Прекрасная колдунья

Глава ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

— Это правда, милорд, — Оуэн опустил взгляд вниз, на выложенный плитами пол; было ясно, что ему трудно говорить. — Мой сын стал предателем. После того, как Гэвин убил вашего отца и братьев, он заставил Боуэна подделывать мою подпись и писал вам письма от моего имени. То было ужасное время, и выбор у нас был невелик — предательство или смерть. Я предпочел тюрьму и смерть, но я старше и уже прожил свою жизнь. Я не оправдываю Боуэна, но я могу понять его… — Старик поднял на Рональда взгляд, исполненный муки. — Я умоляю вас не казнить его, милорд! Боуэн — это все, что у меня осталось.

Рональд мрачно смотрел мимо него. Он хорошо понимал, что такое оказаться лицом к лицу перед ужасным выбором. В его жизни такое случалось несколько раз.

— Боуэн сражался против нас, и я не могу простить его, — сказал он. — Но я расспрошу его о причинах, побудивших его поступить так, прежде чем принимать решение. Если он связал свою судьбу с Гэвином не по доброй воле… Я не стану казнить человека, совершившего проступок под действием жестоких обстоятельств.

— Благодарю вас, милорд. Мой сын еще молод и не понимает, что есть для человека вещи более страшные, чем смерть. Жить, как трусливая марионетка, гораздо хуже. Я уверен, что он усвоил уже эту истину.

— А я хочу, пока не поздно, понять еще одну истину, поэтому и вызвал тебя прямо сейчас, вместо того чтобы ждать до завтра. — Рон хмуро смотрел на свою сжатую в кулак руку. Потом разжал пальцы и изучающе поглядел на ладонь. — Расскажи мне о жене Гэвина.

Наступило молчание. Оуэн неловко заерзал и сокрушенно покачал головой.

— Так вы уже знаете о ней? Это неожиданность для вас, конечно… Но рано или поздно вы должны были все узнать.

— Эта девка и вправду побочная дочь моего отца, как она заявляет?

Оуэн поднял глаза, в которых читалось сочувствие.

— Да. Кейлин родилась через несколько лет после того, как вас отправили в Англию ко двору Генриха.

— А ее мать? Кем была ее мать?

Оуэн пожал плечами.

— Простая деревенская женщина, которая понравилась лорду Гриффину. К тому времени ваша мать уже умерла, милорд. А отец был все еще полон сил…

— Так это правда? Мой отец признал ее в качестве наследницы?

Оуэн заколебался.

— Не то чтобы он ее признал. Просто она жила под его кровом, ее учили и воспитывали, как законных детей. Само собой подразумевалось, что в качестве его ребенка она кое-что получит, но я не могу сказать, что лорд Гриффин намеревался завещать Гленлайон ей.

— А ее брак с Гэвином? Его устроил отец?

— Нет, милорд, не он. Речь об этом заходила, но ее заводил только сам Гэвин, который искал способы завладеть Гленлайоном. Лорд Гриффин хотел получить от Гэвина клятву вассальной верности, но не хотел таких тесных уз, которые могли бы привести к конфликту с его законными наследниками. Он намеревался завещать замок Дэвиду, а потом Винну, если Дэвид умрет.

Рональд снова посмотрел на свою ладонь. Порез уже зажил. Оставался небольшой красный рубец на коже, и все. Он снова поднял взгляд на Оуэна.

— А я? Меня отец не считал за наследника?

Оуэн печально поглядел на него.

— Отцу и в голову не приходило, что старшие сыновья могут погибнуть оба. Он нередко говорил о вас, милорд, но, похоже, не думал, что вы когда-нибудь вернетесь в Уэльс.

— Значит, не думал… — Рональд снова сжал пальцы в кулак и медленно провел им по краю стола. — Я для него был отрезанный ломоть!

Он не собирался говорить это с такой горечью, но слова вырвались прежде, чем он мог их остановить. Воцарилось напряженное молчание, которое с минуту ни один из них не нарушал.

— Но я, как видишь, вернулся, — проговорил наконец Рон. — И если ты намерен остаться управляющим, я буду обращаться за советом к тебе.

Поколебавшись, Оуэн кивнул.

— Почту за честь остаться управляющим. Правда, я долго был не у дел. Поскольку Гэвин держал меня в тюрьме, я совсем не знаю, что здесь было сделано за время моего отсутствия. А вернее — не сделано, — слегка улыбнулся он. — Одно мне известно наверняка: на пропитание узников больших трат не было. Если бы не помощь одного из стражей, который остался верным вашему покойному отцу, я бы умер с голоду еще три месяца назад.

— Я заметил, что здесь осталось немало людей, преданных моему отцу. — Рон провел большим пальцем по краю стола. — Некоторые из тех, что были достаточно трезвыми, отказались сражаться со мной и сдали свое оружие без борьбы. Другие, проснувшись, присягнули мне немедленно. Если бы победа оказалась не на нашей стороне, все они были бы убиты за это.

