Именно эту улыбку, скорее даже тень, проблеск улыбки на лице постоянно вздыхающей и озабоченно-недовольной сестры я вспомнила сразу, едва проснулась. Кот старательно скреб лапкой дверцу платяного шкафа. Мол, я вовсе не хочу мешать тебе спать, Беа, но я проголодался, а в шкафу — кто знает? — может быть, ночью завелся кто-нибудь свеженький и вкусненький.
— Прекрати, Геркулес. Дай мне еще поспать.
— Мырь, — деловито отозвался кот, изготовился к прыжку, грациозной тушей взлетел на туалетный столик и тут же принялся скидывать все лишнее по его мнению. Еще один способ заставить меня принять вертикальное положение. Первой со стуком приземлилась расческа, за ней — с характерным звуком брякнулись бусы, мягкая лапка примерялась к пудренице.
— Да прекратишь ты или нет?! — Я резко вскочила на ноги и чуть не вскрикнула: вывих нагло заявил о себе.
Кот невинно почесал за ухом, но пудреницу в покое оставил. Я нагнулась, чтобы растереть ногу, кот чем-то зашуршал за моей спиной. Я повернула голову: со столика беззвучно, одна за другой, планировали денежные бумажки. Геркулес с интересом наблюдал за их полетом, смахивая купюры порциями из пачки. И опять перед глазами всплыла джокондовская полуулыбка сестры. Она же сама поручила Гастону снабдить меня деньгами…
Я взяла кота на руки, он сразу теплой массой переместился на мое левое плечо и сладострастно замурчал. Я прошлась по комнате, чувствуя, как, несмотря на старания кота, меня начинает познабливать. Улыбка сестры висела передо мной в воздухе. Но ее вдруг оттеснили глаза Гастона — в них было то самое, новое, влажно-ночное выражение…
Хорошо бы сейчас постоять под душем и собраться с мыслями. Но постоять под душем — слишком большая роскошь в моем безработном положении. Я посмотрела на деньги. Они по-прежнему устилали пол. Много. Впрочем, только на первый взгляд. Я должна квартирной хозяйке за месяц, а завтра — срок платить за следующий. Конечно, можно попросить подождать еще, она мне поверит — я ведь живу у нее не первый год и всегда отдаю долги и любые проценты. А что, если взять и быстро, прямо сегодня, подыскать квартиру похуже? У меня полно газет со всякими объявлениями, вряд ли все уже сдано.
Стараясь не смотреть на деньги, я перешагнула через них и прошла в кухню. Геркулес все так же мурлыкал у меня на плече, но несколько переменил позицию, когда я приблизилась к холодильнику. Я опустила кота на пол и достала для него консервы, а для себя — зарядила кофеварку. Без мурчащей теплой тяжести на плече мне стало еще неуютнее. Возле кофеварки лежал пульт от телевизора; не придумав ничего лучше, чем включить электронный ящик, я начала открывать банку с консервами. Кот верноподданнически терся о мои ноги, помырькивая басом от усердия.
— Оставайтесь с нами! — бойко выкрикнула популярная телеведущая. — После рекламной паузы мы продолжим обсуждение темы: «Когда предательницей становится родная сестра». С вами программа….
Я чуть не порезалась о край банки, но договорить ведущей не дала. Геркулес воспользовался моим замешательством и малокультурно взлетел на стол. Отогнув вырезанный металлический кружок, я пододвинула банку коту. Кот попятился, вылупив янтарные очи: мне же полагается прогнать его со стола и переложить в мисочку содержимое банки.
— Ешь, ешь, приятного аппетита, — ободрила его я, дрожащими руками налила себе кофе и устроилась рядом с изумленным зверем.
Я все равно не смогла бы донести чашку в комнату, не расплескав. На соседнем стуле громоздились газеты с рекламой: а под ним валялась авторучка. Понятно, Геркулес наводил вчера порядок. Хоть что-то было так, как всегда. Я отпила кофе, придерживая чашку двумя руками, потом поставила ее на место, развернула первую попавшуюся газету и тут же наткнулась на театральные анонсы. Полстраницы занимало интервью с неким бульварным корифеем. Подзаголовок извещал крупными буквами: «Сестра жены отдалась мне, и я прозрел!»
— Проклятье! — Я отшвырнула газету и вздрогнула как от удара током — в тот же миг зазвонил телефон. Кот в панике спрыгнул со стола и с воплем ужаса заметался по кухне.
— Это невыносимо!.. — простонала я. — Хоть ты-то заткнись!
Кот послушно скрылся из поля зрения. Телефон продолжал звонить. Если это сестра, я скажу ей все.
— Слушаю. — А вдруг Гастон?
