Луиза с хмурым видом смотрела в окно на Эллу, которая полола траву в палисаднике.
— Уже два месяца как мы дома, а девочка все еще пребывает в унынии.
Джошуа заморгал и, отпив глоток кофе, с глухим стуком поставил кружку на старательно выскобленный стол из грубых досок.
— Хоть сто лет на нее смотри, этим горю не поможешь.
Луиза вернулась к столу, наградила юношу легким подзатыльником и уселась напротив. Джошуа всегда завтракал последним. Окинув взглядом его рослую, ладно скроенную фигуру, Луиза с гордостью подумала, что и ест он за двоих. Она знала, как он настрадался от голода, и поэтому любила смотреть, с каким удовольствием он расправляется с едой. Его она привезла сюда первым, и между ними сложились очень близкие отношения. Луиза не могла упрекнуть Джошуа потом, что он находит чрезмерным ее постоянное беспокойство за Эллу. Она была с ним согласна. Луиза пыталась уговорить себя не переживать так за племянницу, прекрасно понимая, что, в сущности, эти переживания бесполезны. Но очень скоро все возвратилось на круги своя, потому что видеть Эллу такой печальной было невыносимо.
— Луиза, ты не можешь залечить эту рану, — сочувственно сказал Джошуа.
— Да знаю я, — вздохнула Луиза и налила себе кофе.
— В этого ирландца влюбилась Элла, и только Элла может его разлюбить,
— Это мне тоже известно. Я просто начинаю бояться, что этого никогда не случится.
— Элла слишком стойкая, чтобы цепляться за прошлое, и слишком сильная, чтобы дать себя сломать.
— Я тоже так думала, но девочка слишком чувствительна. Мы много говорили, но я почти уверена, что она и половины мне не рассказала. — Луиза испытующе посмотрела на Джошуа, в задумчивости пожевала губами и, уверившись, что сказанное останется между ними, продолжила: — Есть еще кое-что, крайне меня беспокоящее.
— Слава Богу, смена темы.
— Не совсем. Это по-прежнему касается Эллы. Я думаю, что у нее будет ребенок от Харригана Махони.
Джошуа сначала замер с разинутым ртом, а потом, немного придя в себя от потрясения, нахмурился.
— Значит, так, Луиза. Если то, что ты сейчас сказала, правда, мы с ребятами отправляемся к восточному побережью, скручиваем подонка и притаскиваем сюда, чтобы он женился на Элле.
— Ни в коем случае, Джошуа. Лучше от этого Элле не будет.
— Что ты такое говоришь? Ее ребенку нужен отец. Подумай, что про нее будут говорить люди, как они будут с ней обращаться, если она родит ребенка без мужа.
— Не думаю, что будет хуже, чем сейчас. Про нас с ней что только не говорят. Две молодые незамужние женщины живут на отдаленном ранчо в окружении десятка молодых одиноких парней… Для тебя ведь не новость, что в городе нас считают почти шлюхами, — усмехнулась Луиза, когда Джошуа смущенно заерзал на стуле и даже покраснел.
— Я думал, что до тебя эти разговоры не доходят.
— Джошуа, всегда найдутся женщины, которые сочтут своим христианским долгом поделиться с тобой очередной сплетней. При этом они заявляют, что от всего сердца желают наставить тебя на праведный путь. Боюсь, что мы с Эллой не облегчаем себе жизнь, отвечая на такие глупости достойным пренебрежением. — Она коротко рассмеялась.
— Луиза, это не меняет дела. Элле лучше всего выйти замуж, чтобы у ребенка был отец, — вернулся к разговору Джошуа, наливая остатки кофе себе и Луизе.
— Элле прежде всего нужен человек, который ее любит. А это, как ты понимаешь, только Харриган. Без ирландца ей будет очень тяжело, но еще хуже жить с мужчиной, который возьмет ее в жены только ради того, чтобы дать свою фамилию чужому сыну. Черт возьми, дело может кончиться тем, что он возненавидит этого ребенка.
— Если мы не собираемся силой притащить Харригана к алтарю, зачем ты все это мне рассказала?