— Да уж, милосердие никогда не было в числе добродетелей Гэвина. В этом он схож с принцем Джоном. И оба они предпочитают, чтобы их врагов унесла голодная смерть в тюрьме, вместо того чтобы убить их открыто. Голодная смерть — это лучшее оружие: медленное, но верное.

— Джон… — Рональд нахмурился. — Недаром я удивился, когда он, узнав, что я прибыл в Англию, немедленно призвал меня к себе и поручил какое-то незначительное дело, исполнение которого требовало много времени. И теперь понятно, для чего Гэвин отправил то послание, которое нагнало меня, когда я возвращался, выполнив поручение Джона. Еще одна задержка в надежде, что я могу так никогда и не добраться до Уэльса! Так это Гэвин подстрекал сэра Никласа выступить против меня?

— Сэра Никласа? Вы имеете в виду Рэглана?

Рон прищурился.

— Да. Разве ты не писал мне, что Рэглан напал на Гленлайон?

— Нет, милорд. — Оуэн снова покачал головой. — Еще один подлог, я полагаю. То-то я видел на некоторых воинах цвета Рэглана… Насколько мне известно, сэр Никлас был другом вашего отца. Он никогда бы не выступил против вас. Но я понимаю, с какой целью вас ввели в заблуждение: если бы вы разделили ваш отряд между Рэгланом и Гленлайоном, вы стали бы слабее и потерпели неудачу в обоих местах.

— Именно так я едва и не поступил, — нахмурился Рон. — Но чего я не могу понять, это почему Гэвин не впустил меня в Гленлайон. Ведь для него было бы куда легче, использовав хитрость и обман, заманить меня сюда: тогда обошлось бы без кровопролития. Я убежден, что поверил бы ему и ничего не заподозрил.

— В этом я вижу руку принца Джона. Как бы он потом объяснил королю Ричарду, что человек, которого он назначил управлять вашими землями, заманил вас в ваш собственный замок, чтобы убить? Нет, Ричард бы не потерпел такого. Но если бы вас убили во время штурма… Что ж, каждый человек вправе защищаться. А учитывая слухи, что Рэглан хочет захватить ваш замок, было бы естественным его оборонять. Тогда ваша гибель выглядела бы просто трагической ошибкой.

— Разумное объяснение. Здесь и в самом деле проглядывает склонность Джона к запутанным интригам. — Рон потер себе кулаком грудь и задумчиво продолжал: — Теперь я абсолютно уверен, что он отправил меня с этим дурацким поручением, когда я неожиданно явился в Англию, только для того, чтобы выиграть время. При этом он организовал целую сеть заговоров — вроде нападения наемников по дороге из Ковентри или долгой задержки в церкви, где я дожидался твоего гонца. Или той девицы, которую подослали, чтобы она обольстила меня, уговорила отправиться с ней в Азию и отвлекла от Уэльса. Кто знает, что еще ей велели сделать.

— Это очень похоже на принца Джона. Вам еще повезло, милорд. Это все-таки лучше, чем отравленное яйцо…

Рон слегка улыбнулся.

— Отрава тоже не исключалась. Во всяком случае, попытка была. Она сначала опоила меня, а потом моих людей. — Он встал и провел рукой по волосам. — Как знать: не исключено, что в следующий раз она доведет дело до конца и я буду корчиться в конвульсиях на полу.

— Милорд! — явно встревоженный, воскликнул Оуэн. — Неужели вы собираетесь оставить эту вероломную женщину при себе?

— А почему бы и нет? — Он задержал взгляд на Оуэне, все еще слегка улыбаясь. — Зачем мне избавляться от врага, которого я, по крайней мере, знаю, чтобы они подослали кого-то, неизвестного мне? Джина, конечно, не…

— Джину? — удивился Оуэн. — Так вы имеете в виду ту темноволосую девушку, которая только что вышла… ту, которую люди Гэвина схватили в лесу?

— Вот именно. — Рон сжал пальцы в кулак и тут же нервным движением разжал его. — Кстати, она ведь была с тобой в одной темнице. Скажи-ка, что ты думаешь о ней?

Обескураженный, Оуэн открыл было рот, но тут же закрыл его и покачал головой.

— Признаюсь, я не знаю всех подробностей, но, по моему мнению, эта девушка никогда добровольно не причинила бы вам зла, — пробормотал он наконец, тщательно подбирая слова.

— Не причинила бы? И что же привело тебя к такому заключению?

— Простите меня, милорд, но мне кажется, что Джина скорее восхищается вами. Она все время рассказывала мне о вас и при этом превозносила до небес.

— Притворщица! — сжав зубы, пробормотал Рон. — Я не раз наблюдал, как из прелестной обольстительницы она в мгновение ока превращалась в яростную мегеру. Она такая же постоянная, как майский ветерок, и еще менее предсказуемая, чем бабочка в полете. Но она еще пожалеет о своем безрассудстве!

