Преп. Иларион /18 сентября/ (1805-1873)

Полезнее.... сознавать себя во всем виноватым и последним из всех, нежели прибегать к самооправданию.

ЖИТИЕ

Преподобный Иларион, в миру Родион Никитич Пономарев, родился в Пасхальную ночь с 8 на 9 апреля 1805 года в Ключах, от родителей Никиты Филимоновича и Евфимии Никифоровны, бывших крепостных. Днем рождения старца считалось 8 апреля, посвященное памяти св. апостола Иродиона, в честь которого и наименован был новорожденный. Родион был третьим сыном у Пономаревых. После него родились еще сын и дочь, которая скончалась, будучи еще младенцем. Родион мало и редко видел своего отца до пятнадцатилетнего возраста, т.к. тот был портной и, кроме городской практики, имел много заказов и от окрестных помещиков, куда ему часто приходилось ездить. Надзор за семейством и домашним хозяйством лежал, преимущественно, на руках Евфимии Никифоровны.

Евфимия Никифоровна была женщина достопочтенная и богобоязненная и в таком духе воспитывала своих детей.

Родион Никитич в детстве был тихого, кроткого нрава. Он редко играл со своими сверстниками, часто удаляясь от их забав и увеселений. Как-то раз попробовал он покачаться на доске, где забавлялись прочие товарищи, но вышло неудачно: доска опрокинулась, и Родион ушибся; у него навсегда остался шрам на среднем пальце правой руки. Также однажды ехавши верхом, он ушибся о седельную луку. Эти ушибы впоследствии отзывались на его слабом здоровье. Старшие за такую неловкость дразнили Родиона. Видя его сосредоточенным и не понимая направления мыслей юноши, многие из домашних обращались с ним небрежно и неприветливо; он не был избалован ласкою и вниманием, что и усугубляло его сосредоточенность. Без сомнения, не без мудрой и благой цели так промышлял о нем Господь: таким путем воспитывая и приуготовляя в нем будущего проповедника и исполнителя святого наставления.

В 1820 году Родион переехал со своим семейством в Новохоперский уезд, Воронежской губернии, где жил до двадцатилетнего возраста. Он был полезным помощником отца, привыкая постепенно к ремеслу портного. Отец не хотел было его этому учить, не желала и мать его. Она с семилетнего возраста предрекала ему монашество. Но юноша сам хотел заняться отцовским ремеслом, потому особенно, что тоже с детства чувствовал в себе стремление к монашеству и думал, что там, в монастыре, занятие это ему пригодится. В праздничные дни он вместе с семьей непременно бывал на Богослужениях в церкви. Два раза ездил на богомолье к Киевским святыням.

Соответственно с наклонностью Родиона к уединению, любимым его развлечением в Новохоперске была охота. Для лучшего изучения портняжного ремесла Родион решил поехать в Москву. Выехав из Новохоперска 2 декабря 1825 года, Родион приехал в Москву. О своем пребывании в Москве старец рассказывал следующее: «В Москве мне с самого начала не повезло. Приехав без средств, без денег, я долго нуждался в самом необходимом, искал места, а никто не принимал меня... Вообще много мне пришлось в Москве видеть скорбей, нужд и искушений». Он испробовал нескольких портных, но от напряженных усилий в работе и разных скорбей изнемог и заболел. «Нужда и грудная болезнь спасали меня от многих пороков и помогли удержаться в благочестивом направлении мыслей, но, наконец, стал я замечать, что мысли мои начали от непрестанных соблазнов понемногу ослабевать в благочестии и я, достаточно уже обучившись ремеслу, решился уехать из Москвы домой».

Пробыв в Москве три с половиной года, Родион вернулся домой и затем с семьей переехал в Саратов в 1829 году, где Пономаревы открыли свою мастерскую с артелью.

Во время пребывания Родиона в Саратове было относительно его два брачных предложения, но в судьбах Божиих было о нем предопределено иное, и оба эти предложения не состоялись: одно по особенному действию Промысла Божия, за неожиданной, после скоротечной болезни, кончиной девицы, а другое по нерасположению в этом случае самого Родиона.

Условия религиозной жизни в той местности, в которую Родион переселился, имели значительное влияние на дальнейшее направление его внутренней жизни. Город был наводнен раскольниками всяких сект, было немало и иноверцев: католики, лютеране, евреи и даже идолопоклонники. Несколько частных лиц направляли против раскола свои усилия. К этому кружку деятелей против раскола примкнул Родион Никитич. Он нашел для себя на этом поле поприще к широкой деятельности, в которой видел скорби и невзгоды. Особенно при обнаружении скопческой секты, когда он с единомышленными своими был, по недоразумению, привлечен к суду, от коего был освобожден лишь после четырехлетней тяжкой для духа подсудности. Таким образом, Промысл Божий скорбями и искушениями, терпением их, воспитывал будущего опытного наставника и старца. Миссионерская деятельность Родиона Никитича имела, по благословению Божию, благие результаты чрез возвращение в лоно матери св. Церкви многих и многих заблудившихся и погибавших душ.