— Это я. Я нашелся, — бархатно заверил баритон, принадлежавший явно не Гастону. — Я прочитал объявление.
— Слушаю вас.
— Ты сейчас в халатике?
— То есть? Что вы имеете в виду, мсье?
— То, что у тебя под халатиком. Сними его. Я коснусь языком твоих тугих сосков и своим бархатным жезлом…
— Каким еще жезлом? Вы в своем уме?
— Скажи: «Да»! Да, да! — Он часто задышал. — Я возьму тебя! Я сведу тебя с ума! Ты будешь изнывать от страсти в моих объятиях! Вонзи в него свои острые зубки! Да, да!
— Идиот. Не смейте мне звонить больше. — Я брезгливо повесила трубку. Кот сиротски выглядывал из-за двери спальни. — Иди сюда, Геркулес. Иди, мой хороший зверь. Нам никто не нужен.
— Мырь, — согласился хороший зверь и на полосатых лапах понес себя ко мне.
Он едва успел вскочить на мои колени, как телефон зазвонил снова.
— Да! — раздраженно сказала я, собираясь дать достойную отповедь сексуально-озабоченному кретину.
— Мадемуазель Тиба? — поинтересовался быстрый женский голос.
— Да, добрый день, мадам. — У меня забилось сердце. Сейчас последует деловое предложение!
— Мадам Лебуафлори, — представилась она. — Я сотрудник службы персонала… — Она быстро произнесла название какой-то строительной фирмы. Разобрать я не успела, но это было неважно, главное — обо мне вспомнила удача! — Мы изучили ваше резюме, но прежде чем пригласить на собеседование…
— Спасибо, мадам Лебуафлори!
— Не за что. Я бы хотела задать вам несколько личных вопросов. Вы не возражаете, мадемуазель Тиба?
— Нет, что вы! Конечно, я отвечу.
— Вы пользуетесь очками?
— Нет.
— Очень хорошо, мадемуазель Тиба! Вы курите?
— Нет.
— Просто чудесно! Как часто вы посещаете дантиста?
— По мере необходимости.
— Мне нужны данные точнее. Я помогу вам, мадемуазель Тиба. Раз в год, раз в полгода, раз в месяц, раз в неделю?
— Не знаю. В последний раз я была у дантиста года полтора назад. Я вообще-то сметчик, а не теледиктор…
— Конечно, сметчик, конечно. Не волнуйтесь, мадемуазель Тиба. У вас есть домашние животные?
— Есть.
— Кошка? Собака? Другое?
— Кот. Лежит у меня на коленях. Очень ласковый, мурчит.
— Как вы сказали?
— Мурчит, в смысле мурлычет…
— Жаль. Мне очень жаль, мадемуазель Тиба, но у нашего патрона аллергия на кошек. Забудем о нашем разговоре. Всего вам доброго, мадемуазель Тиба.
— Подождите! Я ведь не собираюсь брать кота в офис!
— Всего доброго…
— Пожалуйста, не вешайте трубку, мадам Лефлорибуа!
— Лебуафлори. — Она кашлянула. — Желаю вам удачи.
Я услышала короткие гудки, но от расстройства все равно продолжала разговаривать с этой заносчивой маразматичкой:
— Очки, зубы, кошки! Американские предрассудки! Мы в Европе! Вы не имеете права отказывать мне из-за таких пустяков! Это незаконно! Это нарушение прав человека!
— Мырь-мырь, — философски изрек кот, устраиваясь на моих коленях поудобнее.
— Вот именно. — Я повесила трубку. — Дураки они все.
Телефон зазвонил тут же! Миленькая мадам Лебуафлори! Я так и знала! Вы передумали! Вы же понимаете, что это глупо!
— Алло! — с надеждой сказала я.
— Так, — сосредоточенно произнес мужчина. — Вы давали объявление?
— Допустим…
— Хорошо. Значит, так, вы сможете встретиться со мной, скажем, часа в два? Нет, лучше в три. В три я буду в «Ришар». Да, именно в три.
— А где это?
— Вы не знаете кафетерий на площади Виктора Гюго?
— Знаю, знаю. Конечно! Там еще к кофе подают маленькие шоколадки размером…
— Замечательно. Подъезжайте. Тогда и поговорим.
Гудки. Я с недоумением разглядывала трубку. Что это? Свидание? Деловая встреча? Я положила трубку на рычаг; телефон сразу отозвался звонком.
— Слушаю, — сказала я.
— Я забыл назвать свое имя. — Тот же голос! — Меня зовут Алекс Дюваль. До встречи.