— Потому что Элла или не подозревает об этом, или старается сохранить в тайне. Мне нужен человек, который будет следить за тем, чтобы с ней и с ее будущим ребенком! ничего не случилось. К примеру, если она захочет покататься на лошади, пусть берет старую кобылу, которая как ползла, так и будет ползти, даже если перед ней будет гарцевать красавец жеребец.
— Все понятно, — кивнул Джошуа и начал помогать Луизе убирать со стола. — А ты уверена, что драть сорняки ей на пользу?
— Ну, это не тяжелый труд, особенно если большую часть времени она проводит, задумчиво уставясь в пространство. Я скоро позову ее в дом, пока солнце еще не высоко. Как только узнаю наверняка, что она носит ребенка, мы сможем открыто о ней заботиться.
— Согласен. Об этом никому ни слова?
— Если для безопасности Эллы тебе нужно будет поделиться с кем-то из ребят, расскажи. Но я предпочитаю пока об этом не распространяться. В конце концов я ведь могу и ошибаться. То, что мне кажется признаками беременности, может оказаться всего лишь симптомом глубокой подавленности, — Луиза неожиданно улыбнулась. — Элла ужасно рассердится, если обнаружит, что все давно известно, а она пока не решила, когда об этом рассказать.
Элла открыла глаза, провела ладонями по потному лицу и оглядела спальню. Потом посмотрела на Луизу, сидевшую на краю кровати, и густо покраснела, встретив понимающий взгляд своей тети. По настоянию Луизы, она прервала прополку, доплелась до кухни, но тут упала в обморок. Луиза позвала на помощь Джошуа, чтобы отнести девушку наверх, Элла то проваливалась в забытье, то снова приходила в себя. В один из таких моментов она услышала обрывок разговора между Луизой и Джошуа и поняла, что тетя недавно поделилась с ним своими подозрениями. Джошуа жаловался Луизе, что у него не было времени разобраться в том, о чем большинство мужчин не имеют ни малейшего представления, Все это было забавно, если бы не внушало беспокойство. На ранчо Элла не делала секрета из того, что была близка с Харриганом. Но в конце концов, сколько можно напоминать о допущенной ошибке!
— Кажется, события приняли неожиданный оборот, — пробормотала она, все еще лелея надежду, что Луиза ничего толком не знает, а лишь подозревает и сомневается.
— Ты так думаешь? — с сомнением сказала тетя и подала Элле прохладную мокрую салфетку, чтобы обтереть лицо. — Ты очень мало ешь.
— Наоборот, я ем слишком много.
— Ты слишком много возишься по дому.
— Да не так уж и много.
— Ты мало спишь.
— Ладно, с этим я еще могу согласиться, хотя ложусь рано и даже иногда дремлю днем, но все равно чувствую себя усталой и разбитой.
— Все от того, что ты ждешь ребенка от Харригана Махони. Для любой женщины это яснее ясного.
От резкой прямоты Луизы Элла лишилась дара речи. Она попыталась сообразить, что бы такое ответить, как опровергнуть совершенно очевидный факт. И поняла, что ничего этого делать не нужно. Отрицание лишь ненадолго скроет правду. Довольно глупо таиться от женщины, которая с любовью и желанием сможет помочь. Несмотря на все здравые рассуждения, какая-то часть ее не хотела принимать случившееся. Как только она признается Луизе, все пути к отступлению будут отрезаны.
— А может, это что-то другое, — с надеждой проговорила Элла. — За последнее время я столько испытала. Может быть, в крови еще бродят остатки опиума. Да со мной вообще мог случиться солнечный удар! — Она мысленно поморщилась от презрительного взгляда, которым ее одарила Луиза. — Мы с Харриганом были вместе очень короткое время.
— А за это короткое время часто у вас бывали минуты близости?
— Да откуда мне знать? Я не вела записи.