Оуэн промолчал. А когда разговор завязался вновь, то они завели речь о соседних баронах, о медленном упадке Англии за время крестовых походов и о том, что королю придется обуздать своего подлого брата.

— А то наемники, — со вздохом проговорил Оуэн, — бродят по всем дорогам, берут все, что пожелают, и убивают тех, кто оказывает им сопротивление. Если Ричард возвратится, само его присутствие заставит присмиреть этих негодяев, которые разоряют землю.

— Ричард больше заботится о собственной славе, чем об управлении страной, — пожал плечами Рональд. — Но солдаты обожают его. В их глазах он — воплощение того, каким должен быть король: статный и мужественный, храбрый воин и галантный кавалер.

— Но не правитель, хотите вы сказать?

Рональд на этот вопрос не ответил. Оуэн много лет был главным управляющим у его отца. Он помнил этого человека еще с тех дней, когда босоногим мальчишкой бегал по уэльским холмам. Но ему столько раз уже приходилось раскаиваться в излишней доверчивости, что он приучил себя быть осторожным.

Оуэн заметил это и печально поник головой.

— Лорд Рональд, я знаю вас с самого детства. Я никогда не предавал вашего отца — даже под угрозой неминуемой смерти. И не предам вас. Вы так похожи на лорда Гриффина, что я будто вижу его сейчас перед собой. Но если вы не доверяете мне, я покину вас, как только вы пожелаете.

Рональд понял, что старик говорит правду: он ведь и в самом деле просидел три месяца в темнице, но отказался служить Гэвину. Устыдившись своих подозрений, он покачал головой.

— Нелегко доверять кому-нибудь, когда многие только и ждут, чтобы всадить тебе нож в спину.

— Власть — это всегда скорее бремя, чем привилегия, — кивнул Оуэн. — Мне случалось видеть, как слабые люди гибли под тяжестью этого бремени. Я уверен, что Гэвин достаточно скоро навлек бы на себя гибель, даже если бы вы и не вернулись из крестового похода. — Он положил руку на плечо Рональда — как когда-то, в те давние времена, когда Рон был ребенком. — Что вы намерены сделать с ним?

— Еще не решил. Если я убью его, как он того заслуживает, мне придется иметь дело с принцем Джоном. А я еще не готов к новым неприятностям. Освободить же Гэвина было бы глупостью: он бы явился к моим воротам с целым войском. Скорее всего я подержу его здесь, пока Джон не потребует его освобождения. А тем временем посмотрю, сколько людей соберется под мое знамя.

— Как только бароны узнают о вашем возвращении, они соберутся под ваше знамя целой толпой, милорд! Когда вашего отца подло убили, для них это был черный день. Многие до сих пор вспоминают его добрым словом. Боюсь, если бы не войска принца Джона, Гэвина Глейморгана разорвали бы на куски. Люди, верные лорду Гриффину, конечно, захотят, чтобы именно сын нес его знамя.

— Возможно. — Рон посмотрел на Оуэна. — Утром мы пошлем гонцов к тем баронам, которые должны ответить на мой призыв. По их ответам мы узнаем, на какую силу можем рассчитывать.

— Хорошо, милорд, — кивнул Оуэн. — Я составлю для вас их список. И буду рад написать каждому самолично.

— Хорошо. Думаю, мне часто придется прибегать к твоей помощи: ведь взятие Гленлайона было только началом.

Рон запустил пальцы в волосы, вспомнив о другом, более неотложном деле. Джина так и не вернулась. А времени, чтобы поесть, прошло больше чем достаточно.

— Кстати, Оуэн, а где новые конюшни? — спросил он. — У меня такое чувство, что я найду там мою хорошенькую пленницу. Она столько раз обманывала меня, что сбежать от сэра Клайда для нее сущие пустяки.

— Неподалеку отсюда. Я отведу вас туда сейчас. Но… — Оуэн заколебался. — С вашего разрешения, я бы хотел снова занять свою прежнюю комнату, милорд. Если только вы не пожелаете, чтобы я устроился где-то в другом месте.

Рон посмотрел на старого слугу. Многое промелькнуло перед его мысленным взором — от детских воспоминаний до писем, которые он получал от этого человека. Глубоко вздохнув, он сказал:

— Я не могу представить себе другого управляющего, Оуэн. Все, что мой отец пожаловал тебе, я возвращаю с благодарностью и доверием.

Прослезившись, старик пожал протянутую Рональдом руку, скрепив этим их восстановленную дружбу.

— Мы отомстим за смерть вашего отца, милорд! И увидим виновников наказанными.

— Именно это я и намереваюсь сделать, — кивнул Рон.