Я в очередной раз вернула трубку на место и допила кофе, радостно обнаружив, что мои руки не дрожат больше! Пожалуй, можно даже и съесть что-нибудь. Вместе со стулом — дабы не потревожить кота — я развернулась к холодильнику и достала: йогурт, сыр, колбасу, замерзшие ломтики багета, банку с джемом, кастрюльку с остатками картофельного пюре, бутылочку с соусом, припасенную на черный день баночку трюфелей по-провансальски и дежурный пакет с замороженными овощами. Последние два яйца птенчиками поглядывали на меня из гнездышек на дверце; в поддоне сиротливо краснел помидор. Я извлекла и его.
Геркулес тут же выразил свои претензии на яйца и колбасу. Заверив, что поделюсь с ним яичницей, я бережно опустила кота на пол.
— Мырь, — пренебрежительно сказал он: дескать, вечно ты стараешься испортить приличный продукт.
— Ладно, Геркулес. — Я окинула взглядом свои припасы. — У меня всего много. А ты любишь сырые яйца. — И положила одно в его мисочку.
Кот обнюхал трофей, потрогал лапкой и уселся рядом, не сводя с него глаз. Я занялась готовкой, а когда обернулась, яйцо лежало посередине кухни. Геркулес вылизывал свой хвост.
— Ты чего, кот? — Я нагнулась за яйцом, но оно оказалось невесомо легким. Скорлупа была пустая. — Когда ты успел? Я опять не уследила. Как же тебе это удается?
Может быть, сегодня Геркулес и поделился бы со мной своим ноу-хау, но телефон зазвонил опять.
— Как ты там? Маленькая Беа-Беа? — нежно спросил Гастон. — Как твоя балетная ножка?
— Не звони мне… — Скорлупа хрупнула в моих пальцах.
— Я так соскучился! Перекусим где-нибудь с тобой вместе?
— Пожалуйста, не звони мне никогда.
— Обиделась, что я не вернулся? Но ты же сама видела, что произошло. Я чуть не до утра проторчал в участке. Взломщик будет иметь дело с моей страховой компанией!
— Рада за тебя. — Почему я до сих пор не повесила трубку?
— Не дуйся, Беа-Беа. Тебе не идет. Ты такая хорошенькая, когда веселая!
— Я вовсе не хорошенькая…
— Прости. Я не то сказал. Ты очень красивая!
— Не надо, Гастон. Мы должны прекратить это.
— Беа, ну зачем ты так? Мы взрослые люди. Я ведь знаю, что ты испытываешь то же самое, что и я. Ну вспомни, как нам хорошо было ночью! Дождь, искрящийся асфальт, огни… Пьянящий воздух!
— Все. Достаточно. Я вешаю трубку.
— Беа!
— Все, Гастон, все. — Я выполнила свое обещание.
Он перезвонил и предложил увидеться прямо сейчас.
— У меня встреча, Гастон. Мне нужно еще привести себя в порядок.
— Беа, брачные объявления — это несерьезно. А потом, у тебя есть я.
— Во-первых, это неправда, а во-вторых, я иду на деловую встречу. Я должна найти себе работу, Гастон.
— Беа, маленькая моя, но ведь есть же я! Какая работа?
— Извини. — Я стиснула зубы. — Я опаздываю. — И рванула телефонный шнур из розетки.
Ела я с большим аппетитом, хотя все время ловила себя на мысли о том, что после разговора с Гастоном больше не сомневалась: я иду именно на свидание! Конечно же, какой работодатель станет приглашать меня на собеседование в кафе, пусть даже в кафетерий! Или опять кому-то потребовалось неофициально выяснить про дантиста и кошку? Стоп, выходит, что я соврала Гастону? Соврала? Я? Ну и что? Я с наслаждением отправила в рот очередную ложку неведомого кулинарам гастрономического шедевра. Врут же другие, и ничего — живут себе и не переживают. Но я! Я же не врала никогда. А теперь? Значит, это действительно так: стоит соврать один раз — и все? Пошло-поехало? Нет, это не для меня. Я не маленькая девочка, которая боится признаться, что свалила китайскую вазу она, а не кошка. Доем, выпью еще кофе и позвоню сестре.
«А почему бы тебе не позвонить прямо сейчас?» — поторопила улыбка сестры. Я восстановила телефонную связь и набрала номер служебного телефона Кларис.
— У мадам Шанте посетители, мадемуазель Тиба, — сказала секретарша, узнав меня. — Что-то срочное? Вас я могу соединить.
— Не стоит, Ирен. Спасибо.
«Конечно, не стоит, — подмигнули глаза Гастона, снова прогнав сестрину улыбку. — Вспомни, как нам было хорошо. Дождь, искрящийся асфальт, огни… Пьянящий воздух!»