Между тем, внимательное изучение Библии и святоотеческих писаний, при жизненном опыте, понемногу открывало чуткой душе Родиона Никитича, что хотя и в мирской жизни занятия его были дела благочестия и преданности делу веры Христовой, но что возможна на земле и другая жизнь, лучшая и высшая той, которою он до того времени жил. Это — жизнь монашеская, и жажда этой жизни, которая его еще с детства влекла к себе, все более и более усиливалась. Чтобы ближе присмотреться к ней и уяснить себе, который из монастырей избрать для вселения своего, Родион Никитич провел часть 1837-го и весь 1838-й год в посещении большей части монастырей. Он побывал в Сарове, монастырях Суздальских, Ростовских, Белозерских, Тихвинских, Ладожских, Олонецких, Соловецком, Московских, Воронежских, Киевских, в Почаеве, в Пустынях Софрониевой, Глинской, Площанской. И, наконец, дух его успокоился в своих исканиях, найдя в Козельской Оптиной Пустыни то, что влекло его искавшую своего усовершенствования, душу. В начале своего пребывания в скиту Родион Никитич жил рядом с кельей живущего тогда там «на покое» высокодуховного мужа, бывшего Валаамского игумена, о. Варлаама. Впоследствии старец Иларион с благодарной любовью вспоминал об игумене Варлааме и благодетельном на себя влиянии его мудрых советов и примера его строгого трезвения и подвижнической жизни, столь важных особенно для новоначальных. «Придешь, бывало, к нему, — рассказывал впоследствии Родион Никитич, — и начнешь передавать: то-то, батюшка, я слышал, то-то я видел...». А игумен в ответ: «Что же от этого пользы- то? Лучше ничего не видеть и не слышать; старайся чаще поверять свои мысли, свое сердца». Такие и подобные им замечания служили Родиону Никитичу одним из средств приучения себя к монашескому благочинию.

Делатель молитвы и безмолвия, старец игумен мирно скончался в 1849 году 26 декабря. Когда же, по переводе (1 декабря 1839 года) скитоначальника о. Антония в Малый Ярославец, на его место назначен был духовник обители старец Макарий, Родион Никитич был им избран в келейники, и в этом послушании пробыл со старцем Макарием в течение двадцати лет, т.е. до дня его блаженной кончины, последовавшей 7 сентября 1860 года. Как и другая братия, Родион Никитич исповедовался у преп. Макария, вместе с тем он ходил ежедневно на откровение помыслов в монастырь к преп. Леониду. Уроки смирения, любви и кротости Родион Никитич получал от преп. Леонида до самой кончины старца. Будучи еще в миру деятелем по вопросам веры и благочестия, учителем и примером для многих, Родион Никитич отныне предпринял многотрудный подвиг очищения собственного своего сердца от самых тонких внутренних движений самолюбия, самомнения и прочих страстей, для чего и подъял на себя спасительный крест послушничества, вполне предав свою волю и помышления в подчинение обретенному им духовному отцу и непрелестному наставнику. Наставления старца Макария, его жизнь и деятельность глубоко западали в сердце молодого инока и служили руководительным началом в дальнейшей его иноческой жизни.

Старец Макарий держал себя с новоначальными строго, серьезно, воспитывая в братии безпрекословное монашеское послушание. Он не оставлял без взыскания ни одного, даже самого незначительного случая неповиновения старшим. Он также старался, по словам преп. Илариона, бывшего Родиона, «сохранить между учениками мир; заботился научить их любви к ближним и приучить к терпеливому несению неприятностей». Кроме послушаний, которые преп. Иларион нес как келейник своего старца, относившихся к личным потребам и успокоению своего старца, — послушаний, дававших преп. Илариону случай и возможность многое слышать и видеть, что не было слышно и видно другим, он, одновременно с этим, нес с терпением и любовью многие и другие послушания. Со дня поступления своего в скит и до принятия иеродиаконского сана, т.е. в течение двенадцати лет (1839-1852 годы), он, по требам скитской братии и хозяйства, был и огородником, и садовником, и варил квасы, и пек хлеб, и занимался на пасеке уходом за пчелами, не считая многих других отраслей хозяйства, по которым ему приходилось трудиться временно или постоянно.

Эта внешняя деятельность трудовой жизни преп. Илариона была видна для всех, труды же его и преуспеяние во внутреннем делании сокровенны были в Бозе. Они имели, однако, внимательного и опытного ценителя: их наблюдало просвещенное духовным разумом око мудрого наставника, о чем и засвидетельствовал блаженный старец Макарий, передав в последние дни своей предсмертной болезни преп. Илариону, вместе с другим своим учеником, старцем Амвросием, продолжение после себя своей старческой деятельности, и вручив его духовному руководительству многих духовных детей своих.

Приняв на себя от своего старца это послушание, преп. Иларион нес его до последнего дня жизни своей — по 18 сентября 1873 года.

Долго пробыв ближайшим учеником преп. Макария, преп. Иларион, став скитоначальником и общим духовником обители через два с половиной года по смерти преп. Макария, старался и по управлению и по духовничеству поддерживать те порядки, которые были заведены его дорогим учителем.

Пять раз в году, во все посты совершалась им исповедь всем относившимся к нему братиям — исповедь не общая, а с подробным опросом каждого исповедывающегося о всем касающемся до его внутренней жизни и устроения. Каждый по своей нужде получал при этом наставление для дальнейшей деятельности. Несмотря на такой труд и слабое здоровье, старец все-таки выстаивал все церковные службы, как известно, особенно продолжительные на первой и седьмой седмицах Великого поста. Заканчивалась братская, начиналась исповедь женского пола. Сестер монастырского скотного двора, монахинь, или мирян обоего пола, прибывших для того к старцу со стороны. Исповедь часто продолжалась до чтения правила «На сон грядущим». По субботам перед праздниками приходили для исповеди чередные иеромонахи и иеродиаконы.

Преимущественно после вечерней трапезы, старшие монахи или имевшие особенную нужду, а многие почти ежедневно приходили к старцу, по заведенному порядку, для очищения совести откровением помыслов, покаянием и для получения себе от старца в руководство наставлений и совета, сообразно с устроением каждого. Старец говорил большей частью не от себя, а приводил слова и примеры из Св. Писания или святоотеческих писаний или припоминал, что в подобных случаях говаривал, советовал, или приказывал старец Макарий. Слова наставлений старца Илариона были кратки, ясны, просты и имели силу убедительности, потому что он сам первый исполнял то, что советовал братии, и сам уже опытно побывал в различных случаях, в которых приходилось наставлять братию.