В кухне было тихо и темно. Слабый свет исходил лишь от очага и нескольких свечей. Джина пошарила в ларях и корзинах в поисках съестного, но, кроме зеленых яблок, ничего не нашла. Вероятно, все хранилось в кладовых, поскольку чулан был почти пуст. Она подняла глаза и огляделась вокруг. Несколько слуг уже очнулись; один из них с обалдевшим видом, шатаясь, брел через кухню. Джина взглянула на Бьяджо, который, усевшись на бочку, ел одно из недозрелых яблок.

— А ты действительно оказался способным учеником! Как только тебе удалось не отправить их всех сразу на тот свет этим своим снадобьем?

Бьяджо пожал плечами.

— Я прикинул размер винных бочек и количество снадобья, а потом разделил это на число идиотов, которые наверняка будут пить. Однако с последним я мог и ошибиться… И не смотри на меня так. Это была дьявольски трудная задача. Я использовал все твои травы, но их не хватило. Пришлось позаимствовать у одной хорошенькой деревенской девчонки, с которой я познакомился вчера.

— Я понимаю, как это было тяжело для тебя… А где сейчас эта девчонка?

Бьяджо самодовольно ухмыльнулся.

— Очевидно, дома, тоскует обо мне. Если бы она догадалась, для чего мне понадобился ее товар, я бы уже давно болтался на перекладине.

— Как, по-твоему, эту репу еще можно есть? — пробормотала Джина, доставая из корзины высохший сморщенный корнеплод. — Ну да неважно. Я так голодна, что все съем. А ты пока расскажи мне, каким образом тебе удалось получить согласие лорда Рональда на этот безумный план. Каким зельем опоил?

— Ну, он оказался сговорчивым и готов был выслушать любое предложение, лишь бы вернуть свой бесценный замок. Но я уверен, что долго так не продлится. Теперь, когда он добился, чего хотел, он вернется к своему обычному грубому обращению. — Бьяджо откусил еще кусок яблока и шумно прожевал его. — Берегись его, bella, не доверяй ему!

Нахмурившись, Джина собралась было уточнить, что он имеет в виду, когда услышала, как за спиной громко хлопнула кухонная дверь. Она обернулась. Рон стоял, прислонившись к стене и скрестив руки на своей широкой груди. Вид у него был зловещий.

Бьяджо как ни в чем не бывало помахал ему рукой в знак приветствия.

— А, явился могущественный лорд! Мы как, должны поклониться и поцеловать вашу владетельную руку или лечь, распростершись ниц?

Рональд сурово взглянул на него.

— Если желаешь доставить мне удовольствие, щенок, то просто испарись, и как можно быстрее.

— Из кухни, из замка или из Уэльса вообще?

— По твоему выбору.

Бьяджо церемонно поклонился ему и с достоинством выпрямился.

— Мы с Джиной будем счастливы исполнить ваше повеление, милостивый лорд.

— Нет, щенок. Это распространяется только на тебя. А госпожа твоя остается.

Я же говорил, говорил тебе, bella; он не тот человек, который может вернуть кому-то свое доверие!.. Он думает, что ты виновна в предательстве… — глядя на Джину, мысленно произнес Бьяджо. Вслух же он насмешливо сказал:

— Похоже, мое присутствие нежелательно. Хоть мне и прискорбно сознавать это.

— Ничего, эту скорбь ты как-нибудь переживешь!

Рон буквально рыкнул на него, как грозный лев, и Джина непроизвольно попятилась. Пальцы ее разжались, и она уронила репу, которая, ударившись об пол, покатилась по каменным плитам. Рон отпихнул ее в сторону ногой и повернулся к Джине.

— Я разочарован, цветочек, — проговорил он язвительно. — Прежде ты оказывала мне более решительное сопротивление. Что случилось? Уж не влюбилась ли ты в меня?..

Он стоит ко мне спиной, bella, и я сейчас всажу ему кинжал между ребер! — мысленно сказал ей Бьяджо.

— Нет! — непроизвольно воскликнула она, и Рональд сразу же насторожился. Джина сделала глубокий вдох и попыталась успокоиться. — Я хотела сказать… что если бы была настолько глупа, чтобы влюбиться в тебя, я бы просто утопилась.

Рон насмешливо поднял брови. Глаза его весело сверкнули, а губы сложились в улыбку.

— Да это же проще простого! Ведь прямо возле замка течет река Вай. Но только имей в виду: замок на запоре, а командую здесь я. Так что, если захочешь утопиться, тебе придется спросить разрешения у меня.

Джина старалась не терять из виду Бьяджо — но при этом так, чтобы не встревожить Рональда. Трудно было предположить, что он сделает, если Бьяджо вдруг бросится на него.

— Не беспокойся: поскольку я не влюблена в тебя ни на йоту, то и нет риска, что я брошусь с крепостного вала в реку. Так что мне не придется тебя ни о чем просить.