— Это не важно. Бывает, и одного раза достаточно. Черт, некоторые женщины такие плодовитые, что утверждают, будто стоит мужчине им подмигнуть, и готово — они понесли. Если ты хочешь и дальше играть в прятки, тогда продолжай все отрицать, я тебе слова не скажу. Правда, лично я не вижу в этом никакого смысла, но если тебе так хочется…
— Мне это не нравится. Вообще мне все не нравится. За что такая жестокая несправедливость? — Элла горько вздохнула и постаралась сдержать гнев, не имеющий никакого отношения к Луизе. — Ты, должно быть, думаешь, что я ужасно глупая и безмозглая.
— Вовсе нет, — рассмеялась Луиза и ободряюще потрепала ее по плечу. — Ты юная, страстная, влюбленная женщина, только и всего. Что может быть прекраснее?
— И, как ты правильно отгадала, с ребенком в животе. — Элла медленно села на постели и начала приводить в порядок свои волосы. — И еще я одинока, не замужем и несчастна.
— Если ты действительно хочешь, чтобы у тебя был муж, я могу отправить ребят за Харриганом.
— Бога ради, тетя, только не это! Пожалуйста! Да, мне очень хочется выйти за него замуж, но из этого вовсе не следует, что его надо тащить силком к алтарю. От одной мысли, что я рожу ребенка без мужа, я просто холодею от ужаса. Это же нарушает все правила приличия, которым меня учили. Но когда я думаю, что Харриган женится на мне по принуждению, то прихожу в еще больший ужас.
Луиза наклонилась и обняла девушку.
— Я тебя прекрасно понимаю. О твоем ребенке и о тебе позаботимся мы. По правде говоря, я подозреваю, что малыш получит море любви и внимания.
— А что изменится, когда приедет Джордж? — спокойно поинтересовалась Элла, бросив взгляд на маленькую серебряную брошку, которую ее тете никогда не снимала. — Он же лучший друг Харригана.
— Уверяю тебя, не изменится ничего, я тебе обещаю.
— Но ведь он может настоять на том, чтобы обо всем рассказать Харригану. Тогда мне придется иметь дело с человеком, который твердо соблюдает правила и законы.
— Джордж ничего не скажет. И не надо так скептически на меня смотреть. Он, может быть, и друг Харригана, но будет моим мужем. Так вот, меня сейчас больше интересует, что ты думаешь по поводу ребенка.
— Сейчас могу сказать только одно: я не хочу ничем навредить малышу, но лучше бы его не было. Разумеется, я его сохраню, буду любить и воспитаю, как смогу… Но это впереди. Сейчас я злюсь, страдаю и до смерти боюсь.
— Все, о чем ты рассказала, совершенно нормально. — Луиза встала, взяла Эллу за руку и помогла ей подняться. — А сейчас мы спустимся на кухню, там ты выпьешь чаю и поешь. Потом обдумаем, что можно сделать для малыша. Очень приятное, веселое и необременительное дело я тебе нашла, правда?
Элла, не выдержав, рассмеялась и следом за Луизой спустилась по лестнице вниз. Если кто и был способен помочь ей смотреть на рождение ее будущего ребенка спокойно, с надеждой и любовью, так только Луиза. Элла лишь одного не сказала тете, хотя подозревала, что ей известно и об этом. Вернувшись в Вайоминг, Элла собиралась выбросить из головы все мысли и воспоминания о Харригане Махони. Ее приводило в отчаяние то, что скорее всего ей никогда не удастся этого сделать. Всякий раз, глядя на своего малыша, она будет вспоминать его отца — высокого, темноволосого ирландца. Элла робко надеялась: а вдруг, вспоминая о ней, Харриган тоже иногда будет чувствовать боль в сердце.
Харриган старался удержать на лице улыбку. Семейный праздник был в самом разгаре. Со дня гибели Гарольда прошло больше двух месяцев. Десять недель беспрерывной изнурительной работы, и Харригану удалось загнать Темплтонов в угол и добиться справедливости. После смерти Карсона люди осмелели, и он без особых проблем нашел необходимых свидетелей и все нужные улики. Клан Темплтонов был раздавлен, закон восторжествовал. Правда, Харриган был немного уязвлен тем, что вынужден был выплатить пенни с каждого украденного семьей Элеоноры доллара. Тем не менее, воспользовавшись острой нуждой своих врагов в деньгах, Харриган сумел восстановить семейное дело. Экономя буквально на всем, его семья выкарабкалась из долгов, осталось выплатить лишь небольшой кредит в банке. Он гордился тем, что сделал, но радости, как другие, не испытывал. Харриган знал, что виноват а этом только один человек — Элла Карсон. Сколько бы он ни работал, изгнать девушку из мыслей и сердца не мог.