При занятиях с братией обители у старца не было отказа никому из посторонних посетителей, приходивших поговорить с ним о своих духовных нуждах. Во всякое время к нему был свободный доступ и знатным, и незнатным; и богатым, и бедным; и ближним, и дальним; и монашествующим, и мирским. Всех принимал старец, со всеми был одинаково обходителен и внимателен. Мужчин принимал в своей приемной келье, а женский пол в так называвшейся хибарке, особой пристройке, состоящей из сеней и небольшой келейке с одним окном, с отдельным входом извне скита, близ скитских ворот. В переднем углу хибарки, пред иконами Христа Спасителя и св. апостола Петра, висела лампадка и стоял аналой с крестом, исповедной книжкой и епитрахилью, чтобы желающие могли тотчас же приступить к исповеди.

Многие из посетителей для того и являлись в обитель, чтобы поведать старцу Илариону о своих духовных нуждах как опытному наставнику. После обычных приветствий старец искусными вопросами вызывал откровенное объяснение посетителя о цели его посещения и составлял себе понятие о его душевном состоянии. Когда находил нужным, предлагал посетителю подготовиться к очищению своей совести, исповедованием, назначая для этого не менее трех дней, пересмотреть всю свою прежнюю жизнь с семилетнего возраста, припомнить и отыскать в себе преимущественно забытые грехи, в которых не было принесено покаяние, и в которых часто и таилась причина душевной болезни. Ежели же посетитель почему-либо не достигал этого, то старец сам на исповеди искусными вопросами уяснял, в чем дело, вызывал посетителя на воспоминание о нераскаянном грехе, по невниманию обратившемся в навык.

Возбудив сознание и сокрушение о грехах, старец иногда, по степени и важности их, налагал на кающихся епитимии, сообразуясь с родом жизни, званием, состоянием, занятиями, здоровьем, возрастом, причем требовал, чтобы кающийся исполнял ее в точности и неопустительно. Епитимия состояла из молитв, покаянного канона, чтения кафизм, поклонов, раздачи милостыни, в прощении обид и оскорблений, примирении с обидевшими, возвращении долгов или чего неправильно присвоенного, оставлении неприличных для христианина навыков, забав и удовольствий, праздного времяпрепровождения и т.п. По исповеди допускал к принятию Св. Тайн. Многие, получив на исповеди от старца ощутительную пользу душевную, продолжали и после жить по наставлениям старца, исправлялись от душевных недугов и жили за молитвами старца благочестиво и благополучно и имели его уже своим постоянным духовником и наставником. Также много приводили к старцу страдающих нервными и душевными болезнями, которые чудесным образом, силою благодати, пребывающей в нем, он исцелял;

Помимо устных сношений со старцем, многие обращались к нему письменно. Таким образом, последнее десятилетие своей деятельной и многоплодной жизни преп. Иларион провел не в упокоении и отдыхе, а в постоянных трудах как внешнего, так и внутреннего делания, оставаясь и по кончине своего старца его присным послушником и исполнителем его мудрых заветов и наставлений. Преп. Иларион был и продолжателем строительной деятельности своего старца. Он после смерти преп. Макария принял деятельное участие в перестройке скитской церкви. Последний искус, смотрением Божиим определенный старцу к усовершенствованию меры его духовного возраста, была тяжкая, почти двухлетняя болезнь. Много трудов понес старец в этом новом мучительном испытании духовных сил его, усугубив тем самым, уже и до того обильно им умноженные, от Бога данные таланты. В своей болезни старец не о том просил Господа, «да взятием возмется искушение», но о том, да подаст ему Отец Небесный в сем искушении терпение. Врачей старец принимал, понуждаемый к тому лишь любовью к духовным своим детям, уступал их желанию и усердию, а также и потому, что, находя себя в обилии своего смирения много согрешившим пред Отцом своим Небесным, считал себя за то достойным понести и изреченное премудрым Сирахом наказание: согрешаяй пред Сотворшим его, впадет в руце врачу (Сир. 38, 15).

Видевшие старца Илариона на предсмертном болезненном одре, были свидетелями высоты его терпения, кротости и смирения, какой на земле и в мыслях не многие достигают. В течение болезни старец был два раза (13 марта 1872 года и 25 июня 1873 года) особорован св. елеем и часто приобщался Св. Христовых Тайн, а с 17-го августа, в последние тридцать три дня своей жизни, ежедневно освящался сим таинством. Четыре последние недели старец провел, томясь день и ночь без сна и возможности какого-либо движения на кресле, ибо высоко поднявшаяся в груди вода уже не дозволяла ему принимать лежачее положение. До последних дней жизни старец не оставлял исполнения всех положенных в скиту келейных молитвенных правил, а равно, и полного правила для причащающихся. 18 сентября, выслушав в последний раз утреннее правило, и приняв в первом часу утра Св. Тайны, в шесть часов утра старец Иларион скончал свой многострадальный подвиг. Тихая, благодатно-мирная кончина последовала в полном сознании и памяти. Преподобный выпрямился на кресле и, после нескольких замедленных вдыханий, не озираясь ни направо, ни налево, предал Господу дух свой («Жизнеописание старца Оптиной Пустыни иеросхимонаха Илариона», 1897 г.).


