пойти босиком, вон как те, мокрые насквозь парень и девчонка в засученных джинсах. Солидная публика стремительно — и вовсе не солидно — пробегает под зонтами от машин к дверям ресторанов и к подъездам домов, а этим все нипочем — смеются во весь рот и размахивают своей обувкой.
В ручке зонта что-то недовольно крякнуло, и он наконец раскрылся. Все-таки лучше я пойду под ним, мне ведь шагать и шагать — через весь город. Я сейчас на набережной Больших Августинцев, значит, я должна выбраться на бульвар Сен-Мишель и преодолеть его весь, до самой площади Камиль Жульен. Возле метро «Порт Рояль» я пересеку Монпарнас, за роддомом Порт-Рояль — сверну на улицу дю-Фабур-Сен-Жак, потом — через бульвар Араго и бульвар Сен-Жак, там надо будет держаться правее, чтобы попасть на проспект генерала Леклерка, он-то и выведет меня к площади 25-го Августа 1944-го. Затем у Орлеанских ворот я переберусь по мосту через железную дорогу, а там уже рукой подать до моей улицы Дантона.
Я взглянула на часы: начало одиннадцатого. Ничего, к утру буду дома, а сейчас зонт как маленький домик укроет меня от любопытных взоров. Я выгляжу слишком одиозно на ночной улице под проливным дождем в вечернем декольтированном платье и на двенадцатисантиметровых шпильках. В таком платье и туфлях полагается ездить на такси, а не разгуливать по Парижу, тем более в грозу.
Молнии опять осветили небо, реку, набережную. Редкие машины внезапно выросли в размерах, особенно белый-пребелый «шевроле», который притормозил у обочины, торжественно сверкнув всей своей никелированной бижутерией. Остальные автомобили катили дальше, и я пошла за ними, бездумно повинуясь лучам фар, не в силах отвести взгляд от гипнотизирующих потоков света на мокром асфальте.
Впрочем, шагов через десять я поняла, что, во-первых, на высоченных каблуках мне не уйти далеко и лучше разуться сразу, а во-вторых, что я иду не в ту сторону! Я остановилась, взглянула на туфли, не решаясь расстаться с ними, и вдруг почувствовала — именно почувствовала, а не увидела и не догадалась, — что белый «шевроле» медленно едет за мной!
Я пустилась бегом, осторожно поглядывая на «шевроле» через плечо. Может быть, мне кажется? «Шевроле» просто неторопливо едет по набережной, и ему вовсе нет до меня никакого дела. Я замедлила шаги. «Шевроле» остановился, дверца начала открываться! Изо всех сил я побежала дальше.
— Беа! Беатрис! — позвал властный голос. — Да стой же!
Я вздрогнула и чуть не упала, как обычно подвернув левую ногу. Проклятый привычный вывих! Я охнула от отчаяния.
А из «шевроле» выглядывала моя сестра!
— Садись скорее, — сказала она. — Здесь нет парковки.
— Ты меня до смерти напугала, Кларис. — Прихрамывая, я обогнула машину и плюхнулась на переднее сиденье рядом с сестрой. — Привет, Гастон. — Я вежливо улыбнулась ее мужу.
— Салют, Беа. Выглядишь потрясающе! Занялась рекламой влагостойкой косметики?
Гастон сидел сзади, а по бокам, положив головенки на его колени, сладко спали близнецы — Люк и Рене, заботливо укрытые клетчатыми бело-голубыми мохнатыми пледами.
— Это не лучшая твоя шутка, Гастон. — Я повернулась к нему спиной. — Надо же, Кларис, пледы до сих пор целы. Мы с тобой покупали их для вашего свадебного путешествия.
Сестра вздохнула и тронула машину с места.
— Еще спорили, какие лучше подойдут к белой коже. А я вдруг не узнала ваш «шевроле»!
— Просто не видела этого монстра со дня нашей свадьбы. Дай ей полотенце, Гастон. Еще простудится. — Как по волшебству появилось махровое полотенце. Белое с голубым.
— Спасибо. У тебя всегда все продумано до мелочей. — Я принялась вытирать мокрые волосы. — Не простужусь, дождь теплый.