Подумай, bella: это сразу бы все упростило… Он никогда не отпустит тебя добровольно! А тут — один быстрый удар, и мы были бы на свободе…

Вот идиот! Он что, рассчитывает застать врасплох и одолеть опытного рыцаря с одним своим нелепым кинжалом? Но положение становилось серьезным. Джина бросила быстрый взгляд на Рональда и тут же приняла решение. Ловким движением она обогнула его и бросилась к Бьяджо, словно намереваясь убежать. Это тут же заставило Рона повернуться, чтобы схватить ее, и тем самым он оказался лицом к лицу с юношей.

Бьяджо ничего не оставалось, как отказаться от своих намерений, а Рон поймал Джину, схватил рукой за талию и слегка приподнял над полом. В голосе его смешались ирония и раздражение.

— Нет уж, цветочек! Ты и так убегала от меня слишком часто, и я не намерен допускать этого впредь. Мы еще не кончили обсуждать наши дела.

— А мне не о чем… не о чем говорить с тобой! Опусти меня!..

Рон подозрительно посмотрел на нее, но все-таки поставил на ноги.

— Зато мне есть о чем побеседовать с тобой. Ты слишком долго разыгрывала невинность. Пора наконец выяснить, кто ты на самом деле.

Джина невольно вздрогнула. Ее тревожное движение и явная угроза, прозвучавшая в словах Рональда, не ускользнули от внимания Бьяджо.

С горящими глазами он гневно шагнул вперед.

— Что ты подразумеваешь под этим?

— А ты все еще здесь, щенок? — Рональд повернулся к нему. — Все, что я сказал, касается только ее. Если ты не исчезнешь сейчас же и я успею вынуть меч из ножен, тебя вынесут отсюда ногами вперед!

Гнев и ярость так и пылали в глазах Бьяджо, но как только рука Рональда потянулась к мечу, он невольно попятился.

— Я понял, милорд, — пробормотал он. — Я все понял…

Я не могу сражаться с кинжалом против меча, но есть другие способы избавиться от него… Не отчаивайся, bella!

Не имея возможности ответить ему или просто хотя бы подбодрить, Джина молча смотрела, как он захлопнул дверь кухни. Звук этот так резко отдался от высоких стен и сводчатого потолка, что она вздрогнула.

— Испугалась? — насмешливо спросил Рон.

— Кого? Рыцаря, который запугивает зеленого юнца, пытающегося защитить свою госпожу?

Медленная улыбка скривила его губы.

— Любой другой рыцарь давно бы уже убил его за такое нахальство. Или, по крайней мере, исполосовал ему спину кнутом. По-моему, его недостаточно хорошо научили, как подобает вести себя слугам.

— Бьяджо — не твой слуга, а мой!

— Да, но ты принадлежишь мне. А что, по-твоему, это означает для него?

Холодная дрожь пробежала у нее по спине от этого утверждения. Неужели он хочет сказать, что она — его пленница? Разумеется, он именно это имел в виду, судя по суровому взгляду его потемневших глаз, предвещавших грозу. Джина постаралась преодолеть неожиданный приступ страха, от которого колени ее ослабели, и сказала так, чтобы голос ее звучал как можно тверже:

— Во всяком случае, я не твоя служанка.

Рон пожал плечами.

— Возможно, и не служанка. Но ты моя! Разве ты не помнишь наш уговор, цветочек? Это ведь было твое предложение, не так ли? Ты же сама захотела прийти ко мне в постель…

— И я сделала это! — перебила его Джина. — Была в твоей постели, разве не так? Другое дело, что ты не получил то, чего хотел от меня. Но я ведь не говорила…

— Не будем спорить о мелочах. Мы оба знаем, что подразумевалось. Теперь ясно, что у тебя были свои задачи, а у меня свои, но, так или иначе, наш договор нарушен. Ты не исполнила своего обещания, и это освобождает меня от моей клятвы. Но тебя — нет, это другое дело.

Джина растерянно уставилась на него. Голова ее болела, желудок был пуст, ее мучила жажда. В таком состоянии очень трудно было отразить его словесные нападки. И почему только ее дар не помогает ей именно с этим бешеным рыцарем?

Джина решила сменить тактику и застонала, приложив руку к голове. Но Рон не обратил на это ни малейшего внимания. Он крепко взял ее за руку и потянул за собой.

— Пойдем. Тут не место вести разговоры, а мне не терпится услышать хоть что-то похожее на правду. Пошли, цветочек!

Он потянул ее вперед, и она внезапно вскрикнула от боли, задев голой ногой о камень. Рон выругался и взглянул на ее ноги.

— Черт, а где же твои туфли?

Стоя на одной ноге, она схватилась за другую ногу свободной рукой.

— Потеряла. Одну, во всяком случае… А другую выбросила, чтобы мои ноги, по крайней мере, оставляли одинаковые следы на уэльской грязи.

Джина приподняла подол и показала ему темно-коричневый слой грязи, который коркой покрывал ее ноги до самых лодыжек.