ЧУДЕСА

Дар исцеления

Много приводили к преп. Илариону страдающих нервными и душевными болезнями, которых обычно называют «порчеными». Преп. Иларион был твердо убежден, что полное искреннее покаяние, всепрощение обидевших и примирение со враждующими есть лучшее лекарство от недугов душевных, ибо причиной подобных болезней, как находил старец, бывает часто непримиримая вражда, раздоры семейные и тяжкие нераскаянные грехи. Эти различные причины болезней старец без затруднения распознавал чрез искусные расспросы болящего и иными ему ведомыми путями, иногда и по самому крику «порченых» и его свойствам, и при помощи Божией врачевал их благодатью таинства Покаяния. Старец указывал больным не мнимую, а действительно найденную им причину их болезни и приводил к сознанию, раскаянию и сокрушению о своих грехах. Если больные указывали на кого- либо, как на причину своей болезни, что часто бывало с нервными больными, то старец Иларион, советовал тогда испросить у того лица прощения, если оно живо, а если скончалось, то примириться с ним, отслужить на его могиле панихиду о его упокоении, подавать о поминовении на проскомидиях и дома за него молиться, принести покаяние и принять епитимию, и положить начало добродетельной жизни. Кроме таких советов, давал им на дом Богоявленскую воду, св. артос и масло из лампадок, горевших на могилках почивших старцев Льва и Макария.

Однажды старец что-то сверх обыкновения замедлил и долго не выходил из хибарки, в которой исповедовал женщин; его ожидало много посетителей и посетительниц. Пошли узнать, с кем он там был занят, и узнали, что у него в это время была на исповеди упорнейшая душевнобольная. Старец заставлял ее налагать на себя крестное знамение и говорить свои грехи, но Она крепко противилась и не хотела произносить их, кричала и ругала старца грубыми, непристойными словами. Преп. Иларион, не обращая внимания на ее брань, добивался только того, чтобы она пришла в полное сознание и покаялась в том грехе, за который так сильно страждет. Наконец, после многих усилий больная созналась, покаялась и обещала выполнить все то, что ей посоветовал старец. Отпуская, старец снабдил ее св. артосом и св. водой.

Одна сорокалетняя крестьянка Одоевского уезда, часто посещавшая обитель, сама рассказывала, что в продолжение многих лет сильно страдала припадками, сопровождавшимися корчами, судорогами, криком на разные голоса. В состоянии припадка она неистово кричала, бранилась и обнаруживала такую неестественную силу, что несколько мужчин не могли удержать ее. Много наслышавшись о преп. Иларионе, она обратилась к нему за помощью. Как всегда, так и в этом случае старец исповедал ее во всех грехах, особенно нераскаянных, и вот благодатной силою таинства Покаяния она получила чрез старца совершенное исцеление. Припадки не возвращались, и она стала здорова и покойна, глубоко признательная за полученную помощь. Она жива была еще в 1877 году и лично известна многим братиям.


Спасение от самоубийства

Один купеческий приказчик из Нижнего, средних лет, холостой, страдал несколько лет болезнию, не дававшею ему покоя. Он, по словам его, ощущал, что кто-то пошептывает ему мысли о самоубийстве. Подойдет он к воде, голос шепчет ему: «Зачем тебе больше жить на свете? Утопись!» Увидит он огонь, голос внушает ему кинуться в огонь. Увидит он нож или какое острое орудие, голос внушает ему зарезаться, так как незачем ему оставаться на свете. Исхудалый, изнуренный, со впалыми от душевного недуга глазами, он приехал с матерью своею в обитель, был у старца и на вопросе, отчего он страждет, объяснил, что, по его убеждению, он болен оттого, что, когда ему еще было два года, мать прокляла его. Старец долго занимался с ним, подробно расспросил его, о чем находил нужным, и заключил, что причина болезни не та, которую он приводит, а другая, и болезнь послана ему в наказание за ложные взгляды относительно своей матери. Мать была добрая старушка и очень его любила, и желала ему всякого блага, а он думал, что она сделала его несчастным на всю жизнь. Долго он не соглашался с мнением старца. Наконец, на исповеди старец, с помощью Божией, убедил его оставить ложное мнение, что его прокляла мать, и вместо того смириться перед нею и с чувством раскаяния испросить у нее прощения в оскорбительном мнении о ней. Исполнив наставление старца, он удостоился принятия Св. Таин и явился к старцу уже в обновленном виде — покойный и счастливый; погибельных внушений он уже не слыхал; совесть его умиротворилась, и душа его, освященная таинствами Покаяния и Причащения, возвратилась к светлой жизни. Возвратясь в Нижний, он уже вел жизнь свою по наставлениям старца.

Тульской губернии, Богородицкого уезда купец, тридцати пяти лет, трезвый, более года страдал душевной болезнью: ему представлялось, что все насмехаются над ним и над его действиями и что какие-то незнакомые ему люди, куда бы он ни пошел, преследуют его и намереваются лишить его жизни. Эти мысли ни днем, ни ночью не давали ему покоя, и он уже несколько раз приходил к мысли о самоубийстве и тем самым наводил страх на все свое семейство. По убеждению матери, И. В. приехал в обитель и объяснил свое положение старцу Илариону. Старец несколько раз подолгу с ним занимался и нашел у него затаенный грех, который он не исповедал священнику, сомневаясь в прощении его.

Старец убедил его, что нет греха, который бы не прощало человеколюбие Божие, если в нем каются, и купец на исповеди принес в нем покаяние и, получив разрешение, удостоен был причащения Св. Тайн. При прощании старец сказал ему: «Ну, поезжай с Богом; теперь тебя преследовать и вязать не будут». Так действительно и было: И. В. совершенно выздоровел от своего мучительного недуга.