— Стало быть, вечерний моцион по набережным Сены? — продолжал острить Гастон. — Ты так классно смотрелась в струях дождя под раскатами грома! Афродита, выходящая из пены! Может, вернем ее, Кларис, на исходную позицию? Ты уж извини дремучих родственников, Беа, мы-то по наивности решили, что-то случилось, а ты, оказывается, возвышенно любуешься природными явлениями на фоне столицы! Мы-то мелкие обыватели, а вот наша Беа — натура поэтическая!
Сестра молча вела машину, а я не выдержала.
— Гастон, ты не боишься разбудить болтовней мальчишек?
— Что ты, Беа! Мы с бабушкой целый день гуляли в Булонском лесу, они так набегались, до утра не шелохнутся!
— Сегодня день рождения матери Гастона, — со вздохом уточнила сестра. — По традиции положено выгуливать мадам Шанте в Булонском лесу. — Она вздохнула еще раз.
— И мы все имеем возможность оценить великий подвиг Кларис, — отреагировал на ее вздохи супруг. — Воскресный день загублен на общение с горячо любимой свекровью!
— Я ни о чем таком не говорила! У нас прекрасные отношения с твоей мамой!
— А кто предлагал мне поехать к ней одному с детьми? Кто горевал по поводу пропущенного посещения фитнесс-клуба?
— Ты прекрасно знаешь, Гастон, что я имею возможность заняться собой только в воскресенье, я работаю всю неделю!
— Никто тебя не заставляет вкалывать, как пчелиный улей!
— Хочешь, чтобы рухнула моя карьера?
— Кому она нужна?! Моя мать не работала ни дня, а я…
— Что «я»?! Получил от папеньки готовую фирму, это я всего добилась сама!
— Ах-ах, мадам начальник! Пять подчиненных!
— Не пять, а сто два! Целый этаж. И я давно была бы в совете директоров, если бы не ты и не твои дети!
Набережная за стеклами автомобиля на мгновение посветлела, и тут же раскатились басовые аккорды грома.
— Какое счастье, Кларис, Гастон, что вы спасли меня от этого ливня и от променада по бульварам!
Кларис бросила на меня взгляд и в который раз выразительно вздохнула, притормаживая на очередном светофоре, а Гастон кашлянул. Стало слышно, как посапывают близнецы и шум дождя по крыше и капоту автомобиля.
— Как вы решились в такую грозу ехать с детьми через весь город?
Кларис хмыкнула; машина двинулась с места.
— Иначе чем удивительной интуицией твоей сестры этого не объяснить, — сказал Гастон. — Мама предлагала нам остаться. Мальчишки любят, когда бабушка читает им сказку на ночь.
— Если уж ей так хотелось почитать, сама могла бы остаться у нас. А мне завтра на работу. Представляешь, Беа, мы живем в двадцати шагах от Булонского леса, а обязаны утром ехать за ней на этом раритете и еще вечером отвозить обратно!
— Моя мама должна ездить к внукам на метро?
— Можно подумать, на Сен-Луи не существует такси!
Молния и гром вновь напомнили о своем существовании.
— Вот видишь, Лала, как удачно, что моя мама живет теперь на острове Сен-Луи, иначе бы мы не оказались на набережной и не выручили бы твою бедняжку сестру!
— Моя бедняжка сестра в состоянии позаботиться о себе!
— Нет. — Теперь вздохнула и я. — Как выяснилось, не в состоянии.
— Что я слышу?! — старательно изумился Гастон. — Это что-то новенькое! И когда же выяснилось это?
Сестра на мгновение оторвалась от дороги и взглянула на меня круглыми глазами.
— Сегодня, — сказала я. — Правда.
— А в котором часу? — спросил Гастон. — Это же историческое событие!
Я снова вздохнула.
— Что произошло, Беа? — Сестра еще раз быстро посмотрела на меня. — Ведь точно? Что-то произошло? Не хочу думать про древнейшую профессию, но когда я увидела тебя возле «Лаперуза» под дождем…
— Нет, что ты! Это смешно, Кларис! Древнейшая профессия! Нужно иметь призвание!