От невеселых размышлений его оторвал Лайам, отец, сунувший ему и руку очередной стакан виски. Оглядевшись, Харриган увидел, что все незаметно разошлись, оставив их с отцом одних в гостиной. Лайам, присевший рядом с сыном на диван, смотрел на него как-то странно, и Харриган занервничал. Только мужского разговора по душам ему сейчас и не хватает, раздраженно» подумал он. Откровенничать не было сейчас никакого желания, однако, взглянув в строгие серые отцовские глаза, он понял, что выбора нет.
— Вот что, сынок, я обратил внимание на то, что ты не разделил сегодня с нами общую радость, — начал Лайам взволнованным голосом. — А должен был бы радоваться больше всех. Мы все безмерно гордимся тобой. Я и не мечтал, что вновь обрету все, что когда-то потерял.
— Ты имеешь в виду, что я когда-то потерял, — возразил Харриган.
— Да брось, тебя никто никогда не винил. — Отец рассмеялся, увидев, как удивленно приподнялись брови сына, — Порой, когда совсем было туго и все шло наперекосяк, кто-то, может быть, и поминал тебя недобрым словом, ручаться не могу. Но в сердце никогда, мой мальчик, никогда. Мы любили тебя и любим. Поверь, когда отчаяние проходило, становилось так стыдно за эти злые мысли.
— Мне хотелось вернуть украденное семейное дело без таких больших выплат.
— Не такие уж они и большие, А потом, тот человек, который занимался моей компанией по морским перевозкам, вложил приличную сумму в се развитие. У меня на это просто не было средств. Так что грех жаловаться — Лайам провел рукой по темным с проседью волосам, расправил все еще широкие плечи и посмотрел своему старшему сыну прямо в глаза: — Ты мне лучше скажи вот что. Откуда такая грусть? Не пытайся меня обмануть, я прекрасно вижу, что ты в мрачном, подавленном настроении. Это видно точно так же, как заметна черная кошка на белом снегу. Смею надеяться, это не из-за Элеоноры Темплтон? Она вполне заслужила то, что сейчас имеет. Ее вина так же тяжела, как и вина се отца.
— Господь с тобой, папа, уж по Элеоноре я тосковать не стал бы. Я не мучаюсь угрызениями совести из-за того, что стал причиной их неприятностей. Ты прав, она виновата так же, как и ее отец, С каким удовольствием она помогала ему совершать все эти мерзости! Пора расплатиться за все. Если быть честным до конца, то я никогда не любил эту женщину, хотя и пытался. Да, я желал ее, она была ослепительно красива, и я верил, что она истинная леди. Черт, я хотел достичь определенного положения в обществе, а Элеонора Темплтон представлялась мне идеальной женой для джентльмена.
— В таком случае я не слишком задену твои чувства, если скажу. — Лайам немного помолчал. — Я рад, что она оставила тебя и дело не дошло до свадьбы. Она мне никогда не нравилась, я ей не доверял и, признаюсь, питал неприязнь.
— Было бы просто замечательно, если бы ты сказал мне все это до того, как она нас обобрала до нитки, — хмыкнул Харриган и скупо улыбнулся в ответ на короткий смешок отца. — Ну что же, я рад, что смог принести в твою душу покой, — договорил Харриган и начал подниматься с дивана.
— Погоди, не торопись. С Элеонорой мы разобрались, и теперь мне еще любопытнее узнать, в чем же причина твоего мрачного настроения.
— Я просто устал.
— Очень убедительно. В таком случае я — безгрешная мать святого Патрика. Сядь.
Харриган опустился обратно на диван.
— Папа, здесь ты никак не сможешь мне помочь.
— Ты думаешь? Так выкладывай все как па духу, а я уж сам решу, смогу или нет. Знаешь, старик, который сидит перед тобой, еще способен кое-кого удивить.
