Преподавательница

Глава 26

Утро началось все с тех же мыслей. Оля не брала трубку. Герман скупо прокомментировал это так: «Захочет — позвонит сама».

В 11:00 начинался ученый совет, на котором мне должны были выдать грамоту от Правительства области, и поэтому избежать похода туда не удастся.

По правилам, перед началом заседания совета награждали выдвинутых на поощрения преподавателей, выдавали доцентские корочки и прочее. А потом все, кто не входил в состав совета, со своими грамотами могли пойти восвояси. Как я и собиралась сделать, но увидела на коленях сидящей рядом женщины лист с повесткой заседания. Графа «Отчет проректоров по научной и методической деятельности» меня заинтересовала, и я решила остаться. Герман успел съездить домой и переодеться. Я с наслаждением и внутренним восторгом смотрела не него, при этом отмечая, как шепчутся о нем сидящие за мной женщины. Ларин, с его большим опытом работы с людьми и с навыками психолога, держал слушателей в напряжении: всем было интересно не только потому, что он новый человек в вузе. Его манера поведения, фигуры речи, уверенный голос делали свое дело. Г ерман по пунктам рассказывал о проведенной им за месяц работе. И даже я, знавшая его близко, была удивлена: он успел просто невероятно много сделать для нашего вуза. Всего месяц, а такие показатели: наукоемкость, увеличение уровня затрат на научные поездки, рост индекса Хирша (в основном за счет того, что наконец-то начали оцифровывать старые работы, написанные еще до того, как появилась вся эта система индекс-цитирования), университетский «Вестник» планировали начать регистрировать в базе «Scopus», поменяли около десятка внутренних положений и актов, что значительно упростило жизнь и преподавателям, и студентам. В общем-то, Герман Александрович явно был на своем месте. Или, возможно, такие люди везде будут на своем месте — талантливый человек талантлив во всем. Я с гордостью рассматривала своего мужчину, отмечая, что он пару раз посмотрел на меня за время выступления, а так же то, что на меня смотрят и другие. Понятно, сплетни расползлись. Хотя другого от нашего дружного филологического (женского!) коллектива я и не ожидала. Буквально на пару секунд я задумалась: «Он подойдет ко мне? Или при посторонних мы соблюдаем нейтралитет?».

Ответом мне стала рука на моей талии. После отчета Германа два последующих выступавших показались финалистами конкурса «Самая нудная речь». Я воровато оглянулась, и быстро вышла из зала. Недалеко от двери стояли Г ерман, ректор и еще какие-то мужчины из администрации университета. Я на секунду замешкалась, не зная, пройти мне мимо или это будет ребячеством? Герман оглянулся, улыбнулся мне, протянув руку. Я подошла, и рука легла на мою талию. Ректор кивнул мне, и разговор мужчин вернулся в прежнее русло. Я выдохнула: я устала думать о том, скрываем ли мы наши отношения. В относительно небольших коллективах новости о таких событиях (приезд нового человека и начало его отношений с кем-то из старых сотрудников) долго и бурно обсуждались. И тот факт, что Г ерман не скрывает это, значительно облегчал процесс моей адаптации к новому статусу.

Сегодня у меня был свободный день. И Г ерман знал об этом.

— У меня есть 2 свободных часа, — прошептал он мне, отводя от группы

мужчин.

— Не мало ли? — игриво спросила я.

— Если уйдем прямо сейчас, то вполне достаточно. Только ко мне, так

быстрее.

Уже в лифте Г ерман прижал меня к себе, подарив многообещающий поцелуй. В прихожей осталась большая часть вещей, в спальню я вошла уже в одном белье. Я стянула с Г ермана рубашку, и замерла. При свете я разглядела татуировку. Я ошарашено отстранилась, притрагиваясь к плечу мужчины.

— Что это? Не больно?

— Уже давно не больно, — спокойно ответил Ларин. — Шрамы, оставшиеся после того взрыва в метро. Осколки вынули, но шрамы уже не убрать.

Узор татуировки перекрывал большое количество маленьких шрамов.

— И на ногах то же самое?

Мужчина кивнул.

— Можно я посмотрю?

Мужчина снова кивнул. Я опустилась на колени, и расстегнула ширинки брюк. Спустила брюки вместе с бельем, рассматривая открывающуюся татуировку: начиная от середины бедра и до колен, ноги были покрыты причудливым узором.

Он был симметричным только если смотреть издалека, но вблизи было очевидно: смысл узора был в перекрытии множества шрамов, которые были хаотично расположены. Я дотронулась до кожи над коленом, ощутив не только то, как напряглись мышцы, но и неровную поверхность кожи. Шрамы были разного размера, и из-за этого кое-где линия узора расширялась, а на чистых местах (где не было шрамов) становилась узенькой. У меня от жалости всё внутри сжималось, но вот Германа нисколько не беспокоило мое открытие и пристальный интерес к его травмам. Об этом свидетельствовал возбужденно подрагивающий член. Я подняла глаза к лицу мужчины, он был как обычно спокоен, и только приподнятый уголок рта выдавал его мысли.