Исцеление помешанного

Новосильского уезда купец был два года одержим недугом, не дававшим ему ни минуты покоя и доводившим его до безумия. Ему представлялось, будто со всех сторон его преследуют, хотят вязать и лишить жизни. Не будучи поэтому в состоянии заниматься своим торговым делом, А. Е. бегал от людей с блуждающим взором, произнося безсмысленные слова. Домашние боялись, чтобы он в припадке безумия не лишил себя жизни. Более всех обезпокоена была этой болезнью его жена, придумавшая, наконец, свозить его в Оптину Пустынь. Прибыв в обитель, она объяснила старцу болезнь мужа и просила его помощи. Старец долго занимался с ним и из расспросов дознал, что главная причина болезни была его вражда и непокорность отцу, которую он таил в своем сердце. Старец долго убеждал А. Е. оставить злобу и просить у отца прощения, доказывая ему, что только в таком случае он может надеяться на помощь Божию и избавиться от болезни. Больной сперва долго упорствовал, оправдывал себя, а отца обвинял, но, наконец, изъявил готовность исполнить все, что приказывал ему старец. Старец исповедал его, и больной, пробыв в обители после принятия Св. Тайн еще три дня, поехал домой к отцу совершенно здоровым. Теперь, в душевном мире и спокойствии, он занимается в Москве своими торговыми делами, благодаря Бога и старца Илариона.


Избавление от безотчетного страха

Города Белева купеческий сын П. М., занимаясь у отца торговлей, долго страдал душевным расстройством, задумывался, подвергался безотчетному страху, причем часто и видимые предметы представлялись ему не такими, какими они на самом деле были. Наконец, он стал теряться рассудком. Прибыв в обитель, что сделать посоветовали ему родные, больной обратился к старцу Илариону. Старец исповедал его и помог ему советом. Больной с 1870 года совсем остался в обители и живет в ней и ныне мантийным монахом, хотя прежде не только желания, но и мысли у него не было о монашеской жизни.

Не одни нервные или душевнобольные получали, при помощи Божией, от старца облегчение; старец оказывал помощь многим и в других состояниях и обстоятельствах жизни, когда обращавшиеся к старцу добросовестно исполняли полученные от него наставления.


Избавление от неверия

Студент Московского университета, тульский помещик А. П. А. дошел почти до полного неверия в Бога. Быв проездом в обители, он имел продолжительные беседы со старцем. Полные искреннего участия и душевной доброты слова старца подействовали на молодого человека. Он согласился признать свои заблуждения, провел, по предложению старца, в обители несколько дней, исповедался, принес покаяние, сподобился принять Св. Тайны, к чему пред тем уже несколько лет не приступал, и поехал в Москву верующим и благочестивым христианином.


Прозорливость старца Илариона

Мать благочестивого семейства (Тульской губернии, Богородицкого уезда) Т., глубоко уважавшая советы старца — своего духовного отца, приехала в обитель просить его совета относительно вступления в брак своей дочери. К ней сватались три жениха, и они решили поступить в выборе так, как посоветует им старец. Три дня ходили они к старцу, желая услышать, что он им скажет. Казалось, что старец и выбрал одного из трех женихов, но три дня не объявлял им своего решения, и на их вопрос: «Как же вы, батюшка, нас благословите?», отвечал: «Ах, дочка, дочка! Жаль мне тебя, но как же мне с тобой быть? Погодим еще!» На четвертый день он им сказал: «Ну, дочка! Когда уж плыть, так плыть. Переплывешь — будешь человек. Видно, Богу так угодно». Преп. Иларион подразумевал под этими словами, что много скорбей придется перенести девице по выходе замуж. Слова старца сначала показались загадочными, но после, по вступлении девицы в брак, они оправдались. Вначале ей в семействе мужа было очень трудно; пришлось переносить много скорбей и огорчений, так что и крепкое здоровье ее порасстроилось, и духом начала она слабеть. Вспоминая слова старца, Т. ими себя укрепляла, ожидая изменения обстоятельств на более благоприятные. Тяжелое положение ее продолжалось года три. Наконец, неожиданно все изменилось: здоровье ее снова поправилось, и с этих пор она и доныне живет счастливо, благословляя память старца.

Молодой человек из купеческого семейства после четырехлетнего супружества овдовел. Ему стали сватать новую невесту. Когда родной брат его поехал в Оптину Пустынь, он поручил ему испросить у старца о. Илариона благословения на второй брак. Старец дал такой ответ: «Скажи брату, пусть он погодит еще годок, да приедет к нам, и мы посмотрим, не годится ли он нам». Сам съездить к старцу молодой человек не нашел времени, все откладывал, а между тем невесту ему сватали. Не повидавшись лично со старцем, он не исполнил его заочного совета и вторично женился. Но через три с половиной недели вторая жена тоже умерла. После того ему предлагали вступить в третий брак. Тогда он поехал в обитель лично благословиться у старца. Старец принял его с участием и сказал: «Что, не послушался? Вот тебе и женитьба!» Пробыв несколько дней в обители, он у старца на исповеди изъявил желание вместо женитьбы поступить в обитель. Старец спросил, давно ли у него явилось это желание? Тот отвечал: «Всего несколько часов». Старец сказал: «Нужно прежде поиспытать себя некоторое время». По окончании же исповеди с улыбкой сказал: «Ну, приезжай, приезжай, мы тебя примем». Вскоре тот оставил семью и в 1865 году поступил в скит, где и теперь живет мантийным монахом.

Родная племянница Белевского соборного протоиерея Ивана Васильевича Глаголева, находившегося в дружелюбном общении со старцами Леонидом и Макарием, очень благорасположенного к Белевской девичьей обители и к благочинному Белевского девичьего монастыря г. Белева (см. описание Белевского девичьего монастыря, 1863 г., стр. 97-98), с шести лет жила в монастыре игуменьи Павлины вместе с племянницей ее, монахиней М., была клиросной и имела приятный голос. Однажды две сестры из певчих вышли из Белева в один из Московских монастырей, впоследствии они увлекли с собою и Машу. Но в Москве она была недолго покойна, совесть ее не замолчала: с нею сделались нервные припадки. Некоторые Белевские сестры просили старца помолиться о ней. Старец говорил, что Господь силен обратить ее и возвратить в прежнюю обитель с сознанием и раскаянием. Слова старца оправдались: в июне 1871 года она возвратилась в Белевскую обитель.