Собравшись с духом, Харриган начал рассказывать отцу про Эллу. Он собирался быть предельно кратким, но очень скоро понял, что говорит обо всем подряд — о том, как он с ней обращался, как окончательно запутался и мучился от стыда, как отдал ее в руки Гарольда, как спасал. Закончив, Харриган испытал странное облегчение. Он сомневался, что отцу под силу решить все эти проблемы, но хорошо было уже то, что разговор по душам состоялся.
Лайам все молчал, и Харриган начал беспокоиться. Нельзя сказать, что с Эллой он вел себя достойно, однако не собирался даже от отца выслушивать назидательное нравоучение. Пока отец молчал, Харриган вдруг поймал себя на мысли, что в глубине его души продолжает жить маленький мальчик, который верит, что папа может все. И чем дольше молчал Лайам, тем слабее становилась эта наивная детская вера. В ожидании признания отцом своего бессилия Харриган рассеянно вертел в руках одну из маминых фарфоровых куколок, которые занимали весь небольшой мраморный столик, стоявший около дивана.
— Ну что ж, сынок… — наконец, заговорил Лайам. — Не знаю, что и сказать.
— Не переживай, папа, — грустно улыбнулся Харриган. — Я никогда не считал, что весь этот ворох проблем можно легко разгрести.
— Да какая это проблема! Все гораздо проще, чем ты думаешь. Впрочем, об этом позже. Онемел я совсем по другой причине. Это тот редкий случай, когда твоей матери было бы полезно послушать твой рассказ. Дело в том, что мы зачинали нашего первенца не для того, чтобы из него вырос негодяй.
— Негодяй? — задохнулся Харриган и слепо протянул стакан, куда отец плеснул еще виски.
— Скажи мне одно: это ты соблазнил девушку, а потом оставил ее или не ты?
— Ну, все не так просто. Даже если бы я хотел большего, все равно ничего бы не вышло. Я должен был остаться здесь, а она не могла.
— Нельзя осуждать Эллу за то, что она стремится оказаться как можно дальше отсюда. Здесь ее окружают одни мрачные воспоминания. Не уверен, что в лесах Вайоминга она найдет покой, но по крайней мере там ей не так горько и страшно. Здесь этому нежному, хрупкому ребенку всегда было бы неуютно.
— Если бы ты поближе познакомился с Эллой Карсон, то воздержался бы от определения «хрупкий ребенок», — вздохнул Харриган и посерьезнел: — Я никогда не говорил, что не понимаю причин ее отъезда. Я все понимаю, все от начала и до конца.
— Тогда объясни мне, пожалуйста, почему ты продолжаешь сидеть здесь.
— Мне надо было до конца разобраться с Темплтонами, наказать их за то зло, которое они причинили, и постараться вернуть людям отнятое у них имущество. Карсоны и Темплтоны обманули и разорили не только нас.
— Крайне благородно, но дело сделано. Почему же я не услышал от тебя, что ты собираешься в Вайоминг к этой маленькой женщине, чтобы сыграть с ней свадьбу и начать наконец семейную жизнь?
— Но у меня же в Филадельфии работа! И моя семья тоже, — ответил Харриган и вдруг подумал, что отец прав и все его беды можно разрешить просто и быстро.
— Начнем с того, что трудиться ты можешь где угодно. Теперь еще одно. Поезда теперь ходят даже в такие места, которые и штатом назвать нельзя. — Лайам потрепал Харригана по плечу: — Поезжай к ней, сынок. Из твоего рассказа мне ясно, что она тебе нужна. Останешься здесь — не видать тебе счастья. Конечно, ты без труда найдешь какую-нибудь милашку и женишься, вопроса нет. Но даже имея семью, ты все равно будешь обманывать самого себя, потому что сердце твое как было в Вайоминге, так там и останется. У большинства из нас великая любовь бывает один раз в жизни. Если ты не сделаешь все возможное и невозможное, чтобы ее удержать, то потом всю жизнь будешь искать ее, но не найдешь. Да, ты можешь и проиграть, кто спорит. Но если ты сейчас не сделаешь решительный шаг, то до конца дней будешь страдать от мысли, что могло быть и по-другому.