— Прости, Беа, я испугалась… Я же знаю, тебя уволили…
— Не уволили, я ушла сама. Ты забыла? Я ведь рассказывала тебе, на что они меня толкали. А я специалист и не могу ставить подпись под чем попало.
— Ну-ну, — покивала сестра, — тебя вечно кто-то на что-то толкает. И в прошлый раз, и в позапрошлый.
— Вот поэтому я и увольняюсь.
— И месяцами ищешь работу. О чем ты только думаешь, Беа? Чтобы построить карьеру, нужно идти на разумные компромиссы и не скакать из одной конторы в другую.
— На компромиссы, но не на подлог и шарлатанство.
— Когда же ты поймешь, Беа, что роль праведницы не приносит дивидендов?
— Слишком высокопарно, Кларис, — сказала я. — Но у меня действительно ни гроша.
— Тебе нужны деньги? — Гастон неожиданно дотронулся до моего плеча. — Сколько?
— В первую очередь мне нужна работа, Гастон.
— До чего же вы обе помешаны на работе! Зачем тебе работа, Беа? Зачем? Выйди замуж, сиди дома, расти детей.
— Между прочим, дорогой, — заметила Кларис, — я все время говорю Беа то же самое. С ее характером карьеру не сделать, а подобрать покладистого муженька всегда можно.
— Зачем ей покладистый? Ей нужен орел! Чтоб глаз горел, чтоб за словом в карман не лез…
— И чтоб в кармане не пусто было, — добавила сестра.
— Ну уж это разумеется само собой!
— Где же взять такого? — Я обернулась и заглянула Гастону в глаза. — Самое главное, чтоб налево не погуливал.
Он повел бровями и откинулся на белокожаную спинку.
— Вот и я думаю, где бы нам достать подходящего?
— Существуют же брачные конторы, объявления, — не очень уверенно протянула Кларис. — Я давно говорила Беа об этом, но она и слушать не желает, думает только о новой работе!
— Девочки, это у вас семейное. Я сам-то до сих пор не очень верю, что Лала — моя супруга, если бы не мои наследники!
— Гастон, возьми ее к себе в контору. Она же говорит, что неплохой сметчик. Если бы не ее прямолинейность…
— Неправда, — сказала я. — Я вполне дипломатична. Это от меня прямолинейно требуют, чтобы я мухлевала. Ты же сам понимаешь, Гастон, что при желании можно и завысить, и занизить смету, а я люблю, чтобы все было точно и профессионально. Например, позиция «Пробивка отверстий»…
— Беа, умоляю! В воскресенье — ни слова о работе! — взмолился Гастон. — Я бы взял тебя, но у меня принцип: никаких друзей и родственников в бизнесе!
— Так порекомендуй ее кому-нибудь, если боишься лишних глаз в своей конторе. — Кларис передернула плечами.
— При чем здесь лишние глаза? Просто личные отношения вредят производству. Вспомни, что мне устроил малыш Дюваль.
— Ладно, Гастон, не заводись. Я всего лишь прошу тебя порекомендовать Беа в какую-нибудь знакомую фирму. Тебе же это ничего не будет стоить.
— Будет, дорогая, еще как будет. Если кто-нибудь возьмет ее по моей протекции, это будет означать, что у меня перед ним некие обязательства. Лучше давай, Лала, поищем ей мужа.
— По брачному объявлению? — Я усмехнулась.
— Например, по объявлению, — солидно поддакнул Гастон.
— Спасибо. По объявлению я уже познакомилась сегодня.
— Ты? — Сестра даже сбавила скорость. — Ты все-таки дала объявление? И ничего мне не сказала!
— Я тебе сказала, а ты приняла за шутку. Я и сегодня хотела посоветоваться с тобой, когда он позвонил утром и назначил мне свидание. А тебя не оказалось дома…
— Вот, Гастон, все твой Булонский лес!
— Он-то хоть кто? — Гастон проигнорировал ремарку супруги. — Приличный? Состоятельный?
— Был бы приличный и состоятельный, видели бы вы меня под дождем! Банальный мерзавец, я попалась, как ребенок!