Когда она пришла к старцу, в хибарке было много народу; она плакала у ног старца, который с обычной любовью принял ее, говоря: «Маша! Ты еще жива? Слава Богу! Верно, молитва матери игумении дошла до Бога». Она сказала старцу: «Милостивый батюшка! Ежели есть подобной мне грешнице милость у Господа, спасите меня! Вся моя надежда после Бога на вас и ваши молитвы, которым я давно и вручила себя!» Старец сказал: «Милостив Господь! Не отчаивайся, веруй и надейся; только бы принести истинное покаяние во всем, что тяготит твою совесть, и с помощью Божией положить благое начало!» Старец хотел, не откладывая, заняться с больной, но с нею повторился припадок. Бывшие с нею сестры, полагая, что она не скоро прийдет в себя, объяснили старцу, что с нею нередко бывают такие припадки, и предлагали, не угодно ли будет старцу оставить ее до следующего дня. Но старец, внимательно и озабоченно следивший за припадком, решил не откладывать. Он велел келейнику подать ев. Богоявленской воды, благословил больную и дал ей выпить; больная выпила и стала спокойнее, наконец и совсем успокоилась. Нужно было видеть, с каким сердечным участием наблюдал за нею старец! Больная на несколько минут уснула легким сном. Старец велел одной из сестер наблюдать за нею, чтобы, как только придет в чувство, исповедать ее, а сам, между тем, продолжал принимать других посетительниц, которых на этот раз было много. Спустя несколько времени, больная очнулась. Старец, оставив занятия с другими, спросил ее: «Что с тобой теперь?». Она отвечала: «За вашими св. молитвами со мной почти все прошло, только в глазах еще темно». «Ты все помнишь? Можешь исповедоваться?» — спросил старец. «Все помню, милостивый батюшка!» И просила, если можно, исповедать ее. Старец после этого занимался с нею более часа. По окончании исповеди утешал ее как дитя, дал ей свои четки, своего служения просфору, св. воды и артос. Воду благословил ей пить при появлении припадка. Отпуская больную, благословил ее и сказал: «Благодари Бога: теперь будешь ты жива, а ежели бы даже пришлось и умереть, — милостив Господь! Буди Его святая воля! Помни же, что лучше быть учеником ученика, нежели жить, полагаясь на свой разум и по своей воле», — и, обращаясь к сопровождавшим ее сестрам, приказал, чтобы не оставляли больную. По уходе больной старец очень был утешен тем, что она могла принесть чистосердечное покаяние, и говорил: «Сестры хотя и думают, что она не так опасна, но Бог знает? И здоровые иногда умирают, а больная, да еще в таком страдальческом положении, тем более не безопасна. Мы не знаем, что с нами может случиться и в следующую ночь или завтра. Что только можно было сделать, чтобы помочь бедной, — все сделано. В подобных случаях не должно откладывать, а пользоваться каждой минутой, чтобы не упустить душу, ищущую спасения, без возможной помощи».

Возвращаясь в гостиницу, больная говорила сестрам: «Други мои! Как у меня теперь легко на душе. Давно не ощущало мое грешное сердце такого отрадного спокойствия духа и такого необъяснимого чувства, какое я вынесла от батюшки. Слава Богу за все!» Она попросила засветить лампадку, выпила св. воды, взяла четки, полученные ею от старца, и легла на койку, перекрестив и себя, и ее крестным знамением. Сестры оставили больную и пошли ужинать. Поужинав и поговорив между собою о той утешительной перемене, которая в этот вечер произошла в состоянии больной, они возвратились к ней, чтобы вместе читать правило «На сон грядущим», но нашли Марию уже уснувшей вечным сном.

Узнав о кончине ее, старец сказал: «Этого нужно было ожидать, потому я и не решился вчера оставить ее без исповеди», —и привел повесть из Пролога (14 июля) о том, как одна сестра вышла из обители в мир (в Солуни) и потом чрез несколько времени греховной жизни пришла к воротам монастыря своего с чистосердечным намерением принести покаяние, но павши пред вратами, внезапно скончалась. Одному епископу было об ее кончине такое откровение: Ангелы защищали душу ее, говоря: «Она столько лет работала нам». Бесы возражали им: «Она и в монастырь-то шла с леностью, как же вы говорите: она покаялась?». На это Ангелы сказали: «Бог видел разум ее, на то уже преклонившийся, и принял ее покаяние, ибо покаянием она владела, сложившись с помыслом о нем, жизнью же владеет Владыка Бог».

К погребению приехали и игуменья Павлина с сестрами, между которыми были певчие. Старец пожелал сам отпевать усопшую, но неожиданно то же намерение возымел и о. игумен, так что отпевание совершали в кладбищенской церкви о. игумен, старец Иларион и совершавший Литургию о. казначей Флавиан. Умилительно было видеть старца, слабым и взволнованным голосом прочитавшего над усопшей Разрешительную молитву.

10 июня 1871 года в четверг, в седьмом часу вечера, больная была в хибарке на исповеди, а в одиннадцатом часу скончалась на двадцать втором году жизни; в воскресенье 13-го числа было совершено погребение усопшей на новом монастырском кладбище Всех Святых. (См. библиографический очерк белевской игуменьи Павлины, «Странник» 1880 г., декабрь).