Харриган, покачивая свой стакан, задумчиво смотрел на плескавшуюся в нем янтарную жидкость.
— Боюсь, я давно все потерял. Я ничего не сделал, чтобы завоевать ее сердце.
— Хорошо, так сделай хотя бы один правильный шаг, чтобы девушка разделила с тобой ложе. — Лайам улыбнулся Харригану и добавил: — Поезжай к ней, сынок.
— Папа, ты даже не знаком с ней, да что там — ни разу ее не видел!
— И весьма об этом сожалею. Надеюсь, наша встреча все же состоится. И расстояние тут не помеха. Я не только слушал твой рассказ, но и видел, как ты о ней говорил, и понял — ты хочешь ее, любишь, нуждаешься в ней. Пусть ты и стесняешься таких громких слов. Не важно. Я услышал рассказ о девушке с удивительной силой духа, отважной и свободолюбивой. Всем сердцем я с тобой и желаю тебе обрести в Вайоминге свою любовь.
— Если я поеду, то это случится намного раньше, чем ты, может быть, думаешь. Джордж уезжает к Луизе послезавтра.
— Вот как? Шустро, но это даже хорошо. — Лайам поднялся с дивана и повернулся к двери. — Думаю, надо обо всем рассказать матери и остальным. Моя Мери расстроится из-за твоего отъезда, но она будет очень рада причине, по которой ты нас покидаешь.
Харриган тоже встал и пошел следом за отцом.
— Отец, я ведь еще не сказал, что еду.
— Как же, как же, сынок, не сказал. Не забудь только известить, во сколько отходит поезд, чтобы мы смогли помахать тебе вслед носовыми платками!
Харриган вздохнул и закрыл папку с материалами. Он сидел у себя в конторе уже второй час и тупо листал разложенные на столе бумаги, толком не понимая, что в них написано. Бросив карандаш на стол, он развернул кресло и снова посмотрел на Джорджа. Тот неторопливо продолжал приводить в порядок свой рабочий стол. Его всегда спокойное лицо хранило странное выражение — смесь грусти и радостного предвкушения. Харриган еще раз вспомнил все, что сказал ему отец, и криво усмехнулся.
— Джордж, когда отходит поезд? — спросил он.
— Я думал, ты знаешь. Через два дня, во вторник, в девять утра.
— Как ты думаешь, в нем найдется еще одно местечко? Джордж начал медленно разворачивать свое кресло, пока не оказался лицом к лицу с Харриганом.
— Если ты решил поехать со мной, чтобы поприсутствовать на нашей с Луизой свадьбе, я искренне тебе благодарен, но мне кажется, умнее будет не ездить.
— Почему?
— Может открыться слишком много незарубцевавшихся ран.
— У меня или у Эллы?
— Я склонен предположить, что страдать будете оба. Харриган усмехнулся, уловив в голосе Джорджа нотки беспокойства.
— Не смог устоять перед соблазном подколоть тебя, старина. Прости. А вообще-то будет жаль, если я не смогу увидеть вашу свадьбу и начало благословенного семейного противоборства. — Он предупреждающе выставил вперед ладонь, не давая Джорджу возразить. — Дружище, если хочешь меня убедить, что твой союз с Луизой будет безмятежной гаванью, ты оскорбишь меня до глубины души.
А заодно и разочаруешь, ибо я всегда глубоко уважал твою честность и верил в нее. — Они посмеялись, и Харриган договорил: — Я полностью разобрался с Темплтонами и теперь вижу, что могу быть счастлив не только работой и не только близостью с моей большой семьей. Есть вещи гораздо более важные и нужные.
— Элла Карсон.
— Да. Ты представляешь, даже когда я работал день и ночь, я не переставал думать о ней. Как бы я ни убеждал себя в обратном, мне нужна только Элла. Я решил, что мне ничего не остается, как сделать все возможное, чтобы добиться ее, иначе я буду сожалеть об этом всю жизнь. Так что я готов признать свое поражение, Я еду в Вайоминг, и посмотрим, смогу ли я хоть что-нибудь поправить.