Я откинула все свое сострадание, и сосредоточилась на очевидном желании мужчины. Начала осыпать бедра поцелуями: скользя от одного шрама к другому, и приближаясь все ближе к цели. Обхватила основание пениса рукой, проведя по стволу, оголяя головку. Мужчина застонал, и это, как всегда, подстегивало к более активным действиям. Я облизала головку, скользнула языком по уздечке, по невероятно сексуально выпирающей вене. Остановилась, смочила губы слюной, и попыталась полностью взять пенис в рот. Но размер мне не позволил сделать это легко. Мужчина намотал мои волосы, собранные в конский хвост, на руку, и слегка отклонил мою голову назад, подаваясь вперед бедрами. Я всегда хотела почувствовать, как это: когда тобой управляет мужчина. Как-то так складывалось, что с предыдущими партнерами инициатива всегда была моей прерогативой. Но Герман был ярким исключением — его властность чувствовалась во всем.

Это терпкое чувство — чувство власти. Обычно я испытывала его, делая минет мужчинам, но сейчас оно бесследно испарилось. Герман управлял мной, и это безумно заводило. Его пьяный взгляд цепко держал меня, не давая закрыть глаза. Вторая рука поглаживала щеку, большой палец мягко обвел контур нижней губы. Член ненадолго покинул мой рот, открывая доступ к воздуху. Я облизала губы, мужчина, найдя этот жест сексуальным, глухо зарычал, и резко ввел пенис обратно. Я застонала: от осознания того, насколько открывающийся вид возбуждает мужчину. Герман несколько минут жестко таранил мой рот, затем резко поднял на ноги.

— Поза?

Меня обжег его взгляд, и захотелось чего-нибудь жесткого, быстрого, острого. Я повернулась к нему спиной, и низко прогнулась, опираясь локтями на кровать. Герман секунду медлил, я чувствовала, как его жадный взгляд скользит по ягодицам и промежности. Я ожидала, что он резко введет член сразу на всю глубину, но он решил помучить и меня, и себя. Фаллос медленно скользил во влагалище, я ощущала каждый миллиметр, каждую венку на органе. Эта пытка продолжалась слишком долго.

— Гер-ра, — прорычала я.

Герман как будто бы только этого и ждал, так как в следующий момент полностью вышел, и потом резко вклинился в меня. Я сжала в ладонях ткань пледа, пытаясь удержаться на ногах. Это было сложно при таком напоре. Тогда Герман аккуратно опустил меня на кровать, и эта поза показалась мне еще более интимной: мужское тело плотно прижалось к моей спине, давая ощутить всю тяжесть, одной рукой он удерживал себя надо мной, второй обхватил меня по низу живота, принуждая приподнять ягодицы, открываясь ему. Губы сначала ласково целовали шею и плечи, но чем ближе была развязка, тем сильнее губы прижимались к моей коже. Мужчина слегка укусил меня за шею, и от этого откровенного указания на то, как тяжело ему сдерживаться, тело покрылось мурашками. Темп нарастал, и я на пару секунд опередила мужчину, звонко вскрикнув. Затем ощутила, как зубы слегка сжимают нежную кожу, и хриплый мужской стон.

Герман притянул меня к себе, целуя в укушенную только что шею.

Потом почти смущенно (хотя мог ли он вообще смущаться?) сказал:

— Прости. Наверное, следы останутся.

Я прижала ладонь к шее, улыбнулась.

— Я буду носить их с гордостью.

Герман пристально посмотрел на меня.

— Лариса… — задумчиво произнес мужчина, накручивая прядь моих волос на палец. — Мне кажется, я влюбился.

— Кажется? — наигранно беззаботно спросила я, хотя сердце бешено стучало.

— Наверное, еще рано говорить об этом. И я не требуя от тебя каких-то ответных слов. Просто хочу чтобы ты знала.

Герман поднялся, и направился в душ, а я смотрела ему в спину, и хотелось кричать «Я тоже влюблена!», но думаю, что этот чертовски проницательный мужчина и так все знал… Я скользнула взглядом по плечу, цепляясь на татуировку. Сердце болезненно сжалось. Мне было жалко его, жалко Артема, жалко всех, кто пострадал от того взрыва и от всех остальных терактов. Но я знала, что мой мужчина категорически не приемлет жалости. Он привык быть сильным, и все трудности только закаляли его. Кто знает, каким бы вырос тот юноша, студент мединститута, выйдя на одну остановку раньше..? Стал бы он таким, каким я знаю его сегодня..?