Из записок белевской монахини Михаилы (Болотниковой). Предсказание игуменства.

Мы — четыре родные сестры, поступили в разные времена в святую Белевскую обитель. Сначала одна сестра, до того проживавшая уже семнадцать лет в другой обители (в рясофоре — Серафима, а потом — игуменья Макария), перешла из Великолуцкой в Белевскую, для батюшки о. Макария; другая сестра, уже несколько лет спустя после нее, поступила к ней в сожительство из миру (потом — схимонахиня Илариона). А мы — две сестры (Михаила, в миру Александра, и Магдалина), вошли обе вместе с особую келью и еще позже того, кажется, в 1858 году. По кончине старца нашего о. Макария, мы — все четыре сестры, поступили по его благословению под руководство ближайшего ученика его, батюшки о. Илариона.

Перешедшая в Белев из другой обители (Великолуцкой), сестра, м. Макария, издавна болезненная, одну зиму хворала более обыкновенного, но по желанию повидать старца с трудом собрала силы, добралась до Оптиной и говорит батюшке о. Илариону: «Должно быть, мне, батюшка, уже недолго жить!» А батюшка отвечал: «Нет, ты не умрешь, а мы тебя еще игуменьей сделаем». По возвращении в Белев сестра узнает, что наша м. игуменья получила известие о неожиданной кончине Тульской игуменьи, а вскоре владыка назначил больную сестру нашу на ее место. К этой внезапной скорби сестры владыка еще приказал, чтобы назначенная в игуменьи к Св. Пасхе была уже в Туле. Это было Великим постом — самая бездорожица. Сестра с этой неожиданной двойной скорбью опять приезжает к батюшке и говорит, что она теперь, по болезненному своему состоянию, не в силах выдержать такой дурной дороги, а батюшка, успокаивая ее, отвечал: «Зачем теперь? Когда будет сухо и тепло, тогда мы и повезем Макарию». Так и случилось. Владыка отложил потом приезд новоназначенной игуменьи до просухи: ее повезли в мае, и батюшкино предсказание сбылось. Ей было там очень трудно. Там она за святое послушание провела на невольном кресте шесть лет. Теперь она избавилась от оного и доживает болезненные дни свои на покое.

Когда уже эта сестра моя была на покое, то батюшка несколько раз повторял: «Смотри, чтобы тебя опять не выбрали в игуменьи!» Мы это считали за шутку, но, к удивлению, слово батюшки сбылось. Когда она еще слабее стала здоровьем и было ей за семьдесят лет, внезапно получает она письмо, в котором ей одно, как видно значительное, лицо той обители (не тульской) предлагало место игуменьи, прося известить, согласна она или нет на предложение, уверяя притом, что заботы сестре не будет никакой, а все нужные к ее определению шаги это лицо берет на себя. Сестра отказалась от предложения.

Теперь скажу о себе. Когда мы с сестрой приобрели в Белевском монастыре свою келью, то батюшка иносказательно намекал нам, как впоследствии объяснилось, что она, келья, непрочна; мы же в то время не поняли намеков и, получив средства, просили у батюшки благословения ее отделать внутри, а также и снаружи обить ее тесом и покрыть железом. Батюшка очень на это не соизволял, благословляя нас жить в ней, какая она есть; и только по неоднократной нашей просьбе, особенно моей нетерпеливой, неохотно согласился на означенные переделки, настрого нам притом наказав, чтобы отнюдь никаких более того поправок не затевать и не делать. Эта настойчивость на своей воле и ослушание, оказанное св. старцу, остались мне, грешной, на всю жизнь мою за самоукорение.

Переделка эта обошлась нам около трехсот рублей. Когда же сестра отправилась на игуменство в Тулу, то мы, по благословению старца нашего и нашей матери игумении, последовали за нею, а келью свою продали за цену, за какую сами ее купили, так что отделка оной осталась нам в убыток.

В это время мы имели более средств, а кроме того, и надежды на будущее. В настоящее же время, когда средства наши поограниченнее стали, пооскудели, то и лишение это чувствительнее стало.

Вот и еще потеряла я от своей безпечности и медленности в исполнении воли старца. Батюшка о. Иларион благословил нас с сестрой передать на случай смерти одна другой, т.е. чтобы сестра передала мне свое достояние, а я, по безпечности, сестре о том не напоминала, все откладывала, думая, что еще успеем, как вдруг сестра внезапно занемогла и скончалась.

Так, перебирая многое из своего прошлого, невольно познаешь невозвратимую утрату дорогого времени, которым я, грешная, по своему нерадению не умела пользоваться.

При жизни сестры мы с нею очень желали поклониться угодникам Божиим, Святителям Тихону и Митрофану (Воронежским), но прежде по обстоятельствам этого сделать не могли, потому и не просились у батюшки. Получив же возможность и найдя дешевого извозчика, мы с этой приятной вестью приехали к батюшке попросить благословения пуститься в путь, в полной уверенности, что отказа с его стороны не будет, но, к удивлению нашему, батюшка нас не благословил ехать, сказав: «Подождите, еще дешевле и веселее съездите», что вскоре и сбылось; вовсе неожиданно съездили, не только дешевле, но совсем почти без всякого расхода и притом в этой поездке, за его святые молитвы, все решительно благоприятствовало к нашему утешению. Батюшка благословил нас возвратиться из Задонска опять через Оптину и очень нас утешил, особенно сестру; необыкновенно был к ней милостив, проводил нас до крыльца хибарки, смотря вслед нам, пока мы скрылись из виду по скитской, увы! — бывшей приятной дорожке, по которой некогда мы ходили в скит к батюшкам о. Макарию и о. Илариону (писано в 1876 г.), и уже очень поздно пришел, родимый, к нам в гостиницу, неожиданно сказав: «Я еще пришел с вами проститься!» Когда сестра благодарила за все милости и утешения, которые батюшка особенно ей оказывал, то он сказал: «Ну, а теперь готовься!» Может быть, батюшка и пояснил бы, но мы обе промолчали: должно быть сестра не поняла, а я, хотя и догадывалась о значении его слова, но, по искушению, поопасалась удостовериться. Батюшка уже по отеческой любви своей, желая, видно, вразумить, чтобы сестра готовилась к переходу в вечность, подождавши несколько, опять спросил ее: «Магдалина, будешь-то ты здорова?» — она отвечала: «Буду, батюшка, за ваши святые молитвы». В то время она совершенно была здорова, по приезде же в тульскую обитель вскоре занемогла тифозной горячкой и скончалась.