— Боже мой! Будь я дома, а не в Булонском лесу, я бы могла пойти с тобой и незаметно приглядывать со стороны.
— А по-моему, дорогая, ты бы попросила Беа предложить ему взять с собой друга!
Сестра поморщилась.
— Предлагать бы не пришлось ничего, Гастон, — сказала я. — В «Лаперузе» нас ждала целая компания!
— Какой ужас, Беа! Как же ты умудрилась сбежать с этой оргии извращенцев?
— Не я, сестричка, они сбежали! И почему ты решила, что они извращенцы? Нормальные голодные жулики. Быстренько поели, попили за мой счет и улизнули.
— Ничего себе! — изумился Гастон. — Сколько их было?
— Семеро.
— Сколько же ты выложила за них?
— Зачем ты стала платить? — возмутилась Кларис и резко тормознула, чуть не выскочив на красный свет. — Нужно было сразу же вызывать полицию!
— Какая полиция? Официант принес мою кредитную карточку и сказал, что для покрытия счета не хватает двадцати семи франков. Я вывернула бумажник, но все равно франка четыре осталась должна. Представляете, мне их простили!
— Ты так спокойно рассуждаешь об этом, а у меня даже затряслись руки. — Сестра убрала руки с руля и потерла ладони.
— Думаешь, у меня не затряслись, когда я увидела счет? У меня цифры поплыли перед глазами!
— Какой ужас! — Сестра рывком сдвинула машину с места.
— Подождите, девочки, — сказал Гастон. — Я все-таки не понял, Беа, почему твоя кредитка оказалась у официанта? Ты сама дала ее ему?
— Нет, конечно. Судя по всему, он украл ее у меня.
— Официант?
— Нет, что ты! Этот тип, когда мы возвращались из Булонского леса. Я должна была догадаться сразу.
— Ты тоже была сегодня в Булонском лесу? — удивилась Кларис.
— Ну да. Он позвонил мне часов в двенадцать, наговорил комплиментов по поводу моего имени, дескать, прекрасная Беатрис и все в таком духе, а потом предложил встретиться и полюбоваться золотыми рыбками в Булонском лесу.
— Надо же, — хмыкнул Гастон. — И как мы разминулись?
— Можно подумать, что Булонский лес — гостиная твоей матушки, — не удержалась от колкости Кларис. — Но ты-то, Беа, как ты отважилась гулять по парку с незнакомым человеком?
— Булонский лес, конечно, не гостиная, дорогая, но и не джунгли. Я прав, прекрасная Беатрис?
— Конечно, не джунгли, и потом, мы ведь гуляли днем. Полно народу.
— Полно — не полно, но он-то умудрился обокрасть тебя. Лично я никогда бы не допустила такого. Как можно быть настолько безмятежной?
— Я не безмятежная, Кларис. Просто случайно выронила портмоне, когда возле своего дома расплачивалась за такси.
— Почему это ты, а не он, расплачивалась за такси?
— Потому что я не хотела давать ему повод считать, что я завишу от него, что он имеет на меня какие-то права после короткой дружеской прогулки.
— О-о-о, какой утонченный феминизм, — протянул Гастон. — Скажи еще, что вы ни разу не поцеловались на пленэре.
— Нет, естественно. С какой стати?
— И что же вы тогда делали в Булонском лесу?
— Гуляли, Гастон. Читали стихи, любовались озерами.
— И только?
— Отстань от нее, — вмешалась Кларис.
— Лала, мне же интересно, как люди знакомятся по брачному объявлению. Я ведь никогда не был в такой ситуации.
— А вот мне интересно, почему наша Беа пошла с ним вечером в ресторан, если днем он стянул ее портмоне?
— Скорее всего просто не заметила. Он же читал стихи и всякое такое. Правда, Беа?
— Неправда, Гастон. Я заметила, когда доставала ключи из сумочки. Но, едва я вошла в квартиру, как он тут же позвонил по телефону и сказал, что нашел в такси мое портмоне и может прямо сейчас занести его мне.
— И ты отказалась?!
— А как бы я потом выставила его из квартиры?
— Зачем?
— Действительно, зачем? Ты же сама давала объявление?