Герман уехал обратно в ректорат, я праздно шаталась по дому.

Я весь день пыталась дозвониться Ольге. Подруга так ни разу и не взяла трубку, написав лишь короткое смс: «Со мной всё в порядке, позже позвоню».

Около 8 вечера позвонила Оля. Голос был вполне радостным. Девушка извинилась за свое поведение, и сказала, что «устроила детскую истерику, и ей стыдно», однако, я чувствовала, что это просто ход — улизнуть от необходимости рассказывать о случившемся.

— Оля, — с самой строгой интонацией сказала я. — Не хочешь — не говори. Но меня это наталкивает на мысли.

— О чем?

— О том, что я все 10 лет была рядом с абсолютно незнакомым человеком.

— Ой, да перестань! Всё уже нормально. Почти нормально, — голос за секунду стал напряженным.

— Ты мне не расскажешь?

— Лара…. Наверное, когда-нибудь, да.

— Ты издеваешься?! — сорвалась на крик я. — Я сбегаю от мужчины, отказываюсь от замаячившего на горизонте секса, мчусь к тебе, потом наблюдаю твою истерику, чувствую себя беспомощной, когда Артем тебя как будто насильно увозит! И я не могу знать, что произошло?!

— Ларочка, — ласково сказала Оля. — Прости меня. Может, когда-нибудь я расскажу тебе. Всё расскажу.

— И где Артем? — циничным тоном перебила я ее.

— Рядом. У меня.

— Ммм, прекрасно! Поздравляю! — я понимала, что не имею оснований злиться, но остановиться уже не могла. — Давайте, пока.

Я бросила трубку. Наверное, первый раз в жизни. Устало опустилась на кровать, обхватив себя за плечи. Мне настолько было страшно за подругу, что я не смогла сдержать эмоций, выплеснула все на и так пострадавшую (или нет?) девушку. Теперь мне было, во-первых, стыдно за свое детское поведение, во-вторых, все же обидно, что лучший друг мне не раскрывается.

Неделю я не могла спокойно жить: в каждом звуке мобильного телефона мне мерещился долгожданный звонок Ольги. И я, наконец-то, дождалась.

— Оля, привет!

— Привет, Лара! — я была искренне рада слышать голос подруги.

— Как ваши дела? — осторожно спросила я.

— Наши — хорошо. Ваши как? — рассмеялась Оля.

— И наши хороши. Может, уже встретимся?

— Вдвоем? Или опять двойное свидание?

— Нет! Точно вдвоем! — категорически ответила я.

— Давай! На нашем месте?

— Да, ты во сколько сможешь?

— Давай через час? У меня сейчас собрание с родителями учеников, я их через полчаса отпущу. Как раз успею доехать.

— Договорились! Жду тебя на месте, целую!

Я быстро собралась — ехать мне было дальше, чем Ольге. На улице был просто невероятный снегопад! Когда я зашла в кафе, то радостно выдохнула:

Оля была в порядке, более того — она сияла. Я решила не вспоминать свою глупую выходку с бросанием трубки, чтобы не портить ни себе, ни подруге настроение. Я поцеловала Олю в щеку, прижавшись холодным лицом к ее теплой шее, и девушка раздраженно фыркнула, шуточно отталкивая меня.

— Ну, рассказывай! — радостно провозгласила я.

— Что рассказать? Собрание вот провела. Подкорытов нос сломал, — я ошарашено захлопала ресницами. — Нет, не на тренировке! В школе!

— Слава богам! — но я тут же поправилась. — В смысле плохо, что сломал, хорошо, что не при тебе! Мне интереснее про твою личную жизнь, а не работу.

— И там все хорошо. Артем живет у меня уже неделю. И все просто замечательно!

— Оля, я все ровно выбью из тебя… Что тогда случилось?

— Я, конечно, представляла себе этот разговор по-другому, но столько всего произошло за это время…. Послушай меня, — начала Оля. — Перед тем, как мы с тобой познакомились…

Я ошарашено слушала Олю, и не могла придумать, что бы ответить ей. Сочувствовать? Пожалеть? Пореветь? Разозлиться? Любая реакция была бы излишней. Уже ничего не поделаешь. Если уж Оля прошла через все этапы принятия, смирения, прощения, то и я смогу поддержать ее. Я погладила подругу по руке, сжимая кисть, показывая, что я рядом. Что же из этого следует? В голове заиграла песня из моего любимого фильма — "Москва слезам не верит":

Что же из этого следует? — Следует жить, шить сарафаны и легкие платья из ситца.

Вы полагаете, все это будет носиться?

Я полагаю, что все это следует шить.

Следует ЖИТЬ, ибо, сколько вьюге не кружить…