Рон хмыкнул и вдруг подхватил ее на руки, отчего она изумленно выдохнула и невольно схватилась за него. А он уже вышел широкими шагами из кухни и, пройдя коридором, шагнул в темноту.

Лунный свет заливал двор, в котором повсюду были видны следы недавнего сражения. И все-таки мирная жизнь уже вступала в свои права. Несколько факелов освещали людей, улегшихся под навесом на ночь. Дул теплый ветерок, где-то далеко лаяла собака.

Рон нес ее через двор замка, крепко прижимая к груди. Его сердце под ее ладонью билось размеренно и спокойно, а Джине вспомнилась майская поляна, на которой они танцевали и смеялись вдвоем, беззаботно отдаваясь поцелуям и любовной возне. Она думала тогда, что можно играть с огнем и не обжечься… Но все обернулось совсем не так.

Черт возьми! Она терпеть не могла чувствовать себя уязвимой, беспомощной и не хотела себе признаться, что начинает чувствовать к Рону нечто большее, чем… Неужто Бьяджо был прав?

Упаси ее Бог от этого! Неужели она и в самом деле неравнодушна к этому грубому, заносчивому человеку? Кто бы мог подумать, что ее невинная шалость зайдет так далеко? Резвиться, притворяться, прикидываться влюбленной было весело и забавно: ведь она ничем не рисковала, если проиграет. Теперь же все было не так: слишком многое поставлено на карту. Ее честолюбивые планы, мечты, надежды — все пропало, если она не придумает, как исправить дело.

Свет факелов стал ярче, бросая скользящие блики на землю, когда они приблизились к главному помещению замка, где располагался зал. Солдаты слонялись по двору рядом, и один из них подошел к Рону, чтобы задать какой-то вопрос. Джина чувствовала на себе любопытные взгляды и сгорала от унижения и стыда. Она, несомненно, казалась им добычей в руках победителя: беспомощная, грязная, босая.

Джина понимала, что протестовать не имеет смысла, и даже ни о чем не просила, когда Рональд с мрачной решимостью во взоре понес ее вверх по винтовой лестнице, а потом по длинному полуосвещенному коридору в свою комнату. Боже, неужели существует только один способ поладить с таким мужчиной?..

Когда они достигли комнаты, Рон пинком открыл дверь и наконец поставил Джину на ноги. За время их отсутствия кто-то навел здесь порядок, а перевернутые стулья и столы были расставлены по местам. В жаровне посреди комнаты горел огонь, распространяя приятное тепло. Рональд сразу узнал в этом заботливую руку Моргана, своего исполнительного и проворного оруженосца.

Стоило ему отпустить Джину, она тут же отпрянула от него, словно от прокаженного. Гордо и вызывающе вздернув подбородок, она остановилась у окна, ее широко открытые черные глаза горели огнем. В рваном платье и с босыми ногами, покрытыми грязью, она стояла с видом королевы, словно он должен был преклонить перед ней колени. Любая другая женщина показалась бы на ее месте смешной, но, странное дело, с Джиной этого не произошло. Рон не понимал, в чем тут причина, однако почувствовал невольное уважение к ней. И это неуместное чувство очень раздосадовало его.

Она может сколько угодно задирать нос, но все равно в конце концов должна будет сдаться. Она во всем уступит ему — во всем, чего бы он ни потребовал! А если не уступит добровольно, он найдет способ принудить ее к этому!

Внезапно послышался неуверенный стук, и вслед за этим дверь со скрипом отворилась. На пороге стоял Морган с подносом в руках. Позади него маячило несколько слуг.

— Я подумал, что, быть может, вы захотите помыться и поесть, милорд, — сказал он.

Оруженосец явился в чертовски неподходящий момент! Но Рональд, поразмыслив, кивнул.

— Да, это будет кстати.

Морган распахнул дверь пошире, чтобы пропустить слуг, и вскоре в углу была установлена большая деревянная лохань, наполненная горячей водой, а на столе появился поднос с яствами. Ощутив запах горячей еды и хлеба, Рональд вспомнил, что не ел целый день.

Он посмотрел на Джину. Ноздри ее тоже слегка расширились, но, заметив, что он наблюдает за ней, она отвернулась с равнодушным видом. Тогда Рон подошел к столу, отрезал широкий ломоть мяса своим кинжалом и положил на хлеб. Потом посмотрел на нее и улыбнулся.

— Садись и поешь, цветочек. Тебе понадобятся силы на эту ночь.

Щеки ее вспыхнули, она бросила на него мрачный взгляд, но не могла побороть искушения. С кошачьей грацией Джина двинулась к столу: этой подчеркнуто ленивой походкой она точно хотела показать, что лишь делает ему одолжение. Взяв себе немного хлеба и мяса, она изящным движением пригубила вино. Удивительное зрелище! Рон не мог не восхищаться, но знал, что быстро заставит ее прекратить изображать из себя королеву, как только они останутся наедине. Пусть пока тешит себя иллюзией, что она здесь заправляет.