— Ну и что, Кларис? Мне нужны серьезные отношения, а не интрижка. Поэтому я предложила ему встретиться позже. Он и пригласил меня в «Лаперуз» на день рождения приятеля, потому что хотел как можно скорее познакомить меня с друзьями. Он заехал около восьми и тут же вернул портмоне.
— Ну и?
— Нет, Гастон, ко мне он не заходил, мы встретились у подъезда.
— Ты, конечно, не заглянула в портмоне?
— Нет. Мне и в голову не могло прийти, что он вытащит кредитку. А когда мы приехали в ресторан, за такси платил он.
— Ты позволила ему рыцарский жест? — хохотнул муж сестры.
— Нет, просто мы договорились, что обратную дорогу оплачиваю я.
— И дружеский ужин в придачу?
— Не смешно, Гастон, — сказала Кларис. — Омерзительная история.
— Пожалуй, — согласился Гастон.
Какое-то время мы ехали молча; молнии вспыхивали периодически, но грохотало уже где-то далеко. А потом сестра сказала, что, случись это с ней, она билась бы в истерике, я же удивительно спокойна.
— Это из-за грозы, Кларис. Я была в жутком состоянии, выложив все до сантима. Официант с метрдотелем даже помогли мне встать из-за стола. На нем еще была гора посуды после этого ужина, а я никак не могла осознать, как же я буду жить дальше?
— Ужасно, — сказала сестра.
За окнами лило как из ведра. Кларис осторожно вела машину. Я сидела вполоборота и видела ее профиль, светлый на фоне черных мокрых стекол. Уголок губ чуть-чуть подрагивал. Я обернулась к Гастону. Он почему-то поспешно отвел глаза и почесал нос.
— Понимаете, дело даже не в том, что я осталась без гроша, а в том, что меня обманули. Сознательно обманули вполне милые и культурные взрослые люди. Полчаса назад мы так хорошо болтали, танцевали, произносили здравицы, и вдруг я одна. И почему-то должна расплачиваться за всех. Может быть, я и сама накормила бы их, если бы они меня попросили.
— Серьезно? — не поворачивая головы, спросила Кларис.
— А почему бы и нет? Они же могли просто попросить, мол, так и так, у нас сейчас финансовые затруднения. Зачем заказывать столик в таком дорогом ресторане? Если у тебя туго с деньгами, затяни пояс до лучших времен…
— И питайся в «Макдоналдсе», — подал голос Гастон.
— Да где угодно. — Я обернулась к нему. — Только скажи честно, что у тебя нет денег. Но так? Заранее планировать пирушку за счет одинокой женщины, которая пытается устроить личную жизнь? Как так можно?
— Ужасно, — опять сказала сестра.
— Ладно я, я прекрасно обхожусь без семейной жизни, я всего лишь пыталась таким образом решить свои материальные проблемы. Я специалист, я найду работу. — Я снова перевела взгляд с сестры на Гастона. — А если бы на моем месте была другая женщина? Совсем другая, которая правда страдает от одиночества? Которой вдруг показалось, что она нашла своего мужчину? Деликатного, тонко чувствующего, красивого…
Гастон не очень уместно хмыкнул, но тут же спохватившись, серьезно изрек:
— Конечно, Беа, ты совсем другая, — и уставился в окно.
— Ну и вот… Метрдотель с официантом проводили меня до дверей, спросили, не вызвать ли такси, нужен ли мне зонт? Наверное, я их поблагодарила, я не помню. А потом вышла на улицу. И вдруг ливень и гроза. Знаете, это было, как если бы я вдруг оказалась на другой планете. Так красиво: все отражается в мокром асфальте, и как-то очень просторно, и дышится легко. И сверху льет такими ровными, как по линейке, светящимися струями. Я тут же промокла, очнулась и достала зонт. Он открылся не сразу, но я уже думала только о том, как и по каким улицам я пойду домой, и мне было совсем не страшно и очень хотелось жить, потому что… — Я не знала, как это объяснить, и растерянно посмотрела на сестру и Гастона.
— Потому что ты хорошо ориентируешься, — ласково подсказала Кларис.
— И дождь такой теплый, — добавил ее муж, глядя мне прямо в глаза.