Много нас, батюшкиных деток, собралось ко дню его ангела; все стояли около него; ближе всех стояла сестра (м. Илариона), бывшая в то время здоровою. Была у нее только одна давнишняя болезнь, по случаю которой она тихонько, на ушко, спросила у батюшки благословения носить бандаж, а батюшка при всех вслух ей отвечал: «Зачем? Земля все покроет». Потом, как бы вообще, сказал: «На будущий год в этот день здесь кого-нибудь не достанет», — и, взглянувши на сестру, прибавил: — Вот, может быть, и дерево уже срублено, привезено и гроб сделан». Это было сказано 21 октября, а на другой день 5 сентября сестра скончалась, и точно, неожиданно похоронили ее в готовом гробу.

Еще в девятый день по преставлении батюшки, во время панихиды одна женщина спросила меня: по ком это служат? Когда я отвечала, что служат по старце Иларионе, то она вдруг заплакала горько, потом сказала, что она много лет была душевно больна, а «он, мой кормилец, меня вылечил». Да и много подобных случаев встречалось, всего не могу припомнить. Мать Михаила (Болотникова), (t 28 ноября 1889 г. (стр. 241-246)).


Извещение свыше старцу Илариону

Одна помещица страдала серьезным внутренним расстройством. В Москве ее болезнь признали очень опасной, трудно или почти неизлечимой, так как была сильно запущена, и помещица возвратилась из Москвы в трудном положении. В начале августа 1871 года она поехала в Киев, чтобы лечиться там у известного доктора. Однажды старцу выразили опасение относительно неисцелимости и вероятности плохого исхода ее болезни. Старец не отвергал это опасение; был, напротив, как бы тревожен, и сам разделял их. Но удалившись затем из своей приемной в спальную келью и пробыв в ней в удалении около четверти часа, старец снова возвратился в приемную и уже стал положительно говорить в том смысле, что болезнь ее пройдет, и о том, что помещица, по возвращении из Киева, будет делать. Очевидно, старец в спальне по молитве получил извещение о благополучном исходе ее болезни.

Действительно, помещица после киевского лечения совсем поправилась.


Предсказание выздоровления

Около масленицы 1873 г., уже во время последней болезни старца, сильно заболел монах о. Василий; вследствие сильно развившегося острого ревматизма у него онемела вся левая половина тела, от темени головы до оконечности ноги; онемел нос, потерялся слух и способность движения левых членов. Лицо больного было как маска: правая половина оставалась в обыкновенном положении, а левая похудевшая, сморщенная, съежившаяся. Доктор признавал положение больного очень опасным. Когда болезнь была уже в сильнейшем развитии, то старец положительно сказал мне (не видав больного), что отец Василий останется жив. И, действительно, он оправился и жив был еще в восьмидесятых годах.


Разрешение безплодства молитвами старца

Быв однажды в Оптиной Пустыни, я видела одну женщину, которая мне с благоговением рассказала следующее. Семнадцать лет уже не было у нее детей; жили они с мужем достаточно, но сильно горевали, что не имели детей. Пришла она со своим горем к батюшке о. Илариону. Он ей благословил сходить в Задонск и, кажется, в Воронеж и прибавил: «А на будущий год придешь сюда с ребенком».

И как раз в мае, через год, она пришла к батюшке с сыном.


ПОУЧЕНИЯ

Много учил преп. Иларион о незлобивом и безгневном перенесении оскорблений, учил принимать их с самоукорением, как посланные Промыслом Божиим за грехи наши для душевной пользы.

Не стыдись обнажать струпы твои духовному наставнику и будь готов принять от него за грехи свои и посрамление, чтобы чрез него избежать вечного стыда.

Церковь есть для нас земное небо, где Сам Бог невидимо присутствует и назирает предстоящих, поэтому в церкви должно стоять чинно, с великим благоговением. Будем любить Церковь и будем к ней усердны; она нам отрада и утешение в скорбях и радостях.

В ободрение скорбящих старец часто говаривал: Аще Господь по нас, кто на ны? (Рим. 8, 31).

Каждое дело необходимо начинать с призыванием в помощь имени Божия.

Часто говорил старец о хранении совести, о внимательном наблюдении за своими мыслями, действиями и словами, и о покаянии в них.

Учил немощи и недостатки подчиненных нести благодушно. «Замечания делай, — наставлял, старец, — не давая пищи собственному самолюбию, соображая, мог ли бы ты сам понести то, что требуешь от другого».

Если чувствуешь, что гнев объял тебя; сохраняй молчание и до тех пор не говори ничего, пока непрестанной молитвой и самоукорением не утишится твое сердце.

Полезнее для души сознавать себя во всем виноватым и последним из всех, нежели прибегать к самооправданию, которое происходит от гордости, а гордым Бог противится, смиренным же дает благодать.

Часто старец приводил изречение апостола: «Истинная любовь не раздражается, не мыслит зла, николиже отпадает».


Загрузка...