Морган в это время молчаливо и расторопно готовил все для ванны. Когда же ванна была готова, Рон отпустил всех слуг и запер дверь на засов.

И повернулся. Джина наблюдала за ним с вполне понятной настороженностью. Ну что же, он ее не разочарует! Рон снял свой меч и перевязь, потом развязал завязки штанов. Подтянув стул поближе к деревянной лохани с горячей водой, он сел и начал снимать сапоги. Джина наблюдала за каждым его движением, неподвижная и напряженная, как кошка. Он снял сапоги и отбросил их в сторону, потом встал и посмотрел на нее.

— Ты первая, цветочек.

Она сделала шаг назад.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Он показал на лохань.

— Вот горячая вода и кусок мыла. Вон чистые полотенца. Мне кажется, что ванна сделает тебя более мягкой и покладистой. Да и запах от тебя, разумеется, будет лучше…

Джина недовольно посмотрела на него. Ей бы и хотелось возмутиться и возразить, но что тут скажешь? За две недели в подземной тюрьме, под пластами глубоко въевшейся грязи исчезли даже следы дурманящего жасминового аромата, обычно так характерного для нее…

Помедлив, она небрежно пожала плечами:

— Пожалуй, я не прочь искупаться. Но вовсе не собираюсь раздеваться у тебя на глазах.

— Ах, так?! Ну, как хочешь, цветочек.

Рон быстро шагнул к ней и, прежде чем она успела разгадать его намерения, подхватил ее на руки. Джина испуганно вскрикнула, а он, подержав ее мгновение над лоханью с горячей водой, вдруг взял и опустил ее туда прямо в платье. Брызги взлетели в воздух, часть воды выплеснулась на каменный пол, а Рон, оперевшись обеими руками о края ванны, склонился над ней.

— Ты помоешься сама, или тебе помочь?

Вместо ответа Джина быстро зачерпнула ладонью воду и плеснула ему в лицо. Но он не двинулся, даже когда она сопроводила это щедрым набором эпитетов. Она осыпала его проклятиями и оскорблениями, а он спокойно выслушал их, и наконец ее терпение кончилось.

Сейчас она покажет этому английскому грубияну, как ведут себя настоящие принцессы! На лице Джины промелькнуло подобие улыбки.

— Ты прав, — кивнула она. — Мне и в самом деле надо искупаться. Я бы, конечно, предпочла делать это наедине со своей служанкой, но, наверное, я прошу слишком многого.

Последние слова прозвучали как вопрос, и Рон ухмыльнулся.

— Да, это действительно слишком много.

— Ну что ж, хорошо. Дай мне мыло и мочалку, я буду мыться.

К его удивлению, она встала во весь рост и несколькими быстрыми движениями стянула с себя платье, отбросив его в сторону. Туда же полетела и сорочка. Она стояла по колено в воде, смуглая и совершенно обнаженная!

Взгляд Рона невольно скользнул по ее изящной гибкой фигуре — от высоких упругих грудей к плоской поверхности живота, задержавшись на темном треугольнике между гладкими округлыми бедрами. Несмотря на то что в комнате было прохладно, он вдруг ощутил, как кровь горячо забурлила в нем.

Будь она проклята! Опять ей удалось взять над ним верх! Почему при одном виде ее обнаженного тела он делается безмолвным и неуклюжим, словно юнец? Рон отвернулся и, намылив мочалку, протянул ей.

Величественным и изящным движением Джина взяла ее и снова уселась в ванну. Не обращая на него ни малейшего внимания, она намылила руки, груди, шею, ленивыми кругами водя мочалку, с полузакрытыми глазами и мечтательной улыбкой на лице. Потом блаженно вздохнула, подняла ногу, чтобы внимательно рассмотреть стопу и пальцы, а затем намылила их как следует. Голубоватая вода стекала с ее смуглых грудей, вокруг торчащих коричневатых сосков пузырилась мыльная пена.

Чувствуя, как жар растекается по всему его телу, Рон молча наблюдал за ней. Когда же Джина подняла голову и с лучезарной улыбкой попросила передать ей мыло, он сделал это, едва сдерживая невольное дрожание рук. Джина медленно скользнула вниз, в воду, так что только голова осталась на поверхности. Волосы ее теперь напоминали темные, шелковистые морские водоросли, а когда девушка снова уселась, они упали, словно черная пелерина, на обнаженные смуглые плечи. Джина откинула их вперед и, взбивая пышную мыльную пену, начала намыливать так непринужденно, точно находилась в комнате совершенно одна.

Черт побери! Она ведет себя так, словно его здесь нет! Весь напрягшись, затаив дыхание, Рон сгорал от желания. Он счел за благо отойти подальше, на другой конец комнаты — иначе с первого взгляда можно было бы определить, насколько он возбужден. А ему вовсе не хотелось вызвать одну из этих ее лукавых коварных улыбок, которые так бесили его.