— Да, теплый…
Из глаз Гастона в мои заструилось что-то совершенно незнакомое, я никогда не видела его таким. Это был совсем другой человек, а не самоуверенный, болтливый и вечно иронизирующий надо мной муж старшей сестры.
— Не переживай, прекрасная Беатриче. — Гастон подмигнул и опять сделался таким, как всегда. — Дадим тебе денег, а там, — он махнул рукой, — устроится и все остальное. Дадим ей денег, Лала?
— Конечно, дадим, дорогой. — Кларис остановила машину возле ворот их особняка; я даже не заметила, когда мы успели приехать. — Беа, пожалуйста, открой ворота. — И протянула мне связку ключей.
— Лучше я, — вызвался Гастон. Интонация, с которой он произнес эту короткую фразу, опять была мне незнакома, но именно такая интонация подходила к тем, минуту назад смутившим меня глазам.
— Сиди уж, дорогой, не буди детей заранее. Я ведь сто раз напоминала тебе прислать рабочих и наладить автоматику.
— Этот ключ? — уточнила я, открыла дверцу и выставила в нее зонт. Но его опять заело.
— Гастон, дай ей мой, — распорядилась сестра.
— Не нужно, я все равно мокрая. — Я повернулась, опуская ноги на землю из машины, и охнула от неожиданности.
— Ты же видела, что Беа хромает! — взорвался Гастон, а в следующую секунду он уже выскочил из машины, причем с Люком на руках и с раскрытым зонтом. — Болит нога?
— Да все в порядке, Гастон, — с опозданием сказала я. Я все еще сидела наполовину в машине. — Просто воды по щиколотку.
— Ты кто? — не узнал меня в темноте проснувшийся Люк.
— Это я, тетя Беа, малыш.
— Давай ключи. — Гастон смотрел мне прямо в глаза.
Я послушно протянула связку. Новое выражение его глаз и иная интонация завораживали.
— Ты хоть ребенка-то здесь оставь! — отчаянно воскликнула сестра.
— Моя любимая тетя Беа-Беа! — неожиданно громко проблеял Люк и радостно перебрался ко мне на колени.
— Тетя Беа? — раздался с заднего сиденья удивленный голосок Рене. — Моя тетя Беа? А где папа?
— Боже мой! — взмолилась Кларис. — Всех детей перебудили! — И перегнулась через спинку сиденья. — Спи, маленький, давай я тебя укрою.
— А папа? Где мой папочка? — трагически разрыдался Рене, вызвав аналогичную реакцию у своего брата, только что благополучно обмякшего, уткнувшись в мое плечо.
— Папочка сейчас придет, — медово заворковала Кларис. — Папочка откроет воротики и придет. Спи, мой маленький, мой сладкий, мой пряничек.
«Пряничек» несколько утих, но все так же настойчиво требовал папочку, одновременно ревнуя своего брата ко мне. Я же в свою очередь успокаивала Люка.
— Долго мне еще тут мокнуть?! — недовольно крикнул из темноты Гастон. — Ты собираешься заводить машину в гараж?
— Просто ужас какой-то. — Кларис вернулась к рулю. От одного звука папиного голоса слезы близнецов мгновенно высохли. — Ведь большие уже, почти пять лет, через год в школу. А ни на минуту не могут расстаться с отцом!
— Но ведь он же работает, а они целыми днями с няней?
— Вот именно, днями. А сейчас ночь — его время. Они ж не уснут, как бы поздно он ни явился. И он прекрасно это знает, а все равно… — Она растерянно взглянула на детей.
— Юбочный вопрос? — намекнула я.
— Именно… Рене, милый, да сиди же ты, не вставай на ходу! А утром — первым делом к папе в постель. Хорошо хоть перестали устраивать истерику, когда он уходит в контору. А я для них — пустое место, — горько шепнула она перед тем, как выключить двигатель. — Вылезай. Донесешь Люка? Я возьму Рене. Иди, малыш, к маме на ручки.
Но малыш не пожелал остаться у мамы на ручках, потому что увидел отца, запиравшего гаражные ворота, и со всех ног кинулся к нему.