Джина наклонилась вперед, чтобы прополоскать волосы, пропуская сквозь пальцы длинные блестящие пряди. Мыльная пена плавала на поверхности воды, слегка касаясь ее рук, облепляя пузырьками золотистую кожу. Наконец гибким движением она откинула волосы за спину и, ничуть не смущаясь, встала посреди ванны, вопросительно подняв брови.

— Итак, ты удовлетворен, милорд?

Рону ничего не оставалось, как коротко кивнуть. Господи, как он горел! И как унизительно себя чувствовал…

Когда Джина вышла из ванны, он протянул ей сухое полотенце, а она совершенно спокойно взяла его и медленно обернула вокруг тела. Потом взглянула на него со своей лукавой улыбкой.

— Теперь твоя очередь, милорд.

Рон нерешительно посмотрел на ванну, потом снова на нее — и неожиданно разозлился. Если она лишена всякого стыда, то ему и вовсе не пристало стесняться! И все-таки, стягивая штаны, он стоял лицом к ванне, а к ней спиной. Гордость не позволяла ему дать ей увидеть, что она произвела на него впечатление столь очевидным образом. Быстро перешагнув деревянную стенку ванны, Рон опустился как можно глубже и вытянул ноги, насколько позволяла ее длина. Большая часть его тела находилась под водой, но колени торчали из мыльной пены. Он захватил две пригоршни воды и плеснул себе в лицо, потом посмотрел на нее сквозь мокрые ресницы.

— Потри мне спину! — коротко приказал он.

Какое-то время Джина не двигалась, но потом, пробормотав что-то себе под нос, взяла кусок мыла. С полотенцем, все еще обернутым вокруг тела, она остановилась возле ванны и протянула ему этот кусок. Рон покачал головой.

— Я просил потереть мне спину, а не дать мыло.

— А разве я просила тебя мыть спину мне?

Рон понял, что настало время показать ей, кто здесь хозяин.

— Нет. Но тебе придется помыть мою.

Опять последовало напряженное молчание, но потом она все же встала на колени возле ванны и, плеснув ему на плечи воды, хлопнула куском мыла по голой спине. Рон обернулся, прищурился, но она только приятно улыбнулась в ответ.

— Этого достаточно, милорд? Рон поймал ее за руку, крепко схватив за запястье, и, глядя ей прямо в глаза, тихо произнес:

— Советую тебе слушаться меня, цветочек. Иначе ты сильно пожалеешь.

Он отпустил ее руку, и Джина покорно принялась мыть ему спину, старательно натирая мочалкой и обмывая водой. Она прекрасно понимала, что находится целиком в его власти. Ведь Рональд до сих пор считает ее шпионкой, ему ничего не стоит снова посадить ее в темницу…

Не проронив ни слова, Джина вымыла ему голову, грудь и даже руки, а он только подставлял их, расслабленно откинувшись к бортику ванны и довольно прикрыв глаза. Когда она кончила, он, словно очнувшись, поднял голову и вопросительно взглянул на нее.

— Это все, цветочек?

— Все, что в моих силах. — Она протянула ему намыленную мочалку. — Ведь я же никогда прежде не мыла мужчин.

— Никогда? — улыбнулся он.

— Представь себе, — язвительно ответила она.

— Бедный цветочек!

Рон протянул руку и погладил ее по щеке. Крошечные капельки воды сверкали на ее коже, а мокрые волосы шелковистыми тонкими прядями облепили шею и грудь. Полотенце, соскользнув, приоткрыло высокие округлые верхушки грудей, разделенных темнеющей впадинкой, и он не смог устоять перед искушением скользнуть пальцем в эту соблазнительную ложбинку. Джина не двинулась, но он почувствовал ее легкий ответный трепет.

— О, цветочек!.. — прошептал он, с шумным всплеском потянувшись вперед.

Волна ударилась о бортик ванны и выплеснулась через край. Рон притянул девушку ближе к себе, одной рукой обхватив за плечи и прижавшись к деревянному борту. Край ванны впился ему в ребра, но он этого не замечал. Все так же крепко обнимая Джину, Рон слегка провел языком по ее губам. Она задрожала, и тогда другой рукой он мягко стянул с нее полотенце.

Голова ее откинулась назад, а мокрые волосы опутали его руку. Рон провел языком по изгибу ее шеи и ниже, ниже, к мягкой соблазнительной округлости ее грудей. Аромат мыла действовал возбуждающе. Она была, как мед и шелк — такая же сладкая и мягкая — и в то же время обжигала, словно огонь, так что он даже удивился, как это вода еще не закипела вокруг него.

Рон встал и перешагнул через бортик ванны. Его не заботило больше, что она видит, как он возбужден, не заботило даже ее предательство — мнимое или настоящее. Рона сейчас не заботило ничего, кроме властного желания овладеть ею! Ждать и терпеть он больше не мог.